Люта подкинула в ладони клубочек и еще раз внимательно его осмотрела. Нитки как нитки. Волшебством не пахнет, не светится аки солнышко и не разговаривает человеческим голосом. Положи в корзинку с другими клубками и тут же потеряешь.
«Но Ягиня как-то находит! Как? — Чтобы точно увериться в своих выводах, Люта лизнула клубочек. — И на вкус — нитки».
Глупо хохотнув, девушка покачала головой, какой только дуростью не начнешь страдать, от страха и неизвестности. То, что ей страшно, Люта признала за день до ухода от Ягини. Ей всучили в руки клубочек с наказом:
— Не потеряй!
— Разве вещи волшебные могут потеряться?
Взгляд Ягини дал понять, что лучше бы глупые вопросы потерялись вместе с Лютой, а вот волшебные вещицы всегда найдутся, на то они и волшебные. Женщина только проворчала:
— Они могут не подчиниться, будешь раздумывать, укатится от тебя и ищи потом свищи. Как воспользуешься клубочком, шепни ему домой возвращаться и отпусти, дорогу сам найдет.
Люта тяжко вздохнула, сжав клубок в ладошках, словно согреть хотела. Ягиня может и не хотела выспрашивать, чего пригорюнилась ученица, да не помогло, Люта продолжала горестно вздыхать и ходить хвостом за женщиной.
— Ну чего еще?
— Страшно.
— От чего? Раз страшно, так иди топись, мешать не буду, клубочек только верни, — Ягиня потянулась было за вещицей, но Люта тут же отпрыгнула и помотала головой.
— Ну нет, с клубочком все веселей.
— Топиться? А ну верни!
— Тьфу! Да при чем здесь это? Не собираюсь я помирать. В пути, говорю, веселей. А страшно от неизвестности. Чего там ждет меня? Я ж мир и не видела. Только и того, что родное селение, да соседнее, а после стан хазарский. Какие там люди? У кого помощи просить? Кого опасаться? Кому доверять?
Ягиня отложила в сторону щетку, которой расчесывала спутанную гриву Тодорки. Ее вмиг посерьезневший взгляд заставил Люту сильней сжать клубочек и настороженно сделать шаг назад. Последний раз, когда Яга смотрела на нее так, девушка плакала от боли и ощущения, что ее кости ломают, что тот хворост для костра.
— Доверять? Смотри-ка чего удумала. Доверять она собралась. Заруби себе на носу, на косе, а лучше в темечко вбей: доверие — путь к предательству. Тебе могут клясться, могут обещать, могут всеми силушками честность свою показывать, но суть одна, чуть что не так, спиной повернутся, а все обещания и клятвы трухой осыпятся. Пойми, Люта, люди везде одинаковые, видят, что не похож ты на них — изгоняют. Потому вот наказы мои: помощь тебе не нужна, — я достаточно вложила в тебя сил и умений. Опасаться нужно всех, даже зайца на поляне — зубы у него мощны. Доверять никому нельзя. Ищи не помощника, а союзника, да не забудь клятву взять, того лучше, если найдешь на него управу и сможешь управой этой давить в нужных местах.
— Так-то ж угроза! Зачем запугивать, когда подружиться можно. Сам ведь добровольно сделает все.
Ягиня с какой-то странной усмешкой, в которой злоба с гордостью перемешалась, окинула взглядом ученицу и протянула:
— Надо же, а как невинность-то строишь, а сколько коварства! Я не добро во плоти, Люта, сама знаешь, да только и у тьмы есть свои правила и честь. Это свет может дружить, а потом делать так как хочет, хоть спину казать, хоть попой вертеть. Тьма говорит честно: «Я тобой воспользуюсь, возьму то, что мне нужно и уйду, но и ты в накладе не останешься». Потому не ищи друзей, ищи союзников. А страшно всегда будет. Мне вот сейчас очень страшно, что, если ты не сойдешь с этого места, мои высаженные семена так и не взойдут. Брысь!
