Обыденная жизнь в Крестале продолжалась подобно не прекращающему вращаться жернову на мельнице старика Ропхиана. Люди по-прежнему посвящали себя тренировкам, и Арстель начал замечать качественные изменения в своем теле. После часовых ежедневных упражнений в фехтовании, отжиманий и прочего у него появилось больше сил, заметно постройнела фигура и начал вырисовываться мышечный рельеф. Юкиара первой заметила его успехи. Возвращение Шойрила и Брока в деревне как следует отпраздновали бурной пьянкой, в весельях принял участие сам Алагар, хотя он не выпил ни капли спиртного, чародей решил снова закатить речь на тему того, как важно братьям и сестрам быть единым целым и выручать друг друга. Когда он приводил в пример Юкиару, Арстеля и Хельда за самоотверженность, Хельд сиял от гордости, прося оваций со стороны односельчан в честь Хельда Великого, Юкиара с улыбкой утверждала, что на ее месте так поступил бы каждый, Арстель же вовсе чувствовал себя не в своей тарелке. Сапожнику казалось, что он не заслужил похвал несмотря даже на то, что не побоялся рискнуть жизнью, отправившись в Ганрай вместе с Юкиарой. Он по сей день ни разу не сражался всерьез, хотя его боевые навыки и возросли, отчего он не научился ощущать себя среди равных, когда вокруг него были матерые и битые жизнью мужи подобные Шаабану или Крауху Гримбле.
При руководстве Алагара пограничная стена Крестала выросла почти вдвое, из каменной кладки Харал Зверюга, Гранаш вместе с воинами, обучавшимися у Реадхалла Бескровного, они выстроили зубчатые парапеты, из таких бойниц не стыдно было бы отстреливаться самим королевским арбалетчикам. Сталелитейное дело также процветало, из Крестала уже начали поставлять оружие, инструменты для хозяйственных дел и прочее в недалекие Ганрайские села. У Арстеля не было отбоя от клиентов, алагаритам, у которых подошвы успели истоптаться, а башмаки зачастую просили каши, то и дело требовалось заштопать обувь. Хельд практически не вылезал из Желудка Дракона, Братству Уравнителей до того понравилась атмосфера в его заведении, что многие из них стали завсегдатаями, из-за чего пришлось таверну расширить, настругав табуреты и неказистые столы на дворе вокруг избы. Посиделки за пивом портил только Мурвак, который каждый день плевался желчью из-за прорвы народа, а уж если кто занимал его любимое место у стены, лесоруб умудрялся использовать в одном предложении больше мата, чем Карен за всю свою жизнь.
Брат Юкиары Сангельс начал проявлять знаки внимания сестре плотника Харала Глыбы — Наяре. Из-за нее ему чуть не пришлось подраться с местным парнем, который считал себя первым на всю деревню и давно уже прилюбовал Наяру. На счастье мальчишек, рядом оказалась Юкиара, которая ловко их успела разнять и всыпала своему непутевому брату затрещину, прочитав затем целую лекцию о том, что к рукоприкладству нужно прибегать лишь при крайней необходимости.
— Да расслабься ты, Юки, — сказал ей староста деревни Кёрк, — все мы в этом возрасте были такими, кровь бурлит, молодость требует страсти.
— Еще бы! Я сама, если что, пока еще молоденькая, — игриво пригладила прядь волос Юкиара, — но мой братик должен быть сознательным членом общества. Усек, Сангельс? — она дернула брата за ухо, отчего тот вскрикнул громче петуха, поднимающего по утрам всю округу.
Арстелю хотелось провести время наедине с Юкиарой, но она никак не могла освободиться от обязанностей по отстройке лагеря, либо занималась с Хельдом или со своим братом — учила его основам боевых искусств Стражей из Храма Мечей. Однажды Арстель, прохаживаясь по бревенчатому полу пограничного бастиона, повстречал Хельда, со скучающим видом любующегося рассветным небом. Солнце одним краешком успело выглянуть и осветить кроны пихт и елей, отгораживающих Крестал от городов Аргои.
— Ты, что ли? — в нелепом жесте Хельд дернул голову в сторону Арстеля, не отрывая взгляд от ландшафта, — решил открыть филиал своей сапожной лавки прямо на стене или просто отлыниваешь от работы?
