С тех пор как проклятое письмо перестало быть его путеводной звездой, с каждым мгновением ему становилось лучше. Это оказалось сложнее, чем он представлял, особенно если учесть, что он сам себя уверял в том, что расстался с этим пять лет назад. Но он продолжал носить при себе эту бумажку. В сознании вновь вспыхнул преследовавший его образ. Дерево висельников, ускользающее письмо и кошмарная лоза, которая обвивает его и утаскивает в лоно ужаса. Это редкое растение овеяно и окутано разными мифами и слухами. Но среди прочих ядовитых трав у неё было ещё одно малоизвестное свойство. Те немногие, что переживали оплетение, теряли память…
В мире, где столько удивительных вещей, легко можно счесть, что твоя боль вызвана проклятием, ядом, родовой болячкой, плохим воспитанием, неудачной компанией или вовсе внутренними демонами. Признать ту тривиальную вещь, что от этих воспоминаний идёт кругом голова и сердце оказывается сдавленным в жестоких тисках эмоций только лишь потому, что как бы ты себя ни заверял, но это имеет для тебя значение, кажется подчас невозможным. Александр сперва даже хотел думать, что Люберт всё-таки послал убийц. Но нет. Эта боль была намного сильнее, чем от удара дубины по голове, и даже пронзённое стрелой сердце никогда не испытает тех мучений, как напоминание о совершённых неисправимых ошибках.
Вздохнув полной грудью, Александр вдруг рассмеялся, чисто и звонко. На мгновение в его голове вдруг исчезла пульсирующая боль, с которой он успел породниться за пять последних лет и даже не замечал её. Он даже успел блаженно вздохнуть, наконец-то этот валун свалился с его души. Но следом за этим на поверхность всплыло то, что этот валун придавливал.
Он ничего не забывал.
Угли
Огонь плясал в глазах мальчишки, но лицо его исказил ужас. Языки пламени пожирали родной дом. Огонь охватил всё, полыхала даже крыша и стены. Этой тёмной ночью было необычайно ярко, искры стремились в небеса, древесина чернела и трещала.
Сквозь треск пожара раздался крик. Дымящийся мужчина вывалился из огненного плена. На нём не осталось волос, вся одежда истлела, а руки, которыми он закрывал лицо, обуглились. Но стихия не позволила ему сбежать. Стоны разваливающегося дома заглушили крик мужчины. Прямо над его головой лопнуло бревно. Слетев с крыши, оно расшибло человеку голову, и тот упал на траву, забрызгав пепел своей кровью.
Таким мальчишка запомнил своего отца.
Эта ужасная ночь осталась позади. Как давно он остался один, мальчишка не помнил, но прекрасно помнил тот момент, который отнял у него жизнь и продолжал теперь красть сны, оживая в кошмарах. Всё это время он жил в сарае: это было единственное, что не забрал у него огонь. Стиснув покрепче волчьи шкуры, ребёнок уже не мог плакать, он лишь пялился в пустоту, изредка вздрагивая и не желая засыпать, не желая переживать всё это вновь.
В дверь постучали.
— Кто там? — парень давно не говорил, и голос его охрип.
— Твой сосед! — отозвался гость. Не дожидаясь приглашения, он отворил дверь небольшого сарая, в который едва поместился. Ударившись головой об потолок, он охнул. Осмотревшись, он сел на коробки перед мальчишкой и потёр ушиб.
— Печально всё это… — начал гость. — Ещё более печально, что твои родители… мда. Отец сгорел заживо, а мать никто так и не нашёл. Наверное, это даже к лучшему, могло ведь статься и хуже…
Мальчишка смотрел на него и ничего не говорил.
— Но ты не отчаивайся! Жизнь продолжается, впереди у тебя ещё столько дел! У-у-у-х! — гость взмахнул перед собой рукой и улыбнулся. Ни одна мышца на лице ребёнка не двинулась. — Кто знает, может, ты станешь великим кузнецом или храбрым рыцарем, и тебя заметит сам король?! А пока поговорим о делах текущих, — гость встал, едва не ударившись головой снова. — Видишь ли, твой родитель, покойся он с миром, задолжал мне. И как мы оба знаем, вернуть свой должок он, увы, уже не сможет. Именно поэтому я здесь.
— Чего ты хочешь?
— Дай-ка подумать, — гость почесал подбородок. — Да всё! Если не хочешь, чтобы о грязных делишках твоего папаши узнал весь белый свет, выметайся и не возвращайся на МОЮ землю!
— Куда же я пойду?
