Хранитель подземелий - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 15

Глава 13: «Не рой другому яму»

— Внимайте гласу властителя вашего! — прогремел оклик юнца с едва пробившейся бородкой в темном балахоне.

У ограды императорского дома сгрудилась толпа вооруженных людей, одетых точно адепты некоего культа. Среди них сновали равшары, северяне и клирийцы воинственного вида, но они не были похожи на тех лихих искателей наживы и славы в Сухих Колодцах. Если в любящих свободу членов преступных кланов было отчасти безалаберное равнодушие ко всему, своей жизни, жизни других — лишь бы вволю погулять, выпить и нарубиться, то эти воины отличались фанатичным огнем в глазах. Они взирали на горожан, осторожно подобравшихся ко дворцу императора Камайраса, точно на свою паству. Словно они были уверены, что принесли им благо, которое те были еще не в состоянии оценить. Чрез толпу солдат, взявших почти без боя резиденцию императора, прошествовал Хейларг. Настроение у него было донельзя паршивое. Ему надоели благоговейные возгласы и взоры соратников, относившихся к нему точно как к апостолу мессии. С другой стороны, а что не так? За сомнения в этом статусе красноликий чародей быстро бы лишился своего положения в рядах императора. Но как же давят эти взгляды Варзхела, полные отрешенной убежденности в неизбежности победы Заргула, этой клирийской мумии, помешанной на воскрешении мертвецов и такого же помешанного ассасина в маске, только на ядах, ополоумевшую ведьму, принесшую в жертву столько ни в чем не повинных людей, самодовольного Ниарота. И роптание зашуганной толпы, которая с опаской поглядывала на захватчиков, не зная, чего от них ожидать. Из головы Хейларга никак не шла решимость той целительницы-магички, без колебаний рискнувшей жизнью ради спасения этих двух детей. Хейларгу приходилось убивать пачками взбесившихся демонов, вырвавшихся из подземелий Азрога и нападавших на мирный народ горхолдов. Не жалея себя и своей жизни он множество раз схватывался с ними, применяя свою магическую силу на полную. Но то были обезумевшие от жажды крови твари, а совсем другое — люди, которым было, за что сражаться. А еще хуже — смотреть на беспомощных мирных жителей, что точно кролики старались сбиться в кучу при виде воинства подземелий. На женщин, которые заслоняли собой малых детей, мужчин, заслонивших дородными телами женщин, но не утративших страха в глазах — так смотрит загнанный в угол, отчаявшийся, сдавшийся человек, но никак не достойный равного сражения противник. Хейларг в очередной раз спросил себя — действительно ли он готов убить любого из них, кто найдет в себе силы воспротивиться воле Заргула? Действительно ли нужно убить в себе любую мораль, чтобы служить идеям императора? Что он ответит, когда его будут судить высшие силы? Придется ли отвечать за свои поступки? На все, как он знал, среди его союзников, был один ответ — любое деяние Заргула во благо, его не следует судить ни законами морали, ни логики, он выше этих понятий. Также деяния Заргула несут в себе благо для развития мира в долгосрочной перспективе, поэтому сиюминутные жертвы не осознавших мудрость Хранителя Подземелий вполне оправданы грядущим всеобщим счастьем. Но неужели остальные так в этом непоколебимо уверены? Тот же Варзхел? Нет, в его мертвом взгляде сложно прочесть хоть какие-нибудь мысли, не то, что чувства. В любом случае, нужно произнести речь. Народ ждет. Братья ждут. И Хейларг воззвал к народу. Громогласно заявил о трусливом императоре Камайрасе, сдавшемся на милость победителя и готовом бросить своих подданных на произвол судьбы лишь бы спастись самому, о неспособных защитить самих себя Карателях, об умирающих пережитках прошлого в связи со властью короля Аргои, членства людских народов в Союзе, социальном расслоении и верховенстве знати, чародеев и любого, приближенного к королю и людям голубой крови. Что с этих самых пор единственный закон, необходимый для исполнения — воля императора Заргула, законного правителя всего живого и сущего. Говоря это и видя смятение, страх в лицах и глазах жителей Вархула, он все больше сомневался, там ли он, где должен находиться? Люди же, смотря на щупальцеголового мага, не верили своим глазам. Неужели вторжение сил императора Заргула — не пустые слухи? Ясно им было теперь лишь одно — горхолды, те позабытые существа из преданий древности, освеженные в памяти честного люда описаниями Ревиана Гувера, не были вымыслом историографов. Так ли реален Заргул и столь силен, как описывали предания, а если так же сильно его воинство? Что ждет мир? Никто не мог дать ответа.

***

С сырой, прогнившей до основания балки каждые две секунды капала грязная вода в обширную лужу, растекшуюся на вымощенном камнем полу. В стенах, выложенных булыжником, меж камней раствор успел искрошиться и стереться, в некоторых местах начинал прорастать мох. В углах валялись огрызки яблок, куски и крошево черствого хлеба, так и не доеденного бывшими здесь узниками. Запущенность казематов была вполне объяснима — в Карательном Отряде редко задерживались надолго заключенные, обычно их рассылали по областным тюрьмам. Если после допроса им позволяли остаться в живых. На этот раз казематы были почти пусты до взятия Гилеарда пособниками красноголового императора. Теперь же они были до отказа заполонены Карателями. В нескольких камерах стражам порядка пришлось ютиться с взятыми доселе под стражу бандитами, но татуированные головорезы, оставшись в меньшинстве, не дерзнули попытаться отомстить за павших соратников.

Еще одна капля, на этот раз она угодила ему на бровь. Глоддрик усилием воли открыл слипшийся глаз. Его камера находилась ближе к самому концу коридора и была отделена от остальных широкой стеной, соответственно, его пробуждение осталось незамеченным для остальных пленников. Картина наконец сфокусировалась в его зрении. Глоддрик обвел взглядом ржавую решетчатую дверь возле небольшой кучи гнилой соломы. Его расчетливый ум сразу начал прикидывать, каким образом можно высадить дверь или взломать замок. На всплеск ненависти воин растрачиваться не стал — с годами эти чувства все меньше овладевали им, оставляя лишь одно — неукротимый раж в бою. Ломать голову над вопросами, что стало с остальными, кто остался в живых и где держат императора, ломать голову Ганрайский Демон не собирался. Глоддрик привык быть человеком дела, а не размышлений. Он попробовал потрясти прутья двери, проверяя петли на прочность. Надежная, несмотря на ржавчину, сидит крепко. Несколько ударов с ноги, попыток навалиться плечом или снова врезать ногой с разбегу окончились неудачно. Облокотившись об ограду, он отсутствующим взглядом окинул противоположную пустую клеть, а затем оглядел сырой пол своей камеры. Ни осколков железа, ни потерянных столовых приборов, не осталось ничего, что могло бы послужить неплохую службу для взлома. Глоддрик был неплохим медвежатником, детство на улицах Ганрая давали о себе знать. В свое время этот бывалый борец с преступностью был всего лишь мальчишкой на побегушках у воровских шаек. Чаще всего ему доверяли лишь стоять на стреме, но секретами взлома все же с ним поделились. Но применить эти знания была не судьба. Собраться с мыслями и понять, что делать дальше ему не дали.

— Что, в капкан угодил, Ганрайский Демон? — снова этот знакомо режущий уши голос молодой женщины из сумрака противоположной клетки, — слабеешь, Глоддрик, хватку теряешь.

Беловолосая дева прошла словно призрак сквозь ржавые прутья и прильнула к решетке Глоддриковой камеры.

— Я бы тебе помогла, но ведь ты убил меня, — скорчила она притворно грустную мину, — какая досада.

Медленно шагнув вперед, Глоддрик приблизился к решетке и к ней вплотную.

— Рикке, — скривился он в усмешке, больше напоминающей оскал, — ты случайно не видела связку ключей?

— Не-а, — усмехнувшись, покачала головой она.

— А какого-нибудь амбала, на поясе которого бренчала бы такая штуковина? Не видела?

— Шутишь со мной? — просунула она голову сквозь прутья, — признай, что у тебя нет выхода на сей раз. Тебя прижали к стенке, парень. И юмор не заполнит черную дыру, зияющую пустоту в твоей душе.

— Хватит повторять одно и то же, Рикке, — Глоддрик, стараясь не смотреть в ее сторону, пытался просмотреть коридор, но увидел лишь отсветы факелов на деревянном полу, — изыди. Толку от тебя никакого.

— Не выйдет, — улыбнулась она, надвигаясь, — я всегда с тобой, и это не изменить. Я живу в твоем сердце. Некоторые говорят, оно каменное, как раз впору такой, как я.

— Мать твою за ногу! — Глоддрик саданул кулаком по решетке, отчего та содрогнулась, — Рикке, не будь такой стервой! Тебе заняться нечем?

— Эй, придурок! — послышался голос из-за стены, — какой мрази там не сидится спокойно?

Шатающейся немного пьяной походкой к решетке подошел человек в черном одеянии. В руке его была палица, усеянная гвоздями. Его блуждающий взгляд, который ему никак не удавалось сосредоточить, будто плавал в тумане, отчего стражу не удавалось разглядеть, кто заточен в камере. Глоддрик приник к прутьям и осел, точно он до этого находился в полубреду и не представлял опасности.

— Если я услышу еще хоть малейший…

Вскочив на ноги с неимоверной быстротой Глоддрик, не дав тому и секунды на то, чтобы среагировать, обхватил жилистыми руками затылок пьяного надзирателя. Тот не успел ни отскочить, ни замахнуться саблей, лишь глаза его округлились от неожиданности и поднялись брови, но было уже поздно. Спустя секунду его темя было облито кровью — три мощных удара его головой о соседнюю стену проломили бедолаге череп. Глоддрик в довершение дела свернул по часовой стрелке шею пьянице и рукой нащупал связку ключей на его кушаке.

— Тоже вариант, — усмехнулся каратель и со скрипом отворил ржавую дверь.

Он обогнул стену и вышел в основной коридор с остальными клетками, расположенными по дуге, точно в зале театра.

— Кто хочет наружу? — криво ухмыляясь и раскручивая в руке ключи, Глоддрик направился к ближайшей ячейке со своими соратниками.

— Командор? — опешил Драконобой, лежавший до этого и с понурым видом глядящий в потолок, — да ладно… Как ты…

Стены содрогнулись и раскатистый грохот заглушил его слова. Стена аккурат рядом с камерой Драконобоя взорвалась точно от залпа катапультных ядер, облитых горящей смолой. Следующий взрыв разнес место, где только что куковал сам Глоддрик. Через дыру, пробитую в стене, открывалась картина осады. Гилеард брали штурмом.

***

Примерно половина неровно шагавшей вооруженной колонны шла в первый в жизни бой. Рука Арстеля с непривычки держать копье подолгу налилась свинцом, а кольчуга со щитом за спиной заставляли его сгорбиться и давили всей тяжестью, хотя виду он не подавал. Но по мере приближения к тылу крепости Гилеарда его бросало в дрожь, а руки начинали предательски подрагивать. Прежде сапожника прельщали смелые мысли о защите соотечественников от врага, его воодушевили красные речи Алагара, боевой дух товарищей и само их присутствие у плеча. Вот только он с самого детства не мог смотреть на то, как соседи забивают овец, так сможет ли он найти в себе силы причинить вред такому же как он сам человеку, пока его не отправили на тот свет? Посматривая на остальных, Арстель пришел к выводу, что не его одного одолевают сомнения. Юкиара большую часть пути, поджав губы, сосредоточенно всматривалась вдаль, пока ее разум блуждал в неведомых остальным глубинах. Девушка и сама время от времени озиралась по сторонам, но она не искала поддержки, а скорее наоборот, хотела понять, кто в ней нуждался. Мурвак то и дело чертыхался сквозь зубы, но его неразборчивая ругань не касалась ни ухабистой дороги, ни унылой картины редких хуторов и мельниц вокруг, по одиночке стоявших без всякой надежды на соседство, ни даже столбов дыма, поднимавшихся из-за вершин крепостных стен Вархула и крыш его домов. Его злоба не относилась ни к чему иному, кроме как к его собственному страху. Уходя в себя все глубже, Мурвак повторял ругательства, словно мантру, скрип зубов и перекошенный от гнева рот лишь позволял ему уйти от того же страха. Хельд же предпочитал насвистывать какую-то бессвязную, фальшивую и им самим придуманную на ходу мелодию. Клажир за всю жизнь так и не научился держать язык за зубами и не озвучивать весь бурный мысленный поток. Парень шел возле Кэлрен, а она, казалось, была совсем не против его словоизлияний.

— Страх перед схваткой вполне естественен, ты ведь понимаешь, что даже люди с моим-то опытом ему подвержены! Но, видишь ли, когда ты смотришь страху в лицо, он пропадает. Когда я еще пешком ходил под стол, в нашей деревне жил племенной бык, что гонял всю округу, стоило только в поле выйти. А я, лет этак в двенадцать, как сяду во поле чистом, понимаешь, по нужде. И эта зверюга тут как тут. Ну а я что? Я, не шелохнувшись, смотрел прямо в эти мелкие, налитые кровью глазки. Не отводя взгляда, я с вызовом смотрел на него. Поначалу он рыл землю копытом, но вдруг успокоился, развернулся, и…

— Лучше бы он тебя насмерть зашиб! Твою же ж, хоть наши головы б от тебя не болели, — прорычал Мурвак, сжав кулак и в бессильном жесте опустив его.

Алагар молча шествовал во главе колонны, подняв острый подбородок, он всматривался вдаль, словно хотел увидеть там неопровержимое предвестие победы его людей. Йоши-Року не появлялся на глазах людей, но весть о том, что прибудет он сам и подкрепление до Алагара все же дошло. Алагариты и крестальцы шли холмистыми равнинами, среди которых то и дело мелькали вымирающие села, в окнах землянок которых тускло мерцали свечи, и редкие гущи деревьев, совсем не плотно посаженных. Селяне, бродячие торговцы или же местные жители, идущие по тракту, провожали их опасливыми взглядами. Слух о том, что в Ганрае захватили власть странные люди, уже разлетелась вокруг быстрее чумы, но видеть снова незваных гостей воинственного вида, направлявшихся в сторону Вархула, было для местного люда задачей непростой — большинство из них боялось, что это пособники захватчиков вышли отхватить больше земли и прятались по хижинам, заборам и амбарам. Всем, кто им повстречался на пути, Эрлингай, в миролюбивом жесте подняв руки, сообщал, что идут они сражаться за свободу Союза, посему каждый желающий мог присоединиться к их кампании, разумеется, понимая, что запросто может не вернуться из Ганрая. Несколько смельчаков не упустили это предложение — плешивый старик в крестьянской рубахе, косивший траву до этого, субтильный резчик по дереву, захвативший с собой несколько устрашающего вида ножей, и парень лет двадцати пяти, который ограничился лишь тем, что попросил копье на руки. Мельник Ропхиан и библиотекарь Клуатак разговорились вовсю, планируя серьезные ремонты и переделы в своих домах по возвращении с битвы. Арстель невольно восхитился оптимизмом и жизнелюбием этих видавших виды мужчин. Вскоре они подошли вплотную к Вархулу. Зашла колонна с противоположной от центральных врат стороны, но гораздо ближе к небольшим воротам заднего хода в крепость. Задним ходом по-простому именовалась западная сторона цитадели, выдолбленной в громадной пограничной стене, врата с этого фланга были далеко не так хорошо защищены и очень близки к ограде самого города. Но людей Алагара часовые, разумеется, заметили еще за сто шагов до их прибытия, а вскоре уже протрубили в рог, а на стенах началась усиленная суета и толчея — аколиты Заргула, равшары и северяне, примкнувшие к силам Азрога, готовили оборону в совсем недавно взятой крепости. Им предстояло ее отстоять.

