25403.fb2 Письма из деревни - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 17

Письма из деревни - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 17

На другой день, рано утром мы отправились на машину. Кроме 127 Сидора, я взял еще с собой работника Никиту, который должен был пригнать обратно со станции лошадей и отвезти наше, то есть мое и Сидора, деревенское платье, в котором мы не решались показаться в городе. До станции 15 верст, нужно было ехать на телеге, по самой отвратительной грязной дороге, и уж, конечно, тут нельзя было и думать ехать в городском платье.

Моросил осенний дождик. Дорога, которую исправляет только божия планида, да проезд губернатора, от постоянных дождей совершенно размокла. Грязь, слякоть, тряская телега, промокший и как-то осунувшийся Никита в лаптях, порыжевшие луга, тощий кустарник. Невзрачная, но все-таки милая сердцу страна... Раз как-то мне случилось ехать по железной дороге с француженкой, в первый раз ехавшей из Парижа в Москву. Дело было осенью, погода стояла ненастная, по сторонам мелькали наши известные железнодорожные осенние виды. Француженка все время смотрела в окна вагона и все время тоскливо повторяла: Ah! quel pays! pas de culture! и сам вижу, что pas de culture, а все-таки, наконец, зло взяло. - Ну да, ну pas de culture, ну так что же, что pas de culture, а вот твой Наполеон, да еще какой, настоящий, по этим самым местам бежал без оглядки, а вы с culture города сдавали прусскому улану! А ну-ка пусть попробуют три улана взять наше Батищево. Шиш возьмут. Деревню трем уланам, если бы даже в числе их был сам "papa" Мольтке, не сдадим. Разденем, сапоги снимем зачем добра терять - и в колодезь - вот-те и pas de culture. А не хватит силы, угоним скот в лес под Неелово - сунься-ка туда к нам! увезем хлеб, вытащим, что есть в постройках железного, гвозди, скобы, завесы, - и зажжем. Все сожжем, и амбары, и скотный двор, и дом. Вот тебе и pas de culture, а ты город сдала трем уланам.

Да, пусть придут, пусть попробуют. Прочитав в газетах, что каждый прусский офицер снабжен биноклем для лучшего обзора местности, я на всякий случай - мы все убеждены, что немец не вытерпит и к нам сунется, - выписал себе из Петербурга хороший бинокль, 25 рублей заплатил. Прислали. Я - Сидора: "посмотри, говорю, что за штука; отлично в нее все видно". Сидор посмотрел и расхохотался. "Ишь ты, мельница к самому носу подошла". "Что, хорошо видно?". "Смешно - лес, что за полем, на самом носу". "Дай-ка сюда, я посмотрю". Я навел бинокль на отдаленное поле. "Отлично видно - я вижу в трубку, что по полю человек идет, ты видишь, Сидор?" "Вижу - это Григорий идет". Вот тебе и раз, думаю, тьфу ты пропасть! "Да разве ты можешь отсюда лицо разглядеть?" "Нет, лица не видать, а по походке вижу, что это Григорий, и полузипунишко синий его". Нет, нас не возьмут три улана!

Приехали на станцию, переоделись, пришли в вокзал, ждем поезда. Европа, цивилизация: по платформам жандармы разгуливают, 128 начальники в красных фуражках - точно гусары - пробегают, артельщики суетятся с кладью. В пассажирском зале буфет - водочка разная, закусочка, икорка, рыбка. Подошел к стойке, потребовал два стаканчика - один себе, другой Никите, - выпили, закусили калачиком, я выкинул два пятака. "Мало-с, пятьдесят копеек пожалуйте". - За два-то шкалика - пятьдесят копеек! - вступился Никита. "Помолчи, любезный, - обратился буфетчик к Никите, здесь не кабак, господа сидят!". Никита оторопел. Европа! за полверсты от станции в кабаке на пятьдесят копеек осьмуху дадут, а здесь за ту же цену всего два шкалика, да и шкалики-то не форменные.

Пришел поезд. Сели мы с Сидором, - я, барин, во 2-м классе, а он в 3-м. В вагоне сидят два господина и разговаривают.

