БАБАХ! — Орудие исторгло из себя облако порохового дыма, и в полет отправилось стандартное для артиллерии этих лет чугунное десятифунтовое ядро. Преодолев где-то за три секунды отмерянную версту, оно, как и положено, угодило в специально для этого сделанную насыпь. На ней краской были отмечены перемежающиеся белые и черные контрастные круги, образовывавшие такую себе огромную мишень. На той стороне из-за насыпи выскочил боец и флажным семафором отмаяковал место попадания снаряда, а специально приставленный к орудию офицер из артиллерийского училища исправно занес в толстую прошитую тетрадь результаты этого — ровно как и каждого предыдущего — выстрела.
Одновременно с этим, порядком уже задолбанный расчет принялся перезаряжать пушку. Учитывая то, что выстрелов за прошедшие дни было сделано уже несколько сотен, канониры к этому моменту порядком устали, как физически, так и морально. Даже с учетом периодической смены расчётов.
БАБАХ! — Чуть дальше выстрелило еще одно орудие, у которого ствол даже на вид был существенно длиннее, чем у первого, но команда обслуги выглядела такой же уставшей. С них ручьями тек пот, и это при том, что по октябрьскому времени на улице было совсем не жарко.
— И что ты хотел мне показать? — Я повернулся к Михаилу и вопросительно задрал бровь.
— Ну как же, — брат от такой постановки вопроса даже растерялся немного, — стальные пушки. Сейчас отстреляем и будем принимать на вооружение.
О том, что длящаяся чуть ли не десять лет эпопея по попытке замены чугунных пушек, относительно дешевых, но крайне массивных и требующих большого конского парка для своей транспортировки, а также более удобных, но при этом существенно более дорогих бронзовых, на стальные вышла на финишную прямую, я естественно знал. Вот только без особых подробностей: во-первых, не видел смысла лезть в епархию брата, который занимался русской артиллерией, с большим интересом пропадая порой неделями на производствах и полигонах, а во-вторых, на это просто не было времени. Тем более, что из Михаила к двадцати пяти годам вышел вполне себе разумный и местами даже одаренный молодой человек, с крепкими познаниями как в гуманитарных, так и технических дисциплинах, не чуждый самообразованию и открытый всему новому. Не знаю, каким великий князь был в той истории, но тут из него получился вполне достойный генерал-фельдцейхмейстер, и я был даже рад, что хотя бы насчет русской артиллерии у меня ближайшие годы голова не будет болеть.
— Я, Миша, много раз видел, как стреляют пушки, — я усмехнулся и покачал головой, — и то что они стальные, а не бронзовые, сильно на общую картину не влияет.
— Ну да… — Брат явно не ожидал такой отповеди и заметно расстроился. Я тяжело вздохнул, ну вот как объяснить увлеченному человеку, что потеря целого дня — три часа верхом от Питера в одну сторону и три часа обратно — при том вале текущей работы, которая на меня свалилась после отъезда Александра — это слишком дорогое удовольствие. Впрочем, можно считать это таким себе видом отдыха — выезд на природу для общения с братом.
— Ладно, — я ободряюще хлопнул Михаила по плечу, — показывай свое хозяйство. Что удалось сделать, над чем сейчас работаете.
— Хорошо, — улыбнулся начальник русской артиллерии и принялся показывать стальные орудия. — Тут у нас десятифунтовый единорог. Ничего нового — просто поменяли бронзу на сталь. Получилось дешевле чуть ли не пять раз. Ну и легче, правда совсем не на много.
— А что насчет опытов с казнозарядными и нарезными орудиями? — Задал я самый главный интересующий меня вопрос. То, что стальные пушки будут дешевле и легче таких же бронзовых и чугунных, было понятно и без испытаний. Для этого хватало знаний из школьного курса физики за шестой класс.
— Ничего, — сморщился Михаил и пояснил. — За эти годы все перепробовали. Понятно, что просто обычное чугунное ядро в нарезной ствол не засунешь, оно просто не пойдет по нарезам.
— Нужны ведущие пояски, — понимающе кивнул я.
От первого орудия — соблюдая все же определенную дистанцию на всякий случай — мы неторопливо разговаривая двинул к следующему, за нами на некотором отдалении двинула вся свита и конвойные казаки.
— Все так. Вот только при увеличении заряда просто свинцового пояса уже недостаточно, нужно делать полноценную оболочку. А это дорого — проще уже цельносвинцовыми ядрами стрелять. Пробовали даже делать снаряды сложной формы, с выступами, цепляющимися за проточенные в стволе каналы.