Арстель отошел от Хельда и поравнялся с Юкиарой. Девушка бегло взглянула на него и робко отвела глаза. Арстель, не отчаиваясь, сократил дистанцию с ней, легонько коснувшись рукой тыльной стороны ладони ганраянки. Она слегка зарделась, но руку убирать на стала. Арстель вдруг ощутил прилив сил от одного того, что с ним рядом сейчас шагала первая женщина, в которой он узрел душевную близость. Но куда-то подевалась жизнерадостность и веселье этого полного чистой и светлой силы человека. Осталась лишь кроткая нежность, которая сквозила в ее лице, когда она встретилась с Арстелем взглядом. Глаза Юкиары словно бы говорили: «С одинаковой легкостью ты можешь сделать меня счастливой или же несчастной. Выбирай же! Я жду.» Когда Арстель взял ее за руку и стиснул ладонь спутницы, Юкиара тепло улыбнулась и ответила тем же. На этом моменте исчезло все смятение, которое с минуту назад вселяло в разум Арстеля навязчивую мысль пуститься наутек как только что-то пойдет не так и нагрянет опасность его жизни. Наслаждение друг другом Юкиары и Арстеля прервала речь Крауха Гримблы — покоцаный во множестве боев северянин обращался ко всем мирным жителям Крестала.

— Когда мы войдем во двор — сигайте к черному ходу и вызволяйте наших! Полоненных. Этих засранцев на себя возьмем мы.

— Вглубь крепости?! — удивился староста Кёрк, — но многие из наших не умеют драться и рискуют сложить там головы. Если мы наткнемся на аколитов…

— Я прикрою вас, — подал голос Шаабан, держа руку на ножнах кинжала, — а Всевышний защитит меня.

— Стой! Кто идет?! — донесся крик стража врат, стоявшего на невысоком бастионе, — эти земли принадлежат нашему Хозяину, Хранителю Подземелий императору Заргулу. Без позволения его наместников вход воспрещен. Кто вы?

Это был один из аколитов Заргула — бородатый аргоец, неуверенно направивший самострел в грудь Алагара.

— Те, кто предложат тебе выбор вполне очевидный на предмет определения разумного варианта, — ответствовал Алагар, приветливо улыбнувшись, — видишь ли, ваш Заргул занял эти земли не самым достойным образом. Видимо, брать все то, что ему нравится, ваш вождь считает своим правом. А если бы он попросил Союз поделиться землей, как знать, быть может, ему бы пошли навстречу? В конце концов разделения на границы условны, земля-то общая. Но вы нарушили покой живших здесь людей по прихоти древнего исчадия преисподней. Либо вы спешно покидаете эти места, либо мы выбьем вас отсюда.

Изменения в манере держаться стража происходили на глазах у всех. Опустив арбалет, он с бегающим взглядом засуетился, словно не знал, куда направиться, наконец перегнулся сквозь перила башни и крикнул:

— К чему преграждать вам путь? Быть может, ваши условия покажутся приемлемыми для нашего командования. Сейчас я дам приказ опустить подъемный…

Сила убеждения Алагара действовала безотказно. В случае одного или нескольких людей. Но не толпы в тысячу солдат.

— Чего ты там копаешься, тревогу бей! — прокричали со стены из-за бойниц, — даешь команду стрельбы! Готовьсь! — маги-неофиты, недостаточно опытные, чтобы использовать чародейство в качестве оружия, взвели арбалеты с некоторой задержкой, — цельсь!

Команду сделать залп отдать ему не дали возможности. В стену ударила тройная молния, раскрошив верхнюю часть ее на щебень и каменья.

— Когда не получается добиться своего словом, остаются лишь такие доводы, — Алагар оценил ужасающую картину изувеченных тел, раскиданных по разные стороны от стены, и убегающих с криками от места удара врагов, — но сколь эффектны они!

Из окон фасада крепости уже начали показываться арбалетчики и пускать редкие болты в толпу алагаритов. Нескольких крестальцев задело, но Алагар и ухом не повел — он не был склонен обращать внимание на столь незначительные жертвы. Из кристалла на навершии его посоха взметнулись в воздух огненные шары длиной и шириной в полтора метра и дождем ударили на протяжении всей лицевой части крепости. Стоило ли говорить, что вместе с крошевом кирпичей и несущих балок попадали горелые трупы невезучих осажденных. Алагар взмахнул посохом, и в ворота врезалась ударная волна, превратившая их в груду щепок. Караульного при воротах отбросило шагов на двадцать, но подняться ему не удалось — слишком много костей сломано.

— Вперед, братья и сестры! — прокричал Алагар во весь голос, — бейтесь за свое будущее!

С диким ревом воинство красновласого мага кинулось в проход, тогда как на площадку уже высыпали вовсю люди Варзхела, которых было несоизмеримо больше. Завязалась суматоха.

— За мной! К черному ходу! — крикнул Шаабан, дернув Арстеля за рукав.

— Я поведу! — ответила Кэлрен, вслед за которой тут же рванул Клажир, опасаясь попасться под горячую руку сражавшихся.

Крестальцы побежали за монахом и целительницей Карательного Отряда. Хельд сложил покалеченные крылья, от которых не было никакого толку, и дал газу. Мурвак едва слышно матерился, хватаясь за бок, но все же бежал достаточно быстро. Рядом с Староватые мельник Ропхиан и библиотекарь Клуатак еле поспевали за остальными, но выдавливали из себя максимальную скорость. Страх ушел из души Арстеля, он словно слился со своей группой. Стал единым целым, влившись в ритм бега. Чувство локтя в критической ситуации порой бывает незаменимо. Из черного хода показалась парочка северян и один равшар, но Шаабан резко вскинул руку, и спустя миг те уже похватались кто за живот, кто за горло, фонтанируя кровью. Из их глоток торчали метательные ножи.

Юкиара, до этого прошептав на ухо Арстелю пожелание удачи, ринулась в бой. Теперь же из ее рукава выскочила цепь с грузилом на конце и во вращении сливалась в непроницаемый смертоносный щит, отбивавший арбалетные болты и стрелы. Девушка с акробатической ловкостью уходила от атак врагов, уклонялась и приседала, не переставая раскручивать цепь и выписывать ею всевозможные фигуры. Арстель помнил, как она рассказывала о своем прошлом, связанном с Храмом Мечей, но он и предположить не мог, что учат там столь хорошо. Она умело отводила своим оружием удары копий и клинков аколитов Варзхела от собратьев и столь же технично разоружала их и оглушала. Именно оглушала, стараясь все же не убивать. Совсем другое дело — Гримбла. Северянин наплевал на щит, своим ржавым топорищем он уже раскроил черепа троим ученикам Варзхела, по глупости пренебрегших изучение магии и выбравших оружие, в котором не были столь сильны, как их набивший руку враг. Гримбла, оскалившись желтым неровным рядом зубов, предпочитал рубить своих врагов топором в одной руке, а палашом — в другой, рубить, а не фехтовать с ними. Неопытные пособники Хранителя Подземелий не были в силах обычно нанести ему больше двух-трех атак, либо уворачивался Гримбла ловко, несмотря на годы, либо с силой отбивал, точнее, отшибал их оружия и тут же бил навстречу, высекая из плохо защищенных кое-как надетыми на балахоны панцирями врагов струи, а то и фонтаны, крови. Эрлингай и Чёрный Лев напротив, показывали высокое искусство владения мечом. Эрлингай сошелся с пятью северянами и, невзирая на сыплющийся дождь ударов их орудий, его размывающийся в воздухе фамильный меч королевского рода успевал парировать все до последнего, а затем он отвечал искусным танцем пируэтов, сопровождающихся плавными взрезами, вскрывавшими те самые незащищенные места — прорехи меж щитками воинов из Драконовых Гор. Самый крупный северянин понесся на Эрлингая, занеся палицу, видимо, рассчитывая смести его точно ураган — кучу листьев, но Эрлингаю стоило лишь плавно увернуться и одновременным движением располосовать брюхо великана. Выпустив кишки противника наружу, он продолжил вспоминать уроки Керриса Галарта о фехтовании. Совсем непохоже на честный и благородный стиль борьбы Эрлингая дрался Брок. Его манера боя изобиловала обманными движениями, ударами в голень, пах. Один равшар ударом плеча свалил его на землю и собрался добить уколом костяного гарпуна, но Брок перекатился, зачерпнул горсть земли в кулак и что было силы сыпанул врагу в глаза грязь. Добить ослепленного врага труда не составило. Шойрил предпочитал держать дистанцию и расстреливать подбегающих к нему аколитов из лука. Недаром взял он с собой второй колчан. Мало кто успевал подойти к нему ближе, чем на двадцать шагов. Равшар Кога же дрался не благородно и не подло. Он бился жестоко, точно дикий носорог, пришедший в абсолютное бешенство. Он мог одним ударом своего костяного ятагана разломить вражеский клинок и тем же ударом разрубить его туловище, отбить выпад врага и обратным движением с молнейносной скоростью снести тому голову. Скиарл же Хьерген, что был славен своими инженерными задумками, спустил с рукавов цепи и показал врагам, что такое настоящая мясорубка. Некий механизм в его одежде приводил во вращательное движение сразу несколько цепей на каждой руке с группой лезвий на конце, что позволяло Хьергену лишь бросать в нужное направление свое чудо-оружие, а дальше вертящиеся с бешеной скоростью лопасти делали свое дело и превращали врагов в фарш. Если изначально врагов было больше вдвое, то сейчас число уже было один к одному. Вот снова свысока раздался звериный рев, и с небосвода стрелой спланировал дракон, огненной струей он выжег не меньше трех десятков воинов вражеской армии. Реадхалл Бескровный и древокожий Йору-Клиа из Хаглоры подсобили бы в выкашивании врагов, но они были заняты магической схваткой. Супротив них сгрудилась группа с десяток адептов Заргула в черных плащах с неказистыми, но вполне рабочими кудесническими посохами наготове. Вот один из них швырнул в Реадхалла шар магмы огромных размеров. Бородач с легкостью отбил удар — шар треснул и растекся сгустками лавы, ударившись о невидимую стену. Двое других аколитов совместным заклятием вызвали шквал ветра, причем воздушные потоки точно клинки взрезали воздух и все живое вокруг. Реадхалл взмахнул посохом, и из-под земли воздвинулась стена, которая хоть и была рассечена ветром, но все же отразила удар. Меньше повезло нескольким парням, обменивавшимися ударами мечей по соседству — ветер их расчленил как мясник разделывает свиную тушу. Кровь обрызгала Реадхалла и хаглорианца, но в раже схватки они мало на это обратили внимания. Внезапно Йору-Клиа начал читать нараспев песнопения на древнем, давно забытом языке. Речитативы его ритуальных изречений перекрывали гул схватки. Пока тот читал заклятие, Реадхаллу приходилось отражать атаки чернокнижников, которых уже сбежалось около пятнадцати. Маг понимал, что хоть они и бросаются огненными шарами, левитируемыми валунами и сгустками разрушительной энергии, его защитный экран долго не протянет. Чуть только в невидимой пленке магического щита проступили трещины, Йору-Клиа закончил, вскричав последние слова. Вокруг книжников, с которыми они сражались, начал сгущаться туман. В смятении они попытались вызвать смерч, который смог бы его развеять, но добились лишь еще большего распространения этого едкого желтоватого облака пыли. Вдруг в толще испарений промелькнула тень. Затем другая. У этих теней были странные формы, похожие на человеческие, но расплывчатые, прозрачные, точно причудливые и изменчивые образы из наших снов. Только эти были вполне реальными. Злые духи хватали книжников и разрывали их, пожирали, впивались бесплотными зубами в их тела, пробивая с легкостью их защитные стальные пластины. Какие бы заклинания те ни использовали — ледяные шипы, огненные потоки — все проходило сквозь этих существ. Магов порвали как пес рвет тряпичные куклы, но действие призыва духов имело свои ограничения. Не прошло и полминуты, как туман развеялся и эти жуткие силуэты растворились в воздухе, будто бы их и не было. Остались лишь разодранные тела магов, в лицах которых застыл предсмертный ужас. Темная магия успела выкосить еще двадцатерых не столь сведущих в магии бойцов — клирийцы, северяне и равшары с одинаковым пылом бросались на мистических созданий, но их примитивное физическое оружие не брало тварей, сотканных из материи иного рода. Оставалось с несколько десятков бойцов, охранявших центральную крепость Гилеарда. Эрлингай и Краух Гримбла было возрадовались и собрались выбить двери и ворваться внутрь. Но вдруг сзади послышались тревожные окрики. Из других участков стены Вархула выбегали аколиты в балахонах, равшары с клирийцами и северянами и стекались к разломанному проходу в задний вход в центральную крепость. Воинство Алагара снова было в меньшинстве, причем их окружали. Гримбла уже утирал рукавом топор, которым только что снес круговым ударом голову аколиту, вооруженному двуручной саблей. Эрлингай сражался с последними двумя равшарами. Один из них резанул костяным кинжалом, но ударил лишь воздух. Эрлингай подсел под удар, но ему пришлось отскочить от яростного выпада равшара-копьеносца. Они продолжали обмениваться ударами. Наконец Эрлингаю удалось провернуть обманное движение, сделав мнимый укол, тотчас изменив траекторию удара, брат короля Аргои расколол череп своим клинком одному и, не сбавляя скорости, вонзил острие в грудь второму.

— Не отступать! Держать строй! — проорал он.

Вряд ли Эрлингая услышали многие. У ограды уже завязалась яростная битва с наступавшими вовсю солдатами Варзхела. Бой был в самом разгаре, а люди Алагара уже начали уставать.

***

Едва Глоддрик открыл камеру Драконобоя, он тут же всучил ему ключи со словами:

— Отпирай остальных! Я пошел, догоняйте.

