Звездный Град по праву считался самой нетипичной областью обозримого Ранкора. Огромная скала о пяти концах возвышалась над морскими просторами, волны веками выбили в подножии гор гроты, возле которых ютились корабли крылатого народа. На самой же скале были разбросаны цитадели подобно гнездам, соединены они не были ничем, крылатому народу лестницы или мосты были без надобности. На путях от одной крепостной постройки к другой сновали летающие фигуры флорскелов. Строения не были оснащены противоосадными орудиями, да и ворота, как и стены, не отличались прочностью. Но чего было не занимать флорскелам — это стремлению к роскоши и изяществу. Все стены крепостей были украшены позолоченными рисунками, в которых были отчеканены величавые птицы и драконы, с которыми себя ассоциировали гордые жители Звездного Града. Обилие драгоценных камней, инкрустированных в стены, поражало глаза путников из других краев, привыкших к бедности и простоте в архитектуре. На вершине горы, во впадине, что находилась между двумя пиками скалы, находился крупнейший дворец, в котором жила царица Хинарея Бесстрашная. Сложенный из мрамора, изукрашенного позолотой и россыпями обработанных искуснейшими ювелирами камней, дворец покрывал купол, представлявший собой мозаику из скрепленных кусков стекла разного цвета, которые представляли собой изображение летящего с воодушевленным видом Гартхаэла Громовержца — первого царя крылатого народа, того, что осмелился бросить вызов этой неприступной скале и покорить ее, построив здесь первое жилище — хлипкую лачугу, на месте которой сейчас возвышался дворец, выстроенный в его честь.
Это великолепие произвело разное впечатление на странников, прибывших к расписанным самоцветными рисунками двух парящих орлов врат дворца Хинареи. Йоши-Року, родившийся столетия назад в сокрытой в дремучем лесу деревне — скоплении землянок, плетеных из веток, корней и лиан, относился к вычурности жилищ флорскелов со снисходительным безразличием. Взглянув на отражающую солнечные лучи в своем блеске золоченые и украшенные ониксовыми пластинами стены, видел хаглорианец лишь преходящую красоту, которую время неизбежно разрушит. Это было сравнимо, по мнению мага, с женской красотой, которая позволяет обладательницам в самые юные годы побуждать мужчин на безумства, но с такой же стремительной силой увядает с годами, с песчаными замками, что любила лепить на морском берегу ребятня в Клирии, которые могли быть красивее многих произведений именитых скульпторов, но неумолимо омывались волнами, после чего рассыпались в обычную кучу намокшего песка. Думая о волнах, Йоши вспомнил о надвигающейся войне, которая может в один прилив смести все, в том числе эти художества флорскелов, и не оставить живого места. Эрлингай видел в этом буйстве красот безвкусицу и одержимое желание крылатых показать свое могущество, выставив на всеобщее обозрение богатства. Глоддрика раздражал слепящий его единственный глаз блеск, отражаемый позолотой от солнечных лучей, морщась, он критическим взором оглядывал эти дворцы с презрением качал головой, видя, насколько слабы стены флорскелов. Глоддрику подумалось, что при большом желании Союзная армия могла бы взять эти стены на приступ, даже будучи измотанной многочасовым лазаньем в гору. Алагар же ощутил прилив того самого праведного гнева, который привел его к созданию Братства Уравнителей. Вспоминая обмазанные грязью трущобы аргойских и ганрайских бедняков, он с ненавистью взирал на хоромы крылатого народа, погрязшего в мании величия. На миг ему подумалось после войны собрать вновь сторонников, чтобы реквизировать имущество крылатых, чахнущих над богатством подобно спящему дракону, и раздать его жителям Союза, которым порой не хватало денег даже на еду. Вот их впустили во дворец, изнутри стены, уставленные золочеными подсвечниками, были обиты перламутром, а мозаичный пол уставлен плитками всех цветов оникса, малахита, мрамора и остальных благородных пород камней. Встретил их крылатый церемонийместер — стройный и седовласый флорскел пожилого вида, одетый в фиолетового цвета мантию, вышитую золотой нитью в виде рисунков переплетающихся ветвей цветущей яблони, на которой сидели сверкающие птицы, шитые нитью серебряного цвета. Лицо его было худо, вытянуто, обрамлено зачесанными назад длинными седыми волосами. Благородные черты его лица несколько отстраненно, как подобает склонным к высокомерию и снобизму, расплылось в фальшивой улыбке, однако в виде старого крылатого мага было зримо неподдельное уважение к мастеру и его спутникам.
