При отсылке письма, романа и замечаний (всё вместе) напиши им строк шесть, что ты уполномочен действовать, ожидаешь от них поскорей ответа и т. д., впрочем, самых вежливых строк, прошу тебя, и дай свой адресс. Если же, голубчик мой, ты по какому-нибудь важному обстоятельству осуждаешь мой поступок, если к тому же имеешь какие-нибудь известия, то, (1) пожалуй, и не посылай письма. На твое благоусмотрение. А пошли только окончание романа при письме, в котором изложи мои замечания, смягчив их и выкинув ненужное. Впрочем, не понимаю, какое же бы обстоятельство могло остановить тебя. Я очень бы желал кончить с ними всякое дело. Я так извинялся в 2-х прежних письмах перед этим мужичьем, что теперь самому досадно. Осел! Он полагает себя Юпитером. Мне омерзительно у них участвовать. Неужели нечестны и неделикатны в высшей степени мои предложения даже теперь?
Я предвижу 3 случая. 1) Что они, по своей непомерной гордости, откажутся от романа. Тогда немедленно достать денег и отдать им. Голубчик, милый! Если б можно было не занимать у Некрасова, а достать 500 руб. только на несколько дней и отдать их, и потом уже идти и продать Некрасову. Но если нельзя достать, то сходи сам к Некрасову, поговори с ним лично, расскажи всё дело откровенно, кланяйся ему от меня и предложи роман с тем, чтоб примерно за половину, то есть за 7 листов, деньги вперед, по 125 руб. Как он уже предлагал мне от Плещеева. Дай ему от себя расписку. Прибавь, что так как я им остался в
49-м году должен 165 руб. (Некрасову), то готов заплатить при окончательном расчете. Печатать в нынешнем году и, по возможности, в двух частях. Если будешь отдавать 500 руб. в "Русском вестнике", то съезди сам, конечно, на мой счет. Не откажи, родной.
2-й случай). Извинения, оговорки, какое-нибудь неизвестное мне обстоятельство и согласие на все условия. Это может быть; роман хорош и если у них прочли его, то, пожалуй, и не захотят упустить. В таком случае можно бы закинуть словцо о деньгах вперед, по возможности больше. Рукопись у них в руках, а цензура двух слов не вымарает. За это ручаюсь.
3-й случай). Они ответят учтиво, холодно и неясно, что так как дело касается более Михаил Никифоровича Каткова, то без него нельзя и решить. Следовательно, надо или его ждать или к нему послать за ответом. Но это будет только увертка и мелкое мщение - проволочить дело. И что же, наконец, за редакция, которая не знает, как действовать? В таком случае нечего делать, но надо известить, что я не отступаю от моих условий и что если они проволочат до будущего года, то я перепечатаю роман отдельно. А если дадут мне 100, то буду жаловаться одновременно публике и суду. Я прав и чист; им будет очень стыдно. Впрочем, в крайнем случае, в случае затруднения подожди моего приезда. Но письмо, роман и замечания пошли тотчас же, как получишь.
Прости за хлопоты, которые тебе доставляю. Но ведь ты мой ангел-спаситель! Спаси и теперь. Надеюсь застать в Казани от тебя деньги. Брат, если их не будет, я погиб.
Завтра выезжаю. (2) Сегодня голова идет кругом, и сверх того болен желудок. Прости деловой характер этого письма. Обнимаю тебя крепко. Наконец-то, может быть, увидимся, голубчик ты мой!
До свидания!
Ф. Достоевский.
Завтра выезжаю в 5 часов пополудни.
(1) далее было начато: очень бы хор<ошо> (2) было: еду
151. M. M. ДОСТОЕВСКОМУ
24 августа 1859. Тверь
Тверь. Понедельник, 24 августа 59.
Вот и еще письмо к тебе, дорогой друг мой Миша, и всё об моих делах. Во-1-х, получил ли ты, голубчик мой, мое письмо, которое я послал тебе в ответ на твое первое? Второе письмо твое (на осьмушке) я получил
3-го дня, и так как вчера было воскресенье, то и не мог отвечать тебе на другой день, а отвечаю сегодня на третий. Всё что ты советуешь мне очень хорошо. Я почти так и поступил; но что мне стоило сыскать квартиру, каких хлопот! Денег у меня всего 20 руб. и непроданный тарантас, в котором я приехал. За него давали 30 руб., а он стоил мне 115. Обидно. Ищу покупщиков хоть бы за 40 руб. Но когда они найдутся? Ты советуешь не покупать даже чашки. Чашки-то положим; но самовар непременно надо купить. Вот и расход. К тому же сапоги и башмаки плохи. Одним словом, поместились мы как на булавочном копчике. Впрочем, это ничего. Всё уладится, бог даст. Что твое здоровье, голубчик мой? Теперь переменилась погода, дождь, и тебе еще труднее будет ехать ко мне. Вообще здоровьем не рискуй, хотя бог видит, как я желаю обнять тебя. Тоска. Тверь самый ненавистнейший город в свете. Я надеюсь, однако, что это письмо тебя еще застанет в Петербурге.