— И как? — Исключительно ради поддержания разговора спросил я. Судя по отсутствию таких пушек на испытаниях — а также по тому, что я о них ничего не помню из прошлой жизни, — идея не взлетела.
— Безуспешно, — брат в сердцах махнул рукой. — Получается дорого, ненадежно, да и точность с такими снарядами тоже не слишком уж сильно растет. В общем, смысла в этом нет.
— А что с казённым заряжанием? — Как я уже упоминал, историю артиллерии 19 века от дульнозарядных орудий времен наполеоновских войн до появления первых нормальных орудий современного типа ближе к концу века я помнил плохо. Никак не помнил, если говорить совсем уж честно. Соответственно и подсказать в данном случае брату ничего не мог. — Это могло бы сильно ускорить перезарядку, особенно на морских орудиях.
Мы как раз подошли с братом к здоровенной, калибром на вид фунтов в 32 или 36 длинноствольной пушке. Тут происходила смена расчета, поэтому орудие временно простаивало, и мы могли подойти поближе без опасности для себя.
— Полигональные нарезы пробовали? — Предложил я один из эрзац-вариантов, откопанный где-то в глубинах памяти. Использовались ли такие пушки в моей истории я тоже не помнил совершенно
— Пробовали, — кивнул брат. — То же самое получается. Без мягкой оболочки снаряд норовит заклинить в стволе, ну а оболочка… И так понятно. Вот пока к таким красавицам пришли. На линейные корабли будем ставить. 36-фунтовка, 10 футов ствол, начальная скорость снаряда больше 500 верст в час, капсюльный замок. Вес — всего 150 пудов. Почти на пятую часть легче чем были бы такие же чугунные. Думаем попробовать длинные 42 или даже 48-фунтовки отлить. Чугунные они все же слишком тяжелы, а стальные могут стать по настоящему грозным аргументом.
Было видно, что даже от простого перечисления параметров брат получает немалое удовольствие. Я же наоборот мысленно поморщился — пользы от всего этого… Одна казнозарядная трехдюймовка со снарядами, начиненными тем же пироксилином, покроет всю эту крупнокалиберную дребедень как бык овцу. И не нужно ни калибр увеличивать ни количество пушек — все равно деревянные борта противостоять нормальным снарядам будут совершенно не способны. Там уже вопрос о полноценной броне встанет во весь рост.
— Это я так понимаю, орудие на нижнюю палубу? — В корабельной артиллерии я разбирался еще хуже, чем в сухопутной, однако идея разделения пушек по весу мне была вполне доступна, хоть и пахла скорее уходящими в прошлое корнями, чем блестящими перспективами в будущем.
— Ну да, — кивнул Михаил, поглаживая еще теплый от стрельбы ствол. Было в этом что-то очень фрейдистское: фаллические символы большого размера. Впрочем, последнюю мысль я вполне резонно оставил при себе. Михаил, не смотря на все увещевания, как мои, так и других членов семьи, жениться совершенно не торопился, предпочитая оковам семейной жизни раздольную стезю холостяка. Впрочем, уже был заключен предварительный договор на брак Михаила и дочери Баварского короля Людвига I Матильды. Девочке пока было еще только тринадцать лет, и для брака ей было явно рановато. В такой ситуации в выигрыше оказались все — и брат, который получил отсрочку в четыре года, и я, и Баварский король, и сама будущая невеста. Все же Михаил, с какой стороны не посмотри, был женихом завидным: и умный, и красавец не из последних, ну и Россия все же не мелкое какое герцогство, масштаб не сравним. — На среднюю палубу пойдут 24-фунтовки.
Все эти фунты, футы и прочая ересь бесили меня до одури, не смотря на тридцать прожитых в этом мире лет. У меня в столе еще года с 1816 валялся указ о переходе на метрическую систему, но пока я не был готов его опубликовывать. Не стоит дразнить гусей, когда на носу большая крестьянская реформа, которая и так вызовет вал недовольства среди дворян.
— А что насчет бомбических орудий? — В голове у меня где-то на самых дальних полках валялась строчка про орудия Пексана, вроде бы появившиеся как раз в двадцатых или тридцатых, и в последствие принятые во флоте, вот только никаких конкретных данных об их эффективности я вспомнить не смог как ни старался. Тем более что и до Крымской войны никаких вроде бы больших столкновений на море не было. Наваринское сражение, где союзная эскадра трех сильнейших государств отпинала и так находящийся в плачевном состоянии флот Османов, за серьезную войну конечно же принимать нельзя.
