696 год, Земляничник, 29
— Кружку пива!
Кайрис даже не смотрит на трактирщика, только не глядя кидает горсть монет на стойку и, пока те со звоном катятся по дереву, забивается в самый дальний угол. Воздух внутри душный, ложится на кожу липкой пленкой и весь пропитан кислой стойкой вонью. Когда Кайрис облокачивает руки о стол, рукава тут же прилипают к дереву, и она, скривившись, складывает их на коленях. Спустя какое-то время к столу подходит бойкая девчонка с пышной косой и с грохотом ставит перед Кайрис тяжелую кружку.
Наклоняется служанка при этом так медленно и низко, что глубокий вырез ее платья оказывается прямо напротив глаз Кайрис, но та только безразлично тянет руку к пиву. Тут же опрокидывает в себя половину, поморщившись, когда огненный комок ухает в пустой желудок. Служанка обиженно фыркает и уходит, хлестнув по воздуху косой. В голове тут же начинает шуметь с непривычки. Кайрис откидывается на спинку стула, глядя сквозь полуопущенные ресницы, как какой-то мужик затаскивает хихикающую служанку к себе на колени. Мерзость. Кайрис отворачивается, вновь прикладываясь к пиву и пытаясь не замечать его горечи.
И почему ей так не везет?
Кайрис разглядывает свои грубые руки, расплывающиеся перед глазами. Трактирщик, отмахивающийся от мух затертым полотенцем, кидает на нее подозрительные взгляды, и горло сжимает от гнева, когда Кайрис чудится в них презрение, прямо как в глазах этого… Яриса, мастера по мечам. Такая же курица общипанная. В памяти проносятся смазанные воспоминания: двухэтажный дом с узорами из птичьих перьев и морских волн на мозорийский манер — Ярис оказался ее земляком. Может, если б не был, все произошедшее не проехалось бы по Кайрис, как лошадь копытами?
Мимо пробегает служанка — все та же, с косой — и Кайрис ловит ее за руку. Просит еще пива, внезапно подметив, как заплетается язык и все сильнее клубится туман в голове. Мыслить становится все сложнее, и Кайрис застывает, глядя вслед девчонке. Едва удается стряхнуть с себя наваливающийся дурман и перевести взгляд. Кайрис протирает лицо ладонью, и от резкого движения начинает ныть отбитый бок, вновь пробуждая лавину воспоминаний.
Когда Кайрис приходит к дому мастера, вокруг огороженной тренировочной площадки которого уже успевает собраться толпа зевак, и проталкивается вперед, перемахнув через изгородь, то в нее буквально утыкается куча снисходительных взглядов. А на вопрос об обучении крепкий мужик с узким лицом, он же мастер Ярис, вдруг вытягивает Кайрис в круг таких же крепких учеников. И, улыбаясь и будто нарочно медленно растягивая слова, говорит:
— Хорошо, сперва проверим тебя в бою. Лови!
Что-то пролетает мимо, и Кайрис чувствует, как ногу обжигает болью. Она с шипением припадает на одно колено и видит в клубах поднявшейся пыли деревянный тренировочный меч. Мастер не меняется в лице, но несколько учеников издают смешки. Сцепив зубы, Кайрис хватает рукоять и поднимается. Меч тянет в сторону, и приходится придержать его второй рукой. Она должна суметь показать хоть что-то. Никто ведь не требует от новичка больших успехов, верно?
Кайрис втягивает сухой горячий воздух. Запах земли кружит голову. Как следует размахнувшись, она кидается вперед и почти задевает Яриса, когда вдруг запястье пронзает болью. Вскрикнув, она роняет меч и закашливается. Ярис с самоуверенным видом наблюдает, как Кайрис наклоняется и подбирает меч, пытаясь не морщиться от боли. Так, соберись. Кое-как взяв дыхание под контроль, Кайрис пытается обойти мастера со спины. В этот раз она даже движения не замечает, вот он стоит впереди, а вот плашмя бьет по пояснице. Там, под кожей, будто расцветает огненный цветок. На глазах выступают слезы, и Кайрис злобно их смаргивает.
