Жесткие пружинные колеса, обернутые "чертовой кожей", несли грузовичок по наезженной до каменной твердости земле, почти неслышно. Грунтовая дорога петляла среди зелёных холмов и небольших рощ, ведя Йема к затерянному в местной глуши поселению. Ещё до того как на горизонте показались очертания поселка, Йем почувствовал запахи, сопутствующие любому поселению в этих краях. Ветер приносил с собой гарь и чад кухонь, которые временами ощутимо перебивал крепкий дух стойла.
Грузовик, натужно пыхтя двигателем взобрался на пригорок с которого открылся неплохой вид на небольшой городок. Стоящий у обочины и изрядно побитый временем дорожный указатель сообщил всем, что они въезжают на территории города Палм Дезерт, штат Невада, с населением в полторы тысячи человек. Городок был обнесён добротным палисадом, со стрелковой галереей, заботливо укрытой навесом. Дорога обрывалась под створками ворот из массивных бревен, обитых железом. Над воротами выступающие и обложенные мешками стрелковые башенки. Ничего серьезного, но эффективно. Остановившись за несколько метров от ворот, грузовик тяжело качнулся, окутываясь облачками пыли, осыпавшейся с брони.
Дверь грузовика открылась, лязгнув толстым срезом стальной обшивки, и на дорогу неторопливо спрыгнул водитель. Тяжёлый кожаный плащ с высоким воротником и широкополая шляпа скрывали его лицо и фигуру, но виднеющиеся из специальных разрезах в плаще рукоятки богато украшенных револьверов наводили на некоторые мысли о профессии путника. Беспокойная у него профессия, какая бы она ни была.
— Дядька, тут бродяга какой то! — Из стрелкового гнезда в одной из башен высунулся тощий подросток, рискуя обронить арбалет или самому схлопотать пулю. Спустя несколько секунд открылось маленькое окошко в воротах и в нем замаячило сморенное личико и соломенная шляпа караульного — пожилого и настороженного. Он некоторое время изучал фигуру и бронированный грузовик, потом что-то невнятно и отрывисто приказал. На стрелковой галерее немедленно обозначились пара арбалетов и даже целый ружейный ствол. Окошко закрылось, зато открылась уже вполне пристойная калиточка слева от ворот, и караульный выбрался за ограду — пожилой дядёк заспанного вида, в мятой фермерской рубахе и растрепанной соломенной шляпе на голове. Подслеповато прищурившись, он некоторое время разглядывал водителя грузовика. В руках дядёк сжимал видавшую виды охотничью винтовку.
Наконец, он смачно сплюнул сквозь зубы в придорожную пыль и спросил у водителя скрипучим голосом:
— Кто таков и чего надо?
— У меня дело в этом городе, — ровным тоном ответил водитель глядя в пространство перед собой, словно бы не давая себе труда обратить внимание на караульного. Сиплый, севший голос выдавал долгое одиночество путника — если он с кем и говорил последнюю неделю, то только со своим грузовиком.
— Эвон оно как, а какое, не скажешь, мил человек? Мы тут знаешь ли, люди занятые, по пустякам размениваться нам не резон. И всех, кто по дорогам слоняется, мы к себе не впускаем. Коль тебе чего продать аль прикупить надо, так ты ярмарочного дня дождись, а коль проехать через город потребно, то плати пошлину, один патрон, да езжай себе дальше! Бродяг-то мы не любим! Впрочем третьего дня у бабки Мак Мерфи выгребную яму забило, так что если то по твоему делу, то да, прибыл ты как раз вовремя! Наш-то золотарь, Джонни, уже с месяц как преставился, помер — то с перепою, горемыка наш черномазенький!
Край старой, вытертой от долгой носки широкополой шляпы водителя грузовика поднялся под порывом ветра, открыв бронзовое от загара лицо, с плотно сжатыми тонкими губами. Ветер и солнце оставили на лице путника множество морщин — свидетельства долгих странствий. Но некоторые глубокие шрамы остались на память о чем-то менее обезличенным. Холодный взгляд серых глаз незнакомца прервал монолог дядька, которому явно хотелось поговорить с кем-нибудь, что называется, «за жизнь». Путник медленно поднял руку и отогнул жесткую кожу ворота плаща, одновременно слегка повернув голову, давая привратнику возможность разглядеть цветную татуировку на своей шее.
Старик подслеповато прищурился, машинально немного наклонившись вперёд, хотел было что-то сказать, но тут его глаза расширились — он узнал Знак. Мигом осекся и замешкался, потом перебросил винтовку за плечо, снял шляпу и склонив голову забормотал:
— Простите, сэр, мистер, не признал сослепу. Вы не серчайте. Сейчас мигом все cделаем в лучшем виде, сэр! — водитель не удостоил его ответом и дядек, поспешно нахлобучив на голову шляпу скрылся внутри, и почти сразу ворота стали раскрываться. Водитель не заставил себя ждать и уже через несколько секунд грузовик ехал по центральной улице Палм-Дезерт в направлении городской ратуши.
Дядёк проводил его взглядом, с лицом раскаивающегося в своём поведении пьяницы, нервно теребя обоими руками скомканную и прижатую к груди шляпу. Но как только грузовик скрылся за углом он бросил шляпу на землю, и состроив на лице довольно злобную гримасу повернулся к удивленно наблюдающему за всем этим пареньку — дозорному на башне. Поймав взгляд паренька дядёк заорал:
— Ты идиот Том! Чёрт возьми, мне плевать, что у тебя задница вместо головы, но меня удивляет как тебе удаётся думать говном! Разве тебе неинтересно, что происходит в дуле ружья когда оно стреляет?! Давай загляни прямо сейчас и избавь меня старика от позора за такого племянника!