Растерянный Кандал пробасил:

— Постойте, командор, не спешите, давайте лучше мы все вместе выберемся и…

Глоддрик даже его и не слушал. Глядя в дыру в стене, он примерился, рассчитал траекторию полета и сиганул в отверстие. Ганрайский Демон прокатился по пологому своду черепичной крыши, на конце же ее он оттолкнулся и прыгнул, приземлившись с кувырком на выступающий балкон нижнего этажа. Выбежав в темный коридор, освещаемый лишь дневным светом, он встретился лицом к лицу с группой клирийцев, которые уже со всех ног бежали к выходу. Завидев его, они притормозили. Среди них был тот самый одноглазый юнец, который совсем недавно так дерзко обещал расправиться с Эрлингаем. Наштар Лихач. Наштар не смог разделить радости своих собратьев по взятию Гилеарда, его никак не переставала гложить мысль о незавершенном деле между ним и Эрлингаем. К тому же было ясно, как день, что долго им здесь сидеть не придется — их обязательно попытаются выкурить, точно диких пчел. Он пытался себя занять чтением руководств по тактике обороны от осады, чтобы успокоить себя, удостоверившись, что крепость легко можно отстоять, выбрав верную стратегию, но сейчас все планы пошли прахом — люди Варзхела самым простым, диким образом рубились в кровь и в мясо с теми, что пришли с тем треклятым красноволосым чародеем, что с такой легкостью разнес ворота и чуть не взорвал весь Гилеард своими огненными выстрелами. И вот с десятком остриженных наголо клирийцев из клана Плавящихся Скал он спешил на подмогу окружавшим главную цитадель Гилеарда адептам культа Заргула. Вскоре один из его людей краем глаза заметил Глоддрика, но было поздно. Безоружный каратель врезал ему локтем в челюсть, а затем полностью выбил ее мощным крюкообразным ударом снизу. Смуглый воин отступил на несколько шагов, с его губ текли струйки крови. Хотя воин был и слегка оглушен, он схватился за клинок и попытался рубануть Глоддрика наискось, но служитель закона не дал ему этого сделать. Глоддрик рывком сократил дистанцию, одновременно с этим перехватил ведущую руку врага и вывернул ее в локте. Боец вскрикнул, а его кривой меч с лязгом грянулся о каменную плитку, высекая с нее искры. Клириец попытался рвануться назад, но Глоддрик был слишком быстр и умел. Ганраец боднул его лбом в лицо, расквасив своим битым множество раз черепом ему нос. Затем его рука точно питон обхватила шею жертвы, Глоддрик захватил голову клирийца в крепкий замок, а затем с силой дернул ее кверху. Раздался тошнотворный хруст, после чего воин обмяк как веревочная игрушка и повалился на пол вслед за своим оружием. Это произошло столь быстро, что Наштар и его люди не успели должным образом среагировать. Теперь же, когда в голову Глоддрика летел на всей скорости ятаган, он сделал кувырок, подхватив меч убитого воина, и в этом самом кувырке успел подрубить стоявшему неподалеку противнику ноги, отчего тот с воплем рухнул только для того, чтобы хлестким ударом его сонная артерия была рассечена. И вот Глоддрик один против них всех. На южанах были надеты стальные пластины и кирасы, на Глоддрике же болталась рваная и заплатанная рубаха заключенного и такого же вида портки. Теперь же в руках его был длинный кривоватый клинок с золоченой рукоятью. Глоддрик презирал вычурность и любое ювелирное украшение оружия, обмотанный тряпьем и иссеченный меч, отнятый двадцать пять лет назад у вождя равшаров, был ему многократно ближе этого произведения искусства. Однако клинок был неплохо сбалансирован, а в качестве стали он убедился сполна. Сразу четверо наскочили на него — больше не могло в силу узости коридора. Перефехтовать их Ганрайскому Демону не составило труда, хватило короткого обмена ударами, точнее, жестоких смертельных атак ганрайца, чтобы эти люди обливались кровью на полу. Вихрь его лезвия с такой же легкостью положил еще троих, а оставшиеся, кроме Наштара, решили благоразумно ринуться в гущу сражающихся на дворе — даже это место им казалось безопаснее, чем наедине с этим ополоумевшим убийцей. Глоддрик их подавил своим напором, как подошва сапога давит слизней. Клирийцы пытались его атаковать, но он встречными ударами отшибал их оружие так, что конечности головорезов немели, после чего смертоносные маневры лезвия меча взрезали их точно нож мясника свиную тушу. Глоддрик вперил взгляд своего единственного глаза в черные очи Наштара. Направил на него отнятый меч и с усмешкой сделал шаг вперед. Молодой клириец не мог сдвинуться с места, его одолел непреодолимый животный страх. Разум подсказывал — беги, беги, пока стоишь на ногах, этот враг тебе не по зубам. Умом Наштар понимал, что и половины силы Глоддрика в нем нет. Но в нем взыграла гордыня, вера в свою находчивость и талант. Ему показалось, что если в нем откроется второе дыхание или шестое чувство, потаенные глубины чертогов разума, хранившие его мастерство боя, то ему удастся переиграть стареющего воина, который может и сделать ошибку. К тому же, в преступных кругах репутация означает буквально все. А какое доброе имя себе сделает Наштар, если сможет похвастаться тем, что сражался на равных с Ганрайским Демоном и одержал над ним победу. И эти великие воины вроде Крауха Гримблы, Эрлингая или самого мастера Агриппы из Храма Мечей ведь тоже с чего-то начинали, были такими же безвестными в свое время, как и он сам. Этот шестидесятилетний воитель — прошлое, символ уходящей эпохи, ветеран давно прошедших войн. За Наштаром молодость, будущее, он свежая кровь. Он бросит ему вызов и выкует искрами сбивающихся клинков себе легендарное имя. О нем будут вскоре говорить в каждой таверне, в каждом бандитском притоне не то, что Ганрая, а даже всего Союза.

— Ха! Что, хватило этих слабаков на разогрев, старичок? Не спеши радоваться, — выписывая в воздухе изящные круги саблей, он кружил с Глоддриком в центре коридора, — я из другого теста. Вглядись получше в мое лицо — это последнее, что ты увидишь в своей жизни.

— Закрой рот и нападай, щенок! — рявкнул Глоддрик, глаз которого горел огнем от предвкушения новой порции адреналина и боевого экстаза.

Щенок? Этот человек посмел осквернить миг его триумфа таким нескрываемым презрением? Наштар со вскриком налетел на Глоддрика и атаковал. Рубящий удар в голову прошел мимо — подсевший Глоддрик рывком обошел клирийца и резанул по горизонтали. Наштар едва успел уйти от удара — кончик клинка Глоддрика высек искру на его тонкой кирасе.

— Еще раз! Вперед! — Глоддрик улыбался, правда его выражение лица больше напоминало озверевшего демона, чем человека, он был преисполнен наслаждения.

— Играться со мной вздумал, выродок? — Глоддрик только рассмеялся в ответ его гневному окрику.

Наштар рубанул по косой дуге, намереваясь рассечь Глоддрика от плеча до груди, но его сабля сшиблась со стремительным ударом клинка карателя, к потолку поднялся сноп искр, а оружие главы преступного клана едва не выскользнуло из его онемевшей десницы. Наштара это не поколебало, он бил крест-накрест с высокой, как ему показалось, скоростью, но от первого удара Глоддрик с легкостью увернулся, отступив назад, а второй он перехватил свободной рукой запястье Наштара, подсек его, с разворота врезав по ногам, и одновременно бросил через себя. Клириец успел сгруппироваться и правильно упасть, мгновенно перекувыркнувшись и встав на ноги, но Глоддрик снова решил дать ему шанс возобновить нападение.

— Поигрались — и хватит. Теперь всерьез, — лицо Глоддрика приобрело суровый оттенок, и от былого экстаза осталось мало следов, но что-то подсказывало Наштару, что в любую секунду этот безумный оскал и блеск в алом глазу могут исказить отмеченное глубокими рубцами лицо бывалого воина.

— Ты сам этого захотел, — Наштар отряхнул подол шелкового халата и перехватил саблю удобнее, — сейчас ты ответишь за всех погубленных наших братьев. За все невзгоды, что пришлись на наши кланы. Ты думаешь, что раз душил нас столько времени — не найдется никого, кто осмелился бы выйти с тобой раз на раз? Тоже мне, Ганрайский Демон, — жеманно кривляясь, Наштар презрительно сплюнул, — ты просто больной на голову урод — вот и все. Мне плевать, сколько народу за свою гребаную жизнь ты убил. Я тебя не боюсь.

Воцарилась гробовая тишина. Отзвуки бьющихся снаружи доносились до них, вспенивая бурлящую по жилам кровь в полном молодой горячности Наштаре и Глоддрике, чувствовавшего себя в сражениях живым.

— Ты храбр, мальчик. И ты прав. Я действительно болен на голову. Но я посвятил жизнь борьбе со злом. В тебе этого нет — тебе нужна лишь месть за своих блатных дружбанов. И слава. Твоя ярость слабее моей потому, что основа у нее ложная. Поэтому ты уже труп ходячий.

— Это ты прислал к нам своих гончих псов! И вслед за ними пришел тот, кто лишил жизни моего брата! Говоришь, основа ложная? Там, откуда я родом, кровная месть издревле была основой наших традиций! И не надейся, что я не доживу до нашей следующей встречи с Эрлингаем. Пусть он увидит, что даже с тобой я сотворю нечто такое, отчего его душа в пятки уйдет. Будет знать, что его ждет. А сейчас ты умрешь!

— Ну же! — взревел Глоддрик.

Наштар атаковал снова, размашистым ударом он собирался снова угодить в шею противнику, Глоддрик легко, но с демонической силой отбил этот удар, а от инерции клириец пошатнулся. Тем не менее, он продолжил натиск и бросился коброй в яростном колющем выпаде, но на этом его усилиям суждено было окончиться. Глоддрику, очевидно, наскучило играться со своим не столь умелым противником. Он с легкостью ушел с линии атаки и скоростным ударом отсек Наштару руку по локоть. Кровь из раны забила ключом. Клириец не успел и вскрикнуть — Глоддрик дернулся вперед и насадил его на свой клинок, вонзив меч в живот Наштару по рукоять. Молодой воин издал лишь слабый хлюпающий хрип, после чего из его рта выплеснулся сгусток крови. И тут в мозгу Наштара высплыл единственный образ, затмивший собой все вокруг — лицо своего брата, слишком светлокожее для клирийца, но столь родное ему. Человек, с которым они прошли огонь и воду, с которым они поднялись с самого дна до авторитетности в криминальном мире. Того, кто все это время был для него единственной настоящей семьей. Умом Наштар понимал, что Эрлингай поступал праведно, а он и его брат заслуживали смерти, но руководствовался он своими эгоистичными мотивами, а не здравым смыслом и идеалами чести. Только поквитаться с ним уже не выйдет.

— Нет… Я не могу… умереть сейчас… — начал он оседать на пол после того, как Глоддрик выдернул из него меч, — я еще не… отомстил…

— Не судьба, — осклабился Глоддрик, — прощай, я и так слишком долго с тобой провозился.

Каратель бросился к выходу, а поле зрения Наштара начала застилать тьма. Он вдруг пришел к мысли, что зря они с братом ступили на легкий путь — наживы на ущемлении слабых, грабеже, насилии. Возможно, стоило бы послушать советы деда, когда тот еще был жив, и выбраться в города, стать подмастерьями, найти работу. И как досадно, что уже слишком поздно, время вспять не обернешь, и его жизнь закончится вот так. Сожаление было последним чувством, овладевшим разумом Наштара до того, как он навсегда закрыл свой единственный оставшийся глаз и ушел в мир иной.

***

Алагар мог разнести гущу врагов на куски одной силой мысли. За что ему, разумеется, были бы благодарны Каратели и члены Братства Уравнителей. Что остановило его? Заклятие видения, взор, пронизывающий двери и каменные стены, позволил ему увидеть свою старую боевую подругу в глубине крепости. Еще до того, как его люди схлестнулись с силами Заргула, он закрыл глаза и ментально уже бродил по закоулкам Гилеарда со скоростью света. И вот, наконец, она, Танриль, с которой он разделил полные веселья и трудностей ученические годы под началом Йоши-Року. Женщина была закована в колодки, ее кисти безвольно свисали из отверстий, волосы же ее спутались и точно крона плакучей ивы тянулись к сырому полу. Кудесник сам не заметил, как его же заклятие перенесло его в нужное место, он это сделал автоматически, видать, и после десятилетий разлуки он не смог остаться к ней до конца равнодушен. Закована она была на вершине одной из низеньких башен. На открытом воздухе подвергли ее позору слуги Заргула, печальнее всего было то, что это зрелище больше всего сломило дух народа Ганрая к сопротивлению. Та самая целительница, что всегда готова прийти на помощь и защитить Ганрай от темной магии, против которой бессильны Каратели, к которой зачастую шли и с куда менее серьезными проблемами, чтобы выговориться, даже тогда она проявляла наибольшую отзывчивость, выслушивая отроков, жаловавшихся на страших, стариков, сетовавших на молодежь, зрелый люд, использовавший ее как отдушину для излияний своих претензий к власти. Символ опоры, надежности, доброты и верности народу — сломлена и унижена, стоит на коленях в захваченном замке. Не глядя на панораму сражения, развернувшуюся снизу, Алагар двинулся к своей знакомой:

— Танриль? Танриль, очнись, — он приподнял ее голову и заглянул в ее глаза, смотревшие вникуда, — это я.

Ее лицо на миг осветил проблеск сознания, чародейка сфокусировала взгляд и в недоумении открыла рот:

— Алагар? Откуда ты…

— Неважно, Танриль, — он коснулся колодок посохом, и замок сработал моментально, верхняя часть механизма откинулась, что позволило Алагару подхватить начавшую оседать Танриль, — я решил помочь вам.

— Алагар… — в забытьи пробормотала она, — Алагар, я думала, ты… забыл обо мне?

Она снова провалилась во тьму, опустив голову на плечо Алагара. В юности она всегда была куда более прилежной ученицей, чем ее друзья, часто вытаскивала его и Варзхела из передряг, лечила их раны, готовила еду, стирала их одежду, никогда не жалуясь. И теперь она беспомощна, словно младенец, без сознания лежит на руках Алагара, с которым их пути разошлись многие годы назад. На секунду его охватило сожаление, быть может, зря он замахнулся на столь масштабные начинания — перекроить мир в обитель гармонии, братства и процветания, ради этого ему пришлось отказаться от будущего, о котором они с Танрилью в юности так истово мечтали. Ни один мускул не дрогнул на лице мага, хоть внутри него и происходила яростная борьба. Не без труда ему удалось выкинуть из головы навязчивые мысли — как ни относись к тем решениям, которые он принимал, сожалеть смысла уже не было.

— Встретимся в Крестале, — сказал он ей, хотя видел, что сознание покинуло магичку, — мне нужно закончить свое дело.

Спустя секунду ее окутало сияние, и тело Танрили мистическим образом исчезло с вершины башни. Алагар уже направился к лестнице, как вдруг снизу показался черный капюшон, под которым виднелась зловещего вида маска из стали. Сквозь глазные прорези сверкали алые очи Арнлоуга Варзхела.

— Так и не научился не лезть в чужие распри? До всего есть дело тебе, Алагар.