— Мастер Йоши! — старик, продолжая парить в воздухе, отвесил церемониальный поклон, — что привело тебя и этих благородных людей в столь неожиданный час?
Эрлингай из почтения поклонился, Глоддрик коротко кивнул, Алагар же демонстративно воздержался от приветственных жестов. Йоши кивнул своему бывшему ученику и ответил:
— Урандалл, друг мой. Подозреваю, что ваш славный народ еще не омрачали своим прибытием послы из далеких земель Азрога.
Урандалл сдвинул брови и с напряжением в голосе, словно готовился отразить чье-то нападение, ответил:
— Последние годы покой моих родичей никем не был нарушен. Однако до нас дошли вести о возвращении давно забытого всеми врага.
— И вы предпочли отсидеться в своих дворцах, пока другие будут бороться, как я вижу, — сказал Алагар.
Глоддрик дернулся в его сторону и собрался одернуть, хотя понимал, что в своих обвинениях красноволосый был близок к правде.
— А ты так и не научился почтению, — с насмешкой сказал Урандалл, — я до сих пор не возьму в толк, почему мастер не вышвырнул тебя за порог за дерзость еще в первые дни ученичества.
Глоддрик с отвращением оскалился и процедил сквозь зубы:
— Как базарные бабы!
Ганрайский Демон шагнул вперед и обратился к послу, прищурив единственный глаз во взгляде вверх:
— Ты знаешь, зачем мы здесь. Веди к Хинарее.
— Если Ее Величество не слишком занята, разумеется, — учтиво добавил Йоши.
Урандалл кивнул и велел следовать за ним. Он взлетел вверх и дождался, пока все не поднимутся по винтовой лестнице. Перед входом в тронную залу придворный маг предостерег:
— Боюсь, царица не сильно настроена на сотрудничество. Так что не ждите слишком многого от этих переговоров.
— А мы ее спрашивать не будем, — твердо ответил Глоддрик.
***
Тронная зала была обставлена не менее вычурно, чем холл на нижнем этаже. Вот только эмблемы королевского рода, сцены, изображающие исторические события, к примеру, Гартхаэла Громовержца и Ранкора Несокрушимого, стоящих на земляном валу, держащих копье и меч и с вызовом смотрящих в лицам врагам, были изображены на стенах в виде рисунков из мелких самоцветов, идеально ограненных мастерами ювелирного дела. Йоши-Року прижал руку к сердцу и поклонился рисунку зеленоволосой девы в рваном платье на стене:
— Да поможет нам всем Анлариэль, — сказал он.
Хинарея восседала на троне. Массивное позолоченное кресло, усеянное рубинами, сапфирами и изумрудами, уставленное бархатными пуховыми подушками, было слишком велико для хрупкой крылатой девушки. Ее бледная кожа, острое лицо, выражавшее некоторую благородную отрешенность, как у мученицы, но вместе с тем и горделивость, присущую степному орлу, высматривающему добычу в поле, зеленые глаза с кошачьими зрачками, черные волосы, перевязанные широкой лентой из золотистого шелка, были зачесаны назад. Одета царица была очень просто — в противовес окружающей обстановке, в кожаную куртку с множеством карманов, обтягивающие брюки из сукна, окрашенного в коричневый цвет, берцы, более подходящие для рядового, чем для молодой царицы. Ни скипетра, ни короны на ней не было, казалось, будто это несущая караул стражница в отсутствие настоящего правителя осмелилась присесть на трон и почувствовать себя особой королевской крови. Украшали ее нежные на ощупь крылья, которые были цветом точь-в-точь как скорлупа жемчужной раковины. С достоинством глядя на приближавшихся к ее трону, она молвила:
— Гости из дальних земель? — перекинув ногу на ногу, она добавила, — что ж, флорскелы всегда готовы выслушать тех, кто в этом нуждается.