— А вот это, щенок, меня совершенно не волнует.
Пшеничный эль
Вдоль шумящего колосьями пшеничного поля шла дорога. По этой дороге каждый день именно в это время, когда солнца опускаются к горизонту, проходит обоз. Сегодня его не предвиделось. Вместо обоза в лучах заходящих светил двигались двое всадников, на крупы их лошадей были взвалены мешки.
Небритые хмурые всадники устали и совсем не обрадовались, когда дорогу на узкий мост через овраг им преградил грязный мальчишка, развалившийся прямо на дороге.
Копыта лошади опустились рядом с головой ребёнка, но дальше животное идти отказывалось. Выругавшись, всадник хлестнул коня кнутом. Но вместо того чтобы пройтись по ребёнку, конь встал на дыбы, и уставший мужчина выпал из седла.
Позади раздалось ржание второго всадника.
Скрипя зубами и потирая ушибленную спину, всадник направился к мальчишке. Ребёнок был слаб. Он явно не ел несколько дней. Всадник осмотрел его одежду. Достойного ночлега у парня тоже не было.
— Поднимайся! — Нога врезалась в плечо парня, и тот перевернулся на спину. Его лицо было бесстрастным, на нём запеклась кровь. — Брысь отсюда, кому говорят! — всадник толкнул мальчишку ногой в рёбра, но тот продолжал лежать, не шевелясь.
— А не подох ли он? — наклонился вперёд второй всадник.
— Нет, он, конечно, смердит, но пока не помер, — последовал новый удар ногой, на этот раз сильнее. — Но явно торопится на тот свет!
— Мда, Виль… Бить умирающих — понимаю. Бить детей — поддерживаю. Но бить умирающих детей? — изо рта всадника вырвался смешок. — Ты падаешь всё глубже, Вильверет!
Нога Вильверета взлетела высоко и сокрушительно обрушилась на дорогу. Поднялось облако пыли, путник закашлял.
— Нет, вы поглядите! Разбойник другому разбойнику втирает про высоты морали!
— Говоря о тебе, скорее бездна, — второй всадник почесал подбородок и нахмурил лоб. — Козлина ты безбородая, вот что.
Несмотря на обидные слова, Вильверет расхохотался. Наклонившись, он схватил ребёнка за шиворот и потащил с дороги. Опустив его на кочку, он разогнул спину. Та захрустела. Охнув, он взглянул на парнишку.
«Совсем ему дерьмово, видать…» — вздохнув, разбойник снял с пояса флягу с водой, сорвал с неё крышку и плеснул на ребёнка.
— Батюшки! — не унимался второй всадник. — Вильверет благословенный, защитник жаждущих детишек. Смотрите все! — поднявшись в стременах, всадник стал кричать во все стороны. — Плешивый воду разбазаривает!
— Чтоб ты сдох, Френсис, — Вильверет провёл рукой по редеющим волосам и нахмурился сильнее прежнего.
Тем временем парень очнулся. Безжизненные прежде глаза широко распахнулись, рот стал жадно хватать воздух. Парень вцепился рукой в грязную рубаху в области лёгких.
— Благодари! — уже отвернувшись, Вильверет швырнул мальчишке флягу. Звякнув о камень, она упала в траву, и вода тонкой струйкой зажурчала. Журчала недолго. Словно голодная собака, парень бросился на флягу и присосался к её узкому горлышку.
— Смотрю я на такие вот кошмары, — указал на обезумевшего парня ленивым движением разбойник, — и задумываюсь. А вдруг у нас война идёт? А мы и не знаем.
— С чего вдруг такие мысли?
— Да где это видано, чтоб детишки шастали по полям, припекались да на дорогах дохли.
— Ты и сам, кажется, знатно припёкся. Оглянись! — Вильверет окинул руками поле и лес. — Мы в такой заднице королевства, что толстозадые баны даже знать не знают, что тут не только зверьё, но и люди живут.
— Да уж, — сложив руки на гриве лошади, Френсис опустил голову вниз. — Знали бы, они бы дохли в их покоях.
— И что ж лучше по-твоему? — кивнул в сторону паренька Виль.
— Чтобы дохли баны, графья и прочая мразь, что даже жопу себе сами подтереть не способны! — поднял ладонь кверху Френсис.
Вильверет кивнул и, отряхнув штаны, запрыгнул обратно в седло.
Тем временем парнишка допил флягу до конца, не оставив и капли. Поднявшись на шатающиеся ноги, он приблизился к Вильверету и протянул флягу. На недоуменный взгляд разбойника мальчишка поклонился и сипло выдавил:
— Спасибо.
