Хранитель подземелий - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 31

Глава 29: «Битва за Ранкор»

Солдаты стояли на каменной кладке за массивными зубьями в половину человеческого роста, наблюдая, как полчища горхолдов подползают к подножию стены Вархула бесперебойным потоком моря красных рук и голов, ощетинившегося пиками и остриями зубчатых клинков, точно морская пучина, кишащая змеями. Штандарты Союза и Ганрая гордо реяли над центральным фортом в стене и рядом сигнальных башен.

— Стелки — к бойницам! — оглушительно ревел Глоддрик своим сиплым голосом, быстрым хромым шагом огибая стену по всей длине, — пехота — копья наперевес и щиты перед собой, готовиться к отражению атаки! Катапульты — сколько вас еще ждать?!

Один из рядовых, державший в руке гаснущий факел, потянулся к бочонку масла, но получил по стальной каске такую затрещину от Глоддрика, что чуть не свалился за стену на наконечники вражеских пик.

— Болван! — рявкнул Глоддрик, — они даже не подошли!

Эрлингай удостоверился, что створки ворот надежно забаррикадированы балочными подпорками и громадными валунами, после чего махом взбежал по лестнице на стену, обнажил Фарендил и окликнул своих подданных:

— Именем рода Акреилов, честью Союза и жизнями людей, вверенных в мои руки Илгериасом клянусь, что скорее потеряю последнюю каплю крови, чем отступлю хоть на шаг от стены!

— Да здравствует король! — кричали Каратели и солдаты.

— За Союз! — ударил кулаком по нагруднику старый Керрис Галарт.

— За будущее! — щербато осклабился Гримбла, поднимая двуручный топор.

— Отправим этих тварей в ад, — сказал Глоддрик сам себе, в общем гаме и шуме его никто не услышал.

Тем временем в кипе копошащихся солдат крестальцы проявляли не меньшее рвение в подготовке к отражению атаки. Арстель мысленно благодарил судьбу за то, что ему уже довелось побывать в переделках, пусть и не такого масштаба, как разворачивающаяся битва, но держать оружие и рисковать жизнью для него было не впервой, а присутствие родных сердцу односельчан, близкого друга и дорогой его душе девушки придавало веру в то, что для него это не может кончиться плохо. Сапожник ощутил, как его руку мягко стиснули тонкие женские пальцы. Юкиара светилась неколебимой решимостью, смешанной с благородным чувством любви и готовностью прикрыть Арстеля своим телом от шальной стрелы или копья при необходимости.

— Я с тобой, Арстель, — сказала девушка, — хочешь ты этого или нет.

Он крепче сжал ее руку и, встретившись с ее полным блаженной преданности взглядом, ответил:

— А я — с тобой, Юки, — в этот момент он мог бы заключить ее в объятия и поцеловать, Юкиара была бы только за, но Арстель никогда не был безнадежным романтиком, зато в дружбе едва ли нашлось бы много людей лучше него.

— А я да пребуду со всеми вами! — воскликнул Хельд, серьезность которого будто улетучилась, уступив место бесшабашному фатализму — единственному пути преодоления страха, который знал крылатый трактирщик, — не переживайте, в Йорхэне вы от меня никуда не денетесь. Надо будет там филиал Желудка Дракона открыть, надеюсь, там нет конкурентов.

Всех женщин, кроме целительниц, включая крестальских — Карен, священнослужительницу Канарию, незрелую Наяру — эвакуировали по подземному ходу вместе с остальными беженцами. Шаю-Кишру не было видно, как и любая хаглорианка она была хорошей травницей, почему и могла принести неоценимую пользу во врачевании и спасении жизни раненных в бою солдат.

— Подкрепление, видать, не подойдет, — процедил сквозь зубы Мурвак и, опираясь двумя руками на копье с ржавым наконечником, сплюнул за стену, — напились, походу, или остались в каком-нибудь публичном доме, чтоб их всех!

Клирийский библиотекарь Клуатак неодобрительно сощурил глаза и сказал:

— Слово короля стоит дороже его жизни, Мурвак. Они прибудут на подмогу, я уверен.

— А может, это у них тактика такая? — предположил плотник Харал Глыба, взводя огромную баллисту, уже заряженную гарпуном, — нас на передовую для боя на измор, а потом накинутся на уставших красножопых и поставят их раком.

— А мы, значится, пушечное мясо? — негодовал Мурвак, — я на такое не подписывался.

— Тебя никто и не спрашивал, — рассмеялся Хельд, — я даже никогда не спрашивал тебя, что ты будешь заказывать, а приносил какие-то третьесортные отбросы из кладовой.

Тем временем Ревиан Гувер уже стоял на одном колене и приводил в боевую готовность арбалет. Высунув его, заряженный крепким болтом, меж зубий стены, он прицелился в горхолда, что верховодил процессией, несущей таран с вырезанной головой Заргула на конце, к воротам. Затем сменил цель и метким выстрелом пробил грудь одному из несших таран посередине — его упавший под ноги несущим хвост пробивного орудия создал горхолдам сильные неудобства, отчего ведущему процессию горхолду пришлось бросить свое копье, оттаскивать труп и занять место бесславно павшего товарища.

Клажир стоял подле Ревиана и трещал без умолку. Так он боролся со своим страхом.

— Как вы его славно подбили, господин Гувер! Вот бы с каждым так — поскорее вернусь к своей Кэлрен, утру ей слезы и отведу в Козьи Загоны, эх, заживем счастливо — и так до самой старости. Хозяйство в деревне-то без меня, поди, совсем запущено, заросло все, как мои яйца, хоть Кэлрен и просила меня без конца там побрить. Сколько ж этих уродов-то, они, вон, отсюда на всю равнину, по склону холма и чуть ли не до первых деревьев у гор топчутся сюда. Как мы их…

— Подай болт, Клажир! — скомандовал Гувер.

Клажир, спохватившись, дернулся, подбежал к стойке со стрелковыми орудиями, достал новый заряд и, не прекращая балаболить, направился с ним к Ревиану.

— Между прочим, я тоже не самый плохой стрелок! Один раз я кинул камень нашему сторожу в окно — так угодил ему прямо в глаз. Хотя он, правда, спал, лежал себе на раскладушке недвижно, но все же. Хотя было это в мои десять лет, в свои нынешние двадцать я, может, растерял свою твердость руки, но мог бы…

Пока он говорил, ряды Азрогианских стрелков присели на колено со взведенными арбалетами и под команду Рокузана дали залп. На мгновение небо закрыла темная туча, напоминавшая осиный рой, вот только осы эти несли смерть в отличие от простой боли.

— Щиты! — заорал Глоддрик, укрывшись щитом за зубьем бойницы — может, он и любил испытывать себя на прочность и чувствовать, что его жизнь висит на волоске, но было это в тяжелых и неравных боях, но ганраец не был умалишенным и тем более самоубийцей.

Юкиара дернула Арстеля и Хельда к земле, все трое укрылись за зубьями. Солдаты же ровно прикрылись щитами. На защиту Эрлингая рядом с ним стоящие Каратели, которым Глоддрик дал приказ защищать жизнь короля любой ценой, образовали обитыми сталью щитами строй черепахи с непробиваемым панцирем. Чернодревковые болты горхолдов по большей части отскакивали от камня стены, высекая искры и выбивая крошево из нее, вонзались в щиты солдат, правда, несколько десятков воинов, которым не хватило расторопности, все же выкосило. Среди них был Клажир.

Ревиан Гувер с падающим сердцем лицезрел, голова юноши дернулась назад с гулким стуком и хрустом кости, болт оказался аккурат между глаз болтливого парня. Стрела пробила череп Клажира и вошла прямо в его мозг. Спустя миг он накренился, перевалился через зубья и неуклюжим кувырком обрушился вниз. Раздался всплеск мутной воды во рву, в котором упокоилось его тело. Несколько секунд назад рот его по-прежнему не закрывался, но теперь Клажир замолк навсегда. Гувер представил себе несчастное лицо Кэлрен, как она зайдется прерывистыми рыданиями, будет рвать на себе светлые волосы и всю оставшуюся жизнь прокручивать в голове бесконечные монологи своего возлюбленного. Это может быть неплохой идеей для нового романа — пришла мысль Гуверу, но он тут же осудил себя за это. На сочувствие тоже не было времени. Он взял болт, который выпал из руки Клажира, зарядил арбалет и выстрелил снова, выбив еще одного из несших таран горхолдов.

На стену были заброшены крюки, одна за другой ставились лестницы. Хотя в целом армия Заргула была прекрасно обучена, не теряла строй и давала залпы или шла в атаку четко согласно приказаниям, но у стены естественным образом их орда образовала бесформенную мешанину. Закованные в латы щупальцеголовые толкались, рвались к лестницам, закидывали веревочные крюки кто куда горазд и как умели карабкались на стену.

— Поджарим их! — проорал Глоддрик, вырвал факел из рук стоящего рядом молодого бойца, швырнул в чан с горючим маслом и пинком ноги опрокинул его.

Огненный водопад вылился на головы воинов Заргула, столпившихся у стены, вой подожженных красноголовых заглушил боевые кличи лезших на стену и готовящихся к обороне, некоторые лестницы были подожжены, другие откидывали солдаты. Воины Союза лили огонь на горхолдов по примеру Глоддрика, валуны с катапульт стены врезались в красную толпу, оставляя там кровавые борозды с треском костей прислужников Многорогого. Горхолды продолжали штурм. Те, кто бил тараном в ворота, сдались, поскольку их одного за одним отстреливал Гувер и иже с ним, а ворота никак не поддавались, бросили таран и с остальными полезли на стену. За стеной стояли энросцы во главе с молодым Шойрилом, лучники под его равномерно раздававшиеся команды синхронно выстреливали, рои стрел сыпались за стену, кося горхолдов, но их будто даже не становилось меньше.

Первый краснокожий взобрался на стену у ног Арстеля, алые глаза слуги Заргула смотрели с ненавистью, Арстель же собрался с духом, занес копье, но в висок врага прилетел хлесткий удар шипастого грузила на цепи Юкиары, череп его был проломлен, а сам горхолд покатился кубарем по лестнице, рассыпая товарищей в стороны.

— Говорила же, что прикрою! — подмигнула Арстелю Юки.

Хельд ловко перекрутил в руке жезл, попытался заклятием телекинетической ударной волны отбросить лестницу от стены, но не вышло, тогда он взялся за копье и, используя его как рычаг, опрокинул лестницу, которая с вопящими горхолдами обрушилась на стоявших на земле. Но все больше и больше красноголовых оказывалось на стене и вступало в бой с защитниками Вархула.

Керрис Галарт фехтовал безупречно. Стоя на передовой с мечом в руках бок о бок с Эрлингаем старый вояка в несколько секунд перефехтовал горхолда с алебардой, рывком увернувшись от укола и пронзив мечом его брюхо. Следующий с двумя мечами попытался ударить восьмеркой, но Керрис Галарт, несмотря на боль в коленях, крученым резким движением отбросил один меч врага, другой заблокировал восходящим защитным приемом, после чего рубанул врага наискось. С разрубленным туловищем горхолд упал под ноги сражающимся, об его труп споткнулся следующий из залезших на стену красноголовых, падая, неуклюже он оттолкнул лестницу, что заставило остальных из тех, кто лез или почти залез рухнуть под стену или в ров вместе с ним.

Крестальцы сражались ровным строем, прикрывая бока друг друга. Цепь Юкиары мелькала, обезоруживая горхолдов, шипы резали им глотки, а наболдашник цепи ломал кости и крошил черепа. Девушка была грациозна и ловка точно пантера. Арстелю она даже и сражаться толком не давала, сапожник лишь закрывал щитом от ударов Хельда и равшара-Гранаша, изредка тыча копьем в горхолдов, но по большей части его удары скользили по их латам, а рука крестальца быстро уставала. Тем не менее, одному дюжему верзиле, который уже занес над головой булаву, удар которой разбил бы щит Арстеля в щепки, его копье угодило прямо в лицо, прошло через рот и вышло из затылка. Сапожник аж раскрыл рот от произошедшего, бил он чисто машинально. На Мурвака бросился горхолд, уровнивший с лестницы меч, с одним ножом в руках, но лесоруб не дал к себе подойти, мощным взмахом топора расколов череп красноголового. Следующий с топором со стальной рукоятью взревел:

— Собаки, как вы смеете бросать вызов армии императора?

Мурвак сцепился с ним, отвел стальное древко топора своим, древесным, заехав при этом концом древка тому по подбородку, обратным же движением на ближней дистанции он угодил топорищем в висок горхолда, мгновенно убив его. Топор, правда, вошел так глубоко, что пришлось ставить ногу на спину падшего врага, чтобы выдернуть оружие.

— Краснозадые ублюдки… — истекая потом и брызжа слюной Мурвак давал выход своей ярости и искренней ненависти к врагу и этой войне.

Едва он выдернул топор из черепа и растекшихся в луже крови мозгов убитого им воина, как средний из троих, влезших на стену, копьеносец со щитом в свободной руке, сделал выпад в его сторону. Мурвак отбил удар древком, реакция у лесоруба была неплохой, пнул его ногой в колено, силы хватило, чтобы выбить коленную чашечку. С утробным рычанием горхолд упал и закрылся щитом. Уверенный в своем превосходстве Мурвак продолжил атаку.

— Твою мать, — ругался Мурвак, молотя топором по закрывшемуся стальным щитом копьеносцу, — мрази! Выродки! Как вы меня достали… попортили жизнь всем нам… Да чтоб вашему рогатому недоебку провалиться в…

Куда провалится Заргул, он сказать не смог, потому что легкое Мурвака было пробито копьем. Пусть и на одной ноге, но горхолд сумел подняться и нанести смертельный удар, воспользовавшись секундной паузой, пока Мурвак переводил дух и снова заносил топор. Латы лесоруба были дешевые, старые, в боку была широкая прореха, через которую и всадил копье враг.

— Мурвак! — Харал Глыба ударом молота размолотил голову победно улыбающегося горхолда, но было поздно, Мурвак осел на землю, харкаясь и плюясь кровью.

Он прерывисто дышал, с тяжелым скрипом выпуская воздух с новыми струйками крови. Держась за копье, лесоруб пытался его вытащить, но силы уже не хватало. Односельчане не могли помочь ему, через полулежавшего у зубьев бастиона Мурвака перемахивало все больше красноголовых, не обращая внимания на него.

Лицо его исказила гримаса боли и отчаянной злобы, Мурвак сжал руку в кулаке и обреченно ударил о каменную плитку.

— Будь же проклята эта долбаная, — он снова зашелся кровавым кашлем, харкнул кровью, после чего добавил, — война.

Глаза Мурвака закатились, и он обрел вечный покой. Когда лесоруб уже был мертв, его лицо выражало блаженное спокойствие, умиротворение, будто он обрел просветление. Та злоба и тяжесть на душе, что всю жизнь одолевала его, покинула тело вместе с мятежной, но благородной душой. Крестальцы продолжали обороняться, их теснили к лестницам. Гранаша подбила стрела залезшего на стену арбалетчика, Хельду тут удалось применить огненное заклятие, флорскел направил жезл на врага, отчего тот вопил, охваченным магическим пламенем, которое не мог бы сбить ни один не искушенный в сверхъестественных знаниях воин.

— Отходим! — крикнула Юкиара, продолжая вращать цепь, держа горхолдов на дистанции, — одним нам не выстоять.