Арстель молча пожал плечами и облокотился на зубья парапета. Прикосновение к холодному камню заставило представить его, как бы себя ощутил Арстель, окажись он в крепости, которую берут штурмом.
— Давно мы с тобой не болтали, дружище Хельд, — он ткнул локтем в плечо флорскела, — Юкиара говорила, ты делаешь успехи в магии.
— Да? Я все пытаюсь заставить швабру саму мыть пол в харчевне, пока я делаю утреннюю зарядку, но она постоянно сигает в окно, один раз угодила в лоб этому хаглорианцу, который весь из дерева, словно коряга. Правда, он ничего не почувствовал. Добрые же люди ходят с этим красноголовым! Даже если ты дерево физически, как эта ошибка природы, или полный дуб разумом, — он постучал костяшками пальцев по виску, — как Харал Глыба, они тебя примут. Тебе не кажется, что наша жизнь стала почти идеальной с явления этого Братства Уравнителей? Было бы совсем хорошо, если бы они привезли с собой гарем наложниц и клирийские ковры, а я мог бы им продать втридорога все дешевое барахло со своего подвала.
Арстель усмехнулся и глубоко вздохнул. Он привык к странной манере Хельда изъясняться, давно уже научился вычленять главное из его речей, изобилующих бессмыслицей и абсурдом. И эти мысли, на удивление многих, могли показаться отнюдь не глупы.
— Думаю, мы все стали чувствовать себя как за каменной стеной. Наш дом стал нашей крепостью. Мы стали выращивать не в пример больше провизии, чем раньше, построили целую мануфактуру, наладили оборону… Сплотились. Я никогда ранее не ощущал духовной связи с крестальцами. Теперь же я не представляю себя без них, словно сросся с ними, стал единым целым. Наверное, из Крестала я и вовсе не уеду.
— Зачем замыкаться на Крестале? Алагар говорит, что все мы братья и сестры, значит, связь стоит ощущать со всеми живыми на Ранкоре. А я как-то спросил Шаабана, что это значит — испытать просветление. Этот чокнутый монах поведал, что просветленный чувствует себя единым буквально со всем — деревьями, камнями, насекомыми, воздухом! Говорит, мы есть вибрации, из которых соткана материя, дух и все сущее. Наверное, он нашел хорошие грибы в наших лесах.
— Возможно, — рассмеялся Арстель, — ну а что насчет тебя? Ты веришь в идеи Алагара?
— Ну-у-у-у, не хотелось бы, — пожал плечами Хельд, — если мы и в самом деле братья и сестры, как я буду чувствовать себя, когда буду драить куртизанок в борделях Джаганната в Клирии? Как будто происходит инцест!
Арстель закатил глаза и хлопнул себя по лбу:
— Тьфу ты, Хельд, не зря тебя зовут больным на всю голову! Только твой извращенный разум мог родить подобную чепуху. Я совсем о другом говорил. Честно говоря, я начинаю верить его словам. Да, на первый взгляд это кажется дичью и несуразицей, но посмотри, к чему мы пришли с таким мышлением. Нам не нужна ни Аргоя, ни Ганрай, ни король. Мы сами себе хозяева, и когда это поймут остальные люди, мы счастливо заживем без войн, насилия, преступности и…
— Скорее всего, будет война, Арстель, — совершенно серьезно сказал Хельд, — ты дурак, если думаешь, что старые порядки так легко уйдут сами собой. У Аргойской знати немало приверженцев, прикормышей этих так называемых великих домов. Некоторые крестьяне, которых называют кулаками, очень зажиточны, помещики щедро платят своему окружению, могут легко нанять вооруженные гарнизоны. Они будут сражаться за свои привилегии. Ты готов драться за то, во что веришь? Не знаю, как ты, Арстель, но Алагар за эти воззрения готов сжечь мир дотла. Это я вижу по одним его глазам.
Слова друга били Арстеля в сердце, точно стрелы — одна за одной. Еще секунду назад у него в душе теплились наивные мечты о том, что все пойдет как надо, жизнь людей вокруг станет достойнее, но Хельд своими трезвыми рассуждениями вернул сапожника на землю. К тому же он снова подорвал авторитет Алагара, Арстель уже был готов отбросить сомнения и пойти за этим человеком, подчиниться его страсти и напору, поверить в его упорство и искреннее стремление сделать мир для людей, а не людей для мира. Теперь же Алагар снова выглядел в глазах Арстеля как безумный фанатик, страдающий маразмом, ведущий за собой людей в пропасть, на бойню, точно скот, окутанный гипнотизирующей силой своей харизмы, которая их подчиняет как игра на флейте, которой заклинатель змей вводит в транс кобру. Признать то, что единственные мечты, придающие сил к жизни, несостоятельны, всегда тяжело.
