Вокруг путника возвышались деревья, больше похожие на скалы. Их могучие корни, покинувшие землю, подняли их высоко над землёй. Вода всё прибывала, и даже ленивая кляча ускорила шаг. Всё старалось сбежать от стихии.
Гигантский лес растворился в темноте, когда расколотая луна скрылась за рваным покрывалом туч. Дождь хлестал Александра в спину, он дрожал, но не от погоды. Мысль, что была холоднее ночи, поселилась в его голове.
Он предатель и убийца. Не самая хорошая новость, особенно когда ты только что «проснулся».
По собственной воле или нет, но он лишился своей прошлой жизни. Она осталась там, под деревом, спутанными обрывками неясных видений. Прилипшее мокрое рванье, ночная дорога, ведущая в никуда, и он, убийца, бредущий вперёд просто потому, что ещё жив.
Так, пожираемый собственными мыслями, он выехал к городу. То, что предстало перед ним, мягко говоря, не укладывалось в привычное понимание.
Окружавший его лес был полон деревьев-исполинов, но прямо впереди, в низине, расположилась тройка настоящих титанов. Их крона упиралась в самый небосвод и разрезала бесчинствующие облака, раскинутые ветви сами походили на деревья, растущие вбок из этих гигантов. Вся низина была в их власти. Переплетения титанических корней создавали собственный ландшафт. Бесчисленные, они покрывали собой всю поверхность, мраком собственной тени скрывая от чужих глаз порабощённую ими землю.
Дорогой здесь служили те корни, что достигали холмов. Ставшие полыми под руками сотен плотников, они образовывали галереи, что извилисто возвышались над затопленной низиной. На одном из старейших корней, прямо у ствола, расположился полноценный форт.
Заворожённый, Александр не верил своим глазам. Мысли о прошлом отступили, внутри него осталось место лишь для восхищения и холода. Лошадь пустилась галопом.
Луна замелькала, перекрываемая погасшими фонарями, под копытами зазвучал камень. Изрытый заколоченными бойницами, форт имел в своём распоряжении, казалось, одного-единственного стража. Тот сидел в сторожевой будке возле ворот, укутавшись в плащ и держа возле себя тусклый фонарь. Завидев приближающегося путника, он поднялся на ноги.
Скрип ржавеющего железа наполнил ночь, заглушая какофонию непогоды. Ворота приоткрылись, но не настежь: так, чтобы всадник едва мог протиснуться, не более. Проезжая мимо ворот, он заглянул в будку, откуда на него пристально уставилось обезображенное лицо сторожа с широко расставленными глазами. Фонарь светил только вперёд, и рассмотреть что-то ещё не было ни сил, ни желания. Страж бубнил что-то неразборчивое и пристально, запоминая, всматривался в лицо столь позднего гостя.
Ворота за ним закрылись, и Александр, проехав по мосту, оказался в городе. Дома здесь кольцами обвивали стволы титанических деревьев, а некоторые здания и вовсе были подвешены на ветвях. Тут не было привычной главной улицы, вокруг которой кипит жизнь. Роль торговой и транспортной артерии здесь взяли на себя канатные дороги, работающие даже в такую непогоду. Грузы на канатах сновали между домами, скрывались за ветвями, поднимались и опускались. Иногда вместо грузов на них перемещались даже люди, ловко уцепившись крюком за трос, перепрыгивая с каната на канат, как какие-нибудь обезьяны.
Благодаря тому, что грузы перемещались исключительно по воздуху, земля, если здесь её можно было так назвать, принадлежала исключительно людям. Со всех сторон раскинулись подвесные мосты, ведущие к устойчивым площадям, а от них, в свою очередь, мосты устремлялись между деревьями дальше. Назойливый ливень, холод и усталость не позволили Александру долго всматриваться в хитросплетение дорог, нужно было отправляться искать ночлег, пусть и в таком необычном месте.
Но блуждать ему не пришлось вовсе, прямо у самых ворот имелся дом: неказистая пристройка к форту, в которой, несмотря на позднее время, горел свет и смеялись люди. Сквозь шум дождя даже доносился стук кружек. Не было сомнений — это трактир. Рядом имелся навес и коновязь, а над дверью висела качающаяся на ветру табличка. Надписи путник не смог разобрать, но изображение пенящейся кружки, стоящей на кровати, мог понять даже не обученный грамоте.
