Какие здесь мелькают платья! Каких только нет материй! Сразу даже трудно сообразить, где это танцуют - в селе или в большом городе. На площадке образцовый порядок, не слышно громкого и разухабистого смеха, грубых шуток, нет здесь места озорству и непристойным выходкам.
Утром на шоссе стоят грузовики. Это отправляются в однодневный дом отдыха, в Сушнево, лучшие работницы комбината.
Песни, смех, шутки слышатся среди отъезжающих.
На другой день заходим в общежитие девушек. Маленькая подвижная банкаброшница только что вернулась с работы, читает "Комсомольскую правду". В комнате много солнца, полевых цветов, стены разукрашены открытками.
- Ну, как вчера провела время в доме отдыха? - спрашиваем ее.
- Очень хорошо! Целый день сегодня у меня машины пели, - отвечает девушка, - так легко работалось!
А сколько радостей приносит отпускное время!
Поезда Московско-Горьковской железной дороги увозят лакинцев в областные и союзные дома отдыха и санатории. Многие отправляются путешествовать по маршрутам туристов. Нюра Токмакова в числе нескольких лучших учениц стахановской школы была премирована путевкой на Кавказ.
ПИСЬМО ПЯТОЕ
Как учились в старое время. - Случай в классе. - Как происходит производственное обучение в наши дни. - Молодые техники Сережа Кузьмин и Галя Коннова. - Инженер Муравьев.
На фабрике Бажанова лишь в 1913 году была основана одна трехклассная школа. Чтобы определить в нее своего ребенка, рабочему приходилось ломать шапку перед Марьей Николаевной, тещей фабриканта.
Работница Агеева помнит, как она впервые увидела на дочке конторщика коричневое платьице с черным передником и белым воротничком. Ей было тогда девять лет. Она стала упрашивать отца отдать ее учиться. Отец был рядовым рабочим; он долго колебался, потом надел новый картуз, расчесал бороду, взял лукошко яиц и пошел с девочкой по направлению к хозяйскому дому. Долго он стоял на ступеньках черного крыльца, упрашивал высокую худую барыню в черном парике и длинном синем платье с твердым до ушей воротником. Барыня поглядела на него сверху вниз и что-то прокартавила в ответ.
- Вашей милости прошу... Воля ваша... - слышались слова отца.
- Да говорят тебе - нельзя, русским языком говорят! - отрезала барыня и отвернулась.
И тогда слезы хлынули из глаз девочки.
- Почему вы меня не берете? Ведь я как учиться хочу! - сказала она сквозь рыдания.
Барыня окинула ее пронизывающим, ледяным взглядом и велела отцу нести лукошко на кухню.
Три года проучилась девочка в этой школе. Марья Николаевна все эти годы наводила на нее ужас.
- Ну, дети! - скрипела Марья Николаевна, держа в руках линейку, которой она немилосердно била детей за малейший шепот в классе, за каждое нечаянное движение. - Ну, дети, сейчас вы уйдете домой, а когда придете снова в класс, принесете по два сырых яйца!
Так говорила Марья Николаевна перед пасхой. После праздника она уже с утра стояла на кухне перед тазом и рассматривала на свет каждое яйцо.
Горечь этого учения скрашивала молодая учительница. Ее уроки девочки любили. Однажды к именинам они решили ей всем классом подарить букет цветов. На шум открылась дверь, и в класс вошла Марья Николаевна. Постояв несколько минут, ушла.
А на другой день молодая учительница сказала детям:
- Доучу вас и потом уже уйду, - сказала она и улыбнулась было, но вдруг губы, подбородок запрыгали, она закашлялась.
В глазах ее блеснули слезы. Она вытерла платком глаза, жалуясь на сильную простуду.
Еще хуже обстояло дело с производственным обучением молодежи.
Малолетком поступил в учение на фабрику Бажанова рабочий Чегин. Учил его ткач Фанов, которому он платил за ученье два рубля в месяц, а сам за это время не получал ни копейки. Учился на пинках да на колотушках. Учитель мало занимался с учеником.
Ткач торопился побольше заработать и показывал ученику кое-как, урывками, а если ученику что-нибудь не удавалось, учитель объяснял с помощью зуботычин.
До семнадцатого года на Бажановке таким образом училось ежегодно пятьдесят детей. Здесь повторялась та же история, что и с Марьей Николаевной. Только бить челом надо было мастеру.
И опять судьба ученика решалась взяткой. Мастера гоняли мальчиков за водкой, заставляли делать черную работу у себя дома. Это были маленькие рабы, которые весь день задыхались в непроветренных помещениях.
Проезжая здешние места, Некрасов создал строки;
...В золотую пору малолетства
Все живое-счастливо живет.
Не трудясь, с ликующего детства
Дань забав и радости берет.
Только нам гулять не довелося
По полям, по нивам золотым:
Целый день на фабрике колеса
Мы вертим - вертим- вертим!..
Какие же изменения произошли в деле воспитания и образования молодежи за годы Советской власти?
В поселке имени Лакина выстроены два детских сада, школадесятилетка, школа-семилетка, школа ФЗУ, вечерний техникум без отрыва от производства, школа стахановцев, курсы дипломированных техников, школа техминимума 1 и II ступени, школа ликбеза для новых рабочих из деревни, хозяйственные курсы, курсы по подготовке в вуз. Всего учится в Лакинке из десяти тысяч жителей шесть тысяч.
Вдоль фабричной ограды висят щиты с условиями приема во все эти учебные заведения.
Уже немало лакинцев окончили Ивановский текстильный институт и, возвратясь на Лакинку, выполняют роль командиров производства.
Войдя в цех ватеров, направимся в конторку мастера. Темноволосый молодой человек в косоворотке, с искорками в глазах, спокойно отложил книгу записей. Рядом с ним рассматривает запись своего сменщика худенькая, стройная девушка, с тонким личиком, с пушистыми льняными волосами на косой пробор, с темно-голубыми, твердо смотрящими глазами. Это Сережа Кузьмин и Галя Коннова - комсомольцы, сменные мастера цеха ватеров. Они отвечают за работу смены, расставляют рабочую силу, к ним обращаются в случае неполадок. От их знаний, находчивости, самообладания зависит выполнение плана прядильной фабрики.
Мать Гали-ткачиха. Отец погиб на фронте в 1919 году, когда ей было три года. Она-ровесница Октября. По окончании техникума ее направили на Лакинку. Около трех месяцев она была помощником мастера, потом фабричный комитет ВЛКСМ направил ее помполитом в школу ФЗУ. И наконец, дирекция фабрики выдвинула ее сменным мастером.
А вот что рассказал комсомолец-инженер Николай Муравьев, мастер цеха банкаброшей, высокий загорелый молодой человек с правильными чертами лица.
- За 24 года моей жизни мне памятны особо два случая, которые явились в то же время и трудными моментами.
Вспоминая далекое детство, я не помню того дня, чтобы у меня не было желания учиться. Живя в деревне, я хотел стать учителем. Он представлялся мне всезнающим. Им я и мечтал быть.
Школу-семилетку кончил я на Лакинке и поступил в ФЗУ на ткацкое отделение. Летом 1932 года стал усиленно заниматься, чтобы поступить в вуз. Помню, стояли хорошие дни. Хорошо было бы погулять. Но я запирался в комнате на целые дни и усиленно готовился к экзамену.
В памяти моей ясно представляется и до сих пор один день того времени.