— Да в чём дело-то? — нервно крикнул Том сверху.
— В чем дело?! Дело в том что мой жопоголовый племянник не в состоянии отличить бродягу на старой развалюхе от рейнджера Ордена на броневике!
Глаза парнишки удивлённо распахнулись, и с некоторым страхом и огромным интересом он посмотрел в сторону скрывшегося за поворотом улицы грузовика.
***
Мэр города Палм Дезерт, толстенький, низенький человечек по имени Джей Гордон, почти вбежал в участок шерифа. У входа стоял совсем молодой парень, помощник «Чифа» (шериф предпочитал именно такое обращение), который вступил в свои обязанности всего пару дней назад. В руках паренек судорожно сжимал древнюю и очень ухоженную автоматическую винтовку, все пластиковые части которой были заменены искусно отделанным серебрянной проволокой полированным деревом. На стене участка висела огромная карта местности с отметками в виде флажков с указанием имен и дат. Перед картой стоял гость из Ордена. Мэр города по-бабьи всплеснул руками и кинулся к рейнджеру:
— Йем! Как же я рад тебя видеть! — судя по-всему, совершенно искренне запричитал он, и даже сделал движение руками, как будто бы хотел обнять пыльного путешественника, но как-то засмущался.
— Расскажи мне все, — сухо сказал тот, кого назвали Йемом. Подвинул к себе кресло шерифа, по-хозяйски опустился в него. Закинул ногу на ногу. Внимательно посмотрел на помощника шерифа, задумался о чем-то своем, затем принялся пристально рассматривать висящую на стене карту.
— Сходи в салун и принеси нам лимонад, — командным голосом бросил парню у входа мэр. Молодой человек насупился, с вызовом посмотрел в глаза Йему, но найдя во взгляде рейнджера только безразличие, фыркнул и вышел за дверь.
Гордон снял шляпу и промокнул платком вспотевшую лысину, искоса рассматривая Йема. Джей был мэром этого города уже двадцать лет и ему случалось иметь дело с Йемом раньше. Но обычно рейнджеры Ордена скитались по дальним фермам, подчищая от тварей дальние пастбища и помогая фермерам с особо прыткой нежитью. Иногда Йем просил помощи шерифа, иногда он говорил, что ему нужно от города. Обычно вода и еда, реже патроны или запчасти, но никогда ничего больше того, что действительно могло бы понадобиться одинокому страннику. Гордон любил этих суровых парней и всегда с удовольствием помогал им. Но если честно, то последние лет тридцать пять, в округе было довольно спокойно, а с небольшими неприятностями люди прекрасно справлялись сами — разве что только иногда приходилось вмешиваться Чифу с помощниками. И люди Ордена перестали заглядывать в Палм Дезерт. Но то, что Гордону нравилось в рейнджерах, в тоже время сбивало его с толку. По долгу службы мэр научился понимать людей, их желания, их потребности. Ведь во всем и всегда человек пытается найти выгоду для себя и для своих. Так уж устроен человек. Но только не люди Ордена. Гордон не понимал Йема и каждый раз не знал, что от него ожидать. Мэр привычно начал думать о том как бы всё выставить в наилучшем для себя свете, но грубый голос заставил его вздрогнуть:
— Давненько я не видел таких свежих мертвяков, как на твоих дорогах, Гордон. Ты сменил шерифа? — Йем сдвинул чернильницу и стопку бумаг с края стола на его середину, а потом с видимым наслаждением закинул на него ноги. Шляпки гвоздей на подошве его сапогов образовывали многоугольную звезду в круге.
— Шериф пропал две недели назад, вместе с двумя хорошими ребятами, — сказал Гордон, и остановился, чтобы оценить произведённый эффект. Лицо рейнджера отразило такую же бурю эмоций, какую мог бы проявить кусок льда в стакане хорошего бренди. Гордон вздохнул и начал сначала, стараясь говорить коротко, ясно и по существу.
— Всё было спокойно, до позапрошлого месяца. Недель пять назад начали пропадать люди на дорогах. Шериф пошёл по следам и уверенно сказал, что речь идёт о компании упырей, рыла в четыре. Началась паника, фермеры отослали своих детей в город. Чиф снарядил три команды по шесть человек и отправился на охоту. Они гонялись за тварями две недели, и вроде бы отстреляли всех четверых. Но пропажи людей не прекратились. Хуже того, мы потеряли несколько ферм, — Гордон махнул рукой на карту окрестностей, висящую у него за спиной — А вон там, дней пятнадцать назад, твари вырезали одну из групп наших охотников. Шериф с ребятами пошёл по следу. Каждую пару дней он возвращался с пустошей к людям и присылал посыльного с известиями, и за припасами. Но дней десять назад он не вышел на связь. Я боюсь, Йем. Похоже, у нас завелась какая-то тварь вроде Горги, или даже Живоглота, — последнее слово Гордон выдавил с трудом. Губы, от долго сдерживаемого, но сейчас прорвавшегося наружу волнения затряслись.
— Ты попросил о помощи Орден четыре недели назад. Сразу после первых нападений. Почему? — сухо спросил Йем.
— Люди потребовали, — улыбнулся Гордон. — Ты же знаешь как это бывает, даже самые стойкие иногда начинают сходить с ума. А у нас упырей не видели… — Гордон задумался, вспоминая. — Да уже около семи лет. Да и тот, последний, был свежачок, не больше десятка лет как обратился. А эти были с самого начала странные.
