Я догнал Лейфа перед самой дверью, схватил за рубашку и развернул к себе.
— Отпусти! — взревел он.
— Слушай меня, парень, — сказал я, притянув его к себе. — Ты, похоже, и сам понимаешь, что ведёшь себя, как свинья, и заслуживаешь, чтобы тебя, как свинью, стегали.
— Нет! — закрутил он головой.
— Я скажу это один раз, Лейф. Один. Я хочу, чтобы ты меня понял. Мы одна семья.
Я выпустил мальчика, и он озадаченно поглядел на меня, а потом на моих хирдманов, жующих дымящееся мясо и пьющих мёд. У каждого был богатый доспех и длинный, украшенный драгоценными камнями меч.
— Я хочу, чтобы ты тоже стал воином, таким же, как они, и сидел со мной за столом, ближе всех ко мне, — сказал я мальчику. — Я хочу однажды передать тебе свой меч.
Лейф поднял на меня взгляд, блестящий от слёз. Я присел перед ним и положил руку на плечо.
— Вытри сопли, с этого дня чтобы я больше их не видел. Завтра начну учить тебя сражаться. А сейчас пошли есть. Ну?
— Хорошо, дядя, — отёр рукавом глаза парень.
— Мы понимаем, Лейф, — сказал Сверри. — Память об отце дорога тебе, и нам всем тоже дорога. Бальдр устроил ему последнее плавание на драккаре, он ушёл достойно. Теперь мы все должны жить достойно его памяти и памяти предков.
Маргрет прижалась к моему плечу, пряча слёзы. Я погладил её по спине. Мы сели за стол. Я наконец взялся за мясо. Кусать было тяжело из-за вырванного зуба, но голод был сильнее. Тёплый жир стекал по губам и бороде. Ничего, отмоюсь. Как же вкусно!
Я запил мясо мёдом и откинулся на спинку кресла, оглядев своих соратников. Все были веселы, и я тоже, глядя на них, был весел.
— Бадья готова, — произнесла Маргрет. — Я провожу тебя и дам одежду.
Мы вошли в мои покои. Я увидел смятую постель.
— Ты спала тут? — спросил я.
— Да, вместе с сыном, — кивнула Маргрет. — Ведь это наша с тобой постель…
— Умничка.
Я стянул рубаху, скинул штаны и залез в горячую воду.
— Как хорошо, — прошептал я, положив голову на бортик бадьи.
Маргрет ходила по комнате, готовя постель и одежду, а я глядел на неё и радовался, какая красивая и заботливая у меня будет жена. Теперь ничто не помешает нам быть вместе. Пусть сегодня мы не ляжем, но она со мной, и это главное. Я прикрыл глаза от усталости, чувствуя как ноют мускулы после столь длинной дороги и колит старая рана на боку. Но, несмотря на это, я ощущал, как сладостное блаженство от горячей воды и от близости любимой растекались у меня по жилам.
Кажется, я задремал.
Маргрет разбудила меня ласковым прикосновением к щеке. Я открыл глаза и увидел, что она совершенно обнажена. Пальцы её пробежали по моему лицу, потом по груди и погрузились в воду.
— Маргрет? — прошептал я, удивившись.
— Ох, как горячо, как ты тут не сварился! — взвизгнула она, забираясь в бадью.
Вода перелилась через бортик и затопила пол.
— Я только отогрелся, — улыбнулся я.
Маргрет гладила моё измученное тело, шрамы на рёбрах и животе. Брала в ладони моё обветренное лицо и прикладывала к губам большой палец, оттирая кровь. Её стопы скользили у меня по бёдрам.
— Маргрет, что ты делаешь? — произнёс я, чувствуя, что не сдержусь.
— Говорят, ты прогонял от себя всех женщин, — произнесла она. — Ходят слухи, что не всё в тебе оживили… Вот я и хочу проверить, что за муж мне достанется…
— Ну, проверяй, — проговорил я, поглядев ей в глаза.
Она скользнула рукой вниз и крепко сжала меня за доказательство. Я понял, что у меня больше нет сил терпеть и поглядел на неё с последним предостережением.