Армия Заргула уже промяла центр, крестальцы спустились по лестнице, а горхолды продолжали давить сверху, но тут же на три четверти были выбиты меткими выстрелами энросских лучников. Юкиара оступилась, упала набок и, ловко перекатившись, встала на одно колено, но нависший над ней горхолд уже заносил клинок над девичьей головой, от этого удара уйти Юки бы не успела. Просвистела в воздухе стрела, вонзившись врагу в грудь и спасая жизнь девушке. Когда она обернулась, увидела заговорщически подмигнувшего ей Шойрила и благодарно ему кивнула.

Харал Зверюга за время отхода с лестницы раскидывал своим молотом наступавшую вражину, но он, к сожалению, пренебрег защитой, надев на себя лишь шлем и легкий кожаный панцирь. Богатырское телосложение не спасло плотника от стрел, его ноги, бицепсы и грудь были усеяны черными древками, здоровяк истекал кровью, растянувшись на ступенях. Пока он в беспамятстве от потери крови испускал дух, крестальцы сносили его тело со ступень, а битва продолжала бушевать. Арстель даже не чувствовал горечи от потери еще одного близкого друга. Погибли Гранаш, Мурвак, Клуатак еще бился на стене с щитом и клирийским ятаганом в руках, но вот уже и его трое горхолдов насадили на свои копья, подняли в воздух и перекинули через стену.

Эрлингай показывал высококлассное мастерство владения мечом, ему удавалось рубиться одновременно с пятью горхолдами, его клинок мелькал на невообразимой скорости. Отбив копье одного из них он круговым шагом зашел противнику за спину с одновременным ударом меча отсекая ему голову, затем толкнул тело в сторону двоих с топорами, чем отвлек их, вступил в бой с двумя стоящими на другой стороне — вооруженным парными кривыми мечами и глефой. Глефоносец бил ударом косаря на средней высоте, намереваясь достать подбрюшье Эрлингая, не прикрытое латным панцирем, но рыцарь ловко отскочил от удара и тут же дернулся вперед, с прыжка вонзив острие Фарендила врагу прямо в сердце. Меченосец налетел на Эрлингая, рубя со всех сторон, но это скорее напоминало вертящиеся на ветру рукава рубахи, накинутой на огородное пугало, в движениях его клинков не было и намека на синхронность и слаженность. Отбив очередной размашистый удар верхним блоком, Эрлингай раскрутил свой меч и обезоружил врага, отсекши его кисть, после чего с разворота снес голову. На тех же, кто держал в руках топоры, накинулся Глоддрик как мангуст на кобру. Первый не успел среагировать, и половина его головы уже была срублена — Каратель пронесся как ураган, второй попытался ударить, но Глоддрик с безумным оскалом сдавленно зарычал, уклонился от вертикального рубящего удара вбок и тут же пронзил грудь врага насквозь. Керрис Галарт с Эрлингаем стали бок о бок, продолжая истреблять врагов десятками.

— Мне делает честь, — отдышиваясь после очередного пораженного метким уколом горхолда сказал Керрис Галарт, — что мне суждено биться с Вашим Величеством спиной к спине. А больше… — он схлестнулся с другим, но спустя обмен несколькими ударами и предсмертный крик горхолда с разрубленным по горизонтали туловищем и вываливающимися кишками, закончил, — льстит то, что вас так хорошо обучил я.

Эрлингай, отбиваясь от шквала уколов нескольких копий и ответными выпадами поражая их обладателей одного за другим, ответил:

— Ты был хорошим учителем, генерал Галарт. Если я погибну сегодня с тобой вместе, это будет великой честью для меня.

Гувер, прислонившийся к стене за два десятка шагов от короля и за три — от остервенело рубящегося с десятком залезших на стену своего брата, точнее, быстро убиващего их Глоддрика, уже не имел времени, чтобы стрелять. Когда он выпустил последнюю стрелу, он бил в гущу подступавших к стене красноголовых, надеясь достать случайного врага, но тут же по веревке с крюком влез бронированный горхолд, в зубах державший клинок. Не успел он хватиться за меч, одной рукой держась за вершину стены, как получил по скуле размашистый удар арбалетом от Гувера, отчего полетел, наворачивая в воздухе круги, вниз. Гувер взял копье и щит, занял боевую позицию и приготовился биться, но тут начались серьезные проблемы у защитников стены, стоявших рядом с ним. Кандал, молтивший по головам лезших на стену горхолдов, своей тяжеловесной кувалдой, которую мог поднять только двухметровый силач-северянин, вдруг сдавленно захрипел, со свистом вверх ударила шипастая цепь и обмоталась вокруг его шеи. Цепь рванула вниз, могучая шея Кандала хрустнула, он рухнул лицом вниз, заставив еще нерасхватанные мечи, ножи, топоры и копья со стрелами посыпаться солдатам под ноги. На стену одновременно с этим взлетел Скорпион, лицо которого по-прежнему было скрыто полумаской, на голову надвинут капюшон, а красные глаза с выступившими прожилками светились в наступающей темноте. Тут же приземлившись, он сделал сальто, раскручивая цепь над головой, этим ударом он вскрыл глотки и рассек лица, глаза стоявших вокруг солдат, Гувера не задело лишь потому, что он был слишком далеко. Приземлившись, Скорпион припал к земле и круговым ударом подсек ноги защитников крепости, отчего смертельно раненные его ядом повалились многие солдаты. Лучшие бойцы Карательного Отряда — Энмола и Драконобой уже бежали в его сторону, но, как понял Гувер, Скорпиону хватит времени, чтобы расчистить горхолдам путь в этой части стены. Ассасин, развернувшись вокруг своей оси, осыпал собравшихся кинуться на него аргойских и ганрайских солдат дождем отравленных шипов, отчего и выжившие похватались за глотки и глаза. Один этот клириец успел вынести больше двадцати бойцов. Гувер сжал копье, ему везло, Скорпион даже боковым зрением не замечал притаившегося писателя. И вот он, настал момент сделать нечто подобное тому, что Гувер воображал и о чем писал большую часть своей сознательной и самостоятельной жизни. Подвиг самопожертвования был одним из любимых сюжетных ходов Ревиана, практически каждый из его главных героев в конце повествования приносил себя в жертву во имя родины, любви, высокой цели — всего, что могло бы зажечь огонь благородных и возвышенных устремлений в сердцах читателей. Но писать о таких людях и быть таким самому, разумеется, вещи совершенно разные. Однако Ревиану удалось совместить это в себе. Он набежал на Скорпиона, которого не подвела отточенная многолетними тренировками и заданиями наемного убийцы реакция. В последний момент он развернулся рваным движением, с быстротой ветра предплечьем переломил древко копья, встречной атакой достал из-за голенища отравленный метательный кинжал и всадил его Ревиану Гуверу в глотку, после чего схватил писателя за затылок и с силой размозжил его голову о бойницу. Теперь уже роман о войне за будущее Ранкора если и будет дописан, то точно не рукой этого прославленного в народе мастера слова.

— Сдохни, ошибка природы! — кричал Драконобой.

От кругового удара булавы Скорпион с презрительным смешком ушел, присел под второй и развернулся вполоборота, подсекши татуированного мафиози под ноги цепью, после чего добил его, резким ударом перерезав тем же метательным ножом глотку. Энмола раскрутила свои цепи, метнула их одновременно, пытаясь обмотать ими тело ассасина, но Скорпион перекатился вперед, те лишь высекли искры на камне, резко встал и метнул нож в клирийку. Та его отбила, вскинув цепи, но Скорпион воспользовался тем, что отвлек на это ее внимание, что ему позволило заарканить молодую южанку своей цепью и резким рывком опрокинуть на землю. Кровавая слюна стекала с уголка рта темнокожей девушки, шея ее была сломана.

— Брат… — прошептал Глоддрик, завидев тело Ревиана в луже крови возле убитых тем же ассасином своих ближайших подчиненных.

Он не издал ни звука, казалось, это вовсе не он только что потерял брата. Единственный способ облегчить тяжесть на сердце от такой утраты — полностью отдаться боевому безумству. Глоддрик растянул губы в улыбке до ушей, оскалил зубы, до боли их стиснув, разразился диким хохотом, заставив в ужасе отпрянуть и своих, и горхолдов с равшарами. Он ринулся в атаку, прорубая себе дорогу через отряд равшаров-берсерков, влезших на стену, те даже и не слишком пытались защищаться, Глоддрик был слишком быстр и силен. Сквозь кровавый коридор потеков крови и отсеченных конечностей Ганрайский Демон налетел вихрем на Скорпиона. Стремительный удар меча в голову почти достиг цели, но Скорпион вскинул цепь и отбросил зазубренный искривленный клинок. Глоддрик зашелся тихим смехом безумца, который вдруг перешел в хриплое рычание, не сбавляя скорости обрушил серию рубящих ударов крест-накрест, по горизонтали, с разворота ударил по дуге, но обезглавить Скорпиона не удалось, тот либо уворачивался, либо отбивал удары цепью, но поймать Глоддрика не удавалось — несмотря на возраст ганраец был молнеиносен.

— Что, братика жалко? — с издевкой бросил Скорпион, — но для такого слабака он уж больно смел, надо отдать ему должное.

— Заткнись! — выплюнул это слово Глоддрик.

Ассасин снова запустил цепь как лассо, подкрутив ее в воздухе, но Глоддрик рванул по диагонали, увернувшись от цепи на бегу так, что в движении почти припал к земле, кувырнулся и в прыжке на дистанции, на которой цепь бесполезна, отрубил начисто убийце-отравителю с юга руку, державшую цепное орудие пыток и убийств. Черная кровь забила ключом. Глоддрик на миг задумался, а могла ли эта кровь тоже быть ядовитой, но не остановился ни на полсекунды, зная, что даже однорукий этот убийца был опаснее гадюки. Скорпион уже запустил руку за пазуху, шаря там на предмет отравленного шила, но Глоддрик ударом кулака свободной руки смазал его по скуле так, что ассасин отлетел к зубьям.

— За Ревиана! А это за Карателей! — Глоддрик пнул Скорпиона ногой в грудь, и тот полетел со стены.

Глоддрик бегло взглянул, куда упал ассасин, поскольку даже при падении с такой высоты выучка могла его спасти, но зацепиться ни за что Скорпиону не удалось. Он приземлился спиной аккурат на обтесанный кол у рва, который пробил ему грудную клетку насквозь. Шаабан, Ревиан Гувер, храбрые Каратели, Брок и многие другие, кто пал жертвой подлой руки этого бесчестного убийцы, были отмщены.

И тут на панораме суетящихся пеших воинов и топчущихся наездников на ящерах, от которых при штурме никакого толку, Глоддрик заметил, как по вытоптанной тропинке Норберт Гартахол торопливо шагает к крепостной стене с вражеской половины. Слуги Заргула его не трогали. Когда Гартахол надавил на один из кирпичей, после чего мегалит стены развернулся, открывая проход на первые этажи стены-крепости, Глоддрику все стало понятно.

— Вероломный мудила, — выдавил он из себя с презрением эти слова, разбежался по краю стены, не обращая внимания на свистящие над ухом копья, мечи и топоры, проносящиеся мимо головы стрелы, спрыгнул на черепицу одного из балкого нижних этажей, скатился по ней и с прыжком, завершенным сальто, опустился на землю аккурат перед лицом остолбеневшего Гартахола, не ожидавшего, что встретится со своим бывшим начальником лицом к лицу. Колени Глоддрика, как и его ступни, жутко болели, в почти шестидесятилетнем возрасте совершать такие кульбиты и трюки было противопоказано. Поморщившись, Глоддрик резко поднялся и, хоть в его глазу потемнело, он бросился на Гартахола. Тот, выхватив меч наполовину, успел отразить удар, вытащив же до конца, контратаковал колющим выпадом, но Глоддрик, вышиб меч из его руки встречным ударом, рванув навстречу, рассек кирасу бывшего соратника косым ударом. Гартахол повалился на спину, тяжело дыша.

— Зачем? — с презрением спросил Глоддрик.

— Глупцы… — с огромным усилием проговорил умирающий Гартахол, — у вас нет… шансов… лучше… сдайтесь…

Глоддрик саданул подошвой по бледному лицу бывшей правой руки, но это было бессмысленно — Гартахол был мертв.

Красноголовые бойцы, казалось, не обращали внимания на этот ход, хотя никто кроме Глоддрика его не защищал, они продолжали лезть на стену. Но тут в их рядах раздалось змеиное шипение, которое заглушил женский смех, и из отряда бойцов, мерно подступавших к стене, вышла краснокожая женщина, на вид молодая, хотя было ей лет больше тысячи, она была свидетельницей первой войны за Ранкор, когда были еще живы ученики Калтахина Великого. Вместо щупалец на ее голове вилось скопище шипящих змей, сама она тоже то и дело хищно облизывалась и шипела подобно им, будто и сама принадлежала к гадам.

— Ну и гадюшник у тебя на бошке, — с напряжением оскалился Глоддрик.

— Тебе не нравится? — издевательски выгнула она бровь, склонив голову набок, — ну и ладно, мы с тобой все равно поиграем.

Глоддрик выставил меч перед собой и завел левую ногу назад, подогнул колени, готовясь бить первым, но женщину обступила тройка других воинов Кровавого Легиона. Здесь были все, кроме генерала Рокузана. Картаг Дробитель, горхолд высотой в два с половиной метра, челюсть его была сдвинута на бок, а со свисшего языка и кривых неровных зубов все стекали струи слюней, взгляд же его посаженных близко, как у гориллы, глаз был пустым и отсутствующим, что говорило о его умственной отсталости. В руках, вздувшиеся мышцы которых толщиной могли бы поспорить с диаметром ствола среднего дерева, держали два огромных шипастых кистеня на цепях. Другой горхолд был высоким, помимо стальной шипастой кирасы и щитков на предплечьях и бедрах он носил плащ с капюшоном, почти полностью скрывавший его длинное, вытянутое лицо, из которого был виден лишь острый подбородок. Его шесть рук держали по искривленному мечу. Нангор Шестирукий или же Нангор Паук. Другой же воин среднего роста и коренастый, широкоплечий, был с головы до пят закован в тяжеленную броню, даже его щупальца, стоявшие дыбом, были обиты железом, точно его голова была навершием моргенштерна. Через его доспехи и двуручный стальной топор сверкали молнии, он сам по себе был постоянным проводником электричества. Легион, который в глубокой древности наводил ужас на весь род разумных существ смертной природы, косил толпами силы сопротивления, множа победы воинства Многорогого. Отряду, прославленному в мифах древности, бросал вызов человек нового времени. И это лишь еще больше вгоняло его в раж.

— Мы с тобой вволю поиграемся, — сказал Железноголовый, голос которого звучал глухо из-под пластинчатого забрала, усеянного мелкими дырами для вентиляции.

Глоддрик без лишних слов стремглав кинулся на них. Когда он прыгнул на Ашгару Горгону, занеся меч в ударе, его гогочущий вопль был слышен даже на стене.

***

Таран в ворота уже не бил — толпы красноголовых ломились в них, то наваливаясь толпой, то прорубали лазы топорами. Северяне под предводительством Гримблы стояли с оружием наготове, Энросцы за ними продолжали косить врагов за стеной равномерными залпами.

— Ждем, — протянул Гримбла, перехватывая топор поудобнее, — ждем…

Лица таких же северян, как и его молодчики, высовывались из прорубленных в воротах дыр, размалеванные боевыми красками они издавали те же кличи, вопили, требуя крови собратьев. На широких же их волосатых грудях красовались сделанные каленым железом клейма Азрога.

