— Ты истекаешь кровью… идём, Бальдр… — Годи придержал меня за плечи, помогая встать.
Я не отпустил кубок с мёдом, взял его с собой.
— Пусть еды принесут, — прохрипел я. — Мне и правда лучше покушать лёжа.
— Эй, Сольвейг и Орнелла, идите за мной, — кивнул Годи двум служанкам. — Захватите мяса и лепёшек.
Орнелла была темноволосая, с примесью иноземных кровей, я с любопытством заглянул в её смуглое личико: красивая. Маргрет строго поглядела на меня, в её глазах полыхала неподдельная тревога и желание броситься ко мне, но долг перед мужем-конунгом не позволял ей ни приблизиться ко мне, ни заговорить.
Я кивнул, что понимаю. Она поджала губы и ответила взглядом.
— Подожди, — сказал Кетиль. — Дай я помогу.
Мой хирдман оказался рядом и закинул себе на плечо мою руку.
— Кетиль, как Йорунн, где она? Ты давно её видел? — вдруг вспомнил я.
— Она… — опустил взгляд воин. — Она при смерти, лежит в женской половине.
— Проводите, я должен её увидеть.
— Да ты сам еле живой… — буркнул Годи.
Я заметил, как от моего желания увидеться с Йорунн лицо Маргрет побледнело.
— Ведите, — приказал я.
Йорунн лежала на постели, бледная. Хотя, куда уж бледнее. Я так ясно увидел в её сморщенном лице черты той девушки, с которой мы убегали по лесу от Хассера.
— Йорунн, слышишь? — я сжал её руку, и глаза старухи слегка приоткрылись, но были застланы белёсой пеленой. — Ты убежала от него, — улыбнулся я, присев к ней на край постели.
— Пока ты его отвлекал, мне удалось спрятаться, — чуть растянула губы она.
— Я рад, что ты очнулась. Как ты себя чувствуешь?
— Как может себя чувствовать старуха? — прохрипела она, уголки её губ опустились вниз. — Я рада, что ты пришёл и принял то, что должен был принять. Мне уже не помочь, но ты можешь спасти многих людей, милый, сделай это.
— Меча нет… — проговорил я в отчаянии, сделав глоток из кубка.
Йорунн слабой рукой потянулась к столу, что стоял возле изголовья и нащупала сверкающую в свете лампы брошь.
— Возьми это, — вложила она мне в ладонь холодный металл — частицу Эйсира. Я отставил кубок на стол и принялся рассматривать брошь.
— Сделай меч снова, Бальдр! Разрушить смог, сможешь и создать! — прокряхтела старуха. — Отбери свои подарки у родичей и отлей заново…
— Я думал об этом, Йорунн, неужели ты меня совсем за дурака держишь? Но часть меча у Матери, а её нет в Истлаге, она никогда не вернётся.
— Будет у тебя меч поменьше, ничего в этом такого нет, почему вы, мужчины, так об этом переживаете?
— Хорошо, Йорунн, я понял. Я отолью меч из того, что сумею добыть, — я сжал в руке брошь. — Я уже послал Рагги найти запястье Вали у него в усадьбе.
Старуха ласково улыбнулась.
— Вот и хорошо, милый. Наконец, ты начал действовать… А теперь иди, я снова теряю сознание…
— Йорунн, — склонился я к подруге, — не умирай пока. Я сумею защитить Истлаг от Хассера, обещаю тебе.
Йорунн закрыла глаза, и я не был уверен, что она дослушала меня. Я поцеловал её в лоб и пристально вгляделся на то, движется ли её грудь под покрывалом. Когда увидел, что движется, успокоился. Взял кубок и кивнул соратникам:
— Ведите меня отдыхать.
Мы разместились в небольшой комнатке в долгом доме, отделённой от большого зала толстой шкурой. Я сел на постель, она была тут широкая, как у меня в Хедвиге. Годи принялся меня раздевать, ворча под нос и тяжёло вздыхая.
Я допил мёд и протянул Кетилю кубок. Задумался, стоит ли напиваться: без кувшина, а то и двух мёда мне точно не уснуть сегодня — слишком тянули раны, слишком терзалась душа. Но завтра битва, я должен быть в ясном уме.
— Ещё? — спросил Кетиль.
— За ужином ещё один кубок и довольно. Где там еда?
Тут в комнатку вошли служанки. Сольвейг несла в одной руке бадью с дымящейся водой, в другой куль со свежей одеждой. В руках Орнеллы был кувшин мёда и огромное блюдо с мясом, сыром, лепёшками и зеленью.