Варзхел вышел на площадку и сделал пару шагов к Алагару. При ходьбе его латы неизменно терлись друг о друга со скрипом.

— Значит, вы приступили к действиям, — подытожил Алагар, — а где краснокожие, где горхолды? Или Заргул решил начать вторжение без участия своих сородичей, отправив на гибель вас. Наверное, большая честь быть расходным материалом для самого Хранителя Подземелий. Хочешь знать, почему я здесь? Вы ставите мне палки в колеса. Отступи, Варзхел, не стой на моем пути.

— Да, да, твой путь, — с усталостью в голосе сказал Варзхел, — бороться за всеобщее единство и свободу. Ты же понимаешь, что для Эанрила и остальных королевских особ ты такой же враг, как и я? Когда с твоей помощью они расправятся с нами, хотя не расправятся, следующей жертвой на очереди будешь ты и твои прихлебатели. Ты хочешь построить лучший мир. Но сможешь ли ты держать в узде низменные побуждения этой черни? Их жажду власти и богатства, стремления возвыситься над другими. У тебя на это не хватит сил, на такое способен только император. Лишь Заргул сможет осуществить твои мечты, так покорись же его воле.

— Покориться, — насмешливо переспросил Алагар, — ты так и не понял философию, которую придерживаюсь я и те, кто разделяет мой путь. В том мире, который мы строим, никто никому не будет покоряться.

Варзхел забросил лезвие своего посоха на плечи и спросил:

— Когда ты решил покинуть нас, я хотел достучаться до тебя. Спасти. Заргул карает всех, кто окажется на его тропе к тому, что по праву принадлежит ему, и только глупец бросит ему вызов. Я хотел тебя уберечь от беды, ведь считал тебя своим другом. Ты же забрал мое здоровье, мое лицо. После нашего поединка я вынужден носить маску, чтобы скрыть чудовищные шрамы от ожогов. Я ведь закрыл глаза на то, что ты увел у меня из-под носа Танриль. Она выбрала тебя, и я смирился с этим. Но ты совершил куда более худший проступок. Ты обманул мое доверие. Встал в один ряд со мной, а затем решил бросить меня и трусливо сбежать. Что ж, на сей раз сбежать тебе не удастся, — Варзхел перехватил орудие рукоятью вперед, направив магический кристалл на Алагара.

— Ты уверен, что это здравая идея? Я уже побеждал тебя.

Тут же справа от Варзхела разверзлась дыра ярко-желтого цвета высотой в человеческий рост. Из нее вышел Хейларг. Его посох с навершием в виде змеиной головы смотрел в грудь Алагару, уже готовый ужалить. Открылись другие порталы, и спустя несколько мгновений на площадке оказались в сборе все маги, приближенные к Заргулу. Кразлак Губитель, как всегда, в бычьем черепе и в облаченье из костяных доспехов, Кара из Клирии, сжимавшая жертвенный нож с дьявольской усмешкой и слегка безумным взглядом, который зачастую встречается у юродивых, Ниарот, талантливый кудесник Союза, Скрол Ядовитый, существо, похожее на амфибию, перевязанное ремнями, в которых болтались склянки со всеми видами отравы, и, наконец, перебинтованный, похожий на мумию, некромант из Клирии Джайяр. Они обступили Алагара полукругом, но он не сделал ни шагу назад, лишь огляделся, оценивая свои шансы выстоять.

— Я тебя плохо знаю, Алагар, хотя и слышал многое, — с надеждой произнес Хейларг, — но все же дам тебе шанс выжить. Встань в наши ряды, и ты, и мы пощадим твоих людей, даже при том, что они напали на нас. Что скажешь? Второго такого предложения не будет.

— Зачем моим людям нужен такой наставник, — рассмеялся Алагар, — который при виде опасности легко отказывается от своих целей.

— Что ж, — пожал плечами Хейларг, — я пытался. В любом случае, ты имеешь право на выбор.

Кара из Клирии перекрутила в руке нож и запальчиво выкрикнула:

— А мертвый наставник твоим людям нужен? Я знаю, кому ты нужен! Демонам Азроговых подземелий. Я с удовольствием принесу тебя в жертву им.

— Если моя скверна не изъест его раньше, — хищно осклабился Кразлак Губитель.

— В любом случае, — заключил Варзхел, — ты не жилец.

Алагар взялся обеими руками за посох. Он мог противостоять в магической дуэли Варзхелу и имел бы шансы на победу. С Хейларгом один на один также вполне мог бы потягаться. Но со всеми магами-отступниками биться сразу было смертоубийственно даже для такого высококлассного мага, как он. Алагар с досадой скрипнул зубами — его дело вполне может умереть вместе с ним. Он так и не увидит, как мир станет свободен от притеснений со стороны правящей элиты, как люди заживут в согласии друг с другом. Но нет же, подумалось ему. Эти идеи были в людях всегда, нужен лишь тот, кто первым перестанет молчать и терпеть, и поднимется на борьбу со злом, даже если за ним никто не пойдет. Он засадил в своих людей семя воли к свободе, и оно успело прорасти. Хоть кто-то из них и продолжит его дело, если ему суждено сложить голову в бою. А если и нет, в будущем непременно найдется другой волевой и харизматичный человек, который научит людей бороться с проблемами, разлагающими общество. Алагар лишь смел надеяться, что в следующей жизни высшие силы вернут его на Ранкор, чтобы позволить дальше участвовать в борьбе за светлое будущее и в его строительстве. Он был готов уйти достойно, с гордо поднятой головой и в сражении со злом. Уже приготовился атаковать, но тут снизу послышался знакомый почти всю жизнь старческий голос:

— Друг мой, — легко для своего почтенного возраста хаглорианец одолел лестницу и прошагал в центр площадки, — я бы не делал столь поспешных выводов. Варзхел, я упустил тебя, и эта вина полностью лежит на мне. Я осознаю ее, — он повернулся в сторону другого своего бывшего ученика и продолжил, — Алагар, я горжусь тобой. Пройдя множество путей, ты нашел в себе силы и мудрость избрать верный.

Йоши-Року вскинул посох наперевес и стал плечом к плечу с Алагаром:

— Похоже, сдаваться они не собираются, — сказал он, оглядев Хейларга, Варзхела и остальных слуг Заргула.

***

Петляния по коридорам штаба Карателей были недолгими — Кэлрен хорошо помнила дорогу. На поворотах, когда она выкрикивала направление, Клажир вторил ей и не забывал указать, что он знал эту часть пути не хуже нее, только не успел сориентироваться. После того, как Мурвак прикрикнул на него, попытки ассистировать проводнице поубавились. Они пробежали коридор на первом этаже и начали взбираться вверх по винтовой лестнице. Сверху уже доносились отзвуки сражения, крики и стоны раненых, звон сшибающейся стали. И вот под ноги крестальцам и монаху, перемахивающему через три ступени за раз, прикатился кубарем окровавленный труп юноши в боевой куртке с эмблемой Карателей. Шаабан с ловкостью перепрыгнул тело и бросился в атаку на стоявших у конца лестницы двоих мужчин в черных одеяниях, державших в руках булаву и двусторонний топор. Не успел боец занести палицу, как Шаабан в прыжке выхватил парные кинжалы и резанул наискось, вспоров ему горло, одновременно с этим он предплечьем отвел руку, держащую топор второго, и, шагнув навстречу врагу, всадил ему второй кинжал в печень. Произошло это с такой скоростью, что Арстель и его односельчане даже не успели дернуться, один Клажир инстинктивно отскочил назад, прячась за спиной своей подруги. Все же они вышли на просторный зал второго этажа, и им открылась неравной битвы. Зал был уставлен камерами, что теперь пустовали, люди же, сумевшие вырваться на свободу, были окружены и в меньшинстве. Рабочая одежда плененных Карателей вместе с бывшими преступниками, носившими робы заключенных, кое-как отбивались от натиска северян, равшаров и аколитов Заргула. Брони на них никакой не было, да и оружия недоставало, лишь некоторым удалось отобрать в рукопашной схватке средство боя врага или же подобрать орудие убитого. Загнанные в угол, они отбивались от наступающих на них врагов. Несколько людей, сражавшихся на самой передовой линии, бились отчаянно. Даже крыса, загнанная в угол, может быть опасна, что уж говорить о людях, боровшихся с преступностью в самом криминальном городе Союза под началом Глоддрика? Энмола успела положить троих, орудуя обычной кочергой из камина возле клетей, в котором тлели угли. Кочергу, стоит признать, ганрайские литейщики сделали хорошо, она выдерживала удары вражьих мечей и пик не хуже добротного клинка, а когда она достигала голов попавшихся под руку южанке захватчиков, слышался жуткий хруст пробивающихся черепов, после чего те оседали, как осенние листья на землю. Здоровяк-северянин Кандал одним ударом кулака в голову вышиб дух из близстоящего равшара, после чего он швырнул его тело в гущу подступавших северян, которые хоть и успели прикрыться щитами, но все же чуть не утратили равновесие. Драконобой же был поглощен азартом ожесточенной схватки. Удача улыбнулась ему, у бывшего авторитета преступного мира в обеих руках были шипастые кистени, которыми он орудовал с ловкостью жонглера. Крепкая сталь легко крошила равшаровы костяные мечи или не столь прочные копья людей-аколитов Заргула, в крошево обращались и кости тех, кому не посчастливилось схватиться с матерым убийцей. Рыжеволосый и одноглазый Норберт Гартахол, оскалившись, показывал лучшее из арсенала своих боевых навыков. Фехтуя с тремя приверженцами Заргула, он своими точными и быстрыми уколами, мощными круговыми ударами и хорошим тактическим мышлением переигрывал их так, что каждые полминуты на место сражавшихся с ним вставали другие, перешагивая через тела павших соратников.

Крестальцам стоит отдать должное — они не спасовали перед лицом смерти. Со стороны теснящих оборонявшихся заключенных выскочило семеро солдат Заргула в балахонах и с дикими воплями кинулись на селян, рассчитывая разогнать их одним своим наступлением. Сердце Арстеля сжалось, он до боли в пальцах стиснул копье, но не нашел в себе сил двинуться и встать в боевую стойку. Его разум не мог переварить простой мысли, что на него несутся люди, которые хотят умертвить его и вполне могут преуспеть в этом. Кэлрен напряглась, приготовилась вступить в бой, Мурвак оскалился и перехватил боевой молот, но дело решил Хельд. Лицо его выражало неуверенность, было видно, что его душа ушла в пятки, хотя сам он лихо выскочил навстречу врагам. Он облизнул губы и выставил перед собой посох, и тут произошло нечто из ряда вон выходящее, чего никто от него и не ждал. Кертахол на конце небрежно выструганного посоха крылатого трактирщика загорелся синим светом, словно небесное светило. Затем из навершия посоха во вражеские ряды рванула огненная струя, которой мог бы позавидовать и порядочный дракон. Атакующие не были обращены в пепел, но занялись не хуже сена. Их ошалелые крики навсегда осели в памяти Арстеля, как их лица, перекошенные от боевой ярости, стали вдруг искаженными гримасами боли и агонии, они пытались сбить неугасимое пламя, катались по полу, побросали оружие, но было поздно, их мясо уже успело прожариться до костей.

— С ними маг! — опешил аколит Заргула, державший в руках двуручный меч, — осторожнее!

— Когда ты успел этому научиться? — с недоумением спросил плотник Харал Глыба.

Это был один из немногих случаев, когда Хельду было нечего сказать. Открыв рот, он взирал на картину боя и на только что им сожженных противников. Шаабан прекрасно понимал, что чувствует трактирщик — когда в первый раз лишаешь жизни любого, даже заклятого врага, часть тебя навсегда умирает. Даже сохранив в себе чистоту души и праведность, прежним человек после этого уже не будет, насилие оставляет свой отпечаток на каждом.

— Вперед! Чего встали, как столбы? — вскричал Мурвак и двинулся, за ним неуверенно пошли и остальные.

— Держаться строем, не отходить друг от друга! — дал команду староста Кёрк, — рассредоточимся — и они нас перебьют по одиночке.

Сдавленные с двух сторон, как в клещи, воины Заргула перешли от наступательной тактики к оборонительной. Каратели осмелели и полезли на них всем скопом, а адепты Азрога стали сдавать позиции, хотя еще представляли угрозу. На Клажира замахнулся искривленным клинком равшар, изукрашенный хрящами и костьми убитых сородичей и людей, но Кэлрен вскинула свой магический жезл, и ударная волна отбросила его к окну — стекло разлетелось на осколки, и с воплем равшар вылетел наружу. Клуатак пытался закрыться щитом и не решался атаковать, на него со всех сторон летели удары молодого мечника в балахоне, остервенело пытавшегося достать перепуганного старика. Но тут Мурвак со всей дури с размаху саданул его своим молотом по лицу, выбив челюсть вместе с зубами и кровью, смешанной со слюнями.

— Не зря-таки я всю жизнь валил эти треклятые деревья! — воскликнул потомственный лесоруб из Крестала.

Шаабан уже врезался в гущу врагов, его ножи сверкали в молнеиносном танце, разя направо и налево аколитов Хранителя Подземелий. Там, где оружие дальнего боя навроде копий, палашей или палиц не работало, отлично годились его кинжалы, которым он оперативно мог пырнуть врага в брюхо или резануть по сонной артерии. От их же ударов монах с легкостью уворачивался, вслед за тем снова истыкивал жертв кинжалами. После того, как он нанес последнему воину три колющих удара, затем с разворота вспорол ему бок, от него начали шарахаться, как от огня. Арстель же совсем перестал думать. Когда крестальцы налегли на начавших уставать аколитов, он словно слился с ними и самозабвенно наваливался щитом на вражеские ряды, пытаясь их продавить. Когда селянам удалось отбросить врагов, те с некоторой дистанции пошли в атаку, и непрочный строй, не имевший никакого опыта в сражениях, сам собой распался. Харал Зверюга орудовал алебардой, размашистыми ударами которой он уже успел прорубить черепа одному из равшаров и северян. С одним из аколитов, который был вооружен парными мечами, у них завязался поединок. Последователь Заргула осыпал его ударами крест-накрест и по восьмерке, Глыба же, на удивление ловко для своей комплекции, раскручивал алебарду с такой скоростью, что она образовала некое подобие щита, после чего взрезающим ударом снизу попытался концом древка угодить врагу в кадык. Аколиту удалось уйти с линии атаки, он уже собрался развернуться и рубануть двумя мечами одновременно, но Глыба резко крутанул алебардой и всадил свое топорище тому аккурат в лоб, расколов череп, точно ореховую скорлупу. Шая-Кишра на пару с Кэлрен снова вызвали мощный телекинетический удар, отбросив троих равшаров к противоположной стене с такой силой, что с нее посыпалось крошево раствора, скреплявшего камни. Один из них упал в камин, отчего его ляжкам, не защищенным ничем, кроме набедренной повязки, пришлось познакомиться с раскаленными углями. Керк бился с мечом и щитом, словно герой рыцарского романа, он обменивался ударами с одним из северян, но едва бородатый воин северных гор не рассчитал силу удара и утратил равновесие, Керк, успешно увернувшись, пронзил грудь его клинком как вертел — шмат мяса. Ропхиан же бок о бок с Клуатаком разили врагов копьями, пусть и неумело, зато щитами они закрывали друг друга так, что на сей раз стариков достать было весьма непросто. Взгляд Арстеля скользнул влево — и вовремя. Клажир вяло и трусливо пытался блокировать удар своим щитом, но разъяренный равшар с силой выбил его своим костяным ятаганом. Пнув Клажира ногой в солнечное сплетение, он опрокинул его оземь. Уже занес меч для финального удара — Клажир с обреченным взглядом, как у затравленной косули, с дрожащей губой уже приготовился расстаться с жизнью. Арстель сам не знал, что заставило его дернуться — это произошло неосознанно. До этого он лишь делал то же, что и другие, не задумываясь о риске, хотя поначалу опасность парализовала и его. Теперь же, увидев страх Клажира и решимость врага, готового убить юнца, еще не успевшего толком пожить, Арстель атаковал. Его выпад копьем прошел удачно, равшары редко носили качественную броню, меж ребра импровизированного костяного панциря наконечник легко прошел и вонзился меж лопаток равшара. Арстель ничего особенного не ощутил, как будто он пробил мешок с зерном каким-нибудь дрыном. Но Клажир, заметив острие, вылезающее из груди равшара, глаза которого уже начали закатываться, прерывисто задышал и рванулся в сторону — его стошнило. Арстель отпустил копье и, как завороженный, оглядывал мертвого воина пустоши. Он только что убил своими руками одного из тех, кто издревле наводил ужас на людские поселения у пограничья — диких варваров из вечно воюющих друг с другом племен. Как это оказалось просто — убить живое и разумное существо. Дергаться снова Арстелю не пришлось — большую часть аколитов они перебили, остальные разбежались на все четыре стороны.