— Когда ты уже начнешь сражаться?
Смех волной проходится по толпе. Кайрис тяжело дышит, и подняться ей удается только со второго раза. Руки, держащие меч, дрожат, и от этого его кончик скачет по воздуху. Легкие жжет, и воздух, выходящий сквозь сжатые зубы, кажется раскаленным. В расплывающемся перед глазами мире улыбка мастера искажается, становясь зловещей. Кайрис с трудом делает шаг вперед.
— Долго нам еще ждать?
Чужие слова звучат так насмешливо и ехидно, что Кайрис теряет остатки контроля и безрассудно прыгает вперед, занося меч над головой, будто какой-то веник, каким гоняют собак. Ярис делает неуловимое движение рукой — такое скупое, что она успевает только отметить легкое шевеление воздуха. Ноги подкашиваются прежде, чем накатывает волна боли, и Кайрис падает наземь. Удар вышибает весь воздух, и пару мгновений она может только лежать и беззвучно открывать рот в попытке сделать вдох. Над ней наклоняется какая-то фигура, и, когда пелена спадает, Кайрис понимает, что это мастер Ярис подобрал меч и теперь вертит его в руке с самодовольной усмешкой.
— Что ж, я могу взяться тебя учить. Только будет ли это тебе по карману?
И называет цену, которая добивает лучше, чем любой меч. А мастер еще и ждет ответа, будто и сам не понимает, что для того, чтобы заработать хотя бы на один урок, Кайрис придется продавать свои травки лет так двадцать. Какой же она была идиоткой! Кайрис молча поднимается под насмешливый гогот, шипя сквозь зубы и придерживаясь за ноющий бок, и спешно уходит прочь.
И вот теперь она сидит и пьет неясно какую по счету кружку, хотя от пива уже давно начинает мутить. Можно бы попытаться снова, заработать, найти другого мастера, но Кайрис больше не хочется ровным счетом ничего. В голове крутится: а чего ты хотела? Ну какой из тебя наемник, если даже деревянный меч в руках не удержишь?
Людей понемногу становится больше, даже парочка крыланов появляется, а очередная кружка заканчивается. Кайрис с тяжелым вздохом поднимается на ноги. Пол тут же взлетает вверх, и удержаться получается только благодаря тому, что Кайрис вовремя опирается о стол рукой. Выругавшись, она нетвердой походкой направляется к двери. На улице успело стемнеть. Верхушки домов тают в темноте и легком сизом тумане.
К горлу то и дело подкатывает тошнота, а мир кружится из стороны в сторону, так что идти приходится, придерживаясь за стену и надеясь только, что Кайрис правильно помнит, в какой стороне находится «Змеиное яблоко». На очередном повороте она, сдерживая просящееся наружу пиво, врезается во что-то мягкое. Раздается недовольный вскрик, и от него колет виски. Поморщившись, Кайрис непочтительно бурчит:
— Катись к Зилаю.
И собирается продолжить путь, но чья-то рука останавливает ее, придержав на месте.
— О, это же опять ты!
Чужой голос кажется отдаленно знакомым, и Кайрис поднимает голову. В глазах все расплывается, словно глядишь сквозь мутное стекло, но она замечает вьющиеся волосы, красные губы и лотос на шее. Похоже, та девка с корабля.
— Отвали, — глухо выплевывает Кайрис, пытаясь отодвинуть громкое препятствие рукой.
Но, потеряв опору, чуть не падает. Приходится срочно прислониться к стене, пережидая очередную волну дурноты. Кайрис прижимает к голове ладонь, предприняв слабую попытку прийти в себя.
— Ха, да ты времени зря не терял! — смеется девка.