Я попросил у Годи нож и принялся нарезать мясо помельче окровавленными руками. Девушки распахнули мою рубашку и ахнули.
— Ярл, как ты можешь так спокойно кушать, когда на тебе живого места нет, — удивилась Орнелла.
— Так я не живой, забыла? — хмыкнул я, протянув ей кусочек сыра на ноже.
— Нет, благодарю, ярл, сначала работа… — отказалась она.
Конечно, у самого всё болело, но ни одной женщине не понравится жующий сопли мужчина, разве что этот мужчина ее сын и ему три года от роду. Я дёрнулся, когда Сольвейг прикоснулась к ране. Умная девочка поняла, что я всё же живой, и стала действовать аккуратнее.
Кетиль наполнил кубки мёдом и протянул мне. Подогретый — то, что надо, я так замёрз, так устал.
— Ну, расскажи, как тебе удалось выбраться? — спросил Годи. — Ты удивляешь меня, Бальдр! И восхищаешь!
— Спасибо, Годи, ты тоже восхищаешь меня. Но лучше тебе не знать… Без путешествия в Хельхейм… вряд ли я смог бы уйти от Вали и Олава.
Я полулежал на застеленной шкурами скамье, жевал пищу и пил с соратниками. Сольвейг нежными пальчиками обтирала мне грудь тёплой водой, а Орнелла готовила перевязку для живота. С раной на ноге она уже закончила, туго перемотав бинтами, перед этим раздев меня до исподнего.
Удивительно, но я расслабился и сделался спокоен, несмотря на то, что завтра должна разыграться битва, какой Истлаг ещё не видывал. Мы всегда дружили с конунгами с большой земли, никто никогда на нас не нападал, это мы нападали на южных вождей, на западных, что жили далеко за морем и говорили на другом языке. Мы с конунгом Олавом и конунгом Харальдом были связаны давнишними кровными узами, у нас были общие предки, и конунг Олав, выходит, пошёл против своих же. Но кто его осудит, ведь его подначил Вали, наш с Хёрдом родной брат.
Занавесь сдвинула чья-то тяжёлая рука, я вышел из задумчивости. В комнатку вошёл Хёрд, опиравшийся на плечо Лейфа.
Служанки вытянулись, будто делали что-то неприличное. Возможно, они боялись, что в комнату войдёт королева Маргрет, страшно заревнует и накажет, Хёрда вряд ли девушки опасались, ведь он был слеп. Похоже, мои догадки оказались верны. Убедившись, что с Хёрдом никого, кроме Лейфа, нет, служанки вновь принялись заниматься моими ранами.
— Ну, что, как ты, Бальдр? — проговорил Хёрд.
— Живой пока. Садись, — я сдвинул ногу от края ложа, давая место.
— Откуда ты узнал, что Олав нападёт завтра? — спросил брат. — Ты говорил с ним?
— Да. Я был у него на ладье. Вали с ним. У них сегодня военный совет. А как твои дела, Хёрд? Ты подготовился к битве?
Брат глубоко вздохнул и плотно сжал губы.
— Разве можно к такому подготовиться… — признался он. — Завтра многим придётся погибнуть. Я этого не хотел. Предлагал Олаву землю. Предлагал даже подданство. Я не хотел войны.
— Ему не нужны наши гибнущие земли, которые скоро поглотит тьма. Ему нужны наши богатства, — покачал головой я.
— Ты не вспомнил, где меч?
— Вспомнил…
— Говори же! — потребовал Хёрд.
— Часть его у тебя на руке, — сжал я Хёрда за запястье. — Я расплавил меч, сделал из него украшения и раздал близким.
Хёрд снял запястье и протянул мне.
— Отлей меч заново, спаси Истлаг, Бальдр!
Я почувствовал исходящее от металла тепло руки своего брата.
— Я сделаю это, — тяжело вздохнул я.
Лейф глядел на нас полным внимания взглядом, и было видно, что он старается вникнуть в разговор и разобраться. Хороший мальчик, из него получится хороший вождь. Если, конечно, мы сумеем отстоять наши земли.
— Завтра я пойду на драккар, — проговорил Хёрд. — На море будет самая страшная битва, я должен быть там. Тех, кто прорвётся мимо наших ладей, на берегу будут встречать хирдманы — последний оплот. Около сотни воинов останутся на берегу. На море — тридцать драккаров. Лейфа и Маргрет я попросил увезти на рассвете… В Хедвиг, если ты не против, Бальдр. Он у тебя неплохо укреплён, как мне рассказали.
— Нет, отец! — вознегодовал Лейф. — Нет, я хочу остаться в Тронхейме, я буду сражаться!