***
День прошел довольно быстро, уже начинало вечереть. Когда небо, на котором уже выступила луна, заволокли тучи, жители поселка Крестал собрались на главной площали Крестала, месте, где тракт, который пересекали странствующие торговцы, образовывал перекресток с дорогой, пронизывающей все селение. Маги-новички уже успели сродниться с местными жителями, носили ту же одежду, некоторые уже вступили в довольно близкие отношения с крестальцами. Это было видно по тому, как Карен часто позволяла Броку оставаться у нее на ночь или же травница Шая из Хаглоры, которую можно было застать за болтовней с древоподобным хаглорианцем из приближенных Алагара. Для одержимого общением с душами предков мутировавшего существа внимание землячки весьма недурной внешности было так же дорого, как бурдюк воды для заблудшего каравана посреди пустыни. Люди обменивались новостями, в основном обсуждая происходящее в Ганрае. Алагариты и крестальцы сходились во мнении, что победа Карательного Отряда над одним из укреплений Варзхела лишь отсрочит неизбежную войну. Мурвак насаждал мнение, что Алагар хочет воспользоваться вооруженным конфликтом, который ослабит силы властей Ганрая и Аргои, чтобы затем захватить бразды правления над Союзом. Служительница храма Канария же осмелилась сказать, что долг сынов и дочерей Арая Илгериаса — помочь ближним в битве с вражиной. Шаабан ее поддержал, как и большинство местных жителей.
Арстель пришел одним из последних, так как заработался в лавке, он никак не мог соорудить новую партию сапог для патрульных отрядов Алагара в срок. В первых рядах сборища он завидел тонкую фигуру Юкиары, к которой еле протиснулся, чуть не сбив с ног библиотекаря Клуатака и едва не получил локтем в челюсть от Харала Зверюги.
— Юки, и ты здесь, — он отряхнул рубашку, пытаясь отдышаться, — я слышал, что желательно всем нам присутствовать сегодня, но в чем состоит повестка дня, я так и не уразумел.
Девушка всплеснула руками:
— Наставник сказал, сегодня будут определены меры, связанные с экспансией Братства Уравнителей.
— Разве одного Крестала недостаточно? — в недоумении спросил Арстель, — мы и здесь едва обустроились. Едва только начали сплавлять древесину по реке Быстроходная, добывать руду и создали ткацкую мануфактуру, только обосновались. Рано нам занимать чужие земли.
— Арстель, — сказала Юкиара с несколько снисходительным выражением лица, — ты должен понимать, что правительству не нравится наш суверенитет. Они не отправили в Крестал легион из Силгора лишь потому, что король обеспокоен происками пособников Заргула. Ты же видел, как эта Энмола хотела нас прощупать, заставить отчитываться перед Ганрайскими должностными лицами. Нам не дадут жить спокойно, пока мы не наберем достаточно сил, чтобы игнорировать сильных мира сего.
И тут Арстель понял, как искренно Юкиара верила в свободолюбивые и радикальные убеждения Алагара. Он знал, что девушка искала в мире и людях чистоту, искренность и хотела бы жить в сплоченном и свободном мире, где не нужны жестокие самодержцы, силой страха наводящие порядок в хаосе толпы. Эта вера могла быть вызвана и тем, что Алагар был одним из немногих, кто подарил ей шанс на новую, лучшую жизнь, открыл ей знание о природе магических сил и сделал ее будущее не таким уж безнадежным, каким оно вырисовывалось в те далекие времена, когда юная девчушка побиралась на улицах Ганрая, где царил лишь один закон — закон сильного. Вскоре из-за голов скопившегося люда завиднелся столп искрящейся алыми искрами шевелюры Алагара и яйцевидного навершия его посоха, затем — он сам. Посыпались одобрительные возгласы, после тяжелого дня, полного работы, люди были рады увидеть воочию своего духовного учителя и лидера. Алагар не спеша вошел в центр круга обступивших его людей и ему зааплодировали. Арстель сам не заметил, как неосознанно чуть не отбил себе ладоши, хлопая в такт за всеми, особенно Юкиарой, которая чуть ли не со щенячьим восторгом одарила Алагара приветственным кличем и била в ладоши что было сил.