— Я помню тебя! — сказала Энмола, отбросив кочергу и подхватив один из брошенных врагами мечей, — ты был с тем самым чародеем, который осмелился перечить Карательному Отряду. С чего вы решили нам помочь?

— Да какая в жопу разница, Энмола? — пожал плечами Драконобой, — враг нашего врага — наш друг. Прими помощь молча, без лишних вопросов.

Шаабан вытер желтым рукавом кровь с ножа и с улыбкой ответил:

— Когда ближний нуждается в помощи, уже неважно, в чем вы с ним несогласны — перед Богом равны все.

Мурвак недоверчиво усмехнулся:

— Тоже мне, богослов, а сам убивает людей, как мясник.

Энмола покивала головой в раздумьях и произнесла:

— Мы ценим вашу подмогу. Только не думай, что теперь мы пойдем вам на любые уступки, — сказала она совершенно серьезно.

— Я ничего и не просил взамен, — рассмеялся Шаабан, — когда помогаешь братьям и сестрам, но с побуждением корыстным, лжеправедник ты и недостоин единения с высшими силами.

— Слушайте, — сказала Энмола, — людям внизу, возможно, нужна наша помощь. Вы как, с нами? Клажир, Кэлрен, вы-то уж точно пополните наши ряды.

Драконобой фыркнул:

— Если дотуда добрался Глоддрик, помощь нужна скорее врагу.

И в этот самый миг в окно сиганула фигура в черном плаще. Это был равшар — бежевая кожа, татуировки в виде узорчато переплетающихся черных линий по всему телу. Двойной меч, обоюдоострые клинки которого смотрели в разные стороны от древесной рукояти. Роста не самого высокого — около ста восьмидесяти сантиметров, не самого мускулистого, но весьма жилистого и поджарого телосложения. Его глаза сверкали алым светом. Оскалившись, точно волк перед броском, равшар сделал шаг вперед. В нем было что-то звериное, хищное. Он пожирал собравшихся в зале взглядом, полным лютой ненависти к каждому по отдельности и ко всем одновременно.

— Это еще что за бес? — сказал Драконобой.

— Стакуга Убийца Магов, — прошептал Клажир, — свирепейший равшар за всю историю Ранкора. Говорят, его выгнали из пустоши за жестокость, даже этим кровопийцам он показался двинутым на всю голову. Хотел подчинить все племена равшаров под эгидой своего, а затем пойти войной на Союз и устроить геноцид людского рода. Ни одной схватки не проиграл, говорят…

— Говорят — кур доят! — прервал его Мурвак, — довольно сотрясания воздуха, замочим его и пойдем дальше.

Каратели уже порывались броситься в атаку, но Шаабан жестом руки остановил их.

— Не стоит, идите и помогите собратьям, — он встретился взглядом с равшаром и выдержал его тяжелый и полный озлобленности взор, — я же задержусь.

— Шаабан, нет! — воскликнула Кэлрен, — это очень сильный и опасный противник. Ты погибнешь…

— Да он в одиночку завалил подряд почти все племя Костяных Драконов в свое время! — сказал Клажир, — хорошо хоть, Священное Древо всегда новых нарожает. Или плохо…

Хельд наставил на него жезл и изрек:

— К чему эти препирательства? Я могу сделать из него жаркое, а затем подам в Желудке Дракона на горячее! Сейчас бы только разобраться, как этим огнем плеваться, ведь получилось же… Может, натереть его, чтобы огонь извергнулся? Обычно с моим достоинством этот принцип работает.

— Как будто оно у тебя есть, — презрительно скривился Мурвак.

Стакуга сквозь зубы произнес:

— Что за жалкое сборище. Только трепаться горазды.

Энмола подошла к Шаабану и спросила, положив ему руку на плечо:

— Ты уверен, что помощь не…

Шаабан не стал стряхивать ее руку с плеча, как поступил бы Глоддрик, он аккуратно снял ее и ответил:

— Я бы не говорил, если бы не был уверен. Ступайте, решение я принял, а значит — готов к любым его последствиям. Войны выигрывают армии, а не отдельные бойцы, что я, что он погоду не сделают. Спешите на подмогу своим!

— Шаабан, стой… — начал было Арстель, но его одернул Мурвак.

— Расслабься, парень. Внизу мы пригодимся. К тому же, стоит уважать решение Шаабана.

Чтобы Мурвак уважал кого-то? Такое у Арстеля в голове не могло уложиться. Но то, что впервые за много лет этот лесоруб заговорил по-человечески, вселило в Арстеля некое чувство смирения.

— Хорошо. Идем.

— Монах знает, что делает, — сказал Хельд.

Когда крестальцы и Каратели скрылись за лестничным проемом, Стакуга и Шаабан вперили взоры друг в друга и двинулись, кружа.

— Уважаю твою решимость, — изрек Стакуга.

— Как и я — твою, — с дружелюбным блеском в глазах ответил Шаабан и бросился в атаку.

Монах взмыл в воздух и, обернувшись вокруг своей оси, швырнул в равшара сразу три метательных ножа. Тот, раскрутив свой двойной меч, легко отбил их. Шаабан, приземляясь, приблизился вплотную к Стакуге и атаковал его сразу с двух сторон — правая рука била в район кишечника, держа нож обратным хватом, левая же метила в горло. Равшар зарычал и, снова крутанув оружие, отразил удар. От столкновения металла посыпались искры, монаха повело назад, но он использовал инерцию движения, чтобы опустить корпус назад и из такого положения попытаться пырнуть кинжалом равшара в живот. Стакуга был наготове и с силой пнул того в бок коленом на опережение, что отбросило Шаабана на пару шагов. Монах, однако, сделал кувырок в падении и снова оказался на ногах. Вовремя, поскольку Стакуга уже совершал яростное наступление. Их стили боя были полностью противоположны друг другу. Шаабан дрался с абсолютным внутренним покоем, в согласии и гармонии со своей душой, полностью обуздав эмоции. Он был подобен воде, которая может принять любую форму, но одновременно с этим точит камень. Стакуга же с налитыми кровью глазами рьяно бил, надеясь порубить южанина в капусту. Но его ярость не была бесконтрольной. Напротив, Стакуга прекрасно осознавал, что он делает и зачем, в своем гневе и ненависти он черпал силу, фокусируя свою злобу, он привык уничтожать врагов. Если Глоддрик, например, испытывал прилив сил от ража, в который он входил при каждой схватки, то Стакуга же всем своим существом хотел смять, обратить в ничто ненавистного соперника.

Они продолжали обмениваться ударами. Малейшая ошибка любого из них означала бы неминуемую гибель. Шаабан пытался сократить дистанцию, чтобы от меча Стакуги было мало проку, и там уже заколоть и зарезать его ножами, тогда как равшар держал выверенное расстояние, но стремился теснить врага изо всех сил. Стакуга раскрутил меч над головой и провел горизонтальный круговой удар, но Шаабан легко уклонился, подсев под него и, резко выпрямившись, он нацелил удар ножа в глотку равшара. Стакуга дернул головой, пытаясь боднуть монаха лбом в лицо, но Шаабан увел голову с линии атаки и обхватил врага одной рукой, намереваясь другой с ножом в руке заколоть его в бок. Но Стакуга был не промах — он присел, обхватил монаха в ответ ниже, в районе пояса, и с размашистым прыжком на спину собрался кинуть его на прогиб головой прямо в пол. Шаабана спасло то, что он вовремя выставил руку, на которую смог опереться и со стойки на одной руке он сделал сальто и бесшумно, подобно кошке, приземлился.

— Ассасин? — спросил Стакуга.

— Это давно в прошлом.

— Как будто у тебя есть будущее.

Стакуга снова ринулся на него и выбросил меч в колющем ударе. Шаабан в последний момент ловко увернулся и ударил навстречу ножом, метя в грудь врагу, но Стакуга крутанул оружие и другое лезвие едва не вышибло нож из руки Шаабана. Монах не сдался и на этот раз взял инициативу в свои руки. Клириец ударил с подсева снизу, с разворота его другой кинжал полетел в шею равшара, его ножи мелькали точно крылья бабочки и жалили подобно рою пчел. Стакуга в долгу не оставался, отбивал все атаки монаха и рубил в ответ. Наконец их орудия снова сшиблись, высекая друг из друга искры, Шаабан ловко дернул нож в сторону, отводя клинок Стакуги и кинулся, собираясь восходящим ударом вспороть тому брюхо, но равшар перехватил его ведущую руку и что было силы врезался лбом в грудь южанина. Монах в считанные секунды восстановил сбившееся дыхание, но ему пришлось сделать пару шагов назад. Он не успел как следует защититься — первый вертикальный удар сверху он отбил, а от второго, который Стакуга нанес, крутанувшись в полоборота, отбиться не успел. Лезвие вошло в плечо священнослужителя. На желтой монашеской рясе проступило кровавое пятно. Шаабан не издал ни звука, хотя его рука не могла двигаться, а тело пронзила жуткая боль. Здоровой рукой он собрался рубануть наискось, в отчаянной попытке рассечь лицо врага, но Стакуга ловко увернулся от атаки, поставил подножку монаху и с силой опрокинул его на пол. Молча занес клинок, собираясь добить, но не тут-то было. Из-за дверного косяка как черт из табакерки выскочил староста деревни Крестал — Кёрк. Его так и подмывало уйти, но он не мог себе этого позволить. Шестое чувство подсказывало ему, что если уйти сейчас, Шаабан умрет. Что-то во всем виде этого равшара его сильно напрягало. Этот холодный взгляд — так обычно хищник смотрит на жертву. Кёрк был наслышан о легендах, особенно из книг Ревиана Гувера, разумеется, он был осведомлен и о свершениях Стакуги Убийцы Магов. Если и был кто-то, кто имел бы шансы на победу, то вряд ли это Шаабан, несмотря на все мастерство бывшего члена гильдии ассасинов. Кёрк бросился на Стакугу, держа щит наготове, и косым ударом меча атаковал. Дальше все произошло очень быстро — Стакуга ударил наотмашь, блокируя удар Кёрка одним лезвием, другим же, с утробным рыком, он резким ударом насквозь проткнул Кёрка в живот. Староста харкнул кровью на пол. Алая струя хлынула из его раны. С грохотом на пол обрушился щит, затем и меч.

— Зачем? — спросил Шаабан, не вставая с пола.

Керк улыбнулся, его зубы были все в крови, а вокруг рта его уже расплылись алые разводы.

— Ну а как иначе… — просипел он натужно, — мы же… братья…

Стакуга выдернул оружие и пинком отбросил умирающего крестальца, но улыбку с его лица стереть так и не смог. Он направился к Шаабану, но тот уже вскочил на ноги и бросил дымовую шашку на пол.

— Я буду молиться за твою душу, Кёрк, — послышался его голос сквозь завесу тумана, — и никогда тебя не забуду.

Когда клубы дыма рассеялись и Стакуга снова мог обозревать пространство вокруг себя, он с досадой обнаружил, что остался один. Кёрк, обмякший у стены, уже покинул этот мир. А монаха и след простыл.

***

Молчаливая злоба Варзхела, безумие, сопровождающееся фанатичностью, приверженцев Заргула. Решительность Хейларга, которую хоть и подтачивал червь сомнения, но все же остававшаяся непоколебимой. Раж Алагара, готового за свои идеи о славном будущем мира и человечества последовать в самую жаркую и глобокую бездну. Вековая мудрость Йоши-Року, бездонное умиротворение и спокойствие, выцветшие глаза хаглорианца взирали на происходящее с вовлечением, но и с некоей отрешенностью в то же время, словно все так, как и должно быть. Обстановка накалялась.

— Отведайте моей скверны, отродья! — проорал Кразлак Губитель сквозь зубы своего шлема-черепа и выбросил вперед костяной посох.

Под ногами магов взвилась зеленоватая пыль, образуя плотное облако, полностью закрывающее обзор. Но одно движение руки Йоши — и оно развеялось, мгновенно растворившись в воздушном потоке, и вдруг воздушная масса закружилась в устрашающем танце, образуя воронку.

— Смотри, не переборщи, а то еще продует! — сказал Ниарот, с ехидной ухмылкой сдвинув шляпу набок, — старикан.

— А ты смотри, как бы тебя не шарахнула молния, — ответил Алагар, и кертахол на его посохе засиял цветом пламени как из горнила драконьей пасти, — мальчик.

Тучи сгустились с неестественной для них скоростью, и в раздувающийся смерч ударила молния. Он тут же пропитался силой электричества — сквозь потоки вихря мелькали молнии, которые били во все стороны.

— Друзья мои, — с улыбкой произнес Йоши, — полагаю, вы откусили слишком большой кусок, чтобы его проглотить.