Дверь трактира распахнулась, впуская в себя холод, сырость и запоздавшего гостя. Слаженный, широкоплечий мужчина шагнул внутрь, оставив непогоду позади. На его лице виднелись следы растёртой крови и печать усталости. Нависшие над глазами тонкие брови, высокие скулы, отросшая борода, чёрные грязные волосы, свисающие космами, как и поблёкшие голубые глаза, не добавляли ему дружелюбия. Его плащ, насквозь мокрый, оставлял за собой лужи.
В этом трактире было не так много места, всё занимали трофейные шкуры, ящики, бутылки на полу и массивная лестница на второй этаж. Почти все шесть столов были уже заняты местными завсегдатаями в дешёвых мешковатых одеждах, погруженными в общение друг с другом. Они лишь изредка посматривали на вошедшего, но без особого интереса. Кажется, такие забулдыги здесь были не в новинку. За самым приличным столом возле двери на кухню в мягком обитом кожей кресле, скрестив на груди руки, мирно похрапывал мускулистый мужик с большими закрученными усами. По всей видимости, это был хозяин. Неподалёку от него потрескивал собранный как попало камин.
При виде очага Александра затрясло, застучали зубы. Ощутив тепло, он только сейчас осознал, насколько продрог. Первым делом он направился к камину. Перед ним было достаточно места, чтобы воткнуть сюда ещё один стол, но хозяин почему-то этого не сделал. Всё здесь было из дерева, только пол перед камином был выложен камнем. Тёплый свет факелов ласкал это место, запах сухого дерева сплетался с ароматами фруктов и вина, гоня прочь плохое настроение. Александр протянул трясущиеся руки поближе к огню, ощутив новую волну дрожи, которая, впрочем, начинала отступать. Так и не просохнув, но достаточно согревшись, он направился к столу трактирщика. Под ногами не захлюпала грязь, а заскрипели сухие доски. Он почувствовал, как улыбается.
Путник постучал костяшками по столу. Трактирщик разлепил глаза. Увидев очертания посетителя, он взлохматил каштановые волосы и, кряхтя, поднялся со своего кресла. Длинные закрученные усы вздрагивали при каждом его движении. Подавляя зевоту, он попытался завязать разговор:
— Ты явно не местный, раз так промок. Что у тебя с лицом? Откуда ты?
Но в ответ получил лишь беспристрастную гримасу усталости.
— Издалека, — буркнул Александр, ответив лишь на последний вопрос.
— И как там?
— Лучше, чем здесь.
Усатый трактирщик озадачился грубостью гостя, но лишь на мгновение.
— Если там, откуда ты пришёл, лучше, то почему ты здесь? — усмехнулся хозяин и оперся руками о стол.
Александр прикрыл лицо рукой и из последних сил натянул на него дружелюбие.
— Да вот, решил у тебя выпить, — на стол упал звонкий мешочек с монетами.
— Так ты из Даля? — заговорщицки он подмигнул путнику, говоря с таким возбуждением, будто бы что-то угадал.
— Я же уже сказал, что прибыл издалека, — тяжело вздохнул Александр.
— Хе-хе… — усмехнулся трактирщик, ничуть не растеряв задора. — Только люди из Даля кладут на стол сразу весь кошель… — Трактирщик одним ловким движением развязал туго сплетённую верёвку. Ему потребовался лишь один взгляд, чтобы оценить содержимое. — …Далеко же тебя занесло! Но вообще, мы тут всем рады.
Трактирщик наклонился под стол и зазвенел бутылками, оставив Александра наедине с его мыслями.
Александр стиснул зубы, нахмурился и стал в нетерпении постукивать по столу пальцами. Он метался взглядом по трактиру, осматривая людей. В голове мелькнула опасная мысль — показать письмо, спросить дорогу у трактирщика. На лбу проступил пот. Он положил руку на карман с письмом, но тут же одёрнул её, покачав головой. Он не может показать его первому встречному, слишком рискованно, опасно! Александр нахмурился сильнее, чем обычно. Это слишком опасно. Он не знает содержимого письма, и это незнание может стоить ему жизни.
