Биллу всегда была чужда философия. Зато он всегда точно знал, что нужно делать. Сжать зубы и терпеть. Этому он учился всю свою жизнь.
Война, в конечном итоге, это просто череда ошибок и смертей. Но выигрывает не тот, кто совершает меньше ошибок, а тот, кто способен продолжать борьбу дольше врага.
С неба раздался вой. Давящий, скрежещущий. Люди начинали дрожать, словно от сильнейшего холода. Ружья выпадали из слабеющих пальцев, люди оседали на землю как марианетки, которым отрезают нити — ноги отказывали их держать.
Однако, некоторые могли волей ли, природными ли способностями, но противостоять ментальной атаке с неба.
В нависшую над ними тень, отчаянно богохульствуя палил капитан из своего такого красивого и дорогого, но такого маленького и жалкого револьвера. Быстро, и наверняка точно, выстрелил Валентин, вскинув свое ружье. Он не стал смотреть, попал или нет, а тут же переломил Старого друга, хоть и с трудом, но все же запихивая туда новый патрон трясущимися в треморе пальцами. Раздался разрозненный и какой-то жидкий залп охраны майората. Почти сразу за ним еще два. Завизжали, раскручиваясь гатлинги гантраков — но только у одного хватило угла возвышения, чтобы стрелять вверх, в приближающееся чудовище.
А оно приближалось. Опустилось так низко, что тварь уже можно было рассмотреть в свете от костров и отблесках орудийных вспышек.
Билл не стал её разглядывать. Не зачем это. Он огляделся по сторонам, увидел остекленевший взгляд Валентина, который с бледным от напряжения лицом стоял в нелепой позе. Похоже и его скрутило. Выстрелы раздавались все реже. Рядом стонал Джефф. Стонал жалобно, что было совсем на него не похоже. Судя по тому, как колбасило остальных, Билл держался молодцом. Должно быть, после Живоглота он “оглох” к таким фокусам. По крайней мере, на некоторое время.
Билл перестал стоять столбом, подхватил бомбарду Джеффа, вскинул её. Навел на темный силуэт, похожий на огромного младенца со слишком большой башкой, и выстрелил.
Конечно же, Билл не планировал попасть. Но он рассчитывал, что в бомбарде заряжена крупная дробь, и он пошинкует крылья этой неведомой херне. Но в бомбарде была стеклянная капсула с зажигательной смесью. Дорогая штука, у Джеффа таких всего три. Зачем сейчас зарядил? Ну кто его знает. Говорит, всегда хотел попробовать. До цели было метров семьдесят, Билл промахнулся, конечно, но и бомбарда не та штука, чтобы зашвырнуть тяжелую стеклянную капсулу слишком уж далеко. Билл не глядя, нагнулся к Джефу и начал шариться у него в сумке с зарядами, чтобы перезарядить бомбарду дробью. Аккуратный брикетик дроби и пороховой заряд Билл нашел быстро, а вот само перезаряжание у него выходило медленно, трудно, долго. А стеклянная капсула с воспламеняющейся на воздухе жидкостью, выстреленная Биллом из бомбарды, тем временем, достигла верха своей траектории и, вращаясь, полетела обратно к земле. Все сильнее разгоняясь. Но не долетела — врезавшись по дороге в Древнего, разбилась и залила чудовище липким составом, который тут же вспыхнул.
Жуткое древнее чудовище отчаянно заверещало вслух, заметалось, и камнем упало вниз. И угодило прямо под пушки двух гантраков. А его ментальный вопль, наоборот прекратился, не иначе как во время прожарки трудно удерживать концентрацию.
Едва пришедшие себя офицеры гантраков не дали тварине, мечущейся и воющеей как корова в горящем сарае, очухаться, и методично расстреляли её из гатлингов и больших пушек.
Конечно, все не было так уж просто. Пока людей давило психическим воплем, из леса опять кинулись упыри. Однако их было сильно меньше, чем в первый раз. Да и не сразу они сообразили, что момент для атаки удачный. В общем, люди все таки успели большую часть пострелять, а остальных в топоры взяли. Неизвестно откуда вынырнувшая Горга добралась до стрелка с автоматической винтовкой, но тот все же сумел преодолеть наваждение, и хоть и повернул винтовку в сторону своих, но расстрелял всю обойму поверх голов своих друзей. Товарищи заметили, что не так что-то с парнем… Хотя, сразу поняли, что не так. Оморочила его горка, где-то рядом в невидимости стоит. Ну, и как давай во все стороны палить, гранаты кидать, и молитвы читать, наваждение сбивая. Не ушла, в общем, горга.
