697 год, Оттепельник, 25
Кайрис стоит в пустоте.
Пахнет прогретой почвой, травой, а еще — ее собственным потом. Каждый звук, запах, оттенок мира ощущается остро, будто лезвие ножа. Ветер доносит цокот копыт со стороны дороги и шорох листвы. Иногда кажется, что если простоять так еще, то Кайрис услышит, как бегут муравьи или растут ветви. Надо же, как много замечаешь, если отобрать у тебя глаза. У Кайрис они сейчас завязаны грубой повязкой, узлом давящей затылок. Внимание начинает расплываться, и Кайрис вновь сосредотачивается на мече. На том, как пальцы охватывают шершавое дерево. На его весе. На ощущении, что меч — продолжение руки, чутко реагирующее на даже легкое движение. Или, как Вел говорит, оружие — и есть рука. Тем более во второй сейчас лежит гладкий камень, который ни за что нельзя уронить.
— Сейчас меч для тебя и сердце, и глаза, и бог, и матушка, — вещает наемник негромко, но четко, будто впечатывая слова в сознание. Его голос доносится отовсюду, то громче, то тише, потому что Вел двигается. — Помни: наемник всегда между девкой и мечом выберет меч.
Кайрис взвешивает камень на ладони. Так и хочется выкинуть его и схватиться обеими руками за рукоять или хоть помочь себе как-то при увороте, но нельзя. Она отстраненно думает, хороший ли это знак, что наемник сказал ей свое имя, и тут же себя одергивает. Не время отвлекаться. Поток воздуха касается разгоряченных щек, как бабочка крылом, и Кайрис вся машинально напрягается, хотя и знает, что это не имеет смысла. Она все равно не успеет отреагировать. Губы вздрагивают, и в этот момент плечо обжигает болью, заставляя пошатнуться и почти выронить камень. Кайрис чуть отклоняется, пытаясь удержать равновесие, и сжимает пальцы. Вел движется так тихо, что она все еще не может вовремя его услышать, чтобы уклониться, но теперь хотя бы научилась предугадывать удар по колебанию воздуха.
Дыхание сбивается, и Кайрис заставляет себя опять дышать мерно и редко. Учась сражаться вслепую, она первое время сильно путала верх и низ и действовала слишком неуверенно, а сейчас все легче сохранять спокойствие. Локоть вдруг коротко жалит, и Кайрис сразу понимает, что это значит: опять выставила его вперед. Первое время даже в обычном сражении допускала эту ошибку, забывая уводить его с линии удара после завершенного выпада или парирования. Но, набив пару синяков, от дурной привычки избавилась. Все-таки боль оказалась самым лучшим учителем. А как первое время запястья ныли от маханий вроде бы легким тренировочным мечом… В этот раз удар приходится на руку, и Кайрис едва успевает удержать покоящийся на ладони камень. Слышно, как Вел хмыкает, и все затихает. Опять отвлеклась. Она пытается собраться, повторяя про себя, как молитву: побеждает тот, кто подлее всех. Побеждает тот, кто подлее всех. Но никакие уловки не приходят на ум, когда Вел так наседает.
Кожу обдает потоком воздуха, и Кайрис отклоняется в сторону, но не успевает совсем чуть-чуть — чужой меч жалит плечо, которое она не увела из-под удара. В темноте каждое движение ощущается совсем иначе. Оно словно оставляет под веками огненный след, появляясь из ниоткуда. Особенно остро это ощущается из-за того, что переступает с места на место Вел совершенно бесшумно, как бы тщательно Кайрис ни вслушивалась.
Она тянет воздух сквозь зубы, и горячий поток щекочет нёбо. Поднимаемая движениями пыль оседает на лице и губах. В отсутствие глаз ориентироваться выходит только на звуки. Зилай! Нужно постараться услышать или хотя бы почувствовать… Вел гоняет ее уже столько времени, а результатов нет. Колени дрожат, и мышцы ноют, но Кайрис всеми силами заставляет себя оставаться на ногах. Посторонние звуки, боль — все это отвлекает. Кайрис делает медленный вдох и подставляет лицо ветру, как бы обращаясь внутрь себя и одновременно сливаясь с окружающим миром. Кожу еще несколько раз обжигают пропущенные удары, но в этот раз Кайрис остается на месте. Словно швея, перебирающая нити, она ищет нужный звук — и вдруг находит. Едва различимый хруст земли.
Еще до того, как начинает колебаться воздух, Кайрис покрепче стискивает рукоять меча и, метя туда, откуда идет звук, делает короткий выпад. И впервые попадает не по пустому месту. Неожиданная атака выбивает из Вела тихое шипение, и это наполняет Кайрис такой радостью, что это чувство на долю мгновения захватывает ее всю, целиком. Вел тут же выбивает из ее пальцев меч, а сжав руку, держащую камень, Кайрис понимает, что та пустая. Она вздыхает и начинает медленно стягивать повязку.
— А ты учишься, щенок, — говорит Вел. — Но помни про контроль — только потеряешь его, и…
— Тебя щелкнут по носу, — бурчит Кайрис, жмурясь.
Она уже знает все фразочки Вела наизусть. Солнечный свет бьет в глаза, и Кайрис продолжает утирать выступившие слезы, пока круги под веками не исчезают. Наконец, она открывает глаза. Все чувства наваливаются разом, будто водный поток, прорвавший плотину, и какое-то время Кайрис чувствует себя оглушенной. Вел сидит возле своего любимого валуна, развалившись, как какой бездельник аристократ на кресле. Наемник одной рукой поглаживает Шило, а другой подкидывает оброненный Кайрис камень. Наконец, откладывает его в сторону и ловко откручивает рукоять, высыпая немного порошка прямо на ладонь. Прикрывает глаза и резко, с шумом втягивает носом. Лицо Вела дергается, кривится, будто глиняное, а потом на нем расползается довольная улыбка.
Кайрис с отвращением прищуривается и отворачивается, принимаясь отряхиваться от земли.
— Чего вылупился? Сам не святой, — насмешливо щерится зубами Вел, и Кайрис не успевает ощутить угрозу прежде, чем он запускает камнем в ее сторону. Спину тут же жжет. — В следующий раз это будет голова, щенок.
Кайрис недовольно трет ушиб рукой:
— Вообще-то, у меня есть имя…
— Ах, ну конечно! — Вел посмеивается, прикрыв глаза. — Наемник — это в первую очередь меч. Без него ты как король без короны, какое тебе имя? Давно пора раздобыть собственный, а то все палками да палками. Или пальчик боишься поранить, хе-хе?
Вел всегда смеется по поводу и без, когда нанюхается порошка. Кайрис это раздражает, как и его привычка по-дурацки трясти плечами и скалить зубы от хохота. Но поделать с этим ничего не выйдет, так что она просто уходит, обронив парочку ругательств себе под нос. И все-таки — какой бы язвой ни был ее учитель, он прав. Почему бы действительно не заглянуть в оружейную лавку? На многое Кайрис рассчитывать не может, но если продать что-то из запасов, то это даже будет вполне добротная сталь. Ее собственный меч… Кайрис невольно испытывает предвкушение, как ребенок перед походом на ярмарку.