Даже эту фразу она произнесла с гордо поднятым хрупким подбородком, пытаясь доказать скорее самой себе, что она нужна этим людям больше, чем они — ей и ее народу. Алагар по настоянию своего учителя не двинулся в тронную, оставшись изучать окрестности дворца — скопления почти так же украшенных изразцами поместий именитых семей крылатого народа, что, в отличие от бедных, ютившихся у подножия, взгромоздились на вершину скалы. Мастер боялся, что Алагар, в душе которого горел огонь страсти к борьбе со всем, что ему казалось проявлениями зла, что бывший наставник Братства Уравнителей своими резкими и громкими речами с успешностью сделает Хинарею недругом как самим парламентерам, так и альянсу, который они представляли и в который хотели пригласить крылатый народ.
Йоши поклонился Хинарее и, пожелав ей счастливых лет правления, кратко изложил историю о том, как Заргул ворвался на пиршество в честь помолвки принцессы Аргои, убил казначея и потребовал от Союза покориться своей воле и предоставить свои земли и людей в полное распоряжение Азрога. Глоддрик отчаянно желал, чтобы нудная, по его мнению, речь Архимага скорее кончилась и можно было бы задать правительнице крылатых конкретный вопрос о том, готова ли она присоединиться ко всеранкорскому альянсу. Эрлингай же, наоборот, следил за мимикой царицы, ее реакцией, с сожалением он сделал вывод, что ее насмешливо-скептическое выражение лица будто говорило: «Вот и вся ваша суть, дорогие соседи — являетесь лишь тогда, когда вам что-то надобно от моего народа, но сами и палец о палец ради нас не ударили!». Когда Архимаг Йоши закончил и осведомился о готовности Хинареи вступить в альянс, она покачала головой и с недоверчивой ухмылкой сказала:
— А в чем смысл создания альянса? Я так поняла, что Союз хочет подтянуть к своим землям побольше воинства за чужой счет, чтобы, прикрывшись остальными, спасти свои земли и богатства.
Йоши глядел на нее, как на пустоголовую и безнадежную дуру, которая совершенно незаслуженно занимает столь высокий пост и снисходительно разъяснил:
— Если Ваше Величество заметили, ваш покорный слуга родом из Хаглоры. Также Вашему Величеству должно быть известно, что родина хаглорианцев не является колонией Союза людских царств, следовательно, у меня нет никаких причин отстаивать интересы непосредственно Союза.
— Тогда почему вы, господин Архимаг, явились в сопровождении двоих выходцев из Союза? — ехидно усмехнулась Хинарея, — быть может, вас там неплохо прикормили? Конечно, хлеб надо отрабатывать, я понимаю.
И тут Глоддрик вскипел, с хрустом сжал кулаки и рванулся вперед, вбежал по лестнице к трону и навис над бедной крылатой девушкой, в исступлении вжавшейся в свой трон. Она на миг съежилась, как побитая собака, будто ждала удара, но тут же оправилась и с деланым достоинством взглянула Глоддрику в его горящий гневом алый глаз, искаженное гневом лицо, на котором прорезались года в виде морщин и, вытянув голову, с деланой улыбкой ждала, что он скажет:
— Если вы нас кинете, — едва ли не с рычанием оскалив зубы Глоддрик наклонился, ухватившись руками за подлокотники и смотрел на Хинарею в упор, — горхолды нанесут тебе, безмозглая курица, личный визит. Хочешь, чтобы из кожи с крыльев твоих сородичей делали сапоги для красноголовых? Или думаешь, что окопаетесь на скале — и все будет как надо? Не будет. Ученикам Калтахина Великого пришлось пожертвовать собой, чтобы остановить Заргула. Крутые утесы не спасут твои гребаные дворцы.