— И что с ним делать? — спросил Вильверет, полуобернувшись к Френсису.
— Ты меня с грязными банами не путай, паскуда!
— Идиот… — Вильверет закатил глаза. — Моралист недобитый, бросишь ребёнка подыхать? — лицо Вильверета расплылось в улыбке и, хлестанув лошадь, он поехал дальше.
С парнем поравнялся Френсис.
— Ничего я не моралист, во мне просто человекости больше, пень облезлый! Плевать мне на него. Если на ногах да при голове — не пропадёт. Но я бы на его месте, не имея ничего за спиной, подыхая на дороге, обязательно бы стал рыцарем дорог! — Френсис повернулся к парню. Поманив его жестом, он приложил палец к губам. Шикнул и подмигнул.
— Кем, лярва?
— Разбойником, фурункул неграмотный! — хлестнув свою лошадь, Френсис помчался на мост вслед за своим приятелем.
Парень остался стоять в смятении.
Всадники давно скрылись за однообразными деревьями, но Александр мог поклясться, что они повернули именно за вот этот дуб. Ему пришлось долго бежать, чтобы не потерять из виду разбойников, и сейчас, тяжело дыша, он положил руку на дерево. Истощённые ноги уже не болели, они ничего больше не чувствовали, и ему приходилось прилагать усилие, чтобы передвигать их. Тяжёлые веки, смыкаясь, не желали шевелиться, а руки дрожали. Сил уже не осталось. Заскрипев зубами, мальчишка нашёл в себе последние крохи воли и обогнул ствол дуба.
— Стой на месте, — в глаза парню смотрела острая стрела. Её сверкающий на солнцах кончик торчал из пещеры. — Кого вы притащили?
— Эй! Этот дурень сам за нами попёрся.
— Ничего об этом не знаю. Бродяга…
— Тогда и разговору конец, — тетива лука заскрипела — и ему тоже. Метчший стрелок по ту сторону короны, Тетива, смотрите, сейчас вышибет ему глаз!
— Угомонись, Титива.
— Да, заткнись, Титька!
— Сам ты титька! Правильно говорить «те-ти-ва»!
— Что за слово такое «тети»?
— А ну, все заткнулись!
Наступила тишина. Александр боялся даже шелохнуться, а его сердце колотилось всё сильнее и сильнее. Лучше бы они продолжали разговаривать, тишина давила на него.
— Кто там? — раздался другой голос, более спокойный.
— Бродяга какой-то…
— Сам за нами увязался, ничего не знаем.
— Застрелить?
— Успокойтесь, — стрела пропала. Из тьмы пещеры на свет вышел человек. Крупный мужчина в чёрной рубахе, хмурый лоб перетягивала повязка. На поясе висело аж два меча. Сложив бугристые руки на груди, он навис над мальчишкой, как скала.
— Ты что тут забыл?
Мальчишка не смог выдавить из себя ни слова, его колени затряслись. Он открыл рот, но слов не последовало. Мужик повернул голову вбок, и вся шея захрустела. От этих звуков мальчишка упал на колени. В пещере кто-то расхохотался.
— Слава? Деньги? Месть? Зачем ты пришёл к разбойникам?
Глаза ребёнка налились слезами.
— Я просто хочу жить! — закричал мальчишка и тут же расплакался. Мужчина улыбнулся.
Искры
Искры. Скрежет металла. Два меча встретились, клинки взвыли. Железо плюнуло искрами прямо в глаза парню. Не привыкшая к мечу рука отпустила рукоять и принялась тереть обожжённые глаза. Вздох облегчения прервал удар в живот. Парень стал хватать воздух ртом и опустился на колено. Не успел он толком раздышаться, как на спину ему обрушился очередной удар. Он упал на землю, и, прежде чем встал, к земле его прижал ногой соперник. Соперник вдавливал его в землю, грудь никак не наполнялась воздухом. Глаза метались во все стороны, а рот судорожно и шумно втягивал в себя воздух с пылью.
— Ты облажался, упал и закричал, и, в принципе, это последнее, что ты слышишь, — нога покинула спину Александра, и тот уже собирался встать, как ему по шее прилетел шлепок. Он снова упал в пыль.
— Это мог быть меч, — Александр лежал в пыли, его тело тряслось от злобы. Френсис рассмеялся. — Хотя если это была дубина, то надо ещё добить! — неторопливо пройдясь вдоль тела, разбойник присел у головы мальчишки и отвесил тумака.