Теперь вот какие дела: вчера получил 2 письма. Первое от Милюкова, с статьей в "Le Nord". Послано было в Семипалатинск, от 5-го июня, и, по распоряжению моему, при отъезде из Семипалатинска, переслано мне в Тверь. Таким образом я получил его только вчера. Прошу тебя, милый мой, напиши мне, как зовут Милюкова по имени и отчеству; я забыл. Мне очень хочется ему как можно скорее ответить. Второе письмо, полученное мною тоже вчера и тоже через Семипалатинск, было письмо из редакции "Русского вестника". Каково! Послано из Москвы
15-го июня. Смысл моего письма в "Вестник", отосланного через тебя, с укорами и условиями - таким образом исчезает, но не совсем. Вот что они пишут. Пишет какой-то их factotum, помощник редактора или тому подобное (подпись письма я никак не мог разобрать), но только не Капустин и не Леонтьев (оставленные Катковым в виде редакции). Этот господин пишет мне, (1) что он "по поручению редакции "Русского вестника" уведомляет меня (во-1-х) что 3/4 романа моего получены". Эх, когда уведомили. Я положительно писал, что 15-го выезжаю в Тверь. А они только 15-го письмо пустили! Далее: что "рукопись моя получена в редакции в минуту отъезда Каткова за границу, так что уж он из-за границы прислал распоряжение" (но не ответ на письмо). Всё это неправда. По известию от Плещеева ясно, что он получил мое письмо и рукопись не в минуту отъезда, а за несколько дней. Далее: Катков распорядился, чтоб мне высланы были 200 руб., но редакция, дескать, не решается, ибо, так как я сам писал, что 15-го июня выезжаю из Семипалатинска, то, следственно, деньги не застанут уже меня в Семипалатинске, и потому просят прислать верный адресс. Во-1-х, им положительно написано было, что я выезжаю в Тверь и никуда больше; - вот и адресс; а во-2-х, к какому же черту они послали мне письмо, когда положительно знали, что оно не застанет меня в Семипалатинске? Что за странные распоряжения! А письмо ведь, между прочим, нужное.
Затем просят прислать конец романа - и только.
Теперь что ж заключить из этого письма? Во-1-х, Катков сам не отвечает (уже на 2-е письмо мое). Ну, положим, что таким государственным людям отвечать такой мелюзге, как я, - некогда. В сторону вежливость! Но ведь я, кажется, просил уведомить положительно: сколько он мне дает за лист и даст ли
100? Положим, я ему должен, но из этого не следует, что Катков, как кредитор, получает и право единственного и бесконтрольного оценщика. Ведь это дела, как же не отвечать на это? И беспорядочно и невежливо! Теперь, по получении от тебя письма и рукописи, они не хотят даже уведомить тебя, что получили рукопись. Невежи! Положим, я извинюсь за мое письмо и извинюсь первый. Одним словом, сделаю всё, что может сделать порядочный человек; но они-то что скажут? Наконец, москвичи все такие мелочные, щекотливые и раздражительные. Пожалуй, еще скажут, что письмо мое (с упреками) надо отослать Каткову и без того нельзя ничего решать. Черт знает что такое! Хотел бы им отвечать, да не знаю что; просить у них теперь о присылке 200 руб. в Тверь невозможно. Во-1-х, рассердившись на то письмо, они, пожалуй, скажут, что теперь, после такого письма, без разрешения Каткова - нельзя. Следственно, афронт. Во-2-х) нет ответа: соглашаются ли они на 100 рублей и на условия? а без этого печатать нельзя. И потому я решаюсь не отвечать, а напишу им сегодня только вот что: что получил их письмо. Что ответ последует через уполномоченного Михаила Михаил<овича> Достоевского, который лично будет в Москве через неделю или дней через десять по своим делам.
Друг мой! Ты писал, что, может быть, от меня поедешь в Москву. Я на это и надеялся. Если поедешь, то и переговоришь с редакцией хорошенько. А если нельзя тебе будет ехать (что очень может быть), то я уж тогда прямо напишу письмо, которое мы сочиним здесь вместе с тобою. Так ли, голубчик мой? Вообще ожидаю тебя с нетерпением. Обо всем решим. Но заметь, друг мой милый: если тебе будет тяжело ехать в Москву или нельзя, то я никак не настаиваю и не претендую. Стану ли я это делать, голубчик мой!