- Вот из А. пишут, - говорит один, - что крестьяне С-й, Г-й, П-й волостей постановили учредить в своих волостях народные школы...

- Но что же значит по одной школе на волость?

- Конечно, мало, но все-таки отрадно видеть, что народ стремится к образованию и, сознавая необходимость его, жертвует свои трудовые деньги на устройство народных школ.

Эге, думаю, господа-то городские, и наверно из Петербурга! не знают еще, что у нас все можно, что если начальство пожелает, то крестьяне любой волости составят приговор о желании открыть в своей волости не то что школу, а университет или классическую гимназию! Захотелось мне поговорить с господами, которые верят тому, что печатается в "Ведомостях". Захотелось проверить самого себя, потому что три года тому назад, когда я был еще в Петербурге, я тоже всему верил, что пишут в газетах, верил, что народ стремится к образованию, что он устраивает школы и жертвует на них деньги, что существуют попечительства, что есть больницы и пр. и пр. Словом, верил не только тому, что в какой-то волости крестьяне постановили приговором "учредить школу", но и собственным корреспондентским рассуждениям о том, что "отрадно видеть, как стремится народ к образованию" и пр.

Да... три года тому назад я всему этому верил. Но в деревне я скоро узнал, что многое не так, и что "Ведомостям" верить нельзя; дошел до того, что перестал читать газеты и только удивлялся; для кого все это пишется?

Я ехал из Петербурга с убеждением, что в последние десять лет все изменилось, что народ быстро подвинулся вперед и пр. и пр. Можете себе представить, каково было мое удивление, когда вскоре после моего водворения в деревне, ко мне раз пришел мужик с просьбою заступиться за него, потому что у него не в очередь берут сына в школу.

- Заступись, обижают, - говорит он, - сына не в очередь в школу требуют, мой сын прошлую зиму школу отбывал, нынче опять требуют.

- Да как же я могу заступиться в таком деле? - спросил я, 129 удивленный такою просьбою.

- Заступись, тебя в деревне послухают. Обидно - не мой черед. Васькин сын еще ни разу не ходил. Нынче Васькину сыну черед в школу, а Васька спорит - у меня, говорит, старший сын в солдатах, сам я в ратниках был, за что я три службы буду несть! Мало ли что в солдатах! - у Васьки четверо, а у меня один. Мой прошлую зиму ходил, нынче опять моего - закон ли это? Заступись, научи, у кого закона просить.

Действительно, когда зимой у мужика нет хлеба, когда чуть не все дети в деревне ходят в "кусочки", - как это было в первую зиму, которую я провел в деревне - и этими "кусочками" кормят все семейство, понятно, что мужик считает "отбывание школы" тяжкой повинностью. Но, присмотревшись, я скоро увидал, что даже и в урожайные годы совсем не так "отрадно и пр.", как пишут в "Ведомостях".

Впрочем, теперь со школами полегче стало; школы не то что уничтожаются, но как-то стушевываются. Вскоре после "Положения" на школы сильно было налегли, так что и теперь в числе двадцати, двадцатипятилетних ребят довольно много грамотных, то есть умеющих кое-как читать и писать. Но потом со школами стало полегче, и из мальчишек в деревне уж очень мало грамотных. Богачи, впрочем, и теперь учат детей, но в "своих", а не в "приговорных" школах: сговорятся между собою несколько человек в деревне, наймут на зиму какого-нибудь солдата, он и учит.

После школ пошли попечительства. Завели везде попечительства, и отчеты о них подают, но теперь и с попечительствами стало полегче.

Теперь более в ходу приговоры о пожертвованиях в пользу общества попечения о раненых, а в последнее время взяли верх приговоры об уничтожении кабаков и уменьшении пьянства. Стоит только несколько времени последить за газетами, и потом можно наизусть настрочить какую угодно корреспонденцию... "Крестьяне NN сельского общества приговором постановили, в видах уменьшения пьянства, из 4 имеющихся в селе N кабаков, уничтожить два", и затем - "отрадно, что в народе пробуждается сознание", и пр. и пр.