Люта вздрогнула от голоса Ягини, раздавшегося в голове. Надо же, уже два дня не слышала этой ехидны, а будто бы и не уходила. Девушка наконец вышла на главный тракт, и пора было определяться с направлением, а не предаваться воспоминаниям. Тут бы еще с предсказанием разобраться, угораздило же на птицу треклятую нарваться и ладно б путное чего сказала, так нет же, навела тумана и была такова. Еще раз примерившись к клубочку, Люта поднесла его к губам и шепнула:
— Покажи путь до жен зрящих.
***
Две седмицы пути прошли до того спокойно и мирно, что Люта было заскучала. Люди на тракте попадались на диво дружелюбные. Ее даже на телеге немного прокатили и в небольшом селе, чуть ли не три домишка, покормили и выспаться дали. Клубочек послушно замирал, когда девушка переставала следовать за ним и дожидался, покуда не возобновиться путь. По началу, когда попался ей первый путник, Люта испугалась, а ну как увидит клубок волшебный, но нет, виден он был только девушке.
Люта не знала сколько еще ей предстоит пройти и как далеко жены те, на которых Ягиня указала. Приходилось усмирять нетерпение и раздражение от безызвестности и невозможности что-либо изменить. Не придумали еще волшебство такое, чтобы ррраз! и ты уже там, где надо.
Неожиданно впереди послышались крики и непонятно было то ли о помощи взывают, то ли убивают кого. Люта ушла с дороги, чтобы обойти то, что ее никак не касалось. Не с руки было вмешиваться и внимание к себе привлекать лишний раз. Она придерживалась одной и той же истории: к сестре иду. А там уж люди сами все додумывали. И то, что разлучили сестер в детстве или, что сестра замуж вышла, — богато воображение людское, только волю дай.
— Ты у меня ща увидишь, так увидишь, шлында! Уважу тебя и по хребту, и по башке твоей божедурьей! А ну пшел отседова!
Женский басовитый голосок перемежался мужскими криками и глухими ударами. По мере приближения громкость голосов увеличивалась, а частота ударов учащалась. Когда Люта подобралась совсем близко, она чуть не расхохоталась, вовремя зажав рот ладонью.
Девушка, рук не достанет обхватить, гонялась за двумя мужичками и поколачивала их крепкой палкой. Доставалось бедолагам знатно. Они бы и хотели от нее деру дать, да палка слишком длинная была, а удары точными, не успевали ни уклониться, ни устойчиво на ноги встать.
— Ворье паршивое! Руки ноги есть, дык пахать иди! А он, ишь, ворует! Ща я тебе ручищи-то твои и пообрубаю!
Тут девица остановилась дыхание перевести, да оглядеть лежащих и стонущих воров, как разглядела Люту.
— Ой! Милая, постой! Иди сюда!
Люта нехотя сделала шаг к воинственно настроенной девушке. Хотела же подальше держаться, да любопытство не одну кошку сгубило. И чего ей надо, палку подержать что ль? Или мужиков, чтоб синяки ровней ложились?
— Слышь, постой здесь пяток минуточек, сгоняю до поля, там мужичье посевами занимается, кликну. Посторожи ворье, а я с подмогой вернусь. Держи, шоб знали, сволочи!
Толстую палку всучили в руки Люте и, подхватив корзину со снедью, ускакали в сторону леса. Палка тут же была брошена на землю. Два мужичка хитро посмотрели на тоненькую Люту и потихоньку начали вставать.
— Сидеть, — ледяным тоном ответствовала она им, и оба с перепугу опустились на зады. — Мне палка не нужна, я вас и так удержу, ежели что.
Следить за мужиками было не с руки. Клубочек подпрыгивал в нетерпении, и сама Люта понимала, что время утекает сквозь пальцы как вода. Жены могут уходить все дальше и дальше, а то и совсем скрыться. Сунула она руку в сумку заплечную нащупала порошочек заветный. И ей сторожить не надо, и мужики никуда не денутся. И покуда не опомнились побитые, подошла к ним Люта быстро, наклонилась и дунула в лица обалдевшие.
Как закатились их глаза и раздалось мычание несмышленое она глядеть уже не стала, тут же развернулась и ушла. Не хватало ей еще знакомиться со всем ближним селом.
Не прошагала она и каких-то пять десятков шагов как со спины раздалось:
— Стой! Да стой же ты, вертлявая! Ух, ото ж скелетина, а вона силищи в ногах сколько.
Люта чуть не завыла обессиленно.
