Это Луиза.
"Приходи завтра" - говорит она. "Я кое-что хочу сказать тебе".
"Луиза, если это насчет сегодняшнего, я не могу...видишь ли, я думаю, что не могу. Я имею в виду, что я не могу потому что... хорошо... что если... знаешь..."
В трубке щелкнуло и наступила тишина. Я смотрю на трубку так, как делала это Лорен Бекол в фильмах с Хэмпфри Богартом. Все, что мне сейчас нужно -это машина с парой противотуманных фар и подножкой на которую я смогу запрыгнуть с разбега. Тогда я могу быть у тебя через 10 минут, Луиза. Вся проблема в том, что все, что у меня есть это только Mini, принадлежащий моей подружке.
Мы едим спагетти. Я думаю "Пока я не произнесу ее имя, со мной все будет в порядке". Я начинаю игру с собой, высчитывая на циничном циферблате продолжительность моего успеха. Кто я? Я чувствую себя ребенком в экзаменационном кабинете, не знающим как решить задачу. Пускай часы идут быстрей. Позволь мне выйти отсюда. В 9 часов я говорю Жаклин, что чувствую усталость. Она берет меня за руку. Я ничего не чувствую. Потом мы лежим рядом в наших пижамах, мои губы крепко сжаты, а мои щеки должно быть раздулись как у хомяка, потому что мой рот полон Луизой.
Мне не следует говорить тебе куда я иду завтра.
Ночью я вижу соблазнительный сон о своей бывшей подружке, которая сильно увлекалась папье-маше. Это начиналось как хобби. Кто будет возражать против нескольких ведер с мукой, воды и мотка рабицы? Я либерально отношусь ко всему и верю в свободное самовыражение. Однажды я прихожу к ней домой и обнаруживаю, что из почтового ящика, который находится прямо на уровне моего паха, торчит голова желто-зеленого змея, не настоящего, но достаточно правдоподобного, с красным языком и серебряными зубами из фольги. Я не решаюсь нажать на кнопку звонка. Не решаюсь, потому что для того, чтобы дотянуться до звонка, нужно упереться интимной частью своего тела прямо в голову змея. Между мной и мной происходит диалог:
Я: Не глупи, это шутка.
Я: Что ты подразумеваешь под шуткой? Это смертельно.
Я: Эти зубы не настоящие.
Я: Им не нужно быть настоящими, чтобы суметь причинить боль.
Я: Что она подумает о тебе, если ты простоишь здесь всю ночь?
Я: Что она вообще обо мне думает? Какого сорта девушки нацеливают змею на твои гениталии?
Я: Девушки, которые любят повеселиться
Я: Ха-ха-ха
Дверь распахнулась и на порог вышла Эмми. На ней был кафтан и длинная нить из бус. "Тебе это не причинит вреда" - сказала она. Это для почтальона. Он мне надоел".
"Я не думаю что это испугает его" - говорю я. "Это только игрушечная змея. Меня это не испугало".
"Тебе нечего бояться" - говорит она. "В горле у змеи есть крысоловка".
Она исчезает в доме, а я тем временем болтаюсь у лестницы с бутылкой Бужеле Нуво в руках. Она возвращается со стеблем зеленого лука и просовывает его в рот змее. Что-то ужасно лязгает и нижняя часть лука падает отрубленной на коврик у дверей. Возьмешь его с собой, хорошо? - сказала она "Мы съедим его позже".
Я просыпаюсь в поту, дрожа всем телом. Жаклин мирно спит рядом со мной, свет просачивается сквозь старые занавески. Укутавшись в свой халат я выхожу в сад, радуясь внезапной влажности под ногами. Воздух чистый и теплый, а по небу растянулись розовые царапины. Было какое-то урбанистическое удовольствие от сознания того, что только я сейчас вдыхаю этот воздух. Беспрестанные вдохи-выдохи миллионов легких угнетают меня. Слишком много нас на этой планете и это начало большого шоу. Шторы на окнах моих соседей опущены. Какие они видят сны или, может быть, кошмары? Все было бы по другому увидь я их сейчас, с расслабленными уголками губ, с открытыми телами. Мы могли бы сказать что-нибудь честное друг другу вместо обычного, скомканного "Доброе утро".
