учие травы, шатающаяся на ветру хибара и изнуряющее противостояние атрофии. Так прошёл месяц — немаленький срок, который и без того растягивался попыткой разговорить своего мохнатого лекаря или хотя бы понять, какие слова она понимает, а какие только делает вид, что не понимает. Но, в конце концов, он смог встать. Пошатываясь, спотыкаясь, придерживаясь за стенку, он выбрался из хижины на импровизированный балкон.
Отдёрнув тряпку, он зажмурил глаза от яркого света. Впервые за долгое время Александр увидел солнечный свет. Бездонное голубое небо терзало забывшие его глаза. Оно было так близко, что казалось, будто он может дотянуться рукой, словно он находится на вершине мира.
А всё именно так и было: хижина располагалась на том самом дереве, на корнях которого люди основали город. Обезьяны тоже основались здесь же, вот только они заняли крону. И отсюда до земли было дальше, чем до неба. По крайней мере, так казалось. Непослушные доселе руки Александра вдруг проявили невиданную ловкость и силу, впиваясь в хлипкие поручни на стене хижины. Он прижался к стене и закрыл бы глаза, но не мог отвести взгляд. Пугающая, захватывающая высота, на которую не решатся подняться даже птицы. Невероятное зрелище. Холма, деревья, да даже горы — всё было таким маленьким, словно игрушечным, даже неумолимый горизонт убрался подальше. Александр, заворожённый, смотрел на мир с небес, прижавшись к стене хибары. Ему было этого мало. Держась за поручень, он ступил ближе к краю платформы.
И взглянул вниз.
На спину ему обрушилась рука. Крепкое дружеское похлопывание, но от него Александр вздрогнул, как испуганный ребёнок, и почувствовал, что волосы встают дыбом.
— Я хотел послать за тобой подданных, но решил сам увидеть тебя, — сказала обезьяна в два раза больше, чем те две, которых он видел прежде. Огромный, красномордый, синеносый, с развевающимся на ветру мягким мехом, перед ним не мог стоять никто иной, кроме как коронованный король обезьян. Короной же ему служил спелый, сочный ананас, в который были вдавлены самоцветы.
Сердце сжалось, а иллюзорное чувство падения всё ещё сковывало его язык и разум.
— Не только видеть, но и засвидетельствовать моё восхищение! — Обезьяна подскочила и энергично заколотила себя в грудь. — Не каждый день видишь человека, способного убить бога, прогуляться в долину мёртвых и, выйдя, вознамериться отправиться к краю, — кивнул он в сторону земли.
— Долину мёртвых? — переспросил Александр.
— Да! Ты был совсем плох. Чтобы ты не окочурился, лекарю приходилось наносить тебе свежие раны и пичкать их лекарствами, вырывая тебя из мохнатых лап смерти, ха! Но ты и сам не промах, можно определенно сказать, что у тебя просто дьявольское здоровье! Ха-ха! Но я отвлёкся.
Король обезьян с грохотом опустил руки на пол. В один момент его лицо сморщилось, глаза сузились, брови опустились, а нос стал раздуваться от чрезмерного мощного дыхания. Король оскалился. Уголки его рта поднялись, из-под губ обнажились белые зубы.
— Я не буду вдаваться в подробности… — Обезьяна повернулась к обрыву и, подойдя близко к краю, уставилась на горизонт. — Ведь если бы ты хотел знать и знал бы хоть что-то о наших землях, ты бы не сделал того, что ты сделал. Потому я скажу просто, — король резко повернулся к Александру. — Убей правителя людей.
— Кажется, не вдаваться в подробности не получится. Я же не какое-то животное, чтобы просто так зарезать другого человека, — Александр прищурил глаза и вздёрнул бровь. Он отпустил поручень и сложил руки на груди, хоть и далось ему это не без боли.
Король в момент ощетинился, но уже в следующую секунду неистово засмеялся.
— Действительно, нужно иметь смелость, чтобы говорить такую глупость в лицо королю обезьян! Ух-ха-ха-ха! — Вытерев слёзы, брызнувшие из глаз, король мотнул головой и взглянул прямо в глаза Александру. — Глупость. И ложь.
Александр хотел было открыть рот, но не нашёл что сказать. Увидев это, король улыбнулся. Это не был звериный оскал, в этой улыбке было исключительное самодовольство и надменность, присущая цивилизованным существам. И эта улыбка была страшнее всех предыдущих.
— В тебе нет совести. Нет чести. Нет любой другой вещи, которой обычно прикрываются люди, но я знаю, что в тебе говорит, — обезьяна протянула к нему лапу. — Любопытство! — Между морщинистых пальцев было зажато письмо. — Тем парадоксальней, что ты ничего не знаешь про эти земли, если в твоём сердце живёт любопытство.
— Возможно, я и любопытный, — взмахом руки вырвав письмо, сказал Александр, — но я уж точно не книжный червь, который хочет знать всё обо всём. Я хочу знать только то, что касается меня. И я хочу знать, зачем король обезьян хочет убить человеческого правителя? Вы, как я могу судить, живете в мире и гармонии? У меня нет никакого желания развязывать войны.