- Вас не обеспокоит, если закурю папироску? - обратился я к одному из пассажиров.

- Сделайте одолжение, - мы тоже закурим.

- Из Петербурга изволите ехать?

- Да, а вы, кажется, на этой станции сели?

- На этой.

- Вероятно, из местных землевладельцев?

- Да-с, есть именьишко неподалеку от станции.

- В Г. едете?

- Да-с, в Г., на сельскохозяйственную выставку.

- Мы тоже в Г.

- По судебной части, вероятно, служить изволите? 130

- Да.

Разговор завязался. Господа всем интересовались, стали расспрашивать о земстве, о школах и пр. и пр.

- Помилуйте, говорю, все есть, не только школы - у нас классическая гимназия в уездном городе заведена, потому что торговля большая и купечество богатое! Везде школы, попечительства, земство, больницы, мировые судьи... Общество сельскохозяйственное есть! Выставка устроена!

И пошел, и пошел. Всем-то они интересуются, обо всем расспрашивают, а между тем машина все бежит да бежит; к большой станции подошла - обед.

- Да вот посмотрите, какова станция, отделка какая, цветы, сервиз, прислуга.

Пообедали, опять сели и начали болтать... Расспрашивают, как мы, землевладельцы, относимся к делу общественного образования.

- Сочувствуем-с, сочувствуем-с.

- А вот в других губерниях не так. Прискорбно, что иногда землевладельцы даже тормозят дело народного образования.

- Помилуйте, не может быть.

- А дело барона Корфа?

- Не знаю-с.

- Чрезвычайно интересное дело. Да вот прочитайте.

Господин достал из сумочки газету и подал мне.

Читаю: "20 мая в Александровске происходили выборы гласных из землевладельцев на 3-е трехлетие со времени открытия земских учреждений в Екатеринославской губернии, и на этих выборах забаллотирован (большинством 43 голосов против 30) известный педагог барон Н.А.Корф. Впрочем, барон Корф одержал полную победу над многочисленной партией своих противников и по-прежнему остается земским деятелем. Это случилось таким образом: 1 июня происходили сельские избирательные съезды в 5 местностях Александровского уезда, и из пяти крестьянских избирательных съездов барон Н.А.Корф избран в уездные гласные от крестьян на трех съездах одновременно; при этом избирательный съезд в селении Белоцерковке избрал барона Корфа большинством 185 голосов против 12. Число избирательных голосов по всем трем съездам в средней сложности составляет четыре пятых всего числа лиц, участвовавших в выборах; эти три избирательных съезда представляют приблизительно четыре пятых всего населения уезда". "Отрадно видеть, - говорит затем корреспондент или, может быть, редакция, - что крестьяне умеют ценить заслуги людей, работающих на пользу общую, и тем прискорбнее то, что местная интеллигенция, вместо того чтобы жить одними интересами с большинством, не щадит себя самой, высказываясь двумя третями голосов против лица, за которое высказываются четыре пятых населения всего уезда".

Прочитав статью, я сложил газету и молча подал городскому 131 господину, который с очевидным нетерпением ожидал, пока я кончу.

- Ну-с, что вы на это скажете?

- Ничего-с. Это бывает. В прошедшем году мне самому случилось быть на выборах гласных в одном из соседних уездов. Было то же самое. Некоторые лица, - люди, говорят, хорошие, которые были забаллотированы на съезде землевладельцев, на крестьянских съездах были выбраны в гласные от крестьян огромным большинством. Это бывает-с.

- Однако это очень прискорбно, что местная интеллигенция так расходится с крестьянством, что крестьяне более ценят заслуги людей, работающих на пользу общую.

- Ну, нет, это не совсем так.

- Но вы же сами сказали, что это бывает. Разве вы не верите, что барон Корф был забаллотирован помещиками и выбран крестьянами?

- Верю, этому нельзя не верить, корреспондент не может сам сочинить факт. Верно, что крестьяне избрали барона Корфа гласным, но это еще ничего не значит.