Похоже, она не собирается уходить, даже ближе подходит, хоть и с опаской. Кайрис скашивает взгляд и вдруг видит нож на ее поясе. Руки действуют прежде, чем Кайрис успевает осмыслить свой поступок, так что она ловко выхватывает нож и подносит к глазам, разглядывая знакомую рукоять. Пальцы касаются стали.
— Зубок… — пьяно бормочет Кайрис, поглаживая ножик.
«Сколько можно путать меня с этим трусом? Я Клык, слышишь, глупый человек?»
Кайрис вздрагивает, и нож выпадает из пальцев.
— Странно, а выглядит так же.
— Что ты там бормочешь, идиот?
Девка недовольно цыкает, подобрав нож с земли и бережно вернув на место. Складывать слова во что-то осмысленное все сложнее, но и молчать заплетающийся язык не позволяет, так что Кайрис вываливает поток рубленых враз:
— Почему. Так? Два ножа. А имя разное. Одно… одинаковые.
И замолкает. Кажется, будто кто-то резко гасит весь мир как свечу: за одно мгновение в глазах темнеет, сознание окончательно покидает Кайрис, и она будто пропадает.
Она лежит на дне, и горячие тугие волны омывают со всех сторон, будто обнимая. Вода такая спокойная, что сквозь нее видно расплывчатое красное пятно солнца. А еще вокруг стоит умиротворяющая, совершенно особенная тишина. В такой хочется остаться навечно. Кайрис прикрывает глаза, как вдруг что-то касается ее руки. Не очередная волна, а будто бы чужие пальцы. Кайрис вздрагивает и приподнимается на локтях, преодолевая сопротивление воды, но вокруг ничего, кроме волн. Она ложится обратно, и в это мгновение чужая ладонь касается уже пояса. Спокойствие слетает с Кайрис, как шелуха, оставляя только легкое головокружение. И тут же ее дергает вверх, вон из воды, наружу.
Кайрис делает резкий вдох и распахивает глаза. А потом будто распахивает их еще раз. Голову тут же стискивает раскаленным обручем, и она морщится, щуря глаза от яркого дневного цвета. Тяжелый от запахов гнили и помоев воздух с хрипом вырывается из легких. Спустя миг боль немного отпускает, засев тупой иглой где-то в макушке, и Кайрис понимает, что лежит прямо на грязной земле, а по ее карманам шарят чьи-то руки. Она слабо шевелится, пытаясь привстать, и они замирают, а через мгновение грязный бродяга с голой грудью отскакивает в сторону и уносится дальше по улице.
— Эй! Стой, ублюдок! — от собственного крика трещит в голове, и Кайрис закашливается, чувствуя себя так, будто наглоталась песка. — Сукин сын.
Кое-как сев, она трет онемевшую шею. От долго лежания на земле одежда пропахла сыростью и впитала холод остывших камней. Еще и край штанины в чем-то мокром, в чем именно — знать совершенно не хочется. Справившись с шумящей головой, Кайрис садится, прислонившись к стене и тяжело дыша, и ощупывает себя руками. Ни кошелька, ни даже завалявшихся монет. И в голове вместо воспоминаний — как в пустом амбаре: ни мышей, ни зерна. Выругавшись, Кайрис поднимается на ноги, и ступню тут же пронзает болью. Когда кружащийся мир останавливается, а желудок перестает выворачиваться на изнанку, Кайрис задирает ногу и видит, что она совершенно босая.
Из кучи мусора выпрыгивает кошка, напуганная шумом, а из окна кто-то грозится вылить помои, так что приходится заткнуться. Кайрис вынимает из раны острый камешек и обматывает ступни рукавами рубахи, попутно пытаясь восстановить события прошедшего дня и ночи. Кажется, она ходила к учителю… Ходила же, да? Он еще высмеял Кайрис перед толпой. Но вот что было потом? В голове все перемешалось. Кайрис сплевывает вязкую слюну и шаткой походкой направляется к «Змеиному яблоку», стараясь избегать сильно освещенных улочек.
Мелирасс встречает ее с хмурым лицом.
