1672 год. На границе Ганрайских земель.
— Я уверен, ты мухлюешь! Невозможно честно выиграть столько раз подряд!
— Возможно, если руки растут, откуда надо.
— Такими темпами он нас оставит без гроша… И на какие шиши мы будем кутить, бухать, девочек снимать?
Трое парней привычно резались в карты. Азартные игры были одним из любимейших видов времяпрепровождения солдат Союзной армии. Двое из них были ганрайцами, третий принадлежал к северному роду. Ганраец, который умудрился обчистить карманы сослуживцев, был загорелым, среднего роста и темноволосым юношей, едва разменявшим третий десяток. Ганраец и северянин были примерно одного возраста с ним, но как же непохоже друг на друга они выглядели. Первый всем своим видом демонстрировал развязность и самоуверенность, характерную для уличной шпаны. Ему и довелось вырасти на улицах Вархула, где за каждый кусочек хлеба приходилось драться насмерть, а в любой день можно было оказаться в эпицентре разборок местных бандитских группировок и быть жестоко зарезанным ни за что. Многие люди, которым довелось выжить в таких условиях, понимали, что человек может легко уйти с улиц и начать вполне достойную жизнь, но вот улице из человека уйти куда сложнее. В движениях и манерах молодого человека читалось что-то блатное, преступное, пока воины, принадлежавшие к именитым кланам Аргои, старались придерживаться идеалов чести и доблести, этот парень жил по понятиям. Растрепанные черные волосы, торчащие в разные стороны, кое-как застегнутая рубашка и неряшливо закатанные рукава говорили о том, что он давно привык одеваться в лохмотья, отчего подсознательно обращался со вполне достойной одеждой небрежно, как с дешевым тряпьем. Несмотря на свою дерзость и заносчивость, Глоддрик был настоящей душой компании, за что сослуживцы в нем души не чаяли. Улица, быть может, и оставила на нем видимый отпечаток, но не лишила человечности. Второй носил соломенную шляпу, такого же темного цвета волосы были собраны в хвост, а руки были перебинтованы, так как юноша час назад отрабатывал набивку кулаков на ближайших валунах, превратив их в посыпь гравия.
— Глоддрик, может, ну его, на деньги играть, а? Лучше на интерес, так веселее. Да и нехорошо это, товарищей дураками выставлять, — сказал северянин, молодец со спутанными волосами до плеч и пока еще жиденькой бородой.
— За базар надо отвечать, мужики, — сказал Глоддрик, сгребая игральные фишки в свою сторону, вместо игрового стола им служил широкий треснутый пень, по которому ползали муравьи, — не умеешь — не берись, запомни это, Гримбла, — махнул он рукой в сторону северянина, и тут же с издевательской улыбкой, полной наслаждения превосходством, взглянул на ганрайца, — а ты, Шибуи, я вообще удивлен, что ты присоединился к игрищам, мастер Агриппа с тебя бы три шкуры содрал.
Говорил он о наставнике Агриппе. Признанном всем Союзом лучшим в искусстве владения любым оружием и рукопашным боем. Этот ганрайский мэтр уже сорок лет готовил элитных защитников Ганрая и Союза, называемых Стражами. Школа их носила гордое имя — Храм Мечей. Эти люди отличались от рыцарей Аргои и лучших фехтовальщиков тем, что могли они владеть многими, самыми экзотическими видами оружия и были сведущи в боевых искусствах, в том числе и голыми руками могли одолеть вооруженный гарнизон королевских гвардейцев. Они воистину обладали сложно вообразимыми способностями, для прошедшего обучение Стража было в порядке вещей метнуть иглу в цель, расположенную за толстым куском стекла и своим мощным броском пробить стекло и попасть в мишень. Или, к примеру, взмыть ввысь и двойным ударом ног, садясь в шпагат в воздухе, попасть в головы противникам по разные стороны. Мастер Агриппа в свои восемьдесят лет все это умел до сих пор и бросать обучение новых Стражей не был намерен. Глоддрик и Шибуи Син были прошедшими полный курс обучения Стражами и высоко ценились в пограничных войсках Союза, несмотря на молодой возраст. А задача этим войскам предстояла серьезная — оборона земель Ганрая от нападений равшаров. Командовал подразделением майор Керрис Галарт — сорокалетний усатый воин, уже тогда начавший лысеть.
— Мимо наша жизнь проходит, парни, — взяв в зубы травинку, улегся на землю Гримбла, — пока молодежь гуляет в Силгоре, пьет пиво и засаживает по самое оно южанкам в публичных домах, мы убиваем время на границе. Страдаем любой херней, лишь бы быстрее закончилась эта мотота. И вот зачем Кратару Роковому понадобилось нападать на Союз? Этим равшарам что, своей земли мало?
— Хотят попробовать ганрайской стали, — скривился в кровожадной усмешке Глоддрик, — ничего, кто к нам с мечом придет, от меча и загнется.
— Глоддрик, ты горазд на печи храбриться, а в поле вот что ты будешь делать? — спросил Шибуи, поправив край шляпы, — мы же с вами, парни, ни разу не побывали в настоящей битве. Ну, подрались с малым гарнизоном равшаров, где их было с десяток, да и то это нельзя назвать дракой — они сдались практически сразу.
Мимо проходили Керрис Галарт и полковник Клаусвиль — дородный муж с пышными бакенбардами. Они рассматривали большую карту, Керрис водил по ней пальцем и что-то взволновонно втолковывал Клаусвилю. Из услышанных обрывков разговора молодые воители поняли, что спор шел о том, что подкрепление не успеет подобраться, а равшары могут появиться в любой день, да и место крайне удобное для нападения — равнина с маленькими плоскогорьями, больше напоминавшими болотные кочки. Керрис предлагал удалиться от границы, поскольку линия обороны недостаточно надежна, чтобы выдержать натиск равшаров, а людей при этом погибнет немерено. Клаусвиль лишь бросил, что это их священный долг, а любой мужчина, преданный Союзу, смерть в бою с его врагами должен почитать за честь. Глоддрик презрительно осклабился и сплюнул, сказав, что Клаусвилю, который в случае поражения постоянно ретировался с поля боя, легко говорить о смерти. Так он пытался побороть свой страх, ведь опасения его и его друзей подтвердились — прикрытие от короля Ганразура Второго придет совсем не скоро. И убить их могут в любой момент.
— Думаю, если что, мы вдарим этим равшарам так, что мало не покажется, — потряс кулаком Гримбла, — мы же Союз! Наша сила в единстве! А эти уроды все время воюют друг с другом, ненавидят сородичей. Да они передерутся друг с другом прежде, чем до нас дойдут!
Глоддрик расхохотался и ответил:
— А жаль! Интересно посмотреть на себя в реальном бою. Чему мы в Храме научились. Хорошо, что здесь нет моего младшего брата Ревиана, не нужно никому сопли подтирать, настало время проявить себя с лучшей стороны. Вот бы поскорее в бой… Наверное, это яркие ощущения.
— Яркие, не спорю, — раздался свысока голос Керриса Галарта, — только там тебя не ждет ничего интересного. Ты лишь исполняешь свой долг, невзирая на страх, ранения, увечья или даже смерть. Уверяю вас, юнцы, после войны жизнь человека не будет прежней никогда, если ему повезет выжить. И молитесь, чтобы вас никогда не настигла настоящая битва. Поверьте, вам не понравится.
Шибуи благоразумно промолчал, Гримбла открыл было рот, желая что-то сказать, но передумал, а вот Глоддрик не удержался от высказывания:
— Ха! Да в вас говорит чувство превосходство, майор Галарт! Думаете, если мы молодняк, то мы спасуем перед лицом врага? Может, это было нашей детской мечтой — врубиться во вражьи ряды и…
— Отставить, рядовой Харлауд! Тебя здесь ценят за умения и мастерство, которым не обладаю и я, но не забывай свое место. Я старше тебя по возрасту и по званию. В армии существует субординация, которой необходимо следовать. К тому же, не тебе со мной спорить. Я успел пережить не одну битву, а ты — еще нет.
Глоддрик собрался возразить, но Шибуи положил ему руку на плечо и помотал головой, дескать, придержи язык. Остаток дня они провели в молчании. Шибуи вскоре отправился на костер варить похлебку, Гримбла лениво валялся в предзакатных лучах солнца и наслаждался полудремой, а Глоддрик присел на поваленный ствол дуба, столь редкого в этих землях, и курил самокрутку. Размышляя о словах Галарта, он пытался его понять, представлял себя в гуще битвы и пытался ощутить весь страх и панику, на которые намекал бывалый воин. Но все, что он испытывал — это жажда свершений и позывы к геройству, которые вбили ему в головы старинные песни о деяниях рыцарей Аргои и могучих ратниках Ганрая. Его размышления прервал резкий окрик караульного:
— Это равшары! Они идут прямо на нас!
Глоддрик подскочил и ринулся к своим, забыв даже затушить окурок. Его прошиб пот и внутри слегка покалывало, молодая кровь бурлила. Похоже, его желаниям суждено было сбыться.
***
Кто-то крикнул «спасайся, кто может!», но тут же получил затрещину от Керриса Галарта.
— Держать оборону! Экипироваться! Готовиться к бою! Арбалеты и луки вперед, пехотинцы — встать в строй за стрелковой частью! Быстрее, мать вашу за ногу!
Началась сущая беготня, но беготня эта была недолгой и осмысленной. Каждый знал, что все необходимое при нем. Шибуи достал свои парные мечи, Гримбла потянулся за двуручной секирой, а Глоддрик достал искривленный ятаган, который купил у клирийского оружейника. Вскоре образовалась фаланга копейщиков, стрелки также встали в строй, арбалетчики присели на колено, а лучники стояли за их спинами. Ганрайские бойцы встали за копейщиками и по бокам от них. К бою воины Союза были готовы. Вскоре из быстро движущихся где-то вдалеке точек вырисовывались отвратительного вида существа. Голытьба равшаров бежала всем скопом, хаотично, о построении они думать не желали. Глоддрик вертел в руке ятаган и переминался с ноги на ногу, стараясь вглядеться в очертания врагов получше. Ему пришло на ум сравнение происходящего с массовой дракой бандитов в Вархуле или в Сухих Колодцах или «стрелой», как их еще часто называли. Полчища равшаров явили собой донельзя зловещую картину. Перекошенные от ярости их лица или даже морды, утыканные костьми и раскрашенные на боевой лад. Исколоты костяными украшениями были представители племени Костяных Драконов, а раскрашены разноцветными полосами, очевидно, чернилами из ягод или истертых камней, были равшары из рода Берсерков. Последние с удвоенным энтузиазмом неслись вперед. Дикие вопли и окрики равшаров успели вселить ужас во многих солдат Союза. Один веснушчаты паренек лет семнадцати покинул строй и бросился бежать, но Керрис Галарт огрел его по затылку рукоятью меча и вернул в строй. Глоддрика сковал страх. Ему показалось, что, когда придет его черед драться, он растеряется и не сможет сделать ни единого движения. Ему, бесспорно, часто доводилось драться насмерть, но в такой бойне с противниками вроде равшаров — еще никогда. Но выбора у юноши не было. Был отдан приказ сделать залп — арбалетчики выстрелили своими болтами как один, а следом за ними лучники послали в воздух стрелы, которые осыпали бегущих равшаров смертоносным дождем. Первые два ряда дикарей из пустоши стрелки выкосили полностью — трупы падали, как подкошенные деревья, но их собратья, не останавливаясь ни на минуту, переступали через погибших собратьев и продолжали бежать. Легионеры метали по очереди пилумы, отчего в толпе равшаров то и дело появлялись промежутки, но они тут же заполнялись все новыми бойцами. Стрелки разбежались за спины копейщиков. Как атаковали равшары фалангу — они не просто врезались в фалангу, они ее вскрыли. Некоторые рогатые бурокожие оборванцы с наскока рванулись прямо на копья, острия пилумов рвали и крошили их плоть, но умирающие равшары успевали наносить удары костяными клинками, дубинами и топорами. Некоторые равшары чуть пригнулись, на их спины наскакивали другие и с воздуха прыгали прямо на щиты аргойских легионеров, рубя их сверху. Со флангов равшары также теснили копейщиков, фаланга пыталась изогнуться в дугу, чтобы защититься с боков, но было поздно — равшары с трех сторон наседали и продавливали фалангу. Их боевой запал было не пересилить паникующим рядовым Союза, в основном бывшим крестьянам или же горожанам, которым не посчастливилось попасть под призыв, отправивший их в эту горячую точку. И тут ганрайцы, северяне и Керрис Галарт ринулись во фланги — прикрывать ряды солдат. Глоддрик поступил так, как учил его мастер Агриппа — отбросил раздумья и просто сделал, что должно, а там уж будь, как будет. Вскоре фаланга перестала быть таковой, и все смешалось, хаотичные группы людей или вовсе поодиночке бились со скопищами равшаров. Глоддрик набежал на троих членов племени берсерков и с разбегу рубанул одного из них наискось ятаганом, целя в шею. Парень быстро понял, что такая битва мало чем отличалась от заварушек, возникавших в его прошлом, разве что действующих лиц было заметно больше. И ситуация была много опаснее для жизни. Спасало Глоддрика виртуозное искусство фехтования, заложенное школой Агриппы, смешивал он его с приемами рукопашного боя, неожиданно равшары периодически получали с ноги или локтя по лицом зубодробительные удары, а затем их полосовал ятаган отменной Джаганнатской стали. Глоддрик приноровился сражаться с несколькими противниками, но переиграть их труда ему не составляло. Конечно, он испытывал страх, но сумел его перебороть. Волнение отступило, и Глоддрик действовал сосредоточенно, на автомате, будто дрова колол, только более изощренным способом. Вскоре в нем вскипел энтузиазм, и он начал сражаться более лихо и рискованно, периодически глумясь над не столь умелыми равшарами, конечности и головы которых летели в разные стороны с всплесками крови. Вскоре он объединился с Шибуи и Гримблой, и втроем они поистине крушили равшаров одного за одним. Гримбла раскалывал их головы топорищем, словно тыквы, парные лезвия Шибуи мелькали в едва различимом невооруженным глазом танце, а ятаган Глоддрика делал свое дело. Керрис Галарт использовал свою безукоризненное искусство фехтования, успев зарубить с десяток равшаров. Это работало, но недолго. Вскоре перевес окончательно сместился в сторону равшаров, которых с самого начала было больше — Священное Древо нарожало. Они все теснили кое-как отбивающихся людей. И тогда Клаусвиль решил приказать дать сигнал к отступлению. Заревели трубы, и команда отступить прозвучала во всеуслышанье, отчего люди с позором пятились и старались бежать, пока более умелые бойцы задерживали равшаров. Убежать успевали не все — метательные костяные ножи и томагавки доставали спешащих спасти свою шкуру солдат в спины. Многие успели скрыться, но приличный кусок войска Союза — с пятьдесят человек, равшары сумели отрезать от остальных. Керрис Галарт и Шибуи оказались за пределами этого круга, уходя, они отбивались от преследующих их воинов пустоши. Шибуи было ринулся спасать друзей, но Керрис Галарт одернул его, сказав, что им уже ничем нельзя помочь. Окруженные солдаты быстро сдались, и их нельзя было в этом винить — многие из них впервые вообще видели настоящий бой, точнее, мясорубку, они цеплялись за жизнь, как могли. Но не Гримбла с Глоддриком. Они встали на изготовку, не бросаясь в атаку, но давали понять, что живыми сдаваться не собираются. Тогда один из равшаров на ломаном союзном языке крикнул, что за каждого неповиновавшегося человека будет убито с десяток пленных. Парни любили свой народ и, несмотря на гордость, опустились на колени и заложили руки за головы. Вскоре им связали руки и погнали в лагерь равшаров, разбитый неподалеку. Лагерь этот был необычным, кроме наскоро сделанных палаток там был вычищенный и выровненный кусок поля, огороженный, словно арена колизея, а возле импровизированной арены стояли огромные клетки из дубовых бревен. Туда и загнали военнопленных. Прибыли в лагерь они к поздней ночи, едва успели они расположиться в одной клетке, как их почтил своим присутствием сам верховный вождь равшаров из племени Берсерков, решившийся атаковать Союз. Кратар Роковой. Он был ростом выше двух метров, мускулист, тело его было окрашено синими полосами волнообразного вида, а на поясе его был редкий для равшара стальной клинок. Клинок был длинным — под стать своему обладателю, рукоять перебинтована, а лезвие без ножен было иззубренным, точно его и не думали доселе реставрировать. Кратар популярно объяснил условия пребывания в своем плену проигравших: для своего развлечения равшары решили устраивать среди пленных гладиаторские бои. Тот, кто выживет последним, станет личным рабом Кратара Рокового и будет прислуживать любым его прихотям. Кто откажется драться — будет наказан, как именно, Кратар не уточнил. Немолодой легионер, лет пятидесяти, густобородый, заявил, что не в чести у братских народов Союза убивать друг друга, это прерогатива выродков из равшарских пустошей. Кратар одним движением вытащил клинок и рубанул снизу вверх им, разрубив тело пленного надвое. Кровь хлынула во все стороны, Глоддрик невольно дернулся, но несколько капель из этого отвратительного фонтана таки упали ему на лицо.