— Нет смысла долго горевать по Хёрду, он был хорошим человеком, — сказала она, приблизившись к моему лицу. — Но лишь ты всегда был мне мужем… жизнь продолжается… и мы должны продолжить её прямо сейчас…
Она поцеловала меня. Я ответил, смял её губы, горячие, влажные. У меня совсем не стало мочи, и я ухватился ладонями за борта и приподнялся.
— Куда ты? — проговорила Маргрет.
— То, что я хочу сделать с тобой, тут делать неудобно: зальём весь дом, его и так сверху хорошо поливает.
Я выбрался и отнёс Маргрет в постель.
Я вошёл, и мне стало тепло во всём теле, в сердце. Маргрет долго ждала меня: я убедился. Она была мягкой и податливой, как сочный плод, который долго висел на ветке, а я был, словно голодный путник, умирающий от жажды. Я толкнулся, и Маргрет обвила меня ногами, крепко прижала, сладостно при этом застонав. У меня по спине побежали мурашки.
Я убрал с её щеки упавшие пряди волос и поцеловал в губы, провел языком по шее. Маргрет громко стонала и извивалась подо мной, закатывая глаза от исступления. Но скоро она выскользнула из-под меня и уселась сверху. Какая она стала властная, давно не девочка! И я любил её от этого только сильнее. Хотя, куда уж сильнее? Меня переполняли чувства близости и любви, и я хотел зачать сегодня дитя, чтобы семья стала больше.
Маргрет упиралась мне в грудь ладонями, впиваясь ногтями, требовательно сжимала бёдра, и я давал ей всё, что она хотела. Я растворялся в ней, и мне делалось от этого упоительно сладко.
Весь день и всю следующую ночь мы провели в постели, любили друг друга, дремали и изредка выходили поесть, чтобы восполнить силы. Домашние нескромно улыбались при виде нас — весь дом теперь знал, как крепко конунг любит свою жену.
К вечеру второго дня после моего возвращения в Хедвиг прибыл Рагги и привёз запястье Вали. Я очень обрадовался и обнял его, как родного. Мы сели в зале, я разложил на столе все части Эйсира. Маргрет обнимала меня за плечи, не отходила от меня, будто боялась вновь потерять.
— Значит, не видеть мне больше своего амулета? — спросила она, закусив губу.
— Я тебе другой подарю, — ответил я, притянув её себе на колени.
Я встретил удивлённый взгляд Лейфа, парень никогда не видел счастливой удовлетворённой матери. Ну, ничего, скоро привыкнет. Я заметил, что Рагги изучающе, даже с каким-то благоговением, глядит на меня.
— Что такое, парень? У меня что грудь, как у женщины, выросла? — усмехнулся я.
Рагги сглотнул и приподнял брови.
— Нет, конунг. Просто… ты будто не человек, — прошептал он, наклонившись ко мне через стол. — Тебе вырвали ногти и зубы, тебя резали и кололи мечом, у тебя течёт кровь… Но ты сидишь, как ни в чём ни бывало, собираешься драться с тёмным богом, и тебе совсем не страшно…
— Кто сказал, что мне не страшно, — помолчав ответил я. — Просто другого пути нет.
Все замолчали, звон кубков и разговоры в зале затихли. Маргрет прижалась ко мне, я почувствовал, что она дрожит, и погладил её по щеке, даря утешение.
Я спросил домашних, есть ли у нас в Хедвиге кузнец, и они позвали ко мне старого Фатхи, он еле держался на ногах, но с ним был молодой парень, его сын, по имени Свен.
— Ну, здравствуй, Бальдр, — сказал старый кузнец и сел за стол напротив меня совсем по-хозяйски, сразу выпил мёд, который предложила ему Маргрет.
— Что же ты не позвал меня раньше к своему столу, а только сейчас вспомнил? — сказал он.
— Знаешь, когда встал из могилы, в голове пусто было. И даже теперь я ещё не всё вспомнил, — ответил я, подняв кубок. — Благодарю, что пришёл, Фатхи.