— Что, нагулялся, болван? Чтоб тебя Зилай поимел! Думаешь, я сам буду конюшню чистить, пока ты пиво хлещешь и девок портишь? — он язвительно усмехается, оглядев ее с ног до головы. — Ну и видок. В каком дерьме ты вывалялся?
Кайрис опускает взгляд.
— Я…
Осознание приходит почти мгновенно, окатив, как вода из проруби. Голос. Он опять стал прежним! Кайрис делает вид, что закашлялась, и ее горло судорожно сжимается от испуга. Но Мелирасс ничего не замечает, только качает головой, глядя, как она надрывается.
— Зилай с тобой. Бери лопату — и за работу. А еще раз загуляешь, я тебя выгоню, еще и по шее дам. Понял?
Она быстро кивает, вызвав этим очередной приступ тошноты, и уходит, пока Мелирасс еще какой вопрос не задал. Заперевшись в выделенной ей комнате, больше похожей на чулан, Кайрис тут же бросается к тайнику с отваром и опрокидывает в себя весь бутылек. Чуть не попалась. Ее трясет еще некоторое время, пока она выгребает лошадиное дерьмо из конюшни, но потом все-таки отпускает. Когда с работой покончено, одежда мокрая от пота, зато руки ноют не так сильно, как в первые разы.
Кайрис опускается на пустой ящик, прислоненный к забору, и вытирает лоб. Ужасно хочется стянуть одежду и наконец-то нормально отмыться, но придется ждать вечера — сегодня явно не везет, рисковать не стоит. Ополоснула ноги — и ладно. Она вздыхает и прикрывает глаза. Надо бы сбегать в лес и набрать для продажи какие травы, что ли. Или стащить сапоги с чьей-то ноги, ха! Прохладный ветер приятно щекочет разгоряченное лицо, и Кайрис наслаждается этой передышкой жадно, как умирающий от голода — куском хлеба. Кажется, даже почти засыпает, когда сквозь дремоту продирается чей-то сухой голос. Она вздрагивает и оглядывается по сторонам.
— Эй, ты!
Голос звучит откуда-то сверху, так что Кайрис задирает голову. Там, облокотившись о забор, стоит какой-то мужик, смахивающий на бродягу: с щетиной на разбойничьем лице, желтоватыми белками глаз и чуть волнистыми волосами. Кайрис прочищает горло.
— Чего тебе? — бурчит она в ответ. Незнакомец довольно лыбится, но молчит. Кайрис поднимается на ноги, почесывая затылок. — Ну?
Чужак, прищурившись, как кот, склоняет голову на бок.
— Ты, кажется, искал учителя?
Стоит ему это сказать, как все сразу становится ясно. Кайрис стискивает кулаки, чувствуя, как в груди начинает клокотать от гнева, и приближается к забору почти вплотную, уперевшись в шершавое дерево грудью.
— А что, пришел посмеяться? Шел бы ты отсюда, — говорит она вибрирующим от злости голосом.
Но мужик даже не отстраняется, оставаясь все таким же невозмутимым. Наоборот, придвигается ближе, обдав крепким запахом табака и каких-то трав.
— И что ты мне сделаешь, а? — издевательски спрашивает незнакомец.
Его глаза смеются, а тело остается все таким же расслабленным — ни один мускул не напряжен. Злость становится такой сильной, что тяжело дышать. Стиснув челюсти, Кайрис резко выкидывает руку вперед, намереваясь схватить ублюдка за ворот. Дальнейшие события развиваются с такой скоростью, что она не успевает их как следует разобрать.
Никакого видимого движения не следует, как и даже слабого предчувствия — просто Кайрис вдруг обнаруживает себя на земле, по ту сторону забора. От удара в голове стоит звон. Кое-как приподнявшись и утерев землю с лица, она глядит на незнакомца, опять стоящего рядом в ленивой позе. Тот ухмыляется, наблюдая за ее возней. Кайрис кое-как поднимается и грузно приваливается к забору спиной, пытаясь прийти в себя и понять, что вообще произошло.