— О! Ну эта идея уже давно будоражит умы моряков, — усмехнулся генерал-фельдцейхмейстер и с видимой жалостью вынужден был отойти от орудия, для доступа к нему расчёта. — Вот только дорого это. Очень. Одна бомба, начиненная порохом, выходит по цене как три десятка обычных ядер, а польза от нее… Не ну если конечно хорошо попасть, по польза есть. Но боюсь у нашего флота на стрельбу только бомбами денег не хватит.
— А разве генерал Пексан не испытал удачный вариант такого орудия. Я вроде что-то такое слышал, — с сомнением уточнил я, поскольку не помнил, встречал ли упоминание об этом человеке в подаваемых мне списках.
— Генерал Пексан… — Задумчиво протянул Михаил, явно напрягая память, — нет, не упомню такого имени. Француз что ли?
— Ну да, — я рассеянно кивнул. То ли в этом варианте истории на новые пушки у Французской империи не нашлось лишних денег, то ли вообще этот генерал погиб в течении продлившейся существенно дольше общеевропейской войны. Явно же не мог Михаил, как увлеченный артиллерист, пропустить появления нового вида стреляющего железа. — Ладно, черт с ними, с бомбическими пушками, чем вы сейчас занимаетесь? Ведь не только тупой заменой чугунных и бронзовых пушек на стальные?
— Конечно, — очень по-кошачьи облизнул губы брат, которому явно не терпелось рассказать о своих достижениях. — Сейчас занимаемся разработкой надежного затвора для заряжания пушки с казны. Там есть несколько перспективных конструкций, но, если честно, пока ни одна из них не работает как следует. То клинит, то газы прорывает, то просто разбалтывает всю конструкцию после десятка выстрелов. А еще пробуем переходить на пироксилин вместо дымного пороха. Там конечно свои проблемы, но и перспектива очевидна.
Мы наконец сподобились довести технологию производства пироксилина до такого состояния, что его можно было не только как взрывчатое вещество применять в ракетах, минах или бомбах, но и как толкающее. По-простому говоря, теперь горение смеси было предсказуемым и равномерным, случаи, когда происходили неожиданности, и стволы ружей или орудия просто разрывало при выстреле, остались позади. Всего-то двадцать лет на это понадобилось, какая мелочь.
Во многом этому способствовали регулярные поставки чилийской селитры, на базе которой было развернуто производство чистой азотной кислоты и соответственно всей линейки азотных взрывчатых веществ. На линии Чили-Санкт-Петербург к концу 1826 года уже работало полтора десятка судов, доставляющих в Россию порядка семи тысяч тонн ценного сырья в год. Такое количество позволяло не только перерабатывать селитру на химических предприятиях, но и использовать ее в качестве удобрения. Получалось дороговато, но чуть ли не полуторная прибавка к урожайности — особенно она была заметна в северных регионах с бедными песчаными и болотными почвами — с лихвой компенсировала затраты на перевозку селитры через полмира.
Благо товар этот был к транспортировке не требовательный, влаги на боящийся и испортиться при первом же удачном случае не норовил, поэтому его доставка было делом хоть и долгим, но не сильно сложным и затратным. В эпоху парусников, когда на топливо для движения корабля тратиться нет необходимости, а команды торговых судов сокращены до самого минимума, — про отсутствие всяких обязательных страховок и прочей бюрократии, изрядно повышающей стоимость логистики в будущем, я и вовсе молчу — самой главной тратой был сам корабль. Ну и конечно, всегда существовала не малая вероятность того, что транспортник просто никуда не доплывет, а канет в бездну где-то по пути. Собственно, такое регулярно происходило, но сделать с этим было ничего невозможно, оставалось только смириться с данным риском.
Конец же 1826 года запомнился мне пренепритняейшим, хоть и вполне ожидаемым событием. У меня закончились деньги. Понятное дело — не совсем, я не стал банкротом и не начал распродавать фамильные драгоценности, но те шестьдесят миллионов рублей, полученные в пятнадцатом году от покойного Ротшильда — земля ему не изобретенной еще стекловатой, — постепенно подошли к концу. Они конечно же позволили мне совершись невообразимый ранее рывок: отстроить несколько десятков больших и малых производств, дать жизнь новым учебным заведениям, начать строить железные дороги в стране, ускорить освоение и заселение Русской Америки, привязать кредитами к себе Пруссию. Много что было сделано: даже сама цифра в сто десять миллионов рублей — примерно во столько к этому моменту я оценивал свое совокупное состояние — была просто невообразима для обычного человека. Треть годового бюджета Российской империи, шутка ли.
Однако именно свободная наличность, которую можно в любой момент вложить в подходящий перспективный проект, наконец закончились. Теперь придется жить по средствам в соответствии с тем, что падало в карман в виде непосредственной прибыли от многочисленных принадлежащих мне полностью или частично предприятий.