Мы вместе выпили. Старый кузнец был широк в плечах и высок ростом, выше меня, но выглядел по-стариковски сухо, в исхудалом теле не было силы — кубок его чуть не вывалился из руки. Свен, его сын, фигурой напоминал отца, был крепок и широк, но нрава был более кроткого. Он почтительно склонил передо мной голову и так и сидел покорно долгое время, не смея поднять глаз.
— Ну как, Фатхи, — сказал я. — Сможем ли мы отлить из этих драгоценностей клинок?
Старый кузнец взял части Эйсира в ладони и погладил сморщенными пальцами.
— Отчего же, не сможем… Однажды я сумел расплавить для тебя меч и выковать из него эти драгоценности, и теперь сумею…
— Значит, это ты помогал мне?
— Я, — кивнул Фатхи. — Или ты думал, что сам совладал с плавильной печью? Нет, Бальдр, каким бы ты сильным не был, с печью тебе одному не справится. Что ты так глядишь на меня, ярл?
— Я теперь конунг, — поправил я кузница. — Да вот думаю, хорошо, что Вали не нашёл тебя. Повезло тебе, в общем. Ну и мне тоже, конечно.
Фатхи хмыкнул и погладил усы.
— Да, но только теперь я уже слишком стар, слаб и слеп, мне не под силу ковать меч. Но мой сын, Свен, с моим советом, думаю, сможет помочь тебе, ярл Бальдр. Прости, ты теперь конунг.
Фатхи улыбнулся, показав гнилые зубы. Я положил руку ему на плечо.
— Ты сделал это однажды, сделаешь и теперь, а мы поможем тебе, — я положил другую руку на плечо его сына.
— Добрый ты хозяин, Бальдр, я скучал по тебе, — кивнул старый кузнец.
— Можно посмотреть? — спросил Свен, кивнув на драгоценности из Эйсира.
Я придвинул ему их.
— Красивые, жалко плавить… — произнёс он. — Я помню, пап, как ты делал их тогда… — Свен оглянулся на отца.
— Да, ты был тогда примерно как сын Бальдра теперь, — сказал Фатхи, поглядев на Лейфа, сидевшего тут же за столом.
Свен взвесил в руках металл.
— Очень крепкий сплав, потребуется много угля на работу, возможно весь, что у нас есть, — Свен тяжело вздохнул и виновато поглядел на меня.
— Другого выхода нет, — ответил я. — Мне нужен меч, сколько бы угля это не стоило. Не беспокойтесь, — поглядел я на собравшихся вокруг меня людей. — Я уничтожу Хассера, и мы заживём сытой, счастливой жизнью, все мы.
Маргрет сжала меня за руку. Люди воодушевлённо закивали. Свен сложил в мешок части Эйсира.
— Я готов начать, — сказал он.
Я кивнул и отодвинул кресло, чтобы встать из-за стола.
— Можно пойти с тобой на кузницу? — спросил Рагги.
— Можно, — сказал я.
— И мне можно тоже? — встрепенулся Лейф.
— Конечно.
Свен взял под руку старого отца, и они пошли вперёд, следом побежали дети. Я дошёл до дверей чуть ли не последним — устал что-то. Когда я вышел на двор, стоял густой сумрак, холодный ветер ударил порывом, земля захрустела под ногами от заморозка. Я поглядел в клубящиеся над усадьбой тучи и покачал головой.
— Хассер, — буркнул Сверри, шагавший у меня за спиной. — Сегодня вообще не рассветало… Ты как, Бальдр? Бледный ты какой-то, Маргрет все соки из тебя выпила?
— О, ещё как, Сверри! — усмехнулся я.
Мы подошли к дому Фатхи. Кузница располагалась на заднем дворе. Я действительно не очень хорошо себя чувствовал, и был рад тому, что Сверри взял на себя хлопоты. Старый Фатхи прислонился к наковальне и размахивал руками, говоря что откуда принести. Сверри отправил людей за углем и маслом. Свен сложил в печь драгоценности и принялся закладывать уголь.
