— Это же Лейф! — удивилась жрица, заглянув в лицо мальчику у меня на руках. — Что с ним?
— Он ранен. И в рану попал моя кровь — кровь драуга, — прохрипел я.
Глаза жрицы округлились, она замерла в растерянности.
— Твоя кровь?! — рявкнул Годи из-за моей спины. — Ты навредил мальчику?
Воин схватил меня за плечо и развернул к себе. Я сглотнул. Мне потребовалось несколько ударов сердца, чтобы найти смелость и встретиться с ним взглядом. Лейф у меня на руках застонал.
— Ты понимаешь, что он единственный сын конунга?! — напирал на меня Годи. — Ты опасен для всех, к кому прикасаешься! Отдай его мне!
Воин забрал у меня Лейфа, я не стал сопротивляться. Я навозился с мальчиком и порядком устал. От меня больше ничего не зависело. Я должен был привести Лейфа в святилище, и я это сделал, — убеждал я себя, хотя меня трясло от мысли, что мальчик может из-за меня погибнуть. Даже, если это был не мой сын.
Годи и седовласая жрица ушли вверх по выточенным в скале ступеням. Я разозлился и остался у кромки воды наедине с лошадьми и нахохлившейся кошкой, которая не сводила с меня жёлтых глаз. Я достал зелье Йорунн и потряс флягу. Кошка зашипела, шерсть на спине встала дыбом.
— Пошла прочь! — пшикнул я, пригрозив ей рукой.
Кошка брызнула прочь.
Я вылил остатки зелья в рот. Ветер трепал мокрые штаны, в башмаках хлюпала жижа. Я прислонился к бревну причала и опорожнил обувь.
Мысли обратились к Маргрет: «Где же она? Почему её здесь нет? Я так долго шёл, но не встретил её!»
Я замёрз, меня начало колотить. Живот выл от голода.
«К ослам гордость! — подумал я. — Что бы не говорил Годи, согреться и пожрать я заслужил».
Только я собрался вскарабкаться по ступеням, как увидел, что ко мне спускалась женщина. На ней был такой же меховой плащ, как на жрице, встретившей нас, но женщина была молодой.
— Здравствуй, Бальдр, — произнесла она тонким голосом.
— Здравствуй, — поклонился я. — Не знаю твоего имени. — Взгляд женщины был приветлив, и я не хотел быть с ней грубым.
— Трайен. Я пришла за лошадьми, — она робко указала рукой.
Жрица прошла мимо меня. Полы плаща проскользили мехом по камням. Светлые расчёсанные волосы волнами заблестели на плечах и спине в отсветах уходящего дня. Она напомнила мне Маргрет такой, какой я знал её десять лет назад. В груди заныло от того, что я не застал её в святилище.
Трайен взялась за поводья.
— Я помогу тебе, — сказал я и приблизился.
Мы повели лошадей по ступеням. Я оглянулся в сгущающийся сумрак над водной гладью и остановился.
— У вас кто-нибудь следит за дорогой? Есть караульные?
— Нет. Зачем? — приподняла соломенные брови Трайен. — Никто не смеет обижать Бессмертную мать и её жриц.
— Кое-кто желает схватить меня, — приблизил я лицо к женщине. — Сюда придут люди, придут за мной. Лучше поставить кого-то следить за дорогой, чтобы я мог уйти до того, как их злость выльется на вас.
— Успокойся, — Трайен улыбнулась и положила руку мне на грудь. — Ночью сюда никто не придёт. Сам знаешь… — уголки её рта опустились вниз, жрица развернулась и зашагала вперёд.
Передо мной вырос большой каменный дом, похожий на долгие дома в усадьбах бондов. Мы привязали коней к стойлу. Трайен принялась расстёгивать упряжь и потянулась снять седло. Я оттолкнул жрицу и сделал это сам. Опустив седло на землю, я застонал от боли в боку.
— Твоя рука! — испугалась Трайен, взглянув на мою окровавленную ладонь. — Побереги её.
— Рука — ерунда, Трайен. У меня рассечены рёбра. Ране уже десять лет, — улыбнулся я. — Не переживай.
Пока я снимал седло со второго коня, Трайен поволокла от стены дома вытянутое корыто.
— Зачем это? — нахмурился я. Возня на дворе утомляла меня, я желал скорее отправиться под кров и согреться.
— Так покормить надо, — простонала она от натуги. — Кони ведь голодные.
Я вновь оттолкнул Трайен и установил корыто рядом с лошадьми.
— Там ещё мешок с овсом под крышей клети, — виновато проговорила жрица.
— Стой тут. Сейчас принесу.
Я видел, как Трайен гладила по носу нетерпеливых коней в ожидании меня.
«Такая ласковая, — подумал я. — Что она делает в глуши среди жриц?»