Некоторые зовут отвар, способный изменить голос, переверткой. От него ты будто смотришься в чужое зеркало — вот какое чувство. Молоденькие девушки зовут его жгучим соком. Мальчишки — пугачем. Старухи — диким снадобьем. Отвар делают из корней двух сорных трав и листа камейника. Корни мелко нарезают, бросают в воду, туда же — плотные жесткие листы темно-зеленого цвета. Когда вода кипит, она меняет цвет, становясь желтой, как цыплячий пух, а остывая — темнеет. И издали можно услышать, как отвар пахнет — будто дымом и полевой горечью. Ворожеи зовут его двутравным. Наемники — горлодером. Воры — лгунишкой. Но как ни назови, это не меняет сути: Кайрис начала забывать, как звучит ее голос.
Она стоит, привалившись к деревянной балке конюшни, и чувствует лопатками идущее от дерева тепло. Запах навоза, сена и лошадей — Кайрис даже успела к нему привыкнуть, поэтому все еще приходит сюда иногда. Подумать, привести мысли в порядок и очистить голову. Стеклянная склянка с отваром катается между пальцами. Кайрис наблюдает, как жидкость внутри перетекает с бока на бок, как искажается пузырь воздуха. Надо бы выпить, но она медлит, скользя взглядом по стенам, по дремлющим лошадям с толстыми крепкими ногами, по вилам в углу и сложенным вдали седлам и другой сбруе. Тут взгляд падает на пятно света, и будто насквозь пробирает. На какое-то мгновение кажется, что она видит силуэт чайки.
Кайрис отводит глаза, но пятно стоит перед внутренним взором, заставляя мысли вертеться, как птичью стаю. Картинки прошлого проносятся мимо, пока не останавливаются на умиротворенном лице младенца и проклятом родимом пятне. Кайрис обещала себе не вспоминать, но падает вглубь воспоминаний, не способная вырваться.
На самой верхушке Храма — статуя птицы, выдолбленная из камня. Чайка сидит недвижимо, расправив крылья, и ее цепкий холодный взгляд впивается в любого будто когтями, а яркий солнечный свет стекает по перьям скульптуры и льется на массивные ступени. Кайрис помнит, как опустила на них ворочающиеся тельце. Помнит: целовала чужое существо в лоб, и губы словно пекло. Последний поцелуй за всю ее следующую жизнь, наверное.
Где он сейчас, ее медленный яд?
Сироты учатся при Храме. Там же многие и остаются, кто-то же идет в подмастерья, кто-то начинает воровать и побираться, девок замуж берут, а кого нет — тому туда же в Храм дорога. Прославлять богиню. Кайрис пытается представить, куда занесли крылья Конрия? Вот его нашли, забрали, поручили какой-то девушке, тоже брошенной. А что будет потом? Будут учить грамоте и чему там еще положено? Он останется там или отправится дальше? Представляет его моряком, кузнецом, наемником, пекарем, жуликом… Миг — и все возможно, пока не сделан выбор.
Она глубоко вздыхает и подносит склянку с отваром к губам, прикрыв глаза. В нос ударяет резкий запах горящей травы.
— Эй!
Рука вздрагивает, и Кайрис проливает добрую половину себе на рубаху. Но, к счастью, не все: отвар скатывается по горлу горячим комком и падает в желудок. Язык и горло мигом немеют, отнимаясь, так что первые пару мгновений она не может произнести ни слова. Поэтому молча пялится на нового конюха, пытаясь продышаться. Онемение проходит, и горло начинает щипать. Кайрис закашливается, пряча руку со склянкой за спину. Раздается шорох — конюх переступает с ноги на ногу. Широкий в плечах, с немного косыми ногами, он напоминает медведя. Зато лицо такое, что все девки наверняка бегают. Изобразив на лице спокойствие и преодолев внутреннее сопротивление, Кайрис протягивает конюху руку.
— Голдан, — хрипло представляется она.
Голос будто понемногу оттаивает, все лучше и лучше повинуясь.
— Сергетон, — говорит конюх, ответив на рукопожатие. Чужие пальцы сжимают слишком сильно, до боли. Кайрис с трудом удается не поморщиться. — Ты что это пил, не лгунишку часом?
Неожиданный вопрос застает врасплох. Кайрис чувствует себя так, будто ее выбили из седла. Лицо удается сохранить с большим трудом. Незаметно прижав руку со склянкой к бедру, она заставляет себя расслабленно хмыкнуть:
— Не. Напился — и вот… — тянет Кайрис легкомысленно.
Не совсем кривит душой — отвар, проясняющий разум, действительно есть, только она не умеет его готовить. Сергетон щурится, но кивает: мол, со всеми бывает, знаем. Они перекидываются парой слов и расходятся. Пока Кайрис идет, она явственно ощущает его взгляд, направленный на спину, и это заставляет напрячься. То, как Сергетон назвал отвар и то, что он о нем вообще в курсе, делает конюха опасным. Придется быть вдвойне осторожнее.
Если сравнивать город с деревом, то «Змеиное яблоко» расположено на скрюченной кривой ветви в самой тени, совсем низко у земли. Однако, отсутствие света не мешает яблочку спеть. Когда Кайрис только начинала тут работать, она этого не понимала, но грязные улочки притягивают убийц, воров, шарлатанов и им подобных. Впрочем, обычные мастера тоже встречаются. Кайрис даже запоминает парочку мест с оружием, и теперь это знание ей пригождается.
Правда, проблемы вылезают оттуда, откуда Кайрис их не ждет. Несмотря на попытку отмыться от пота и привести в порядок волосы, она все еще выглядит подозрительно в ставшей не по плечу одежде с заплатами. Поругавшись с парой лавочников, Кайрис наконец ловит чайку за хвост. В очередной раз открыв дверь, она не встречает попыток выпроводить. Правда, и лавка выглядит похуже остальных, но потраченное на поиски время делает Кайрис менее придирчивой. Она проходит внутрь, ударившись о низкий проход и негромко выругавшись себе под нос.
Внутри оказывается темновато. Вместо окон в лавке обнаруживаются прорубленные под потолком щели. Кайрис трет затылок, привыкая к царящему внутри полумраку и разглядывая силуэты мечей на оружейных стойках. От шума просыпается дремавший за стойкой подмастерье. Роняет зажатый в руке кинжал и подрывается, начиная угодливо улыбаться раньше, чем открывает глаза. Но стоит ему заметить Кайрис, как с его лица тут же слетает маска вежливости. Парень лениво опускается обратно на табурет и горбится, почесывая щеку.
— Что угодно, э-э-э, — не найдя подходящего обращения, подмастерье замолкает.
При ближайшем рассмотрении он оказывается едва ли не младше Кайрис. Бледный, с болячками, покрывающими лоб, и одухотворенным взглядом, парень похож на парадную шпагу, сделанную плохим мастером: пафосный, но неудобный эфес, сколы на лезвии и судьба лежать на красивой подушке всю жизнь и так и не быть использованным в бою. Тряхнув головой, Кайрис продолжает глядеть на него в ожидании продолжения, но парня опять начинает клонить в сон.
— Керерас! — окликают с другой стороны прилавка.