Маргрет осталась в долгом доме, а Лейф сделался моим помощником. Он заметил, как меня пошатнуло и привлёк меня усесться на скамью.
— Что с тобой, дядя Бальдр?
— Сам не пойму, простыл похоже, — ответил я, погладив себе лоб и понял, что подступает лихорадка.
В кузнице сделалось жарко, все скинули мех плащей, а я и вовсе разделся, оставшись с обнажённым торсом. Раны ныли и требовали прохлады.
Часа через три или четыре скинутые, уложенные в печь части Эйсира поддались и начали размягчаться. Мне делалось всё жарче и жарче. Скорее бы уже всё было готово, я устал ждать.
Я вышел на широкий двор усадьбы и походил под тёмным небом на колючем ветру. Лейф стоял на пороге кузницы и наблюдал за мной.
— Может позвать маму? — сказал он.
— Зачем? — фыркнул я.
— Ты плохо выглядишь, дядя, очень плохо, белый весь…
— Устал. Всё хорошо.
Я вернулся к Фатхи и Свену и как раз застал, как Свен разбирал печь. Он достал слиток длинными щипцами и уложил его на наковальню.
— Давай его сюда, да, — кивал Фатхи, руководя сыном. — Теперь берись, вот так, да, бери молот и бей вот так, да.
Я увидел в деле всю силу широких плеч молодого кузнеца. Сделав передышку, Свен вытер пот со лба и поглядел на меня с улыбкой.
— Ну, как, конунг? — сказал Фатхи. — Возьмёшь себе в Тронхейм моего сына?
— Пусть выкует меч, там посмотрим, — ответил я.
Молот был тяжёл, Свен орудовал им очень умело, но от каждого удара по наковальне у меня звенело в голове, я весь вспотел: волосы и даже штаны. Я почувствовал, что сейчас рухну. Лейф снова оказался рядом, проводил меня к скамье и накинул меховой плащ.
— Отведи конунга поспать, — сказал Сверри. — Тут работы до утра, если оно конечно, наступит…
Кузница давно опустела, хирдманы разошлись спать, со мной оставались только Сверри, Рагги и Лейф. Вскоре пришла Маргрет, сказав, что соскучилась. Она поглядела на меня и лицо её странно вытянулось.
— Бальдр, ты же весь горишь!
Она ощупала выступившие узлы на моей шее и нажала на рёбра, в то место, где была рана от топора. Я почувствовал острую боль и заскулил.
— Не делай так, — предостерёг её я, зажав рукой ноющую рану.
— Снова кровь твоя портится, ты так и не вылечился до конца… — поняла она. — Того, что я сделала с тобой на Змеиной косе, оказалось мало. Пойду приготовлю тебе лечебный отвар, который снимет жар, но это поможет лишь временно. Я беспокоюсь за тебя, Бальдр.
— Спасибо, Маргрет, иди, сделай отвар, я скоро приду.
— Приходи поскорее, — строго сказала она. — Меч мечом, но жизнь твоя дороже, я не хочу, чтобы ты погиб.
Я проводил её взглядом и вновь обратил всё внимание на Свена и свой меч.
И всё же сейчас главное — меч, ведь Хассер может явиться в любой момент. Убью его — излечусь, ведь я получу Бессмертие! — вдруг осознал я.
Я широко раскрыл глаза и ещё раз поглядел вслед Маргрет, а потом перевёл взгляд на Лейфа, задремавшего на скамье. Если я стану Бессмертным, как боги, как моя мать, то ведь увижу, как Маргрет состарится… Она так красива и так молода сейчас, тяжело думать о том, что будет потом… Плевать! Йорунн же я люблю несмотря на её вид, и Маргрет не разлюблю. Но до этого далеко. Родим ещё пяток детей, а они родят внуков… Нет, я не буду одинок! Я буду счастлив. Я буду править Истлагом во благо своих детей. Эти мысли развеселили меня. Понаблюдав ещё немного за Свеном, я растолкал Лейфа и повёл его в долгий дом. Когда Хассер придёт, я должен быть готов, я должен быть силён. Сверри и Рагги остались в кузнице.