— Чего тебе? — буркнула она подкатившейся шариком девушке. Большая корзинка бухнулась на землю, вывалившись из рук, внутри что-то возмущенно хрупнуло. Русая коса растрепалась, лицо покраснело как кафтан праздничный, потом разит так, что не продохнуть. Люта аккуратно начала делать шажочки, чтобы хоть ветер в другую сторону подул, от нее подальше.
— Дык чего ж сбежала? За мужичков спасибо, чегось только ты с ними сделала, палкой небось отдубасила, да? Как блаженные, тудыть их растудыть. Но ничего, разберутся. Я ж отблагодарить тебя хотела. Может молочка тебе, али хлеба. Смотри какая худая, кушаешь небось плохо, по лаптям вижу, что в дороге долго. Вот и зашла б, а я тебе новые дам.
Люта осоловело поморгала и сделала два шага от девки, пока та тараторила, будто семки щелкала. Что вижу, то и говорю.
— Не надо. Ни лаптей, ни хлеба, ни молока. Идти мне пора. Прощай.
— Да ну стой же ты! Куда так торопишься? К родственникам что ль? Или к жониху? Ну так и сказала б! Я ж с добром!
Люту аж скрутило от напоминания лишнего. Повернулась она резко к девице, глазами чернющими сверкнула и процедила.
— А ну пошла в свое селение и нечего тут вызнавать разнюхивать. Тебе чего от моих бед? Уходи, и чтобы не видела боле!
От девки отвернулась с каким-то облегчением и чувством вины, за что тут же себя отругала. Нечего цацкаться со всякими дурами приставучими.
— Ой ты ж бедная… — провыло чудо у нее за спиной и тут же крупные ручищи сомкнулись вокруг Люты. Ее слегка приподняли над землей. Удушливый запах пота врезался в ноздри, от тесных объятий стало нечем дышать. Люта замотыляла ногами в воздухе.
— Отпусти! — прохрипела она.
Ее ту же выпустили, но крупные ладони остались лежать на плечах и развернули Люту лицом к хозяйке.
— Чо, помер что ль, жоних? — участливо и на диво проницательно промолвила девка со слезами в голубых глазищах. — Прости, дуру! Я ж не со зла. Слышь чо, проси чо хошь! Все сделаю!
— В покое меня оставь! — гаркнула Люта прямиком в рожу девке.
Той хоть бы хны. Отмахнулась как от мухи.
— Не, не оставлю я тебя. Придумала, с тобой пойду. Батька с мамкой поймут, снеди взяла, так шо дело решенное.
Корзинка взвилась вверх и вновь осела на ручище девки. Люту затрясло. Уверенное рябое лицо вызвало прилив необъяснимой ненависти. И если бы в руки клубочек не ткнулся, ей-ей, не жить толстухе. Внезапно девушка успокоилась и глубоко вздохнула. Вспомнились слова Ягини: «Ищи союзников». Люта прищурилась, еще раз осмотрев девку.
«А может и пригодится. Ежели что и на жертвенник сойдет», — злобно подумала она и перекинула черную косу с одного плеча на другой.
— Зовут тебя как?
— Дык Латута я!
— Оно и видно, — пробурчала себе под нос Люта и двинулась вслед за нетерпеливым клубочком, раздавшийся сзади топот и пыхтение, отбросили надежду на то, что Латута передумает.
***
— А чегось мы тута делаем? — шепотом спросила Латута, глядя, как ее спутница водит по речке рукой, что-то нашептывая. — Так ты ведьма шоль?
Неугомонная девка, казалось, не боялась ничего. Ни зверей диких, ни очей черных Люткиных. Ее громкий раскатистый бас отпугивал всех, кто имел хоть какие-то нехорошие планы на девушек. За одну луну Латута осточертела так, что еще немного и Люта задушит нахалку.
— Да замолчи ты уже! — шикнула она на девку, вновь сосредотачиваясь на видениях.
Покажи мне водица быстрая,
Покажи мне водица чистая,
Куда девицы-красавицы путь свой держат?
Где жены чудские свои стопы ставят?
— А чось за жены такие? — вновь встряла Латута, отчего Люта ругнулась и хлопнула ладонью по воде, вызвав брызги.