Хаглорианец взрезал посохом воздух — и наполненный электрическими разрядами смерч ударил вширь. Тела противостоящих магам чернокнижников были бы уже прожарены и взмечены в воздух, если бы Хейларг с Варзхелом объединением усилий не воздвигли бы в момент удара вокруг Йоши и Алагара четыре стены, которые хоть и рассыпались на куски, но все же сдержали силу неукротимой стихии. Алагар взметнул в небо сноп искр, и глыбы, летящие в головы адептов Заргула, пропитались огнем и обратились в сгустки лавы точно из жерла вулкана. Скрол Ядовитый откупорил склянку, которая изнутри вся была покрыта заморозками, точно стекло зимним днем, и швырнул ее навстречу огненным камням. Из разбившегося вдребезги пузырька наружу вырвался порыв ледяной вьюги, которая окутала эти раскаленные осколки за считанные мгновения и потушила, как тлеющий фитиль свечи. Хейларг атаковал мощной ударной волной, которая распылила эти камни в мгновение ока.

— Джайяр! Отвлеки их! — выкрикнула Кара из Клирии, перекрутив в руке ритуальный кинжал.

Йоши уверенно повел глазами вокруг себя и сказал:

— Друзья мои, не знаю, что вы задумали, но игра свеч едва ли стоит.

— Восстаньте из земной тверди, в прах обращенные! — взревел Джайяр.

И тут вокруг Алагара и Йоши-Року начали открываться зеленоватые дымящиеся отверстия в каменном полуРик, из которых вылезали мертвяки. Они уже почти утратили плоть и кожу, кости проступали сквозь их безжизненные тела, но глаза их горели зеленым светом, отражающим темные чары некромантии. В синеве неба что-то сверкнуло, и оттуда в сторону сражающихся устремился костяной дракон огромных масштабов.

— Ну и ну, — протянул Алагар, — он и дракона откопал. Сколько ж сил нужно, чтобы воскресить эту тушу?

— Беру мертвых на себя, а ты займись врагом! — крикнул Йоши-Року сквозь рев мертвого чудовища.

Алагар кивнул, и встретился взглядом с Карой из Клирии. Вовремя, поскольку она уже достала тряпичную куклу. После того, как она проделала ножом замысловатые пассажи в воздухе, красноволосого мага прошибло странное ощущение, словно между ним и этой исчерченной древними рунами странной куклой выстроился невидимый, но столь же нерушимый мост.

— Из тебя выйдет прекрасная жертва хозяевам подземелий, — сказала ведьма, — скажешь что-нибудь прежде, чем твое лицо скорчится от страданий?

— Не знаю, как в магии, но в швейном деле, судя по игрушке, ты не очень, — усмехнулся Алагар.

Клирийскую ведьму перекосило от гнева:

— Сдохни в адских муках! — и она вознила нож в брюхо своей куклы, после чего вспорола ей живот.

Кертахол на посохе Алагара сверкнул, такой же блеск вспыхнул на миг и в его алых глазах. Кара из Клирии еще недолго смотрела на него со злорадством, смешанным с безумием, но вдруг она харкнула кровью. Алая струя потекла из-под ее одежды. Она упала на колени и разорвала свою рубаху только для того, чтобы узреть ужасающий разрез в брюшной области. Алагар с победным видом смотрел на нее, в глазах его плясали искры самоудовлетворенности.

— Прежде чем резать свое тряпье, ты должна была убедиться, что твои чары не будут использованы против тебя же.

— Кара! — бросился к ней Ниарот, собрался подхватить, но его тут же ударила в грудь шаровая молния, свалив на спину.

Юноша едва успел поставить щит, но до того непрочный, что молния хоть и была ослаблена, но все же оставила сильный ожог на его теле.

— Игры кончились, — с вызовом вздернул подбородок Алагар, — если вы этого еще не поняли.

Тут же мертвяки с быстротой кобры бросились на магов со всех сторон. Хаглорианец успел взмахнуть посохом, после чего зомби охватил зеленый огонь, пожирающий их в считанные мгновения, и низводящий до состояния пепла. Визг умертвий наполнил площадку, но спустя несколько секунд они уже были обращены в ничто. Лишь двое минуло такой участи, поскольку старый маг их не заметил. Их уже почти достиг дракон, раздвинул челюсти, и из его глотки уже начало вырываться пламя, как мастер Йоши ударил его разрывной молнией аккурат в пасть. Разряд электричества создал такой взрыв вместе огневой мощью дракона, что кости того разлетелись в радиусе километра. Рыбоголовый Скрол вытащил очередную жидкость из-за пазухи и крикнул, отчего кожа на его высохшем от принятия отравы лице начала трескаться:

— Теперь магия их не возьмет!

Он вылил свое зелье на двоих воскрешенных, после чего они кинулись на Йоши.

Алагар выстрелил в них уничтожающей плоть сжатой энергией, но она лишь рассыпалась об их тела — снадобье работало безотказно. Но это им не помогло — первому бросившемуся на Йоши в прыжке, подобном атаке пантеры, оторвало голову. Хаглорианец раскрутил посох как самое примитивное оружие и круговым ударом выбил ему мозги, точнее, то, что от них осталось. Другой преуспел больше и попытался достать своими тонкими пальцами лица хаглорианца, но тот снова крутанул своим орудием и отбил удар, перебив мертвяку пальцы. Йоши сделал стремительный шаг навстречу врагу и насадил его на обратный магическому кристаллу конец своего посоха. Враг зашипел, начал насаживаться на посох и тянуть руки к магу, но старик рванул посох в сторону, что окончательно разорвало мертвую плоть и разделило тело умертвия на две половины.

— Впечатляющие боевые навыки, — сказал Скрол, но тут же грохнулся наземь.

Его жилы вздулись, а кожа побледнела до предела. Кертахол на посохе Йоши сверкал синим светом.

— Внешние заклятия ты отразить способен, — сказал Йоши, — но что ты будешь делать, друг мой, когда кровь в твоем теле обращена в кипяток?

Джайяр снова попытался призвать умертвий, но Алагар вынес его с башни разрядом молнии:

— Слишком медленно, заклинатель мертвых.

Скрол с затравленным взглядом своих рыбьих глаз лихорадочно шарился по карманам, пока не нащупал нужное зелье. Глотнув его, он почувствовал себя лучше, но был бы мертв от следующей атаки Йоши, если бы Варзхел не заставил его исчезнуть. На том месте, где только что телепортировали скиарла-отравителя, пол превратился в зыбучие пески, засасывающие все от мала до велика. Исчезли и Кара с Ниаротом. Кразлак Губитель было попытался атаковать серией жидких сфер скверны, но Йоши-Року всепоглощающей струей пламени лишь сжег их и заставил его покинуть поле боя за секунду до того, как от того бы не осталось и мокрого места. Теперь же лишь Варзхел с грандмастером магических искусств Азрога — Хейларгом стояли супротив Третьего Архимага Йоши-Року и его ученика Алагара, основателя Братства Уравнителей.

— Вы уверены, что оно того стоит? — спросил Алагар.

Варзхел гулко рассмеялся, хотя в этом не было ни единой эмоции, в этом человеке, казалось, чувства было воскресить так же сложно, как на просторах безжизненной пустыни вырастить густой лес.

— Вы вынесли этих уродов, хорошо, — пророкотал басистый голос Варзхела, — эти бездари только путались под ногами.

— Друг мой, ты всегда недооценивал как собратьев, так и врагов, — покачал головой Йоши, — это тебя и заставило свернуть с истинного пути.

Хейларг сделал шаг назад, произнеся с неуверенностью в голосе:

— Варзхел, пожалуй, нам лучше ретироваться. Мы не осилим их обоих.

— И как тебя избрали Архимагом Азрога, если ты позволяешь себе быть столь жалким трусом?! — прорычал сквозь маску Варзхел, — мне давно пора вернуть должок этому красногривому ублюдку.

Варзхел перехватил меч-жезл и из его кертахола вылетели горящие пламенем призрачные черепа, готовые разорвать своими острыми клыками плоть Алагара. Последний улыбнулся и, не шелохнувшись, наблюдал, как один за другим они разбиваются о его защитный экран. После удара последнего щит надломился, треснув, но даже это не позволило темной магии пробить защиту. Сразу же из-под пола вырвались две огромные змеи и туго обвили стан Варзхела, оторвав его от земли и подняв на несколько метров вверх. Одна из кобр уже обнажила клыки и приготовилась перекусить его пополам, как вдруг Варзхел рассмеялся, и обе змеи обуглились, мгновенно обратившись в прах, а он как ни в чем не бывало приземлился на обе ноги.

— Тебе нужно что-то иное, чтобы умертвить меня, — сказал Варзхел.

— Нам еще многое предстоит испробовать, — крикнул Алагар.

Из его посоха непрерывной очередью начали вылетать один за другим ледяные шипы. Варзхел выдал поток пламени, который хоть и расплавил первые из игл, точнее, обратил их в водяной пар, но ледяных шипов было слишком много, и пламя перестало справляться. Варзхел усилил его поток, но переоценил свои силы. Одна из здоровенных сосулек все же пронзила его плечо. Варзхел не издал ни звука, он лишь перекатился влево, чтобы избежать следующего выстрела и легко прикоснулся рукой с шипом, отчего тот сразу же растаял.

— Уходим, Варзхел! — крикнул Хейларг.

— Стоять! — раздался хриплый окрик Йоши.

Перед порталом возникли заросли лиан, сквозь которые виднелись челюсти плотоядного растения, готовые пожрать плоть чернокнижников, но Хейларг одним движением посоха заморозил их и ударной волной разбил на куски. Все же одна из лиан опутала его ногу и с силой шмякнула об пол. Хейларг еле успел закрыться локтем от удара головой о камень, но посох его укатился в сторону.

Варзхел атаковал огромной сферой рвущей плоть синей ауры, но Алагар лишь перенаправил ее в него. Сгусток силы разорвался перед Варзхелом, опрокинув его на спину. Тот встал с легким прыжком для своей тяжелой броневой амуниции.

— На этот раз ты победил, Алагар, — прорычал он, — но я вернусь. Когда Заргул вторгнется в эти земли, ты будешь валяться у его ног, жалобно умоляя меня подарить тебе легкую казнь.

Спустя мгновение открылся портал, и Варзхел исчез в нем. Хейларг разрезал лиану воздушным лезвием, вырвавшимся из его посоха, перекатом оказался на ногах и атаковал тройной молнией в старого хаглорианца. Тот ответил симметричной атакой, отчего молнии при столкновении образовали взрыв, который повалил их обоих на землю. Хейларг ввиду возраста поднялся быстрее. Горхолд ударил Алагара телекинетическим ударом, свалив и его.

— Что ж, спасибо за столь приятную тренировку, — улыбнувшись, сказал он, — надеюсь, когда мы вернемся с большими силами, вы не подкачаете.

Йоши-Року поднялся на локти и, полулежа, проговорил сквозь кашель:

— Друг мой, — усмехнулся старик, — если вы хотите жить, лучше не суйтесь дальше границ своей крепости. Кто к нам с оружием придет, от него же и помрет.

Хаглорианец послал шаровую молнию в красноголового, но она ударила в пустоту. За полсекунды за спиной горхолда разверзся портал, и стоило тому сделать шаг назад, как тот тут же захлопнулся, оставив лишь взгляд на небо, успевшее помрачнеть за время битвы.

— Мастер, — сказал Алагар, помогая старику подняться, — может, у нас и возникали разногласия, но если бы не твоя помощь, я бы ни за что не выстоял против них.

Йоши рассмеялся и дружески потрепал ученика по плечу точно так же, как делал это десятки лет назад:

— Друг мой! Мы с тобой братья. Разве не ты постоянно разглагольствовал о всеединстве? В обычной жизни могут возникать разногласия. Но пред ликом опасности остается лишь самое важное, что и заставляет нас объединиться.

— Что же это? Важное.

— А то, что мы с тобой, как ни крути, на одной стороне.

Йоши тепло улыбнулся, и Алагар невольно скривился в немного насмешливой, но все же добродушной усмешке, а затем они скрепили свой новообретенный союз ученика и учителя дружеским рукопожатием.

***

Небольшое подкрепление склонило чашу весов в сторону людей Алагара и Глоддрика. Когда из черного хода повалили Энмола со своими соратниками и крестальцы, дружный поощрительный рев дерущихся выразил всеобщее воодушевление. Но численный перевес был все же на стороне воинства Заргула. Эрлингай не сбавлял натиска. В его руках были два клинка — его фамильный и легендарный меч Фарендил и одноручный батард, который выпал из отрубленной кисти одного из аколитов. Эрлингая окружило шестеро людей в плащах, наставивших на него оружие — четверо из них держались за двуручные мечи, другой же был вооружен парными топорами, а двое других былми копейщиками. Они кружили вокруг рыцаря Аргои, он же принял более устойчивую позицию, сосредоточенно перемещая взгляд вокруг, готовый к внезапной атаке. Внезапно стоявший впереди с двумя топорами вскрикнул, и с обеих сторон выписал двумя топорами косой крест, намереваясь отделить голову Эрлингая от тела. Воин перекатился в сторону и, поднимаясь на ноги, полоснул врага мечом, вскрыв его живот. С кряхтением бородатый северянин с топорами осел на землю, выронив оружие, кровь хлестала, а кишки его вылезли наружу. Всем скопом на Эрлингая накинулись другие, но он уже на был окружен и мог не беспокоиться за незащищенный тыл. Его клинки так и мелькали — раскручивая их и выписывая восьмерки, Эрлингай с легкостью выискивал бреши в обороне врагов. Вон от по кругу отвел удар копья врага и, приблизив меч к его глотке, рванул на себя, отчего голова человека оказалась наполовину отрезана. Другой копейщик сделал выпад, но Эрлингай легко увернулся и, не сбавляя шага, рубанул по горизонтали, снеся врагу голову. Трое мечников кинулись на него, но переиграть их сложности не составило — одного Эрлингай обезоружил, раскрутив скрещенные с ним клинки, и пронзив насквозь, другому он развалил череп рубящим ударом, третий же попытался броситься бежать, Эрлингай по-рыцарски дал ему такую возможность. Но судьба распорядилась иначе — спустя секунду в темя мужчины был врублен ржавый топор, а Краух Гримбла почесал свою плешь и с силой вырвал его из трупа.

— Вечно приходится доделывать все за других, — проворчал он и снова бросился в бой.

Гримбла был неплохим бойцом, ему удалось уложить троих, вот на него бросился равшар из племени Костяных Драконов, с яростным ревом целя ему в грудь пикой, но Гримбла легко отвел удар древком топора и по инерции движения саданул обратным концом тому в подбородок. Равшар разъярился и взревел, снова выбросил пику — Гримбла отвел удар и обратным движением всадил топорище врагу в область скулы, выбив из воина пустоши жизнь.

— Ха! — прохрипел Гримбла, — и снова я мочу равшаров, будто в молодость вернулся.

Юкиара тем временем раскрутила цепь и заарканила клинок у человека, готовившего хладнокровно забить оступившегося Карателя. Обезоружив врага, Юки бросилась в атаку и саданула врагу локтем в челюсть, добавив ударом коленом в пах, после чего оглушенный, но не убитый враг со стоном повалился на землю.

— Что за мягкотелость, жалкая девончка! — крикнул Марвол Чёрный Лев, — убивай их — вот так!