— Подробнее, — сказал Йем и опустив ноги со стола придвинулся к Гордону.
— Нууу, — замялся Гордон, — ещё до того как начали пропадать люди, на дальнюю ферму напало сразу полдюжины старых бродячих. Хозяина фермы ты знаешь, Лемм, суровый мужик. Он с семьёй отбился, положил в одиночку почти всех тварей до того как подоспела подмога, сама же семья, хвала Всевышнему, вся целая. Но после той ночи Лемм слегка сдвинулся головушкой, — Гордон нервно ухмыльнулся. — говорил, что ходячими кто-то командует. И что в него даже стреляли из темноты. Продал ферму и двинул с семьёй куда-то в сторону побережья. А может к Дивизии подался, — Гордон сделал неопределённый жест рукой. — Но такого не бывает, ведь верно? Мертвяки или упыри могут сбиваться в стаи, они бывают довольно хитрыми… Но думать или подчиняться кому-то… Такого за ними отродясь не водилось! — и мэр пытливо заглянул в глаза Йема. На долю секунды ему показалось, что он уловил в сером океане безразличия тёмные тени беспокойства, он даже моргнул от неожиданности и присмотрелся внимательнее. Но нет, глаза рейнджера оставались такими же бесстрастными.
— Что-то ещё? — Ровным тоном спросил Йем.
— Ну из важного вроде всё. Ах да, мы наняли ватагу мародёров на броневике, так как не знали, что ты уже близко. Наверное, стоит аннулировать наше с ними соглашение?
Йем встал, поправил оружие и подошел к выходу. Он открыл уже дверь, но остановился перед порогом. Обернувшись вполоборота, спросил:
— Сколько ты им платишь?
Гордон пожевал губами, давя давнюю привычку не обсуждать свои денежные дела с посторонними, и все же сказал:
— Ты же понимаешь, все напуганы. Поэтому денег я не жалел. Пять баксов за мертвяка, триста за упыря. Полновесными серебряными долларами.
— Где они сейчас? — сказал Йем и задумчиво погладил рукоятку револьвера.
— Мародеры то? Только что вернулись и отправились куда и всегда. Будут пить в салуне. Уже неделю мотаются по окрестностям, отловили троих свежих мертвяков, все бывшие наши из пропавших. Пока это все их успехи, — ответил Гордон.
— У меня в броневике труп. Заплати мне за него, при них. Сделай так, чтобы они подумали, что я заберу их деньги, если сделаю работу раньше. И пусть они знают, что завтра я поеду на хутор Лемма.
Гордон бросил взгляд на карту шерифа. На ней были отмечены места исчезновений и нападений на людей. И почти в центре все этого находился хутор Лемма. Мэр встал и попытался догнать Йема, который быстрым шагом шёл в сторону гостиницы, лишь на секунду остановившись для того, чтобы забрать у наконец то появившегося помощника шерифа графин.
— Мы уже несколько раз проверяли это место! — крикнул Гордон, — Обшарили там все как пустынные бродяги чужой холодильник!
Йем сделал большой глоток прямо из графина и вновь полуобернувшись, бросил:
— Я сказал. Ты сделай. Думать можешь, но потом.
Гордон машинально прошёл ещё несколько шагов, дошёл до помощника шерифа и остановившись подле него. Потом посмотрел на парня, бросил взгляд на удаляющегося Йема и спросил:
— Мне показалось или он улыбнулся? — и тут же продолжил, не дожидаясь ответа, — Конечно показалось. Пошли со мной, нужно сделать кое-какое объявление в салуне.
***
Местный салун был похож одновременно на все такие салуны по эту сторону Скалистых Гор. И точно так же, как все салуны, обладал своим собственным, особым духом. Обветшалое двухэтажное здание из неровных рассохшихся досок совсем не украшало собой главную улицу. На втором этаже располагались крохотные клетушки для нечастых приезжих, которые хозяин гордо наименовал «нумерами». Первый этаж занимала кухня и большой питейный зал. Полинявшая от яркого солнца вывеска сообщала посетителю о том, что он нашел себе приют в заведении старого Хэнка, носящим лаконичное и логичное в такой ситуации название «У Хэнка». Заведеньице, несмотря на достаточно дурную репутацию, тем не менее пользовалось большой популярностью у местного люда. Здесь можно было узнать свежие новости, поговорить о делах. А самое главное, выпить кружечку — другую доброго темного пива, сваренного на собственной старого Хэнка пивоварне. Или пропустить рюмочку ядреного бурбона, коим старика исправно снабжали окрестные фермеры-самогонщики. Когда-то случались в заведении и основательные драки, в основном с приезжими, которым (дракам) завсегдатаи всегда были чрезвычайно рады. Однако последний шериф оказался обладателем строгих нравов и твердой руки и восторгов местных бузотеров по поводу хорошего мордобоя после обильных возлияний не разделял. Посулив нарушителям спокойствия страшные кары — вплоть до изгнания из города — и выбив дурь из особо рьяных, он мигом навел порядок в Хэнковой вотчине и теперь любителям потасовок оставалось лишь с ностальгией вспоминать добрые старые годы, когда небо было ярче, трава — зеленее, кулаки — крепче, а у девок по две сиськи. Окна салуна потемнели от чада, у входа мирно посапывал свернувшийся калачиком местный любитель жидкости. Его не трогали — а чего тут такого, ну умаялся бедолага после трудов праведных, с кем не бывает?! Пусть отсыпается, горемыка.
