Остановившись у переправы, чудь замер, выжидательно глядя на брата с сестрой. В этом месте Славутич замедлял течение, что позволяло пересечь реку на плоту. На берегу были построены деревянные мостки с креплениями для лодок. Они казались ветхими, доски местами прогнили, но судя по следам на песке было видно, что сюда регулярно прибывают люди.
— Полочане на западе, а наш путь лежит на север, — грянул Гату, вглядываясь в лица попутчиков. — Пора прощаться.
— Как быстро течет время… — протянула Беляна, награждая белоглазого мягкой улыбкой. — Еще столько песен не спето!
— Да и лодочника нет, нужно в Вышки за ним сгонять, — кивнул Братислав. — Все одно это по пути, так что рано прощаться.
— Нам по пути, мы к вам и направим, — возразил Гату, следя за глазами парня. — Скоро город, я буду прятаться. Чудь нынче по-разному встречают, лучше вам при мне не отсвечивать. Мало ли, что люди подумают. Мы-то уйдем, а вы тут торгуете.
Братислав мельком глянул на сестру, словно ища поддержки. Кажется, его красноречие истощилось, но расставаться с попутчиками ему отчего-то не хотелось. Вдруг Беляна ойкнула, указывая на водную гладь. Темные волны несли обломки деревянных конструкций, корзины, колеса и тела…
Светозар отложил верный лук, отстегнул пояс с мечом и зашел в воду по грудь, вглядываясь во влекомые течением предметы, а потом поплыл. Едва охотник погрузился в реку, мощными гребками толкая тело вперед, как сокол взвился в небо, оглашая округу хищным клекотом, да так и умчался прочь на север. Поняв, куда направляется товарищ, Гату последовал его примеру, коротко бросив:
— Стойте, не рыпайтесь. Сейчас разберемся.
Никто не был против, в особенности Грул, который с видимым отвращением поглядывал на воду. Светозар рискуя попасть в течение, изловчился ухватить за ворот плывущее мимо тело мужчины, Гату мигом оказался рядом, помогая вытащить убитого на берег. Человек был одет не бедно, добротная красная рубаха, пояс с серебряной бляшкой, богатые ножны для меча, без оного. Ниже его левого плеча зияла колотая рана, оставленная широким клинком. Мужику было под сорок лет. Светозар бесцеремонно обшарил его одежду, засовывая ладони во все карманы, наконец, найдя кое-что интересное. Небольшой предмет представлял собой подобие печати на длинной ножке. На гербе были скрещенные топор и меч под двумя солнцами.
— Гербовое клеймо, — резюмировал Светозар, ткнув мертвеца пальцем в грудь. — Это купец из кривичей.
— Что же с ними случилося? — запричитала Латута, сокрушенно прижимая платочек к груди.
— Может, на пороги налетели, — предположил Братислав, разглядывая рану. — Не обязательно, чтобы это было от меча. Для клинка слишком широкая рана. Он мог от удара упасть на сломавшуюся рею или еще чего.
— Пороги могли разбить ладью, да только я сомневаюсь, чтобы из местных сыскался такой кормчий неумеха, который своей реки не знает, — возразил Гату. — Рана и правда широкая, но я знаю тех, кто носит такие грубые мечи.
— Хто? — охнула Латута.
— Викинги, — проговорила Беляна, и было слышно, что голос вечно веселой девчушки задрожал.
Словно в подтверждение ее слов, с неба подал клич сокол, пикируя к своему хозяину. Светозар коснулся клюва птицы, осторожно поглаживая, словно успокаивая. Повернувшись к товарищам, он молвил то, что по правде сказать, слышать вовсе не хотелось:
— Нурманы, Смоленск жгут.
— Много? — отозвался Гату.
— Восемь драккаров стоит на реке.
— А это много? — встряла Люта, чувствуя нервозность от того, что не знала, как себя повести. — Как проще обойти?
Светозар почмокал губами, прикидывая.
— В Вышках сейчас наверняка пусто. Кто мог, уже умотали на тот берег, поэтому переправа для нас и ребят, — он кивнул на брата с сестрой, — заказана.
— Значит надо идти через лес.
— Люта, через лес тоже не получится. Там до Заволочья рукой подать. Мне туда хода нет, — возразил Гату.