Тут, наконец, под их следующим навалом ворота поддались, с громким хрустом переломились, и по груде обломков балок, камней и разбитых бревенчатых досок во внутренний двор ломанулись варвары с Севера, присягнувшие Заргулу. Люди Гримблы ответно взревели, после чего завязалась настоящая мясорубка. Когда бьются сыны Севера, то кровопролитие не уступает равшаровым побоищам. Выбитые зубы, животные вопли, раскроенные топорами черепа, рукопашное месилово — все это нашло свое место и здесь. Краух Гримбла, несмотря на подступающую старость, уложил пятерых. Первый — юнец, у которого даже еще борода не начала расти, но до ужаса высокий и мускулистый, несмотря на свою физическую силу, отличался откровенным неумением сражаться, он размашисто занес свои топоры, по скоростной восходящий размах орудия Гримблы врезал ему по подбородку, топорище рассекло челюсть и раскололо череп надвое. С двумя другими — татуированными молодцами — один в медвежьей шкуре, другой в одной набедренной повязке, он расправился без особого труда, первый при атаке не рассчитал силу, лихо размахнувшись мечом, Гримбла ушел в сторону от удара, а когда тот, что в шкуре, повалился вперед, ударом топора об затылок вышиб врагу мозги. Тот же, что с голым торсом, попробовал достать Гримблу кинжалом, но король Севера захватил руку в движении, выкрутил ее, ломая кисть, и, перехватив топор, вскрыл его лезвием брюхо врага. Ему удалось уложить еще двоих. В такой неразберихе, братоубийственном замесе, где северяне бьют северян же, было сложно разобрать, где свои и чужие, но Гримбле долго думать не пришлось — на него напрыгнул чернобородый Вагарн, ловко перемахнув через сваленные на землю трупы. Он был вооружен двумя палашами, одет же был в грубую заляпанную грязью серую тунику, на которую были наброшены ржавые стальные пластины, его мешковатые штаны были подвязаны веревочными портянками.

Гримбла ушел от дугового удара палашом в голову, уклонился от горизонтального в область пояса и ударил в ответ, его топорище понеслось в голову Вагарна, но тот успел отдернуться, инстинктивно вскинув палаш, который со звоном столкнулся с лезвием топора, едва не переломившись.

— Вы с этим черножопым ублюдком порешили моего брата, — с ненавистью сквозь зубы сказал Вагарн, сквозь его сгнившие от налета зубы стекала слюна на спутанную черную бороду.

— Он уже был мертв, придурок, — ощерился Гримбла.

Вагарн снова занес палаши кверху и обрушил двойной удар в шею Гримблы, собираясь отрубить ее ударом, напоминавшем ножницы, но Гримбла присел, дернулся вперед и ударил древком топора врага под дых, после чего заехал им же по подбородку, собрался уже вогнать топорище в темя, но Вагарн поймал жилистой рукой древко на лету, отдернул его в сторону и боднул Гримблу лбом в лицо. С плевком на землю упала кровь с несколькими зубами, но они все равно были гнилые, поэтому Гримбла на этот счет сожалений не испытывал. Вокруг них северяне продолжали жестоким образом убивать друг друга, но король Севера и прислужник Заргула были заняты лишь своим противоборством. Вагарн собрался ударить головой снова, но Гримбла на этот раз дернул свою голову в сторону, прижался к противнику и заключил его голову в крепкий замок, собираясь сломать. Но Вагарн вцепился руками в его локти, разжимая захват, одновременно с этим отдавив Гримбле вначале ногу, а затем — ударив подошвой в колено. Шестидесятилетнему Гримбле было сложно меряться силами с сорокалетним Вагарном, но когда его колено было выбито, он припал к земле, не разжимая захвата. Однако хватка короля ослабела, Вагарн мгновенно разорвал замок, пинком опрокинул Гримблу на спину и, подобрав один из упавших палашей, занес его над лежачим.

— Ты победил меня, — сказал Гримбла, — но все же в проигрыше, душа твоя потеряна, а ты навсегда останешься предателем. Север такое не прощает.

Вагарн сокрушительным ударом меча отсек Гримбле голову, но после этого рухнул наземь аки подкошенное под корень дерево. Его грудь насквозь пробила стрела Шойрила. Тем временем северяне Гримблы все же одержали верх, а солдаты Эрлингая помогли им окончательно разогнать приверженцев Заргула, боевая ярость которых со смертью вожака заметно угасла. Однако горхолды продолжали давить числом, лезть на стены, и уже заняли практически всю длину стены Вархула, заставляя солдат постепенно отходить.

Тем временем Керрис Галарт и Эрлингай бились впереди всех, задерживая отступление, они разили налево и направо, но равшаров и горхолдов было не счесть. Сквозь толпы копейщиков протиснулся Рокузан, закованный в золоченые по краям латы.

— Долго возитесь с этим мусором, — схватившись за длиннющую рукоять меча обеими руками, он занял боевую стойку и двинулся на двоих спереди, — не лезьте под руку, если жизнь дорога. Я разберусь.

По флангам бой продолжался с неизменной ожесточенностью, плотные ряды бронированных горхолдов проминали позиции людей, все дальше отгоняя их к спуску со стены, все чаще стальные пилумы рабов Заргула пробивали кольчуги и щиты бравых солдат Союза, стальные подошвы сынов Азрога с презрительным небрежением переступали через трупы как своих, коим не нужно было большей чести, чем погибнуть во имя общего дела своего народа, так и чрез растянувшиеся на холодном и залитом горячей кровью камне вражеских ополченцев. Но центр, где сам генерал армии подземелий соблаговолил подняться, горхолды будто обтекали.

— Действуем синхронно, Ваше Величество, — сжал губы Керрис, разминая кисти покручиванием рукояти клинка, понизив голос, старый полководец добавил, — заходим с обеих сторон. Сделаем гаду коробку!

Эрлингай Четвертый мотнул головой в знак готовности, шагнул, чуть наклонив корпус вперед, Керрис ухватился за меч обеими руками и передовые фехтовальщики Аргои устремились в бой. Вот только их опередили, Рокузан был не меньше ихнего искушен в науке боя на мечах. Едва они разбежались в разные стороны, собираясь с обоих боков зажать Рокузана, горхолд сам оторвался от полчищ сородичей, напиравших с лестниц на стену, и едва различимым невооруженным глазом рубящим движением отбил колющий выпад Эрлингая. Затем он круто развернул корпус и его крепкий двуручник столкнулся с лезвием меча Керриса. В воздух взлетел сноп искр, звон стали резал слух, от столкновения старого воина отбросило на полшага, высокий горхолд же крепко стоял на ногах, словно они были утесами, глубоко вросшими в земную кору. Рокузан вскинул клинок над головой и уже собрался осыпать Галарта градом ударов, от которого старику едва хватило бы силы защищаться, как Эрлингай, слишком благородный для того, чтобы атаковать со спины, выскочил из-за плеча горхолда. Едва Рокузан заметил врага боковым зрением, как ему ударил в глаза блеск солнца, отраженного от клинка Эрлингая, а затем ему пришлось выставить свой двуручный меч в вертикальный блок. Напирая своим весом, генерал Рокузан, которому Эрлингай ростом доставал до уха, попытался смести короля Союза, но Эрлингай использовал силу врага против него же, развернулся на одних пятках от толчка и по инерции движения резанул Фарендилом вражеского военачальника по лицу. Разрубить голову как сочный клирийский арбуз не вышло, поскольку Рокузан снова поставил блок, рванул мечи, скрежещущие друг о друга, в сторону и восходящим движением свободной руки заехал локтем, сокрытым стальной пластиной, Эрлингаю в висок. Благо, череп короля не пострадал, но от такого потрясения он беззвучно упал на одно колено, и шедшие сзади горхолды бы его прикончили, если бы дело не собрался закончить сам Рокузан.

— Неверный! — взревел верховодитель армии красноголовых, — за непокорность владыке подземелий именем Заргула приговариваю тебя к обезглавливанию!

Рывком занес меч над головой Рокузан и уже обрушил на не успевшего ни встать, ни откатиться слегка оглушенного Эрлингая, как рядом оказался Керрис Галарт и ударом снизу-вверх отбросил двуручник вверх так, что его острие указало на небеса, а Рокузан пошатнулся, хоть ему и удалось сохранить равновесие. Тяжело дыша, так как для спасения своего бывшего подопечного и теперешнего государя пришлось как следует рвануть во весь опор, Керрис тем не менее принял боевую позицию.

— Держитесь за мной, Ваше Величество! — окликнул он Эрлингая.

Его боевой товарищ уже поднялся на ноги, но на него накинулось трое копейщиков-щитоносцев, влезших на стену, посему Галарт остался с генералом один на один.

— Отчего вы не покоритесь? — с искренним недоумением вопрошал Рокузан, глядя на отчаянно сражающихся людей, которых его армия успешно теснила, как на умалишенных, — вы умираете, пока остальные народы отсиживаются в своих домах, как жалкие трусы. За этот мир вы боретесь? За мир, который на вас плевать хотел?

— Мы сражаемся за родину, — ответил Керрис, — и за мир, в котором у Союза есть будущее, другой Ранкор нам не нужен. Так и передай своему императору — Союз не покорился ни при Ранкоре Несокрушимом, не преклонит колени и сейчас.

Рокузан стиснул зубы и глубоко вздохнул, давая понять, что в благородных словах человека, преданного отчизне, он не видит ничего большего, чем глупость существа с ограниченным видением мира.

— Тогда мы возьмем свое силой! — повысил голос Рокузан и рубанул наискось.

От первого удара Керрис ушел, быстро контратаковал коротким выпадом в шею, который Рокузан успел отразить в последний момент. Мечи снова схлестнулись, Рокузан ударил по горизонтали с разворота, Галарт ловко отпрянул и, ничем не задетый, наскочил на противника. Старик провел обманный трюк — дернул клинок сверху-вниз по косой, Рокузан уже приготовился блокировать, но вдруг траектория удара сменилась, и сталь прорубила алую кожу ненавистного захватчика в районе предплечья. Не обращая внимания на боль Рокузан заскрипел зубами и, не сдерживая гнев, вызванный тем, что его мастерство боя не так лишено изъянов, как об этом говорили его солдаты, славя заслуги своего командира, генерал армии подземелий ударил снова, вложив всю силу в вертикальную атаку. Старый вояка уклонился с отшагом вбок, но клинок Рокузана был быстр подобно ветру и настиг старое тело аргойского воина, прошелся по его дешевому наскоро сделанному нагруднику и зацепил бок в месте, где брюшная и спинная части кирасы расходились. Галарт, не обращая внимания на кровь, капающую с его пробитой кольчуги, бил в ответ крест-накрест, но снова обманул Рокузана, не доведя до финала последней атаки, а тут же взрезал воздух прямой атакой снизу-вверх. Рокузан чудом успел уклониться, но оступился, наткнувшись ногой на протянутую руку убитого горхолда-арбалетчика, упал на ограждение стены. Лишь железный характер и дисциплинированность военного до мозга костей человека позволяла усачу в столь почтенном возрасте оставаться в боевой готовности, хоть и его ежедневные тренировки с каждым годом давались тяжелее, а суставы все сильнее ныли, когда он брался за меч. Галарт обрушил шквалистый поток ударов сверху, Рокузан, облокотившийся на зубья стены, отбил первый, защитился от второго неуклюжим блоком, не рассчитав место удара меча врага он едва не дал оттяпать пол-левой руки. Острие клинка его было отброшено разошедшимся в порыве своего наступления Керрисом к ногам, генерал Аргои уже занес оружие над незащищенной головой вражеского полководца, но вдруг его бедро пронзило копье пронесшегося мимо солдата Азрога. С тяжелым оханьем Керрис опустился на колено, несмотря на то, что конец копья, вонзившегося в ногу, раздробил коленную чашечку, генерал выбросил меч в колющей атаке, стоя на одном колене, но было поздно. Воспользовавшийся слабостью врага, чтобы занять устойчивое положение, Рокузан отвел перекручивающим движением меч старого главнокомандующего противостоящей ему армии в сторону и с неумолимой быстротой и точностью расколол череп Галарта нисходящей вертикальной атакой тяжеловесного клинка. Бывалый воин тут же обмяк и свалился на груду разбросанного оружия, вымазанного в крови, лицом вниз. Тем временем Эрлингай отшвырнул копье последнего оставшегося из тех, что на него напали, разрубил пехотинца в районе пояса надвое, после чего они с Рокузаном вновь нашли друг друга на поле боя. Керрис был уже не помощник, у Эрлингая сдавило горло при виде давнего друга убитого столь жестоким образом, но он не позволил эмоциям взять над собой верх.

— Уложил его, — с вызовом сказал Эрлингай, шагая к стене, у которой стоял Рокузан, не обращая внимания на своих подчиненных, что продолжали переваливать через стену, — теперь попробуй меня.

Рокузан рассмеялся, вздернул массивный подбородок и, всеми силами стараясь глядеть свысока, бросил:

— Вам обоим не место в мире, что строит император. И то, что вас убьет его генерал лично — уже неоправданная почесть.

Они столкнулись как двое львов в клирийских землях, что борются за прекраснейшую самку прайда. Началась схватка с короткого обмена ударами, чаще всего это является прелюдией к настоящему бою, когда противоборцы лишь примериваются друг к другу, — Эрлингай попытался провести укол, который, однако, не достиг цели, после чего со свистом рассек воздух, целя в незащищенную голову Рокузана, но тот лишь подсел под удар, однако фамильный клинок королевской династии в своем стремительном полете успел срезать двое щупалец с головы прислужника сил Азроговых подземелий. От приступа ярости резкие черты лица Рокузана, которое чаще всего походило на лик каменного изваяния одного из духов в катакомбах родины народа горхолдов, обрели форму разъяренности, которая больше подошла бы внеземным существам из темных миров, чем смертным. Двуручник был взброшен, Рокузан обернулся вполкруга, и вот уже Эрлингаю пришлось уйти перекатом в сторону — блокировать было бессмысленно, от удара такой силы Фарендил бы не рассыпался, но Эрлингай бы равновесие утратил. Перекатившись, Эрлингай одним мышечным и волевым импульсом выпрямил ноги, вскочив вверх и, в шаге от Рокузана, секанул его по диагонали с такого широкого размаху, как если бы собирался валить дерево под основание. Керрис при жизни его учил, что замах меча выдает твою атаку еще до ее начала и позволяет противнику защититься и ударить навстречу, но в исключительных случаях размашистые атаки были успешны — если видимость удара компенсировалась его скоростью. Эрлингай был быстр как тайфун и не менее смертоносен. При этом он находился в полуслепой зоне от Рокузана — с левого боку, посему врагу требовалось время развернуться, чтобы отразить удар — время, которого у него не оказалось. С тяжелым выдохом дородный горхолд отклонился назад, но не ушел от атаки полностью — Эрлингай разрезал ему лицо от глаза до подбородка, наполовину лишив зрения. Не обращая внимания на адскую боль и кровь, хлынувшую из разрубленного глазного яблока, Рокузан ударил рукоятью своего меча — Эрлингай заблокировал нападение предплечьем, после чего попытался ударить сверху, как если бы колол топором дрова, но Эрлингай подцепил своим клинком неподъемное для человеческой руки орудие Рокузана, провернул в полный круг клинки и рывковым образом дернул их в сторону — Рокузан был обезоружен, длинная рукоять выскользнула из его рук так легко, как если бы она была щедро вымочена в масле. Не успел первый глашатай Заргула и носитель его знамени опомниться, как его тело скрутила судорога, сопровождающаяся всплеском боли, близкой к пороговому значению терпимости Рокузана, в его животе смотрелась изящно гравированная рукоять Эрлингаева меча. Король навалился всем весом и нажимом погнал пронзенного насквозь вражеского генерала к стене.