— Готово, теперь кони будут сыты, — сказал я, высыпав овёс в корыто и комкая в ладонях льняную ткань мешка.
— Спасибо, — Трайен заглянула мне в глаза и улыбнулась. — Я тебя по-другому представляла.
— И как же это по-другому?
— Ну, ты ярл, — протянула она. — Думала, ты привык, что всю работу за тебя делают другие.
Я рассмеялся.
— Да, я привык, что работу конюха делает конюх, а красивая женщина делает другую работу…
Щеки Трайен загорелись, как спелые яблоки.
— Пойдём в дом, — смущенно произнесла она, забрав у меня пустой мешок.
Мы вошли внутрь. Несмотря на огонь от масляных ламп, в доме оказалось немногим теплее, чем снаружи. Посреди зала стоял длинный стол, но за ним никто не сидел. Все столпились у дальней стены, где стояло большое ложе, вмещающее человек десять. Видимо, жрицы спали все вместе, чтобы сохранить тепло.
Я увидел Лейфа, лежащим на шкурах, в окружении женщины. Они громко перешёптывались. Годи стоял чуть в стороне, взволнованно перебирая бороду.
У меня закружилась голова от усталости и голода. По телу прокатилась дрожь то ли от лихорадки, то ли от того, что одежда была мокрой.
Ко мне обернулась седовласая жрица, та что встретила нас, и двинулась навстречу.
— Бальдр, садись за стол. Поешь?
— Поем. Как твоё имя?
— Гретта. Не помнишь? — удивилась жрица.
— Не помню. — Я поджал губы и мотнул головой.
Гретта поставила передо мной миску с рыбной похлёбкой. Я схватил ложку и жадно принялся за пищу, будто больше ничто меня не беспокоило. Я гнал прочь тревогу о Лейфе и о том, не случилось ли что-то с Маргрет. Гретта подала мне горячую лепёшку и кубок с подогретым мёдом, а потом накинула мне на плечи меховое одеяло и села рядом.
— Спасибо, Гретта, — поблагодарил я.
— Годи сказал, за вами погоня?
— Верно, — глухо ответил я. — На рассвете мы уйдём. Как Лейф? Ему тоже опасно здесь оставаться.
Я встретил непонимающий взгляд старой жрицы.
— На берег высадился конунг Олав, — сказал я. — И Вали ждал его в усадьбе неподалёку вместе со своими хирдманами. Как думаешь, какой праздник они решили вдвоём отметить?
— Кровавый праздник, — покачала головой Гретта. — Конунг Олав давний враг Хёрду.
— Как бы ни было, мы сбежали от них, и пришли сюда, потому что Лейф болен.
— Мы пришли сюда, потому что ты хотел найти Маргрет! — вставил Годи, сев за стол напротив.
Меня продолжала бить дрожь. Я положил ложку и сурово поглядел на воина, взглядом приказывая заткнуться, но он в ответ мотнул головой.
— Будто одной беды нам мало! — прошипела Гретта, развернувшись ко мне всем телом. — Тёмные твари лезут из-под земли, стольких людей погубили. Война истощит народ Истлага, мы вконец потеряем надежду вновь увидеть Бессмертную мать.
Жрица взяла меня за руки и поглядела в глаза.
— Ты остановишь нашествие тьмы, Бальдр? Ты нашёл свой меч? — произнесла она, и глаза её были полны надежды.
Я нахмурился и сжал челюсти.
— Я ещё не вспомнил, где он, но я его найду, — сказал я, не желая лишать надежды старую жрицу.
— Проклятье, ярл! — рявкнул Годи, ударив кулаком по столу. — Все люди Истлага верили в тебя, а ты до сих пор не обрёл Эйсир!
— Если меч не отыщется, то всех нас ждёт смерть, — произнесла Гретта.
Морщинистое лицо жрицы побледнело. Я увидел след отчаяния в глазах.
— Я понял, что тёмных тварей можно одолеть огнём! — сказал я с воодушевлением. — Я убил одного варга в Хедвиге. И прогнал йотуна! Твари бояться солнечного света, и с наступлением летнего дня, они, вероятно, сдохнут. Но надо проверить.
Воинственное чувство разгорелось во мне, по телу растеклось приятное тепло от уверенности в победе.
— Чтобы дожить до летнего дня, нужно пережить зимнюю ночь, ярл, — сказала Гретта. — А запасов для поддержания огня очень мало. Раньше конунг Хёрд присылал нам столько дров, что мы могли топить очаг беспрестанно, но теперь разжигаем его только когда готовим пищу.
Я выслушал жрицу и почесал лоб. Годи мрачно глядел на меня, растопырив локти, как коршун над полем боя, усеянном трупами. Лицо его перекосило, и шрам на щеке выглядел особенно уродливо.