Рыцарь в темных доспехах в один удар снес начисто голову одному из равшаров, тело же северянина, с голым торсом размахивающего молотом, он рассек от шеи до пояса. Тем временем Клажир, выбежавший из черного хода, держался поближе к стене, стараясь не вступать в бой. Он затравленно косился в сторону двери к замку, чтобы укрыться снова там, пока никто не смотрел. Но было поздно — один из равшаров его заметил, в желтых глазах варвара загорелся огонь, и он достал вымазанный в крови жертв ржавый клевец.

— Свежее мясо, — облизнулся равшар из племени Алых Владык, — прекрасная жертва для ритуала.

— Постой, дружище! — вскинул руки Клажир, выронив свой клинок, — не стоит приносить меня в жертву здесь! Так моя ценность будет растрачена впустую, тогда как у Священного Древа я своей кровью напитаю его так, что из поколения в поколения будут сотни лет передаваться великие силы вашему народу! Каждый равшар станет столь же могуч, как и Кшатрион Кроволикий из легенд древности, но ты всего этого лишишься, если убьешь меня здесь, не нужно…

Равшар взревел и замахнулся клевцом, но ударить ему не дала Юкиара. Девушка выстрелила своей цепью с грузилом, которая тут же обмоталась вокруг жилистой руки равшара. Резко дернув его на себя с силой, необычной для хрупкой девушки, Юки заставила его пошатнуться. Равшар удержал равновесие, но следующий удар грузилом пришелся ему в лоб. Тем не менее, крепкий череп выдержал, и он остался на ногах, хотя и пошатывался.

— Ты, баба! Так и быть, тебя я убью первой! — его лицо исказила гримаса гнева, которая тут же утратила свирепость вместе с упавшей челюстью, закатившимися глазами и вывалившимся языком.

Из груди воина торчал клирийский ятаган, а за спиной его стоял человек седой, хотя и вовсе не старый. Глоддрик выдернул клевец из руки врага и ударом ноги отшвырнул его тело.

— Чего ты с ним копалась, Юки, — оскалился он в хмуром осуждении, — как маленькая.

— Господин Харлауд… — пробормотала она.

Многих бы удивило то, что Глоддрик узнал через многие годы повзрослевшую знакомую, которую он однажды привел в Храм Мечей еще совсем юной, как и то, что их встреча была им воспринята так, словно до этого они виделись каждый день. Но Юкиара не была склонна так глубоко анализировать происходящее. Ее лицо озарила радостная улыбка, и она встала рядом с Ганрайским Демоном.

— Я прикрою вас!

— Не мешайся! — оттолкнул он ее и ринулся в гущу схватки.

Глоддрик с таким остервенением прорубал себе путь мечом и заостренным молотом, что вскоре равшары рефлекторно начали шарахаться от него, лишь только видя его бегающий красный глаз, безумный оскал и игольчатые патлы, торчащие в разные стороны, как у дикобраза.

Тем временем со стены спрыгнул противник, который больше привык биться в тени. Клирийский ассасин Скорпион, чье лицо, как всегда, было скрыто под стальной полумаской. В прыжке он осыпал ряды сражающихся отравленными дротиками, особо не задумываясь о том, что он попадал и в своих. Сражающиеся похватались за раны, те же, кого не убило само ранение, с пеной у рта и предсмертным хрипом полегли за считанные секунды. Скорпион приземлился и собрался выбросить ряд метательных звездочек, но ему пришлось ловить рукой летящий в него нож. Который метнул Шаабан.

— Ты? — шипящим хрипом, приглушенным криками дерущихся, спросил он, — я думал, ты умер.

— Так и есть, — кивнул Шаабан, вскинув свои боевые кинжалы, — прежнего меня давно уже нет. Я переродился.

Скорпион выхватил цепь из стали, звенья которой были усеяны лезвиями, пропитанными ядом амфибий, змей и прочих гадов и прошипел:

— Посмотрим, удастся ли тебе воскреснуть на сей раз. Гильдия Ассасинов не прощает предателей.

— Если замаливать свои грехи — это предательство, то праведен воистину предателя путь, — отрезал Шаабан.

Скорпион раскрутил цепь и метнул ее Шаабану в грудь, но тот легко увернулся, взмыв в воздух. Цепь задела одного из аколитов Заргула шипом, отчего тот спустя пару секунд зашатался и пал замертво. Шаабан же приземлился в полуметре от Скорпиона и развернулся в полкруга, нанеся колющий удар в горло. Скорпион вскинул цепь, отбивая удар, быстро намотав часть шипастой цепи на защищенный от ранений стальной перчаткой кулак, он ударил Шаабана в лицо, но монах ловко заблокировал удар Скорпиона и, используя силу врага против него же, перебросил ассасина через себя. Скорпион приземлился по-кошачьи, на ноги, но высвободиться ему не удалось, Шаабан заломил руку в крепкое болевое удержание. Скорпион перекрутился в такт движению Шаабана, выворачивающему кисть, и ударил в живот монаха обеими ногами. Шаабана отбросило на три шага назад, но на ногах он остался. Они продолжали биться, обмениваясь ударами — цепь сверкала, раскручивалась, бросалась в атаку подобно смертоносной гадюке. Шаабан же уворачивался, отбивал удары и подбирался вплотную, пытаясь в ближнем бою достать своего заклятого друга, но безуспешно — защита Скорпиона была прочна. Вот снова Шаабан сделал сальто назад, уходя от дальнего удара цепью, собрался атаковать, но его опередил другой:

— Брок, нет! Он не по зубам тебе! — кричал клириец, но было поздно.

Лихой парень в алой бандане с боевым кличем прыгнул на ассасина и двойным обрушил на него град ударов ятаганами. Скорпион ловко уворачивался и приседал, когда ганраец немного сбавил темп, он взмахнул цепью прямо перед лицом Брока, но тот поставил надежный блок и атаковал двойным ударом ятаганов с выпадом. Но пронзить ими Скорпиона была не судьба — ассасин легко ушел от атаки и в уклонении дернул цепь в сторону ног Брока, намереваясь его свалить. Ему это удалось — незащищенные голенища бойца кровоточили от отравленных шипов, но Брок мужественно не издал ни звука. Нужно было слушать Юкиару — она, как всегда, просила его надевать побольше щитков на всякий случай, но было уже поздно. Брок хорошо понимал, что дни его сочтены, слава о мастере ядов и убийства из Клирии была хорошо известна повсюду. Скорпион уже собрался его добить, придушив своей цепью, занес удар для арканящего нападения, но его руку пробила стрела навылет — это была меткая атака Шойрила, бьющего без промаха подобно любому порядочному жителю Энроса. Брок поднялся и возобновил атаку вместе с Шаабаном. Он держался только потому, что благодаря тайным практикам адептов Храма Мечей и обучению под руководством мастера Агриппы у него образовался некий иммунитет к ядам. Достаточный, чтобы замедлить отравление, но слишком незначительный, чтобы спасти организм от него. Но чтобы биться бок о бок с Шаабаном сил у него было еще предостаточно. На сей раз ассасину пришлось уйти в глухую оборону. Тем временем Эрлингай вовсю рубился с мертвым северянином Шальерном и его братом Вагарном, пока Краух Гримбла расправлялся с их свитой — одичавшими северянами, готовыми сложить головы за своего хозяина из Азрога. Вот чернобородый северянин атаковал снова своей булавой, Эрлингай отбил удар батардом и одновременно с этим Фарендилом нацелил стремительный удар в шею врага. Тот выставил щит, но Эрлингай и не собирался отсекать ему голову. Он сменил траекторию атаки, перекрутил батардом палицу врага и высвободил пространство для укола в печень. И всадил бы врагу в бок меч, если бы не удар топора Шальерна, издавшего дикий рык, несвойственный живому человеку.

— Брат… защитить… убить… враг! — еле шевелящимся и полусгнившим языком проговорило то, что осталось от северянина.

Эрлингай отпрыгнул от удара и отвел следующую атаку мертвяка. С отводом меча он провел укол, всадив лезвие наполовину в глазницу врага. Тот лишь рассмеялся утробным смехом, поднял Эрлингая за шиворот и отшвырнул прочь. Руку Эрлингай так и не разжал — меч вырвался, разрубив часть черепа и без того потрепанного зомби. Тем временем Гримбла уже заканчивал с северянами, оставалось ему добить лишь троих.

— Гребаный стыд, против людей же воюете! — брызжа слюной, отчеканил он, — вы потеряли право считать себя сынами Севера.

— Закрой пасть, старик! — сказал молодой и мускулистый человек со светлой бородой и кудрями, — твое время ушло, мы же прокладываем дорогу в будущее.

— Ваше будущее, — вытер рот от слюны Гримбла, — это сырые могилы и черви, которые будут жрать ваши трупы.

На него наскочила с двух сторон пара юных воинов с палашом и кистенем, но Гримбла от первого удара с кряхтением, но и быстротой, увернулся, второй же он отбил, зацепив лезвие палаша промежутком меж черенком топора и лезвием топорища, словно меж зубьев вил, орудие там застряло. Гримбла крутанул топор и по инерции расколол врагу голову, другому же, едва успевшему закрыть лицо руками, он отсек голову и кисть одним ударом. Предстояло сражаться с оставшимся северянином, но его поразил Мурвак ударом топора в затылок.

— Долбаные уроды! — сплюнул он, — сколько ни бей, не собираются кончаться.

— Мать твою едрить, — кивнул Гримбла, — где этот треклятый дракон, где маги? Почему мы, трахайся оно конем, должны делать всю грязную работу?

Мурвак ощерился и покачал головой, скрипя зубами:

— Жизнь — рассадник дерьма, дружище.

Они встретились глазами и рассмеялись. Сложно было в этой гуще людей и иных существ, объединенных лишь яростной схваткой, найти столь похожих. Они кивнули друг другу и снова кинулись в бой. Остальные крестальцы же образовали прочную фалангу и пытались теснить рядом копий аколитов Заргула за ворота. Арстель приноровился к строю и стал единым целым с остальными, прикрывая себя и товарища и делая тычки орудием одновременно.

Тем временем из окна крепости спрыгнул равшар в темной рубахе с двусторонним мечом. В самом прыжке он, приземлившись, пронзил одного из солдат Карателей в область ключицы — вышел клинок меж лопаток. Далее на него побросались недавно освобожденные воины Карательного Отряда, Стакуга с рычанием выбежал им навстречу. Не успел их предводитель атаковать, как Стакуга сделал укол в грудь на опережение, пробив противнику легкое. Отшвырнув его ударом ноги, он отразил следующий удар — парными стальными дубинками, рубанул в ответ последовательным двойным ударом обоими лезвиями крест-накрест. Карателю удалось от первого отскочить, от второго — уйти кувырком назад, он попробовал контратаковать ударом дубинки в голову, но Стакуга прокатился на коленях под его ударом, разрубив ему туловище. На него собирался броситься следующий — молодой каратель — веснушчатый рыжий парнишка не старше восемнадцати лет, но его резко оттолкнули. Затем в висок Стакуги полетело острие добротного клевца. Равшар распахнул глаза и уклонился — лезвие прошло в полудюйме от его расширенных зрачков. Глоддрик набросился на равшара и принялся молотить клевцом, приправляя свои атаки точными режущими ударами клирийской сабли. Равшар отвел разворотом клинка новый выпад Ганрайского Демона, сделал шаг ему за спину, но Глоддрик был готов — резко развернув корпус, он заехал противнику рукоятью клевца по челюсти, затем же восходящей атакой собрался достать лоб Стакуги, но тот, выбив сноп искр, заблокировал эту атаку. Равшар сделал шаг назад, его прочный меч дрожал от такого столкновения. Стакуге показалось, он в кои-то веки нашел себе достойного противника.

— Подмога! Помощь пришла! — восклицала Юкиара.

Действительно — подмога подоспела вовремя. За воротами со всех сторон на воинство Заргула налегли бойцы из Храма Мечей. Бритоголовые Стражи уступали числом впятеро, но на каждого ученика приходилось не меньше десятка убитых аколитов. Удары ногами в прыжках, пробивающие доспехи пальцы, невидимый глазу в размывающей движения оружия быстроте танец боевых шестов, ганрайских клинков и копий, яростные кличи Стражей — все это лишь сминало вторгнувшихся в Ганрайские земли захватчиков так же, как серп скашивает побеги пшеницы. Седовласый Городай не носил брони. Одним своим клинком он вызывал непрекращающиеся фонтаны крови и то и дело взлетающие в воздух конечности врагов. Гуаррах же дробил кости и черепа врагов стальными кулаками или еще более сокрушительными ударами стоп и голенищ. Вот один из равшаров попытался забороть мастера силой, ухватившись за его плечи, но Гуаррах лишь вывернул его руки в локтевых суставах, а затем врезал лбом в лицо равшара, вмяв лицевую часть его черепа внутрь. Шибуи же расшвыривал в разные стороны врагов боевым шестом — оттолкнувшись им от земли, он пролетел над головами солдат вражеских рядов. Приземляясь, он угодил концом шеста в кадык предводителю северян — Вагарну, выведя его из строя, подсек ударом шеста по ногам Шальерна и пошел одарять градом ударов врагов уже со стороны крестальцев, алагаритов и Карателей.

— Старик? — прохрипел сквозь зубы Глоддрик, отшвырнув ударом ноги в грудь Стакугу, — я знал — ты придешь.

Лишь мастер Агриппа спокойно шел к воротам Гилеарда. Его, конечно, пытались остановить — один равшар набежал на него с яростным криком, размахивая ятаганом, но один удар ладонью в грудь переломал ему все ребра и отбросил на пять метров от настоятеля Храма Мечей. Мускулистый северянин попытался угодить круговым ударом старику в голову, от которого тот легко увернулся и синхронно с этим врезал ребром ладони врагу в горло, перебив трахею. Казалось, мастер Агриппа неуязвим несмотря на свой возраст, составляющий сто пятнадцать лет, и то, что ему приходилось опираться на трость. Внезапно раздался громовой раскат, сверкнула молния, а затем среди туч возникло столь ослепительное сияние, что старику пришлось прикрыть глаза рукавом, как и всем, кроме Глоддрика, который с вызовом вперился единственным глазом в небо. Точнее, в призрачное лицо императора Заргула, взиравшего на бившихся с небосвода. Его поросоль ороговевших щупалец на голове искрилась молниями, а глаза же, казалось, светились светом взрывающихся звезд.

— Что ж, проигран бой, но не война, — пророкотал его хриповатый голос, — не думайте, что этим все кончится. Я еще даже не начинал.