Мальчишка вздрагивает, выпрямившись и в этот раз удержав угодливое выражение лица даже когда мастер отвешивает ему звонкий подзатыльник. Высокий черный крылан выходит из задней двери, бросив на Кайрис беглый, но внимательный взгляд. Видимо, ему этого хватает, чтобы оценить обстановку и, взмахнув крылом, добавить подмастерью второй подзатыльник, закрепляющий. Кайрис тоже рассматривает мастера. Если подмастерье словно парадная шпага, то хозяин лавки скорее старый добротный меч: он хорош, побывал во многих битвах, но больше его не достают из ножен, а оставляют только чтоб любоваться и вспоминать о былом.
— Что угодно уважаемому?.. — степенно начинает мастер.
— Просто Голдан, — торопливо прерывает его Кайрис. Обращение как к высокородной заставляет ее чувствовать себя не на месте. — Хочу купить какой меч попроще.
Мастер хмурится. В исполнении совершенно птичьей морды это выглядит забавно. В его жилистом теле узнается стать бывшего воина.
— В наемники податься хочешь небось. Думаешь, там сплошь пьянки да бабы? — бурчит он. В голосе мешаются пренебрежительность и уверенность в своей правоте. — Поночуешь в поле разок — и обратно запросишься, а не пустят. Война — она и в дождь с грязью, и в грозу. Смотри, принесешь меч обратно — не возьму.
Кайрис дергает плечом. И этот туда же, лезет поучать.
— Откуда знаешь? Может, грабить буду? — фыркает она.
Выходит чуть менее уверенно, чем хотелось бы. В конце концов, Кайрис и сама продолжает невольно крутить разные «если» и «вдруг» в голове. Но если единственный способ перестать бояться чудовищ — это отрастить такие же зубы, она отрастит. Лишь бы вновь почувствовать этот огонь в груди.
— Грабить, воевать — все одно. Спать с ножом под подушкой.
— И ты спишь? — хмыкает Кайрис, не сдержавшись и глянув на мастера с легким любопытством.
— Сплю.
В чужом голосе не слышно ни радости, ни сожаления, только какая-то застарелая усталость. Кайрис отводит глаза.
— Покажи мне мечи, мастер.
Тот вздыхает, потом осматривает ее уже по-другому: не как торгаш, но как боец. Поизучав так немного, мастер манит Кайрис к прилавку, что-то тихо бросив подмастерью. Мальчишка оживает, птицей метнувшись за дверь, и начинает по одному выносить разные мечи. Пока Кайрис рассматривает их, мастер со знанием дела расхваливает каждый, как родных детей. Она осторожно пробует мечи на весу — скорее припоминая, что так делали другие, чем понимая, как определить качество. По большей части потому, что привычные для всех остальных движения — лишь прикрытие.
На самом деле, обхватив очередную рукоять, Кайрис тянется будто бы внутрь меча, на мгновение заставляя взгляд застыть. Это оказывается так же сложно, как разглядеть свое отражение в мутной воде. Или дергать за нить, оборванную с другого конца. Ни один меч не отзывается. Это оказывается так же тяжело, как нырнуть и удариться о лед. Общаться с оружием уже вошло в привычку, и это молчание не просто напрягает, оно почти пугает. А что, если странные, непонятные способности просто исчезли? Кайрис мрачнеет с каждым осмотренным мечом, все меньше и меньше задерживая на каждом взгляд. Очередной и выглядит неплохо, и удобно ложится в ладонь, но оказывается все таким же пустым. Не то.
— Не то, — озвучивает Кайрис.
Мастер качает головой, щелкнув клювом, и по его взгляду становится понятно, что еще чуть-чуть, и ему захочется почесать кулаки о кое-чью рожу. Кайрис подхватывает предложенный им зенийский одноручник, загнутый на конце, будто полумесяц. Причудливый, но такой же безголосый. К беспокойству присоединяется гнев, лизнув горло обжигающими языками. Почему они не желают отвечать на зов? Что, Кайрис их недостойна? Она сжимает рукоять меча, который держит в тот момент, и ее пальцы белеют от напряжения. К Зилаю!
Бросив меч на прилавок, Кайрис разворачивается и идет к выходу. Красная пелена застилает глаза, поэтому, когда что-то с грохотом падает с висящей на стене полки, она даже не удивляется. Только машинально поднимает с пола.
— Ты что творишь, Зилай тебя побери?! — возмущенно восклицает мастер.
Кайрис моргает, и пелена рассеивается. Пальцы касаются чего-то по-приятному шершавого. Она гладит еще раз, не задумываясь над тем, что делает, а потом опускает глаза. В ее руках лежит меч в дешевых ножнах с местной письменностью. Кайрис не узнает слова, скорее манеру писать буквы плавными линиями. Рукоять оказывается такой удобной, что Кайрис не удерживается и с тихим шелестом вынимает меч. Лезвие оказывается узким, как змеиный язык, и удивительно легким. Она делает пару пробных взмахов — просто чтобы продлить удовольствие. Лезвие бликует, и на свету проступает потертая гравировка: игла с вдетой в нее нитью. Кайрис, ни на что уже не надеясь, обращается внутрь себя.
«Эй».
Невидимая нить натягивается и вздрагивает, завибрировав. И Кайрис различает низкий женский голос.
«Ты говоришь со мной?»
Неожиданно острая радость застает Кайрис врасплох, и, мысленно обращаясь к мечу, она почти кричит.
«Ты меня слышишь!»
«Кричать так невоспитанно. Кто тебя замуж такую возьмет?»
Кайрис вздрагивает и роняет меч на пол.
— Ты надрался, что ли? — ругается подлетевший мастер, резко отобрав меч. Перья на его голове гневно топорщатся. — Не берешь ничего — выметайся! Тут тебе не ярмарка.
Кайрис бестолково взмахивает руками, будто пытаясь его поймать, и жадно провожает меч взглядом. Чужие слова будто вырывают ее из оцепенения.
— Я беру, — выпаливает она громче, чем следовало бы, и показательно срывает с пояса кошель.
Мастер подозрительно щурится.
— Какой же?
Кайрис вновь прилипает взглядом к полке, где едва различимо виднеются знакомые ножны. Будто ребенок, увидевший конфету на ярмарке, она вновь и вновь крутит одну и ту же мысль: мое.
— Этот!
Кайрис указывает пальцем. Мастер складывает руки на груди и качает головой.
— Забудь. Этот принесли на переплавку.
Лицо Кайрис застывает от услышанного. Ее бросает в дрожь, будто мастер как минимум сказал об убийстве человека. Хотя и тогда бы так не пробрало. Люди — им что? Их хотя бы ждут чертоги богов, которым они поклонялись. А что ждет меч — забвение? Кайрис порывисто шагает вперед.
— Нет! Его нельзя переплавлять, разве ты не видишь? — она осекается. Откуда бы ему? Эта странная сила на грани безумия не знакома даже ей самой. — Отдай его мне и забирай весь кошель.
Кайрис протягивает руку с зажатым в ней мешочком. Тот ощущается приятно тяжелым, и отдавать его — как от себя отрывать, но другого выхода нет. В желтых глазах мастера мелькает жадный блеск, но в итоге от с легким сожалением качает головой.