За покосившейся стойкой в углу дремал старик-хозяин, немногочисленные в этот час посетители из числа ярых завсегдатаев развалились на обветшалых и донельзя скрипучих скамьях, провожая мутными взглядами двух проплывающих время от времени мимо девок-подавальщиц и крепко сжимали мятые жестяные кружки, словно боялись что те вот — вот отрастят себе ноги и убегут от нерадивых выпивох куда глаза глядят.
Белой вороной среди местного люда выглядел молодой парень, почти мальчишка, сиротливо притаившийся в самом дальнем углу салуна. Странная одежда, растерянный и удивленный взгляд — все указывало на то, что паренек нездешний. Стараясь не смотреть по сторонам он сосредоточенно ковырял вилкой в тарелке с нехитрой снедью. Издалека было видно что ненужного внимание к своей персоне мальчонка старается избегать. Совершенно, впрочем, напрасно — любой чужак в маленьком городке тут же становится центром внимания, не помогают никакие ухищрения. Вот и мальчишка не стал исключением. Местные уже давно присматривались к парню, оценивая, стоит ли овчинка выделки — мало ли что юнца соплей перешибить можно, видно ведь, что кровей благородных. Вдруг окажется что это сын какого-нибудь окрестного лорда, путешествующий инкогнито. Раскрутишь такого на стаканчик-другой виски, а потом явится его папашка со сворой матерых головорезов и обдерет тебя как липку. У благородных на такой случай разговор короткий и к излишним сантиментам они не склонны. А то и вовсе, удар по морде затянутым в перчатку (чтобы не испачкаться) кулаком, затем неприятная пеньковая веревка на шею — и все, прощайте, друзья-товарищи, отправляюсь на Небеса. Так что, пожалуй, ну его от греха подальше, лорденыша этого.
Внезапно двери салуна распахнулись и в помещение ввалилась разномастная компания наемников мэра Гордона. И завсегдатаи тут же забыли о диковинном мальчугане, переключив свое внимание на явившихся джентльменов удачи. Вошедшие были с ног до головы изгвазданы в пыли, некоторые украшены пропитанными кровью бинтами и выглядели они грязнее, чем обычно. А судя по звериной озлобленности и без того не страдавших излишком добродушия рож, обтрепались они честно прочесывая заросли в поисках лежбища тварей, что не добавляет человеку душевного спокойствия. Кое-кто из местных, из тех кто потрезвее да поумнее, не выдержали соседства подобной публики и предпочли тихонечко удалиться, прошмыгнув вдоль стены к выходу.
Наёмники несли на себе все полагающиеся отметки своей профессии Почти все могли похвастаться шрамами на лице, пудовыми кулаками и колючими взглядами. Выделялись двое. Огромного роста чернокожий парень, с добродушным лицом, всегда окруженный некоторым пустым пространством, и благообразного вида старичок, с мелкими, не запоминающимися чертами лица и и весьма добропорядочной седой бородой. Этакий дедушка с завалинки, в домотканой рубахе, просторных штанах и потертой куртке. Такому бы более пристало возиться с внучатами, или разводить пчел, или заниматься столярным делом. Но уж точно не ездить по пустыням в сомнительной компании матёрых ухорезов. Образ доброго старичка портил только заношенный патронташ и пустая кобура. Оружия, по крайней мере на виду, не было и у остальных, видимо местные законники все-таки додумались запретить пришельцам разгуливать по городу со стволами. Окинув присутствующих цепким и колючим взглядом, старик на секунду остановил внимание на притаившемся в углу лорденыше. Срисовав картину, он едва заметно ухмыльнулся, как будто оценил лишь одному ему понятную шутку.
— Драть в задницу этих упырей! Таскаемся как проклятые по этой долбанной пустыне целый день, а не добыли ни одной тушки! — пробасил один из наёмников, мужик особо злодейского вида, с голым как колено черепом и рваным шрамом на щеке. — Я сейчас блевать пылью начну! Слышь, хозяин, а ну-ка выставляй на стол все что есть, да не скупись, чертов жмот! Господа охотники обедать желают! И про выпивку смотри не забудь, старый обормот!
— Ну не кричи ты так, Дрейк, — устало и ласково произнес приличный старичок и возмутитель спокойствия мгновенно затих. — Не стоит оскорблять хозяев таким невежливым поведением. Мы же здесь в гостях. К тому же, старина Хэнк и без тебя знает, что делать.
Старина Хэнк понятливо кивнул и позвонил в подвешенный над стойкой надтреснутый колокольчик, призывая на свет Божий официанток. Те при виде новых посетителей явно вспомнили о каких-то неотложных делах в кладовке, но теперь неохотно двинулись к мрачной и голодной компании.
— Руфус! — Старик обернулся к здоровенному негру, замершему у дверей. Вид негр имел весьма добродушный и даже простоватый, этакий деревенский дурачок на городской ярмарке, чем сильно выделялся среди своих сотоварищей — Ты помоги доброму мистеру Хэнку.
— Да смотри ничего не урони, образина черномазая, — Немедленно вставил лысый Дрейк, усаживаясь с остальными за стол.
— Ладно, босс, — кивнул здоровяк старику. И задержав тяжелый взгляд на Дрейке. И быстрым, неожиданно легким, для такого огромного тела, шагом, пошел на кухню. Навстречу ему подавальщицы уже несли первые подносы, заставленные тарелками с жареным мясом и кувшинами с выпивкой. Наемники за столом оживились, послышались возгласы и ругательства.