— Ты серьёзно убил варга огнём? — прищурился он.
— Убил, — кивнул я.
— За это я тебя уважаю, — Годи опустил локти и глотнул мёда.
— Ты не понимаешь, Бальдр, — произнесла Гретта. — Твари из тёмного мира только предвестники. Ты можешь гоняться за ними и истреблять огнём, но вслед за ними придёт Бессмертный бог Хассер. Остановить его может лишь сталь Эйсира.
— Подожди, а если закрыть печать?
— Это невозможно, Бальдр. Передвигать границы миров могут лишь богиня жизни и богиня смерти: Бессмертная мать и Хель.
— Значит, Хель может спасти нас? — удивился я. — Подлая ведьма! Она сказала мне, что люди ей дороги и поэтому она согласилась меня отпустить!
Я разозлился, чувствуя себя обманутым: куклой в руках богов. Гретта переглянулась с Годи, а потом вновь поглядела на меня.
— Хель хочет получить Хассера. Он бог войны и мужественности. Во времена войн прошлых веков он много раз бывал на границе миров и дразнил одинокую богиню. Хель никогда не удавалось возыметь над ним власть, и пока есть надежда, что Эйсир убьёт Хассера, она врата не закроет. И лишь потому она согласилась вернуть тебя в мир живых.
К нам подошла Трайен и встала около меня, держа в руках моток ткани.
— Ярл Бальдр, ты поел? — поглядела она на оставленную мной ложку. — Я пришла заняться твоей раной.
Мы переместились к очагу. Я разделся, оставшись в тонких исподних штанах, и лёг на скамью. Жрица промыла тёплой водой рану на рёбрах. У меня из глаз текли слёзы, но я не пошевелил ни мускулом.
— Нет-нет-нет, не трогай! — завопил Лейф.
Годи держал его, а жрицы заматывали стопу между двух дощечек.
— Ма-ма! Помоги, где ты?! — застонал мальчик.
Я отвернулся и прикрыл глаза. Я много видел в жизни, много страдал. Проклятье, я пережил смерть! Но смотреть на муки ребёнка было для меня невыносимо.
Надо мной нависла Гретта. Лицо её сделалось мрачным при виде моей раны.
— Как Лейф? — спросил я.
— У него небольшое заражение крови, но мы вылечим его. У нас в запасе много целебных средств.
— А меня вылечите?
— Тебя? — задумалась жрица, протянув руки к моему рассечённому боку, на который Трайен накладывала повязку.
От решительного прикосновения Гретты я сморщился и рыкнул. Знающие пальцы жрицы переместились мне на шею, замерев на бьющейся вене. Потом скользнули к вискам, туго надавили и отпустили.
— У тебя сильно испорчена кровь. Узлы на теле вздуты, ты погибаешь. Мы можем вылечить тебя, но это будет сложнее. Куда сложнее! — Гретта поджала губы и села возле изголовья. — Мы можем попробовать очистить твоё тело. Но тогда к утру уйти ты не сможешь. Потому что мы спустим кровь, а потом будем давать снадобья, правильно кормить. Обтирать рану каждый день живой водой из озера. Неделю, Бальдр. Ты должен остаться у нас на неделю.
Я съёжился. Всё моё существо стремилось к Маргрет, но её здесь не было. Я не знал, где она, и терзался от неизвестности. Разве я мог позволить себе быть слабым целую неделю? Да к тому же Вали придёт за мной завтра…
— Я не могу, — глухо ответил я.
— Что ж, ты скоро умрёшь…
— Ты такая старая, что умрёшь вперёд меня! — рявкнул я, прервав Гретту, и зло посмотрел на её изрезанное морщинами лицо и прореженные седые волосы, через которые просвечивала округлость черепа.
Жрица одарила меня холодным взглядом, поднялась и вышла на двор. Я перевёл взгляд на Трайен. Её лицо вытянулось и побледнело. Руки, накладывающие повязку, замерли.
— Не хотел напугать тебя, — буркнул я. — Просто, когда говорят о моей смерти, я впадаю в ярость. В отличие от всех вас я уже пережил это! И нечестно заставлять меня переживать это вновь!
— Мне очень жаль тебя. — У Трайен увлажнились глаза. Не произнеся больше ни слова, она завязала узел повязки, сгребла окровавленные тряпки и понесла прочь.
Лейф продолжал скулить и завывать, даже когда его перестали мучить. Одна из жриц сидела подле него и пела тихую песнь. Меня угнетали стоны и заунывный голос, я взял у очага сохнущие башмаки, накинул меховой плащ и вышел во двор.
Гретта сидела на скамье у входа и рядом с ней стояла масляная лампа, рассеивающая мрак. Я зло выдохнул.