Стоило Алагару поднять руку, как бурные овации стихли.
— Братья и сестры! — громогласно начал он, — вы прекрасно видите, как наш совместный труд дает плоды. Вместе мы стали сильнее, увереннее. Из деревушки, которая бы и дня не продержалась против людей Варзхела мы сколотили оплот людей, на стороне которых правда. Даже если придут генералы из Аргои, мы сумеем им противопоставить нашу решимость и единство, а главное — боевой дух. Если мало силы — это нормально, вы знаете, что все великое начинается с малого. Но вот если мало духа — это уже беда. У нас с этим проблем нет, ведь так? — он повысил голос и обвел рукой вокруг себя, приглашая слушателей выразить согласие, что они сделали бурными криками.
— Веди нас, Учитель!
— Мы с тобой, мастер!
— Духи благоволят тебе, Алагар, — крикнул древесный хаглорианец Йору-Клиа.
Мурвак повел плечами и со злобой сплюнул:
— Тоже мне, сильный духом нашелся. Заведет он всех в беду. А может, ну его к демонам, подамся в Аргою, в столицу? Хотя кто меня там ждет…
Снова сплюнув, Мурвак удалился к своей хижине у леса, расположенной на окраине деревни. Никто этого даже не заметил, как и не придал значения его тихим словам протеста. Все были покорены речью Алагара.
— Краух Гримбла, Марвол Черный Лев и Реадхалл — готовьте силы. Вы же, мои друзья, неустанно тренируйтесь. Не забывайте, что наша сила в неделимости и связи, я один без вас мало что сумею. Мы отправимся в паломничество к Силгору, по пути обращая жителей сел, хуторов, городов в нашу веру. Веру в светлое будущее Ранкора.
Блеснула вспышка яркого света возле здания общественной бани. Сияние отступило, и показались две фигуры.
— Друг мой, да осветит Анлариэль житие твое и преданных тебе, — донесся старческий голос из-за спин селян
К людям направлялся самый известный хаглорианец на всем Ранкоре. Несмотря на то, что он был старше восьми веков, его лицо морщины затронули меньше, чем у восьмидесятилетнего человека. К тому же зеленокожий был во много раз шустрее стариков из людского народа, привыкших к медленной, шаркающей походке. Йоши-Року, за ним Эрлингай. Последний, увидев Марвола Черного Льва в толпе, изменился в лице, словно он возликовал.
— Брат? Неужели это и в самом деле ты? — двинулся в его сторону Эрлингай.
— Брат, — язвительным тоном ответил Черный Лев, — ты перестал быть мне братом с тех пор, как начал прислуживать при дворе Эанрилу, чтобы его черви сожрали.
— К чему эта ненависть, Марвол? Все, что я делал — это воевал за народ Союза и охранял короля. Разве я в ответе за остальные его решения?
Пути братьев разошлись еще со времен Северной Войны. В давние времена, когда Марвола еще коснулась лысина и уродующие шрамы, испещрявшие его лик, они с Эрлингаем жили в пригороде Силгора с матушкой, изгнанной служанкой Ганзарула Второго, с которым у нее была незаконная связь. Братья перебивались случайными заработками, поступили на службу в королевскую гвардию, где тогда еще молодой Керрис Галарт обучил их искусству владения мечом. Во времена Северной войны Марвол Черный Лев удерживал позиции аргойцев от наступления северян, мечтавших сепарироваться от Союзных соглашений с людскими царствами. У воина было недостаточно сил в распоряжении, чтобы выдержать атаку врагов, но приказ был ясен — ни шагу назад. Но генерал Клаусвиль, принадлежащий к одному из знатнейших родов Аргои, намеренно решил запоздать с подкреплением, чтобы сгубить жизнь бастарда, вышедшего из простонародья и сделавшего в армии карьеру. С тех пор Черный Лев всем сердцем возненавидел весь цвет и знать Аргои и в своих снах видел лишь торжество простонародья и победу элиты. Это было основной причиной его верности Алагару.