— Ну, ребятушки, кушайте! Набирайтесь силушек, — елейно произнёс старичок и добрым взглядом обвёл своих подопечных. — Я отойду. Мне нужно переговорить со стариной Хэнком.
Он подошёл к Хэнку и не спеша облокотился на стойку. Посмотрел на пустую кружку в руках Хенка. Хэнк с уважением во взгляде поспешил исполнить невысказанное желание посетителя и тут же наполнил её элем. Он даже протер стойку под ней своим грязным передником, после чего полированное дерево помутнело и перестало блестеть.
— Как внучата, Хэнк? — поинтересовался старый наёмник — Не озоруют?
— Озоруют, куда же без этого, — вздохнул Хэнк.
— Глаз да глаз за этими шпингалетами! — Подхватил старик, задирая клочковатые брови и кивая, — Мои, вот, тоже, — Кивок в сторону жрущих громил, — Чуть не уследил за каким, а он уж прирезал кого… Или сам кишки по соснам разбросал. Мальчишки, что с них взять.
Старик вздохнул и надолго припал к кружке. Хэнк, вытянув морщинистую шею, внимательно ждал продолжения, мысленно оценивая надежность своих тайников с серебром и тряпками. Однако сегодня у ласкового дедушки были другие планы.
— А скажи-ка, дружище Хэнк, что это за птенчик сидит воон там, в углу? — тихо спросил наемник и снова нырнул носом в кружку. Гулко продолжил, — Чегой-то я его раньше не видел, видать не местный?
— Так оно и есть, мистер Морган, — в тон собеседнику ответил хозяин салуна. — Из пришлых он, объявился здесь пару дней назад и принялся искать провожатых до Портленда, деньгу хорошую сулил, да только ищи дураков! Охотников соваться в такое проклятущее время за Ограду сейчас нет! Сидит тут, как прыщ на, прости меня Господи, и ждет с моря погоды!
— Деньгу хорошую, говоришь, сулил? — задумчиво произнес Морган, в то время как за его спиной слышался звон посуды, девичий визг и довольный гогот наемников. Намечающаяся пирушка явно развеяла скорбь потрепанной команды, — Да еще и в Портленд собрался? Ну что же, надо бы побеседовать с малым, авось и поможем бедняжке!
Громко скрипнула входная дверь. Шум за спиной внезапно затих. Обернувшись, Морган увидел высокого человека в потертом кожаном плаще и надвинутой по самые брови кожаной шляпе. Однако не привычная одежда путешественника бросилась в глаза бывалому старцу, а рукоятки револьверов, маячившие в прорезях плаща. Изогнутые, полированные от многих лет использования, явно продолжающиеся настоящим древним оружием.
— Кто это? — тихо спросил Морган у Хэнка.
— Орденщик! Давно их тут не видывали… — Так же тихо ответил бармен, отодвигаясь от собеседника. За свои тайники он окончательно перестал переживать. Сегодня мальчикам старого Моргана будет не до них.
Не обращая на людей никакого внимания, рейнджер Ордена двинулся к стойке. Устроившись на видавшей виды высокой табуретке рядом с Морганом, он произнес глухим голосом, не глядя на хозяина:
— Еды. Воды. Комнату на ночь.
— Сию минуту, сэр! — Хэнк с неестественной резвостью метнулся из-за стойки и боком проковылял на кухню. Таких посетителей не доверяют коровам-подавальщицам, таких посетителей обслуживают лично. И потом рассказывают об этом всем желающим.
— Доброго здоровьица вам, уважаемый, — сказал Морган, улыбаясь самой доброй улыбкой куда-то в ухо рейнджеру.
Йем даже не взглянул в его сторону. Добропорядочная борода Моргана на мгновение дернулась, когда тень недоброй гримасы исказил резиновую мордочку старика. Колючие глазки сузились.
— Милок, а ты ведь хамишь сейчас пожилому человеку, — Старичок говорил тихо-тихо и ласково. Но его слова прошуршали спрятанными под одеждой заточками и бумажками с надписью «Разыскивается за вознаграждение». Йем так же молча встал и отсел к дальнему концу стойки.
В этот момент в салун торжественно вошёл мэр, в сопровождении молодого помощника — или уже даже шерифа, чего уж там. Увидев Йема, мэр степенной походкой важного человека направился к нему. Молодой шериф остался у дверей салуна. Проходя мимо Моргана, Гордон сухо кивнул старику. Пирушка окончательно умерла, наемники заинтересованно уставились на начальников. Остановившись рядом с Йемом, Гордон обернулся ко всем оставшимся в заведении посетителям и зычно объявил в привычной для себя манере, как привык выступать на общественных собраниях:
— Вот наши беды и позади! Многие тут знают Йема, а кто не видел сам, тот много о нём слышал! — Мэр повернулся к рэйнджеру, торжественно высыпал на стойку перед ним три грубые серебряные монеты и продолжил, — Он ещё только прибыл в город, а уже принёс покой родственникам нашей бедной Дженни, которая пропала две недели назад. Теперь не пройдёт и нескольких дней, как всё станет как прежде! Йем быстренько отстреляет упырей, а уж с неупокоенными мы сами как нибудь справимся! — Мэр Гордон обернулся к Йему. Тот молча смотрел на мэра с обычным своим бесстрастным выражением. Гордон досадливо крякнул и снова обернулся к залу, но в этот раз скорее к наёмникам, — Завтра Йем отправится на хутор Лема, откуда всё началось. Я думаю, что он найдёт там гнездовище, вы же знаете, Храмовники чуют погань. И всё у нас будет хорошо.