Незнакомец продолжает веселиться, и его ехидная улыбка уже начинает действовать на нервы.
— Да ты ни с мечом, ни без меча ничего не стоишь, — нараспев говорит он, будто специально повысив голос.
И заглядывает в ее лицо, внимательно и будто бы выжидающе. Кайрис выпячивает челюсть, не справившись с продолжающим бушевать гневом. Она чувствует себя собакой на привязи, в которую бросают камни, дразнясь, но близко не подходят. Совсем как Костолом.
— А ты будто стоишь, драконья отрыжка! — выплевывает она, сморщив нос, и с удовольствием подмечает, как дергается чужое лицо.
— Да уж побольше тебя, щенок.
Незнакомец тоже за словом в карман не лезет, хрипло рассмеявшись, и воздух между ними будто начинает накаляться. Чужое пренебрежение задевает даже сильнее самих насмешек, особенно потому, что бьет по больному. Резко крутанувшись, Кайрис утыкается взглядом в чужое лицо, тут же натолкнувшись на точно такой же твердый взгляд. Это только сильнее раззадоривает.
— Если такой смелый, поспорим! — выпаливает Кайрис прежде, чем успевает обдумать свои слова. — Спорим, я… ну…
Лихорадочно перебирает свои знания, но ни силой, ни ловкостью ей точно не взять, а если заикнется про травы, на смех подымут — вон уже толпа на их крики начала собираться. Кайрис кривится от досады. А глаза незнакомца становятся все более и более довольными с каждым мгновением промедления, как у сытого кота. Он хмыкает и тянет с ленцой:
— Что, только лаять и можешь, как облезлая шавка? — будто гладят против шерсти, аж искры по коже. Незнакомец тем временем и не думает распалять, будто только во вкус входит, видя ее реакцию. — Еще скажи, что угадаешь имя моей мамочки.
В толпе раздаются редкие смешки, неуверенно обретающие силу. Однако Кайрис это оскорбление внезапно вырывает из пестрой круговерти мыслей, подкинув одну определенную идею. Она опускает глаза, с радостью отметив висящий на поясе чужака меч. Ну точно, этого он от нее явно не ожидает.
— Кому есть дело до этой потаскухи? А вот имя твоего меча я скажу запросто! — азартно заявляет она. — Угадаю — научишь меня всему, а нет…
Кайрис с радостью наблюдает, как самодовольное выражение сползает с чужого лица. Глаза незнакомца стекленеют от ярости. Запоздало пробирает, но отступать уже некуда.
— Съешь лошадиное дерьмо, — заканчивает за нее этот сукин сын.
И уверенно протягивает ей руку. Еще и люди в толпе шепчутся: невозможно, безнадежно, глупо. Кайрис упрямо вздергивает подбородок.
— По рукам, — шипит она, стараясь посильнее сжав чужую ладонь.
Кто-то из толпы разбивает, тем самым закрепив спор. Показательно вытерев руку о рубаху, незнакомец неторопливо снимает с пояса ножны и протягивает вперед рукоятью. Кайрис начинают охватывать сомнения: вдруг не сможет или еще что не так пойдет? Она ведь все еще не поняла, как именно это делает. Но толпа нетерпеливо ропочет, и пойти на попятную сейчас — слишком стыдно. Весь мир будто сужается до одной точки. Рывком выхватив меч из ножен, Кайрис прикрывает глаза и делает медленный вдох, попытавшись сосредоточиться.
Жар, чужие голоса, шум, прилипшая от пота рубаха — все это отдаляется, будто Кайрис погружается в ледяную воду. Она перестает что-либо чувствовать и видеть, только слушает, проходясь по мечу кончиками пальцев. И будто картина перед внутренним взглядом вырисовывается: короткий, гибкий, узкий и очень легкий, с простенькой рукоятью меч проступает из темноты. По мере того, как он становится четче и обзаводится все новыми и новыми очертаниями, Кайрис все глубже погружается в странное состояние отрешенности, пока не ныряет в него полностью. Давай же, меч, открой свое имя и покажи лицо.