— Вас все равно перебьют! — кровавая слюна стекла с подбородка Рокузана, — моя смерть ничего не изменит, Заргулу суждено…

Договорить он не успел, так как Эрлингай выдернул меч из его накаченного корпуса и, обернувшись в полный круг, отрубил голову врагу подчистую. Керрис Галарт был отомщен, а обезглавленный Рокузан, из шеи которого хлестала ключом кровь, грянулся наземь рядом с убитым им ветераном, посвятившим жизнь и отдавшим ее за будущее Союза. Секундой позже о плитку глухо ударилась и голова краснокожего воина. Горхолды, как ни странно, не растерялись при гибели своего предводителя — они ее даже не заметили, продолжали переть всем скопом, преступая чрез его облившееся кровавыми потоками тело. Эрлингай продолжал отбиваться от их копий, филигранно точными ударами меча, выверенными с ювелирной безупречностью благодаря его многолетней выучке, он рядил их фалангу, однако с мечом на дальности копий сражаться было непросто. Во многих частях стены горхолды уже отогнали людей во внутренний дворик, а с верхней позиции на лестницах теснить их было еще легче. Солдаты уже подустали, бились вяло, тогда как горхолдов все прибывало и они, более свежие, только влезшие на стену, продолжали давить числом. Внешнее кольцо крепости было забито неровно толпящимися защитниками стены Вархула и наступавшими красноголовыми. Эрлингай поблагодарил Илгериаса за то, что удалось вовремя вывести женщин, детей и стариков, страшно представить, что было бы, окажись они в котле этой мясорубки. Арстель невидящим взором оглядывал происходящее, горхолды ломились внутрь, опрокидывали оружейные стойки, что уже были пусты, раскидывали палатки и вламывались в бараки, в которых обосновались стрелки, косившие наступавших из окошек. Энросцы уже не могли давать залпы и отправлять на тот свет гущи горхолдов, стоявших за стеной — добрались и до них. Шойрил двинул одному в кадык острым концом лука, другому воткнул глубоко в глаз наконечник стрелы, достал мачете и уложил еще одного мощным ударом в темя, но его окружило четверо копейщиков и разом насадили на пилумы. Энросцы пытались отстреливаться, но решетить стрелами в столь хаотичной обстановке уже было сложно, горхолды их мочили с непреклонным отсутствием надежды на перелом в раскладе сил. Юкиара продолжала прикрывать Арстеля и Хельда, но и она уже начала уставать, ее цепь летала не так далеко, хотя горхолды в испуге отскакивали от вспотевшей и взлохмаченной девушки, что успевала обезоружить их и ранить шипастым кистенем цепи в незащищенных местах благодаря своей природной меткости и натренированной твердости руки. Арстель скорее поддерживал строй, чем сражался, его копье поразило еще двоих горхолдов, но скорее из-за того что в общей сумятице они слишком открылись для удара, чем оттого, что он стал хорошим бойцом сам по себе. Когда вперед их вышел какой-то маг в плаще, вокруг которого с почтением расступились, точнее рассыпались в сторону горхолды, началось бы жестокое истребление защитников стены Вархула, если бы Хельд в свое время не решил изучать магию.

Горхолд-колдун и крестальский трактирщик встретились взглядами — маг всегда узнает собрата по цеху среди огромной толпы.

— Он достаточно молод для чародея, — прокомментировал Хельд, собирая энергию для соткания заклятия, — хотя кто знает, может, у этих краснорогих там под землей растут какие-то травы, что позволяют сохранять молодость и потенцию? Я бы спросил у него, как выглядеть как такой же молокосос на старости лет, если б не заварушка.

Юкиара снова выкинула цепь, угодив горхолду-копейщику в лоб, снова раскручивая ее, бросила:

— Можешь спросить у Заргула! Для своих полутора тысяч лет он неплохо так сохранился.

— Точно! — воскликнул Хельд, — сто пудов знает секрет. Интересно, а у него еще стоит?

— Горите азрогианским пламенем, сопротивленцы воли императорской! — пророкотал зычный голос мага, и из его жезла из черного дерева вылетела струя синего пламени.

Хельд, правда, своим посохом поглотил эту струю, огонь словно всасывался в его неровно ограненный кертахол, после чего выстрелил куда более мощный огненный поток, что не повредил магу благодаря его защитному полю, но спалил два десятка горхолдов по бокам от него. Их визгливые вопли отогнали красноголовых дальше, что придало бодрости людям, и они отбили хотя бы небольшое расстояние до стены.

Горхолд атаковал снова, на этот раз молнией, вот только она устремилась к небосводу, а не в толпу солдат, Хельд опередил его и образовал дыру в камне, которая засосала вражеского мага по пояс.

— Я называю это заклинание орехоколом! — горделиво окликнул врага Хельд, жестом руки предлагая оценить по достоинству свое изобретение, — авторский прием.

И тут земляная яма, каменные плиты со всех сторон сдавили нижнюю часть тела краснокожего мага, его хребет в области таза переломился, а сам он, парализованный и уже мертвый повалился лицом к земле. Но Хельд слишком увлекся расправой над магом и не заметил арбалетчиков, что нацелили свои орудия в его сторону. И вот из груди владельца Желудка Дракона торчало с три арбалетных болта, а он глядел на кровавые разводы на своем темно-синем плаще в стиле чародея, словно не мог поверить глазам — вот он противостоял настоящей волшбе секунду назад, а от простецкого оружия уберечь себя не смог.

— Хельд! Нет! — крикнула Юкиара, но он не обратил на нее и малейшего внимания.

Арстель оторопело глядел, как погибает его лучший друг.

— Одного выстрела было бы достаточно! — срывающимся голосом крикнул крылатый и грохнулся набок.

Никогда больше не соберутся крестальцы в Желудке Дракона как в былые времена, не будут предаваться судачеству и сплетням под фирменную брагу Хельда в хмельном угаре. Впрочем, почти всех мужчин из Крестала, к которым успел притереться Арстель и даже сродниться с ними, выкосила война, даже парня, который стал ему почти как кровный брат. Оплакать друга не представилось возможности, горхолды пошли с удвоенным рвением. Защитники Союза выбились из сил. Их гнали все дальше.

***

Глоддрик взревел и с прыжка со всего размаху врезал иссеченным лезвием по голове Картага Дробителя, на которой щупальцы были несоразмерно коротки по сравнению с основной массой его единоплеменников. Пока глава Карателей летел навстречу врагам, в его сторону отправился с бешеной скоростью шипастый моргенштерн на цепи, который Дробитель успел раскрутить и швырнуть, но ганраец ловко ускользнул от атаки, и летающая булава лишь врезалась в стену, оставив в ней пробоину и груду осколков на сырой земле, поросшей редкой осокой. Медлительный Картаг не успел бы защититься и, с выражением лица слабоумного продолжая пускать слюну, даже не успел среагировать, как клинок Глоддрика сверкнул над ним, неумолимо опускаясь на голову. И без того деформированный череп Картага спасли змеи, которые с шипением ринулись в сторону Глоддрика в надежде опутать его тело, переломать кости или хотя бы отравить ядом своего укуса, что мгновенно парализует тело. Глоддрик среагировал мгновенно — он несколькими крестообразными взмахами заставил семь змеиных голов упокоиться на земле, чем заставил болезненно застонать Ашгару Горгону, однако ему пришлось ретироваться отскоком — Картаг Дробитель другой рукой опустил кистень на то место, где только что стоял беловолосый воин, но лишь выбил столп пыли и всплеск комьев земли. Но на этот раз его уже ничто не спасло, следующей атакой Глоддрик хлестким ударом рассек его сонную артерию и рубанул в обратном направлении, срезав половину головы от макушки со стальными пластинами, скрывающими вмятины и дыры в черепной коробке, до сдвинутого набекрень подбородка, с которого стекали слюнные потоки. С жутким хрустом на землю полились мозги не обремененного интеллектом, зато щедро одаренного физической силой воина, а затем с грохотом ухнулось его грузное тело. Грубая сила без умения — ничто против истинного мастерства.

— Следующий! — рявкнул Глоддрик, азартно оскалив зубы и, медленно втянув ртом воздух, снова кряхтящим образом издал некое подобие боевого рева.

В его сторону полетело наэлектризованное копье Валахейма Железноголового, однако Глоддрик лишь отбил его на бегу ногой, отправив его вращаться в свободном полете неведомо куда. Об угрозе пропустить сквозь себя электрический разряд можно было не беспокоиться — плетеные подошвы Глоддрика ток не проводили, как и обвязанная бинтами рукоять из кости равшара, которой Глоддрик засадил по забралу ринувшегося ему навстречу Валахейма, угодив заостренным концом рукояти прямо в глазное отверстие. Оглушенный и ослепленный наполовину воин упал от сильного удара навзничь и хватился за глаз, кровь из которого струилась сквозь шлемовы прорехи. А Глоддрик уже набежал на Нангора Шестирукого, приготовившегося к обороне.

— Силен, гад! — с обессиленной злобой скрежетнула зубами Горгона.

Действительно — силен. Один из четверых уже валялся без признаков жизни с разрубленной головой, другой остался без глаза и пытался отойти от оглушения и как-то подняться на ноги. А Глоддрик уже щедро накидывал Шестирукому связки рубящих и колющих атак. Рубанул в голову, но Шестирукий вскинул мечи кверху и попытался захватить всеми шестью клинками оружие Глоддрика с целью выдернуть его, но ганраец оказался сильнее и рванул меч на себя, отчего Нангора повело в сторону Карателя, чем тот воспользовался и ударил навстречу кулаком свободной руки, чем отбросил назад противника, но с ног его не сбил. Облизнув губы с кряхтением он снова пустился в бег на врага, но перед глазами снова возник ненавистные образ змеиной пасти и алых глаз с вертикальными зрачками. На этот раз Харлауду хватило ловкости не рубить головы всем змеям, а оставить одну, поймать ее за шею рукой на лету аккурат у головы, чтобы не дать ей возможности развернуться и укусить, и рванул змею на себя. Ашгара Горгона оступилась, кубарем покатилась по земле, сделав неудачный кувырок, но когда она снова увидела небо, ее глазам предстало последнее зрелище в жизни, ибо Глоддрик ее обезглавил до того, как остальные змеи сделали свой бросок. После того, как голова змеевласой мегеры была отрублена, скользкие гады тут же осели наземь, словно им дали команду отключиться, их глаза навсегда угасли, свет пламени Азрога померк и в глазах самой Ашгары Горгоны. Когда Нангор Шестирукий снова бежал в сторону Глоддрика, Каратель ударил на опережение. Шестирукий попытался уколоть всеми клинками разом, сделав из Глоддрика игольную подушку или дуршлаг, но старый воин оказался более скор на руку, и вот одна из нижних кистей противника отсечена, а жесткий рубящий удар на скорости ветра по горизонтали заставил горхолда-мутанта превратить нападение в защиту. Следующий — вертикальный удар Карателя едва не сбил с ног воина в плаще и капюшоне, продолжавшего держать оборону, Глоддрик снова замахнулся, но на этот раз пришлось защищаться ему — в него полетело два синхронных удара сверху, что грозили отрубить обе его руки, но Глоддрик бросился вперед на дистанцию, на которой такая атака оказалась бесполезной, при этом отбил атаку нижней руки, готовой всадить клинок в печень, начисто отрубив и ее. Он ударил с разбегу плечом в теперь четырехрукого горхолда и, пока тот восстанавливал равновесие, попытался восходящим ударом вскрыть тому туловище от паха до горла, но Нангор одновременным выбросом мечей вверх отбросил меч Глоддрика. Каратель, однако, не пошатнулся, а с оскалом боевого задора использовал силу блока для вращения и по инерции нанес боковой удар, который Нангор, однако, заблокировал и уже начал осыпать ударами Глоддрика, проделывая восьмерки и другие вензеля верхними руками, тогда как среднего уровня конечностями пытался либо пронзить бок Карателя, либо бить по ногам. Глоддрик отражал град ударов с непревзойденной скоростью и все больше предавался гневу, поскольку скорость Нангора, отдавшемуся фатальному наступлению, не позволяла бить в ответ, однако хранилище сил многорукого тоже не было неиссякаемым. Вот он замахнулся несколько медленнее верхней рукой, что позволило Глоддрику рассечь пространство над головой Нангора, отрубив ее и сделав воина Кровавого Легиона, элитного батальона Азрогианской армии, трехруким, а затем и двуруким, когда обратным движением отсек и среднюю руку, что в устремилась в сторону его ног в надежде достать голень. Глоддрику эта возня надоела вусмерть.

— Сдохни уже! — вскричал он и косым рубящим ударом рассек туловище Нангора от плеча до ребер.

Обливавшийся кровью боец в плаще остался стоять, но Глоддрик уже бросился вперед, пронзил его глотку острием клинка, затем подставил подножку и, не вынимая клинка из его шеи, толкнул рукой с мечом вперед и рывком выдернул меч из падающего тела Нангора, оторвав ему этим самым голову.

Вдруг он обнаружил боковым зрением, как Валахейм Железноголовый несется во всю прыть с копьем в руках, молнии от его блестящей брони били во все стороны, он жаждал отомстить за павших товарищей.

— За императора! — верещал Железноголовый, его резонирующий голос глухо раздавался из-под дырчатого забрала, — за Азрог!

— За Храм Мечей! — проскрипел голос глубокого старца.

И тут с высоты в сто метров стены, наворачивая сальто, приземлился мастер Агриппа прямо перед носом бронированного горхолда, своею тростью подбил его ноги и тут же выхватил из трости тонкий меч, прокрутив его в руке с невообразимой для такого старика ловкостью пальцев, он вонзил стальной стержень в шею упавшему горхолду, который несколько секунд бился в конвульсиях, а затем обмяк, как утопающий, которому хлынула вода в легкие.

— Мастер? — с некоторым недовольством сказал Глоддрик, которому не дали завершить бой, но все же он был рад видеть своего старого учителя, ставшего за годы юности духовным наставником и в некотором роде отцом.

— Без нас вы, кажется, не справляетесь! — Агриппа подмигнул ему, отчего морщин вокруг его глаз прибавилось, что казалось в принципе невозможным.

Тут же со стены поспрыгивали Шибуи и Гуаррах и бросились в самую гущу горхолдов. Шибуи расшвыривал их боевым шестом, заставляя трещать доспехи и кости, посох вращался со скоростью крыльев стрекозы, превращаясь то в непробиваемый щит, то в смертоносное оружие. Гуаррах же месил их голыми руками и ногами, горхолды, которым непосчастливилось встретить его удар локтем в голову или коленом меж ног валились как подрубленные, а забинтованные кулаки мастера школы Стражей мяли их доспехи как бумагу.

— Братья! — воскликнул Глоддрик, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения пробиться сквозь толщу врагов к ним и набить больше горхолдов, чем оба его бывшие соученики вместе взятые.

— Не отставай, Глодд! — окликнул его Шибуи, только завидев.

Мастер Агриппа снисходительно усмехнулся, будто увидел внуков, играющих в песочнице, и, взглянув выцветшими от годов, десятилетий глазами, моргнув, сказал:

— Ты слышал, что говорят тебе братья, не отставай!

Мастер с неестественной для своего возраста прыткой легкостью и гибкой сноровкой разбежался и вклинился в ряды горхолдов, поражая их молнеиносными взмахами рапиры и то защищаясь древесными ножнами, то ударяя ими кому в незащищенные места вроде паха, реберных прорех в латах, глаз или паховой области.