Йем встал навстречу Хэнку, уже некоторое время стоявшему у стойки с подносом, и произнёс, указывая на лестницу:
— В комнату, — но перед тем, как Хэнк успел понять, что гость хочет отужинать в “нумерах”, Йем сделал ещё один скупой кивок на лежащие перед ним деньги, — Плата.
— Опаньки, чей-то я не догоняю — нараспев произнёс Дрейк, поднимаясь из-за стола, — Не, братва, вы гляньте, что тут делается! Мы здесь значит не доедаем, не допиваем, задница значит у нас в мыле, день-деньской за упырями носимся, живота своего не щадя, а тут на тебе! Заявился какой-то хмырь и все, прощайте наши денежки!
— Беспредел, братва! — визгливо крикнул сидящий рядом с Дрейком мелкий и какой-то колючий наемник — Да за такое и морду надо бить, а то и на перо посадить!
С нездоровым оживлением головорезы полезли из-за стола. Дрейк нарочито медленно, с улыбочкой, вытянул из-за голенища засапожный ножичек, провел по бугристому предплечью и издевательски вытянул губы — сдул сбритые волоски. Товарищи его распространялись по залу словно нефтяная лужа, окружая мэра, и Йема неровным полукольцом.
Два выстрела громыхнули, сливаясь в один. Одна пуля разбила кувшин, который плюгавый готовил в качестве метательного снаряда, другая оставила заводилу Дрейка без ножа и двух пальцев. В помещении снова воцарилась тишина, которую грубо нарушил Дрейк, рухнув на колени. Уставившись на покалеченную руку, он глухо завыл. Все присутствующие, как загипнотизированные, уставились на дымящиеся стволы двух огромных револьверов в руках Йема.
— Шустрый какой… — потрясенно произнес кто-то из наемников. В это время за спиною Йема Хэнк аккуратно поставил поднос на стойку, ловким движением руки смел горсть монет в карман и, с рожденной годами практики плавностью, закончил движение вытащив из-за стойки устрашающего вида обрез. Без малейшего намека на подобострастие хозяин салуна произнес:
— За бой посуды у нас платить положено, миляги! Вот вы и заплатите!
Заморыш, еще несколько секунд назад требовавший крови, дернулся к выходу, но наткнулся на вставшего в дверях молодого шерифа с бледным, но решительным лицом. Юноша нацелил в грудь наемника ствол винтовки и взвел курок. За его спиной в дверном проеме маячило несколько силуэтов с оружием в руках и деловито клацали затворы.
— Экие шалопаи, ну расшумелись, разбедокурились! — Скрипуче пропел забытый в сутолоке Морган и вдруг оглушительно грохнул кружкой о стойку, и рявкнул на своих не хуже раненого упыря:
— А ну кыш под лавку, говно куриное! — и снова запел добрым деданькой, — Вы уж нас простите, люди добрые, ребятушки устали, все на нервах! Почитай целый день в трудах, аки пчелки майские! Все для вас, честной народ, старались!
Морган словно бы обрел два лица: то он размачивал местных в уютном дедушкином елее (кресло-качалка, сказка на ночь, какао в старой кружке на сон грядущий), то презрительно плевался словами в отступающих от него головорезов и отчего-то эта двуликость сбивала с толку и сдерживала от решительных действий и тех и других. Даже Йем с интересом наблюдал за эволюциями деда.
— Вы что это, мерзавцы эдакие, с глузду съехали, на храмовника руку подымать?! Да еще и в присутствии господина мэра с мистером шерифом на пару! — поворот, смена голоса, — А вы расходитесь, добрые люди, нечего тут стоять и ружжом в дедушку тыкать! Дедушка старый, в него уже таким тыкали, о чем вы даже и не догадываетесь! — еще поворот, снова смена голоса, — А ну бросили дубье, долбоклюи! Это же храмовник, человек божий, у него на таких, как вы, индульгенция пожизненная на пушках выгравирована, а вы на него с финками! Срамота подзаборная, скорбь небесная! И перевяжите уже кто-нибудь этого брадобрея хренова, пока он тут все в красный цвет не перекрасил! Дрейк, завали хайло! Будешь теперь отвечать за походные сортиры заместо Руфуса, если на левшу не переучишься! — снова метаморфоза, — Простите уж сорванцов моих, мэр Гордон, они больше не будут! — и опять своим, — Вы ведь точно больше не будете, хари неумытые?!
Наемники, явно осознав, что кобениться в данной ситуации себе дороже, закивали с полным раскаянием. Плюгавый молодчик уже обматывал руку Дрейка грязным посудным полотенцем.
— Ну если вы ручаетесь за их поведение, то, я думаю, инцидент исчерпан, — прокашлявшись, степенно произнес мэр, про себя страстно желая выпить и помочиться. Или наоборот. Морган длинно и витиевато заверил его, что мальчики «не потревожат и овечки» в пределах городка. После чего Гордон сделал знак молодому шерифу и тот отступил от двери, позволяя беспокойным гостям покинуть салун. Йем же молча опустил револьверы в кобуру и пошел к лестнице с подносом в руках, направляясь в обещанный Хэнком “нумер”. Позади разгоралась перебранка сучьего деда со стариной Хэнком касательно оплаты битой посуды и кровавых пятен на полу.
Поднимаясь по лестнице Йем услышал как старый Морган заканчивал распекать своих «внучат»:
— Ну что, ребятишки, отдых и попойка на сегодня отменяются, объявляю отбой, а с заходом солнца выдвигаемся в путь! — Йем, отвернулся. И его обветренные губы тронула злая усмешка. Все шло по плану.