«Как тебя зовут?» — шепчет она так тихо, что почти не шевелит губами. Пару мгновений ничего не происходит, а потом Кайрис чувствует едва заметный отклик, будто кто-то дергает за нить, одним концом привязанную к ней, а другим — к кому-то другому. Кайрис сосредоточивается, потянувшись за нитью дальше, в темноту, пока наконец не различает чужой хриплый голос.
«Разве ты говоришь свое имя кому попало?»
Кайрис чуть не смеется от облегчения — до последнего не верила, что у нее получится. Надо же, а меч-то под стать хозяину. Кайрис усилием воли заставляет себя не отвлекаться и мысленно хватается за невидимую нить.
«Нет. Но я скажу его в обмен на твое».
Раздается негромкий звук, очень похожий на хмыканье.
«Мне не нужно твое имя. Лучше расскажи шутку».
Кайрис невольно морщится. Она и так не знает, сколько времени прошло в реальности, а он еще и странные требования предъявляет. Но медлить нельзя, поэтому Кайрис быстро вспоминает какую-то из похабных баек из услышанных в трактире и вываливает ее мечу. Не хватало проиграть из-за такой глупости. Шутка про служителя богини и шлюху кажется совсем несмешной, но спустя мгновение после того, как Кайрис заканчивает, раздается тихий перезвон монет, и Кайрис понимает, что это хихиканье. Кайрис ждет, пока меч отсмеется, и, услышав имя, тут же выныривает.
На нее тут же сплошным потоком обрушиваются звуки и ощущения, на какую-то долю мгновения оглушив. Кое-как придя в себя, она поднимает глаза на незнакомца, протягивая ножны обратно.
— Имя твоего меча — Розга, — говорит Кайрис, чуть запыхавшись, и утирает лоб.
Незнакомец забирает меч и обстоятельно вешает обратно. Что-то мелькает на его лице — будто рябь по воде — но стоит Кайрис попытаться присмотреться, как она находит там только злость и раздражение. Силой дернув за ножны, словно проверяя, насколько крепко они висят, незнакомец кривится и бросает, прежде чем уйти:
— Через два дня приходи на площадь после колокола.
696 год, Щедрик, 1
Кайрис до последнего уверяет себя, что никуда не пойдет. Сочиняет что-то там про гордость. Но стоит последнему гулкому удару отзвонить в воздухе, как подошвы ее сапог касаются мощеной камнем земли. Прекрасное чувство — опять ощущать подошву ступнями. Сапоги, правда, как корова пожевала, еще и в заплатах — но это лучшее, на что Кайрис может рассчитывать. Так что — не развалятся прямо сейчас — и ладно. От спешки дыхание сбивается, и Кайрис пытается его выровнять. Сама не знает, почему так спешит, только вертятся мысли в голове: обманул? Или нет? Придет? Не придет?
В полуденный час улицы всегда полны людей, особенно — Главная площадь. Торговцы и мастера, стражники и благородные, женщины и дети движутся мимо ратуши, постамента с виселицей и многочисленных лавок, будто речные потоки. Там, откуда Кайрис родом, на площадях всегда были храмы, но тут так не принято. Впрочем, велика ли разница ли между монашеской рясой и петлей?
Наконец, Кайрис останавливается, оперевшись о теплую каменную стену. Стоит, вдыхая запах пота, яблок, хлеба и дыма. Немного успокоившись, Кайрис начинает рассматривать лица людей, будто пытаясь по невнятным чертам прикинуть, каким мечом была бы эта манерная пожилая дама, а каким ножом — тот загорелый сельский мужик. Кстати о ноже.