Теперь еще просьба и великая. Вот что: у жены нет никакой шляпки (при отъезде мы шляпки продали. Не тащить же их было 4000 верст!). Хоть жена, видя наше безденежье, и не хочет никакой шляпки, но посуди сам: неужели ей целый месяц сидеть взаперти, в комнате? Не пользоваться воздухом, желтеть и худеть? Моцион нужен для здоровья и потому я непременно желаю купить ей шляпку. В здешних магазинах нет ничего, шляпки есть летние, гадкие, а жена хочет осеннюю, расхожую и как можно дешевле. И потому вот какая моя убедительнейшая к тебе просьба. Пошли или сам зайди к m-me Вихман и, если есть готовая, купи, а нет, закажи. Шляпка должна быть серенькая или сиреневая, безо всяких украшений и цац, без цветов, одним словом, как можно проще, дешевле и изящнее (отнюдь не белая) - расхожая в полном смысле слова. Другую хорошенькую зимнюю шляпку мы сделаем после. А теперь только что-нибудь надеть на голову, не простоволосой же ей ходить? Если m-me Вихман скажет, что шляпки летние, а осенних фасонов еще нет, то закажи осеннюю и пусть она сама сделает какой угодно осенний фасон, хоть прошлогодний. Без украшений, дешевле, но как можно изящнее. У нас в Семипалатинске была расхожая шляпка в 9 целковых (то есть здесь в 5), но до того изящная, что годилась графине.
Ради бога, брат, не откажи. Продам тарантас - деньги отдам тотчас. Есть у Вихман ленты (мы здесь видели образцы от Вихман же) с продольными мелкими полосками серенькими и беленькими. Вот таких бы лент к шляпке. Жаль, что не могу прислать образчика. Если можно - привези шляпку с собою. Если же нет - закажи, и, когда будет готова, пусть отправят по железной. Но чтоб она тебя не задерживала в Петербурге.
Голубчик мой! Не досадуй на меня за мои просьбы! У меня у самого голова кругом идет. Прощай! Обнимаю тебя и всех твоих. Жена тебе кланяется. Коле также. Милюкову поклон.
Если б роман в "Современник", то у меня бы, за уплатою тебе 200 руб., была бы 1000 сереб<ром>, а теперь в "Вестнике" останется не более 600. Что делать. Для меня 600 - ничто. Нужды-то велики! Подумаем-ка вместе, как достать денег.
И не думай, чтоб я подделывался, чтоб тебе 200 не заплатить! Непременно заплачу! Я так хочу - и заплачу!
(1) было: уведомляет меня
152. M. M. ДОСТОЕВСКОМУ
25 августа 1859. Тверь
Вторник 25 августа 59. Тверь.
Сейчас получил я, голубчик мой, твои два слова и спешу тебе ответить тоже на лету, двумя словами (почта отходит, 2-й час). Вчера я писал тебе и уведомлял о письме "Русского вестника". Письмо же, присланное тебе (и которое я сейчас имел удовольствие прочесть), - удивительно! Ни одного слова ясного, не приняли условий - каких именно! Все были чрезвычайно легки. 2-е) На одной странице себе противоречат: то твердо уверены, что деньги не могли дойти до меня, то удивляются, что я ничего не упомянул о письме, посланном ими 13 августа! (1) Да как же я мог его получить, если они совершенно уверены, что денежного письма я бы никак не успел получить. Бестолково! Наконец: отвечают и оправдываются вовсе не на те пункты, о которых я просил. Я положительно просил Каткова, изложив ему мои обстоятельства (то есть выезд, безденежье и проч.), - уведомить меня: сколько он мне даст за роман, даст ли 100 руб. для того, чтоб я, человек бедный и разоренный переездом 4-х тысяч верст, мог знать, на что могу рассчитывать по приезде в Тверь. Неужели это не важный для меня вопрос? Не насущный, не самый необходимый? Следственно, меня всего более рассердило то, что Катков решительно не обратил внимания на мою просьбу, не только замедлил ответом, пренебрег моими деликатнейшими просьбами, то есть просьбами человека в крайнем и эксцентрическом состоянии, - но даже до сих пор, даже из письма их (от 13-го июня), полученного уже здесь, я не знаю, согласен ли был (2) он на 100 руб.; следовательно, я и теперь не знаю: на что я мог рассчитывать. (Заметь себе, что он не отвечал мне уже на 2 письма.) Отъезд за границу нисколько не мешал ему сказать тому же секретарю два слова, только два слова, что он, дескать, соглашается на 100 рублей, и велеть написать об этом мне тотчас же.
Теперь они делают вид, что будто бы я рассердился за то, что мне не прислали 200 руб.! Видит бог, что нет! если мне было досадно, что не прислали, так я бы ни за что не написал им такого письма с упреками, которое ты им переслал, мне просто обидно было крайне пренебрежительное ко мне поведение (3) Каткова.
Вот еще новая у меня мысль: или они очень рассердились на мое письмо, думали и надумались наконец возвратить роман; или еще штука: именно - роман им не понравился.