— Ты тяжёлый, грубый человек, — произнесла жрица, обернувшись на мой вздох. — И я не представляю, за что могла тебя полюбить эта строгая и чистая девочка. Ты испортил ей всю жизнь.
Я нахмурил брови, не понимая, о ком говорит Гретта.
— Сколько ты был с ней: три месяца, четыре? — приподняла она брови.
— Ты о Маргрет, — я прикрыл глаза, поняв, о ком говорит Гретта.
— Да. Когда ты погиб, она сбежала в святилище. Ей нужно было скрыться от позора перед конунгом Хёрдом и своим отцом — конунгом Харальдом. Харальд был так зол оттого, что свадьба до сих пор не сыграна, и готов был отправить войско на Хёрда! Но мы сказали, что Маргрет больна. Она и правда была очень больна, — жрица заглянула мне в глаза. — Она называла себя виновной в твоей смерти. Она тосковала по тебе так, будто разделила с тобой долгую жизнь. Она чуть не умерла. Но кое-что не дало ей умереть.
Из дома раздался крик Лейфа. Жрица смерила меня строгим взглядом.
— Что не дало ей умереть? Скажи мне! — горячо произнес я.
Я так хотел услышать, что сын Хёрда на самом деле — мой сын. Но я не осмелился проговорить эти слова вслух. Я боялся ошибиться.
— Любовь к тебе, — произнесла Гретта.
Мы вернулись в дом, когда все уже улегись. В очаге тлели угли, освещая редкими всполохами света силуэты на широком ложе. Лейф лежал у стены, перевязанная нога выглядывала из-под одеяла. У другой стены раскачивалась спина Годи между белых коленей женщины.
Гретта поставила лампу на стол, достала из ящичка, стоявшего у стены, флягу и добавила мне в кубок несколько капель.
— Это чтобы сон принёс тебе больше сил, — сказала она.
Я поверил ей и выпил.
В середине ложа было пусто, и я лёг на шкуры. В голове разрасталась тяжесть, глаза слипались. Годи шумно выдохнул и упал на спину рядом со мной. Женские руки обняли его и немного задели меня.
— Я готов вечно молиться Бессмертной матери, — прошептал Годи мне на ухо. — Они все меня хотят. Только одна ждала тебя…
Трайен поднялась надо мной и спустила с плеч накидку, обнажив грудь. Всполох огня в угасающем очаге выхватил нежные изгибы гладкого тела. Я не сумел сдержаться и протянул руки, сомкнув ладонями мягкую грудь. Соски вмиг отвердели под моими пальцами. Я услышал женский стон сбоку и почувствовал, что Годи вновь предался молитве.
Я тоже желал любви. Но пришёл в святилище в поисках Маргрет. Я любил её и не хотел предавать своего чувства. Трайен закинула на меня бедро. Её длинные волосы упали мне на лицо и грудь. Я почувствовал на шее робкое девичье дыхание.
— Я не могу, — отстранился я.
— Разве ты не хочешь согреться? — удивлённо прошептала она.
Я промолчал.
— Я не нравлюсь тебе?
— Ты тут ни при чём, ясно? — хрипло произнёс я. — После смерти у меня не всё ожило…
Жрица вернулась под шкуры, отвернулась и затихла. Я потянулся укрыться, но почувствовал, что руки онемели от усталости. Кое-как натянул на бок одеяло и закрыл глаза.
— С ума сошёл, ярл! — пшикнул Годи. — Разве можно отказывать жрице? У тебя есть пальцы, на край — язык.
Воин непонимающе уставился на меня, поднявшись на локте. Жрица из-за плеча перебирала длинными пальцами его волосы.
— Тебя ждёт дома жена, Годи? — прошипел я.
— Нет, — протянул он, — да если бы и ждала, то пока я в походах, плаваниях, она бы чернила мою честь. Зачем мне это надо? Ну ты же понимаешь.
— Понимаю.
— Но, когда заслужу землю и построю усадьбу, тогда, конечно, возьму себе молоденькую красавицу. Ох, измучаю сладкую! — Годи повернулся к жрице и защекотал её.
Я закрыл глаза и под редкие потрескивания очага и шумное дыхание любви провалился в сон.
Проснулся я от того, что грудь сдавило. Дышать стало тяжело. Горький запах хмеля, перемешанный с конским потом, ударил в нос. Липкое чувство страха потянулось по жилам. Я открыл отяжелевшие веки, было светло. Я хотел встать перед рассветом, но уже стоял день! Всё перед глазами сливалось цветными пятнами. Голова болела.
«Меня опоили зельями! — осознал я. — Предали!»
Сердце бешено забилось. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы сосредоточить взгляд. Я увидел над собой светловолосого человека с длинным, чуть горбатым носом. Он упёр мне в грудь ладонь, одетую в перчатку с металлическими пластинами.
— Здравствуй, братец, — улыбнулся он.