Эта статья закона, плод творчества какого-то понаторевшего на составлении частных биллей * высокопоставленного бюрократа, казалась столь чудовищно нелепой, что никто не принимал ее всерьез. Однако в тот момент, когда мы уже были готовы выдать первую щедрую пенсию одному литератору, я почуял недоброе и обратился к юрисконсульту, который подтвердил всю обоснованность моих опасений. Поэтому даже нет смысла запрашивать, имеет ли право наша ассоциация, близкая по своему характеру к обществам взаимного кредита, ссылаться на прецедент, о котором Вы мне сообщили. Запрещение не может быть снято в течение по крайней мере двух или трех лет.
Искренне Ваш.
75
УЭСТЛЕНДУ МАРСТОНУ *
Тэвисток-хаус,
среда, 3 февраля 1858 г.
Дорогой Марстон,
От всей души поздравляю Вас с Вашей очаровательной пьесой. Она произвела на меня такое впечатление, что я не сумел бы выразить его Вам, даже если бы и попробовал. Если не считать "La Joie fait peur" *, я не видел ничего, что могло бы идти в сравнение с ней; а тонкость умилительного образа беззаботной девочки, которая ради Ребена становится женщиной, способной на высочайшее самопожертвование, бесконечно превосходит мадам де Жирардэн. Не могу выразить Вам, как я восторгался пьесой вчера и какие искренние лил слезы. Трогательная мысль, полная такого изящества, воплощена истинным художником и поэтом с благородной мужественной щедростью, и никто, ознакомясь с ней, не сможет остаться равнодушным.
Все актеры играли превосходно, но мистер Диллон был поистине восхитителен и заслуживает самых горячих похвал. Как приятно в наши дни видеть актера, с таким пылом отдающегося своему искусству и играющего с такой естественностью и силой! Есть только одна мелочь, которую, я думаю, ему следовало бы изменить. Я убежден, что ни один человек - и уж во всяком случае, такой человек - не станет мять письма, написанного рукой любимой женщины. Он может, конечно, бессознательно прижать его к сердцу и в то же время растерянно искать его взглядом; или он может сделать что-нибудь, что выражало бы ту нежность, любовь, которая для него связана с мыслью о ней, но ни при каких обстоятельствах он не стал бы мять ее письма, скорее уж он смял бы ее сердце.
По тому, что я заметил такую мелочь в такой великолепной игре, Вы можете судить, как внимательно я следил за Диллоном. Никто не может сравниться с ним в этой роли, и я должен признаться, что он не только заворожил меня, но и удивил.
Я думаю, что стоило бы предложить эту вещь "Комеди Франсэз". Им очень удаются одноактные пьесы; такие пьесы пользуются там большим успехом, а эта кажется мне очень подходящей для них. Если бы Вы захотели, чтобы Сансон или Ренье прочли Вашу пьесу (по-английски), то, будучи хорошо с ними знаком, я был бы рад сообщить им, что я послал ее с Вашего разрешения, потому что она мне очень понравилась.
Искренне Ваш.
76
АРТУРУ СМИТУ
Тэвисток-хаус, Тзвисток-сквер, Лондон,
вторник, 25 мая 1858 г.
Мой дорогой Артур,
Я не только разрешаю, но даже прошу Вас показывать прилагаемое письмо и тем, кто относится ко мне доброжелательно, и тем, кто, будучи введен в заблуждение, станет судить меня несправедливо.
Тэвисток-хаус, Тэвисток-сквер, Лондон,
вторник, 25 мая 1858 г.
Наша совместная жизнь с госпожой Диккенс была несчастливой уже в течение многих лет. Для каждого, кто знал нас близко, без сомнения, (шло ясно, что трудно наши супругов, которые бы менее подходили друг к другу но характеру, темпераменту и во всех других отношениях, чем мы с женой. Вряд ли когда-либо существовала семья, в которой муж и жена, сами по себе неплохие люди, так не понимали бы друг друга и имели бы так мало общего. Это может подтвердить наша преданная служанка (она была нам скорее другом), которая, прожив с нами шестнадцать лет, вышла замуж, но по-прежнему пользуется полным доверием г-жи Диккенс, так же как и моим. Она имела возможность изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год близко наблюдать прискорбное состояние нашей семейной жизни, будь то в Лондоне, во Франции, Италии всюду, где мы были вместе.
Мы не раз собирались расходиться, но единственной, кто стоял на пути к разрыву, была сестра г-жи Диккенс, Джорджина Хогарт. С пятнадцатилетнего возраста она целиком посвятила себя нашей семье и нашим детям, для которых она была и няней, и учителем, и участницей их игр, и защитником, и советчиком, и другом.
Что касается моей жены, то из чувства уважения к ней лишь замечу, что в силу особенностей своей натуры она всегда перекладывала заботу о детях на кого-либо другого. Я просто не могу себе представить, что сталось бы с детьми, если бы не их тетка, которая вырастила их, снискала их искреннюю преданность и пожертвовала ради них своею молодостью, лучшими годами своей жизни.
Глубоко страдая за нас, она увещевала, убеждала нас и всеми силами старалась не допустить разрыва между г-жой Диккенс и мною. Г-жа Диккенс часто благодарила сестру за ее любовь к детям и заботы, которыми она их окружила; особенно часто она выражала свою признательность в этот последний год.