— Отойди отсюда! Мешаешь ведь, — вызверилась она на девку. Та послушно отошла и замерла в стороночке, при этом вытягивая шею и стараясь разглядеть, чего там интересного деется.
Сложно сказать почему Люта не прогнала странную деревенскую дурынду. Ну какой прок от болтливой растяпы? Что не ляпнет, хоть стой, хоть падай. Но почему-то не погнала, хоть и могла, наверное. И не сказать, чтоб видела в ней Люта нечто родное или о себе позабытое. Да только на душе стало спокойнее. Открытая нараспашку аки амбар Латута, создавала необъяснимый словами уют. Простая, в доску своя, она стала напоминанием о другой жизни. Жизни, где есть место мечтаниям, не знавшей зла, молодой девушки.
Люта вновь и вновь повторяла заговор, плавно ведя рукой по воде, создавая круговорот, не отрывая взгляда от закручивающейся воронки. Когда глаза уже начали слезиться, картинка проявилась. К величайшей радости девушки и не малому удивлению, женщины, которых она искала, были недалеко. Они шли сквозь леса, обходили стороной поселения, но то на руку Люте и было. Прервав закрученный поток воды, она поднялась и направилась к Латуте.
— Дай хлеб и пяток яиц, — протянула она руки.
— А зачем?
— Затем, — огрызнулась Люта. — Хочешь идти спокойно, надо лешего задобрить.
— А! То дело доброе, — кивнула Латута и вручила Люте запрошенное. Какой бы доброй толстуха не была, а над снедью тряслась, что конь над отборным овсом. Прижмет корзинку к груди необъятной, глазищи выкатит и грудным голосом вопрошает, за какой такой надобностью снедь нужна. Только Латута решала, когда и сколько они едят. Люта диву давалась, как та разъелась с таким-то порядком.
Девушка подошла к ближайшему пню и положила на него подношение. Отойдя на пару шагов, она проговорила:
— Дядька Леший, помоги мне, не откажи в просьбе. Задержи четырех девиц, запутай дорогу им, а я в долгу не останусь, где надо деревце подлечу, куда не надо стопу свою не опущу.
Спустя не долгое время, показались прядущие заячьи уши. Латута сзади охнула и грузно опустилась на траву, когда косой подскочил к пеньку и сгреб еду одним махом. Подпрыгнул, лапами стукнул и ускакал. Лес заскрипел, зашуршал, словно бы весь в движение пришел. Люта довольно улыбнулась. Никуда не денутся от нее женушки.
— И вправду, ведьма, — протянула Латута сзади.
Люта обернулась с насмешливой улыбкой на губах.
— Что, готова домой возвращаться?
— Еще чего! — вскинулась Латута. — Я можа всю жисть мечтала с ведьмой туда-сюда ходить, да ворожбу творить. Нет уж, остаюся я!
Люта только хмыкнула на такое упрямство.
— Даже если скажу, что Моране Черной служу?
Латута громко сглотнула, но тут же упрямо заталдычила:
— Черная, белая, серая. Я в глаза людям гляжу. Добро у тебя там, хучь кому служи, все одно доброй останешься.
— Ну-ну, — задумчиво промолвила Люта и кивнула Латуте следовать дальше. — Идти пора.
***
Лес шумел, будто бы вокруг развернулась самая настоящая буря. Ветви ходили ходуном, то и дело надламываясь. Чудские девы медленно продирались сквозь чащу. Клонясь к земле от резких порывов ветра, они практически ползли, двигаясь так, словно карабкались по лестнице вверх.
— Не понимаю, — пробормотала одна. — Правильно ведь идем, не уж-то хозяин леса разозлился на нас за что-то? Чем не понравились ему?
— И ведь не трогаем ни веточки, ни животинки, Шерра — вторила ей другая. — Пошто дорогу нам путает?
— Попросили его, — процедила сквозь зубы Шерра, ухватившись за еловый ствол. — Мы здесь не одни!
Странный смех пробежался по округе, заметавшись в кронах деревьев. Звонкий и мелодичный, но в то же время злой. Даже свозь бурю его слышно было. От этого смеха девушки выпрямились и обернулись, спинами друг к другу, готовые защищаться, если надобно будет.