— Этот меч не продается. У него есть хозяин, — бурчит мастер и немного грубо добавляет. — Проваливай, или я выкину тебя сам.
Кайрис видит, как под тканью рубахи угрожающе напрягаются мышцы и как перья на макушке вновь угрожающе поднимаются. Где-то в глубине усталых глаз проскальзывает холодный блеск — будто лезвие кинжала в темноте. Кайрис передергивает, но она не может отвести взгляда от полки с мечом. Это ведь хуже, чем убийство. Это не должно произойти. Она нерешительно топчется на месте, но тут мастер угрожающе разминает когтистые пальцы. Подмастерье за его спиной жмется к стене. А ведь в случае чего стражу позовут. И вскроется, что браслет на руке Кайрис — подделка. С трудом утихомирив бесящийся в груди огонь, она выходит из лавки, хлопнув дверью. В груди сожаление мешается со злостью — на саму себя. Кайрис стала сильнее, но все еще совершенно бесполезна.
Время идет, а мысли о мече все не уходят, наоборот — прорастают глубже, давая крепкие корни в сознании Кайрис. Сейчас она как никогда жалеет, что не узнала его имени. Хотя что бы это могло изменить?
Ручка ведра впивается в ладонь, и Кайрис стискивает зубы, когда часть выплескивается на ноги. Вода такая холодная, что зубы сводит, и мыться в ней — сомнительное удовольствие, но выбирать не приходится. Поудобнее перехватив ведро, она идет прочь от колодца, пытаясь разглядеть в окружающей темноте очертания домов. Кайрис старается мыться ночью, потому что в кладовке, которую ей выделил Мелирасс, едва удается свернуться калачиком, и бадья туда не влезет. Даже вместо кровати что-то навроде огромного мешка, набитого сеном, и когда идут дожди, сено впитывает влагу, и в воздухе стоит запах сырости. Поэтому, присмотрев себе местечко за трактиром, которое плохо видно снаружи, Кайрис время от времени моется там.
Мелкие камешки поскрипывают под подошвой. От умиротворения, приходящего в город вместе с черным покрывалом ночи, Кайрис невольно уходит вглубь себя. Она все еще не знает, что за сила заставляет ее слышать оружие, но после нескольких совпадений теперь это не кажется просто безумием или случайностью. И все-таки — раз у всех встречных мечей, отозвавшихся Кайрис, были имена, то как же зовут этот? Кайрис невольно вспоминает услышанный недавно голос. Все мечи до этого звучали, как мужчины, но не этот. Странно о таком рассуждать. И спросить некого. В родной деревне даже слухов о подобном не было.
Мысли блуждают в голове Кайрис, перескакивая с одного на другое, но неизменно возвращаются к простой истине: ей хочется этот меч. Не важно, какую цену придется заплатить: деньгами или кровью. Желание становится таким сильным, что кажется, его можно пощупать руками. Но что она может против матерого воина? Кайрис медленно наклоняет ведро, и вода выплескивается в деревянную бадью, окатив мелкими холодными брызгами. Кажется, теперь достаточно. Кайрис осторожно ставит ведро на землю и обходит трактир кругом, оглядывая каждый укромный уголок — будто зверь, проверяющий территорию. Всего одна ошибка может стоить слишком многого. Но вокруг стоит сонная тишина, и даже пьяных криков не слышно. Сделав глубокий вздох, Кайрис скидывает одежду, складируя ее неровной кучей прямо на земле. Стирать нет смысла — все равно не успеет высохнуть. Накопить бы на вторую пару вместо порванной…
Как только на ней не остается одежды, Кайрис быстро залезает в бадью. От холода моментально сводит мышцы — он пробирает прямо до костей, будто ледяные иглы. Но Кайрис понемногу к такому приноровилась, поэтому даже не дожидается, пока привыкнет к воде, и сразу же начинает тереть кожу. Порошок, который используют местные, оставляет блестящий след, как от улитки. Быстро пройдясь по телу, Кайрис начинает ополаскиваться.
Резкий шорох заставляет ее подавиться воздухом и застыть, машинально присев, чтобы с головой скрыться в бадье. Кайрис испуганно вжимается в стенку, ощущая шершавое дерево голой кожей. Ее глаза скачут вокруг, выискивая угрозу, но ничего не замечают. От страха бросает в жар — даже холод воды перестает ощущаться. Показалось? Или просто кошка мимо пробежала? Прижав руку к груди, в которой птицей мечется сердце, Кайрис пытается успокоить дыхание. Она облегченно выдыхает, выпрямляясь, и в это мгновение краем глаза замечает мелькнувшую позади длинную тень. Кайрис вздрагивает, выплеснув часть воды на землю, но, когда она оборачивается, то никого не обнаруживает. Только лунный свет скользит по домам.
В этот раз она не осмеливается вылезти, пока губы не синеют от холода, а тело не начинает трясти так сильно, что зубы стучат. Только тогда Кайрис быстро выбирается, набросив одежду на мокрое тело и даже не пытаясь вытереться, и убирает бадью. После она проходится вокруг в надежде найти чужие следы, но везде оказывается чисто. Это совсем не успокаивает. Заснуть ей так и не удается, и черные мысли, так и не пропавшие за ночь, тащатся за Кайрис на тренировку, будто зловещая тень. Попытки успокоить себя, что это шуршала кошка или ребенок, никак не помогают. Кто бы это ни был, он видел Кайрис, и это знание изводит, как упирающийся в горло кинжал.
Наверное, поэтому тренировка совсем не ладится. Кайрис делает глубокий вдох и поудобнее перехватывает меч. Висящий перед ней мешок, будто издеваясь, слабо качается на ветру. Во время боя нужно быть собранной, даже такого вот не настоящего. Но в голове гудит, будто в улье, мешает концентрироваться. Кайрис замахивается, пытаясь повторить выпад, который Вел сказал ей отработать, но только вскользь задевает мешок, и меч улетает вперед. С шорохом повернув стопу так, чтобы придать позе устойчивости, Кайрис стискивает челюсти и замахивается вновь. Это нечестный бой сейчас, когда Кайрис приходится сражаться еще и со своими мыслями. Порыв ветра ударяет ей в спину, и веревка, удерживающая мешок, начинает раскачиваться, будто маятник.
Кайрис отводит руку чуть вбок, медленно выдыхая, и ее веки подрагивают. Она пытается поймать ритм, с которым мешок шатается в стороны, слиться с потоком и обернуть его в свою сторону. Перед мысленным взором загорается линия, будто предсказывающая траекторию движения. Кайрис примеривается, но сосредоточиться как следует не удается — мысли одна за другой забивают голову. Кто же это мог быть? Тогда, ночью, кто же это мог быть? Для кота шаги слишком тяжелые. Может, пес, или чья-то свинья отбилась… Кайрис мотает головой, и линия исчезает, вновь сделав движения мешка хаотичными. Меч мажет, ударяя воздух там, где всего мгновение назад была цель.