Глубоко дыша, она глядела ему в глаза, но не могла и слово молвить. Чувствовала себя Хинарея как дичь, схваченная мертвой хваткой пасти хищника. Парализованная страхом, в одном глазу этого воина ей показались всполыхи адского всесжирающего пламени, десятков битв и гор трупов, которые, подобно огню, привидевшемуся царице флорскелов, сожгли сотни противников и союзников Ганрайского Демона, как и медленно пожирали его человеческое существо.
— Друг мой, Глоддрик, — Архимаг в мгновение ока оказался возле них и похлопал по спине Глоддрика, — не стоит обращаться с правителями подобно с преступниками, коих допрашивают в Гилеарде.
Глава Карательного Отряда отряхнул кольчугу, под которой скрывалась мешковатая рубаха из грубого серого сукна и отошел от Хинареи на два шага:
— Я военный человек. С дипломатией разберетесь сами, — быстрым шагом он удалился из зала и захлопнул за собой дверь с такой силой, что косяк треснул.
Йоши медленно склонил голову, но в этом жесте не было покорности, лишь сожаление:
— Приношу глубочайшие извинения за причиненные неудобства. Пойдем, Эрлингай.
Так они оставили перепуганную и терзаемую сомнениями царицу наедине со своими мыслями. Когда Эрлингай, уходя, повернулся в ее сторону, она отсутствующим взглядом смотрела себе под ноги и, тихо всхипывая, утирала слезы.
***
К вечеру гости порешили, что кто-то из них должен будет снова попытаться убедить Хинарею сотрудничать. Йоши хотел применить магию убеждения и воздействовать на разум юной крылатой девы, но Эрлингай настоял, чтобы ему дали возможность побеседовать с царицей флорскелов. Архимаг куда-то телепортировался и не показывался до конца дня в окрестностях этих скал, Алагар же, устав бродить по округе дворца и замечать на себе косые взгляды парящих над головой местных жителей, что было ожидаемо — красноволосый, бледнолицый человек ростом почти в два метра, вооруженный магическим посохом и одетый как бродяга был здесь как темнокожий среди северян. Алагар нашел лаз в одну из пещер в скалах, где провел день до ночи в размышлениях.
Эрлингай, проходя мимо дворца, заметил, что Хинарея слетела с балкона и, проплыв высоту в сто метров, опустилась в сердце дворцового сада аккурат рядом с фонтаном, изображавшем расправившего крылья дракона, что выплевывал мощную струю воды вместо потоков пламени. Крылатая дева ходила возле рядов цветущих деревьев и изредка прикасалась своими тонкими пальцами к ветвям, будто хотела проверить, явь это все вокруг или ей снится. Эрлингаю ничего не стоило зайти на территорию сада и изобразить, что он зашел сюда по позыву собственного интереса и не ожидал встретить молодую царицу.
— Ваше Величество, — сделал широкий круговой жест рукой Эрлингай в поклоне, — позвольте заметить, что одна эта расцветшая акация возле вас стоит всех сверкающих позолотой дворцов этой земли. Этот сад прекрасен в своем естественном великолепии и мимолетности собственной красоты.
Хинарея слегка улыбнулась и, не глядя на Эрлингая, продолжала теребить в руке гибкую молодую ветвь яблоневого дерева.
— Его посадил еще мой дед, а отец на протяжении всей жизни ухаживал за деревьями и цветами, лично их поливая. Жаль, мне не хватает терпения и постоянства. А, может быть, я слишком черства для того, чтобы проникнуться желанием ухаживать за ними?