— Это с чего это? — изумила Люта, даже просияв. — Уже ль всесильному Гату где-то не рады?
— Не в этом дело, — хмуро ответил белоглазый, вздыхая. — Там родичи жили. Они ушли под землю.
— Так вы все ходите, разве нет? — вступился Грул. — Ты же вроде и сам ентот, как там, ходящий, во!
— Они не так ушли. А насовсем. Мне нельзя туда вот и весь сказ. Вам не понять, — ответил Гату и отвернулся.
Было заметно, что разговор его сильно тяготит. Чудь явно не хотел рассказывать о чем-то таком, что для его племени было не самой радужной страницей.
— Ну, как веревочка не вейся, а другого-то пути нет, — возразила Люта. — На запад через реку никак, на Восток через лес никак, ничего и не остается, выходит.
— Остается. Идем на север, как и шли, — сообщил Гату.
По глазам его попутчиков, словно волна реки, пробежала рябь. Все притихли, прикидывая, шутка ли это? Да только не имел обыкновения белоглазый шутить.
— Совсем с умишка скатился? — вспылила Люта, подскакивая к чудю. — С сотней викингов собрался хлестаться? У нас такого уговора не было!
— Город сильно поврежден? — спросил Гату, оборачиваясь к Светозару, проигнорировав выпад Люты.
— Пока нет, только солому под стенами жгут, еще не занялось.
— Значит они пришли недавно, — задумчиво протянул Гату. — Смоленск так просто не отдадут, нурманы застрянут недели на две, а то и больше. Люта, нужна твоя помощь!
Жрице даже по началу показалось, что закружилась голова. Белоглазый сам просил, да еще и лично ее! Никак нынче звезды с небес посыпятся?
— Что ты хочешь сделать? — вопросила Люта, стараясь сдержать победоносную улыбку.
— Нужно самое мощное сонное зелье, какое у тебя есть, на вроде того, что вы в костер кидали у лагеря разбойников.
— Второй раз такой фокус не сработает, — покачал головой Светозар. — Викинги не пойдут смотреть на ночные огоньки. Они не дураки.
— Я знаю, — кивнул Гату. — Поэтому понадобится именно зелье, а не порошок, чтобы подмешать его в их воду или пищу.
Люте все меньше нравилось происходящее. Отойдя от первой радости, что белоглазый наконец-то нуждался в ее умениях, она чувствовала, что план чудя попахивает безумием.
— Допустим, кое-что есть, я смогу приготовить достаточное количество на такую ватагу. Как ты собираешься подмешать его им в пищу?
— Нам понадобится человек среди них. Кто-то кто вхож к викингам, кого они почитают, — ответил Гату, глядя на Грула.
Светозар тоже обратил свой взгляд на Грула, хмыкнув:
— А может сработать. Если не перетрухаешь, тебя там на руках носить будут!
— И речи быть не может, — пролепетал волколак, выпучив глаза. — Вы совсем рехнулись? Меня же на мечи поднимут и шкуру спустят.
— Нет, не спустят, — покачал головой белоглазый. — Викинги почитают волколаков. Среди них попадается ваш брат, еще их зовут берсерки. Они не посмеют убить волколака во время осады. Побоятся вспугнуть удачу. Твое появление посчитают за добрый знак.
— Я не пойду, — упрямился Грул. — Даже если они меня не убьют сразу, то как я у всех на виду буду травить такую ораву?
— Тут уж придется тебе попотеть, ничего не попишешь, — пожал плечами Гату. — Надо идти.
— Я не пойду, — твердо процедил волколак, ощерившись словно разгневанный пес.
— Пойдешь, — голос Люты прозвучал как приговор. — Клятву давал помогать, значит пойдешь. У нас нет другого пути, ты сам слышал.
Волколак в гневе выгнулся дугой, словно собирался обратиться в волка, да так и застыл, зло глядя на Люту. Его ноздри раздувались от тяжелого дыхания, а из уголка рта потекла слюна. Приблизившись вплотную к жрице волколак едва не коснулся ее лба своим, процедив сквозь зубы:
— Будь по-твоему, ведьма.