Однако мысли о письме не дадут ему заснуть, а он очень уж устал. От одной мысли о кровати он ощутил головокружение. Усталость прокатилась по телу и тяжким грузом легла на разум. В конце концов, он не может вечно находиться в неизвестности, свалившаяся неопределённость беспокоила его сильнее, чем всё остальное вместе взятое. Пока он только прибыл, у него есть преимущество: его никто не знает, его почти никто не видел. При первой же опасности он растворится в ночи. Почему бы ему не рискнуть и не подыграть?
— Да, далековато… Но служба есть служба!
— А что за служба? — подал голос хозяин и выпрямился. — Если это, конечно, не секрет?
Александр окинул трактирщика пристальным взглядом, ему нужны были зацепки для правильного разговора. Старый, заляпанный солдатский мундир видал и лучшие годы. На плече был грубый шов белыми нитями. На шее виднелась цепочка, наверняка держал на груди медальон. Скорей всего, что-то памятное или религиозное. А на безымянном пальце имелся след от обручального кольца. Свежий.
— Я поклялся перед всеми богами, что доставлю письмо моему брату. Это письмо его жены, — Александр выдержал паузу, склонив голову, голос его надломился. — Она умерла у меня на руках, успев лишь передать помятую бумажку, а грамоте я не обучен! — с этими словами он ударил кулаком по столу и схватился за лицо. На столе осталось письмо.
Сквозь щель между пальцами он жадно наблюдал за реакцией. Все в заведении обратили на него внимание и начали перешёптываться. Но дело было сделано. Глазатрактирщика блеснули. По его телу прошла дрожь, и, сам того не замечая, он стал потирать след от кольца.
— Благое дело. Давай взгляну, — сказал трактирщик. Его голос не дрогнул, наоборот, он стал жёстким, словно металл.
— Благодарю, — выдохнул Александр. — Если подскажешь ещё и короткий путь, выдвинусь немедленно!
Взяв письмо, трактирщик сразу перевернул его и, поднеся бумагу к лицу, вчитался в путевые метки и почтовые строки. Его брови поползли вверх.
— Короткий путь? Да ты шутишь! — рассмеялся внезапно трактирщик, но, увидев, что Александр не смеётся, и сам перестал. — Твой путь лежит в Дюран, что у Южного моря.
— А сейчас я где?
— А сейчас ты тоже у моря. Вот только это море — Северное.
Повисла пауза. Александр только и мог, что уставиться на письмо.
— Ну-ну! Не стоит печалиться. Я знаю, что тебе нужно! — Трактирщик не полез к пойлу под столом, а удалился за дверь позади.
Александр остался один на один с письмом, адресованным на край света.
Ну, теперь у него есть хотя бы цель. Пройти через всё государство и доставить письмо. Хоть что-то для человека без прошлого.
Трактирщик отсутствовал недолго. Вернувшись, он с гордым видом поставил перед Александром вытянутую прозрачную бутылку.
— Мы тут в основном довольствуемся всякими дарами природы и выпивку также на их основе гоним. Но вот эта вещь… Это особая вещь. Это пшеничный эль! — восхищённо сказал трактирщик, сглатываю слюну.
Александр заинтересованно начал рассматривать золотистую жидкость в бутылке.
— Я подозревал, что ты издалека, но, увидев эту вязь, — он кивнул на письмо, — я прозрел! Ты прибыл из совсем уж далёких мест. Так пишут в Лесном графстве, а это место славится своей пшеницей. Редкая вещь у нас, между прочим, и больше бутылки предложить не могу. Хоть это и стоит всех твоих денег, уверяю, сейчас частица дома — это именно то, что тебе требуется, — трактирщик похлопал по столу рукой и, довольный собой, отступил на шаг. — Также можешь занять дальнюю комнату наверху, считай это подарком и жестом доброй воли.
Пойло, стоящее целый мешочек денег? Почему бы и нет, всё равно деньги были не его. Александр откупорил бутылку.