Рыцарь Аргои промолчал. Хинарея в своем словоизлиянии скорее обращалась к самой себе, чем к нему.
— Я даже о растениях позаботиться не могу, что говорить о подданных, которые каждый день кланяются мне, называют Величеством и готовы отдать жизнь за то, чтобы я продолжала полировать трон своей задницей.
Эрлингай не собирался ее переубеждать и пытаться вселить веру. Пусть выговорится — думал он. Все равно от своего долга и судьбы ей не уйти. Как и от обязанности не бросить Ранкор в час нужды.
— Ваше Величество Хинарея, — молвил он после непродолжительной паузы, — мне очень жаль, что переговоры прошли столь нескладным образом. Не серчайте на Глоддрика, он пережил слишком многое для смертного. К тому же, уверен, оскорбить вас на уме у него не было, наш друг слишком беспокоится о судьбе мира, — хотя по факту Глоддрика больше заботила участь Союза, — вот и проявляет такую… настойчивость на переговорах.
— Я заметила, — с горькой усмешкой сказала Хинарея.
Они продолжали наматывать круги вдоль клумб и рощ.
— Известно ли вам о том, что равшары часто нападали на Союзные земли? — не услышав ответа, он решил, что царица ждет продолжения, и развил мысль, — вот только их племена набегали поодиночке, отчего пограничным силам легко удавалось обратить в бегство орды буйных дикарей. Но был среди бесчисленного множества их вождей один, который нашел способ объединить бесконечно враждующие фракции и направить воедино, подобно увеличительному стеклу, что собирает луч солнца и прожигает им дерево, свой народ на земли Ганрая. Я был в те годы слишком мал, чтобы пойти на фронт, об этой войне куда лучше известно Глоддрику, но могу сказать одно. Стоило равшарам объединиться — и Союз дрогнул. Наши великолепно обученные легионеры, вооруженные с головы до пят в отличие от практически голых варваров, разбегались под напором их ватаги. И только после того, как юный Глоддрик убил вождя Кратара Рокового, их наступление пошло прахом, ведь именно он скреплял союз племен, которые сразу же передрались после убийства вождя. И как только они пошли друг на друга, армия Союза снова разогнала равшаров как стаю голубей. Понимаете, к чему я веду?
Хинарея провела рукой по колышущемуся водному зеркалу фонтанного резервуара и кивнула.
— Вы не имеете право отвергнуть нас. Хотя бы из долга перед своим народом.
— Пожалуй, что я и вправду вела себя глупо. Видишь ли, я была очень молода, когда отец умер и мне пришлось унаследовать престол. Никто не спросил, хотела ли я этого или готова ли была. То же самое и с этой войной.
— Вы знаете, я бы хотел с юности вести вольную жизнь странствующего рыцаря, быть ближе к народу, обойти весь Ранкор. Но грянула Северная война, затем я узнал, что являюсь внебрачным сыном покойного Ганзарула Второго, и долг позвал меня стать начальником королевской стражи. А теперь наш всеобщий долг — выиграть войну за будущее этого мира, чтобы те, кто придет в него после нас, не прозябали в рабстве и угнетении со стороны обезумевшего от темной силы подземелий народа Азрога. Сейчас темное время, Ваше Величество, в которое следует быть готовым ко всему. А следовать желаниям в такой век — непозволительная роскошь.
Хинарея молча кивнула, она смотрела, не отрываясь, на расплывающееся свое отражение в водной глади, словно хотела саму себя спросить, дескать, давай, чего же ты ждешь.
— Было честью наслаждаться вашим обществом и гостить в этом прекрасном краю, — Эрлингай направился к обитой себеряными узорами калитке, но не успел отворить ее, как Хинарея окликнула его:
— Благородный рыцарь, стойте!
— Да, Ваше Величество?
На сей раз она вновь приобрела то горделивое достоинство и расправила крылья, будто готовилась воспарить к небесам:
— Флорскелы явятся на подмогу.