Глянув на Гату, он добавил:
— Когда все закончится, надеюсь ты свернешь ей шею, или это придется сделать мне.
— Полно, Грул. Мы все будем рисковать, — осадил его Гату. — Не забывай, там люди за стенами. Им нужна помощь.
— Ой, да пошли вы все, — бросил волколак, уходя к реке, и принялся демонстративно намываться.
— Так, что ты задумал? — осведомился Светозар, с интересом следя за Гату.
Тот лишь сверкнул глазами и принялся рассказывать.
Сумерки опустились на засыпающий лес, скрадывая от глаз очертания и тени. Течение Славутича превратилось в темную непроницаемую мглу, на которой отражались горящие в ночи костры. Восемь драккаров причалили, наполовину высунув своим морды на гальку берега. Их пугающие хищные морды, неотрывно следили за заревом, что занималось над Смоленском. Крепкие стены все еще не поддавались. Защитники пресекали попытки поджечь частокол, заливая пламя водой. Викинги на это отвечали лишь довольным ревом. Они знали, что скоро город начнет нуждаться в пресной воде, которую попросту выливают на стены. Смолочане отвечали им ругательствами и одиночными стрелами.
Тем не менее, по эту сторону частокола тоже кипела работа. Отовсюду стучали топоры. Нурманы валили лес для постройки лестниц и тарана, жгли древесину на угли, которыми забрасывали город из катапульты. Их грубые и жесткие голоса громогласно оглашали окрестности. Казалось, им нипочем усталость и время. Они были уверенны в себе и своих силах, как и в то, что за стенами ждут богатства и слава, женщины и бессмертие.
У одного из самых пышных костров восседали четверо покрытых шрамами и татуировками ветеранов. Пышные синенные усы, плетеные в косы бороды, бритые черепа. Они походили друг на друга, словно братья одной дикой звериной стаи. В ночи раздался волчий вой. Вояки переглянулись, тотчас обменявшись одобрительными кивками.
— Вер тикх, хер ек ком! — гаркнул один из воинов, вскидывая над головой огромную секиру.
Остальные дружно расхохотались, вторя товарищу:
— У! У! У-у-у!
Грул в обличии волка, выскочил перед их костром, оскалив пасть и снова что есть мочи завыл. Викинги довольно взирали на зверя. В отблесках пламени костра он отбрасывал тень, в которой угадывались очертания человека. Воители так были заворожены явлением волколака, что не заметили сокола, который едва слышно шелестя крыльями пронесся мимо. Крючковатые лапы разжались, сбрасывая подле Грула его верный нож, который воткнулся в землю. Оскалившись в последний раз, он для острастки рыкнул, демонстрируя окровавленную пасть и кувыркнулся оборачиваясь.
Стараясь ступать твердо и глядеть на викингов как можно более нагло и свирепо, Грул подошел к костру, кивая на свободное место. Те не были против, довольно щерясь. Сидящий слева нурманин, сунул в руки волколаку кожаный бурдюк. Судя по запаху там была медовуха.
— Скол! — пробасил викинг и товарищи тотчас его поддержали.
— Скол! — провозгласил Грул, прикладываясь к горлышку, окровавленными губами.
Дождавшись, пока почетный гость утолит жажду, старший из четверки, викинг, с пытливыми светло-голубыми глазами осведомился:
— Твой род… руса… при жизнь?
— Руса, хотя я и сейчас жив, как видишь! — ответил Грул, ухмыляясь в ответ.
— Хочьейшь за них просить мир?
— Волк не просит за добычу, — холодно заметил гость.
— Ха-ха-ха! — разразился нурман, к нему присоединились спутники. — Хороший сказат, ночной кхотник!
— Когда зайдете внутрь? — и глазом не моргнув, бросил Грул, кивая в сторону города.
— А-а-а… — прокряхтел нурманин, подбирая слова. — Через два зафтра… да, через два я зайдем. Кхочешь с нами?
— Да, — кивнул Грул, оскалившись. — У меня здесь должок. Надобно вернуть!
Викинги переглянулись, зыркая друг на друга с неподдельным азартом.
— Ты с нами! — рыкнул вожак. — Скол!