— Есть еще возражения? — на неправильном союзном наречии вопрошал Кратар.
***
На следующий день начались гладиаторские бои. Первых солдат вывели на арену, остальные с ужасом наблюдали за ними из клетки. Из палаток равшары повыбегали и с воодушевлением орали, споря между собой, у кого больше шансов выиграть — такое издевательство над врагами было для них любимым развлечением на войне. Но мужчины слишком долго мешкались, отчего первый попавшийся из них получил тридцать ударов плетью, разрывающих мясо до костей. В таком состоянии его бросили сражаться, но он упал замертво от ран и бессилия. Глоддрик осунулся и побледнел. Он не знал, что будет делать, когда придет его очередь. Его сковывал страх — он любил соотечественников и понимал, что по законам чести, да и по понятиям тоже, он должен скорее умереть, чем убивать братьев по оружию для своего выживания. Настала очередь Гримблы — на удачу для него его поставили с южанином-клирийцем, который всей душой ненавидел северян и часто задирал своего недруга. Для такого молодой Краух Гримбла решил сделать исключение и разобрал своего противника по частям в буквальном смысле, мощным ударом топора в голову завершив навсегда распри со склонным к предрассудкам клирийцем. Глоддрику же попался его боевой товарищ. Аргоец, сын бакалейщика. Глоддрик часто пил с этим парнем, разговаривал, упражнялся с ним в фехтовании или разделял тяготы физического труда. Удивительно, на что люди готовы, чтобы выжить. Выбросив из головы мысли о дружбе, недавний друг Глоддрика с яростным кличем накинулся на него, занеся меч для удара. Все произошло быстро — Глоддрик инстинктивно заблокировал удар и обратным движением клинка рассек врагу брюхо. В молчалии, под крики обезумевших равшаров, Глоддрик вернулся в клетку и не сомкнул глаз следующей ночью. Странное дело — он лишил жизни не одного равшара за прошлый день и не задумался над этим, хотя то были полноценно разумные живые существа, но убив товарища, пусть и предавшего его ради спасения себя, Глоддрик не мог не терзаться муками. За этот день к окончанию схваток число пленных сократилось вдвое. В ночи некоторые плененные мужчины не стеснялись плакать от смешанного чувства ненависти к себе за убийство товарища, от страха за свою жизнь и безысходности. Многие не были высококлассными бойцами и понимали, что с ними в этой же клетке находятся вполне неплохие воины, а то и мастера боя, против которых у них не было шансов. На следующий Глоддрику снова пришлось драться, с северянином, не с Гримблой, с другим. Мужчина тридцати лет с такой же яростью в лице, тщась спасти свою жизнь, стремился парными топорами достать Глоддрика изо всех сил, но того снова спасло мастерство фехтования, скорость и точность — северянин был повержен за минуту. Вернувшись в клетку, Глоддрик ютился в углу клетки и даже не шелохнулся. Весь свой юношеский бунтарский дух он потерял, дерзость и уверенность в себе улетучились. Он превратился в подобие ходячего мертвеца, чисто механически дерущегося, чтобы спасти свою жизнь. Опечален он был и тем, что никто из воинов не хотел оказать сопротивление тюремщикам, все вокруг думали в первую очередь о том, как выжить. Даже Гримбла — и тот молчал, стараясь не разговаривать с Глоддриком. Они оба думали в одно и то же время и о том, хватит ли у них решимости сразиться друг с другом по-настоящему. Этой ночью трое солдат в клетке подобрались и к неожиданности Глоддрика попытались его задушить, но чутье Стража не подвело молодого ганрайца, обоих он отделал как следует и, скрутив руки предателям, устыдил их за малодушие.
— Я понимаю, мы все здесь хотим остаться в живых. Мы изменяем самим себе и убиваем друг друга, как животные. Но вы ведете себя, точно последние крысы. Даже хуже.
Глоддрик не стал убивать их, по правде говоря, ему было наплевать — он знал, что следующие бои эти трое не переживут. Ему было плевать и на собственную судьбу, он лишь удивлялся тому, как легко получилось сломить гордость воинов Союза одной лишь угрозой их жизни. Очевидно, присягая на верность Ганзарулу Второму, они дали обещание, которое не смогли сдержать — быть готовыми отдать жизни за будущее родины и своего народа. На следующий день очередь Глоддрика драться наступила последней. Гримблу тоже не вызывали. Выживших осталось совсем мало — чуть больше десяти человек. Когда двоих друзей поставили драться, они, не проронив ни слова, начали кружить по арене. Глоддрик смотрел в глаза Гримбле, но его захватила мысль — ради чего они будут сражаться? Чтобы быть рабами? Раб — вещь, его легко можно убить, как надоест. Да и ради такой судьбы он выживал на улицах Ганрая? А что подумал бы его младший брат, Ревиан, увидев, как низко пал человек, который заботился о нем и столькому его научил? Что бы сказал мастер Агриппа? Как бы поступил Керрис Галарт, оказавшись на месте Глоддрика? Ответы пришли сами собой, а с ними — решение. Глоддрик сорвался с места, но не в сторону Гримблы — он ринулся в толпу равшаров. Тем же ятаганом, что и сейчас был при нем, он принялся кромсать, честить их, точно крестьянин — колосья пшеницы. Кровь лилась рекой, равшары быстро похватали оружие и окружили Глоддрика, но ему было все равно, ганраец и не рассчитывал, что выживет. Он парировал удары, отскакивал и налетал на ближестоящих врагов, с легкостью пробивая их защиту. Гримбла не остался в стороне — он побежал в сторону клетки и одним ударом топора сбил замок. Люди разобрали оружие и присоединились к бою. Глоддрик поразил семерых равшаров, затем уложил еще пятерых. Но силы начали покидать юношу, а мастерство — подводить. Удары были не так точны, а реакция замедлилась. Изнурение голодом и бессонные ночи дали о себе знать. А равшаров словно и не становилось меньше. Вот один достал его по ноге костяным ножом, но тут же получил в висок острием ятагана. Другой вонзил кончик копья в предплечье Глоддрика, третий обухом топора, на счастье Глоддрика, угодил ему прямо в темя. Молодой Страж зарычал и быстрыми движениями, точно рывок мангуста на кобру, рассек двоих воинов племени Берсерков, а третьего из племени Костяных Драконов хромым шагом насадил на ятаган. Последовал пинок от нового равшара, снова удар костяным мечом — у Глоддрика кончались силы, и он только отбивал удары, лишь изредка вяло отвечая, его атаки перестали доставать цель. И тогда его захлестнула волна ярости. Неистового бешенства. Его охватило ощущение, что дух его спустился куда-то очень глубоко под землю. Глоддрик слышал о подземельях Азрога, хотя он их и считал легендой, но в существовании подобной силы он сомневаться не мог. Были воины, сумевшие обуздать эту силу, назывались они Темными Стражами. Несколько веков ранее у них была своя школа, и они наводили ужас на Вархул, пока их не перебила Союзная армия. Агриппа рассказывал, что стоит Стражу отдаться потоку этой злой ауры, и он навсегда обратится в воина пламени подземелий. Глоддрик не хотел думать о последствиях, ему хотелось одного — убить как можно больше равшаров. Отомстить им за свою сломанную судьбу, за убитых товарищей, за то, что сломили его дух и сделали из него братоубийцу. Вина за убийство товарищей всегда будет жить с ним, этого Глоддрик не мог простить равшарам. Ненависть поглотила его и придала сил. Он представил, что окунулся в жерло вулкана адского огня, только вместо огня был источник неимоверной силы, пронизавшей, напитавшей его. Глоддрик словно заново родился. Он забыл об усталости — мышцы его были на пределе, но он не замечал этого. Он не замечал ничего, кроме одного — жажды крови. Глоддрик бросился на равшаров с таким оглушительным воплем ярости, словно раненый медведь, так мог вопить лишь лишившийся разума человек. Гримбла знал таких, их в северных землях называли берсерками. Такие воины перед битвой часто ели грибы, воздействующие на их разум, заставлявшие их забыть о боли, страхе смерти. В племени Берсерков у равшаров тоже были воины, которые и без грибов входили в состояние аффекта и были готовы броситься на любого. Но Глоддрик их смел, точно ураган. Вкупе с его недоступным для равшаров мастерством боя эта нечеловеская ярость заставила обитателей пустоши испытывать непривычное для них чувство — страх. Глоддрик рубил и колол направо и налево. Любой из равшаров, кто пытался его атаковать, получал жесткий отпор, вместо блока Глоддик часто отрубал им руки и обратными ударами уже добивал. Он теснил толпу равшаров один, Глоддрик шел вперед, они — отступали. Вскоре ярость пропала. Осталось лишь наслаждение от схватки. Глоддрик больше не боялся, не испытывал вины. Он стал машиной для убийств и помешанным во всех смыслах человеком. Он хохотал, как спятивший примат, и бросался на равшаров со стремительными ударами неизмеримой силы. Он зарезал уже с тридцать дикарей и не собирался останавливаться. Лицо Глоддрика перекосила бешеная улыбка, сердце его трепетало, глаза его заляпала кровь, как и всю одежду. его собственная, перемешанная с кровью равшаров. Он был в экстазе, зверином экстазе, из которого ни за что не хотел выходить, лишь бы этот боевой транс длился вечно. Гримблу поразило то, чего Глоддрик никак не мог заметить. Волосы Глоддрика напрочь поседели, а глаза у новоиспеченного альбиноса светились рубиновым цветом, они по-настоящему светились, и это было ненормально. Но, взглянув на брызжущего слюной и смеющегося Глоддрика, добивавшего очередного равшара, во взгляде которого читался неподдельный ужас, к этому человеку никак нельзя было применить слово «нормально». Равшары разбежались, вперед них вышел Кратар Роковой, вождь обнажил клинок и выпалил:
— Заговоренный великим шаманом Старейшим клинок тебя остановит, демон!
Глоддрик наскочил на него и с размаху обрушил на голову равшара удар ятагана, но тот отразил атаку. Они фехтовали, но Глоддрик старался рубить равшара, а не фехтовать с ним. Вот уже он отсек его ногу, равшар тщетно пытался отбиваться, но Глоддрик выбил у него из руки клинок и одной рукоятью теперь остервенело бил его по голове, вопя во все горло.
— Сдохни, мразь! Ублюдки! Вы хотели зрелища, мать вашу?! Так получите!
Он снова расхохотался и одним ударом отсек голову Кратара Рокового и пинком послал ее в толпу равшаров. Те попятились, но Глоддрику не было дела до их испуга. Он хотел убивать. Темный Страж подобрал оброненный вождем зазубренный меч и кинулся на обратившихся в бегство врагов, догоняя и убивая всех, до кого смог дотянуться его ятаган. Но силы были на исходе. Он метнул ятаган в одного из удирающих равшаров, попав тому прямо между лопаток. Обессилевший Глоддрик упал на колени, держа в руках клинок павшего вождя Кратара. До этого начинал накрапывать дождь, но теперь он полил, как из ведра, мешаясь с лужами крови равшаров и людей. Глоддрик обратил свой взор в небо и разразился хохотом человека, окончательно утратившего рассудок.
— Вот же… Ганрайский Демон! — изумленно выговорил Краух Гримбла, глядя на своего друга.
Одно было ясно — в плену у равшаров, в этих клетках и омерзительных боях брат на брата умер тот беспечный паренек, воспитанный улицей. Вместо него пришел Ганрайский Демон, человек, отдавшийся злой силе и не могущий жить без кровопролитий. Человек, которому предстояло приложить массу усилий, чтобы оставаться человеком. Человек, закончивший войну с равшарами ценой потери прежнего себя. Человек, наводящий ужас на земли равшаров и внушающий почтительный страх Союзным землям одним своим именем. Глоддрик Харлауд никогда не будет прежним.
***
1707 год. Гилеард, оплот Карательного Отряда.
Немолодой командор Карательного Отряда открыл глаза. Точнее, глаз, другой был скрыт повязкой. Он, как всегда, уснул на своем письменном столе, разбирая доклады карателей о происшествиях в пределах земель Союза, зачитывался книгами-произведениями гениев стратегии и тактики. Любимым чтением Глоддрика были книги о природе человеческого разума, психологии. В особенности преступной психологии. Он стремился понять, что заставляет людей изменять своим идеалам, родине. Глоддрик желал разобраться в людях, чтобы суметь вычленить, к примеру, из своих людей предателей, кротов, копающих под него. Но, чем больше он читал эти книги, тем больше убеждался, что нет ничего ценнее, чем жизненный опыт. Но читать не переставал, как и ежедневные изнурительные тренировки, чтобы тело и разум не заржавели. В свои пятьдесят семь лет Глоддрику оставаться на пике своих возможностей было не так легко. Но ему было не до раздумий — прямо перед ним стояла…
— Рикке? — хриплым голосом спросил Глоддрик, резко встав со стула, опрокинув его.