Глоддрик с удвоенным рвением бросился в атаку на трепещущих горхолдов и остатки равшаров, которые еще не влезли на стену и не нашли там свою смерть от рук воспитанников Храма Мечей или же приободрившихся защитников Вархула, которые теперь погнали покоривших стену налетчиков обратно. Ганрайский Демон рубил направо и налево пушечное мясо, рядовых солдат, которые и не защищались как следует либо оттого, что им не хватало мастерства, либо от страха, а может, и то и другое вместе. Двое пехотинцев с копьями вскинули свои орудия, но одну пику Глоддрик отвел предплечьем, вонзив одновременно с этим клинок копьеносцу меж лат и рывком выдернул, вызвав бурные потоки крови из глубокого разреза, тут же швырнул тело его на второго, тот лишь неуклюже попытался отбросить тело сослуживца и возобновить прервавшуюся атаку, но клинок Глоддрика развалил его череп с треском. Ганрайского Демона окружило четверо мечников, но верхнюю атаку одного он отразил блоком, перекрутил их мечи, после чего на ближней дистанции взрезал тому горло, затем пришлось рубиться одновременно с тремя, но сильные удары Глоддрика заставляли неметь руки тех, а его мощные рубящие атаки оставляли врагов без конечностей или голов. Вот он выпустил последнему кишки косым восходящим ударом, но краем единственного глаза заметив, что на него нацеливают арбалеты, прикрылся поверженным солдатом как щитом и кинулся на них. Ворвавшись в гущу стрелков, он покромсал и их, обратив в бегство, хорошо прицелиться и выпустить болт сложно, когда в двух шагах от тебя находится человек, что несет смерть всем вокруг.

Свысока раздался драконий рев, в лучах заходящего солнца завиднелась алая чешуя расправленных крыльев Ортауна, он спланировал резкой дугой к земле и, летя над толкавшимися в суматохе на поле боя горхолдами, мощным огненным потоком выжег с пять когорт. Под заглушающий крики сражающихся, удары камней из катапульт и звон железа вопли умирающих мучительной смертью обгоревших до кости красноголовых, которые теперь, скорее, представляли собой шматы горелого мяса, в дракона полетели арбалетные болты, но лишь отскакивали от чешуи, что крепче любой стали, поэтому так и ценилась на черном рынке.

— Это Ортаун! — ахнул Арстель, — подмога пришла!

Юкиара с посветлевшим от надежды лицом взглянула ввысь и помахала знакомому огнедышащему созданию, после чего снова бросилась вперед, раскручивая над головой цепь.

— Мы выкинем их отсюда, Арстель! — окликнула она его, забрасывая цепь в толпу горхолдов хлестким горизонтальным ударом, после чего один из них свалился с пробитой головой.

Стражи громили оставшихся на стене горхолдов, Эрлингай разил всех краснокожих на своем пути, расправившись с последними тремя латниками за раз на вершине лестницы круговым двойным ударом меча и метким выпадом он открыл путь наверх солдатам. Где-то Стражи добивали оставшихся горхолдов, но в основном сгруппировавшиеся в шеренги копейщиков солдаты гнали горхолдов к стене, оставляя не самый завидный выбор — пасть смертью храбрых на стене, будучи истыканным вражескими пиками, либо бросаться со стены и разбиваться насметь о голую землю, либо о тела павших братьев по оружию. Оставшиеся энросцы отстреливали отступавших, вот только Шойрила, которого достал шальной арбалетный болт, среди них уже не было.

На земле же произошла резкая перемена в ходе сражения, горхолды больше на стену не взбирались. Со стороны Драконовых Гор открылся широкий магический портал голубоватого цвета по краям, из которого обозревался вид на песчаные барханы, усеянные костьми оставшихся там навсегда животных, людей и равшаров, а с этого жаркого покрытого песком ландшафта валили всей гурьбой равшары, которых вел за собой Кога. Все они были мускулисты и оголены до набедренных повязок. Кога был раскрашен охровыми полосками, пересекавшими ребра, грудь угловыми узорами, а лицо его было усеяно полосками, сзади него бежал сломя голову Варгайл Броненосец, все так же обвешанный костяными доспехами, под тяжестью которых несся на удивление быстро, а с другого боку пробегал Краштар Жертвенный. Боевые кличи равшаров, напоминавшие вой поднявшихся злых духов, вырвавшихся из адовых просторов, заставил горхолдов в недоумении обернуться. Кога бежал впереди всех прямо на ряды горхолдов, чьи доспехи сверкали бликами уходящего солнца. Надвигались бичи пустошей клином, голытьба равшаров набросилась на горхолдов с тыла. Неподготовленные слуги Заргула кое-как построились и выставили копья и щиты наперевес, но этого уже хватило, чтобы усложнить равшарам задачу. Передовые варвары напарывались на копья повсеместно, сталь рвала и крошила их плоть и кости, но они продолжали бесстрашно напирать всем скопом. Те же, что бежали сзади, наскакивали на спины своих товарищей, отталкивались от них и напрыгивали на еле успевавших неловко прикрыться щитами рядовых красноголовых, которые уже находились за передовой линией. Равшары вскрывали защиту фаланги. Кога на скаку уклонился от копий, врезался с разбегу ногой в щит первого попавшегося рядового, с утробным рыком ухватился рукой за край щита и рванул на себя, предоставив братьям добить бедолагу, сам же ворвался в самое пекло сражения и парными костяными клинками пошел рубить врага в мясной фарш. Его сородичи и их вожди не отставали. Пусть через несколько минут из боков Коги торчало три пилума, что горхолды бросали в наступающих, а грудь его была пробита арбалетным болтом, а сам верховный вождь равшаров валялся без чувств на земле, истоптанный своими и чужими, равшары заставили врага отступать к стене в животном ужасе. Для варваров пустыни смерть их лидера была ничем — всегда можно оказать ему почести и избрать нового, вожди их племен менялись быстро, как мода перчатки аргойских дворян. Для равшаров жизнь в принципе не стоила и горсти песка в их родных краях. Проблемой была конница, точнее, ящерница. Наездники на огромных варанах протаптывали бреши в нестройной гуще равшаров, ящеры раскидывали их мощными ударами когтистых лап и хвостов, рвали передними лапами их на мясо, зубами разгрызали на части и сжирали заживо, пока наездник сверху раздавал удары клинком. Но если равшарам удавалось забороть ящера или хотя бы стащить с него всадника, то горхолда ждала участь быть выпотрошенным в течение следующих нескольких секунд, после чего его затопчут толпы равшаров.

Вскоре в небе открылся следующий портал, откуда повылетали крылатые флорскелы, которых вела молодая царица. Иссиня-черные волосы Хинареи, все так же подвязанные лентой и зачесанные назад, развевались в полете, а бледное лицо ее выражала отрешенность мученицы, принесшую в жертву себя и свой народ во имя спасения мира. Глаза ее цвета только распустившейся листвы были прищурены и не сводили глаз с цели — ближайшего из наездников на ящерах. В руках ее было изящно изрезанное рунами и узорами медное копье, которым она его и пронзила, на лету поймав копье с противоположной стороны и вытащив из уже падающего тела. Эти копья пробивали кирасы из темной стали горхолдов с той же легкостью, как нож мясника проходит сквозь внутреннюю вырезку свиньи. Вскоре кавалерия красноголовых была истреблена, равшары продолжали отгонять их от стены к приганрайским рощам вдалеке от Драконовых Гор, пока крылатые поражали их копьями и дротиками слету. С другого, правого фланга из портала показались хаглорианцы, которые из заговоренных лесными колдунами луков, исчерченных ритуальными знаками, щедро одаривали отступавших горхолдов стрелами, которым пролететь мимо цели не позволяло кудесничество. Не было лишь скиарлов, великую армаду которых сейчас Рейген Саламандр вел в морское побоище с флотилией горхолдов. Кровавый Легион был перебит, генерал Рокузан повержен, армия горхолдов сравнялась по численности с подкреплением и защитниками стены в совокупности, но стремительно убывала, выучка и организованность красноголовых словно испарились, они давили и затаптывали друг друга в попытке поскорее спастись, некоторые бросали оружие и опрометью кидались в бегство, если не попадались под руку буйствовавшим вовсю равшарам, пролетающим над головой флорскелам или хаглорианцу, избравшему жертвой своей непромахивающейся стрелы того или иного горхолда. Хинарея снова низринулась книзу, намереваясь разогнать арбалетчиков, но спусковые механизмы самострелов и арбалетные болты были быстрее юной воительницы. Двое арбалетных болтов пронзили ее груди, подбитая царица оказалась под ногами горхолдов, хаотично стекавших дорогой от Вархула, пытающихся скорее убраться от мнущих им бока равшаров, косящих стрелами и магическими заклятиями хаглорианцев или же флорскелов, налетавших с неба. В этот день правители Ранкора были честны и погибали за судьбы своих народов.

Стена Вархула была окончательно очищена от захватчиков, под ликующие возгласы собратьев, собравшихся на вершине стены и наблюдавших, как союзники разносят остатки воинства Заргула, не в первый раз ощутил то, о чем говорил Алагар — единстве всего живого. Нашествие горхолдов сделало то, чего, по мнению Архимага Йоши-Року следовало ждать столетиями с ходом изменения сознания мирового социума — сплотившись против общей угрозы, народы забыли о вражде и стали единым целым друг с другом. Это не было войной ни Союза, ни равшаров, ни кого еще. То была схватка Ранкора против Азрога.

Глоддрик продолжал убивать горхолдов десятками, но вот он поскользнулся и упал на одно колено, в падении свалив с ног сокрушительным ударом меча последнего для него в этой битве вражеского рядового, да и то делающего ноги, оттого удар и пришелся по спине. Запыхавшийся, он без сил глядел, как удирают сломя ноги враги. Гнаться дальше Глоддрик не собирался, Ганрайский Демон, быть может, и вправду был помешанным на кровопролитии и ожесточенных схватках ублюдком, но ему никогда не представляло интереса убийство беззащитных, заведомо проигравших врагов, дух которых был сломлен. Шибуи и Гуаррах остановились, все залитые чужой кровью и тяжело дыша. Горхолды продолжали отступать под натиском бесчисленного множества равшаров, хаглорианцев, что потоком стрел и вспышками магических заклятий наводили на них ужас и роями флорскелов, парящих над их головами и с непредсказуемой вероятностью поражавших врагов мира одного за другим. Для слуг Заргула не было ни одной безопасной стороны, даже из замка были открыты ворота, ганрайцы и аргойцы повалили наружу, чтобы поучаствовать в разгроме вражеских орд. Даже преданность Многорогому, которую в них воспитывали с рождения, не могла побороть инстинкт самосохранения — и не зря. Заргул был самопровозглашенным владыкой, культ личности которого достиг такого масштаба, что вождь красноголовых был чуть ли не обожествлен, но все это преходяще, тогда как заложенное природой оставалось в живых независимо от времени.

Эрлингай уже гарцевал на белом жеребце, натянул поводья, и красавец встал на дыбы, одновременно с чем Эрлингай воздел Фарендил над головой с кличем:

— Победа, братья и сестры!

Разбитая армия горхолдов продолжала отступать, ее уже даже не преследовали. Гуаррах и Шибуи направлялись к замку в стене, первый хрустел пальцами и разминал шею, будто бойни ему не хватило, чтобы размяться, а Шибуи шел медленно и с полуприкрытыми глазами, словно пытался медитировать и абстрагироваться от картины произошедшего ужаса — утекающей разрозненной армии красноголовых, что уже спустились по склону холмов и пересекали равнины с редкими рощицами хвойных в сторону снежных вершин Драконовых Гор. Мастер Агриппа продолжал безмолвно стоять, опираясь на свою трость со спрятанным внутри клинком, вглядываясь вдаль, на закат. Было сложно вообразить, что у него вертелось на языке относительно происходящего, пока он не произнес тихо:

— Упаси тебя Илгериас жить в эпоху перемен…

Вся бестравная земляная поляна, как и поросшие осокой и редкими сорными растениями изгибистые просторы вокруг нее, были завалены окровавленными трупами горхолдов, равшаров, крылатых — в меньшей степени, в еще меньшей — хаглорианцев, их несчитавылось не больше десятка среди павших на поле брани. Люди же в основном погибали на стене, редко кто встретил свою погибель уже выйдя за нее в преследовании под предводительством конницы, возглавляемой Эрлингаем, что как рыцарь из древних поэм несся на белоснежном коне и рубил головы удирающим вражеским воинам. Возвращаясь к замку, он увидел Глоддрика, что уселся на широкую и грудь мускулистого горхолда и вытирал меч от крови о свою же рубашку. Кольчугу он уже снял и небрежно бросил на землю.

— Славная победа, — с гордостью сказал Эрлингай, утирая пот со лба, — благодаря всем нам, в особенности тебе.

Глоддрик скептически усмехнулся, скривил рот и, коротко покачав головой, изрек:

— Мы их разогнали. Но мы не победим, пока жив Заргул. Не убьем его — они вернутся.

— Но что мы можем сделать сейчас? — спросил король.

— Раздолбать Заргула — задача магов, мы бессильны, — с сожалением опустил голову с седыми космами Глоддрик, — но мы должны гнать их к границе, к морским берегам. Чтоб духу их здесь не было!

Последнее было произнесено сквозь зубы с такой ярой ненавистью, что Эрлингай малость поежился. Взяв коня под уздцы, он их слегка дернул и, поворачивая к стене, добавил:

— Во всяком случае, на сегодня мы справились неплохо.

Глоддрик молчал. Он зарубил почти весь Кровавый Легион, на стене прикончил с десяток красноголовых, за стеной же из них завалил за тридцать. Однако что значат эти числа, когда Заргул с легкостью сможет воссоздать боевую мощь Азрога, пока все силы и власть, что дарует ему источник сил подземелий, при нем.

На стене же люди выстроились и с наслаждением наблюдали за мельчавшей на горизонте бесформенной массой, бывшей еще недавно войском Азрога.

— Мы победили, Арстель! — сказала Юкиара, глядя вперед, на бегущие в сторону гор скопления черных точек, точнее, красноголовых, — мы победили… — девушка произносила это слово, будто пыталась понять, что оно значит, или убедить себя в том, что обозреваемая картина в действительности возможна, и горхолдам можно надрать зад.

— Да, Юки, победили, — Арстель приобнял ее, и подруга тут же прижалась к нему всем телом, уткнувшись лицом в его плечо.

— Но какой ценой… — прошептала она, втягивая носом сопли и всхлипывая, — наши друзья мертвы, Арстель!

— Не думай об этом, — сказал Арстель, похлопывая ее по спине, — все уже позади.

Солдаты уже начали оттаскивать с поля раненых и нести их в лазарет, собирать оружие, как вдруг на одной из крайних башен раздался раскатистый громовой грохот, затем сверкнула молния.