Аромат пшеницы, хмеля и жаркого летнего дня ударил в голову. Он был божественен. Но недолго Александр наслаждался. Столь сильный, на цельный кошель с монетами, аромат пшеницы напомнил ему кое-что. Словно всплывший труп, холодящее душу воспоминание вынырнуло из омута памяти, и его настроение тут же скисло.
Бегство
«Оба Солнца находятся в зените и ласкают теплом земли под ними. Вокруг колосится пшеничное поле. Небо чистое, как горная река, оно не омрачено ни одним облаком. Александр лежит на земле. Его тело медленно покидает жизнь. Он не может пошевелить иссохшими руками. Каждый выдох — мучительный хрип, каждый вздох — испытание.
Так хочется пить…»
Александр распахивает глаза. Проснулся он в дурном расположении духа, за окном всё ещё хлестал дождь. Ночка выдалась отвратной. Настолько, что он даже пожалел, что не захватил с собой той кошмарной лозы с дерева висельников для более приятных сновидений. Желанная кровать не принесла покоя, сон был беспокойный и тот урывками. Ночлег стоил последних денег. Позже надо раздобыть ещё.
Александр сел на край кровати и осмотрелся.
Прямо рядом с ним, на полу, валялись окровавленная перевязка, клочья бороды и волос. Ещё с вечера он скинул свои вещи в кучу и завалился спать, после того как побрился, постригся и поужинал. Делать это кинжалом было неудобно, но ходить заросшим он не мог себе позволить. На стуле стояла тарелка с объедками, а рядом недопитая и уже выдохшаяся бутылка. При взгляде на неё голова загудела. Наверняка та гнусная выпивка, разворошившая воспоминания, не стоила своих денег. Рядом с бутылкой был воткнут кинжал. Александр поморщился, на лезвии виднелись следы старой запёкшейся крови и местами ржавчина. На спинке стула висел его дырявый плащ и ремень с двумя ножнами. Также на ремне имелась склянка, почти такая же, как та, что спасла его от кошки. Только в этой банке не клубилась пустыня, а булькало болото, и к ней были примотаны маленькие песочныечасы. С учётом того, что на поясе имелись крепления для шести таких, вопрос: «Откуда они и для чего?» — интересовал его в шесть раз сильнее. Он перевёл взгляд на плащ. Грязный, весь покрытый свежими дырами и старыми заплатками, казалось, он служил ему ещё дольше, чем этот кинжал.
Подняв перед лицом руку, он осмотрел порезы. Странное дело, будучи довольно глубокими, они вовсе исчезли, затянувшись тонкой полосой корост. Разве на нём всегда всё заживало как на собаке?
В любом случае, теперь он знал обо всём, что у него было, и его не ждали сюрпризы, как тогда, под деревом висельников.
В трактире внизу было шумно. Пора уходить, пока он не примелькался.
Он встал с кровати. Надел ремень, убрал кинжал в ножны и, накинув плащ, направился к выходу из комнаты. Александр думал, что день не может начаться гаже, но, открыв дверь, он увидел в коридоре толпу стражников, идущих в его сторону. В любой другой ситуации он захлопнул бы дверь, накинул на лицо капюшон и выскочил в окно. Но не в этот раз.
Дело в том, что среди стражников шёл урод, пустивший его в город. Сильно вытянутая накрашенная морда принадлежала обезьяне. Бабуин в набедренной повязке и ростом почти с человека держал в руках копьё и был одет в куртку стражи. Александр растерялся всего на мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы бабуин оперся на своё копье и в прыжке врезал ему ногами по лицу, забрасывая обратно в комнату. Стража вошла следом.
В лицах этих стражников он узнавал вчерашних пьяниц.
Пока Александр приходил в себя, ему на шею накинули верёвку. Петля затянулась, защемив кожу, а сзади ударили по ногам. Он упал на колени, верёвка передавила горло, стало нечем дышать. Он попытался вздохнуть и закашлялся. Перед глазами повисла пелена. Верёвка ослабла, а из-за спины приказали: «Не дёргайся».
— Так-так-так… — Александр узнал знакомый голос. Стражники расступились, вперёд вышел человек в железной геральдической кирасе и шлеме с длинным пером. Его взгляд окинул комнату и остановился на бутылке.
Она была недопита.