Они снова выпили. К костру то и дело подходили другие люди, кто опрокинуть бурдюк да поглазеть на волколака, иные прибывали с донесениями. Когда новые друзья достаточно осоловели, Грул тряхнул головой, коротко бросив:
— Пройдусь.
До него уже никому особо не было дела. Хмель стер впечатления от встречи с ожившей сказкой. К тому же викинги не были людьми, которых можно надолго увлечь чем-то сильнее, чем выпивкой или резней. Скользя по ночному лагерю, Грул устремился к драккарам. Здесь тоже горело несколько костров, но стоящие на страже своих судов не пьянствовали. Напрасно волколак ждал, растворившись в ночи, нурманы несли дозор, как надо. Вдруг, один из сидевших у костра воинов встал, устало разминая спину. Коротко бросив что-то на своем наречии товарищам у других драккаров, он не спеша побрел в сторонку. Отойдя шагов на десять, мужчина стянул шаровары, усаживаясь.
Подкравшись сзади, Грул подхватил камень и от души саданул нурмана по затылку, надеясь не убить. Парень оказался не робкого десятка и даже попытался обернуться, но второй удар его все же свалил. Воспользовавшись отсутствием стража, волколак скользнул в воду. Оказавшись подле оставшегося без охраны драккара, он, кряхтя и извиваясь, забрался на борт. Как и ожидал Гату, съестные припасы хранились здесь. Бочки с лососем, солонина и конечно же медовуха, три бочки. Рядом с волколаком, по деревянной палубе брякнул упавший с неба предмет. Грул замер. Звук падения колбы показался оглушительно громким. Сокол принес зелье. Вслушиваясь в ночной дебош нурманов, волколак замер, тяжело дыша. Сердце стучало, норовя пробить грудную клетку.
«До чего же страшно, мать твою раз так! — подумал Грул, украдкой выглядывая из-за борта. — Вроде тихо все».
Откупорив каждую из бочек, Грул влил туда содержимое Люткиной колбы для колдовской дряни, стараясь не вдохнуть эту мерзость. Тем временем у костра, подле другого драккара, стоящий на страже викинг, забеспокоился.
— Асмунд? — бросил он, вглядываясь в ночь. — Асмунд!
В ответ никто не ответил. Нурман что-то буркнул сидящим неподалеку товарищам и те, оголив оружие подошли. Посовещавшись, они двинулись в сторону, куда недавно ушел Асмунд, то и дело вертя головами и оглядываясь.
Понимая, что это его единственный шанс, Грул перекувырнулся через борт, проплыл вокруг следующего драккара и залез в него с другой стороны. Проделав фокус с бочками вновь, он снова спустился в воду, как вдруг послышались крики. Голоса викингов казались рычанием похлеще его собственного и не предвещали ничего хорошего, хоть Грул и не понимал их слов. Стараясь выкинуть из головы все происходящее, он проник в следующий драккар, снова добавляя зелье в бочки.
Послышался топот множества ног. Новые крики и проклятия оглашали окрестности. В руках выбегающих к реке викингов были факелы, разгонявшие тьму. Трясясь от страха, как лист на ветру, Грул опять спустился в воду и подплыл к очередному драккару. Изо всех сил заставляя себя игнорировать крики, волколак методично взобрался на палубу, поочередно опрокинув колбу с ведьмовским зельем в бочки. Внезапно на его плечо легла чья-та ладонь. Грул хотел было дернуться в сторону, но сильные руки сгребли его в охапку, как соломенное чучело, словно он и вовсе не имел веса. На него взирал по истине великан. Рыжие косы спадали на покрытую буграми мышц грудь, запястья закованы в медные браслеты, суровые глаза смотрели с ненавистью, суля смерть.
Раздавшийся во мраке легкий свист показался Грулу знакомым, как вдруг в шею викинга вонзилась стрела. Нурман даже не сразу понял, что произошло. Выпустив волколака, он ощупывал древко, не веря в произошедшее. Вторая стрела ударила его в висок, лишая мучений. Грул вздрогнул, чуть не потеряв равновесие. Его передернуло, едва не стошнив.
«Спасибо, Светозар!».