Лицо Хранителя Подземелий сжалось в одну точку, а затем взорвалось вспышкой непроглядного зеленого света. Бой вскоре закончился. С угасанием вспышки исчез Стакуга, братья Вагарн и мертвый Шальерн, Скорпион. Остатки рядовых оказывали сопротивление, но их попытки решительно пресекались. Вскоре бой был окончен. Больше половины армии Заргула выжило и было взято в плен. Остальных еще предстояло собрать в кучу и предать сожжению. Раздавались крики ликования, сражающиеся по разные стороны братались, обнимались и вопили во все глотки. Эрлингай толкнул Гримблу, дескать, мы с тобой прорвались. Марвол Чёрный Лев подошел к Эрлингаю и молча протянул ему руку в знаке примирения и уважения. Юкиара заключила Арстеля и Хельда в крепкие объятия и вскрикнула во весь голос победным кличем. И тут Арстель, тепло улыбнувшись, ощущая, как мурашки проходят по его спине, тело его словно наэлектризовано, понял, о чем пытался сказать Алагар, рассуждая о всеобщем братстве и согласии. Возбуждение, одолеваемое им при осознании этого, было ощутимее любых интимных утех. Кэлрен откинула челку со лба, восторженно взвизгнула и кинулась Клажиру на шее, слившись с ним в страстном поцелуе. Парень был настолько не готов к этому, что ни ответить ее объятиям, ни закрыть глаза он не сообразил.

— Эй! Здесь не бордель! — рявкнул Глоддрик, но они не слышали даже его.

— Расслабься уже, в конце концов, все мы были молоды, даже я, — рассмеялся в бороду Агриппа, подходя ближе.

— Мастер, — кивнул Глоддрик Агриппе и хромым шагом подошел к мастеру в соломенной шляпе, затем перевел взгляд на патлатого и меченосца, — Шибуи и вы, братья. Рад встрече.

Он криво оскалился, но эта ухмылка была искренней.

— Так и знал, что через столько лет увижу тебя на поле битвы, не меняешься ты, старый черт! — расхохотался Гуаррах и встряхнул Ганрайского Демона.

— Ну, подожди, — улыбнулся Шибуи, — я хоть и сражался меньше по времени, но врагов набил, бесспорно, больше.

— Мечтай дальше, — скривился Глоддрик.

Эрлингай усмехнулся и, подойдя к наставнику Стражей, сказал:

— Мы бы ни за что не справились без вашей помощи. И без поддержки Карателей.

Драконобой, который под руку вел Энмолу, раненую в бок, проговорил:

— Мы бы не смогли, если бы вы не расхреначили крепость своими взрывами, — он подмигнул Арстелю и продолжил, — и если бы эти храбрые крестальцы не освободили нас. Командору, понятное дело, было не до нас, он спешил в пекло схватки.

Глоддрик презрительно фыркнул:

— Вы только под ногами путались. Скажите спасибо, что вас не зарубил.

— Лучше бы ты порубил Стакугу Убийцу Магов, — улыбнулась Энмола.

— Порубил бы, если б тот не сбежал.

Агриппа наморщил лоб и спросил:

— А где, кстати говоря, маги? В сражении ни одного серьезного кудесника лицезреть не пришлось. Это хорошо, конечно, они бы от нас и горстки пепла не оставили, но…

— Друг мой, этот вопрос мы успешно решили, — ответил Йоши, спускаясь с крыльца главного входа в крепость, — вместе с моим коллегой.

— Полагаю, грохот взрывов и сверкание наших молний сложно было не заметить, — сказал Алагар, — так или иначе, эти трусы предпочли скрыться, нежели чем завершить начатое.

Было сложно поверить, что этот красноволосый человек, полный сил и энергии, и седобородый Агриппа, лицо которого изрезано глубокими морщинами, были вполне близки по возрасту.

— Обсудим нашу славную победу позже, — велел Йоши, — сперва помощь раненым и дань уважения павшим. Кэлрен! На тебя приходится много работы, в которой я готов тебя поддержать.

Девушка настороженно посмотрела в его янтарного цвета глаза и вопросила:

— Помощь моей наставницы, при всем уважении, была бы неоценима, ее еще нет с нами, неужто ей не удалось вырваться из плена?

Алагар подмигнул ей и, облокотившись на посох, сказал:

— Не переживай, малышка, я позаботился о Танрили, твоя горячо любимая наставница в полной безопасности.

— Но как она…

— Да не беспокойся ты! Если недостаточно серьезны заявления этого человека, то послушай меня, представителя элиты Союза, — распалялся Клажир, — твоя наставница — смелая женщина, спасшая сотни людей, уж такая-то выживет в столь несущественной передряге. Подумаешь, Варзхел что-то там захватил? Да в моей деревне каждый год ростовщик стремился отжать точку продавца зерна на рынке за неуплату долгов. Но тот же отбился от его вышибал! Вот и Танриль отбилась.

— Клажир… — она рассмеялась и снова поцеловала его в губы, — уж не знаю, отчего, но тебе больше хочется верить.

Юкиара наклонилась к Арстелю и мотнула головой в сторону деревенского паренька и юной целительницы:

— А они мило смотрятся вместе. Знаешь, говорят, первая любовь — самая счастливая.

— А по-моему, — ответил сапожник, — не имеет значения, который раз ты влюбляешься. Важен лишь угол, на который ты распахнешь дверь в свое сердце.

— Значит, чтобы измерить любовь, нужен хороший транспортир? — улыбаясь, посмотрела на него Юкиара, а затем они с Арстелем дружно покатились со смеху.

Глоддрик с удовлетворенным победой, но отчасти разочарованным, по причине того, что кончилась схватка, видом, огляделся:

— Обсудим дальнейшие действия в моем кабинете. Ты, — он указал пальцем в сторону Алагара, — меня интересуешь больше, чем остальные. Ты здесь единственный, кому я нельзя доверять.

Вскоре Архимаг, Алагар, Глоддрик, Эрлингай и мастер Агриппа удалились в кабинет командора Карательного Отряда. Люди же их приступили к стаскиванию трупов в кучу, раскапыванию братских могил и подготовке погребальных костров. Раненых отнесли в лазарет, Кэлрен пришлось достать из кладовой половину всего их с Танрилью запаса целебных средств. Пришло время зализывать раны.

***

Глоддрик описывал круги, меря комнату быстрым шагом. Йоши был спокоен подобно удаву, заложив ногу на ногу, на жестком табурете он охватывал своим взглядом сразу всех присутствующих. Алагар стоял у стены, немного покачиваясь и потирая руки, взгляд его метался с одного предмета на другой, остановился на гобелене, отображающем герб Союза и Карательного Отряда. Судя по насмешливым искоркам, плясавшим в его глазах, он считал эту символику очередным проявлением узаконенной глупости. Агриппа сел в позу лотоса на ковер у двери и, прикрыв глаза, глубоко дышал. Эрлингай облокотился на стол и, закусив губу, всматривался в облака за окном.

— Вы помогли нам. Зачем? Вы ясно дали понять моей подопечной, — скривил сухие губы Глоддрик, — что не хотите иметь с нами общих дел.

— Разногласия несущественны пред ликом всеобщей угрозы, — ответил Алагар, — так сказал мой учитель совсем недавно.

Йоши одобрительно кивнул:

— Друг мой, у тебя цепкая память.

— Мне интересно, — тон Глоддрика стал резче, — в каких отношениях деревня, в которой вы обосновались, находится со своим собственником — Союзом?

Алагар улыбнулся уголком рта и заявил, выдержав взгляд Глоддрика:

— В разорванных. Мы не признаем ни Союз, ни Аргою, ни Ганрай. У Уравнителей нет отечества. Мы — люди мира.

— Нет! — ударил кулаком по столу Глоддрик, — вас взрастил и выкормил Союз! Образовал вас. От матери своей ты тоже отрекся?

— Я не знал ее, Ганрайский Демон, — жестко отрезал Алагар, подаваясь вперед.

— А родину свою ты знал? — оскалил зубы Глоддрик, — как смеешь ты отрицать начало моей страны в моей крепости?

— Может, не будем разводить скандал? — подал голос Эрлингай, — и перейдем к решению проблем.

Агриппа молчал, в медитативном трансе он наблюдал за перепалкой блюстителя закона и мага-сектанта.

Алагар, игнорируя реплику Эрлингая, ответствовал:

— Чтобы построить достойное будущее для мира, следует подняться над приобретенным и навязанным. Союз, Аргоя, Ганрай — не более, чем рисунки на тряпье, нас с детства учили почитать эти знамена, но они лишь разобщают нас, делают зависимыми, слабыми. И заставляют раболепно кланяться безнадежным правителям, что не ударили палец о палец, чтобы…

— Довольно, — процедил сквозь зубы Глоддрик, — я призвал бы к ответу тебя и твоих людей за одни эти слова. Из уважения к твоей помощи я отложу этот вопрос на будущее. Ближайшее.

Йоши-Року поднялся со стула и подошел к окну:

— Эрлингай прав, друзья мои, — сказал он, всматриваясь на копошащихся на тренировочной площадке людей, сжигавших трупы павших, — оставим склоки и перейдем к решению проблем. Заргул набирает силы. Его тело скоро будет готово к ритуалам, и он воплотится вновь. Но у нас еще есть время — можно нанести удар Союзными войсками в самое сердце Азарельда. Они не ждут атаки, они к ней не готовы.

Эрлингай повел плечами и, скептически склонив голову, протянул:

— Даже не знаю, осилит ли это один Союз, мы ведь не знаем расклада сил врага.

— Друг мой, как любит повторять мой ученик, — улыбнулся Йоши, — все мы братья и сестры. Поддержка моего народа вам обеспечена. Убедить короля скиарлов, властелина морей, Рейгена Саламандра поддержать нас своим несокрушимым флотом для меня посильная задача. Хинарею Бесстрашную, царицу крылатого народа, властительницу Звездного Града склонить к сотрудничеству будет еще проще. Даже до равшаров можно достучаться, если ты поверишь, что и они могут стать твоими братьями. Вместе мы победим.

Глоддрик хмыкнул, молча кивнул и сказал:

— Поддерживаю. Готов взять на себя Эанрила Третьего. Армия Союза будет наша.

Агриппа открыл глаза и его тихий голос привлек внимание всех сразу:

— Вместе со Стражами, разумеется.

— Разумеется, друг мой! — воскликнул Йоши, — вот видите, какое между нами понимание, если задать разговору нужное направление.

Алагар развел руками:

— Я только за сближение, враждебность, — он махнул рукой в сторону Глоддрика, — противоречит моим убеждениям. Возможно, за кружкой хмельного пива разговоры пойдут в более дружелюбной атмосфере. Приглашаю всех присутствующих — Стражей, Карателей, своего наставника и кронпринца Аргои в Крестал! Победа слаще, когда ее отпразднуешь с братьями по оружию.

— Эх, хорошая идея, — сказал Йоши, — хоть я и отжил свое, но маленькие радости жизни ценны всегда. Я бы пожил в вашей деревни с год, если бы не, — он задумался, пытаясь придать подходящее описание насущным проблемам, но решился сказать, как есть, — нависшая угроза вторжения горхолдов. Но чего нам бояться, если мы сплотимся? Даже если мы соберемся в Крестале, у нас есть шансы отбиться от Заргула, разве нет? В конце концов, здесь мы их победили.

Прочная вера в то, что этот мир можно спасти, став единым целым, воцарилась в душах наших героев. Стоит отдать им должное — каждый из них, осознав это по-своему разумению, сделал широкий шаг к постижению гармонии с миром.

***

Крестальцы не стали закапывать Кёрка в братскую могилу. Каждый из них счел бы такое решение кощунством, ведь так хорошо знакомый им староста всю жизнь провел в Крестале и заслужил полное право лежать в своей родной земле. Карен тихо плакала, Мурвак тихо выругался:

— Подлая же сука эта война! Забирает лучших, а оставляет лишь куски дерьма вроде меня. Лучше бы я склеил ласты вместо него.

— Еще успеешь, — сказал Ропхиан, — все мы там окажемся. И встретим Кёрка. Помянем же этого славного человека добрым словом.

Тело его накрыли простыней и оставили в госпитале на незанятых носилках. Единогласным решением старостой Крестала избрали Арстеля:

— Какой из меня староста, о чем вы? — отмахивался он, — я и вполовину не такой, каким был Кёрк.

— И правильно! — сказал Хельд, — Кёрк был такой один. А ты — наш Арстель. Самый отвественный парень на деревню, добрый друг и славный штопальщик подошв. Прими то, что тебе причитается и не петюкай.

— В кои-то веки ты, Хельд, говоришь по делу, — рассмеялась Карен, — лучше Арстеля и правда не найти никого.

Сапожнику оставалось только смириться. Но Кёрка, которого он знал с малых лет, с которым они вместе рвали яблоки на соседских огородах, с которым ели и пили у Хельда, обсуждали бродяг, забредших в Крестал, с которым они видели друг друга каждый день целых тридцать лет, этого Кёрка, преданного друга и настоящего старосты Крестала, будет не хватать всем жителям этой славной деревни.

Брок страдал от жара, он проваливался в забытье. Весь в холодном поту с дрожащими руками он распластался на матрасе. Кэлрен делала ему компрессы и вливала целебную настойку в рот, но безрезультатно — отрава с оружия Скорпиона работала безотказно, уничтожая сильный организм ганрайского воина. Он то и дело заходился кашлем и отхаркивался кровью, которую сидящая подле Кэлрен Юкиара уже устала вытирать с его подбородка. Бандана его была брошена в углу, ежик коротко стриженых волос не был покрыт ничем, кроме компресса с травами.

— Юки… ты еще тут? — еле выговорил мужчина.

— Да, Брок, — она нежно погладила его руку, сдерживая предательские слезы, — я с тобой. Уравнители своих не бросают, ведь так?

Брок выдохнул и улыбнулся, превозмогая боль, но снова зашелся кашлем. Восстановив дыхание, он снова заговорил:

— Мы защитили Ганрай… Юки… представляешь? Без… Аргои… долбаного короля… пошел он…

Юкиара утерла нос, всхлипнула и кивнула:

— Конечно! Пошел он в Азрогово пекло. Ты защитил Ганрай. Защитил мою родину, меня. Ты сражался, как герой, Брок.

Брок рассмеялся, едва сдержав кашель. Приоткрыв глаза, он попытался сфокусировать взгляд. Вдруг он схватил Юки за плечо, поглаживая его, он приподнял ее подбородок и заглянул девушке в глаза. Она не сопротивлялась.

— Юки… Знаешь, а я ведь… Так и не сказал тебе… Думал, еще представится случай… — он издал хриплый смешок, который снова вызвал приступ лающего кашля, — но я любил тебя с самого… дня нашего знакомства…

— Брок… — давясь слезами, она прижала его руку к своей щеке, прикасалась к ней губами, — я знала это. Прости, что не смогла дать того, что ты искал.

— Это… ерунда… Ты подарила мне больше… чем любовь… дружба, она первичнее любви… да и потом… ты любила меня… как… брата… — на этом слове он смолк, глаза остекленели, лицо застыло и приняло столь пустое выражение, что может быть свойственно только тому, кто ушел в лучший мир.

Юки залилась рыданиями, и лишь Кэлрен была рядом и могла утешить. Так, в крепких объятиях, приглушенном плаче Юкиары и успокаивающем бормотании целительницы, девушки просидели до глубокой ночи.