Маргрет суетилась вокруг меня, как птица над птенцом. Заставила меня выпить до самого дна кружку с горьким гадким питьём, а потом настояла сменить повязку.
— Бальдр, ещё утром шрамы не были красными, а теперь тут всё мокнет… Похоже внутри гной, я вскрою.
Я успел лишь тяжело вздохнуть, как Маргрет уже полоснула мне бок заранее подготовленным ножом. Видимо, она уже обо всём догадалась.
Она оказалась права: из раны потек желтоватый плохо пахнущий сок, но мне тут же полегчало. От вида гноя руки у Маргрет затряслись, а по лицу потекли слёзы.
— Ты умираешь, Бальдр, умираешь… — заплакала она.
— Перестань, Маргрет, всё не так плохо, — я притянул к себе, обнял. — Может моя мать поможет, она в Тронхейме.
О перспективах Бессмертия я говорить не хотел, не хотел пугать ещё и этим.
— Она вернулась?
— Да, приплыла с твоим отцом и братом, — сморщился я.
Про то, что отец Маргрет лежал при смерти в Тронхейме, я сказал, но про свою мать, бросившую наш народ, я не стал никому говорить. Как вернулась, так может и сбежать, вновь лишив нас веры и надежды.
Маргрет облизала губы и сделалась ещё более взволнованной.
— Что? — нахмурился я.
— Она знает, — Маргрет указала одними глазами на спящего Лейфа. — Не хочу, чтобы память Хёрда была попрана.
— Она всё знает, но молчит, не беспокойся ни о чём. Я поклялся тебе, что это останется в тайне. Я любил брата, и рад, что у него остался сын. И у нас будет сын, Маргрет, может, ты уже носишь его, — я прикрыл глаза и опустил голову ей на плечо.
Маргрет запустила пальцы мне в волосы и принялась гладить. Я ласкал её спину и бёдра через тонкое шерстяное платье. Ткань скользила по гладкой коже, и я, несмотря на болезнь и усталость, унёс Маргрет в покои. Мы вновь предались любви, а потом я уснул.
Рагги с ликованием ворвался к нам, прервав наше тихое наслаждение.
— Конунг Бальдр, Фатхи зовёт тебя! — выкрикнул он с улыбкой до ушей.
После сна сил у меня особо не прибавилось, наоборот, голова стала будто чугунная. Я встал, натянул штаны, накинул меховой плащ на голое тело и отправился в кузницу. На дворе по-прежнему было темно и ветрено.
Фатхи встретил меня на крыльце и кивком пригласил в дом. Свен, согнувшийся от усталости, вмиг выпрямился при виде меня и поклонился. Он передал мне клинок на вытянутых вперёд руках, я взял его за рукоять. Они с отцом сделали её обычную деревянную и обмотали кожей, как я и просил. Меч был простым, даже грубым, но гладким и острым. Он необычно блестел, как не блестят железные мечи — лезвие переливалось желтовато-белым светом в языках пламени, пляшущего в очаге. Я сделал взмах, рассекая воздух, баланс был отличным, старый Фатхи знал своё дело и хорошо выучил сына. У меня по телу пробежала волна радости от обладания тем, что я давно искал.
— Вы очень хорошо постарались! — воскликнул я. — Прекрасная работа, Фатхи, Свен!
Я пожал руки кузнецам и заулыбался, будто мальчик, которому подарили первого в жизни коня.
Свен сел на скамью, прислонился к стене и вмиг захрапел.
— Не сердись на него: больше суток на ногах, — проговорил Фатхи, — устал мой мальчик.
— И не думал, — ответил я. — Я долго проспал?
— Долго, — усмехнулся кузнец, — остаток ночи и весь день. Уже снова вечер.
Снаружи донесся грохот, похожий на то, как будто сильный порыв ветра сорвал часть дёрна с крыши. Потом раздались шаги под потолком. Свен проснулся от шума, все мы переглянулись и напряглись.
— Варги в усадьбе! — донеслись крики хирдманов со двора.