Схватив тяжеленное тело, волколак потащил его к борту. Парень был неподъемным. Кряхтя и пыжась, Грул в какой-то момент даже решил, что не сможет его поднять, но отчаяние и страх сделали свое дело. Мертвец рухнул в воду, вызывая чудовищный всплеск. Не дожидаясь пока прибудет подмога, Грул прыгнул следом. Мертвеца следовало оттолкать подальше от берега, чтобы его приняло течение. Несмотря на то, что в воде викинг не казался таким тяжелым, это стало еще тем вызовом. Грул то и дело хлебал накатывающие волны, рискуя закашляться. Силы покидали его тело, из которого к тому времени окончательно выветрился выпитый хмель.
Мертвеца мягко обняла волна, унося прочь. Славутич не брезговал ни славом, ни нурманом, ни печенегом принимая всех. Волколак из последних сил начал грести к берегу. Едва руки коснулись травы, он с удовольствием рухнул, как никогда радуясь земле под ногами. Когда к нему подошли, он устало перевернулся лишь для того, чтобы потерять сознание. Тяжелый молот опустился на голову, едва не раздробив кость.
— Не зашиб? — пробасил воитель, бесцеремонно хватая волколака за подбородок. — Вроде нет. Черепушка цела.
— Отнеси его к Бьерну. Пусть сам решает, что делать с этой падалью, — ответил первому грубый голос.
Гату мрачно выслушал доклад Светозара.
— Значит он успел влить зелье в бочки половины драккаров, — заключил белоглазый. — Не так чтобы совсем скверно.
— Честно говоря, это уже не важно, — возразил охотник. — Половина в нашей ситуации это все равно, что ничего.
— А что будет с Грулом? — спросила Латута, тревожно вглядываясь в лицо Гату.
В ночной дымке, да еще и при отсутствии света, его глаза казались особенно зловещи.
— Они не убьют волколака сразу. Не должны. Но точно будут пытать.
— Это была твоя идея, — напомнила Люта, как ни в чем не бывало.
— Моя, — согласился Гату, — и я вытащу его!
— Нельзя расходовать силу понапрасну! — оскалилась Люта. — Хочешь под землю уйти? Чтоб потом неделю быть не полезнее этой?
Она кивнула на Латуту.
— Постойте, — проговорил Светозар, глядя в пустоту. — Мой сокол… Там что-то происходит… Нурманы готовят церемониальный круг. Грула растянули за руки, привязав к столбам!
— Они готовят ему кровавого орла, — прорычал Гату, вскакивая.
— С кораблей катят бочки с медовухой, — продолжил Светозар, глядя невидящим взором.
Охотник был собран, взирая на мир через очи своего сокола. У него даже закатились глаза. Это зрелище весьма нелицеприятно смотрелось. Беляна отшатнулась, в который раз кляня себя за то, что не могла привыкнуть.
— Бочки с нужных кораблей?
— Да, с первых двух!
— Возвращай сокола, нужно срочно передать послание кривичам! — гаркнул Гату. — Люта, ты умеешь писать?
— Латута, принеси бересты, — обронила Люта, добавив, глядя на белоглазого: — Что нужно писать?
— Пусть приготовятся выйти за стены и напасть!
— Так они тебя и послушали! — хмыкнула ведьма, качая головой. — Они и не подумают ничего делать.
— Выбора нет, — отрезал Гату. — А у Грула нет времени. Ждите здесь. Светозар, сбереги их. Если я не вернусь, поход окончен. Помоги детям вернуться.
— Сделаю, — с готовностью ответил охотник, положив руку на плечо белоглазому.
— Вы с ума посходили?! — в один голос возопили Беляна, Люта и Братислав.
Но Гату их уже не слышал. Опустившись на руки, он мчался прочь, утробно рыча, нагнетая в себе ярость. Оказавшись в лесу, чудь опрометью бросился собирать ритуальные предметы. Хвоя, лягушка, мотылек… Еще бы пепел… Леший с пеплом, нет времени! Прочертив вокруг себя линию, Гату, смазал лицо пыльцой с крыльев насекомого, пожевав сосновую хвою, сплюнул на руки содержимое рта, растирая по телу. Осталась лягушка. Она взирала на него, не понимая своей роли в предстоящей ворожбе. Чудь лизнул спину квакушки, осторожно ее отпуская. Его тело вздрогнуло, кожи коснулось холодное марево, покалывающее, подобно морозному дыханию. Опустившись на колени, чудь коснулся лбом почвы и зашептал древние слова, которые понимала только мать-земля.