Уже в течение нескольких лет г-жа Диккенс неоднократно давала мне понять, что для нее было бы лучше уехать и жить отдельно от меня. Она говорила, что пропасть между нами все увеличивается, и это усугубляет состояние подавленности, которое у нее иногда бывает, что она не в силах более жить со мной и что ей лучше покинуть наш дом. Я всегда отвечал на это, что мы должны примириться со своим несчастьем и нести свой крест до конца, что мы должны это сделать ради детей и быть вместе хотя бы "для других".
Наконец, приблизительно три недели тому назад, Форстер убедил меня, что в интересах самих детей будет, несомненно, лучше, если мы направим их жизнь в новое, более счастливое русло. Я уполномочил его как нашего общего друга вот уже в течение двадцати одного года переговорить с г-жой Диккенс, а она со своей стороны поручила представлять свои интересы Марку Лемону.
В прошлую субботу Лемон написал Форстеру, что г-жа Диккенс "с благодарностью принимает" условия, предложенные мною.
Что касается денежной стороны вопроса, скажу только, что я был так щедр, как будто г-жа Диккенс знатная дама, а я сам человек со средствами. Вот вкратце остальные условия: старший сын будет жить с матерью и всячески помогать ей, старшая дочь останется хозяйкой в моем доме; остальные дети также останутся со мной, вместе со своей тетей Джорджиной, к которой они привязаны всей душой, так, как редко могут быть привязаны к кому-либо юные сердца, и которая (о чем я не уставал твердить в течение многих лет), как никто другой в этом мире, заслуживает мою горячую признательность и уважение.
Я надеюсь, что никто из тех, кто ознакомится с этим письмом, не будет настолько жесток и несправедлив, чтобы неправильно истолковать наш разрыв. Мои старшие дети полностью отдают себе отчет в происшедшем и принимают его как неизбежное. Между мной и детьми царит полное взаимное доверие, и старший сын согласен со мной во всем.
Два злопыхателя, которым, хотя бы из чувства уважения и благодарности, следовало бы отзываться обо мне совсем иначе, связали случившееся с именем одной молодой особы, которой я чрезвычайно предан. Я не назову ее имени, ибо я слишком высоко се ставлю. Клянусь честью, на всей земле нет более добродетельного и незапятнанного существа, чем эта особа. Она так же чиста и невинна, как мои любимые дочери.
Далее, я убежден, что г-жа Диккенс поверит всему, что я здесь написал, из чувства уважения, которое, как я знаю, она питает ко мне, а также потому, что она верит в мою искренность и правдивость, что она не раз подтверждала в лучшие минуты нашей совместной жизни.
По этому вопросу между мною и детьми также нет никаких недомолвок. Наши отношения основываются на полной откровенности, как у братьев и сестер. Они знают, что я никогда не стану обманывать их, и наше взаимное доверие непоколебимо.
Приложение
Мы узнали, что в связи с разрывом семейных отношений между г-ном и г-жой Диккенс распространяются утверждения, что этот разрыв будто бы имел место вследствие обстоятельств, бросающих тень на репутацию г-на Диккенса, а также на доброе имя других лиц.
Мы торжественно заявляем, что отвергаем подобные утверждения, как не имеющие никаких оснований. Нам известно, что г-жа Диккенс не верит этим утверждениям. Мы обещаем во всех случаях выступать против них.
(Следуют подписи миссис Хогарт и ее младшей дочери.)
77
НЕЛСОНУ ЛИ
Тэвисток-хаус,
суббота, 29 мая 1858 г.
Дорогой сэр,
Я сумел просмотреть рукопись Вашей "Биографии" только два или три дня тому назад, так как все это время был занят более обычного.
У меня нет слов, чтобы достойно восхвалить скромность ее тона и ненавязчивое мужественнее благородство, которым она пронизана. Она подтверждает все хорошее, что я когда-либо о Вас слышал, и показывает Вас в очень естественном и приятном свете.
Но с большим сожалением я должен, однако, прибавить, что, несмотря на все свои достоинства, она по своему характеру вряд ли будет иметь успех у широкой публики. Мне кажется, что она всецело ограничена кругом театральной профессии и даже не охватывает ее целиком. Поэтому я уверен, что вряд ли найдется издатель, который решится пойти на подобный риск. Если бы такой издатель и нашелся, я считал бы, что он совершает ошибку, а если бы книга хотя бы окупила расходы по своему изданию, то, значит, сильно ошибаюсь я.
В литературе существует уже множество описаний бродячей жизни, в том числе и жизни актера. Значительное число таких описаний существует и в биографической литературе. А в пережитом Вами я не нахожу разнообразных и интересных приключений, которых непременно будут ждать читатели, привлеченные такой темой. То же, что касается руководства театром, бенефисов и афиш, на мой взгляд, может заинтересовать только горсточку людей. Я помню много случаев, когда это проверялось на практике, и ни один из них не опровергает моего мнения.
Жизнь всякого целеустремленного, трудолюбивого и честного человека поучительный урок, но урок этот нужно прожить, а не описывать. В Вашей биографии я не нахожу достаточных оснований для того, чтобы ее стоило описывать, хотя, несомненно, это предмет законной гордости и интереса для Вашей семьи и, может быть, для кое-кого из Ваших собратьев по профессии. Но ни тех, ни других нельзя смешивать с широкой публикой, а в этом-то, на мой взгляд, и заключалась бы ошибка, если бы Вашу биографию издали.
Искренне Ваш.
78
УИЛКИ КОЛЛИНЗУ