***

В то время, когда схватка еще была в самом разгаре, горхолды напирали на стену, а подкрепление еще не подоспело, с тыловой стороны стены, в одном из ганрайских редких лесов шагало несколько приближенных к Заргулу слуг. Вел их небольшой отряд высокий горхолд в мантии черного цвета, украшенной рисунками пересекавших ткань и переплетавшихся друг с другом языков пламени, в руке же его был жезл с навершием в виде змеиной головы, в нутро которой был всажен кертахол красного цвета, цветом его сияния смотрели глаза этой змеи. Среди деревьев, папоротников и редких ручьев магов было не заметить, они были вдали от Вархула, столицы Ганрая, поскольку подбирались с восточной окраины к стене, даже веси Ганрая вроде Козьих Загонов были от них достаточно далеко, лишь редкие хутора и мельницы еще попадались за этой малой чащей. За Хейларгом, Архимагом красноголовых, следовала остриженная коротко ведьма из Клирии, помешавшаяся на темной магии жертвоприножений, с отвратительной перевязью, увешанной черепами, через туловище, до неприличия открытой туникой, воротник которой был настолько широк и низок, что позволял оценить верхнюю половину бюста ведуньи, а жертвенный волнистый нож на поясе, которым она резала заживо тех, кому не посчастливилось стать ресурсом для ее чар, болтался на кожаном ремне. Ее хищная улыбка напоминала оскал морского змея, завидевшего корабль вдалеке, она уже визуализировала, как будет заживо освежевывать людей, оборонявшихся на стене и тех, кого они защищали. Рядом неуловимой для человеческого слуха поступью продвигался Джаяр, клирийский некромант, сам ставший умертвием, на этот раз его бинты были изношеннее и грязнее обычного, под их спадающими и порвавшимися лоскутами были видны следы бледной кожи и кусков костей, вылезавших из-под сгнившей плоти. Его наполовину забинтованное лицо на обозрении выглядело самым устрашающим — половина сгнила и была изорвана до кости, черные зубы вперемежку с золотыми выглядывали во всю половину рта, неприкрытого порванной щекой, что придавало лицу выражение безумия, единственный глаз его светился алым, на месте другого зияла дыра. Ниарот — молодой длинноволосый маг в соломенной шляпе, выходец из древнего аргойского дворянского рода, мускулистый равшар в бычьем черепе с костяным посохом, навершие которого было украшено на сей раз черепной коробкой человека, из темноты глазниц которой светился алый свет кертахола, Кразлак Губитель.

Хейларг, ведший колонну наиболее жестоких и опасных приближенных Многорогого, многократно обкатывал в своем мятежном разуме то, каким подлым был маневр — использовать магическую силы для атаки с тыла, пока засевшие в крепости отражают нападение в лоб. Если магам удастся проломить стену, а им удастся, ежели не будет противовеса в лице Йоши-Року и его учеников, то горхолды повалят за стену подобно снежной лавине, накрывавшей северные деревни, а Заргул простерет свои цепкие лапы на весь отчаявшийся Союз. Удар в спину — удар негодяя, а может ли маг, тот, кто призван быть мостом между миром смертных и сверхъестественной плоскостью мироздания, обладать мудростью, недоступной пониманию народа и защищать слабых от зла, поступать подобным образом, как уличный грабитель, что всадит нож в горло жертве, прежде чем стянуть кошель золотых? Стал ли бы Йоши-Року преступать идеалы чести пусть даже ради спасения мира? Молчаливые ели и сосны нависали над злоумышленниками, а переклики птиц над головой лишь побуждали его терзать душу сомнениями. Будь здесь Заргул лично — первейший из его магов мгновенно бы преисполнился патриотизмом и желаньем принести месть за лишения своего народа и восславить предков в войне против всего мира и принести потомкам великое будущее жизни в правящей расе. Его сподвижники были кровожадными подонками, потерявшие голову от мысли о суленом им Многорогим неизмеримом могуществе и власти, страхе, который они будут внушать поверженным народам Ранкора, множеству невинных жертв, которым можно будет поставить ногу на грудь. Размышления о предназначении, приверженности к пути к высоким целям, строительстве нового мира для них были пустотой, магия интересовала Кразлака Губителя, Кару из Клирии и им подобных лишь как средство возвыситься над другими, а Заргул вызывал желание преклониться лишь из невольного уважения к его несоизмеримо большей силе, чем у них всех вместе взятых.

— Далече собрались? — из-за необхватной лиственницы показался седобородый старец — придворный маг аргойских королей — Азилур.

Из-за спины его вышло трое спутников — известный пламенным характером и виртуозным обращением с огненной стихией Рокшас, смотритель леса Лайнур-Арая и наместник Хранителя Хаглоры, такой же краснокожий, как и горхолды, вот только глаза его сияли цветом чистого пламени, которым заклинатель огня поклялся истреблять врагов своего народа как каленое железо выжигает заразу из загноившейся раны. Следом летел Урандалл — худосочный длинноволосый флорскел преклонных лет. Не было среди них Старейшего, поскольку единственный в пустошах равшар, владеющий магией, остался следить за сохранностью Священного Древа в отсутствие сородичей, для хозяев пустыни это занятие было не менее почетным, чем бойня, что развернулась у границ Союза.

— Вы же не думаете, что мы настолько глупы, что оставили тыл незащищенными? Надеялись застать нас врасплох, — усмехнулся Урандалл.

Рокшас сжал горящий посох так, что костяшки пальцев побелели, а огонь загорелся, осветив синие молнии, пересекавшие скулы на его алом лице, выдвинув крупную челюсть вперед, молвил с презрением и вызовом одновременно:

— Надеюсь, вам понравилась прогулка по лесу, господа ублюдки. Это ваш последний поход.

Кара из Клирии с притворным удивлением вытянула лицо и, издевательски ухмыляясь, облокотилась на ветвь раскидистого клена, парировала:

— Мы пройдемся и по вашим чащобам, хорошенько подпалим их, а на деревьях, где твои сородичи — зеленые обезьяны, строят убогие шалаши, мы распнем лесных дикарей одного за другим. А затем я лично опрокину ваш гребаный тотем в Быстроходную!

Огненные языки на посохе Рокшаса взвились выше его головы, рот его перекосило в гневе:

— Скоро твоя кожа станет по-настоящему черной, южанка. От моего огня.

Кразлак Губитель с хрустом размял шею, наклонил голову вперед, рога бычьего черепа, выставленные в сторону врага, делали картину похожей на явление воскрешенного из мертвых быка, готового броситься в бой.

— Только и можете, что хуями кидаться, — пренебрежительная ненависть сочилась из его уст, — баба и долбаный травоядный. Мне, как родившемуся в равшаровых пустошах среди настоящих мужей, полных боевого духа, противно сие лицезреть.

— Так сражайся! — перехватил посох Рокшас огнем в голую грудь варвара-колдуна.

— Сдайтесь — и мы вас не тронем, — сказал Хейларг.

— Одного-то в жертву, пожалуй, принести можно, — загорелись глаза Кары, положившей руку на нож.

Азилур вышел вперед и, устало опершись на посох, сощурил глаза, чем лишь прибавил морщины на старом, изможденном лице.

— Когда же вы поймете — это наш мир, и мы не позволим Многорогому прибрать его к рукам. Уходите, либо будем биться. Мы скорее поляжем здесь, чем примем жизнь под началом вашего вождя.

Кара посмеивалась, точно охрипшая гиена, вытянула нож и ритуальную куклу в форме человеческого тела. Занеся хладное орудие над макетом жертвы, она с полным наслаждения от предвкушения мук новых жертв крикнула:

— Тогда готовься, старый, твои мучения будут страшнее, чем ты можешь себе… — и тут она завизжала подобно резаной свинье.

Алый огонь охватил ее тело, словно ее облили горючим маслом и попали по неудачливой жертвоприносительнице горящей лучиной. Вот только пламя сбить было невозможно, как бы она ни каталась в безудержных воплях по травянистому покрову плодоносящей земли. Вскоре она ослабела и лишь вяло подергивалась, затем обездвиженно осталась лежать на земле, скрюченной, скукожившейся до предела. Плоть сгорела практически до кости, лишь сажа и горелые ошметки мяса еще липли к скелету клирийской ведьмы, кукла и ее одежда были спалены до пепла, лишь нож ее рука, сгоревшая до тонких кистевых костей, сжимала все еще крепко. На лице же прочесть страдания было невозможно, так как оно утратило всякие очертания, превратившись лишь в обгоревший овал, в котором где-то проступал голый череп.

Заклятие хаглорианца-огневика было слишком стремительным и непредсказуемым, чтобы его отразить, к тому же он не направил огнешар или струю пламени в сторону помешавшейся на садизме клирийке подобно новичку, что было бы донельзя тривиально и элементарно отразимо, а заставил ее воспламениться изнутри.

— Кто на очереди? — вызывающе крикнул Рокшас.

Далее все произошло до предела быстро. Урандалл распростер крылья и воздел жезл кверху, наворачивая им петли, после чего вихревым образом закрученные лезвия ветра устремились в сторону врагов, однако Хейларг раздвоил поток режущего ветродуя, смертоносные завихрения валили и срезали стволы вековых и молодых деревьев, обстригали под корень кусты, но слуги Заргула остались нетронуты. Крылатый сделал новую попытку их поразить, он шарахнул серией молневидных ударов, сопровождаемых шквалистым ветром, ломящим ветви и стволы вокруг, но Хейларг словил одну из его молний своим посохом и перенаправил, при этом она стала раз в пять ярче и мощнее — и вот подбитый флорскел был разделен молнией на две части по линии по линии пояса, точнее, распаян, даже не успев ощутить боли, в чем ему повезло больше, чем Каре. Однако одно из ветряных лезвий все же срезало голову Ниароту, не успевшему и показать себя в схватке, лишь шляпа его, подброшенная ветром к вершинам деревьев, одиноко планировала на землю возле обезглавленного трупа бывшего обладателя.

И тут сражение разделилось на две отдельных схватки — Хейларг и Азилур схлестнулись в поединке, тогда как Кразлак Губитель заодно с Джаяром находились в противоборстве с Рокшасом. Повелитель огненной стихии отправил в Кразлака бесперебойный поток огня, однако он врезался в жидкую скверну, волна которой всколыхнулась перед лицом облаченного в бизоний череп и реберный панцирь равшара и, выжигая траву и заросли бурьяна, покатилась в сторону Рокшаса. Хаглорианец проделал резкий пасс факелом, огонь которого лишь ярче вспыхнул на ветру, а всполох пламени врезался в наплыв скверны, которая тут же пропиталась огнем, сконцентрировалась в воздухе и стала шаром шипящей магмы, тут же бросившись в сторону Кразлака с одного мысленного импульса краснокожего сына леса. Резкий взмах костяным шестом, Кразлак с остервенелым хрипением вызвал дождь игл из той же жидкой скверны, вокруг которой шел едкий дым, что разлагал траву по траектории их полета, иглы разбили шаг лавы на куски, которые, опадая на землю, тут же погасли, обратившись в груды черного камня вулканической породы. Дождь игл скверны был направлен в сторону Рокшаса, уклониться от такой атаки было невозможно, лишь поставить щит или сбить выстрел представляло возможность спастись. Вспышка молнии ослепила глаза магов, прошила иглы насквозь, обратив их в ядовитое облако, что сразу же растворилось, а электрический разряд, фокусируя силу разрушительной магии в сферу, бьющую во все стороны молнеобразными хвостами, выстрелил в равшара. Рокшас победно оскалился, когда разряд врезался в наскоро сделанный щит из нового всплеска жидкой скверны, выевшей в земле неглубокую яму, но сила удара повалила Кразлака на спину, он в падении перекатился, через все тело равшара переходили слабые молнии, а сам он конвульсивно подергивался, удар достиг цели. На груди же, ребра панциря, защищавшего корпус были сломлены, красовался страшного вида ожог, горелое мясо с запекшейся кровью открывали вид на серьезное ранение, после которого темный маг из пустоши вряд ли долго протянет. Тем временем вокруг краснокожего равшара уже из-под земли восстали мертвецы, то были обитатели давно забытых поселений, от хижин которых не осталось и кирпича иль балки, заложенной в основание, имена их канули в лету, и только сейчас они были непочтительным образом подняты в качестве расходного материала.

— Какой примитив, — усмехнулся Рокшас, оглядывая с полсотни зомби, — жалкое зрелище.

Хаглорианец вскинул посох над головой, пламя на вершине его сверкнуло, и во все стороны грянул дождь лавы, мелкие куски ее летели со скоростью полета стрелы, прожигая умертвий насквозь, разрывая их на куски, обстрел продолжался, пока от поднятых останков канувших в забытие людей не осталось ничего, кроме бесформенной груды опаленных тел. Джаяр раскинул широко руки, напевая заклятие призыва мертвых снова, но под его ногами взлетел вверх столб огня, мгновенно принявшегося пожирать новую жертву. Ходячая мумия не кричала, лишь безмолвно опала на колени, сожженная почти наполовину, все так же простирая руки в стороны. Огонь мгновенно, со взмахом руки Рокшаса, исчез, а после того разряд молнии свалил некроманта на спину, ударив ему прямо в голову и расплавив его сгнившие мозги.

Рокшас уже обернулся и собрался помочь Азилуру, что обменивался очередями из разрушительных энергетических сфер и разрушительных лучей магической ауры с Хейларгом, как вдруг перед лицом его возник Кразлак, растянувший губы в странной гримасе — что-то между одержимой улыбкой до ушей и полным ярости оскалом. Он схватил Рокшаса за плечи, и тут хаглрианец ощутил страшную боль. Скверна пожирала его изнутри. На алой коже его начали появляться пятна цвета плесени, его кожа трескалась и лопалась, из дымящихся ран стекали струи скверны. Кразлак Губитель стоял из последних сил без посоха в руках, он знал, что умрет, но во что бы то ни стало вознамерился утащить Рокшаса с собой на тот свет. Вот лопнули глаза равшара, из них потекла жидкая скверна. Рокшас не вопил от боли, хотя она разрывала все его существо. Ученик Третьего Архимага понимал, что умирает.

— За Ранкор! — прокричал он, после чего из его рта хлынула кровь, смешанная со скверной.

Рокшас всадил горящий конец посоха Кразлаку под ребра, пустил всю магическую силу, которую только могло вобрать в себя его тело, после чего равшар в страшных муках завопил. Он полыхал зеленым огнем — пламенем, напоенным силой леса Лайнур-Арая, которая секунд за десять оставила от Губителя лишь голый скелет, что упал на землю одновременно с Рокшасом, вены которого вздулись, став почти черно-зелеными от того, что кровь в них пропиталась скверной.

Азилур кинул взгляд на поборище двух магов, этим минутным отвлечением воспользовался Хейларг, ударив телекинетической волной и отбросив тем самым Азилура на двадцать шагов. Старый маг врезался затылком о толстый сук, грохнувшись без чувств на корни дуба. Можно было убить его без затруднений, однако что-то заставило руку Хейларга дрогнуть. Увидев, как один из них, погибая мучительной смертью, нашел в себе силы отплатить врагу той же монетой, а другой рискнул отвлечься от смертельной схватки, в которой, признаться, уступал, из печали об участи старого товарища, красноголовый решил не множить свои грехи перед Всевышним. Пусть того и требовал Многорогий, а Хейларгу было крайне затруднительно противостоять его воле, маг из Азарельда ясно видел, что морали и благочестия куда больше на противоположной стороне, тогда как в своем народе, пропитанном ядом из катакомб и сведенным с истинного пути свихнувшимся диктатором, не было теперь ничего, кроме до одержимого фанатизма категоричного служения злу.

— Сколько же крови мы вам попортили… — устало вздохнул Хейларг, обращаясь к молчаливым деревьям и птицам, что уже давно разлетелись.

Когда Азилур пришел в сознание, кроме него и трупов среди поваленных и уцелевших деревьев никого не было. Молчаливой свидетельницей сражения колдунов была лишь стена Вархула, возвышавшаяся вдали.