— Я сын твой от первого племени мира, я кровь твоя, твердь, заплутавший блудник, — слова утонули в треске, обваливающихся камней.
Тело Гату рухнуло вниз, увлекаемое немыслимому смертным силами. Он закрыл глаза, всецело предоставляя себя холодному миру подземной жизни. Сердце забилось медленнее, а мысли перестали быть лихорадочны и хаотичны. Ему нужно было это пройти сейчас. Люта не понимала самой сути. Лишаясь силы, Гату её получал. На совершенно ином уровне. Там, где нет понятия силы и мощи. Это было сродни душевному откровению или даже исповеди. Чудь открывался земле, создавшей его народ, лишний раз доказывая их единство. Он ступал сквозь твердь, не как гость, а хозяин.
Послышались крики, изумленных людей. Со всех сторон пылали факелы и костры. Из разверзнутой плоти земли, на глазах ошарашенных викингов, которых к слову, мало чем можно было удивить, наружу выползло нечто. Разогнувшись, Гату грозно глянул на застывших пред ним людей, и что было мочи заревел. Растянутый на жертвенном алтаре Грул, вскинул голову, как и все взирая на чудя. Он молчал, но глаза сверкали от радости.
Гату поднял руку, указывая перстом на того самого нурмана с пытливыми светло-голубыми глазами, который угощал волколака медовухой. Викинг понял, что странное существо указывает именно на него, но не стушевался и выступил вперед.
— Ты замарал себя и свое воинство позором, лишив свободы сына леса, — рыкнул Гату, не заботясь о том, понимают ли его все здесь стоящие воины.
Викинг помолчал, вглядываясь в таинственного незнакомца.
— Я знаю, кто ты, — наконец ответил он, опираясь обеими руками на огромных размеров обоюдоострую секиру. — Ты чудь. Земляной рус. Так?
— Ты замарал себя и свое воинство позором, — повторил Гату, оставив вопрос викинга без ответа, и прокричал, обращаясь к толпе. — Кто смоет позор конунга?!
Послышался раздраженный гул. Все происходящее не вязалось с веселым кровавым зрелищем, к которому готовились нурманы. Поблизости стояли бочки с медовухой, которую должны были щедро разлить по кубкам, пока пленник воет от боли. Теперь же какой-то странный земляной гость, что-то кричал, тыча пальцем в их командира.
— Конунг замарал вас позором, — повторил Гату, надрывно крича. — Он хотел казнить волколака! Этот пленник волколак. Он не сказал вам? Конунг хотел забрать его силу себе, выпить его кровь. Кто смоет позор своего конунга?
— Хорош глотку драть, — гаркнул здоровенный детина, ступая в свет костров, подле круга с пленником. — Дерись со мной.
Гату глянул на светлоглазого конунга.
— Если твой воин проиграет, ты отдашь мне волколака.
— Ты шаман, он викинг, — парировал конунг. — В этом бою нет чести.
Он обернулся, ища глазами кого-то.
— Рагнар! Берси! Гутфлит! Ингунн! — выкрикнул он на своем языке. — Покажите земляному червю, где его место.
Народ расступился, пропуская в круг четырех нурманов. Один был низкорослый, с черной как смоль шевелюрой. В его руках было два топора. Следом появились еще два воина. Один при мече и щите, другой в обеих руках сжимал молот, который по размерам мог бы поспорить с добрым бревном частокола Смоленска. Последней к ритуальному кругу вышла женщина. Она была очень красива. Русые волосы со лба к затылку сплетались в две косы, которые встречались на спине в одну. Высокие скулы и узкий подбородок. На щеках вытатуирована вязь из рун. Серебристо-голубые глаза. Когда она вышла в круг со всех сторон послышались одобрительные возгласы и свист. Ее лицо казалось отстраненно холодным и в тоже время девственно чувственным. Рот слегка приоткрылся, демонстрируя идеально белые и ровные зубы. В руках она держала длинное копье с листовидным наконечником.