— Глоддрик, — улыбнулась она.
Это была девушка лет двадцати пяти — не больше. Волосы ее были острижены под каре, до плеч не доставали. Атлетичная, подтянутая фигура. Миловидное лицо. Могла бы сойти за обычную жительницу Аргои, если бы не алого цвета глаза и белые, как снег, волосы — можно было подумать, что она дочь Глоддрика, если бы кто-то увидел их со стороны. Только эти черты не передаются по наследству, они присущи всем Темным Стражам.
— Зачем пришла?
— Пришла? Я и не уходила, Глоддрик. Разве мы не клялись никогда не покидать друг друга? Или ты уже забыл? — подбоченившись, она закусила губу и испытующе посмотрела в изуродованное шрамами, отмеченное морщинами — следами прожитых лет, мужчину, которого когда-то любила.
— Это не имеет значения, Рикке. Тебя больше нет. Ты мертва, — его голос выражал полную невозмутимость.
— Знаю. Ведь именно ты меня убил. Я мертва, Глоддрик. Как и ты, — она пожала плечами, — ты давно мертв изнутри, но ведь еще дышишь. Почему я не могу жить внутри тебя?
— Ты прошлое, Рикке. Воспоминание. Давно пора тебя отпустить. Нельзя жить прошлым.
— Так тебе мастер Агриппа сказал? М-м-м, — она улыбнулась и продолжила, — ничего не получится, Глоддрик. Твоя прошлое вечно будет тебя преследовать. Ты никуда от него не денешься, как и от самого себя. Ты демон во плоти, Глоддрик. И навсегда им останешься. Ты не способен жить, как нормальные люди, ты можешь лишь убивать и сеять хаос, разруху. Для таких, как ты, никогда не будет мира и покоя.
— Что тебе от меня нужно? Я не могу изменить то, что произошло тогда. Мне жаль, но ты тоже сделала свой выбор. Ваша община убивала людей, Рикке. Я же их защищал.
— О, как удобно. Ты всегда этим прикрывался. Говоришь, что ты защищаешь жизни простых людей, а сам лишь пользуешься этим, чтобы наслаждаться звоном мечей. Но меня не обманешь, я слишком хорошо тебя знала.
— А если и так? Я спас людей от вас. От равшаров. От северян. Спасаю от преступности. Вы же нападали на мирных людей. Убивали всех, кто не шел за вами.
— Мы одинаковы, Глоддрик, в том, что не можем жить без сражений. И друг без друга, я всегда тебя любила. Даже после того, как ты меня предал, даже когда мы скрестили клинки, я не отказалась от своих чувств. Ты думаешь, что защищаешь людей от подонков вроде нас. Но мы могли им принести свободу от гнета Ганзарула. От поборов вельмож. Люди могли бы жить свободно и счастливо, как мы с тобой. Но ты привел Карательный Отряд в наше убежище и разрушил наше счастье. Я отдалась тебе без остатка, а ты меня так жестоко предал. Живи с этим.
— Я сделал много зла, Рикке. Многих убил. Но я старался, чтобы это было на благо. Чтобы люди могли жить без страха. Не боясь, что к ним придут такие, как ты и начнут устанавливать свои правила. Я не жалею, что остановил тебя и твоего учителя. И поступил бы так же.
— Зачем тогда ты сошелся со мной?
— Я думал, ты не такая, как они.
Глоддрик неплохо разбирался в людях. Но тогда, лет двадцать пять назад, он пал ударом чувства, затмившего его рассудок. Ему казалось, он встретил женщину, которая его поймет и примет, поскольку она такая же, как он. Кто же знал, что она станет его ночным кошмаром?
— А я видела тебя насквозь всегда. И могу сказать одно — как бы ты ни старался сделать лучше, все выходит наперекосяк. Ты приносишь лишь зло. Ты сам — зло, порождение Азроговых подземелий. Как и все мы, как и я. Не для тебя праздник жизни, тебе лишь бы кровью умыться. Не говори, что это не так, я же знаю, с какими глазами, с каким лицом ты дерешься. Ты стареешь, но не можешь остановиться. Это убьет тебя рано или поздно.
Ответить Глоддрик не успел — его выбросило из сна. Он проснулся в холодном поту на жесткой кровати, сбитой из сушеных тростниковых стеблей. Встав в одних штанах и ночной рубашке, он посмотрел в окно. Уже рассветало.
***
Йоши и Эрлингай с плененным клирийцем остались ждать на центральном дворе крепости Гилеард, Норберт Гартахол сказал, что отправится известить Глоддрика об их прибытии. Внутри было мало людей, что лишь добавляло комфорта прибывшим, ведь на них бы непременно начали глазеть — еще бы, узнаваемый человек королевской крови, зеленокожий татуированный чародей в буром заплатанном балахоне с древесным посохом и скрюченный заклятием удержания клириец, который не может сделать ни шагу без соизволенья мага. Все же во внутреннем дворе был один рослый паренек, который сразу же ими заинтересовался. Парень в деревенской рубашке, лаптях и стриженый под горшок, ростом не уступал Эрлингаю.
— Вот дела! Я здесь стою уже час, ожидаю, пока меня впустят, думал, как же скучно, но не ожидал, что произойдет что-то столь необычное, как явление таких гостей. Старик, ты же маг, да? Ты прямо вылитый Третий Архимаг Йоши-Року с картинок из книг Ревиана Гувера! А ты очень похож на Эрлингая, его я видел на листовках! У нас они сохранились, те самые, на которых изображен ты верхом на коне, въезжающий в побежденную столицу Севера — Балнор. Я тогда еще под стол пешком ходил. Ну ты и постарел, конечно!
Не успели они и взглянуть на подбежавшего незнакомца, как он продолжил:
— А кто это с вами, клирийского шпиона поймали? Вообще странно, клирийцы вроде дружелюбный народ и козни редко строят. Что привело вас сюда? — не дав им и слова вставить, юноша говорил без остановки дальше, словно забыл о вопросе, — вот меня — желание присоединиться к Карательному Отряду и навести порядок на родине. Родом я не отсюда, из деревни Козьи Загоны, это совсем у черта на рогах. Но я многому способен научиться, представьте, что будет, если весь Вархул услышит о моих деяниях. Как же хорошо, что я уломал матушку меня отпустить!
Эрлингай, криво усмехнувшись, качая головой, переглянулся с Йоши, который снисходительно пожал плечами, мол, я сам когда-то был почти таким же.
— Неудивительно, что она тебя отпустила, ты столько болтаешь, что я бы на ее месте тебя бы просто выгнал! — не удержался Эрлингай.
— Я-то? Вы не видали нашего пчеловода! Вот у него и впрямь рот не закрывается, чуть зайдешь к нему — так и к вечеру не воротишься. Вообще, мужики, как же мне осточертела эта деревенская жизнь! С утра до вечера одно и то же — то одежду в ручье постирай, то прополоть грядки, то участок поля вспахать, дров наколоть. Иногда мать моя не стесняется просить меня помочь ей что-нибудь связать. Какой позор!
— Как тебя зовут, друг мой? — спросил Йоши.
— Клажир я, я бы мог рассказать об этимологии своего имени, но это очень долгая история, могу лишь сказать, что его часто носили члены благородных семей Аргои, так что у меня вполне могут быть дворянские корни, а значит…
Йоши-Року поднял палец кверху и назидательно заметил:
— Клажир, запомни на всю жизнь — у пустых голов длинные языки. А гремит лишь то, что пусто изнутри. Я понимаю, тебе хочется быть интересным, но тебе не хватает тишины. Тишины не в прямом смысле этого слова — тишины разума. Не удастся понять жизнь тому, кто не умеет слушать. Переполненную чашку наполнить нельзя, как и тебя — твой разум кишит целым роем самых разных мыслей и желаний. Освободи его и открой новому, и станешь лучше.
Если бы это произнес Эрлингай, на Клажира это бы не подействовало, но у Архимага речи обладали определенным воздействием на живое. Клажир словно утопал в янтарных глазах зеленокожего старца. При этом лицо Йоши выглядело сравнительно молодо, а двигался он вполне резво, не хуже здорового пятидесятилетнего человека. В его словах таилась сила, но не та разрушительная и подавляющая, что была у Алагара. Изречения Йоши действовали проникновенно, они ненавязчиво поступали в разум и просаживали там семена, из которых весьма быстро произрастали мощные столпы уверенности в правоте слов хаглорианца. В его энергетике было нечто чистое и возвышенное, Клажиру на мгновение, встретившись взглядом с Йоши-Року, захотелось познать как можно больше, изучить этот мир и самого себя, принять смирение и пойти по стопам мудрых.
— А как я пойму, что я стал лучше, достиг чего-либо?
— О, это нескончаемый процесс, мой юный друг! Обучение границ не имеет. Тебе всегда будет, куда расти. Главное — будь мягок, но не покорен, будь тверд, но не жесток. Во всем ищи баланс, равновесие — и не собьешься с пути. Найди учителя себе по душе. Но никогда не сотвори себе кумира, помни, что идеального в природе не существует, а хороший учитель должен защитить учеников от собственного влияния.
— Но я даже не знаю, кем хочу быть. Я, может, и явился в Гилеард, но не уверен, что быть Карателем — это мое призвание.
— Прислушивайся к зову своего сердца и ищи в своем пути удовольствие. Но удовольствие должно сопровождаться трудностями, ведь лишь преодолевая себя мы становимся сильнее, да или нет? Не проси судьбу о легкой жизни, проси сил, чтобы справиться с тяжелой. И неважно, если не получается, если ты продвигаешься медленно, нужно лишь не останавливаться.
Спустя мгновение вышел человек в темной одежде и белой древесной маске, вокруг прорезей глаз были намалеваны языки пламени — та же символика Карательного Отряда.
— Кстати, парень, — уходя, бросил Эрлингай, — этот старик, как ты выразился, и есть Третий Архимаг и Хранитель Хаглоры — мастер Йоши-Року.
Двери закрылись, а Клажиру оставалось лишь дожидаться приема и осмысливать слова старого жителя лесов Лайнур-Арая.
***
Убранство внутри не отличалось изысканностью — ни гобеленов, ни картин. Зато были развешены патриотические лозунги, листовки с призывами помочь родине и инструкциями, как готовиться к бою и ухаживать за оружием. Темноты внутри не было — факелы постоянно меняли, но освещали они либо голые стены, либо совершенно не нужные куски бумаги, на которых было начертано то, что давно уже приняли для себя или знали многие Каратели. Настаивал на их сохранении Глоддрик, твердя, что повторения — мать учения, а порой самые простые вещи соблюдать сложнее всего, поэтому, если напоминание будет у его подопечных перед глазами, командору будет спокойнее. Пленного первый патруль Карателей сразу принял и отвел в допросную, Йоши лишь взял с них обещание, что они не притронутся к нему, пока тот не обсудит насущные дела с Глоддриком. Глашатай препроводил их на верхние этажи, затем вывел на крышу. Йоши уже не первый раз видел зубчатое ограждение бастиона, из которого стрелок мог бы вести огонь и чувствовать себя вполне защищенным. Там их ждала старая знакомая Йоши. На вид ей было лет тридцать пять, одета неброско, в белого цвета сарафан, длинные русые волосы до середины спины и серые глаза выдавали в ней аргоянку по этнической принадлежности.
— Танриль? Слава Анлариэль, я тебя смог встретить! — Йоши радостно заключил ее в объятиях.
— Учитель? Господин Эрлингай? А я-то как рада! Меня просили принять гостей, но предчувствие меня не обмануло — так и знала, что гости на сей раз будут непростые.
— Умница, не забыла моих уроков — маг в первую очередь должен научиться доверять своим чувствам.
Танриль по прозвищу Отшельница в Карательном Отряде знали все. Она была целительницей и чародейкой. Юная Кэлрен именно у нее и училась искусству врачевания травами. Но мало кому она говорила, что училась магии под личным руководством самого Йоши-Року. Хаглорианец еще в юные годы этой девы увидел мягкость ее души и стремление помогать ближним, посему уклон в ее обучении он сделал на целительство, в котором столь искусны дети леса.
— Обычно я занимаюсь обыском гостей, — сказала смуглая южанка, прислонившаяся к ограде, — но обыскивать брата Его Величества и Архимага было бы неслыханным оскорблением.
— А говорят, Каратели жестоки, — сказал Эрлингай, — но говоришь ты, как вполне учтиво.
— Ты плохо меня знаешь, Эрлингай Львиный Рёв, — ответила Энмола, пригладив творческий беспорядок на своей прическе, — но не будем терять времени, вас, я полагаю, командор Харлауд пожелает принять лично. Стоит удалиться в его кабинет.
— В недра Арзроговы бюрократию, — резкий возглас Глоддрика, поднимавшегося с лестницы, донесся до гостей, — что привело чародея и командующего королевской стражи ко мне?
За прошедшие годы он сильно изменился, пришла на ум мысль Эрлингаю. Постарел. Тогда, в начале девяностых годов, на стене Вархула, когда северяне шли всей гурьбой на штурм, он также стоял на стене, но выглядел куда более полным сил. Тогда ему было около сорока, на лице морщин было куда меньше, ходил он с прямой спиной и весьма прытко. Сейчас же Ганрайский Демон немного осунулся, при ходьбе он чуть наклонялся вперед, сутулился, но не сильно, и отчасти прихрамывал. И остался одноглазым. Тем не менее, Глоддрик оставался, несмотря на свое увядание, одним из сильнейших бойцов всего Союза, если не Ранкора. Но было понятно, что лучшие годы его позади, а время его боевой годности приближается к закату.
— Приветствую, Глоддрик, — Эрлингай учтиво поклонился, — долгое время мы не виделись после войны на юге.
— Мир и свет в дом твой и душу, Глоддрик Харлауд, — приветственно вознес посох кверху Йоши, — я надеюсь, мы не сильно тебе помешали своим визитом?
— Зависит от того, с чем вы пришли, — решил обойтись без приветствия Глоддрик, — перейдем сразу к делу. Нет времени на любезности.
Танриль вздохнула и всплеснула руками, мол, он всегда в таком расположении духа. Эрлингай мотнул головой Йоши, дескать, говори ты, у меня хуже выйдет. Хаглорианец кивнул и заговорил:
— Нам довелось повстречаться с моим бывшим учеником. Варзхелом Арнлоугом, тем самым, что имел наглость угрожать королевской особе. В Сухих Колодцах мы столкнулись с приспешниками императора Азрога. Пусть и не совсем осознанно, но люди готовы следовать его губительным планам. Невежество — благодатная почва для семян зла. Темный чародей со своими сотоварищами собрал вокруг себя ганрайских головорезов. На наших глазах в фамильном доме клана Поющих Ветров останки императора Заргула были перенесены Варзхелом в неизвестном направлении. Поможет нам выяснить, куда именно — достоверный источник информации, пленный воин из сего клана, предавшего наш мир. Глоддрик Харлауд, бич равшаров и изменников короны, известно ли тебе что-нибудь о делах изменщиков?