***
Звуки ночью становятся невыносимо громкими. Скрипучая половица, звук которой едва замечаешь днём, ночью звучит как выстрел. Поэтому, когда наёмники под предводительством Моргана незаметно — как им казалось — погрузились в грузовик, завели древний движок и потащились в сторону ворот, из окон за ними не наблюдали разве что ленивые или глухие. Через несколько минут после того как грузовик скрылся, из дверей гостиницы вышел Йем. Он внимательно посмотрел на полную луну, слегка запятнанную ночными облаками и глухо произнёс:
— Время Ахримана. Вновь я загляну в глаза Даэны. Да осветит мой путь Победоносный Огонь!
Он открыл заднюю дверь своего броневика, стоявшего рядом с гостиницей. Внимательно осмотрелся. И легко вскочил в темноту кузова. Некоторое время было тихо, потом с лязгом хорошо смазанных деталей из чрева броневика на землю опустились стальные направляющие. И уже по ним на дорогу выкатился невиданный до того в городе агрегат.
Поверхности были покрыты лаковой черной эмалью, в ночном свете мягко переливалась полированная латунь трубок и поршней, угрожающая машина прочно стояла на трех широких колесах. Ось переднего колеса щетинилась по обе стороны лепестками широких лезвий. Глубокое седло было защищено по бокам решеткой из металлических прутьев. За седлом, высоким и зловещим паучьим горбом полыхал багровыми отсветами котел, пар из которого сочился через две плавно изогнутые, уходящие вверх трубы.
Плотно притворив двери фургона, Йем направился к паровому трициклу, держа в руках длинное ружьё с громоздким оптическим прицелом. И наткнулся на юношу, почти мальчика, в непривычной одежде, эдакого манекенчика из довоенных журналов, рекламирующих туристическое снаряжение. Запах лежалой ткани и пластика резанул тренированное обоняние рэйнджера. Рейнджер уже видел его в салуне, во время “представления” с намниками Моргана.
— Уйди, — бросил ему Йем на ходу.
— Здравствуйте сэр, простите сэр, меня зовут Джим, сэр! — затараторил паренёк, — мне сказали, что вы помогаете людям в беде, сэр! Я не рискнул вас будить, и я хотел…
— Я не вижу тут попавших в беду, — хмуро перебил его Йем, — И у тебя такая гладкая мордашка, что если бы не пушок, который ты наверняка гордо именуешь бородой, я бы принял тебя за девку. Я не нянька, поищи свою маму сам, мальчик.
— Простите? — явно растерялся паренёк.
— Уйди в сторону, — уже сердито сказал Йем, устраиваясь в седле.
— Вы должны мне помочь! От этого зависят жизни тысяч людей! Если я не смогу добраться до Портленда в самое ближайшее время, то очень многие погибнут! — уже с нескрываемым отчаянием почти закричал мальчишка.
— Мальчик, — веско сказал Йем. — Ты путаешь мой меня с извощика. Дождись почтового дилижанса.
Рейнджер молча повернул ключ клапана и, под тихое урчание и едва слышный посвист парового двигателя, хищной тенью заскользил по улице вслед за наёмниками, оставив паренька торчать тощим стеблем посреди залитой лунным светом дороги.
* * *
Прошло несколько часов.
Стоя на холме, Йем внимательно наблюдал за наемниками, попавшими в засаду. Ребята оказались тертые и уже успели уложить с добрый десяток наседающих на них мертвяков. «Добрый десяток недобрых мертвецов» — усмехнулся Йем собственной нехитрой шутке и с удивлением отметил, что еще не разучился шутить.
Грузовик наемников оказался зажатым в узком ущелье, выход из которого преградила крепкосколоченнаые деревянные ежи, скинутые со склона. По всему было видно, что засаду планировали с умом, выхода у наемников не было, поэтому последним осталось разве что продать подороже свои жизни. Старина Лемм был прав — из-за спин нежити в людей стреляли. Били прицельно, не спеша, тщательно выбирая цели. Тишину ночи резали крики раненых, а возле груды камней вповалку валялось несколько тел. Йем вскинул винтовку и начал стрельбу, ориентируясь на вспышки, расцветающие в ночной тьме. Его скоро заметили. Из-за причудливого валуна стремительно выскользнули хищные силуэты двух упырей и стремительно рванули по направлению к его позиции, преодолевая расстояние огромными прыжками. Звуков упыри не издавали, только время от времени стучали мелкие кремни, расшвыриваемые бьющими землю мосластыми лапами.
«А вот и команда прикрытия. Толковый парень заварил эту кашу, соли явно не жалеет.» — подумал Йем, быстро и тихо отложил винтовку и встретил набегающих упырей выстрелами из револьверов. Первого упыря он необыкновенно удачно свалил наповал уже вторым выстрелом, попав в позвоночник, но вот второй успел подбежать так близко, что вспышки выстрелов на миг осветили распяленную в чудовищном оскале харю с усеянной острыми зубами крокодиловой пастью. Тварь уже потеряла всякий человеческий облик, двенадцатимиллиметровые пули ломали кости и вырывали куски мертвой плоти из туши твари, но упырь лишь покачивался на бегу.
«Двенадцатый!» — отсчитал Йем последний патрон и загнал револьверы обратно в кобуру. Плавным взмахом выхватил из висящих за спиной ножен, огромный гроссмессер, древний и надежный инструмент, который мастера Ордена в своей время покрыли сложным узором серебрянной гравировки.