В общем, событие хоть и ожидаемое, однако оттого не менее неприятное. Естественно, еще не дожидаясь окончательного опустения кубышки — ради справедливости совсем дно она не показала, но что такое несколько сотен тысяч рублей, когда привык деньги считать десятками миллионов — я начал продумывать новые варианты относительно быстрого и относительно законного обогащения. Грабеж, мошенничество, биржевые операции… К сожалению, ничего особо гениального кроме открытия кого-нибудь известного богатого золотого месторождения в голову не приходило. Но тут все было опять де неоднозначно.
Да, в относительной доступности было золото Колымы, Клондайка и Калифорнии — все на «К», такое вот совпадение. Вот только во всех этих местах добыча была связана с очевидными трудностями: в Сибири и на Аляске они заключались в климате и географической отдаленности от цивилизации, а в Калифорнии — в близости Мексики и США, которые вероятно тоже захотят присоседится к такому богатству. Россия же пока — не смотря на все мои усилия — на тех берегах стояла недостаточно твердо, чтобы при случае надавать всяким-разным до чужого добра охочим по загребущим ручкам.
Кроме двух вышеперечисленных источников золота я еще помнил про наличие презренного металла в Австралии и Южной Африке, но вероятность добраться до тех запасов мне виделась еще меньшей. Там плотно сидели англичане и шансов их подвинуть в обозримом будущем не предвиделось. Ну а то, что они согласятся поделиться с кем-то своим золотом, и вовсе виделась чем-то из разряда колонки анекдотов провинциальной газеты. Глупо и не смешно.
Еще одной проблемой был собственно поиск природного клада на местности. Вот, например, помнил я, что алмазы в России добывались на Вилюе и где-то в Архангельской области. Если о первом месторождении в ближайшие годы и думать смысла не было, то Архангельск был, можно сказать, под боком, в шаговой доступности. Однако на практике все оказалось значительно сложнее: территория этого административного образования была примерно размером с Францию. Эту Францию, которая с Бельгией, куском Германии и куском Италии. Плюс лежали эти земли отнюдь не в районе Лазурного берега, а очень даже за Полярным кругом. Частично во всяком случае.
В итоге, не смотря на пять лет поисков и потраченную сотню тысяч рублей, алмазы я пока так и не нашел. Да, параллельно много чего было сделано, включая и полноценную картографию, и геологоразведку тех краев. Провели инвентаризацию лесов, нашли залежи свинцовых руд, кое-что еще по мелочи, но все это было не то: лесов и в других частях страны имелось навалом, да и свинец было, где взять поближе.
В общем, я опасался того, что на практике поиск золота выльется в очередную долгоиграющую эпопею, способную затянуться на годы.
Тем не менее в конце 1826 года мною была организована небольшая — и тайная, поскольку раскрывать свои намерения раньше времени я совершенно не желал — геологическая экспедиция на Аляску, в район реки Клондайк для поиска драгоценного металла.
Была в этом деле некоторая опасность столкновения с Британцами, поскольку граница между двумя государствами в тех краях была достаточно эфемерной. По представлениям Петербурга, — мы активно печатали политические карты тех мест, старательно закрашивая в нужные цвета «свою» землю — России принадлежало все побережье по водоразделу Скалистых гор и далее по безымянному пока хребту — у нас в картах он проходил как хребет Баранова в честь покойного директора РАК, много сделавшего для утверждения империи на тех далеких берегах — на север вплоть до Ледовитого океана. Англичане же готовы были «отдать» только узкую полоску земли западнее Берегового хребта и то не по всему побережью, а только до 54 параллели.
Пока формально мы как бы владели этой спорной территорией совместно, но только потому что она в данный момент была особо никому не нужна. Там активно добывали зверя, и мы и англичане, и о реальном освоении этой земли речь пока даже не шла. Тем не менее несколько небольших поселений и крепостиц РАК все же в тех краях построила, исключительно для закрепления своих притязаний в будущем. Особенно радовал меня острог Хабаровский на острове Ванкувер. Хрен англичанам, а не выход к Тихому океану, по всей их наглой островной морде.
В случае же нахождения золота в тех местах, был вполне возможен конфликт с лаймами. Его допускать не хотелось, но и откладывать добычу золота на будущее тоже возможности не было. Мне нужны были средства на коренное переустройство государства, поэтому приходилось рисковать.
Ну и конечно я предпринял кое-какие шаги для того, чтобы подстраховаться и не загубить перспективное дело на корню. Благо комбинация задумывалась уже давно, и кое-какие подготовительные шаги были сделаны сильно заранее.