Презрительное и отчасти высокомерное молчание было ответом Эрлингаю, но оно было красноречиво. Мудрецы недаром говорили, что, если тебе ответили молчанием, это вовсе не значит, что тебе не ответили. Мастер Йоши сочувственно похлопал Эрлингая по плечу, мол, у меня тоже бывали разногласия с близкими. Хаглорианцу не пришлось продираться сквозь толпу, люди расступились и образовали весьма широкий коридор для старого мага.
— Очень занимательные речи ты произносил, ораторское искусство столь же сильно в тебе, сколько и мистические способности, — донесся старческий голос из-за спин селян, — ваше паломничество будет мирным или подразумевается завоевательный поход?
Алагар обратил взор на своего учителя и упер посох в землю, до боли сжав его.
— Зависит от того, собираются ли люди высших кровей сопротивляться воле свободного народа. С чем ты пришел к нам, учитель? И, если я не ошибаюсь, Эрлингай Акреил, командующий королевской стражей, герой войны.
— Для начала, — Йоши медленно оглядел толпу, остановив взгляд на Арстеле, затем — на Хельде, явно узнав их, — я принес предложение объединить силы с правительством Ганрая. Император Камайрас не готов выделить регулярную армию на противостояние Варзхелу, вся надежда лишь на Карателей. Эти люди храбры, но их мало. Ты же мог бы оказать неоценимую поддержку. Король Аргои будет у тебя в долгу и, возможно, он пойдет навстречу и прислушается к твоим новаторским идеям.
— Мастер Йоши, — Алагар скривился в ироничной улыбке, — мы никогда не согласимся на такие полумеры. Властолюбивых держателей скипетров вроде вашего Камайраса или Эанрила существовать не должно. Мы приведем Союз к равновесию и затем, вместе мы раздавим Варзхела как таракана. С тобой, учитель, мы могли бы свернуть горы, поставить на уши весь Союз. Люди пойдут за нами.
— Забавно, Алагар, — в лице Йоши не было ни тени юмора, лишь огорчение, — ты так ненавидишь тех, кто властью обладает, но сам рвешься к ней и пытаешься ею искушать меня. Разве не упиваешься ты своими возможностями, влиянием, могуществом?
— В отличие от многих, в том числе и от тебя, мастер, от Азилура, которого я знал еще подростком, а теперь он поседел, отрастил себе бороду и наслаждается своим положением при дворе. В отличие от вас я делюсь своими знаниями с людьми. Многие крестьяне и ремесленники, батрачившие за гроши, стали сносными бойцами или магами в наших рядах. Я учу их думать своей головой, не подчиняясь вдолбленным нам в голову привычкам подчиняться законам толстосумов и представителей знати. Я посеял семена правды, поэтому за мной идут, меня слушают. Но я никогда не превозносил себя над окружением. Когда меня не станет, многие из них станут во стократ могущественнее меня и даже тебя. И они, в отличие от нас, будут жить в лучшем мире.
Из гущи последователей красновласого мага вышел пожилой человек в заплатанной панаме и рабочем фартуке, кузнец, и проговорил:
— Этот человек спас нас, когда мы гнили на рудниках. Заслал нас туда Ганзарул Второй за малейшие провинности. Я туда попал за кражу хлеба! А им нужно было одно — чтобы мы добывали руду. Наставник подарил нам свободу. Зачем же его оскорблять, подозревая в низменных мотивах?
Некоторые одобрительно закивали, другие с ожиданием воззрились на хаглорианца.
— Похвально, мой юный друг, — ответил архимаг, — а можешь ли ты мне честно ответить на простой вопрос — все ли люди готовы относиться к другим как к равным, а уж тем более как к братьям и сестрам? Допустим, у вас все получилось. Эанрила, его придворных, казначея Монсерада — их больше нет. Что будет дальше, думаешь, вы построите рай на земле? Вы построите лишь новую иерархию, где будет своя элита и некто возьмет бразды правления. Ты, я так полагаю? Даже у вас, в вашем Братстве Уравнителей, явно есть иерархия. Есть рядовые — солдаты, рабочие, ремесленники, жители Крестала. Элита — это самые искусные, опытные и преданные тебе воины и маги, которых ты обучил. На высших ступенях этой пирамиды стоит Реадхалл Бескровный, твоя правая рука. Возможно, миссионер из Клирии, Шаабан, правильно? А ты взобрался на вершину и задаешь ритм жизни общины.