Александр закричал и кинулся на Френсиса прямо с земли. Но тот просто поднялся, и Александр полетел мимо.
— Ты мало того, что железкой махать не можешь, так ещё и руками своими, кроме как ягоды из леса да девок по жопе шлёпать, ничего не можешь, — Френсис сплюнул и сложил руки на груди.
— Не так-то это просто — на живого человека с ножом бросаться!
— Парень, когда ты бросаешься на человека с ножом — он уже труп. Ты только должен побыстрее ему донести эту новость.
— Ещё раз! — крикнул Александр, поднимаясь с земли.
— Давай! Это твой шанс! Порань меня — и станешь одним из нас! Без дураков.
Нож стремительно приближался к беззащитному разбойнику, стоящему ровно, сложив руки на груди.
Ухватив нож двумя руками, парень рванул вперёд. В ушах колотилась кровь, руки болели, удар был быстрым и тяжёлым. Он пришёлся в пустоту. Александр мог поклясться, что на этом место только что стоял Френсис!
— Мда.
Как он оказался сзади?!
Александр успел развернуться, только чтобы получить пощёчину. Даже не удар.
— Бесполезно, — разбойник махнул рукой и пошёл прочь с поляны. — Ты ни на что не годишься.
***
Солнца перевалили через зенит и теперь лениво катились в объятья далёких гор. На лес опустилась безмятежность, успокоились буйные кроны, затихли звери. Но среди этого сонного царства одно многострадальное дерево никак не могло уснуть. Над его стволом свирепствовал парнишка. Избрав дерево как манекен, он обрушивал на кору град беспощадных ударов. Дерево было так же молодо, как и его гость, и от каждого удара крона вздрагивала с новой силой.
Удар за ударом кинжал жалил дерево, разрывая кору и вгрызаясь в ствол. На ближайшем кусте валялась чёрная рубаха, насквозь промокшая. Александр обливался потом, и кожа его блестела на солнцах, а в глазах его был огонь.
Удар за ударом оставлял на дереве раны, пока кинжал, наконец, не застрял. Зарычав, парень вцепился обеими руками в рукоять и рванул на себя. Рукоять выскользнула из мокрых рук, и Александр повалился на землю. Взгляд его устремился в небо, где безмятежно плыли облака. Парень заскрипел зубами. Облака размеренно пересекали небо от горизонта до горизонта. Неодолимая неприязнь к небесам переполнила Александра.
— Как смеют облака быть беспечными в таком жестоком мире? Ехе-хе-хе.
Александр застыл. Краем глаза он увидел, как неподалёку незнакомец в плаще облокотился о дерево.
— Старательная работа, ничего не скажешь, — мужчина указал на изрубленное дерево.
Александр не знал, как реагировать. Блеснувший на плаще клинок всё упростил. Парень, оттолкнувшись от земли, кубарем прыгнул в кусты.
Незнакомец, прищурившись, смотрел на него. В зубах он стискивал дымящуюся трубку, на голове его была широкая шляпа, закрывавшая глаза. Чёрный дорожный плащ скрывал остальное его тело. А из-за спины торчал толстый лук и колчан с парой стрел. На поясе сверкал отполированный меч.
Сглотнув, Александр схватил подвернувшуюся под руку толстую заострённую ветку. Набравшись храбрости, он крикнул надломившимся голосом:
— Ты кто?!
Мужчина тихонько рассмеялся. Рука легла на трубку. Он посмаковал курево, закатил глаза, а затем вынул трубку изо рта и выпустил кольцо дыма. Наблюдая за тем, как дым медленно развеивается, он перевёл взгляд на трубку. Повертев её в руках так и сяк, он вернул взгляд к кустам.
— Зови меня Дымителем.
— Это не имя.
— Уж как прозвали, — пожал плечами Дымитель. — А что насчёт тебя? Насколько твоё имя «не имя»?
— Александр.
— Странное имя, — Дымитель прищурил глаза и затянулся трубкой.
Александр нахмурился и поднялся из кустов. Отряхнувшись, он посмотрел на Дымителя, и его брови окончательно наползли на глаза. Перекинув через плечо рубаху, он пошёл к дереву вынимать оружие.
— А ты основательно поработал, — раздалось за самой спиной Александра. Парень отскочил в сторону, забыв про нож.
— Как ты тут оказался?
— Шёл-шёл и пришёл, — махнул Дымитель в сторону небольшой тропинки, что вела на это полянку. — Какой из меня охотник, если всяк ребёнок замечает, как я хожу?