Размах оказывается таким сильным, что Кайрис чуть не улетает следом. Придется выставить вперед ногу, чтобы затормозить. Обычно она легко входит в состояние отрешенности, охватывающее сознание, будто ледяные потоки, но сейчас тело не слушается. Кайрис делает парочку кратких вздохов, пытаясь вновь поймать нужное чувство. Надо собраться. Сейчас не время пустых размышлений. Тем более, это ведь мог быть какой бродяга, в конце концов. Отвратительно, но не опасно. Или…
Вдох. Выдох. Понемногу, будто неохотно, знакомая дуга вновь появляется, следуя движениям раскачивающегося мешка. Кайрис посильнее сжимает пальцы, рассчитывая нужный выпад, и коротко бьет мечом. В этот раз попадает. Мешок дергается, отлетев назад с глухим звуком. Веревка натягивается до предела. В воздух поднимается облачко пыли, прилипая к разгоряченной коже. На губах Кайрис сама собой появляется довольная улыбка, и она на мгновение прикрывает глаза. В плечо что-то с силой ударяется, оттолкнув на шаг, и меч от неожиданности выпадает из рук.
— Дерьмо!
Мешок, ну конечно же. Вторая часть упражнения ведь уворот, а Кайрис встала столбом, вот и получила. Она раздраженно пинает какой-то мелкий камешек, не спеша поднимать оружие. В груди борются злость и расстройство.
— Ты что, влюбился, увалень? — Вел расслабленно приоткрывает подернутые мутной пленкой дурмана глаза.
Кайрис спешно поднимает тренировочный меч с земли, отряхивая его от пыли.
— Нет, — бурчит она с негодованием.
Вел с ухмылкой закладывает руки за голову, подставляя лицо солнцу, и выглядит при этом таким довольным, что хочется двинуть по роже.
— Значит, проигрался, — со смехом говорит он. — У щенков только две проблемы: бабы и карты.
Кайрис дергает плечами. Ее мышцы все еще напряжены, хотя тренировка уже кончилась. Только когда поток ветра овевает горячую кожу, она начинает понемногу расслабляться. Кайрис устало вздыхает, и гнев будто выходит вместе с воздухом. Она поворачивает голову.
— Разве? — с сомнением хмыкает Кайрис больше из желания поспорить. — А как же смерть?
Вел отмахивается.
— Смерть — это не проблема, это ее последствия, — он поднимается на ноги одним слитным движением и с хрустом разминает пальцы. — Кстати, говоря о проблемах: ты достал меч?
Кайрис морщится, как от боли. Меньше всего хочется признавать поражение перед таким ублюдком, как Вел, но врать смысла нет — все равно нечего показать в подтверждение, если Вел потребует. А он обязательно потребует.
— Нет, — качает она головой.
Вел подходит ближе, мягко ступая по земле, и смотрит на Кайрис сверху вниз. В чужом взгляде сквозит презрение.
— Какой же из тебя наемник? — сплевывает он себе под ноги, ухмыляясь. — Мы стоим на месте из-за того, что ты не можешь переступить через эти глупые принципы, которые всем вбивают с пеленок. Терпеть такое не могу. Слушай сюда: я дам тебе задание. Выполни или проваливай.
Вел пускается в почти поэтические рассуждения. Порошок вечно вызывает у него странные порывы. Так, сократив и оставив только основную мысль, по мнению Вела Кайрис стоит перед дверью — законом, которому привыкла следовать. А ключик-то достать легко: всего лишь нужно забраться в чужой дом и взять одну вещь. Ничего такого, просто музыкальную шкатулку из гостиной. Плевое дело. От услышанного Кайрис берет оторопь.
— Украсть? Зилай попутал? — с возмущением восклицает она, будто Вел предложил ей лизнуть дерьмо.
Вел морщится, сощурив глаза. Маска беззаботного повесы слетает с него, обнажив непоколебимую волю и вместе с ней — нечто опасное, скрытое внутри, как меч в ножнах. Кайрис ясно понимает — сейчас Вел не шутит.
— О том и речь. Как ты сможешь убить, если даже украсть кишка тонка? — холодно спрашивает он.
Под чужим взглядом Кайрис чувствует себя, как под прицелом арбалета. Она невольно сникает, опустив голову.
— Это… это другое, — бурчит она себе под нос, отводя глаза в сторону. — Я не хочу стать вором.
— Укравший ключ от двери жертвы убийца не становится вором. Тут то же самое, — усмехается Вел, вновь становясь безвредным. — Наемнику мало уметь мечом махать.
— Да знаю я! — раздражается Кайрис.
Хотя и понимает, что ее чувства необоснованны, ведь Вел прав. Просто когда тебе объясняют, как ребенку, это выводит из себя. Тем временем Вел ждет ответа. Кайрис проходится ладонью по волосам, делает пару шагов взад-вперед, решая. Она чувствует себя ярморочным зверем, мечущимся по клетке. Кража кажется слишком низким занятием. Недостойным ее после всего, что Кайрис прошла. С другой стороны, ей не впервые нарушать закон.
— Это обычная проверка, хватит мяться. Или ты переживаешь, что обоссышься от страха, как щенок?
Это оказывается последней каплей, и чаша гнева переполняется. Огненная жидкость переливается за край, обжигая Кайрис горло, когда та огрызается:
— Я не боюсь.
И только сказав, понимает, что бежит прямо в мастерски расставленные силки, и поворачивать поздно. Щелк — и ловушка захлопывается. Вел улыбается развязно и почти что пьяно, но когда Кайрис заглядывает в его лицо, натыкается на взгляд острый, как лезвие ножа. По спине пробирается холодок. Вел дергает уголками губ и растягивает их в хищную ухмылку.
— Вот и хорошо. Тогда слушай.
Приходится подчиниться. Все выглядит просто: вскрыть дверь отмычкой, которую Вел любезно одалживает ей на некоторое время, а потом прокрасться в гостиную — и сразу обратно, унося за пазухой шкатулку. В конце рассказа Вел чуть склоняет набок голову, всем своим видом выражая ожидание, что Кайрис откажется. И отлично знает, что этим заставляет ее добровольно шагнуть в капкан. Конечно, она и вида не подает, насколько хочется взять свои слова обратно. Не перед ним.
697 год, Оттепельник, 29
Вел натаскивает Кайрис несколько дней, пока не заявляет, что она готова. Тогда остается только дождаться, когда на город упадет ночь, накрывая дома черным полотном. Когда красноватый шар скрывается за горизонтом, Кайрис поднимается, зашелестев лежанкой, стряхивает прилипшие травинки и осторожно выскальзывает наружу. Стараясь не сильно шуметь, она скользит по замолчавшим улочкам. Однажды ей чудится длинная тень, но стоит повернуть голову, как та пропадает, и вокруг слегка темнеет — ветер подгоняет облака. Тем лучше. Кайрис быстро движется дальше, стараясь держаться темных пятен и вслушиваться в любые отголоски звуков — не одна она «охотится» ночью и для других была бы самой легкой добычей. От предстоящего дела такое ощущение — как у кота, которого гладят против шерсти. Но ветер холодит затылок, придавая уверенности, и Кайрис сцепляет зубы. Она обязана суметь.