— Ты все извращаешь, мастер, — сказал Алагар, — ты втаптываешь в грязь наши идеалы. То, что ты описал, обусловлено лишь разделением обязанностей, неравенство наблюдается лишь в объеме знаний и опыта, которым мы неустанно делимся друг с другом. Но тебе сложно такое понять, ты устарел, закостенел, сросся с привычной системой жизни. Ты олицетворяешь прошлое, мастер, я же прокладываю дорогу в будущее.
— И ради этого будущего ты готов проливать кровь несогласных, я прав? Убивать солдат короля, у которых есть жизнь, семьи. Подчинить своей воле народ крупных городов Союза. Это ты не понял моих слов, ученик. Я говорил о полном неприятии инакомыслия в вашем строю. Те, кто сомневается в твоих идеях, долго в Братстве не задерживается, разве не так? Ты используешь магию, чтобы подавить сопротивление. А знаешь, почему? Потому что люди не готовы стать братьями и сестрами. Мир не готов жить в равенстве и согласии. Для этого требуется коллективный разум, общественная зрелость. Но мир слишком молод, наше общество разрознено, а его члены больше думают о себе, чем о других. Даже в твоих рядах многие неосознанно следуют за тобой не потому, что верят в твои идеалы, а оттого, что преследуют свои цели. Например, отомстить короне за ссылку на каторгу. Пока люди не готовы принять друг друга и отодвинуть свои потребности на второй план, всегда будет иерархия и элиты, те, кто сильнее и авторитетнее, подомнут под себя других.
Арстель завороженно наблюдал за спором двух магов. Как и Хельд, Юкиара и многие другие. Люди затаили дыхание, в них происходила внутренняя борьба. Многие, даже самые преданные Алагару люди впервые на некоторое время усомнились в неоспоримости его взглядов. Он перестал быть совершенным, идеальным в их представлении. Для некоторых алагаритов было немыслимым предположение, что их обожаемый наставник тоже склонен заблуждаться.
Арстель же открыл для себя противоборство учителя и ученика в ключе борьбы противоположностей. Йоши-Року сквозил мудростью, накопленной веками. Его взгляд источал внутренний покой и жизнелюбие. При этом он был полон смирения и понимал, что даже ему несмотря на огромный опыт и способности, всегда будет, куда расти. Он был словно древний вековечный лес, в котором живут хаглорианцы, крепок корнями, полон живительных соков и как никто близок со всем сущим. Как вода, мягок, но не покорен, гладок, но своим приливом может сметать города и крошить горы. Хаглорианец был полностью лишен страсти и одержимости идеями, пусть и благими, он давно разочаровался в таких мечтаниях.
Алагар же был его полной противоположностью. Он был абсолютно уверен в своей правоте и в том, что ему открылась абсолютная истина жизни, и потому он имеет полное право забивать головы остальным своими догмами. Его энергетика была разрушительной, он был подобен огню, пожару, охватившему древний лес. Смирения Алагар был лишен, он ставил свои идеи выше человеческих жизней и был готов положить толпы, оставить за собой горы трупов, лишь бы его дело принесло плоды.
Арстель окончательно для себя определился, что Алагар не тот, с кого стоит брать пример. Йоши же, в его понимании, был именно таким, каким и следовало быть магу. Мудр, человеколюбив и хладнокровен.
— А знаешь ли ты, что твое движение лишь ослабит страну? Ты посеешь смуту и раздор, война расколет общество, что сыграет лишь на руку Варзхелу. А вот Заргул, как тебе известно, поскольку ты явно имел дело с Азрогом, и не подумает о равенстве. В его представлении высшей расой являются горхолды, остальные достойны лишь рабства у этого великого народа. Ты думаешь, что несешь благо, но ты потворствуешь древнему злу.
Алагар молчал, скрипя зубами, он пытался найтись с ответом, но ему это с трудом удавалось.
— Мы здесь никогда не сойдемся, мастер.
— Знаешь ли, мне плевать, сойдемся мы или нет. Это твой выбор, во что верить, и твой путь. Я давно уже не твой учитель, и ты уже способен отвечать за себя сам. Могу сказать одно — как только ты начнешь представлять опасность для мирных жителей, я выйду против тебя.
— Удачи, господин Архимаг, — Алагар коротко кивнул и зашагал прочь, — можете расходиться, — окликнул он селян, не оборачиваясь, — собрание окончено.