— Я не ребёнок, — Александр сжал кулаки.
Дымитель перевёл взгляд на дерево и ткнул пальцем в зарубки.
— Нет. Ребёнок. Бешеный ребёнок. Мужчина ни-ко-гда, взяв в руки оружие, не кинется им махать из стороны в сторону, — сжав кулак, Дымитель помахал им влево и вправо.
Александр внимательно следил за каждым движением путника. Ни разу его глаза не показались из-под шляпы, рука ни разу не легла на оружие. Но от этого человека на спине толкались мурашки.
— Кто ты вообще такой?
— Охотник.
Александр открыл рот, но Дымитель заговорил первым.
— Ну а ты кто? — он облокотился на дерево, на котором до этого тренировался Александр, и вновь не дал Александру заговорить. — Тоже охотник? Молодой, неопытный, словно кутёнок. За чем же ты охотишься, кутёнок? — Охотник лёгким движением вынул застрявший кинжал из плена дерева. Полог шляпы поднялся, и Александр увидел глаза путника. Жестокие и холодные глаза, в которых отразился блеск кинжала. — Уж не за людьми ли, а?
Страх сковал Александра, он стоял на месте и не мог пошевелиться. Его взгляд бегал от лука к кинжалу, избегая этих жутких глаз.
Охотник сделал к нему шаг. Ещё один. Он поравнялся с мальчишкой. Остановился. И засмеялся во всё горло.
— Да ты точь-в-точь загнанная дичь! Какой ты охотник? — обернувшись к нему спиной, Дымитель пошёл обратно к дереву.
Александр почувствовал, как у него дрожат ноги.
— Я и не говорил, что я охотник.
— Все мы охотники. В каком-то смысле, — улыбнулся Дымитель и свободной рукой коснулся края шляпы.
Он снова уставился на парня.
— Какой же бред я несу! — Дымитель расхохотался. — Наверняка я тебя и утомил, и напугал, прости меня. Иногда бывает нужно нести бред, чтобы не нести бред, — путник постучал себя по виску и улыбнулся. — Но одними извинениями сыт не будешь. Так и быть, я тебе помогу, — кивнул он на кинжал.
Оперевшись спиной о дерево, Дымитель опустил шляпу себе на глаза и глубоко вздохнул.
— Давно это было. Я тогда только начинал… охотиться. Пошёл я на кабана, да… здоровенный был кабан, — на мгновение Дымитель погрузился в воспоминания. Вздрогнув, он мотнул головой и продолжил: — Я был молод и глуп и взял с собой только нож. Я рассчитывал застать зверя на водопое врасплох и перерезать ему горло! — путник взмахнул перед собой ножом и выдавил смешок.
— И как?
— Я выпрыгнул из засады, весь перемазанный во всяком дерьме, и вонзил кинжал прямо в шею здоровенному зверю, но этого оказалось мало. Кабан в ответ вонзил в меня свои клыки и поднял в воздух. Завизжав, он ломанулся сквозь бурелом. По спине меня хлестали деревья и ветки рвали кожу. В рёбрах у меня торчали свинячьи клыки. А я? Ха. Я колошматил его ножом как только мог.
Путник воткнул кончик ножа в дерево. Вырвал и так же легко, только чтоб по дереву пошёл стук, снова воткнул.
Александр слушал, затаив дыхание.
— Удар за ударом приходился по черепу, шее, спине и пятаку. Я весь извылся. И когда я уже готов был подохнуть, я взглянул этой твари в глаза. Меня продрала жу-у-уткая злоба, ведь этот зверь не проронил ни слезинки. И тогда, стиснув своё окровавленное оружие, я вогнал его по самую рукоять этой свинье в её мерзкий глаз, вот так!
Воздух наполнился свистом, кинжал обрушился на дерево. По стволу расползлись трещины вверх и вниз. Древесина застонала. По рукоятке закапал сок, лезвие целиком ушло в дерево. Дерево вздрогнуло, скрипнуло и замолкло. А затем разломилось пополам.
— Один удар. Не десять и не два. Всего один-единственный удар обрывает жизнь. Один преисполненный ненависти удар. Удар не в добычу, а насквозь, чтобы вырвать жизнь.
— Будто её уже и нет среди живых и ты просто несёшь эту весть, — вспомнил Александр слова Френсиса.
— Ха-ха! А ты мне нравишься! — коснувшись края шляпы, Дымитель засунул в рот трубку и задымил. Развернувшись на месте, он пошёл прочь, махнув на прощание рукой. — Удачи с кинжалом, ха-ха-ха!