У деревянных опор потрескавшейся от солнца виселицы лежит уже знакомый ей меч с именем Розга. Кайрис и сама не знает, как различает его — по виду меч не особо отличается от остальных. Просто знает и все. Но лучше проверить. Кайрис отлипает от стены и широкими шагами пересекает площадь. Оказавшись рядом, она наконец разглядывает знакомые ножны, развеявшие остаток сомнений. Оставить меч без присмотра, вот болван! Замедлив шаг, Кайрис останавливается и опускается на корточки.
— Ну, здравствуй, — говорит она будто человеку.
Кончики пальцев аж чешутся от желания прикоснуться к нагревшейся на солнце стали, и Кайрис, спешно дернув меч из ножен, обхватывает теплую рукоять. Сталь глухо отблескивает, словно чешуя, и желание прикоснуться к ней становится совсем нестерпимым. Кайрис сглатывает, чувствуя, как от возбуждения начинают трепетать ноздри. Она ведет мечом по воздуху, будто рисуя невидимые фигуры — просто чтобы продлить приятное чувство. По спине пробегают мурашки, спускаясь до самых пяток, и Кайрис захлестывает восторгом. Она все-таки не удерживается и касается стали кончиками пальцев.
Земля вдруг взлетает вверх, а сама Кайрис обнаруживает себя лежащей на спине — уже без меча. Голова от удара раскалывается, и Кайрис держится за нее, пытаясь прийти в себя. Нечеткая фигура, придирчиво оглядывающая меч, медленно складывается в уже знакомого мужчину.
— За хер себя потрогай! — ругается он, рассматривая полоску стали разве что не под лупой. — Чего ноешь, вставай давай. Скажи спасибо, что пальцы не отрубил. Ты что, совсем дурной?
Кайрис осторожно поднимается на ноги и злобно глядит на небритую рожу в шрамах и ссадинах. Вот уж кто точно не утруждал себя честной работой. Впрочем, на него посмотришь — и передумаешь ступать на ту же тропинку: въевшийся в кожу запах табака, земля под ногтями, одежда потрепанная, одни сапоги добротные, еще сильнее подчеркивающие дешевизну остальных вещей. Пока она пялится, как палач на виселицу, наемник успевает спрятать меч в ножны, повесить их на пояс и вдруг схватить Кайрис за ворот. Та даже отстраниться не успевает — так внезапно все происходит. Только руками беспомощно взмахивает.
Чужое лицо нависает над ней, и то ли дело в тенях, то ли еще в чем-то, но оно больше не кажется ни дурацким, ни смешным, только очень, пугающе опасным. Будто земля уходит из-под ног.
— Слушай сюда, сын шлюхи. Еще раз меч своими грязными лапами тронешь — оторву и в задницу засуну, — мужчина прищуривается, сморщив нос, будто пес. — Понял?
Кайрис передергивает, и она поспешно отвечает:
— Да.
Чужая рука разжимается, и Кайрис едва не падает, с трудом устояв на ногах.
— Это сталь портит. А вообще чужой меч без разрешения брать — дурная примета, — уже спокойнее объясняет наемник и бросает через плечо. — Пошли.
И идет, больше не обращая на нее внимания. Кайрис медлит, потирая ушибленный бок. Зачем она только пришла? Дельце выглядит мутным даже на ее не особо придирчивый взгляд. Авось, в тупик заведет, перережет горло и в канаву скинет. За такими размышлениями Кайрис забывает даже, что брать с нее по большей части нечего. Наемник, будто почувствовав ее взгляд, оборачивается, презрительно скривив губы.
— Что, ты только на словах мечом махать горазд? — и, чуть усмехнувшись, добавляет: — Или боишься, что прирежу по-тихому?
Если бы он этого не сказал, Кайрис с легким сердцем послала бы все к Зилаю, но теперь отступать становится слишком позорно. Признать, что она боится? Ну уж нет! А если нападет, убежать можно. По крайней мере, она тешит себя такой надеждой, потому что просто устала всего бояться. И это, возможно, единственный шанс стать из дичи охотником и не бояться больше никогда. Кайрис вздыхает и следует за жилистой фигурой, ловко лавирующей в толпе.