Йоши не просто так задал этот вопрос. Магу не удавалось проникнуть в чертоги разума Ганрайского Демона и прочесть его мысли — слишком велико было сопротивление Глоддрика. Но от хаглорианца не укралось, что, несмотря на невозмутимо-каменное выражение лица при упоминании останков Заргула в глазу ганрайского ратоборца мелькнул отблеск стыда. Тот будто бы вспомнил момент, который считал своим позором. Так оно и было. Глоддрик до сих пор не мог отпустить досаду от упущенных останков Заргула, хоть и понимал, что против мага, даже не самого могущественного, он немногое может сделать. Можно тренироваться всю жизнь, а после одним огненным заклятием маг-новичок сотрет в прах, сведя на нет годы упорной работы.
— Известно, — оскалился Глоддрик и нервно облизнул зубы, — Энмола, проинформируй их. Затем отведешь гостей в мой кабинет, мы обсудим дела наедине.
Пленный равшар, взятый около деревни Козьи Загоны, раскололся быстро. Кэлрен пыталась допросить его гуманно, но, по причине своей юной неопытности и нежности, не позволявшей применить насилие, она быстро сдалась. Тогда за дело принялся Норберт Гартахол самолично. Глоддрик никогда не проводил пытки, он терпеть не мог мучить беззащитных людей. Кровавые битвы — совсем другое дело, в них хотя бы он мог быть честен, пусть и жесток. Равшар продолжал храбриться и оскорблять правую руку Ганрайского Демона, чем вызвал лишь предвкушение удовольствия. Спустя пять минут из допросной камеры послышались безумные вопли и клятвенные уверения, что равшар готов признаться в чем угодно, лишь бы убрали от него подальше щипцы. Энмола рассказала им все, что было известно Глоддрику — о служении воле императора Заргула, наборе рекрутов его сторонниками и стремлении захватить Союз, подготовив почву для вторжения империи Азрога в весь Ранкор. Император периодически появлялся изниоткуда и говорил с их предводителем — Варзхелом. Зачем именно Заргулу, существовавшему в форме духа, нужно было захватывать Ранкор, равшару понять не удалось, знал истинную цель императора Йоши, но он предпочел умолчать об этом, решив, что сделать дело первичнее, чем рассуждать о мотивах древнего зла. Эрлингая удивило другое — обычные люди, решившиеся вверить свою судьбу Заргулу, ни разу не видели ни его, ни Азрога. Некоторые из них видели того мага-горхолда, который с Варзхелом заявился на королевский прием без приглашения, но, к примеру, бандиты из Сухих Колодцев даже его не знали. И тем не менее, они надеялись на Азрог. Сколь же велика сила убеждения Заргула, если его руки так далеко простирались.
— А что будет с клирийцем? — спросил Эрлингай, — его будут пытать?
Энмола фыркнула, давая понять, что вопрос донельзя глуп:
— Да нет, зачем, мы заварим ему травяной чай, сделаем массаж, вежливо попросим рассказать, что он захочет. Конечно, будут, если он не захочет сотрудничать.
— Думаю, стоит предоставить переговоры с узником мне, — вставил Йоши.
— Я не считаю, что это хорошая идея, тем более, вас ждет командор.
— Но это ведь наш пленный, соответственно, мы имеем право распоряжаться им по своему усмотрению. Да и потом, разве не обрадуется Глоддрик, узнав, что мы своими методами сэкономили усилия пыточных мастеров. И пленный может рассказать нам больше, чем под пытками. Всем станет лучше и легче, разве нет?
Он в упор глядел на Энмолу, но дружелюбно, словно он ее легко, по-отечески подталкивал, но все же толкал он сильно. Эрлингай заметил, что кертахол на навершии все же блеснул на полсекунды. Воля Энмолы никак не могла устоять с силой внушения архимага.
— Ну, как скажете, мастер, — развела руками она, — я передам Глоддрику, что вы зайдете позже. Но учтите, он меньше всех прочих любит ждать.
— Премного благодарен, — удовлетворенно кивнул Йоши и направился к лестнице, — нет-нет, провожать не нужно, дорогая, путь мы успели запомнить.
***
— Гостям сюда нельзя, — часовой сделал попытку остановить Йоши, уже распахнувшего дверь силой мысли, — против правил.
— Друг мой, у архимага из Хаглоры должны быть особые привилегии, не находишь? — одной этой фразы было достаточно, чтобы стражник потупил взор, — к тому же, я один из советников самого короля Аргои, а также учитель его придворного мага. Неужели ты мог подумать, что я обману доверие твоего начальства?
Если бы не та глубинная сила, скрывающаяся во взгляде желтых глаз и уверенном тоне старческого голоса, сила, подпитываемая магией, проводимой магическим кристаллом через посох, усеянный тайными письменами, стражник и не подумал бы пропустить мага, каким бы влиятельным тот ни был. Взаимодействие происходит на более тонком уровне, сила энергетической сущности обычного человека куда слабее тренированной и прокачанной ипостаси чародея в тонком мире. Правда, меч Эрлингаю пришлось сдать на входе. Они прошли внутрь, клириец уже сидел на простецком стуле, руки его были сведены за спинкой кресла и связаны морским узлом. Неподалеку были выставлены самые разнообразные пыточные орудия — череподробительный винт, тиски для пальцев, шипастый дробитель колен, машина для колесования и многое другое.
— Благослови тебя Анлариэль, южанин, — скорым шагом Йоши встал в полуметре от пленника, — в незавидном положении ты оказался, позволь заметить. Но мы можем облегчить твои проблемы. Все, что от тебя требуется — откровенно и без утаиваний поговорить с нами.
— А не пошли бы вы, — сплюнул кровавым сгустком слюны бритоголовый клириец, судя по фингалу под глазом и промежутку в зубах, его успели как следует оприходовать практики Карательного Отряда.
— Хорошо. Я объясню тебе две вещи — почему тебе стоит открыться нам и, наоборот, не стоит лгать. Во-первых, тебе отсюда не выбраться без нашей помощи. Тебя будут пытать, разумеется, ты все им расскажешь, каратели умеют допрашивать. Их пыток никто не способен выдержать. А затем тебя либо убьют, либо бросят зализывать раны и доживать остаток жизни в застенках Гилеарда. Обращаются с заключенными там хуже, чем с последним мусором. Но если ты расскажешь мне все, что знаешь, я смогу убедить Глоддрика отпустить тебя и дать возможность начать новую жизнь. Иными словами, приговорить себя можешь лишь ты сам.
Клириец поиграл желваками и облизнул губы.
— Если я предам своего повелителя, люди Варзхела найдут меня и убьют.
— Я тебя умоляю! Весь мир открыт перед тобой. А последователи Заргула далеко не все могут объять. Хочешь — отправляйся в Хаглору, наш народ сможет гарантировать полностью безопасное убежище. Или же отправься в Храм Мечей, никто не посмеет тронуть владения мастера Агриппы. Ты можешь податься даже на Пятиконечную Скалу к нашим крылатым друзьям. К тому же, если ты поделишься сведениями, возможно, это будет переломным событием в нашей борьбе, и Заргул падет. Что скажешь?
— Даже если ты не врешь, хаглорианец, даже если меня выпустят. Что меня ждет за стеной? Убогая жизнь нищего? Бродяги? Нападки банд северян, не любящих моих темнокожих собратьев? Заргул обещал сделать всех равными между собой. Пока сливки общества собрали все богатства у себя в кармане, людям, которые ничего не умеют, не имеют нужных связей, происхождения, остается пусто. А если империя Азрога победит, люди заживут в новом, честном и справедливом мире, управляемом мудрым и могущественным вождем. Будет преступлением с моей стороны выдавать информацию, зная все это!
Йоши облокотился на посох и заложил руку на затылок, раздумывая, с какой стороны зайти в разговоре.
— Как твое имя, парень?
— Айсарах.
— Заргул говорит о счастливом, идеальном мире. Чтобы его построить, он хочет силой разрушить старый. Всех несогласных он готов смести, а оставшихся железной метлой загнать в будущее, какое он найдет необходимым. Невозможно построить счастливое будущее на чьих-то костях, Айсарах. Можно победить других, куда сложнее победить войну в себе. Вы перенесете в новый мир свою тьму, тщеславие, жажду власти, жестокосердие и раздор. Расы Ранкора не изменятся так быстро, как ты думаешь. Они могут жить по указке Заргула, который их запугает, но ненависть и междоусобные конфликты никуда не денутся. Будет лишь господство щупальцеголовых во главе с их бессмертным хозяином. Который, кстати, неискренен в своих намерениях. Быть может, он говорит, что хочет сделать мир лучше, но он не способен сделать это. Тот, кто сеет вражду и развязывает войну, не знает, что такое жить в мире и гармонии. Заргул одурманен силами подземелий Азрога. Он искренне верит в свои «благие» намерения, поскольку изначально он был благороден и честен, но темная сила подземелий обманывает его, выдавая ложные мысли за его собственные. Сила, повелевающая им, хочет одного — вырваться на свободу и поглотить все, что можно. Есть лишь один способ сделать нашу жизнь лучше — начать с самих себя. Лишь победив зло в себе, мы сможем строить славное будущее. Согласен со мной?
Клириец долго молчал. Свет посоха, загоравшегося в произвольные моменты проникновенного монолога старца, отражался в черных глазах южанина, его отсветы перекрывали блики факелов на полу и стенах. В конечном счете клириец проронил:
— Возможно, ты и прав, старик, мне есть, над чем подумать. Вряд ли Заргулу есть до меня дело, я ведь расходный материал.
— Вот именно! Разве может так относиться к людям тот, кто желает им лучшего будущего? — похватил Йоши.
— К чему умирать здесь, действительно? Зачем жить в подвале с крысами? Я постараюсь ничего не упустить.
И он заговорил, как подумалось Эрлингаю, распелся, как соловей. Выложил честно все, что знал о планах Заргула и раскладе сил его пособников. Как уже было известно хаглорианцу и остальным, Заргула действительно собираются воскресить. Его останки телепортируются с места на место, передаются из рук в руки чернокнижников, чтобы достичь забытых земель Азрога. Узнали они, что в границах Союза помогают Варзхелу люди, в основном наемники или маги-ренегаты, также подтягиваются равшары из племени Алых Владык и Кровавых Драконов. Йоши уже догадывался обо всем этом. Более полезными для него представились сведения о расположении двух базовых точек концентрации сил последователей Заргула. Хаглорианец благословил клирийца и дал обещание, что добьется его освобождения.
— Друг мой, как же я за тебя рад, что ты принял верное решение. Анлариэль была бы очень довольна тобой.
Эрлингай на выходе из допросной сказал Йоши, что его восхитили методы переговоров старого мага. Без применения насилия он выпытал больше, чем смог бы Гартахол со всем своим усердием и за гораздо большее количество времени.
— Мой учитель, Второй Архимаг и Хранитель Хаглоры, всегда говорил: побеждай зло добром, а гнев — спокойствием, ложь — истиной, а бедность — щедростью. Мы по-человечески говорили с этим несчастливым лиходеем. И сумели зажечь в нем искру разума. И, кстати, помогли ему сделать мир лучше.
Эрлингаю нечего было на это возразить.
***
Йоши наказал Эрлингаю ждать его в коридоре, сам же направился в рабочий кабинет командора Карательного Отряда. Морщинистой, но твердой и жилистой рукой Йоши отворил тяжелую бревенчатую дверь с железной оконтовкой и вошел. Убранство рабочего места Глоддрика было напрочь лишено удобств — не было ни ковра, ни мягких кресел — один лишь дешевый письменный стол у небольшого решетчатого окна и гобелен с гербом Ганрая. Хаглорианец уловил некое сходство с засохшим деревом на полотне с самим собой, старый чародей уже вплотную подошел к финалу своего жизненного пути, но, как и дерево, устремившее свои ветви к солнечным лучам, так и он еще старался держаться. Пока что ему это удавалось — тело было относительно здоровым, а ум пребывал в полной ясности. Лишь морщины, воспоминания и легкое чувство близости конца служили напоминанием архимагу о прожитых годах. Бывалый воин, разбиравший бумаги за столом, разглядывающий через лупу их мелкий шрифт, тоже был сродни этому дереву, он еще оставался воином и командовал оперативным штабом Ганрая, но листва на его могучих ветвях, если провести такое сравнение, уже начала желтеть и высыхать.
— Я не люблю, когда опаздывают, — отрывисто бросил Глоддрик, скомкав и бросив к стене один из листов.
— Друг мой, — Йоши умиротворенно, точно сытый удав, прислонился к стене, — знал бы ты, сколько времени мы сэкономили твоим людям. Пленный южанин поведал нам все, что ему было известно. Вы бы провозились куда дольше. К тому же, мы спасли вашего человека из западни, негоже быть столь нелюбезным с нами.
Глоддрик встретился с ним взглядом и выдержал его.
— Гартахол — никчемный идиот. Расколол того равшара — и полез в пекло, ничего мне не сказав. Теперь вы допрашиваете людей в Гилеарде без соизволения. Все здесь проходит через меня. Договолись? — сквозь зубы прошипел Глоддрик, подавшись вперед.
— Я здесь как раз затем, чтобы договориться с тобой, Глоддрик Харлауд. Ни к чему пытаться все контролировать — этот мир необъятен даже для такого влиятельного человека, как ты. Надежда сладить со всеми напастями возникает лишь с союзниками, которым можно доверять. Мы нужны тебе. Одним вам не совладать с Варзхелом — его я возьму на себя. Эрлингай имеет рычаги влияния на короля, он сумеет убедить его выслать вам подмогу. А вы нужны нам и стране, мне одному не перебить всех врагов этого мира. Что скажешь?
Но в неистовый взор этого демонического алого глаза проникла сила убеждения лесного мудреца. Он продолжил более спокойным тоном:
— Хорошо. Я согласен с вами работать. Поделись сведениями. И что ты предлагаешь?
Йоши победно сжал кулак и улыбнулся — даже такие непростые люди, как этот одноглазый альбинос, поддаются, если зайти с нужной стороны.
— Последуем здравой идее — нанесем удар по средоточию их сил. Люди Заргула еще не готовы пойти в атаку, опережающий же удар часто приводит к победе. Соберем силы и ударим в двух точках, — Йоши взял сверток карты Союза с края стола и развернул его, указав в паре мест, — здесь стоит пустующая крепость именитого в прошлом барона, чей род был прерван, а казна разорилась. Точнее, уже не пустующая, ее заняли наши «друзья». Здесь, — он указал на Сухие Колодцы, — судя по предательству клана Поющих Ветров, также собираются сторонники Заргула. Ударим сегодня же. Предлагаю разделить силы и атаковать два места одновременно.