Если б понравился роман, то они, может быть, и согласились бы проглотить пилюлю, да не упустили бы хорошей вещи. А впрочем, кто знает, может быть, и самолюбие пересилило все остальные соображения. Теперь вот что, друг мой: я уверен, что в моем романе есть очень много гадкого и слабого. Но я уверен - хоть зарежь меня! - что есть и прекрасные вещи. Они из души вылились. Есть сцены высокого комизма, сцены, под которыми сейчас же подписался бы Гоголь. Весь роман чрезвычайно растянут; это я знаю. Рассказ непрерывен и потому, может быть, утомителен. И потому, умоляю тебя, голубчик Миша, не читай ни строчки по получении романа, а получишь приезжай ко мне и прочтем здесь, все вместе; вместе и решим, куда он годен; я же и поисправлю кое-что (то, что хотел исправить - перемена глаголов и т. д.). Некрасову же не давай теперь. Впрочем, можно их слегка предуведомить. Мы с тобой вместе согласились бы и об условиях, что с них просить?
Правда, меня ужасает, что на тебя обрушилась уплата 500; но одно утешает: что заем этот недолгий. Ведь роман стоит же что-нибудь. Непременно отдам - у меня теперь 12 целковых всех денег. Сашин подарок очень кстати. Поцелуй же ее за меня и поблагодари. Это очень мило с ее стороны, тем более что ведь она меня совершенно не знает. Тарантас не продается - нет покупщиков. Вчера писал тебе об шляпке, не забудь, ради бога, друг мой. Образчик лент для уборки шляпки. Ленты эти от Вихман из Петербурга (сказала здешняя магазинщица). Цвет же шляпки как серенькая полоска на лентах.
Вчера ночью много грустил о твоем здоровье и укорял себя, что хотел тебя послать в Москву по делам моим. Но теперь, слава богу, уж нечего делать в Москве. Ради бога, береги здоровье, и если чуть-чуть худо, то лучше отложи поездку ко мне. Но если здоровье не помешает, то, ради бога, не стесняй себя ни романом, ни шляпкой - ничем, приезжай как можно скорее.
На железной буду с четверга на пятницу и встречу тебя.
(1) ошибочно вместо: июня (2) было: согласие ли было (3) вместо: пренебрежительное ко мне поведение - было: пренебрежительный тон
153. M. M. ДОСТОЕВСКОМУ
19 сентября 1859. Тверь
Тверь, 19 сентября 59.
Вчера получил твое письмо, голубчик Миша, да поздно, и потому не мог сейчас отвечать тебе. Письмо твое меня ужасно обрадовало, во-первых, потому, что я вполне один, а во-2-х, что оно пришло раньше, чем я думал. Я думал, что оно придет в субботу. Рад за тебя, что ты опять у своих и доволен. Только когда-то увидимся? Я хоть и сижу в Твери, а все-таки продолжаю странствовать, когда-то нас опять соединит судьба.
Ходил к Баранову с письмом к Долгорукому. Он мне обещал сделать всё (то есть не более как переслать письмо), но сказал, что напрасно я теперь подаю, что князя Долгорукова теперь нет в Петербурге, а в вояже он не доложит, и потому советовал отложить мне до половины октября, когда князь воротится в Петербург. Тогда и просил прийти с письмом. Рассудив, я полагаю, что это справедливо.
Тем более, что если через месяц князь будет в Петербурге, то дело сделает скоро, особенно при ходатайствах и рекомендациях, например от Эдуарда Ивановича. Так что я даже надеюсь к 1-му декабря быть у вас. И потому подождем.
О Врангеле я прочел в твоем письме с чрезвычайным удовольствием. Я так обрадовался ему. Поклонись от меня, скажи, что мне ужасно хочется его видеть и что если он приедет в Тверь, хоть на один день, то сделает чудесно хорошо. На днях ему напишу. Эдуарду Ив<ановичу> (1) напишу тоже, погодя немного. Майкову поклонись и скажи, что я не менее его люблю и помню, а если приедет, то сделает прекрасное дело; хоть на день; скажи ему, что я жду его с крайним нетерпением.
К сестрам написал.
Ты пишешь, что не застал Некрасова дома. Но вот что, друг мой: если ты и 16-го его не застал, то не опоздать бы с рукописью? Уйдет время, - и они будут другое печатать в октябрьской книжке. Надобно еще прочесть ее, а ты мне не пишешь: оставил ли у него рукопись? И передал ли ему письмо? Обещаешь писать
17-го, если увидишь Некрасова. Конечно, увидишь, и потому жду сегодня твоего письма с крайним нетерпением. NB: в сношениях с Некрасовым замечай все подробности и все его слова, и, ради бога прошу, опиши всё это подробнее. Для меня ведь это очень интересно.