— Лейф, кто-то должен остаться, если отцы погибнут, — строго сказал я. — Мы всегда оставляли детей в безопасном месте и потому наш род до сих пор жив. Послушай, что отец говорит. Уедешь. Защити мать.
Лейф недовольно блеснул глазами и сложил руки на груди.
— Хорошо, — прорычал он.
— Почему ты так сказал, Бальдр? — низким голосом произнёс Хёрд.
— Как?
— Про отцов.
— У меня нет детей, — ответил я. — Лейф единственный потомок нашего рода, и я отношусь к нему, как к собственному сыну…
— Хорошо, — кивнул Хёрд. — Он тоже привязался к тебе после всех этих приключений, и я даже ревную, ведь я не могу быть примером для мальчика, я не воин, а слепец.
— Отец, не говори так! — проворчал Лейф.
Хёрд похлопал парня по плечу, не ответив на его возглас. У меня в груди прокатилась волна теплоты, обращённая к брату. Он всегда был ко мне добр, всегда защищал, и даже теперь, когда мы оба знали правду о Лейфе, но он не укорял меня и не жалел себя…
— Хёрд, позволь мне завтра пойти с тобой, — произнёс я.
— На мой драккар?
— Да. Ты слепой, а я раненый, — усмехнулся я. — Может сойдём за одного полноценного воина.
— Хорошо, Бальдр, — улыбнулся брат. — Всегда хотел пойти в битву вместе с братом, а не против него… Ладно, Лейф, идём, пусть Бальдр отдохнёт.
Хёрд принялся подниматься, протянув руку сыну. В проходе он остановился и обернулся ко мне.
— Если я погибну завтра — всё твоё по наследству: трон, жена, земли. Если победим, то дам Маргрет развод и свободу воли сразу же на победном пиру.
— Хёрд… — протянул я, напрягшись всем телом. — Я не знаю, что сказать…
— Я не просил тебя ничего говорить. До завтра.
Хёрд ушёл. Кетиль наполнил мне кубок.
— Нет, — отмахнулся я.
— Ты любимчик конунга, — хмуро проговорил Годи. — Другого он давно бы казнил, если бы он сотворил хоть что-то подобное тому, что сотворил ты… Сейчас он прямо сказал тебе, что ты наследуешь ему, а не его малой сын.
— Слышал, Годи, — тяжело вздохнул я.
Служанки закончили с моим животом и принялись плотно перетягивать мои лишённые ногтей пальцы тонкими льняными полосками, и делали это так, будто не впервой сталкивались с вырезанными ногтями. Я попробовал сжать в кулак руку и понял, что повязки унимают боль, я смогу завтра держать меч.
— Меч, Годи! Найди мне оружие, но не заставляй меня за него сражаться.
— Найду, Бальдр, хах, ты уже насражался на десяток мечей вперёд!
Соратники разошлись, Сольвейг подхватила бадью, тряпки и скользнула за занавесь. Орнелла поднялась от постели и многозначительно посмотрела мне в глаза.
— Если хочешь, я останусь, — проговорила она тоненьким голосом. Глаза её блестели, щеки покрывал румянец, губы маняще приоткрылись в улыбке. — Пригляжу за тобой ночью…
Её предложение звучало соблазнительно. Я знал, что мне предстоит долго мучиться перед тем, как я смогу вздремнуть: у меня болели все мышцы, челюсть, руки, ноги, рёбра и живот. Лишь в руках женщины я смог бы ненадолго забыться. Ну, где же Маргрет? Хоть бы заглянула, узнала, как у меня дела! Я очень злился — к боли в теле прибавилась и боль в душе. Как бы я хотел сегодня побыть с ней, хотя бы просто повидаться…
— Иди, Орнелла, — проговорил я, скрепя сердце.
Девушка перестала улыбаться, надула губы.
— Уходи, я сказал!
Она выпорхнула из комнаты, и я закрыл глаза.
Промучился всю ночь, каждый вдох теребил раны. Но ничего, болит, значит, я живой. Значит, зарастёт. Вместе с болью долбила тревога. И чего я так завёлся? Я переживал, что могу погибнуть, и так и не увидеть Маргрет… Спустя около четырёх часов ко мне вошёл Годи в боевом облачении и перевязью с ножнами.
— Вставай, Бальдр, — проговорил он.
— Что, уже началось?
— Ещё нет, но Хёрд уже ждёт тебя на пристани.
— Что ж раньше не позвали? — прокряхтел я, поднимаясь. — Я всё равно не спал.
— Конунг приказал отдыхать, — пожал плечами воин.