Глоддрик облизнул губы и улыбнулся уголком рта, предвкушая очередную возможность нашинковать врагов короны. Совсем недавно он насмерть дрался один против толпы равшаров, и вот его уже ломает изнутри — лишь бы подраться. Это терзало, мучило душу старого воина, но, возможно, именно эта пагубная страсть и делала его самим собой.
— Хм, — он наклонился и тоном, не требующим возражений, изрек, — расклад такой — я, Эрлингай и Гартахол с пятью сотнями карателей берем штурмом крепость. Остальные под руководством Энмолы отправятся в Сухие Колодцы и наведут там порядок.
— А я в нужный момент окажусь в нужном месте. Так у нас, чародеев, заведено.
Глоддрик знал, о чем старик говорил — магу достаточно секунды, чтобы силой мысли перенестись за много миль в необходимое для телепортации место. Если бы все его лазутчики обладали этой способностью, преступность искоренили бы навеки.
— Драконобой! — рявкнул Глоддрик, дверь распахнулась, и вошел человек, с прической в виде красного гребня, покрытый татуировками.
— Да, командор?
— Передай Гартахолу — пусть собирает людей на внутреннем дворе. Сам пусть идет ко мне за последующими распоряжениями. Через час выдвигаемся.
Йоши лишь снова улыбнулся, потирая руки. Он понимал, что его появление совпало с началом действий Глоддрика — он и сам бы узнал об этих базах Варзхела и отправил бы туда силы. Вот только погибло бы множество людей, если бы каратели столкнулись с магами.
Эрлингай же давно покинул коридор и упражнялся в фехтовании на тренировочной площадке. Через некоторое время Глоддрик с Гартахолом собрали всех возле тренировочных чучел и разбили на отряды. За стенами Гилеарда ждало еще больше солдат в боевом облачении — на сей раз без масок, лишь кольчуга и шлем с забралом, окрашенным в традиционные для карателей языки пламени. Йоши остался в кабинете Глоддрика, тот не возражал — проявить недоверие к почитаемому во всем Союзе архимагу было бы непростительно. Спустя время вошла светловолосая девушка — та самая Кэлрен Целительница, латающая поранившихся карателей. Она знала, что Йоши учил ее наставницу, посему испытывала благоговейный трепет при виде его. Хаглорианец же полностью освоился в кабинете и выполнял причудливый комплекс упражнений. Медленные движения, перетекающие одно в другое — круговые шаги с плавными движениями рук, словно охвативших огромный шар и перекатывающих его. Этот причудливый танец, как подумалось бы многим жителям Союза, был древней духовной практикой хаглорианцев, предназначен он был для тренировки сосредоточения и управления течением энергии по телу. Йоши готовился к использованию магии.
— Мастер Йоши? Время пришло, командор просил передать Вам, чтобы вы…
— К чему было тратить силы, девочка? Я заранее все рассчитал.
Йоши вытянул руку к стене и посох по мысленному призыву рванул в его пальцы. По прошествии мгновения Кэлрен ослепила яркая вспышка света. Когда она открыла глаза, Йоши-Року в комнате уже не было.
***
— Ребята, мне правда очень приятно, что вы хотите помочь. Но, заклинаю вас, не стоит. Идти в Сухие Колодцы слишком опасно для вас.
— Но ты меня уже столькому научила, Юки! Я даже огонь могу вызвать! — потряс он корявым посохом из старого вяза, — ну, правда, небольшой, так, свечку зажечь. Зато зад могу подпалить этим бандюгам!
Юкиара усмехнулась, открыла рот, но ее перебил Арстель:
— Юки, мы взрослые люди и понимаем, на что идем. Просить Алагара помочь бессмысленно — он только удержит тебя. А кому можно доверять из его людей мы не знаем, а ты если и знаешь, не скажешь.
— Я не собираюсь никого просить рисковать жизнью, — отрезала Юки, — мне страшно за Шойрила и Брока, они долго не возвращаются. Вдвойне страшно за вас, ведь я едва ли смогу вас защитить.
— Мы и не собираемся драться. Может, удастся договориться? — пожал плечами Арстель, — например, выкупить ребят, если их взяли в плен, головорезы часто сговорчивы, когда видят полный кошелек.
Юки еще долго отнекивалась, но все же решилась не возражать. Всему виной то, что ее видели Хельд и Арстель, стоящей у забора и курящей. Юки все тогда хлюпала носом и утирала слезы после разговора с Алагаром. Потушив окурок, она одним прыжком перемахнула через ограду и направилась за пределы Крестала. Арстель перелез через забор, Хельд — за ним, и вот они нагнали ганраянку, испуганную, но не за себя, лишь за товарищей и своих незваных спутников. Они встретили извозчика из соседней деревни, который вез бревна как раз по направлению в Вархул, столицу Ганрая. Селяне зачастую оказывались людьми широкой души, не требуя ничего взамен, готовые помогать землякам. Все трое забрались в телегу и возле сложенных бревен устроились, наслаждаясь видами. Травянистые поля, редкие хутора и мельницы, огоньки дальних деревень — все это навевало Арстелю легкую тоску и жажду приключений. Ему хотелось обойти все эти малознакомые места и рассмотреть их поближе. Но мысленно он постоянно возвращался к опасностям, предстоящим им. Его одолевал страх — зачем они ввязались в эту авантюру? Конечно, он многому успел научиться в тренировках, но против матерых преступников он едва ли сумеет выстоять. Но его тянуло к Юкиаре, он видел, что и она совсем не против его общества. Он ловил себя на мысли, что движет им желание произвести впечатление на Юкиару, сделать ее своей должницей больше, чем стремление вызволить новоиспеченных односельчан из возможной беды. Арстель пытался отогнать эти мысли, сосредоточившись на главном — ведь в священных писаниях было сказано о самопожертвовании во имя ближних. Его родители учили его тому же. Если Алагар этого не понимает — это его проблема. Хельд же ловил момент и созерцал окружавшие его пейзажи. Прогулку в самый бандитский район Союза он почитал за возможность получить интересный опыт и новые впечатления, не слишком задумываясь о последствиях. В глубине души он понимал, что струсит, если опасность настигнет его, но всеми силами старался не думать об этом. Юки ни секунды не беспокоилась о себе, мысленно она уже представляла себе Брока и Шойрила, распятых и обезглавленных, и сердце ее сжималось. Арстелю на миг хотелось приобнять ее, но он решил держать себя в руках, тем более, Хельд легко мог бы его засмеять.
Вскоре они подошли настолько близко, что смогли увидеть очень отчетливо стену Вархула и факелы в руках часовых на ней. Юкиара знала дорогу, ведь Ганрай был ее родиной. Она их провела быстрым путем — через узенькие улочки спальных районов и ремесленных улиц. Они прошли несколько огородов на окраине города и наконец набрели на вывеску «Сухие Колодцы. Заходи с гордо поднятой головой, выходи — вперед ногами!»
Седобородый попрошайка в широком капюшоне притулился в углу у входа на эту территорию с протянутой треснутой миской. Юкиара не сдержалась и бросила ему полный кошель со своего пояса.
— Держи, батюшка, тебе это нужнее.
Старик благословил ее и ее спутников, но, увидев, куда они направляются, крикнул:
— Юнцы, нечего вам делать там! Уносите ноги, пока можете. Сухие Колодцы — не место для порядочных людей.
— Мы знаем это, — ответила Юкиара, и рассмеялась, — поэтому мы туда и направляемся.
Имела она в виду на самом деле то, что порядочные люди — ее собратья, там задержались, но фраза девушки прозвучала двусмысленно. Бедняку было это не важно, главное — у него появились деньги на похлебку на ближайшую неделю.
— Если наткнемся на местных, говорить буду я, — сказала Арстелю и Хельду Юкиара, — а теперь — за мной!
Они вошли в этот городок из палаток, землянок и изб, обвешанных щитами с символикой местных кланов, декоративными ятаганами, топорами и украшениями вроде бычьих или порой человеческих черепов. Краем глаза Арстель заметил движение сзади, он обернулся и увидел, как за входом мелькнула темная человеческая фигура, но тут же исчезла. Не придав этому значения, быть может, привиделось, он последовал за Юкиарой. Девушка подошла к одинокому клирийцу, подбрасывающему нож одной рукой у кольев забора.
— Привет тебе, друг! — помахала рукой она, — не видал ли в этих краях новых лиц?
— Может, и видал, — поймал он двумя пальцами лезвие ножа, — только тебе-то что?
— Ой, да ладно тебе! Любопытство же не порок! — рассмеялась она, подходя ближе, — скажем так, я ищу кое-кого. Такой ответ устраивает?
Клириец что-то неразборчиво промычал, бросив взгляд на очертания ланит Юкиары, примостившейся рядом с его плечом.
— Так ты видел кого или нет?
— Я столькое видел, ты даже не представляешь! Только вот память подводит, если бы чем-то можно было ее освежить…
— А если так? — Юки осторожно протянула ему горсть серебряников.
— Да, точно! Что-то припоминаю! — кладя их себе в заплечный мешок, воскликнул клириец, — заходили странные типы — энросец с луком и другой, в бандане, вроде местный. Задавали странные вопросы, особенно ластились к клану Плавящихся Скал. Последнее, что я видел — это как они зашли во-о-он в тот дом, — он указал на крытый соломой дом, крыша которого была устлана древесными круглыми щитами, — похоже, они оттуда так и не вышли. Видать, наскучили эти шалопаи рогатым убийцам из пустош!
— Что ж, спасибо, всегда интересно услышать… нечто новое.
Юкиара устремилась к своим спутникам и, приобняв их обоих, повела за собой. Арстелю стало легче на душе от ее прикосновения, но сердце у него ходило ходуном. Сапожнику было не по себе от сваленного возле хижин и палаток оружия, костров и вооруженных людей агрессивного настроя, косящихся на пришельцев с явной неприязнью, мускулистые фигуры равшаров, в чьих клыках и карих глазах плясали блики пламени. Хельд, как ни странно, расслабился. Он полностью доверился судьбе и этой жизни, что все произойдет должным образом, подобно фаталисту. Отчасти, возможно, он и рассчитывал на Юкиару, которая, разумеется, не собиралась бросать в беде друзей. У дома с соломенной крышей их остановил равшар, окинул их хмурым взглядом и натужно проговорил с грубым акцентом:
— Нечего вам здесь околачиваться. Это место только для своих. Проваливайте, пока целы.
— Спокойно, не дергайся, — подняла руки Юкиара, отходя назад, — мы лишь проходили мимо, до вас нам нет никакого дела, честное слово.
— Даю вам минуту, чтобы исчезнуть. Рекруты нам не нужны, а чужаков не любим, — он перехватил ржавую секиру обеими руками.
— Что ж, поняла тебя, — развела руками Юкиара, — ваша территория — ваши правила.
Пока Юкиара общалась с караульным, Хельд за спиной полуголого равшара прыгнул на плечи Арстеля, дабы дотянуться до высокого окна хибары. Тощего флорскела было поднять легко, но Арстель успел мысленно посетовать, что из-за детской травмы Хельд потерял способность летать. Вместе с Юкиарой они взобрались по склону соседнего с этим пригородом холма и решили оценить обстановку.
— Они внутри, никаких сомнений! — воскликнул Хельд, — можно это утверждать с той же точностью, как и что я — неотразим.
— Да ты что! — Юкиара закрыла лицо руками от всплеска эмоций, — надеюсь, они не пострадали или хотя бы несильно! По крайней мере, мы в силах вытащить ребят…
— Только их связали и привязали к сваям, — добавил Хельд, — но ты не беспокойся, они не пострадали, правда, их физиономии немного помяли.
— Ой, кого из нас не били, — улыбнулась Юкиара, — главное, что парни целы. Спасибо вам, что помогаете, я даже не знаю, что и сказать!
Она стиснула Хельда и Арстеля в объятиях, но прилив радостных чувств Юкиары быстро сменился на сосредоточенность.
— Я уже в долгу перед вами, но не хочу, чтобы вы пострадали. Прошу вас, ради всего святого, сидите здесь и не высовывайтесь! Я отвлеку этих амбалов, проберусь в эту развалюху и вызволю братьев. Дальше — по ситуации, но хорошо бы сразу после освобождения делать ноги.
— Юки, а ты уверена, что хорошая идея спасать их тебе одной? — сказал Арстель, — может, стоит сбегать в Гилеард и сообщить Карателям?
— Я тебя умоляю! — недоверчиво фыркнула Юкиара, — мы для них чужие, может, такие же бандиты, как и эти из Сухих Колодцев. Едва ли они затеют разборки с одним из кланов ради двух сомнительных ребят не пойми откуда. Я быстро, ребята, давайте не будем спорить. Мне нужно собраться…
Девушка присела на корточки и полезла рукой во внутренний карман куртки. Достала странного вида жезл в виде древесной рукояти с кертахолом на навершии и длинной цепью с шарообразным грузилом на конце вместо лезвия. Цепь она обмотала вокруг руки и направила кертахол в сторону здания, соседствующего с домом клана равшаров. Это был склад провизии, амбар — простецкая конструкция с прямоугольным основанием и плоской крышей. Юкиара еле слышно прочла заклятие на мертвых языках древности, и амбар вспыхнул, как сухое село, политое горючим маслом. Арстель отшатнулся, а Хельд аж подскочил.
— Юки, а ты жестокая! — крикнул крылатый.
— Это иллюзия! Ничего там не горит, это для отвода глаз. Ну, все, я пошла… — она ловко скатилась по склону и кинулась за угол обители клана Плавящихся Скал. Равшары уже забили тревогу, поднялся шум, и вот уже рогатые воины, вымазанные в крови, бежали за водой — тушить ненастоящий пожар. Юкиара дождалась, пока дом опустеет — и вбежала внутрь.
— Арстель, ты куда? Сказала же она ждать! — одернул друга Хельд, — с каких пор ты стал таким непослушным мальчиком?
— Да мало ли что она сказала! — крикнул Арстель, — я не позволю ей отправиться в логово этих монстров одной!
— Как будто я бы позволил! Это я тебя проверял, дружище, — расхрабрился Хельд, — а теперь — следуй за своим командиром — легат Хельд ведет в атаку!
Когда они обошли столбы, придерживавшие навес, вырезанные в виде тотемных чучел племен равшаров, перед глазами друзей возникла картина сущего хаоса. Везде были свалены вырезанные из дерева идолы павших равшаров — героев племени Алых Владык. Во время завязавшейся схватки были опрокинуты почти все памятники почивших легенд, лишь один истукан, изображавший одного из вождей, остался на своем пьедестале, вымазанном в крови. На черном полотне, растянутом на потолочных балках, кровью вымазан был древний символ Азрога, столь нехарактерного для равшаров и вполне ожидаемого для приспешников Заргула. Трое равшаров кружили вокруг Юкиары — девушка мастерски раскручивала над головой цепь со стальным грузом и не подпускала врагов к себе ближе, чем на три шага. Брок уже достал два кривых окровавленных равшарских клинка в замену своим ятаганам, а Шойрил, оставшийся без лука, вступил в борьбу с худосочным кровавым воином, они катались по полу, рьяно молотя друг друга и пытаясь вырвать из рук друг друга короткую пику. Юки выбросила цепь и рванула ее на себя, обезоружив одного из равшаров, обратным броском она угодила ему грузом под дых, двое бросились на нее, но ганраянка сделала кувырок и с пола хлестнула их своим оружием по ногам — двое равшаров рухнули на пол. Подняться им она не дали Шойрил и Брок, расправившиеся со своими врагами.