***

Едва часовой увидел его, шею ему скрутила незримая сила, а сам солдат свалился под знамя Союза. Варзхел, что появился из самого воздуха посреди башни в начале восточного крыла стены, подошел к зубчатому каменному ограждению и вперился взглядом алых глаз, светящихся в прорезях стальной маски, в толпу, где люди, равшары, флорскелы и хаглорианцы смешались воедино. Все они расступались перед ехавшим трусцой белым жеребцом Эрлингая, который, размахивая мечом, держал победную речь под их одобрительные возгласы, перечислял подвиги павших и выживших, воззывал к славной памяти героев из предков всех народов, которые бы гордились ныне живущими продолжателями своего дела. Среди толпы темный маг узнал Глоддрика Харлауда, что стоял сложа руки и хмуро глядел в сторону группы молодых парней, что на связанных из тонких стволов молодого дуба носилках из грубой серой простыни перетаскивали раненых в лазарет, где тяжелораненым и умирающим оказывали врачевательную помощь и говорили слова утешений Танриль и ее ученица Кэлрен, которым помогала хаглорианка-травница Шая. Ганрайский Демон, измазанный в крови и хромающий, казалось, еще больше после ранения Стакуги, получил новый порез поперек щеки, который если бы прошел чуть выше — ганраец лишился бы и второго глаза. Глядя на тела раненых, что либо стонали, либо несли бессвязный бред, свесив руки к земле и трясясь на носилках в руках бегущих юношей, он пытался посчитать, сколько мертвецов перевидел за свою жизнь и скольких из них убил сам. Одно он знал наверняка — нельзя было счесть, сколько за время существования жизни самый страшный косильщик жизней смертных — война, унес молодых и не очень людей. Арстель и Юкиара стояли вместе, сапожник сдержанно аплодировал речам Эрлингая, Юкиара же вопила вовсю, ища во всеобщем ликовании выход и возможность забыться и перестать перебирать без конца воспоминания об ушедших в этот день практически всех близких ей людях. Но Арнлоугу Варзхелу был нужен лишь Эрлингай — гибель вождя посреди народа сильно бы деморализовала сопротивленцев, остудила бы их боевой пыл, после чего горхолды, вернувшись с новой силой, могли бы промять их оборону. Верховодство мог бы взять на себя Глоддрик, и он был прекрасным стратегом и бойцом, вот только вдохновлять других, ведя их за собой, и вселять в сердца веру он умел куда хуже Эрлингая Червертого. Когда король принялся случайным образом поименно перечислять героев сегодняшнего дня среди рядовых солдат, подвигам которых он по воле случая стал свидетелем, Варзхел вытащил из-за спины посох-меч и нацелил в сторону королевской особы, как вдруг сзади раздался голос:

— Мастер Йоши готовил магов, а не бесчестных убийц.

Не успел Варзхел со скрипом повернуть закрытую шлемом, маской и капюшоном голову, как его опрокинула ударная волна, а незримая сила обездвижила, пригвоздила его руки и ноги к камню. Магический атрибут же его укатился к краю башни во время падения Варзхела.

— Как низко ты пал, Варзхел. Хотя, ты же лишь раб Многорогого императора и делаешь, что он прикажет. Если бы он дал распоряжение караулить короля Аргои в выгребной яме, ты был бы вынужден последовать воле хозяина.

Над его головой во весь недюжинный рост стояла субтильная фигура друга далеких лет юности. Широкие штаны, подвязанные портянками, драный заплатанный бурый халат, забрызганный слякотью и дорожной грязью, острое бледное лицо, алые волосы, стоящие дыбом, точно огонь свечи, алые глаза. В лице красноволосого мага не было прежнего высокомерия, лишь скорбь и сожаление отражались в его очах. Алагар оперся телом на черный посох, оглядел распластанного под своими ногами Варзхела и горестно покачал головой. Его давний собрат лежал совершенно обездвиженный.

— Вы, свободные люди, — с иронией ответил Варзхел, глядя в темнеющее небо, обагренное красками заката, — только играете в дружбу и любовь, а сами друг другу глотки перегрызете, как только представится возможность. Вы слишком ограничены, чтобы жить своим скудным умом, а зло, что множит ваша алчность и стремление к жалкой выгоде, не прекратится, покуда не придет тот, кто завяжет вам руки за спиной и не даст пинка под зад, дабы направить на верный путь. Все, что вы называете дружбой — ложь, скрывающая совместное преследование личных целей. Вам нет дела друг до друга.

— Ты видел, сколько иноземцев собралось в этом замке? Не находишь, что в их интересах было бы вести войну на своей территории? Взять Лайнур-Арай или Звездный Град осадой не проще, чем стену Вархула. Но они явились к границе Союза и на открытой местности, не защищенные ни с какой стороны, храбро влетели в строй ваших солдат. Не знаю, как в Азроге, но у нас не принято бросать своих в беде. Если бы мы были так эгоистичны, как судишь ты, вам было бы легко одолеть нас по очереди. Но мы выстояли и стяжали славу на века.

— Так прикончи меня! Или ты решил прочесть проповедь напоследок?

— Нет, — качая головой, Алагар отошел к краю стены и облокотился на перила, всматриваясь в неестественно быстро сгущающиеся тучи у закатного марева, — нет, достаточно смертей с меня. Возвращайся к своему рабовладельцу и скажи, что Ранкор всегда готов принять его вызов.

И тут черные тучи начали обретать форму человеческого лица.

— Что за… — пробормотал Алагар, но тут же был свален молнией, угодившей ему меж лопаток.

Как только незримые путы ослабли, стоило Алагару отвлечься на странную фигуру в небесной мгле, Варзхел оборвал парализующее заклятие, вытянул руку, притянув к себе клинкообразный посох, и нанес подлый удар в спину своему старому другу. Когда увечный Варзхел с лязгом стальных доспех и стоном поднялся, по так называемой погоде он все понял — скоро владыка подземелий Заргул Многорогий явится лично, хранитель подземелий изначально не собирался вступать в бой, уверенный в превосходстве своего войска, но теперь расклад изменился, армия разбежалась, и требовалось его вмешательство. В такие моменты лучше не мешать повелителю, лишь под руку можно попасться.

— Варзхел! — окликнул его со спины знакомый голос, принадлежавший старому другу и учителю.

Бронированный чародей, служивший Азрогу, повернулся и, увидев знакомые лица, ответствовал:

— Готовьтесь встречать Заргула! — и исчез за вспышкой синего свечения.

Варзхел мгновенно ретировался в Азарельд телепортацией, сделай он это секундой позже — и ему бы не поздоровилось. К растянувшемуся на вершине башни телу Алагара уже со всех ног бежала Танриль и Третий Архимаг Йоши-Року мчался ей вдогонку.

— Алагар! — вскричала Танриль, подбегая к телу, лежащему лицом книзу, бережно перевернула и ахнула, лицо его было бездвижно, свет в глазах померк, признаков жизни не наблюдалось, — нет! Это моя вина, подоспей я раньше, вдвоем мы бы справились с Варзхелом… Будь он проклят! — вскричала она.

— Идет война, Танриль, — покровительственно положил ей руку на плечо Йоши-Року, — если кто и виноват, то только Заргул.

Когда она ощупала пульс Алагара, приложив руку над его шеей, биения не почувствовала. Тело было бездыханно и мертво.

— Нет, Алагар, нет… как же так, — из глаз ее полились слезы, — ты не можешь… Прошу, дыши, дыши! — она била мертвеца по щекам, трясла за плечи, но безуспешно.

— Уже поздно, Танриль, — смиряясь с судьбой, склонил голову Йоши, — он ушел.

Она понимала, что должна спасать жизни раненых, осознавала, что теряет драгоценное время подле уже покойного человека, каждая секунда промедления может стать роковой для покоцанных защитников Ранкора. Но уйти и исполнить свой долг целительница не могла.

— Тогда я верну его, — решилась Танриль.

О некромантии речи не шло, вернуть недавно погибшего человека можно было древней целительской техникой, которая задействовала всю магическую и жизненную силу врачевателя.

— Понимаешь ли ты, какая расплата за это тебя ждет?

Танриль молчала, концентрируя в себе все ресурсы, что поддерживали в ней жизнь, обращая их в магическую силу.

— Ты не имеешь права умирать ради него, — стоял на своем Архимаг, — умирающие воители зовут тебя, ты нужна им. Их семьи проклянут тебя, узнав, что ради того, чтобы получить желаемое ты так легко приносишь в жертву тех, кто не пожалел себя ради будущего мира.

— Кэлрен справится, я ее хорошо обучила, — тихо сказала Танриль.

Впервые Йоши-Року повысил голос на свою любимую воспитанницу:

— Ты должна быть в лазарете! Это твой долг! Алагар не единственный, кто умер этим днем, но остальных же ты не спешишь спасать. Чем тот же Керрис Галарт или болтливый деревенский парниша хуже?

Ответ был очевиден и лежал на поверхности, честный ответ, вынужденная откровенность — Танриль не умела лгать, а обманывать своего любимого и уважаемого учителя позволить себе не могла, пусть и противилась его воле.

— Я не смогу жить без него, мастер.

Йоши медленно кивнул несколько раз, словно вкусил старое вино и оценивал его на вкус, затем ответил:

— Но ведь и он испытывает к тебе сильные чувства, думаешь, Алагар будет счастлив, зная, что его возлюбленная нарушила свои священные обязанности, взяла на душу тяжкий грех и отдала жизнь, чтобы вернуть его, что он никогда больше тебя не увидит, не насладится твоим присутствием?

Танриль утерла слезы, плечи ее содрогнулись, срывающимся и падающим голосом она тихо ответила:

— Это эгоистично, я понимаю, но иначе я не могу. Я люблю его, учитель.

Йоши с досадой слабо хлопнул костлявой рукой по массивному зубу башни и, вглядываясь в небосвод, напоследок сказал:

— Любовь коварна и толкает на безумства. Я не буду тебе мешать, делай так, как считаешь правильным. Каждый должен пройти свой путь так, как у него выходит.

Темная пелена туч накрыла собой все небо, в сгущающейся мгле лицо заострилось, просвечивалось каким-то странным огнем, внутри которого сверкали молнии и грохотали раскаты грома, над острой головой расходились ветвистые рога, коих было несметное число. Призрачное существо шириной в сотню метров, высившееся над держателями оружия на стене Вархула, смеялось над ними, бросало вызов защитникам мира.

— Прощай, Танриль! — кертахол на посохе Йоши заискрился зеленым.

— Куда вы, мастер? — подняла заплаканное, но преисполненное твердой решимости лицо Танриль.

Йоши улыбнулся ей и сказал:

— Делать то, что считаю верным.

Архимаг исчез в синем сиянии, оставив целительницу, изменившую своему долгу, и ее любимого человека, жизнь которого покинула, одних. Танриль села на колени рядом с его телом и положила руки Алагару над грудь. Тело мага окутало зеленоватое свечение, исходившее во все стороны туманящимся сиянием. Когда он резко вдохнул воздух и открыл глаза, лицо Танрили озарила улыбка, ее снова пробило на слезу, на этот раз это были слезы счастья.

— Танриль? Я, кажется, сплю…

Тепло улыбаясь, Танриль склонила голову набок:

— И этот сон счастливый?

Закашлявшись, Алагар харкнул кровью. Его спину жгла невыносимая боль, казалось, в нее вонзили сотню раскаленных стальных жердей, однако с каждым мигом боль уходила, тело его наливалось жизненными соками и силами по мере того, как из Танрили жизнь уходила, она слабела, но держалась стойко, всеми силами стремясь насладиться каждой секундой единения с дорогим ее сердцу человека. Эти секунды были последними для нее. Алагар не понимал, что прощается с любовью юности, маг верил, что перед его глазами мелькают предсмертные видения, миражи. До боли в сердце прекрасные миражи.

— Танриль, прости… — слабо произнес Алагар, его алые глаза слезились, — прости, что подводил тебя…

Врачевательница провела тонкой рукой по его алым волосам и, продолжая гладить, молвила:

— Не стоит! Спасибо тебе за то, что был со мной, что подарил счастье. Любить — действительно, счастье. Даже если вместе быть вам не суждено.

— Вернись я сейчас в прошлое… — говорил Алагар то, что хотел сказать Танрили с того момента, как перестал быть наставником Братства Уравнителей и отказался от революционных замыслов, — я бы ни за что не пошел за Варзхелом. И никогда бы не покидал тебя.

— Я тебе верю, — сказала она, чувствуя, как последние силы покидают ее тело, свечение лечащей ауры начинало слабеть и рассеиваться.

— Но мы можем быть вместе, Танриль, — продолжал Алагар, — когда все это кончится, я обещаю не повторять ошибок прошлого и, клянусь, ты не пожалеешь, что не отказалась от меня. Мы будем вместе, — повторил он.

— Конечно, будем. Что бы ни случилось, я буду с тобой. Любимые живут в наших сердцах. Ты всегда сможешь найти меня в своем сердце.

— Танриль… Тан… риль… — Алагара уносило в сон, его глаза закрылись, свинцовой тяжестью налилось все его тело и онемело, боль ушла, и он провалился в сладостную тьму забытья, сна без сновидений.

Танриль вытерла слезы рукавом серого сарафана, легла рядом с ним, взяла его руки в свои и, крепко сжав, произнесла свои последние слова:

— Я всегда буду с тобой.

Алагар ее уже не слышал.

***

— Не к добру это, — сказал Эрлингай, прищуриваясь и прикрывая ладонью лоб как козырьком, вглядывался в формирующееся в тучах злорадно смеющееся лицо Заргула.

Глоддрик сорвался и кинулся отдавать распоряжения уже расслабившимся после победы солдатам, резкими выкриками приказывал заряжать катапульты и баллисты, найти хотя бы кого-нибудь в замке, владеющего магией, и послать его за подмогой в лице Ранкорских чародеев, каких только можно было собрать. Но Реадхалл Бескровный, как выяснилось, был занят лечением потрепанных в бою солдат, подменив запропастившуюся неведомо куда Танриль, и не мог терять ни минуты. Выносить раненых в подвальные укрывища времени не было, Заргул скоро явится, Глоддрик просек это сразу, когда еще тучи заполонили небесный купол, погрузив их всех во мрак, единственным светом которого были огненные просветы в прозрачном и огромном лице Многорогого. Толку от боевых команд приготовить противоосадные орудия и стрелкам — сгруппироваться и готовиться выдавать залп за залпом не было никакого против могущественнейшего чародея на всем Ранкоре, но стоять без дела Глоддрик позволить себе не мог. Это означало бы признать поражение, а такой шаг военачальника мгновенно деморализует измотанное в жестоком бою войско, вера которого и так держалась на соплях.

— Если нам суждено погибнуть, — повернулась Юкиара к Арстелю, — то не посрамим хотя бы себя приступом малодушия.

— Разумеется. В смерти будут и плюсы — увидим в Йорхэне многих близких, — согласился Арстель.

Глоддрик вышел на стену, оперся на зубья и злобно рыкнул:

— Хочет нас запугать. Думает, обоссымся, увидев одну его рожу.

— Ранкор Несокрушимый не отступил, — ответил Эрлингай, расправив плечи и грудь, защищенную кирасой с позолоченной каймой и волнообразной гравировкой, пусть и помятой в бою, кладя руку на малахитовую рукоять Фарендила, — не спасую и я.

Равшарам было без разницы, что за враг стоит у ворот, они нетерпеливо топтались на месте, периодически задирали друг друга и сетовали на то, что за стену их не пускают, хотя никому было не понятно, каким образом они бы собирались противостоять Заргулу — даже им самим. Хаглорианцы обращали молитвы к Анлариэли и наперебой повторяли, что зеленоволосая богиня не оставит их народ и на этот раз, а крылатые флорскелы сохраняли достоинство и горделивый вид с трудом, хотя их подмывало улететь как можно дальше.