Оказавшись возле нужного дома, Кайрис замирает, прильнув к стене и чувствуя щекой холодную поверхность. Ее дыхание застывает в воздухе, дрожа у кромки губ. Вокруг пусто — только какая-то куча мерно вздымающихся лохмотьев под забором. Стражи нет — то, как бьются о бедро их мечи при ходьбе, обычно слышно издалека. Теперь нет даже ветра. Кайрис пригибается и начинает красться вдоль стены, прижимаясь к ней боком и внимательно смотря себе под ноги. Дыхание дрожит у самых губ, а грудь едва вздымается. Нужно быть тише кошки, иначе все пропало.
Оранжевый лунный свет перетекает с крыш на верхние этажи. Кайрис чувствует слабое тепло остывающих стен и холодный воздух, захлестывающий затылок. Нужный дом принадлежит мелкому ремесленнику. Двухэтажный — может себе позволить, но стены облупившиеся, а крыша выцвела на солнце. Только на двери бледные желтые узоры по местным традициям. Поднырнув под окно, Кайрис обходит дом кругом, пока не оказывается у входа для слуг. Нервно оглядывается по сторонам, но никого не видно. Только сердце шумно стучит в груди. Пара глубоких вздохов, чтобы заставить себя успокоиться. Сейчас или никогда.
Она нащупывает замочную скважину, заскользив по шершавому дереву. Лунного света недостаточно, поэтому придется действовать частично вслепую. На мгновение смежив веки, Кайрис вспоминает объяснения Вела. То, как он показывал на погрызенном ржавчиной амбарном замке: вот так, а дальше — так. Как коряво рисовал срез. Велу хватило всего пары движений, чтоб амбарный замок щелкнул, а Кайрис возилась весь вечер. Но зато наловчилась. Правда тогда над ней не висела угроза получить кинжалом под ребро.
Чтобы взломать замок, приходится скрючиться и выгнуть шею, чтоб не заслонять и так слабый свет. Кайрис начинает дышать редко и медленно, как ее учили, и дрожащими пальцами достает отмычки. Металл мгновенно теплеет от жара ее кожи. Кайрис засовывает их поглубже и чуть поворачивает, осторожно, чтобы не было излишнего напряжения — может сломаться.
За спиной раздается хруст. Кайрис вздрагивает, выронив отмычку, и напугано оглядывается. Сердце сжимается до игольного ушка, но за спиной никого нет. Только маленькой тенью скрывается за углом кошка. Вдох-выдох. Кайрис прикрывает глаза, а когда открывает опять, ее руки больше не дрожат. Засунуть, прислушаться, повернуть. Раздается щелчок! Едва веря в свою удачу, Кайрис медленно приоткрывает дверь и заглядывать внутрь. Там оказывается еще темнее, чем снаружи. Сквозняк приносит запахи свежей каши и полыни. Сглотнув, Кайрис проскальзывает внутрь и прикрывает дверь, прижавшись к ней спиной.
Пару мгновений не двигается, осматриваясь по сторонам и привыкая в темноте. Кровь стучит в висках в такт сердцу. Постепенно начинают проступать слабые очертания предметов: тряпки, ведра, корзины и метлы. Сбоку обнаруживается проход на кухню. Кайрис едва удается различить доносящийся оттуда треск очага. Она осторожно огибает кухню и замечает дремлющую у очага женщину в шерстяном платке. У ее ног лежит, свернувшись, толстый полосатый кот. Когда Кайрис проходит мимо, он поднимает голову и провожает ее желтыми, как две монеты, глазами.
Дверь с противоположной стороны кухни оказывается заперта. Кайрис догадывается, что там находятся комнаты прислуги. Идет дальше, внимательно смотря, куда ставить ногу, чтобы не скрипнуть досками пола. Она проходит сквозь дверь, отделяющую часть дома, доставшуюся слугам, от хозяйской, и будто попадает в другой мир. Тут пол намного крепче, из светлого дерева, а на стенах виднеются портреты в резных рамах. Пройдя дальше по коридору, Кайрис наконец проникает в гостиную. Шаги тут же приглушаются — весь пол тут застелен пушистым ковром. Меж задернутых штор бьет янтарная полоска — луна успела высоко подняться. Мазнув взглядом по резным украшениям на стенах, Кайрис проходит к столу у дальней стены. Шкатулка оказывается тут: богатая, украшенная золотистыми узорами и мелкой красноватой крошкой.
Говорят, у вентонцев шкатулки заместо алтарей с деревянными чайками на ее родине. Кайрис как-то слышала одну легенду, что бог, которому тут поклоняются, был одинок до того, как оживил собственную тень и взял ее в жены. И, снедаемый тишиной и одиночеством, он сделал себе шкатулку, которая пела, стоило открыть крышку. Так в мир пришла первая музыка. Звучит как глупая сказка. Но в каждом вентонском доме, кроме узоров на стенах, принято держать шкатулку. И чем она дороже, тем состоятельнее хозяин.
Вздохнув, Кайрис тянет к шкатулке пальцы. Дерево оказывается приятным на ощупь и гладким, как змеиная кожа. Кайрис облизывает пересохшие губы, готовясь засунуть предмет за пазуху. В это мгновение голова раскалывается на части от боли. Пальцы выпускают шкатулку, и та падает на пол.
— Ах ты сукин сын! — ругается грубый мужской голос. — Сейчас стражу позову — мало не покажется!
Кайрис цепенеет. От страха она перестает чувствовать ноги, поэтому, когда очередной удар обрушивается на плечо, ей не удается устоять. Черная тень, выросшая над ней, заслоняет собой лунный свет. Оранжевый контур подсвечивает чужую фигуру, будто пламя. Кайрис вскрикивает, дернувшись всем телом и попытавшись увернуться. Но ей не удается. Удар пронзает живот, отозвавшись острой болью. Захрипев и почти ничего не видя сквозь пелену выступивших слез, Кайрис сворачивается клубком, закрываясь руками.
До нее начинает медленно доходить, кому принадлежит это лицо. Хозяин. Спустился на шум или по нужде. Зилай побери, все пропало! Дышать получается через раз. Кайрис съеживается, вдруг осознав, что до прихода стражи может не дожить. Не важно, сильнее ли хозяин ее, но если сейчас она не встанет — все потеряно. Тело сводит жаркой волной, и каждый вдох отдается в животе болезненной пульсацией. Кайрис напрягается всем телом, но ей удается только оторвать от пола одну ногу, чтобы сразу же уронить обратно. Чужая нога проходится совсем рядом, задев бедро.
— Ты у меня дерьмо жрать будешь! — все сильнее орет хозяин, осыпая Кайрис градом пинков.
Мир блекнет, словно теряя цвет, только мелькают перед глазами красные вспышки от каждого меткого попадания. Кайрис поднимает голову, и она клонится набок, а воздух кажется сухим и твердым. Хозяин заносит ногу, и боль затапливает Кайрис еще до того, как тупой носок врезается в бок. Свистит воздух, и удара не избежать. Кайрис сжимает зубы, чтобы не заскулить, но боли не следует. Кайрис распахивает глаза. В ушах стоит звон, сквозь который все остальные звуки проникают, как сквозь толщу воды.
— Дорогой, что случилось? — сонно спрашивает женский голос.