— Как же хорошо, что ты пришла, Юки! Что бы мы без тебя делали! — воскликнул Брок, дружески пихнув Юкиару в бок.
— А меня напрягает, что она пришла одна, — недоверчиво скривился Шойрил, — Алагар не мог прислать нормальную подмогу?
— Свинья ты неблагодарная! — крикнул Арстель, — она жизнь тебе спасла! Если ты хочешь знать, Алагару и дела до вас не было, если бы вы здесь подохли, он бы и пальцем не пошевелил.
— Не смей говорить так о наставнике! — проорал Шойрил, — кто ты такой, чтобы его оскорблять?
— Не веришь — спроси Юкиару.
— Вы зачем сюда пришли? — схватилась за голову Юкиара, — твою мать! Вас же первыми убьют. Быстрее — зайдите за наши спины и найдите себе какое-нибудь оружие, может, прорвемся.
— Да я сам — совершенное оружие, — крикнул Хельд, — у меня есть два огромных ствола! Один в руке, другой — в штанах. Что еще может быть нужно боевому магу?
Никто и слова сказать не успел, за стеной послышался топот ног, и внутрь ворвался отряд равшаров.
— Хитро вы придумали — ложный пожар, — сказал вождь клана, держащий в руках боевой жезл с рядами зазубрин по четырем сторонам от стального ствола, — но второй раз нас не проведешь. Если вы сдадитесь — слово Алого Владыки, ваша смерть будет легкой.
— Мы выжмем всю вашу кровь, напьемся ею и используем в обрядах! — орал подручный вождя, который был ниже его на голову, — измажем ею оружие. Говорят, кровь магов действует лучше некуда, нам плевать, кто из вас наколдовал эту иллюзию, его кровь все равно наша. Никому не вырваться отсю…
Договорить равшару не дали. В воздухе блеснула сталь, отражая ряды факелов внутри избы, кусок железа отскочил от косяка входной двери и рикошетом прилетел в орущего равшара, воткнувшись аккурат в его шею.
— Всевышний Арай Илгериас запрещает убийство живого, — раздался знакомый нашим героям голос, — если только это живое не является порождением зла. Бог покарает вас моей рукою, дикари-отступники.
— Что это за… — сказал кто-то из равшаров и тут же получил метательный нож в висок.
— Шаабан?! — воскликнул Брок.
Монах, одетый в желтую рясу, вместо четок держал в руках сразу восемь метательных ножей. Он обернулся вокруг своей оси, осыпав врагов дождем из лезвий, и вот уже почти десяток равшаров пали замертво, обливаясь кровью. Вождь клана сумел отбить оружие своей палицей.
— Клирийское отродье! Готовься отправиться к своему Илгериасу!
Вожак налетел на Шаабана, замахнувшись на него палицей. Юкиара уложила троих равшаров вращательными ударами своей боевой цепи, стараясь не убить их. Равшары отделались выбитыми коленями и мозговыми сотрясениями. Шойрил метнул пику другому, угодив ему прямо в грудь, а Брок изо всех сил рубился с двумя оставшимися врагами. Описав своими новообретенными парными клинками восьмерку, он выбил из рук врагов топор и кинжал, последующим движением отсекши им головы.
Хельд наслаждался зрелищем, вытаращив глаза. Он выкрикивал поддерживающие возгласы алагаритам, попытался кинуть в вождя клана огнешар, но, будучи новичком в магии первоэлементов, он не сумел вызвать ничего, кроме слабого огонька на своем кертахоле.
Шаабан плавно ушел от размашистого удара палицей, присел под второй, нацеленный в голову, отскочил в сторону, уходя с линии атаки, при ударе снизу вверх шипастым оружием. Развить атаку вождю воин-монах не дал возможности. Он выхватил с пояса парные кинжалы и, подойдя вплотную к оппоненту, нанес три резких ножевых удара в брюхо и молнеиносным рубящим движением рассек глотку могучему двухметровому равшару, который повалился наземь, фонтанируя мощными струями крови, как горный ключ.
— Должен признаться, я шел за вами от самого Крестала, и мне было интересно, как вы собираетесь вызволять незадачливых разведчиков, — улыбнувшись, он взглянул на Юкиару, — диверсия с воображаемым поджогом — идея неплохая, но слишком рискованная. А теперь — уходим.
Спасатели и спасенные выбежали за пределы дома и остановились на полном ходу. Сюрприз, ждавший их, был явно не из приятных.
— Кажется, это будет несколько сложнее, — проговорил Шаабан, стиснув свои ножи.
Их окружило с полсотни равшаров из клана Крошителей Черепов. Выходцы из племени Костяных Драконов, увешанные и истыканные украшениями из хрящей, позвонков и костей животных, людей и сородичей, они направили костяные мечи и копья на своих жертв. На набедренных их повязках и туниках красовалась та самая эмблема Азрога. Сквозь эту толпу протиснулся тот, кого встретить среди равшаров было наибольшей опасностью для бравых воинов Крестала. Бычий череп на голове, в руке — костяной посох, торс закрыт хребтом погибшего дракона вместо кирасы. Кразлак Губитель, тот самый, который едва не лишил жизни самого Глоддрика Харлауда, явился.
— Вы освободили шпионов, врагов императора, — сиплым голосом прорычал он, — спасение лишь одно — покоритесь императору Заргулу. Иначе быть вам съеденными заживо скверной, изничтожающей плоть подобно ржавчине, пожирающей сталь.
Чувство безысходности сковало друзей. Шаабан закрыл глаза, решившись в последний раз произнести молитвенные слова, Шойрил и Брок стукнулись кулаками, Юкиара взяла за руку Арстеля и сжала ее, взглянув на него, мол, мы умрем вместе. Хельд же, пытаясь скрыть свой страх, изрек.
— Засунь кости своего дохлого Заргула себе в задний проход!
— К чему эти грубости, парень? Достаточно же сказать — обернись, вдруг этого любителя магии скверны поджидает опасность, о которой он и не подозревает.
В двадцати шагах от них неторопливо плелся Алагар, лениво перекручивая посох в одной руке.
— Наставник… — прошептала Юкиара, на ее глазах навернулись слезы счастья.
Остальные же слова не могли сказать от радости и волнения.
— Юкиара, ты оправдала мои ожидания. Я с интересом ждал, как ты себя поведешь, но ты, несмотря на мои слова, отправилась спасать товарищей одна, рискуя своей жизнью. Я не только удостоверился в твоей чистоте, верности и отваге, но преподал тебе важный урок — что бы ни говорил наставник, умей думать своей головой и слушай свое сердце. Никогда не следуй тому, что противоречит здравому смыслу, кто бы тебе что не говорил.
— Кроме меня, конечно! — вставил свою реплику в наставления Хельд, — меня слушать можно и даже нужно. Плохого не посоветую.
— Для начала уберем из уравнение посторонние переменные, — протянул Алагар и взмахнул посохом.
Равшары грянулись оземь словно подрубленные деревья. Но они еще дышали, груди их ровно вздымались, это было простейшее заклятие усыпления. Простое, но выполненное таким большим мастером, что Кразлак был не в силах развеять чары.
— Ты? — округлил глаза Кразлак, и его изувеченное шрамами и ожогами лицо искорежилось гримасой ненависти, — предатель, как ты посмел явиться во владения императора?
Алагар окинул взглядом окружающую их панораму убогих домишек и палаток, складов оружия и провизии, кузней и остальных бандитов, старавшихся держаться подальше от места разборки, но наблюдавших за действом.
— Знаешь, почему я покинул красноликого императора? Он ни во что не ставит народ. О, да, народ, единственный претендент на эти и остальные земли. Братья и сестры, которых вы разделяете и подавляете магией, сталью, огнем и мечом. Но не выйдет, друзья, по крайней мере, пока я жив. К тому же не одни вы можете сражаться и колдовать. Если вы хотите жить, — он обратил взор на Арстеля, Хельда, Юкиару и остальных, — не лезьте под руку. Сейчас здесь будет жарко.
Алагар не сводил глаз с равшара, стараясь сломить его, подавить волю к сопротивлению. Но ненависть чернокнижника к тому, кого он считал изменником своего повелителя, была слишком велика, чтобы дать ему сдаться.
Струи зеленоватой слизи устремились в сторону Алагара. Тут же из-под земли воздвиглась стена в два человеческих роста и, как только Алагар направил посох перед собой, устремилась в сторону Кразлака. Слизистая скверна растеклась по каменной стене, но прожечь ее не смогла — камень вдруг обернулся огромным сгустком магмы. Волна лавы, поглотившая скверну, надвигалась на равшара с бешеной скоростью, готовясь поглотить его. Он взмахнул посохом, и неукротимую огненную стихию окутало облако того же болотистого цвета дыма, тут же погасив пламя и заставив стену окаменеть, затем — треснуть и наконец обратиться в пыль. Алагар перехватил инициативу и, крутанув посохом, послал в Кразлака Губителя пять шаровых молний. Эти наэлектризованные сферы, бьющие во все стороны, со скоростью света достигли Кразлака, но повредить ему поначалу не смогли. Невидимый щит мага выдержал первые два удара молнии, затем треснул и раскололся, последняя же молния ударила Кразлаку Губителю в грудь, заставив того отлететь в соседнее здание, служившее уборной. Хлипкие доски сломились под тяжестью его тела и посыпались на павшего равшара. Алагар собрался завершить дело — силой мысли он левитацией поднял в воздух брыкающегося темного чародея и собрался атаковать в последний раз. Но враг его опередил.
— Думаешь, меня так легко разнести? Под ноги лучше смотрел бы!
Равшар вытянул руку, и его костяной посох в тот же миг оказался сжатым его мясистыми пальцами. Кертахол засиял, а под ногами у Алагара разверзлось некое подобие зыбучих песков. Только вместо них была вязкая лужа скверны. Любого другого она бы засосала и растворила, но Алагару хватило доли секунды, чтобы просечь угрозу и поднять самого себя в воздух. Кразлак Губитель воспользовался отвлечением противника и разрушил его чары, приземлившись, он выкрикнул, сгорбившись и держась за грудь:
— Ты все же достал меня, предатель! Но мы еще встретимся, помяни мое слово. И тогда ты будешь молить императора о смерти.
За вспышкой света чернокнижника и след простыл.
— Что ж, можно возвращаться в Крестал, — в заключение произнес Алагар, — с пленными, разумеется. Сейчас я нас перенесу.
Но сосредоточиться на заклинании телепортации ему не дали. На улицы Сухих Колодцев стекались солдаты в форме Карательного Отряда.
— Служители закона? — осклабился Алагар, — как всегда, вовремя.
***
Дорога выдалась долгой и утомительной. Воины Карательного Отряда поголовно отправились пешком, Глоддрик с Гартахолом вели колонну из нескольких сотен бойцов, Эрлингай вышагивал немного поодаль общего ряда, погруженный в свои мысли. Передвигались в молчании, Глоддрик с первой же минуты пресек шум и излишние разговоры весьма успешно, каратели понимали, что с таким командиром шутки плохи. Лишь позади слышна была приглушенная болтовня Клажира, который что-то вполголоса втолковывал молодому легионеру. Лицо его молчаливого собеседника могло бы вызвать слезу и у камня, воин не понимал, за какую провинность его поставили маршировать рядом с этим деревенским говоруном. Они проходили околицы окраинных деревушек, редко им по пути встречались бродячие разночинцы, торговцы вразнос, повстречали даже одного менестреля, но все старались сойти с тракта в гущу травы, несмотря на то, что дорога по краям ныряла в кювет, лишь бы держаться как можно дальше от людей, наводящих ужас на весь Ганрай и даже Союз. Эрлингая тяготила настороженная неприязнь народа к стражам порядка — если бы не Карательный Отряд и жесткая внутренняя политика безопасности Глоддрика, Ганрай с его вялым и безынициативным императором давно бы уже был ввергнут в пучину беззакония. Умудренный опытом воин понимал причину такого отношения мирян. Людям легко проводить пышные парады в честь славных побед, размахивать декоративными клинками в показательных фехтовальных поединках, петь песни о кровопролитных войнах. Но все до безумия страшились войны, хотя бы те, кто повидал ее на своем веку. То же самое и с карателями, которые становились палачами и убийцами, лишь бы люди могли спокойно жить и не запятнать свои руки кровью. Возможно, их сторонились оттого, что каратели служили ярким напоминанием, что где-то за пределами уютных домов горожан и поместий дворян, кибиток бродяг скрывается темная сторона жизни, столкнувшись с которой, человеку сложно остаться самим собой.
Вскоре северянин Кандал, самый высокий человек в Гилеарде, если не во всем Ганрае, заметил пики башен в закатных лучах. Вскоре показалась заброшенная цитадель. Заброшенной она более не выглядела — наскоро, но хорошо отреставрирована, укреплена. Рвы вырыты и частокол заставлен у стен, сами стены были теперь напрочь лишены трещин и проломов от давнишних осад крепости. Это, как представлялось Эрлингаю, скоро изменится. Колонна карателей и не думала останавливаться. По словам клирийца, совпавшими с показаниями арестованного равшара, в замке находилось около семнадцати тысяч бойцов, тогда как Глоддрик взял с собой лишь сотен пять боевых единиц. Единственным преимуществом карателей было присутствие архимага, но ведь у последователей Заргула тоже имелись в рядах магики. Йоши-Року, к слову, запропастился, как сквозь землю провалился, многих солдат это напрягало, даже Эрлингая. Лишь Глоддрик втайне теплил надежду, что архимаг не покажется, дабы противоборство предстало более захватывающим. Каратели были лучше обучены, чем взятые практически от сохи рабочие и крестьяне, решившие податься в оккультистов и колдунов, следующих пути Азрога и равшары, сбежавшие из родных пустошей. До замка оставалось всего полкилометра.
— Не останавливаться, — окликнул своих людей Глоддрик, — не сбавлять шаг. Доберемся — часовых снять, крюки на стены и вперед.
— Друг мой, к чему такие мудреные способы? — словно из-под земли появился Йоши, — необходимо войти как можно быстрее и тише, если дать им время опомниться, взятие крепости сильно затянется, и они задавят вас числом.
— Делай, что умеешь, — сказал Глоддрик, подняв руку, давая приказ колонне остановиться.
— Стой, кто идет? — отчетливо донесся до ушей служителей Ганрая голос часового с рукой на языке колокола, — не остановитесь — я забью тревогу.