— Кто ты? — молвила Шерра, вертя головой из стороны в сторону в попытках высмотреть того, от кого сердце льдом покрывалось.
— Рано тебе знать это, — крикнул кто-то хрипло и новый порыв ветра донес до них дымок, окутывающий словно змей добычу.
Точно туман, он стелился над колосьями трав, увлекаемый ветром.
— Дыхание василиска, — прошептала Вия, вскидывая перед собой руку, но было поздно.
Мита и Ресу не сговариваясь подпрыгнули, хватаясь за ветви, но высоко забраться не успели. Туман двигался все время меняя направление, опережая движения, и мгновение спустя, две девы свались наземь, да так и застыли.
Шерра было попыталась отпрыгнуть в сторону, метнувшись с места прыжком, которому бы позавидовала белка, да оступившись при приземлении, упала. Полоснув ногтями грунт в бессильной ярости, она опустила ладони на лицо и замерла.
Буря ревела почище обезумевшей от голода стаи волков. Но когда Люта вышла из тени леса, будто сама тенью являлась, ураган смолк. Тяжелый взгляд черных очей замораживал душу, заставляя сердце биться рвано, испуганно. Чудские жены окаменели, и пальцем пошевелить не можно. Только глаза бегают, спасения ища. А ну как жрица Черной Матери решит на алтарь их положить. Не надо было знаться провидцем, чтобы понимать, — перед ними жрица самой смерти.
— Ну-ну, не пугайтесь. Ничего я вам не сделаю, — промолвила жрица, тонко улыбаясь. — Разве что косы ваши прекрасные слегка подрежу. Надо же мужу вашему весточку отправить. А не поймет, аль не поверит, вот там и посмотрим, что еще можно у вас одолжить.
Вия могла только обессиленно наблюдать, как девица приближается к лежащим на земле сестрам, а после и слышать, как отрезает локоны волос, ступая размеренно и не торопливо.
Серый волчище, выскочивший на поляну, вызвал мысленный горестный вздох. Волколаки до крови больно жадные, а уж чудская и того слаще всех. И уж как не была зрящая уверена в силе мужа, да только все одно боялась за него.
Кувыркнулся тот через нож, воткнутый в землю и в молодца превратился. Невзрачного, такого увидишь, не запомнишь. Серый весь какой-то, худющий, разве что глазища желтые сверкают.
Люта меж тем срезала три пряди, направляясь к Шерре. Она была очень довольна собой, аж светилась.
«Ловко я их, даром теперь не мне быть добычей, да чужой узницей, — подумала она, ступая, едва не подпрыгивая от радости. — В руках вы моих, теперь все получится».
Подняв глаза на Шерру, Люта было раскрыла рот, чтобы отпустить очередную напыщенную прибаутку, да едва язык не прикусила. У самой теперь сердце замерло. Ладони Шерры медленно отпрянули от лица, а сыра земля, которую чудская дева зачерпнула, золой истлевшей осыпалась.
— Как? — только и успела пробормотать Люта, прежде чем Шерра прыгнула.
Люте показалось, что в тело врезался каменный таран. Ребра налились железом, вот-вот лопнут, а горизонт качнулся, переворачиваясь. Затылок земли коснулся, а лица чужое дыхание. Люта, растратив весь запал, с ужасом смотрела в сапфировую бездну хищных глаз, нависших над ней, да на острые клыки, так не по-человечески торчащие из-под верхней губы.
Волколак, опомнившись от неожиданности да оторопи, коя и его взяла, с размаху вонзил нож в землю. Перекинувшись в волка, он ринулся в бой, понимая, что опаздывает. Лапы оттолкнулись, посылая тело в полет. Шерра приняла его удар. В последний момент отскочив в сторону, она залепила волку по затылку, разрывая шкуру острыми когтями. Волколак взвыл, да тоже в долгу не остался, хватив деву зубами за ногу. Воспользовавшись моментом, Люта вскочила, шаря ладонями по земле в поисках кинжала. Рукоять легла в ладонь, послушно и нетерпеливо.
Шерра с волколаком уже катались клубком, осыпая друг друга ударами и укусами. Пыль стояла коромыслом, а чудь и зверь рвали друг друга с такой стремительностью и яростью, что не подступиться, не понять, кто, где, не то, что ударить.