Иногда все решает одно короткое мгновение. Хозяин поворачивается к Кайрис спиной, и она напрягается всем телом, толкнув ногами деревянный столик. Вскакивает на ноги в тот самый момент, когда хозяина с грохотом сбивает с ног. Пол будто кренит на бок, как палубу, но ей удается удержаться и протиснуться в проем, чесанув плечом по дверному косяку. Темнота в коридоре будто пульсирует, а мышцы горят, но Кайрис понимает: если она остановится, то вновь упадет и уже не встанет. Шум за спиной нарастает, и она срывается с места, вывалившись на улицу, и огромными прыжками несется прочь. Дыхания не хватает, и все вокруг смазывается в сплошной поток из оттенков серого. Кайрис не останавливается, пока не перемахивает забор и не оказывается в чьем-то полузаброшенном саду. Там силы оставляют ее, и Кайрис заваливается прямо в кусты, проломив пару веток, и больше не двигается. Кажется, если за ней придет сам Зилай, Кайрис не сможет даже открыть глаза.
Трава под щекой оказывается холодной и влажной, только колют щеку обломки веток. Где-то под животом утыкается камень, но сил перевернуться и убрать его нет. Кайрис лежит, чувствуя, как в голове разрастается пульсация, будто змея, расправляющая кольца. Мышцы будто звенят от напряжения. Но чем дольше Кайрис лежит, тем быстрее боль и жар утихают, идя на спад. Холодный ветер ерошит волосы на затылке, забираясь за шиворот и принося разгоряченной коже успокоение. Кайрис со вздохом вытягивается, и прохладная нега падает на нее и погребает под собой.
В следующий раз Кайрис приходит в себя от того, что на ее щеку капает вода, стекая с блестящих листьев. Она поворачивается на спину, открыв рот, и ловит капли языком, наблюдая, как по ветке ползет мимо улитка. Тело ломит, будто его пережевал медведь и выплюнул обратно. Кайрис стонет и медленно садится на корточки. Голову тут же стискивает болью, как обручем. Мир вокруг ужасно кружится. Кайрис с трудом сдерживает волну тошноты. Сглотнув, она проходится распухшим языком по губам и заставляет себя встать. Синяки и ушибы тоже отзываются болью.
Кайрис морщится. Опершись о дерево, она прижимает ладонь к макушке и понимает: не получилось. Она провалилась, как какой-то неудачник. Кайрис размахивается, бьет кулаком по дереву — и шипит от боли. В последний раз окинув сад мутным взглядом, она кое-как перелазает забор и оглядывается по сторонам. Грязные улицы совсем незнакомы, но если идти на север, то можно выйти к центру и уже оттуда добираться до дома. Кайрис так и поступает. В итоге ее все-таки выворачивает где-то на середине пути. Горло еще пару раз дергается, но в желудке больше ничего нет. Кайрис вытирает рот тыльной стороной ладони и разгибается.
Мимо проходит ухоженная женщина, держа мальчика за руку. Они оба кривятся, и Кайрис представляет, как выглядит со стороны: в синяках и мокрой, грязной, порванной одежде. Не было бы так плохо, точно бы передернуло, но сейчас ей плевать. Сил хватает ровно на то, чтоб добраться до трактира, упасть на лежанку и провести весь вечер, зализывая раны. Только когда ей становится лучше, Кайрис вспоминает, что еще нужно отчитаться перед Велом. И в этот момент становится жалко, что хозяин ее не добил.
На встречу с Велом Кайрис идет, как побитый пес — с опущенной головой. Тот успел раздобыть где-то трубку. Раньше Кайрис ни разу не видела, чтобы он ее курил, однако этим утром она обнаруживает Вела сидящим на камне и тщательно перемешивающим табак с порошком. Солнечные пятна скользят по чужому лицу, а пальцы мелькают так быстро, что едва удается разглядеть очертания. Остановившись, Вел придирчиво разглядывает ладонь на свету а потом одним махом высыпает все это в трубку и тянется за огнивом.
При ближайшем рассмотрении становится видно, что трубка грубо сработанная и кривая, явно дешевая, но Вел любовно гладит ее, как женскую талию. В воздухе вспыхивают искры, и вверх с запозданием начинает тянуться густой рыжеватый дым. Он чуть подрагивает на ветру, будто старое знамя. Вел сидит, слегка приоткрыв рот и закрыв глаза. Над его головой будто складывается из дыма узорчатое полотно. Кончик языка Вела едва заметно подрагивает. Кайрис невольно морщится, но так и не может выдавить ни слова.
— Ну? — хрипло торопит Вел, едва шевеля языком.
Она резко выдыхает, собираясь с силами. В одно мгновение становится так стыдно и тошно, что щеки против воли начинают гореть.
— Я провалился. Попался хозяину, и он… — говорит Кайрис, с трудом заставляя свой голос не дрожать.
— И он избил тебя, как паршивого котенка, — заканчивает Вел, колюче рассмеявшись. Его плечи мелко подрагивают от охватившего мужчину веселья. — Может, пора вернуться к папочке и копаться в земле, как положено? Наемника из тебя все равно не выйдет.
Чужие слова обжигают, будто раскаленное железо. Кайрис ужасно, невыносимо хочет возразить, но вместо этого молчит, потому что сказать ей нечего. Правда жжет сильнее огня. Вел задирает голову и вальяжно выдыхает тонкую рыжеватую струю, которая тут же растворяется в воздухе. Его лицо разглаживается, а веки мелко подрагивают, как крылышки мотылька. Еще немного насладившись дымом, он скашивает на Кайрис глаза.
— Беги к мамке под юбку, щенок. Я не буду тебя учить.
Кайрис вздрагивает, будто Вел ударяет ее плетью.
— Почему? — невольно вырывается у нее, и это звучит так жалко, что Кайрис тут же жалеет о сказанном. С отчаяньем утопающего она делает шаг вперед, будто это поможет переубедить. — Как же спор? Обещание? Ты не можешь просто меня выкинуть!
Вел насмешливо поворачивает в сторону Кайрис голову и вдруг выдыхает клубы дыма ей прямо в лицо. Кайрис отшатывается, глаза начинает щипать, а голова становится легкой и кружится. Сквозь рыжую завесу кажется, что на его лице мелькает что-то, близкое к отвращению.
— Почему? Потому, что ты слабак, — жестко припечатывает Вел.
Он все еще совершенно расслаблен, как мешок с картошкой, и ни единый жест, ни поза не выдают угрозы. Это выглядит так, будто Вел не видит смысла напрягаться ради такой букашки, как Кайрис. Она стискивает кулаки.
— Нет! Я не уйду! Дай мне другое задание, я обещаю, я справлюсь, — с надрывом просит она, позабыв об остатках гордости.
Вел качает головой, и на мгновение дымка, подернувшая его глаза, спадает. Кайрис замечает, что за ней прячутся две острые льдинки. Это невольно отрезвляет. Кайрис замирает, и ее плечи медленно опускаются. Отступить сейчас — проиграть войну. Но, похоже, эта битва изначально была проиграна. Что может щенок против матерого волка, даже если тот сидит на цепи? Кайрис невольно склоняет голову, разрывая взгляд, но тут же вскидывает обратно. Нельзя сдаваться! Только не сейчас, почти дойдя до цели. Решимость внутри борется со страхом и бессилием.