Глоддрик напрягся, стиснув забинтованную рукоять своего клинка, который уже собрался метнуть в стражника. Йоши похлопал его по плечу, призывая к спокойствию, и подошел ближе к вратам. На стене стоял всего один юноша в балахоне, на котором немного нелепо смотрелся кожаный панцирь с бронзовыми пластинами, какой обычно носили обитатели юга, клирийцы. Невдалеке, рядом с самодельной табуреткой и фонарем, валялся на кафельном полу небрежно брошенный магический посох. Человек явно несильно интересовался магией, предпочитая носить самострел с охапкой болтов за своей спиной. Йоши покачал головой, оценив пренебрежение новичка к искусству магии. Хаглорианец не сказал ни слова. Он лишь поднял свободную руку и сделал круговое движение ладонью перед собой.
— Пожалуй, — стражник прищурился и внимательно оглядел толпу, — не так страшны демоны, как их малюют. Вы же соратники, это очевидно. Паранойя разыгралась, везде враги мерещатся. Еще бы, по соседству с нами каратели сидят. Кстати, один из вас так похож на этого, как его… Ганрайского Демона! Прямо один в один! Ну да ладно, пойду-ка я мост опущу. Варзхел разберется, куда вас девать.
Через несколько минут стали слышны лязганье цепей и скрежет древесных шестерней — подъемный мост медленно перевалился через ров. Глоддрик взглянул на мага теперь с неподдельным уважением.
— Зачем высаживать дверь, которую можно легко открыть? — сказал Йоши.
— Вот дела! У него даже кристалл на палке не загорелся. Как это он так сделал, одной-то рукой? Или, может, дело во взгляде, интересно, а если… — начал было Клажир восторженным тоном под неодобрительные вздохи товарищей рядом.
— Заткнуться! — рявкнул Глоддрик, — все вперед.
Командор бежал быстрее всех, даже Норберт Гартахол за ним не поспевал. Йоши-Року тоже ускорился, ведь, как уже упоминалось, возраст практически не сказывался на его физических возможностях. Эрлингай обнажил меч, остальные уже были при оружии. Они обошли ров, стены, вошли внутрь как нож в кусок масло благодаря мастерству хаглорианца. Теперь уже можно было воспользоваться эффектом внезапности и бить врага в лоб. Все это хорошо понимали, даже Клажир.
— Что? Кто это еще? Какой идиот открыл ворота этим… — завопил седеющий книжник-чародей, не успевши схватиться за посох и прочесть заклятие, как Глоддрик ураганом пронесся мимо и срубил ему голову на бегу.
На внешнем дворе крепости со стороны ворот находилось около двух с половиной тысяч новообращенных магов, поклоняющихся Заргулу, и равшаров, которые в отличие от более безалаберных людей держали оружие при себе. Каратели набросились на врагов подобно львице, выследившей антилопу в саванне. Эрлингай сам не заметил, как его успели окружить трое равшаров — спасла безотказная школа Керриса Галарта. Он легко парировал и уклонился от атак первых двоих, перейдя в наступление, Эрлингай вонзил клинок в прореху между реберными костями панциря ближестоящего равшара, обернулся полукругом и по инерции движения по косой линии сверху вниз рассек туловище равшара, вымазанного в засохшей крови, после чего воин Алых Владык был окончательно забрызган кровью, но уже своей. Эрлингай бросился на последнего, раскручивая меч Фарендил в одной руке и норовясь угодить острием меча тому в солнечное сплетение. Равшар ушел с линии атаки и собрался неуклюже рубануть костяным мечом, но Эрлингай даже и не бил. Он обманул равшара ложным движением, и враг попался в такую простую ловушку. Эрлингай вспорол тому брюхо восходящим ударом клинка и добил, расколов мечом рогатый череп.
Клажир куда-то запропастился. Эрлингай заметил, что он прятался за углом арки подъемного моста, объятый страхом, весь в ступоре. Внебрачный сын прошлого короля Аргои не смел винить мальчика в приступе малодушия — массовое побоище противоестественно людской природе. Лишь с течением времени люди переступают в себе эту грань и начинают свободно чувствовать себя в мясорубке. Некоторые настолько потеряны, что не могут жить без нее, подобно Глоддрику. Последний уже зарезал с пятнадцать магов-неофитов, не настолько мастеровитых, чтобы применить магию, но и недостаточно умелых, чтобы биться достойно в строю. Кандал разбрасывал равшаров и людей боевым молотом, бил он сверхбыстро, враги успевали лишь прикрывать свои головы руками, предоставляя молоту дробить их кости на куски. Гартахол вел шеренгу карателей к выходной арке, ведущей со двора, чтобы перекрыть пути к отступлению. Каратели в целом дрались лучше местных жителей, каждый из воинов Гилеарда убил по меньшей мере троих врагов короны, за исключением Клажира, которого пока что трудно было назвать воином. Маги, обучавшиеся у Варзхела, носящие красные гербы Азрога, с трепетом и дикими воплями бежали прочь, от Глоддрика они разбегались первее наперво, как от гремучей змеи. Равшары были посмелее и еще держали позиции. Глоддрик кинулся на них с остервенелой ухмылкой, разочарованный трусостью и дилетантством людей, он надеялся насытиться расправой над равшарами. Он подобно тарану пробурил их скопление и пошел честить врагов направо и налево. Равшары пытались защищаться и отбиваться, но Глоддрик был слишком быстр, силен и точен, его кровавое око выискивало бреши в обороне воинов пустоши, а твердая жилистая рука зазубренным мечом отсекала конечности, насаживала на себя мускулистые тела равшаров и крошила их плоть. Остатки армии врага уже разбегались, чтобы их прикончил Гартахол, Кандал и остальные. Из карателей мало кто пострадал, соотношение потерь было близко к одному к десяти.
— Посторонись! — крикнул Йоши.
И в тот же миг сгусток синеватой энергии со скоростью полета стрелы врезался в массивную дверь главного здания крепости, которая после оглушительного хлопка разрываемого энергетического шара взорвалась в щепки.
— Всем зачистить периметр! — скомандовал Глоддрик, — сразу после этого — за мной!
Очевидно, он был уверен, что с главными силами врага он сумеет справиться самостоятельно задолго до того, как каратели перебьют уже утративший боевой дух, сбитых с толку и ошеломленных рекрутов империи горхолдов. Эрлингай, не ожидая приглашения, сорвался вслед за ошалелым ганрайцем.
— Какого ты за мной? Приказа не было!
— Ты не мой командир, Глоддрик, при всем уважении, — покачал Эрлингай головой, вытирая о штанину кровь с меча.
— Хм, — повел бровью Глоддрик, не сбавляя ходу, и так ничего не ответил.
Крепость была недостаточно высокой, всего двух этажей — первый, представлявший собой трапезную, был пуст, за исключением валявшихся то тут, то там объедков. Оружие внутри было также раскиданным во все стороны, что говорило о полной неготовности заселившихся в замке лиходеев к ведению обороны. С улицы слышались оглушительные взрывы, треск земной коры и беспомощные вопли умирающих солдат. Прогремел очередной взрыв.
— Видать, это мастер Йоши старается, — Эрлингай подошел к окну у лестничной клетки.
Открылась ужасающая картина — соседние башни были разрушены почти до основания и полыхали неугасимым зеленоватым пламенем, каменная кладка плавилась и на месте магменного болота сжигались в мгновение ока заживо тела как людей, так и равшаров, вот старый хаглорианец воздел посох кверху — и тут же в небе сконцентрировался шар, из которого во все стороны били молнии, этот электрический дождь обрушился на убегающих солдат Варзхела, затем он продолжил бить по постройкам в городе-крепости и по башням цитадели. Последнее подкрепление из дальних бараков бежали в отчаянной попытке застать врасплох Йоши, но ничего не удалось — колдун лишь прочел заклинание речитативом и взмахнул посохом, и после ослепительного блеска изумрудного кертахола прямо из облаков завертелся смерч и в смертоносном танце подбросил в воздух тела невезучих бойцов Заргула, раскидав их за сотни шагов от стен крепости.
— Глоддрик, ты бы с ним вел себя поделикатнее, мало ли, что этот хаглорианец еще умеет. Да он целого войска стоит!
— Идем дальше, — прервал восторженные возгласы Эрлингая Глоддрик и бросился на следующий лестничный пролет.
Глоддрик был старше Эрлингая более чем на десяток лет, однако рыцарь Аргои еле поспевал за ним. Следующий этаж был оружейным складом. И вот там лучших фехтовальщиков Союза ждал сюрприз неприятный для Эрлингая и вполне радостный — для Глоддрика.
Командор Карательного Отряда вбежал в оружейный склад и налетел на полчища северян. Сложно было назвать их полчищами, их было не больше двадцати, но на фоне двоих бойцов Союза их число было неимоверно большим. Было там и пятеро клирийцев, обступивших Эрлингая.
— Вот мы и встретились, падаль, говорил же, что я тебя изрублю на части! На сей раз этот болотный хмырь, долбаный лесной дикарь тебя не спасет!
Это говорил Наштар. Через его лицо тянулась повязка с вышитым черепом на глазнице. Броню он надеть не удосужился, облачился в холщовую клирийскую рубаху с узелками вместо пуговиц и те же шаровары. Остальные клирийцы надели броню и клирийские шишаки, обрамленные отчеканенными крыльями. Последние дни в крепости Наштар провел в мучениях. Он спал и видел встретиться с Эрлингаем. Ночами не спал и целыми днями ходил из угла в угол наедине с мыслями о своем горе и позоре. Потерял брата, потерпел поражение на глазах у своих братков, лишился глаза. До этого никому не было дела, кроме него самого.
Эрлингай решил ничего не говорить в ответ — за него все скажет Фарендил куда убедительнее. Аргоец принял стойку, выставив меч перед собой в горизонтальном положении и медленно шагнул влево, но тут же ринулся в противоположную сторону и рубанул клирийца с краю. Тот сразу повалился на землю, выронив с грохотом свой топор и хватаясь за рассеченное горло. Трое клирийцев его пытались теснить, а Наштар норовил подобраться со спины, но Эрлингай оперативно встал спиной к стене, дабы закрыть тыл. Его меч увел вверх саблю клирийского молодца с такой силой, что оружие едва не взмыло к потолку. Спустя долю секунды Эрлингай отбил подлый удар пикой ниже пояса и вздернул вверх, Фарендил лишь промелькнул в воздухе, подобно падающей звезде, отбил удар третьего клирийского воина с Наштаром одновременно в голову. И с неразличимой для человеческого глаза скоростью проделал три движения — прорубил бок одному клирийцу, другому ударом в обратную сторону рассек шею и раздробил позвонки, третьего с разбегу пронзил мечом в грудь, точно попав в прореху между кадыком и оконтовкой кирасы. С Наштаром, не успевшим и сообразить, что произошло, они остались один на один.
Глоддрик самозабвенно рубился с северянами, точнее, кромсал их. Ганраец был уже по пояс в крови. На него сыпались удары двусторонних топорищ и прямых северных палашей, но Глоддрик все умело парировал. Иногда даже не парировал, а опережал удар, отрубая руку врага, держащую оружие. Или же ловил свободной рукой запястье северянина и разрубал супостата надвое. Осталось лишь двое горцев-северян, которых еще не сломил напор ганрайского демона. Они были совершенно непохожи друг на друга, но держались вместе. У них была одна боевая раскраска на лице — разводы бурой грязи. Глоддрик сразу понял, что это символизировало — воины являлись названными братьями, оба они принадлежали к касте воителей-берсерков, а судя по раскраске их тотемным животным был медведь. Оба были густобородыми, но если один был ухоженным, волосы были причесаны и заплетены в косы, как и борода, то второй являл собой зрелище вылитого уличного охломона, если бы не мускулистое дородное тело — взъерошенные и торчащие дыбом черные нестриженые колтуны, спутанная борода, заляпанная мясным жиром и хлебным крошевом, да и одежда, вымазанная в крови и грязи.
— Это он, брат Шальёрн, — сказал черноволосый, — он убил нашего вождя, Грора Свободолюбца. Уничтожил надежду на свободу нашей родины.
— Я сражался на одном поле боя с ним, когда мы штурмовали Вархул, — прорычал блондин, — жаль, что мой топор до него не добрался.
— Вечно у них прелюдии, — проворчал Глоддрик, вытерев слюну с подбородка, — как бабы.
Ганрайскому Демону пришла на ум аллегория — если собака до того, как напасть, будет долго облаивать другую, волк же только ринется и будет молча драться до победы или смерти. Не удостоив ответом берсерков, Глоддрик решил растянуть удовольствие ожиданием. Воины быстро вошли в состояние транса, приводящего в боевой экстаз. Они жевали деревянные щиты, рычали и били кулаками в грудь подобно гориллам. Напрягали мышцы в полусогнутом положении, будто их мучила нужда.
«Начните еще наяривать прямо здесь, придурки, — пришла в голову Глоддрику шальная мысль, заставившая его растянуть губы в улыбке, больше напоминающей оскал.»
Шальёрн выхватил из-за спины парные топоры, отбросив щит, его соратник же обнажил одноручный меч и прикрылся круглым щитом. Теперь оба берсерка смотрели на Глоддрика в упор, как могли смотреть только лишенные ума жаждой убийства люди. Смотреть таким в глаза считалось безумием и провокацией опасности, но Глоддрик с удовольствием заглянул в их очи, в которых отражался помутневший жаждой крови рассудок. Их буйство лишь придало сил Глоддрику и захлестнуло его. Он аж до крови прикусил язык в предвкушении схватки. Он выставил перед собой клинок, сделал медленный шаг в сторону готовящихся к броску бешеных псов Севера. Затем другой. Немного ускорился и ринулся навстречу сорвавшихся с места, точно с цепи, северян. Глоддрик резко сшиб свой иззубренный клинок с палашом черноволосого и взмыл в воздух, ударив ногой в голову врага. Противник закрылся щитом, а Глоддрик использовал силу удара для толчка, крутанулся и обрушил шквал ударов на Шальёрна. Блондин ловко орудовал топорами и успевал контратаковать, но чаще ему приходилось приседать и уклоняться от атак Глоддрика, которые все точнее били в цель. Глоддрик провел обманное движение, направил лезвие меча в область шеи северянина, тот уже собрался подсесть под удар, но Глоддрик в последнее мгновение изменил траекторию удара и полоснул врага по боку, прорезав кожаную куртку. На каменный пол потекла струйка крови. Глоддрик осклабился и занес клинок для следующего удара, но на него накинулся чернобородый и, осторожно прикрывая торс щитом, неустанно атаковал Глоддрика рубящими ударами — оружие так и свистело в воздухе.
— Тесни его, Вагарн! — крикнул северянин со светлыми косами и, раскрутив топоры, бросился в бой.