В комнату вошла Сольвейг и подала мне тёплый отвар, пахнущий можжевельником и берёзовыми почками. Сольвейг была на этот раз одна, Орнелла после моего отказа не пришла. Я отпил из кружки и почувствовал, как бодрость наполняет тело. Старый напиток богов, как его называют. Я пробовал такое пойло однажды в детстве, когда ещё был жив отец. Лишь гальдрун знали, как его готовить. Неужели Йорунн поднялась?
— Кто сделал этот отвар? — пристально поглядел я на Сольвейг.
— Конунг Хёрд приказал старухе Йорунн приготовить на запас, когда она ещё не слегла…
— Йорунн… — благодарно прошептал я одними губами. — Как она, не знаешь?
— Со вчера сознание к ней не возвращалось, ярл Бальдр… Но мы заботимся о ней.
— Не оставляйте её, Сольвейг. Она моя близкая подруга.
— Мы знаем, ярл Бальдр, — кивнула девушка.
Отвар благостно подействовал на меня. В ноги и руки ударила волна жара, боль совершенно унялась. Я даже потеребил языком десну, где был вырванный зуб — ничего не почувствовал. Почесал живот — и тоже хоть бы что. Отлично.
В комнату вломился Кетиль с кольчугой и щитом для меня. Я оделся. Проверил удобно ли разместил ножны с кинжалом справа и слева — с мечом, затянул ремень, надел шлем и двинулся к выходу.
В большом зале толпились воины, собиравшиеся в битву. Женщин не было — все попрятались. Я увидел Лейфа, он стоял с тревожным видом, оперевшись подбородком на спинку трона отца. Лицо его было бледно, под глазами синяки — не спал, видать, как и я.
Я подхватил со стола кружку с отваром богов и подошёл к нему.
— Глотни, малыш.
— Я не малыш! — фыркнул он. — Отец запретил мне пить вовсе после путешествия с тобой, дядя… — проворчал парень, отодвинувшись от моей руки.
— Пей, говорю! Такой напиток раз в жизни предлагают и то — только настоящим мужчинам.
Лейф закусил губу, кивнул и сделал глоток.
— Сейчас станет повеселее, взбодришься, тебе сегодня долгая дорога предстоит.
— Да уж… — вздохнул парень.
— Но в остальном слушай своего отца во всём, не бери с меня пример, понял? — попытался нравоучать я.
— Понял…
— Ты хороший парень, Лейф, я очень тобой горжусь, — произнёс я, потрепав мальчика по волосам. — Береги мать, хорошо?
— Хорошо, — вытянулся он, принимая мои слова за приказ.
Я достал из сумки на поясе запястье Хёрда, брошь Йорунн и амулет Маргрет.
— Это части Эйсира, сынок, я передаю их тебе на хранение, в море рискую потерять, — усмехнулся я, вложив звенящие украшения в ладони Лейфа. — Скоро приедет Рагги, мой хирдман, у него будет ещё одна часть — запястье, что я подарил Вали. Нужно будет отлить меч заново. Если я сам не смогу этого сделать, если со мной что случится, то придётся тебе это сделать. Только Эйсир может остановить Хассера. И знай вот еще что: кто убьёт Хассера, получит его Бессмертие.
Лейф слушал меня, раскрыв рот.
— Ну всё, мне пора, — проговорил я. Лейф от удивления тому, какую тайну я ему доверил, так и не смог ничего ответить, но прижался лицом к моей кольчуге.
Уходя, я бросил взгляд на занавеси, скрывающие покои Хёрда. Из-за шкуры выглядывала Маргрет с заплаканным серым лицом. Я кивнул ей, и она приложила к губам ладонь, а затем смахнула слезу. Ну вот, Маргрет, как я рад, что повидался с тобой хотя бы так. Знаю, твоя гордость и честь моего брата не позволяют нам увидеться и поговорить, но теперь я хотя бы знаю, что ты меня ждёшь.
Я вышел на двор, ветер гулял страшным неугомонным зверем. Было ещё темно, накрапывал дождь. Не лучшее время для выхода в море. Факелы в руках провожавших конунга на причале то и дело тухли. Хёрд сидел в длинной лодке, с шестью воинами-гребцами и четырьмя рослыми хирдманами в тяжёлой броне, со шлемами и со щитами. На плечах Хёрда искрился белый медвежий мех, по которому можно было сразу отличить вождя. Я вошел в лодку и сел напротив.
— День битвы настал, — сказал я, приветствуя воинов.
— Выходим, — приказал Хёрд и улыбнулся мне.
Я не видел его глаз под повязкой, но чувствовал его душевный трепет и радость от того, что я был рядом.