Обычному человеку трудно состязаться в скорости с упырем. Но Йем мог. Безразличная к происходящему луна заливала холодным светом мрачный танец молчаливого чудовища и улыбающегося человека. Зверюга, уже забывшая, что значит быть человеком, наскакивала, клацала чемоданной пастью, рвала холодный воздух жадными когтистыми пятернями — каждый из этих выпадов мог выпустить кишки, разорвать мышцы, пустить в кровь жертвы поганый мертвечиный яд. Но Йем читал эти движения. Каждый шаг упыря был для рейнджера новой подсказкой. Положение лап твари как светящейся стрелкой указывала область атаки. Йем, словно издеваясь, делал маленькие шаги в сторону, держа гроссмессер на отлете, или внезапно разворачивался, легко и страшно отмахиваясь тяжелой полосой остро заточенной стали. Гравировка на лезвии рождала в лунном свете сотни обманных полосок, бликов и пятен, и упырь проваливался в пустоту, обидно пахал мордой каменистую почву и плевался песком, пока не уронил наземь сначала дергающуюся, многосуставчатую лапу, потом и всего себя, медленно разваливающегося надвое от такого мимолетного и такого страшного секущего удара. Йем замер, стряхнул черные капли с лезвия и проворчал:
— Десять секунд. Настоятель бы меня за это за водой отправил. В Гребучее ущелье, с дырявой фляжкой.
Он привычно успокоил дыхание и осмотрелся по сторонам. Снова поднял винтовку и приник к прицелу. Внизу наемники отразили первый натиск упырей и укрепляли оборону. Дела у нежити шли неважно — прицельные выстрелы разносили головы то одной, то другой твари, разбрызгивая грязные клочья — что там у упырей вместо мозгов? — под одобрительные крики наемников. Очевидно, нервы у невидимого кукловода дрогнули — на одном из соседних холмов Йем заметил едва уловимое глазом движение.
Раздался звук заводящегося мотора и упыри, разом прекратив складывающийся теперь явно не в их пользу бой, рассыпались по ущелью и неприятно быстро, как напуганные пауки, поползли вверх по склонам ущелья. «Как дрессированные собачки в бродячем цирке. Кто же вас так выдрессировал?» — подумал Йем уже на бегу. Он направился к тихо пыхтящему чуть поодаль трициклу.
Через четверть часа Йем нагнал свою добычу на усеянной глубокими тенями пустыне. Разменивая километры, мчался по пустошам невзрачный грузовик, работающий на метане. На таких фермеры возили в город продукты к ярмарочному дню. Для гонки по бездорожью он явно не подходил. Вырвавшись вперед, Йем одним движением развернул трицикл, вскинул винтовку и сделал несколько прицельных выстрелов по силуэту в кабине грузовика. Грузовик вильнул в сторону и с грохотом опрокинулся, а Йем надавил на газ и рванул к месту аварии. Из кузова грузовика выскочила пара упырей, и по косой дуге пошла в атаку, обходя машину рэйнджера с двух сторон. Ловко вильнув, Йем подцепил одного мельтешащим вихрем колесных лезвий и в развороте ушел от прыжка второго, сварив пролетающую над головой тварину струей пара из труб. Упырь неловко брякнулся в пыль, обдирая с себя клочья шкуры. Йем, не терпевший бессмысленной суеты, остановился метрах в пятидесяти и добил его одним выстрелом из винтовки. После чего проделал то же самое с его порубленным на лоскуты, но еще бойко ковыляющим на голых костях культей, напарником. Подъехав к опрокинутому грузовику, он заметил что под ним шевелится придавленный массой кузова мертвяк, на груди которого еще можно было рассмотреть нашивку в виде звезды шерифа. Мертвяк тянулся к валяющемуся неподалеку от него ружью и что-то глухо бормотал. Не приведи Ахура Мазда, если когда-нибудь кто-нибудь поймет, чего они там лопочут.
— Ты был хорошим человеком, Чиф. Хватит с тебя этой мерзости, — угрюмо проговорил Йем перед тем как выстрелить неудачливому блюстителю порядка в голову.
Резким движением рэйнжер раскрыл дверь грузовика и скользнул в сторону, держа кольт наизготовку. Из салона безвольным кулем вывалилось тело. В свете фар трицикла Йем увидел человека с бледной, отдающей синевой кожей, с лихорадочно блестящими глазами, одетого в очень странную черную одежду — не из ткани или кожи, а будто бы обмотанного довоенными пластиковыми пакетами. Его с легкостью можно было бы принять за мертвяка, если бы не капельки пота, выступившие на перекошенном от боли лице и судорожно вздымающиеся ребра. Из ран на груди медленно сочилась казавшейся черной кровь. Чужак заглянул в дуло Йемова револьвера и внезапно погрозил ему тонким окровавленным пальцем:
— Слишком поздно, ратаэштар, ты пришел слишком поздно! Моя смерть уже ничего не изменит, а твоя — просто вопрос времени! — Странный человек булькнул горлом, выгнулся в предсмертной агонии и вдруг опал, сдулся как пустой бурдюк. Раздался шипящий звук и тело Водителя Мёртвых стало стремительно разлагаться, таять, хлопья сушеного пепла вырвались из прорех его нелепого одеяния. Дождавшись полного обнажения белесого костяка, Йем брезгливо пошевелил носком сапога прикрытые черной дрянью кости, потом нагнулся и поднял сумку некроманта, вывалившуюся из кабины. Ещё раз всё внимательно осмотрев, он, помня о недобитых наёмниками упырях, постоянно осматриваясь, сел в трицикл, и помчался в сторону города.
***