Тут перед лицами утративших остатки надежды людей и иных существ возник Хранитель Хаглоры. Йоши-Року материализовался аккурат на главной башне, самой высокой, между Эрлингаем и Глоддриком. Глава Карателей резко развернулся и хватился за меч, но спустя миг медленно опустил руку, а Эрлингай отпрянул от неожиданности.

— Ваша битва окончена, братья и сестры, — воззвал Йоши-Року, обратившись лицом к объединившимся народам Ранкора, — здесь никакие мечи не помогут, мага может одолеть лишь другой маг. Я выполню свой долг.

Лицо Заргула тем временем стало ярче, алое пятно посреди облачного мрака разрасталось от него на десятки метров, что было весьма символично, ведь Заргул был сердцем и всего зла, что навалилось на Ранкор, а алое марево отображало злую силу подземелий Азрога, что служили этому злу первоосновой.

— Я горжусь всеми вами, — продолжал Архимаг, — пусть у нас не получалось долгое время найти гармонию в сосуществовании, но перед ликом мировой угрозы у мира хватило мудрости встать единым строем и дать достойный отпор. Точнее, вломить захватчику по самое оно! — таких слов от Архимага никто не ожидал, но это лишь больше сроднило его с простонародьем и солдатней, так называемыми маленькими людьми, на плечах которых держался мир, а на деяниях которых зиждилась история.

Равшары взревели, крылатые и люди вскинули кулаки вверх, хлопали до потери чувствительности в ладонях, хаглорианцы спокойными, но полными благоговения глазами взирали на своего почтеннейшего старейшину.

— Вы заслужили отдых, братья и сестры, — улыбнулся Йоши-Року, — остальное предоставьте мне. Впредь не утрачивайте согласия между собой, иначе сегодняшние жертвы окажутся напрасными.

Юкиара со слезами в глазах держала сложенные руки у подбородка, она словно молилась. Арстелю же отчего-то стало так грустно, что не хотелось и хлопать. Ему отчего-то казалось, что великий учитель всех магов собирается идти на заклание.

И тут лицо Заргула перестало улыбаться, пасть грозовой маски разверзлась, и из огненного хода спланировал император. Медленно он сбрасывал высоту, простирая руки в стороны, будто приветствовал слуг и оценивал новые угодья, завладеть которыми ему удалось при помощи своей несравненной силы и неотвратимости его судьбы править миром. Одет владыка горхолдов был в клепаную пластинчатую броню из стали с шипастыми наплечниками, наручи с лезвиями вдоль них и простоватые черные мешковатые штаны, заправленные в медные наголенники с навершием в виде расходящихся языков пламени. Заргул, самодовольно ухмыляясь, окинул взглядом подернувшихся от волнения солдат на стене, сбившихся в кучу людей за оградой, ощерившимися равшарами, Йоши-Року, что с готовностью дать достойный отпор смотрел ему в лицо. Их взгляды со старым Архимагом встретились. Согласно старой клирийской пословице, два тигра на одной горе не уживутся. Единые в своей силе и разные в противоположности своей природы, двое древних магов, хранителей традиций своих народов и заветов предков, понимали, что их столкновение неизбежно. Заргул заговорил:

— Столько смертей и напрасных усилий лишь для того, чтобы вы узрели меня, возвысившегося над вашими головами.

Молчали все, даже Глоддрика его давящая сила заставила окаменеть. Если вспомнить подавляющее воздействие Алагара, когда он еще был наставником Братства Уравнителей, то у Заргула эффект был раз в десять мощнее. Многие испытывали непреодолимое желание отдаться его воле, лишь бы не вызвать гнев всемогущего воплощения зла из глубокой древности. Возможно, они бы склонились, если бы не Йоши-Року, который одним своим присутствием возвышал их духовные вибрации и напоминал о том, как в свое время смертный при помощи Анлариэли поразил Заргула, лишив его силы на полторы тысячи лет.

— Но мы не склонимся перед тобой вовек, Многорогий император, — возразил Йоши-Року, — выбей силой то, что тебе нужно, или возвращайся, откуда пришел.

Заргул громко и хрипло рассмеялся, запрокинув голову к небу и, снова вперившись полным злобы красных глаз в лицо Йоши, изрек:

— Как же вы, смертные, любите напрасно пропадать. Ваштрас, ко мне!

Из небесной мглы в мгновение ока вылетел огромный дракон длиной вдвое больше Ортауна. Его ало-золотистая кожа была от широченной и мускулистой спины до длинного и мясистого хвоста закована в усеянную лезвиями броню из темной стали. Рев дракона, синтезированного магическим путем в недрах катакомб Азрога, огласил все окрестности стены. Заргул с легкостью вскочил на него, когда дракон проделал вираж у самой стены, заставив отшатнуться всех, кроме Глоддрика. Йоши-Року с хрустом размял плечи, схватился за посох обеими руками и произнес:

— Да будет так. Приди, Марандиул!

В команде призыва Заргула слышалось лишь властолюбие, в зове Архимага сквозилось непомерное почтение к старейшему духу леса Лайнур-Арай. Над головами защитников крепости из портала возник древесный дракон, слетел под стену, одновременно с этим Йоши ловко соскочил ему на спину, приземлившись, болезненно сморщился — боль в коленях не обошла его стороной. Заргул на своем драконе был уже далеко в небесах, Марандиул с Архимагом воспарили ввысь в его сторону.

— Ты ведь понимаешь, Йоши, что мы не выстоим против такого сильного врага? — подал голос Марандиул, набиравший высоту.

Йоши, волосы и балахон которого развевались во все стороны, крикнул, надеясь быть услышанным при свисте ветра, заглушавшего его старческий голос:

— Друг мой, но кто же тогда, если не мы?

Через полминуты драконы уже поравнялись, Заргул снова окинул взглядом Йоши, прочно стоявшего на спине своего дракона, державшего обеими руками посох. Не падал маг благодаря магическому креплению ног к спине, простейшее заклятие, позволявшее удерживать равновесие при любых выкрутасах летающей рептилии. Стена казалась плавной изгибистой насыпью с такой высоты, в которой копошились орды муравьев, слившихся в перетекающую из одного места в другое единообразную массу. А люди с затаившимся дыханием следили за схваткой.

— Когда я сокрушу тебя, — восклицал Заргул, протягивая руку в сторону Йоши, сжимая пальцы в кулак, — хребет вашего сопротивления будет сломлен.

— Ошибаешься, — отрезал Йоши, готовясь к атаке, — моя жизнь ничего не стоит в сравнении с силой их единства.

Две ветвистые молнии сшиблись в стремительном ударе друг о друга. Йоши сконцентрировал электрический импульс в посохе, направив разряд в Заргула, император же без видимого усилия вытянул руки перед собой и собрал меж ними бьющий во все стороны разрядами шар, из которого выстрелила молния толщиной со старинное древо. Ударившись друг о друга, разряды ослепительно сверкнули в непроглядной мгле туч, под которыми кружили драконы. Посох Йоши-Року дрожал от перенапряжения, казалось, жилы древесного жезла вздулись от такого столкновения, а атрибут вот-вот треснет в щепья.

— А ты неслаб, — с одобрением крикнул Заргул, — другого этот удар бы расщепил.

— Так атакуй снова, друг мой, глядишь — повезет.

Заргул проделал круговые взмахи обеими руками, и из них вылетели две драконьи костяные головы, лязгающие в полете челюстями, за линией их полета оставался широкий след дымовой полосы, а черепа раздвоились, затем расчетверились, крупной стаей устремившись в Йоши-Року. Старый хаглорианец перекрутил посох и дал очередь сфер зеленого пламени, напитанного силой его родного леса, сферы врезались в костяные головы и расшибали их на мелкие осколки, полет их был быстрее стрел, но последняя голова дракона все расширялась, раскрывая пасть, и Архимаг услышал окрик Марандиула:

— Сейчас эта штука рванет!

Удар телекинеза отбросил ее в сторону Заргула, однако взрыв даже не обжег императора и его ручного зверя, слишком силен был его защитный экран. Йоши направил поток того же зеленого пламени в Заргула, но император взмахом руки вызвал удар ветряной волны, которая в миг загасила огненный поток и откинула древесного дракона, заставив его прокрутиться вокруг своей оси. Йоши-Року крепко стоял на ногах, еще не успел Марандиул провернуться в своем вираже, как он скомандовал:

— Марандиул, вперед!

Дракон выбросил хвост, и из него полетел сноп лиан, растущих как деревенское тесто на дрожжах, они множились и утолщались, листва вокруг них обрастала плотоядными растениями, что грозились опутать Ваштраса и пожрать со всех сторон. Золотисто-красный дракон сокрушительным ударом хвоста в повороте сбил, точнее, срезал охапку лиан темными лезвиями на щитках, в которые был закован, затем двойным ударом лап разорвал следующие, но лианы росли быстро, а приближались еще скорее, и вот они уже опутали лапы Ваштраса, сильно сдавив их. Йоши выбросил посох вперед, кертахол его искрился зеленым светом, лианы оторвались от хвоста Марандиула и вспыхнули пламенем леса, которое пожирало их и превращала в углевидный прах, устремляясь к телу дракона Заргула. Когда оно подобралось к императорскому чудищу, Заргул провел рукой по горизонтали, и энергетическое лезвие синего цвета разрезало путы у конечностей Ваштраса, и освободило его от древесных колец на кистях, но Архимаг сумел преподнести сюрприз — древесина взорвалась перед лицом дракона. Пусть взрывная волна лишь пошатнула Заргула, не причинив ему вреда, дракон его серьезно пострадал. Ваштрас взревел, налетел на Марандиула, но могущественный дух отбил нападение ударом хвоста в челюсть. В тот же миг Заргул ударил потоком чистой силы подземелий, алой ауры, напоминавшей языки адского пламени, при соприкосновении с живой материей эта скверна ее изничтожала, распыляла. Йоши же ответил не менее страшным по силе напором зеленой энергии, силу на генерацию которой давал ему родной лес, который он поклялся хранить несколько веков назад. Лес питал Йоши-Року могуществом, которое позволяло ему противостоять мощи Заргула, непрерывно получавшего силу подземелий Азрога, кормившегося ею.

— Все живое покорится воле горхолдов! — орал Заргул, усиливая атаку, струя азрогианской энергии расширилась и ток ее стал вдвое интенсивнее.

Архимаг пошел на уловку — он сделал коридор в зеленой ауре леса, позволив азрогианской силе устремиться в него и Марандиула, и спустя полсекунды перехватил посох кертахолом вперед, и из кристалла вылетел спиралеобразный луч, похожий на вьющуюся лиану, но он светился изнутри — то была самая страшная по силе форма магии Лайнур-Арая. Луч пронизал азрогианскую скверну, разогнал ее в стороны и, когда дошел до Заргула и обвился вокруг него, терпение императора кончилось, он сделал режущий взмах рукой перед собой вверх, пламя Азрога выжгло лиану до основания, испепелило ее. Йоши собрался атаковать снова, но алая шаровая молния, источником для возникновения которой стала демоническая сила катакомб Азарельда, ударила его в грудь правее сердца.

Хаглорианец свалился на спину, но с дракона не слетел, ему хватило стойкости удержаться, хватанувшись за один из сучьев вместо зубцов на спине.

Последовал разряд тройной молнии, предназначенной дракону Марандиулу, Йоши выставил перед собой посох, образуя защитный экран, но под непрерывными ударами алых разрядов понимал, что защиты хватит ненадолго. Грудь жгла нестерпимая боль, но выносил старик муки стоически. Сила Лайнур-Арая была конечно, тогда как зло, порожденное Азроговыми безднами, похоже, не имело конца и края. В щите начали появляться трещины, затем прозрачный экран треснул вместе с посохом Хранителя Хаглоры, переломившегося пополам, и кертахолом, что разлетелся на россыпи кристального песка.

— Простите, братья и сестры, я не справился… — пробормотал Йоши-Року сквозь зубы, на последнем издыхании удерживая защиту.

Щит Архимага разлетелся на исчезавшие со скоростью света обломки, предоставив Заргулу возможность нашпиговать молниями древнего дракона, разрывая древесную кору и мякоть на части. Предсмертный рев Марандиула был слышен на всю округу, заставив стражей крепости Вархула содрогнуться, а Заргула лишь победно расхохотаться. Марандиула разнесло в мясо, если можно было так выразиться о его древоподобном теле, а Йоши-Року без сил летел в пропасть. Последнее, что он узрел перед падением — то, как перед его глазами в воздухе возникла зеленоволосая дева в рваной тунике, перед которой он всю жизнь преклонялся. Призрачная, но вполне осязаемая Анлариэль рванулась к Заргулу, снесла его с дракона, обхватила руками голову Многорогого, и от нее пошло ослепительное зеленое сияние с белой сердцевиной, заставившее Заргула вскричать благим матом, после чего он успел вовремя телепортироваться, прежде чем его тело было бы разбросано на мельчайшие частицы. Ваштрас же издал утробный рык и улетел в неизвестном направлении, скрывшись за горными вершинами. Анлариэль исчезла, проявившись в обозримом пространстве меньше, чем на десять секунд, она успела отвадить Заргула. Тело великого чародея, воспитавшего не одно поколение магов, хранивших традиции священного искусства повсеместно, приближалась к земле со все возрастающей скоростью. Пусть небо и было закрыто темной завесой, Йоши слабеющим взором окинул холмистые равнины, лесные угодья Союза за стеной, стену — извечного стража людских царств, огоньки редких сел за нею и реку Быстроходную, проходившую под людскими укреплениями, текшую меж массивов Драконовых Гор и впадавшую в великий океан. Тучи, однако, рассеялись, когда он пролетел половину пути и, в последний раз подняв старые глаза к заходящему за горизонт солнцу, Йоши закрыл веки и прошептал последние слова.

— Забери меня, Анлариэль…

И богиня забрала, довольно со старого мага бедствий этого мира. Скоро Йоши-Року перестанет принадлежать ему. Его тело окутал зеленоватый туман, все существо Йоши испытывало ощущение небывалой легкости, чистоты ума, вся боль ушла и казалось, что уже не он пролетает высоту в две сотни метров над землей. Старое тело хаглорианца, подобно светящейся комете, неслось к земле, но не долетев до земли и десятка метров, развеялось в прах после того, как зеленое сияние угасло. Прах подхватил ветер и унес ввысь, к небесам, далеким от невзгод еще живущих, которым предстояло отстаивать право этого мира на свободное будущее.

За его сгоранием безмолвно наблюдала вся стена, хотя сердца воинов были готовы исходить криком от отчаяния. Каждый хаглорианец словно потерял отца, а остальные — доброго друга и учителя, который был живым мостом со старинными эпохами и в настоящем всегда знал и указывал нужный путь. Теперь им предстояло прокладывать дорогу самим.

— Даже не верится, что его больше нет, — тихо сказал Эрлингай, — я был уверен, Архимаг всех нас переживет.

— Все когда-то уходит, — скорбно проговорил Глоддрик, — ничто не вечно.

— Кроме родства наших душ, — ответил король Союза, глядя, как солнце окончательно скрылось за горизонтом.

Так с уходом Йоши-Року, Хранителя Хаглоры и Третьего Архимага, завершилась битва за судьбу Ранкора.

• «
• 24
• 25
• 26
• 27
• 28
• 29
• 30
• 31
• 32
• 33
• »