Я иду посмотреть на свои подсолнухи, мирно растущие в спокойной уверенности, что здесь всегда будет солнце для них, самоутверждающиеся нужным способом в нужное время. Редкие люди добиваются того, чего добивается природа без усилий и, в основном, без потерь. Мы не знаем кто мы, или как нам действовать, еще меньше мы знаем о том, как расцвести.
Слепая природа. Homo sapiens. Кто кого обманывает?
Итак, что мне делать? Я спрашиваю малиновку, сидящую на стене. Малиновки очень верные создания, которые из года в год живут с одним и тем же партнером. Мне нравятся доблестный красный щит на их грудках и их надежный путь, которым они следуют за лопатой в поиске червей. И вот я здесь, взрыхляю почву, и вот маленькая малиновка убегает с червяком. Homo sapiens. Слепая природа.
Я не чувствую в себе мудрости. Почему так случается, что человеческим существам позволено расти без необходимых механизмов, дающих возможность принимть здравые этические решения?
Нет ничего сверхъестественного в моей ситуации:
1. Я люблю женщину, которая замужем;
2. Она любит меня;
3. Я живу с другим человеком;
4. Как мне узнать, является ли Луиза той, кого нужно любить, или той кого нужно избегать?;
Церковь могла бы ответить мне, друзья пытались помочь мне, можно встать на путь стоика и избежать искушения, или поднять парус и повернуть свой корабль в сторону попутного ветра.
Впервые в жизни сделать правильный шаг значит для меня больше, чем выбрать свой собственный путь. Я думаю, что за это мне нужно благодарить Вирсавию...
Я помню, как она вернулась ко мне после шестинедельного путешествия в Южную Африку. Перед тем как она ушла, ей был поставлен ультиматум: он или я. Ее глаза, которые очень часто наполнялись слезами от жалости к себе, упрекали меня за еще один запрещенный прием в нашем любовном поединке. Это было провокацией с моей стороны, и конечно она выбрала его. Очень хорошо. Шесть недель. Я чувствую себя как девушка из рассказа о Румпельштилскине, которая сидела в подвале, набитом соломой, и должна была превратить ее в золото к следующему утру. Все, что у меня когда-либо было от Вирсавии - это кипа соломы, но когда она была со мной мне хотелось верить, что эта солома превратится в драгоценный камень. И вот в итоге я оказываюсь среди отбросов и мусора и мне нужно очень потрудиться, чтобы вымести все это. Потом она пришла - нераскаявшаяся, как всегда забывчивая, и спросила меня почему я не отвечаю на ее звонки и не шлю ей писем до востребования.
"Мой ультиматум был совершенно серьезным".
Она сидит молча 15 минут, пока я приклеиваю задние ножки к кухонному стулу. Потом она меня спрашивает встречаюсь ли я с кем-нибудь еще. Я отвечаю, что встречаюсь - коротко, неуверенно, безнадежно.
Она кивает и встает, чтобы уйти. Стоя в дверях она говорит: "Я забыла тебе сказать кое-что, перед тем как мы расстанемся".
Я оборачиваюсь к ней, внезапно и резко. Я ненавижу это "мы".
"Да", продолжает она, "Урийя подхватил гонорею от женщины, с которой он спал в Нью-Йорке. Он спал с ней, в отместку мне, конечно. Но он не рассказал мне об этом и врач думает, что я тоже больна. Я принимала антибиотики. Поэтому возможно с тобой все в порядке. Тебе следует провериться.".
Я подхожу к ней с ножкой от стула в руках. Мне хочется опустить ее прямо на ее безукоризненно накрашенное лицо.
"Ты дерьмо"
"Не говори так"
"Ты говорила, что больше не занимаешься с ним сексом".
"Я решила, что это нечестно. Мне не хотелось отнимать у него тот остаток сексуальной уверенности, который у него возможно оставался".
"Я полагаю, что именно поэтому ты никогда не удосужилась сказать ему, что он не умеет сделать так, чтобы ты кончила".
Она не ответила. Она заплакала. На меня это действует как красная тряпка на быка. Я обхожу ее вокруг.
"Сколько времени ты замужем? Идеальный гражданский брак, а?
Десять лет, двенадцать? И ты не просила его положить голову между твоих ног только потому, что ты думала, что ему это будет неприятно?
Давай-ка послушаем и это ради сексуального самоутверждения."
"Хватит" - сказала она, отталкивая меня. "Я должна идти домой".
"Должно быть уже семь часов. Это твое домашнее время, не так ли?