Вел, будто прочитав Кайрис, как ворожея — знаки на воде, вздергивает бровь. Он ничего не говорит, но в холодных глазах ясно читается: «Ну-ну, давай, попробуй укусить меня». Что-то невыразимо меняется в чужом лице: уголки губ, тень эмоции в глазах, поза — но Кайрис четко ощущает, что Вел над ней насмехается. Это оказывается решающим, перевесив чашу весов. Кайрис сжимает челюсти, и злость охватывает ее целиком.
Вел расслаблен. Он не ожидает нападения. Даже матерого волка можно застать врасплох. Глаза застилает пеленой, дрожащим красным маревом. Чуть повернув стопу, Кайрис сжимает пальцы в кулак и со всей силы размахивается, метя в голову. Она рассчитывает все, как учили: и силу удара, и угол, и разворот корпуса. Рука легко взметается в воздух, но там, где всего одно мгновение назад была голова Вела, вдруг оказывается пусто. И тут колени резко пронзает болью, земля взлетает, и Кайрис с грохотом падает на спину. Воздух вышибает из легких, грудь сдавливает, и несколько мгновений уходит на то, чтобы хоть как-то вдохнуть. Захрипев, Кайрис невольно прикрывает живот, но ответного удара не следует. Закашлявшись, она наконец-то рвано втягивает воздух, смаргивая выступившие на глазах слезы. Понимание запоздало затапливает разум: с чего она вообще решила, что это сработает? Это как напасть на волка с примитивным кинжалом, вместо того, чтоб вырыть яму с кольями.
Вел стоит над ней, скорее скалясь, чем улыбаясь, и его глаза презрительно щурятся. Жилистый, ловкий, он даже не вспотел и трубку не выронил. С показательной беззаботностью затянувшись, он поворачивается спиной, будто показывая, какого мнения об угрозе, которую Кайрис способна представить.
— Зубы отрасти, прежде чем ими щелкать, молокосос, — бросает Вел, в последний раз выдохнув две струи носом и принявшись вытряхивать трубку. А потом снисходительно оглядывается через плечо на то, как Кайрис возится в пыли, пытаясь встать. — Наемничек.
Придирчиво осмотрев трубку и запихнув в карман, Вел идет прочь. Кайрис понимает, что должна встать, сказать хоть что-то, попытаться остановить, но вместо этого молча смотрит в удаляющуюся спину, на подрагивающие от смеха плечи. Только когда чужая фигура пропадает в паутине переулков, Кайрис заставляет себя встать. Мир стоит на месте, но ей кажется, будто небо упало на голову.
А ближе к вечеру она вновь обнаруживает себя в чужом саду. Кайрис и сама не знает, зачем туда возвращается. Как в бреду перемахивает через ограду и осматривается по сторонам. Сад оказывается полузаброшенным, словно хозяева разорились и распустили всех слуг. Неровные, похожие на нестриженых овец кусты захватили почти все пространство, лишь местами виднеются чахнущие розы. В обрамлении из гладких речных камней распростерт мутный пруд, будто покрытый темно-зеленой маслянистой пленкой. Парочки камней не хватает, и в пустых прорехах виднеются клочки мха.
Кайрис опускается на землю, наклонившись над прудом, и ее обдает поднимающейся со дна прохладой. Пробирает до костей. Интересно, дома ли хозяева? Так не понять: крыша вся прохудилась, а ступени поросли сорняками. Но пока никто не спешит прогонять Кайрис, поэтому она не уходит. Свежий ветер проходится по шее и обдувает спину. Кайрис протягивает руку вперед и осторожно касается воды кончиками пальцев. Поверхность пруда оказывается неприятной на ощупь, но Кайрис погружает руку глубже, пока не достает до чистой воды. Перебирая ту, как бард — струны, Кайрис уходит глубоко в свои мысли.
Что же делать? Ей казалось, что потеряв имя, дом, семью — все, что было, — она станет свободна и больше не испытает эту боль. Воспоминания затерлись, отступили. Стали будто чужими. Все это время Кайрис всеми силами старалась никого не подпускать, но сейчас, сидя над заброшенным прудом, она неожиданно остро ощутила, насколько одинока. Имя, дом — это не важно. Но у Кайрис нет даже меча. Вел прав: действительно, какой она тогда наемник? Так, щенок, которого можно легко выкинуть и не считаться.
Все это время дорога была проста и понятна, но своим поступком Вел будто выдернул из-под ног землю. Лишил опоры. И теперь Кайрис не может понять, что делать дальше. Еще немного подержав ладонь в воде, она вытаскивает пальцы и вытирает их о траву. Все это время она барахтается, как лягушка в молоке из детской сказки. Можно найти нового учителя, заработать, продолжить бороться. Но что, если в этой истории молоко не станет маслом и лягушка утонет?
Кайрис вздыхает и поднимается на ноги. Носок сапога вдруг цепляется за что-то твердое и вспарывает землю. Зилай! Выругавшись, Кайрис опускает голову, но разглядеть ничего не удается. Приходится сесть на корточки. Раздвинув руками траву, Кайрис замечает, как что-то металлическое поблескивает на свету. Скорее пытаясь занять себя, чтоб не думать дальше смурные мысли, чем из интереса, Кайрис тянет вымазанную в грязи вещь за край. Вытащить-то удается, но чтоб как следует рассмотреть, приходится прополоскать в пруду. Поднеся находку на свет, Кайрис чуть не роняет ее от удивления вперемешку с испугом. Наверное, так чувствуют себя герои баек, столкнувшись со своим двойником.
Кайрис склоняет голову, выводя пальцами плавные линии потертой металлической фигурки. Земля забилась во все выемки и впадины, так что очертания перьев смазались, но это и не важно. На ладони лежит раскинувшая крылья чайка, потемневшая от грязи и сырости. Такие обереги обычно носили благородные. Тем страннее встретить его на чужой земле, в заброшенном саду. Что с ней, твоей хозяйкой, жива ли? Кайрис взвешивает фигурку на ладони, и грудь заполняет болезненная смесь скорби, страха и — неожиданно — щемящего тепла.
Эта подвеска была на ее родине. Сопровождала хозяйку на праздник, пить морскую кровь, в храм, под венец, а потом — на корабль, оставляющий родные земли за спиной. На краткое мгновение Кайрис даже ощущает родство с незнакомой мозорийкой, оставившей подвеску ржаветь на земле. По своей воле или велению судьбы — теперь никто не узнает. Кайрис уже не верит в богиню, но не может заставить себя разжать пальцы и выпустить чайку. Уговаривает себя, что просто хочет продать недешевую вещицу, а не оттого, что просто не хочет ее выпускать.
Бушующие в груди чувства, всколыхнувшись, вдруг послушно улегаются. И Кайрис заставляет себя тщательно вспомнить то, что предпочитала забывать. Птичий хлеб. Длинные волосы. Ворожею с острым взглядом. Костолома, с которым они теперь так похожи. А на самом деле — просто себя. Кем бы Кайрис ни притворялась, чье бы имя ни примеряла как плащ — она обязана помнить настоящее. Земля под ногами перестает шататься, вновь становясь хорошей опорой, стоит только перестать сражаться с самой собой и просто примириться.
Может, Голдан и не сможет выкрасть меч и отвоевать право зваться наемником. Но Кайрис — она сможет.