Довольно скоро дома редеют, а потом они вдвоем и вовсе оказываются за чертой города. Там наемник немного огибает городскую стену и проходит дальше, к небольшому ровному клоку земли. Место выглядит так, будто его то ли специально расчистили от камней и травы, то ли был пожар и новая не выросла. Мужчина садится прямо на землю, прислонившись к большому камню спиной, и достает кинжал с круглой резной рукоятью. Мозолистые пальцы ловко откручивают эту самую рукоять, и наемник высыпает себе на ладонь какой-то красноватый порошок. Кайрис морщится, когда он наклоняется, резко вдохнув, и закатывает глаза на грани припадка. Пристрастие к дурной траве напрягает, но пока мужчина спокойно продолжает сидеть, она смиряется.
Так и идет: наемник сидит, на грани сознания наблюдая за ее стараниями и при этом умудряясь оставаться достаточно внимательным и цепким, чтобы заметить, когда она ленится. Кайрис все ждет, когда ей дадут в руки меч, но это не происходит ни в первый день, ни на следующий, ни даже через полный оборот луны. Мужчина гоняет ее, как солдата: бег, отжимания, таскание камней. Первое время по приходу домой ей хватает сил только на то, чтобы упасть пластом и будто всего на миг закрыть глаза, чтобы тут же распахнуть от крика петуха и начать все сначала.
Однажды, вконец вымотавшись на очередном забеге, Кайрис едва ли не требует, чтобы ее учили, наконец, управляться с мечом. Наемник только хмыкает и неожиданно легко протягивает Кайрис тренировочный деревянный меч. Но порадоваться она не успевает.
— Просто стой ровно, — говорит ей мужчина, коротко ухмыльнувшись.
И наклоняется, подобрав с земли первый камень. Кайрис не успевает даже поднять меч повыше, когда булыжник, просвистев в воздухе, чиркает по плечу. Она шипит от укола боли, попытавшись отступить на шаг, но наемник, размахнувшись, бросает второй снаряд. В этот раз Кайрис даже хватает реакции, чтобы нелепо дернуть рукой, но бедро все равно вспыхивает от боли. Кайрис неловко выворачивает запястье. Меч вроде бы весит мало, но становится тяжелее с каждым мгновением и напоминает третью руку: мешается, отвлекает, — и вот уже другое плечо, заныв, отклоняется назад, отчего Кайрис едва не роняет оружие.
— Ну же, отбивайся. Или хотя бы увернись, — смеется наемник, подбрасывая очередной камень.
Кайрис действительно силится отпрыгнуть в сторону, но с мечом это сделать не так удобно, как без него, так что хоть камень и чиркает по земле, Кайрис не хватает сноровки удержать рукоять, и ее пальцы разжимаются. Меч глухо падает на землю, подняв легкое облачко пыли. Кайрис тянется его поднять, и что-то пролетает над ее головой, задев по спине. От неожиданности Кайрис падает на колени.
— Вот и все, — отмечает наемник, не то что бы не вспотевший — даже дыхание не сбилось. — Уронил меч — почти что труп.
Кайрис понуро поднимается, пытаясь отдышаться. Хоть и обидно, но теперь она понимает: ее тело просто еще не готово.
Река покрывается льдом и оттаивает, а они все продолжают свои занятия. Со временем наемник начинает учить Кайрис основам: как правильно стоять — с полусогнутыми коленями, — как передвигаться, как уворачиваться, как правильно держать меч. Между собой они не сражаются, но мужчина заставляет ее доводить движения до автоматизма, повторяя так долго, пока не становится дурно. Однако занятия дают неожиданный результат: Мелирасс в трактире замечает, как она крепнет, а потому ставит ее в двери, вышибать буянящих и не желающих платить, а на конюшню берет нового парнишку. Кайрис все легче и легче даются нагрузки и все больше остается после них энергии. Наконец, как-то взглянув ей в глаза, наемник улыбается и говорит:
— Пора.