Долгая была ночь. Трудная.
Внизу Дивизионный лагерь, без малого наполовину, был разрушен и охвачен пламенем. Но Мертвая волна захлебнулась. Завязла грудами посеченых пулями тел, скопившихся в проходах. Разметалась кусками по всему пулю, где тварей накрыли минометы и бомбы. Сжухлась обгорелыми тушами перед позициями дивизионных огнеметателей.
Одно из древних чудовищ, что парило над лагерем, прячась во тьме и мороке, было убито. Еще несколько Древних были ранены огнём с земли. Воплощения древних кошмаров отступили, бросив своих меньших собратьев. Но те не могли преодолеть защиту людей.
Люди остановили древнего врага. И медленно, с трудом, но истребили его.
Но уже под утро, часа за два до рассвета, вдруг все успокоилось. Слышались только отдельные выстрелы — люди добивали уползающих неживых. То, что это победа, тогда никто не думал. Но именно такие, обычно, и бывают победы — просто чудовищное напряжение, кровь, смерть, страх, а потом томительная пауза, которая никак не кончается.
Сейчас, когда все немного успокоилось, сверху было ясно, что Мертвые Волны вовсе не были столь уж неисчеслимы, как показались тому же Биллу вечером. Если армия Дивизии насчитывала десяток, а то и два, тысяч человек, то против них вышло не больше пяти, ну может десяти тысяч. Если допустить, что половина убежала.
Люди лихорадочно укреплялись. Возводили целые холмы из земли и камней, и втаскивали туда гантраки. Рыли рвы, опутывали все вокруг проволокой, выносили вперед ловушки. Волчьи ямы, колья — все шло в ход.
Чуть поодаль работали гробари. Споро и быстро расленяя некро туши. Некроплоть — в реку, на корм рыбам. Она быстро разложится. А вот внутренние органы и кости — вместилище заразы — сортировалось. Что-то — сразу в печи переносных крематориев. Что-то можно и в большой костер. А что-то — в деревянные, похожие на гробы сундуки из осины, которая защищает от зла. Из этого можно будет сделать лекарство или полезное зелье.
Работали гробари так слаженно и быстро, что это было даже красиво. Работы у них было много. Поэтому до спрингвудского холма они добрались только за полдень.
Билла признали раненым. Он и в самом деле ходил, как мешком ударенный. На вопросы не всегда реагировал, иногда и вовсе “залипал” в одну точку уставившись. отправили его к раненым.
Вторая ночь прошла тревожно. Люди не спали. Даже Билл не спал.
Слушали землю — не идут ли некры тоннелями? Смотрели на небо — не будет ли налета горгулий? Чуящие почти все после первой ночи или оглохли на время, или померли. Приходилось только на себя полагаться.
Светили ракетами, выпускали собак, иногда неожиданно бросали горшок с горючей смесью в подозрительное место.
Вторая ночь была долгой, тревожной и скучной. Лагерь Дивизии больше никто не атаковал.
Билл только под утро забылся тревожным сном. А проснулся ближе к полудню — его никто не трогал, давая отоспаться.
Зато, как только он проснулся его ждал шикарный завтрак. Яичница с беконом! Настоящая роскошь, словно он лейтенант, не меньше. Хотя, тарелку с яишнецей держал сам Лейтенант! Его молодое и обычно розовое лицо, потемнело за эти два ня, глаза запали. Левая рука лейтенанта была на перевязи, и по левой стороне лица ветвился уродливый рваный шрам от удара чего-то вроде когтя. Поверх еще не успевшего поджить шрама был щедро намазан отталкивающе студенистый заживляющий гель гробарей. Лейтенант, увидев что Билл проснулся, улыбнулся ему и протянул глиняную миску.
— Эта, — попытался было вскочить и стать “смирно” Билл, но лейтенант толкнул его обратно на тюфяк, на котором Билл спал. Потом снова протянул тарелку.
— Доброе утро, — весело сказал Лейтенант.
— Это… Мне? — Билл покосился на тарелку. Мозги соображали медленно и с трудом. Приходилось думать с усилием, словно проворачивая ржавые шестеренки.
— Тебе, — хмыкнул подозрительно довольный Лейтенант. — Ты ж Билл? Ну вот.
Билл с опаской взял завтрак, который пах как царсво божие. Но есть не стал, а осторожно спросил, на всякий случай:
— А за что?
— За то, — снова хмыкнул Лейтенант, и стал еще более довольным, что начало будить в Билле панику, — Зато, что ты Билл… Герой!