— В сторону, — кричала Люта, судорожно роясь в походном мешке. — В сторону! Она живая нужна!
Волколак извернувшись, как змей, отскочил. Шерсть дыбом, из пасти слюна с кровью в перемешку стекает, а сам дышит тяжело, да глазами водит из стороны в сторону. Шкура в нескольких местах пробита и кровит. Шерра же ждать была не намерена. Она сделала то, что от нее не ждали вовсе, развернулась и дара деру, несколькими прыжками разорвав дистанцию. На плече и бедре ее были глубокие раны, левый глаз заплывал от ушиба.
Резко развернувшись, чудская дева припала к земле, будто кланялась. Раны на руке коснувшись, окропила горячей кровью обе ладони и опустила их на почву. Волколак метнулся вперед, уже понимая, что добра жать не приходится. Люта что-то кричала ему в след, но уже и себя не слышала. Твердь застонала, да как грохнула. Разрывая дёрн и пробивая насквозь мох, в воздух взмывали камни, паря вокруг Шерры. Дева закрыла глаза. Ее губы распахнулись. Люте показалось, что она услышала тяжелый вздох.
Камни полетели вперед подобно стрелам. Первый же булыжник огрел волколака по морде, второй врезался зверю в плечо, едва не перебив лапу. Взвизгивая от боли и скуля, оборотень развернулся и помчался прочь, подвывая побитой собакой. Люта стояла не жива, не мертва, вжимаясь в спасительный ствол дуба, по которому с другой стороны, будто град стучали камни. Когда грохот стих, она метнулась к замершим девам. Приставив нож к шее лежащей на земле Ресу, она прокричала:
— Только попробуй еще раз, сестричка кровью у тебя на руках умоется! Выходи! Кому говорю? Выходи, чудь поганая!
Подскочивший волколак, сжал челюстями шею другой сестры, с ненавистью взирая на идущую прямо на него Шерру. В ней уже с трудом можно было узнать еще час назад прекрасную и задумчивую деву. В порезах, ссадинах, в земле измазанная, волосы спутались, глаза горят яростью, аж всю колотит при каждом шаге. Ступает аки зверь, на руки и ноги опираясь. Утробно рыча, Шерра приблизилась, не спеша сдаваться.
— Хорошая девочка, — пробормотала Люта, хорохорясь — А теперь не делай глупостей. Меня послушай.
Вытащив свободной рукой из сумки крошечную шкатулку, Люта бросила ее в ноги чудской деве.
— Под носом себе мазни, и как они застынешь. Кровь это тоже остановит, ежели тебя то беспокоит. Я дурного вам ничего не сделаю. Мне нужен ваш муж. Поболтать хочу с ним за жизнь, да застать никак не могу. А за вами он придет.
— Придет, — ответила Шерра, не глядя подняв шкатулку и запуская в нее палец, которым прочертила под носом. — Не сомневайся, придет.
По ее телу пробежала дрожь, словно волна мурашек от пят до макушки. Шерра вытянулась и застыла. Медленным движением головы, она обратила взор к волколаку, прошептав напоследок:
— А тебе он вырвет ноги.
Люта тяжело вздохнула. Подойдя к чудской деве, она осторожно до неё дотронулась. Вроде и правда застыла. Обойдя Шерру, Люта уставилась на нее, восхищенно взирая снизу-вверх. Коснулась пальцем острых клыков. Затем срезала лоскут волос, аккуратно закручивая в кольцо.
Волколак в мужичка перекинулся, подошел охая, да прихрамывая, опасливо на Шерру поглядывая.
— А может, лучше жируха сходит к этому, мужу их, тобишь?
— Испугался? — хихикнула Люта.
— Ты мне говорила, девок идем ловить, — он нервозно покосился на застывшую словно камень Шерру. — Ежели девки такие нынче пошли, то я с этим промыслом завязываю.
Ничего не ответив, Люта подставила ему под нос локоны девичьи и что-то пробормотала. Тот раз понюхал, два, кивнул в ответ, забрал локоны, перекувыркнулся в обратку и убежал, только лапы и видели.
— Ну что же, — протянула девица, оглядывая жен, словно полотно с красотами вытканное. — Осталось только ждать.