— Скол! — провозгласила воительница, отхлебывая медовухи из чарки.
Ее тотчас поддержала толпа, скандируя одно лишь слово:
— Скол!
Медовуха полилась рекой, зрители довольные тем, что обещанное веселье обещает быть еще жарче, принялись опрокидывать дно кружек один за другим, а Гату приготовился к отчаянному бою. Его противники двинулись в стороны, окружая чудя.
— Братья, не бойтесь смерти! — крикнул чернявый, бросаясь в бой.
— Один, отвори врата Вальхаллы! — вторил ему второй и третий нурманы, увлекаясь следом.
Гату встретился глазами с воительницей.
— Смерти нет! — крикнула она, и бросилась на белоглазого.
Чернявый с разгона хотел нанести удар из прыжка, но в последний момент откатился в бок, обходя чудя. Он специально бросился в бой первым, чтобы отвлечь от нападения Берси и Гутфлита, которые атаковали одновременно. Щит столкнулся с кулаком Гату. Послышался треск, и половина деревянного круга отлетела в сторону. Нурманин схватился за предплечье, взвыв от боли. Рука явно была сломана.
Его товарищ оказался удачливее. Ударом молота, он едва не поразил чудя в голову, желая покончить с противником одним ударом. Белоглазый увернулся, но не успел ответить, поскольку в его грудь летело копье. Кувыркнувшись назад, он едва не лишился головы снова. Черноволосый Рагнар атаковал со спины, круговым взмахом секиры едва не перерубив шею Гату. Он потерпел неудачу лишь потому, что враги столкнулись. Кувырок чудя пришелся как раз ему под ноги и удар ушел в сторону.
Мгновенно вскочив на ноги, Гату схватил упавшего викинга за ногу, раскручивая вокруг себя и швырнул в бегущих навстречу Берси и Гутфлита. Оба рухнули как подкошенные, не ожидая ничего подобного. В этот момент перед Гату снова оказалась Ингунн. Она двигалась пригнувшись, ощерившись словно рысь. Копье в замахе за спиной, ноги переступают уверенно и методично, словно она танцевала.
Выпад! Гату снова отскочил, не успевая перехватить оружие.
Выпад! Копье чиркнуло по бедру, оставляя кровавую дорожку.
Ингунн победоносно ухмыльнулась, как вдруг замерла. Ее тело изогнулось, и она упала, заливаясь кашлем. Гату взирал на происходящее также изумленно, как и все окружающие. Меж тем, кашель воительницы перерос в стон. Она вдруг вскочила, дико крича, и принялась царапать свое горло. Безумно визжа, женщина рвала свою же кожу, совершенно не заботясь о том, что это ее убьет. Ото всюду послышались крики, но в голосах этих не было ярости, а только… страх и боль.
На глазах Гату один за другим нурманы падали наземь, заливаясь кровавой рвотой и ревя, словно бешеные волки. Понимая, что не время разбираться в происходящем, белоглазый опрометью бросился к Грулу. Мужик был на гране умственного помешательства. Даже видавший виды волколак взирал на происходящее с ужасом.
— Какого лешего тут творится? — прохрипел он, облокачиваясь на Гату, когда чудь снял его с жертвенного алтаря.
— Кажется, наша жрица перестаралась, — бросил белоглазый, сам трясясь от страха. — Ходу! Ходу! Скорее!
Его крики уже можно было не скрывать. Нурманы изрыгали кровавые фонтаны из глоток. Те, что впали в это состояние первыми уже начали превращаться. Их глаза, заливали белесые бельма. Кожа в мгновение ока чернела, будто выгорая. Еще недавно могучее воинство гнило заживо, надрывно визжа. Отупевшие и обезумившие от боли живые мертвецы, хватались за оружие, убивая друг друга. Они улюлюкали, словно видели перед собой сокровенную Вальхаллу и дрались. Дрались с остервенением и безумием нечисти.
Гату взвалил Грула на себя и побежал, что было мочи прочь от этого жуткого светопреставления. Со стороны Смоленска протрубил сигнальный рог, следом за которым, перекрикивая гвалт, стоящий над лагерем викингов, послышался клич, выходящих под стены ратников:
— Ру-у-у-усь! Бе-е-е-е-й!