Глоддрику было достаточно отбить три предсказуемых атаки Вагарна, чтобы потерять терпение. Но на него шел Шальерн, выписывая круги и восьмерки своими топорищами, но Ганрайский Демон был слишком прытким, чтобы его достать. Бывалого воина теснили два мужчины ощутимо моложе его и крупнее. Глоддрик был силен, но он не был мускулист, тогда как северяне представляли собой горы мышц, при этом Вагарну Глоддрик ростом едва доставал до уха, а Шальерну — до подбородка. Глоддрик снова скрестил клинки с Вагарном и что было силы крутанул меч в сторону — искры с их клинков посыпались и от сильного рывка рукоять палаша северянина выскользнула у него из руки. При этом Глоддрик успел сделать мощный укол прямо в щит — сталь прошла сквозь дерево, как сквозь толщу воды, и пронзила врагу плечо. Выдернув клинок, ганраец раскрошил щит северянина в щепки. Глоддрик расхохотался и собрался добить оплошавшего врага, но Шальерн снова попытал счастье, метя топором Глоддрику в висок. Глоддрик, облизнув губы, нырнул под удар в последнюю секунду и, резко выпрямившись, саданул кулаком свободной руки блондину по подбородку. Оглушенный Шальерн сплюнул кровью, вместе с ней выпал зуб. Глоддрик мог бы воспользоваться секундой слабости противника, чтобы пронзить его насквозь, но решил обождать, дабы дольше насладиться боем. Кровь внутри него бурлила, ганраец был опьянен схваткой и звоном мечей. Шальерн опомнился сразу же и шагнул вперед, ударив топором по диагонали, новоря отсечь Глоддрику голень. Каратель заметил, что противник не слишком умело выставил при ударе предплечье, открыв его для удара, и встречным движением рубанул северянина по руке, начисто отрубив ее. Кровь хлестала из культи, северянин вскричал, но не думал сдаваться. Другим топором он описал вертикальную дугу, направив оружие в темя ганрайца, но Глоддрик жестким ударом перерубил древко топора, синхронно с этим врезался плечом в грудь Шальерну. Того повело назад, но Глоддрик был быстрее — он обернулся вокруг своей оси и с разворота нанес последний удар по горизонтали. На этот раз обеими руками. Глоддрик перерубил Шальерна на две части на уровне пояса. Озверевший начальник Карательного Отряда схватил окровавленный топор, валявшийся рядом с отрубленной рукой, и вогнал его глубоко в череп разрубленного северянина. Все произошло так быстро, что Вагарн только успел нашарить меч здоровой рукой, как уже его названный брат был жестоко зарезан и валялся в собственной крови среди трупов убитых соплеменников.
— Шальерн! Нет! — брызнул слюной северянин, черные патлы падали ему на глаза, — тебе не жить, мразь!
Глоддрик лишь стиснул зубы, давясь дьявольским смехом, он положил клинок на плечо и с вызовом поманил северянина рукой, мол, нападай, если посмеешь. Держа в одной руке меч, Вагарн налетел на Глоддрика. Ганраец фехтовал рискованно, фаталистично, но заметно лучше северянина. Они обменивались ударами, Вагарн пытался давить Глоддрика своим натиском, но тот лишь отбивал, точнее, отшибал его удары и стремительно отвечал выпадом или рубящей атакой, от которой северный воин еле успевал уклониться или отбить. От мощных ударов Глоддрика палаш дрожал, руки Вагарна уже отсохли, он не мог понять, как такой немолодой воин совсем невнушительных габаритов может так сильно бить. Вот снова Вагарн попытался рубануть Глоддрика, тот лишь отвел со скрежетом меч врага к полу и врезал в висок северянину перебинтованной рукоятью. Того удар ошеломил, но все же воину хватило решимости, чтобы ответить уколом, но Глоддрик лишь поймал удар своей рукой и, дернувшись навстречу, пронзил врага своим клинком.
— Ты… заплатишь… за это, — прошептал Вагарн, когда их лица сблизились, и грянулся оземь без чувств.
Тем временем Эрлингай фехтовал с отчаянно машущим саблей Наштаром, успевшим вовсю разгуляться. Потомок короля Аргои ловко отражал атаки и угадывал обманные движения, не подпуская клирийца к себе. Наштар, как ни старался, не мог его зацепить своей шашкой. Его меч постоянно натыкался на прочную, как пограничные стены Союза, защиту Эрлингая, Фарендил летал со скоростью ястреба, отбрасывая удары Наштара. Смуглый молодой воин снова рубанул, сабля свистнула, но Эрлингай ее мастерски отвел, отбросив книзу, и обратным движением проскользнул мимо Наштара. Атака Эрлингая бы выпустила кишки Наштару, если бы тот не успел вовремя отскочить, но рыцаря Аргои было уже не остановить. Он закружился в вихревом танце, раскручивая свой меч. Удары летели на Наштара со всех сторон. Он все же успел перекатиться в сторону, чтобы выиграть расстояние и время и ринулся на Эрлингая, занося саблю для еще одной размашистой атаки. Эрлингай рванул Фарендил вверх и отразил ее, а с разворота уже готовился пригвоздить клирийца мечом к стене. Но не смог — его точно сковало, словно он был заморожен в ледниках.
— Глава Карательного Отряда и сводный брат Его Величества! Вас не учили, что в чужие жилища не заходят без приглашения?
Латная перчатка со скрипом сжала магический посох и клинок в одном экземпляре. Арнлоуг Варзхел вышагивал между кровавыми лужами, трупами северян и клирийцев, а Наштар, уцелевший, во все глаза пятился на него.
— Повелитель, я…
Варзхел поглядел на него своим омертвелым взглядом, лишенным эмоций, и этого хватило, чтобы у клирийца ушла в пятки душа. Эрлингай ощутил присутствие смерти, словно этот человек в темном плаще, кирасе и стальной маске нес в себе даже не разрушение, а разложение, неминуемую гибель.
— Интересно, — Варзхел заглянул в глаза Эрлингаю, — готовы ли ваши войска отступить, если взять вас в заложники? Бросайте оружие, или я выверну ваши суставы одной мыслью.
Глоддрик, каково бы ни было удивление Эрлингая, швырнул меч на пол, клинок карателя со скрипом прокатился по полу. Глоддрик поднял руки и сделал несколько осторожных шагов вперед.
— Хорошо, — пожал плечами Ганрайский Демон, уставившись в пол, — ты выиграл бой.
Варзхел снял заклятие с Эрлингая, выбив своим клинком у того из руки Фарендил.
Глоддрик краем глаза заметил, что Варзхел отвлекся.
— Но не войну! — рявкнул он.
Глоддрик подцепил ногой рукоять меча и одним махом подбросил оружие в воздух. Клинок взмыл вверх, Глоддрик в один прыжок поймал его и уже собрался срубить Варзхелу голову. Ганраец победно улыбнулся, но за секунду до того, как его меч достиг цели, Варзхел воздел кертахол ввысь, и невидимая сила отшвырнула Глоддрика в стене так, что посыпались обломки камней, а броня воителя заработала внушительную вмятину со спины. Разумеется, даже такая травма не остановила бы Глоддрика, и он бы снова кинулся в бой, но та же сила подняла его тело в воздух, как ветер перышко.
— Сразу видно, что ты вырос на улице, — сказал Варзхел, — с тобой опасно иметь дело. Думаю, без рук и ног тебя брать в заложники целесообразнее.
— Друг мой, неужели в тебе совсем не осталось человечности?
В дверях показалась невысокая фигура Йоши-Року. Глоддрик грохнулся на пол одновременно с его появлением.
— Учитель? Вам недолго осталось стоять у нас на пути, — зловеще прогудел Варзхел.
Старик, не обращая внимания на угрозу, осмотрел сцену горы трупов, забрызганных кровью Эрлингая и Глоддрика и Наштара, прижавшегося к стене.
— Мастер Йоши! Глоддрик почти достал его! — воскликнул Эрлингай.
Хаглорианец одобрительно кивнул и изрек:
— Полагаю, на этом ваше участие завершено, пора бы и честь знать, бравые воины Союза.
Йоши взмахнул посохом, и со вспышкой света Эрлингай и Глоддрик разом исчезли.
— Магистр Варзхел, а что мне… — начал было Наштар, но Варзхел досадно скрипнул зубами и тем же заклятием перебросил клирийца в неизвестное место.
— Ты же не собираешься драться со мной в одиночку, Варзхел? — спросил Йоши, постукивая пальцами по древку посоха и разминая шею.
Варзхел попробовал телепортироваться, но не смог. Йоши слишком умело развеивал заклинание перехода, едва оно начинало сплетаться. Но тут же оружейный склад взорвался серией ослепительных вспышек, что хаглорианец даже закрыл рукавом глаза от яркого света. Он мог заблокировать переход Варзхела, но не мог предвидеть появления его сторонников. Йоши-Року предстояло выйти одному супротив группы темных магов. Рядом с Варзхелом стояли самые преданные слуги Заргула и наиболее ненавистные честным народам Ранкора существа. Ведьма из Клирии по имени Кара. Острижена она была почти под нуль, полуголая, на перевязи, обтягивавшей тунику девушки, висели черепа людей, на поясе же свисал жертвенный ритуальный нож. Эту женщину боялись еще с самого ее детства, когда она была странной, непонятой людьми, жившими в одном селе с ней, девочкой. Она всегда причиняла вред животным, разрезала амфибий, однажды она решилась похитить одного из деревенских парней и попытаться принести его в жертву Заргулу ради повышения магических способностей. Но потерпела провал, и ее изгнали. Уйдя в горы, Кара окончательно сошла с ума. Единственными друзьями ее были демоны из недр Азрога. Скрол Ядовитый, скиарл из Побережья Кесилора, бледный, с шелушащейся чешуей, точно больной, он был увешан разнообразными эликсирами. И уже знакомый читателю Джаяр — некромант, забинтованный с ног до головы, точно мумия. По поверьям он, дабы обрести бессмертие, сам себя умертвил и воскресил. Замыкал их ряд молодой чародей с длинными темными волосами в соломенной шляпе по имени Ниарот. Принадлежал он к одному из древних дворянских родов Аргои, но не возжелал унаследовать отцовские наделы, предпочтя путь раба Заргула. На Йоши их появление не произвело впечатления. Он лишь со спокойствием в сердце ожидал, что произойдет дальше. Варзхел хрустнул пальцами и направил посох перед собой. Сторонники Заргула обступили хаглорианца. В их толпе он со своим ростом в 165 сантиметров и вовсе казался тщедушным.
Варзхел провел своей тростью дугу и вдруг словно изниоткуда с потолка взвилась туча острейших игл и устремилась в старого мага. Он просто стукнул посохом о землю, вспышка света — и иглы остановились в метре от его тела. Затем они перевернулись и с еще большей скоростью устремились в противников мастера-мага. Но Скрол Ядовитый бросил одну из склянок, из которой так и повалил едкий синеватый дым, и иглы вначале растеклись в слизь, а затем испарились.
— Думаете, такие детские атаки возьмут меня?
— Просто дал тебе возможность разогреться, из уважения, — сказал Варзхел.
Гил Ниарот послал огнешар, Йоши-Року одним движением посоха погасил его, точно свечу, и ответил очередью мощнейших ударных сфер из синей энергии, разрывающих плоть и ломающих кости. Гил Ниарот поставил защитный экран, но одна из них пробилась сквозь оборону и ударила в его плечо. Плоть была разорвана и кровь уже вовсю хлестала. Йоши-Року направил во врага молнию с целью добить его, но ее отбил Варзхел защитным заклятием. Варзхел выкрикнул заклятие и от стен и потолка начали откалупываться куски каменной кладки, они вращались вокруг чернокнижника и вдруг стремительно полетели в Йоши-Року. Теперь они были на открытом воздухе — стены с верхним этажом стали оружием магов. Хаглорианец проговорил заклятие и камни, не коснувшись него, теперь стали подчиняться ему, они пропитались огнем и теперь стали летающими кусками магмы. Он слепил из них один огромный шар и отправил его в Варзхела, но Скрол Ядовитый кинул склянку прямо в шар. Зелье заморозило в одно мгновение магму и шар треснул, разлетевшись в бесчисленные осколки льда и застывшего камня. Йоши-Року начал делать посохом вращательные движения, из каменного пола поднялось растение, плотоядное на вид, и тут же опутало своими лианами Скрола. Челюсти этого растения уже сомкнулись, перекусив скиарла пополам. Кара из Клирии тщетно пыталась разрезать эти живые путы, без толку. Помог скиарлу только Варзхел, который одним прикосновением алого кертахола заставил растение истлеть и высушиться за одну секунду, после чего оно рассыпалось в прах. Тело Скрола, рассеченное на две половины, упало, но еще двигалось. Очевидно, жизнь его поддерживали известные лишь ему снадобья.
— Кара, уводи Гила Ниарота и Скрола в Азарельд и излечи их, — крикнул Варзхел, — я задержу этого хаглорианца.
— Разве я разрешал уходить?! — крикнул Йоши-Року.
Он направил было заклятие паралича на Кару и этих двоих, но Варзхел отбил его и ответил шаровой молнией. Троица беглецов скрылась в портале. Йоши-Року, отразив атаку Варзхела, скрипнул зубами, затянувшаяся схватка начинала действовать ему на нервы. Он просто поднял Варзхела над полом одним движением посоха и, оскалившись, швырнул его в стену. Телекинетическая волна с такой силой отбросила Варзхела в каменную стену, что он пробил ее собой и вылетел за пределы башни. Йоши подбежал к краю башни и заглянул в обрыв. Он уже собрался поднять Варзхела в воздух телекинезом и пленить, но было поздно — опальный ученик старого мага успел телепортироваться. Йоши устало вздохнул, усмирив свой гнев, и оглядел поле битвы. Каратели уже разогнали недоучек-магов и равшаров, с тысяч пять взяли в плен, остальные либо удирали со всех ног вдалеке, либо валялись меж полуразваленных стен крепости, еще совсем недавно служившей прибежищем слугам Заргула. Мага не слишком расстроило то, что чернокнижникам удалось скрыться, хотя он и нанес ощутимый урон одному из них и не факт, что он после такого сможет выжить. Он еще доберется до них, и тогда никакой Заргул не спасет отступников. В душе Йоши еще теплилась надежда, что Варзхела и его приближенных можно наставить на истинный путь, но старый архимаг не хотел обманываться. С сорняками можно бороться, только выдрав их из земли с корнем. Эти люди настолько отравлены злом Заргула, что смерть от руки праведника для них будет достойным исходом. Возможно, в следующих жизнях, думал Йоши, они сумеют искупить свои прегрешения. Однако в бою за крепость победил Союз вне сомнений несмотря на значительный численный перевес соперника.
Хаглорианец рассмеялся, его одолевала безграничная радость.
— Да, — проговорил он вслух, — жизнь нам подбрасывает испытания одно за другим, но нам решать, сдаться или нет. Мы можем проиграть, но выбор — подняться или остаться лежать на земле, всегда остается за нами. Я не сдамся, Анлариэль, обещаю тебе. Костьми лягу, но не сдамся ни Алагару, ни его жалким прихлебателям!
Он помолчал в несколько секунд и добавил:
— Однако, как же бывает полезно иногда мотивировать самого себя.