Король пошатнулся и рухнул прямо на задницу, посреди балкона. Сглотнув слюни, он размял язык и подвигал челюстью. Неродная человеческая речь явно давалась ему с трудом.
— Войны у нас были. Много крови. Мы бы победили, если бы не пришли чудовища. Договор сделал из наших народов один-единый, как при опасности, так и в праздности. Но с каждым годом люди… — Король выпятил нижнюю губу и замялся. Почесав нос и взглянув на хижину, рядом с которой они были, нашёл, кажется, подходящее слово. — Оханжевели? Мы движемся прямой дорогой в рабство, и грядёт новая война, которой ещё не видывали небеса. Война на уничтожение.
Александр взглянул на небо, по которому проплывало одинокое рваное облако.
— Я так нахально говорю, потому как понимаю, что нечасто на этих высотах появляются люди, и тебе, король, интересно, о чём они думают, — начал Александр. Король обезьян приподнял уголок губ и прищурил глаза, — чего боятся, во что верят. Иначе меня давно бы заткнули или вовсе скинули вниз. Я верю, что эта война ничего не изменит. Будет лишь бессмысленная бойня, в чью бездонную глотку будут брошены жизни людей и обезьян, скованных древними законами.
— Ты прав, человекус, но всё это можно предотвратить! Маленькая провокация сейчас обернётся бойней только в этом городе. И нам, победителям, остальные города, отрезанные водой, присягнут на верность!
— Но будет ли эта верность верной? Или люди, оказавшись под обезьяньей пятой, когда-нибудь так же спасут обезьяну, поручив ей убить правителя? Во имя перекоса мнимой справедливости, прикрываясь жаждой отмщения, вы лишь раскрутите веретено мести, заняв место тех, кого ненавидите, и породив тех, кем сейчас сами являетесь…
Король вскочил на задние ноги и зарычал, что было сил, колотя себя в грудь.
— Исполни свой долг! Мы спасли тебе жизнь! Теперь она — в наших руках! Таков древний закон! Оставь свою мораль в стороне и действуй!
Александр издал короткий смешок.
— Какая мораль может быть у убийцы и вора? Судя по всему, я действительно был прав, когда говорил, что королю интересны честные мысли и страхи людей. Но я не назвал самого главного страха, по крайней мере моего. Что бы ни произошло — войны не избежать. Пройдут года и столетия, и на плодородных землях нашего мира самый большой урожай будет всё так же будет собирать Госпожа Смерть… Что в сравнении с этим гибель пары человек? Так, погрешность, слегка ускоренный ход естественных событий, ведь все мы так или иначе в конце окажемся в одном месте. Так что не извольте беспокоиться, мне не придётся оставлять мораль в стороне, чтобы выполнить твою просьбу, король.
Король подскочил вплотную к Александру. В лицо ему брызнули слюни и запах короны-ананаса.
— Ты должен был уже понять, человекус, что это не просьба, а приказ! Приказ, за который тебе уже заплатили, убийца! Жизнью! Мы спасли тебя, и мы же можем забрать свой вклад. Тебе нет смысла строить из себя металл. Люди, которых ты, можно подумать вдруг, спасти захочешь, тебя казнят. Для них ты преступник! Нарушитель их запретов и игры, которой они сковали нас. Спасти обезьян — это правильно, человек! Отомсти сородичам, что предали тебя и кинули на растерзание чудовищу, которое сами и породили!
Едва король откинул пальцами тряпку и удалился, как в дом вбежали обезьяны-воины, которые подхватили Александра под руки и, протащив сквозь хижину, выволокли на улицы обезьяньего города.
Улицы эти были узкими и пустыми — местные мохнатые существа предпочитали скакать между ветвей по лианам и канатам, перекинутые мосты же были нужны здесь исключительно ради тележек. Длинномордый хозяин одной из них при приближении двух стражей и человека поспешил заскочить в ближайшую хибару, убираясь с дороги. Здешние обитатели были разнообразны и весьма любопытны. Не имея, похоже, стандартов, каждый строил своё жилище, руководствуясь исключительно собственными вкусами. Были здесь и сферические гнезда, как у птиц, и похожие на убогие человеческие дома постройки. Кто-то вовсе обходился навесом или дуплом.
— Пришли, человекус, — воины остановились и всучили Александру его оружие.
Место, где они оказались, служило чем-то вроде небесного порта. Кораблей здесь, естественно, не было, но главные атрибуты порта — кипение жизни и бурление смрада — присутствовали. Кораблями здесь служили гигантские корзины, которые цеплялись на звенья цепи, что дотягивалась сюда из центра города. Одни корзины были заполнены коробками, другие — фруктами и шкурами, но все были подвешены только на те звенья, что были выкрашены в красный. В одну из таких корзин швырнули Александра, а следом кинули маску, рваную одежду и плащ.
— Оденешься как обезьяны. Чтобы проблем не было, — рыкнул один из воинов, и они скрылись, а корзина, качнувшись, стала опускаться.
По пути вниз Александр вспоминал последние слова короля. Может, там, наверху, он и мог храбриться, но сейчас, спускаемый вниз в корзине для фруктов, которая держалась лишь на четырёх не внушающих доверия канатах, он полностью поддался страху высоты.
Месяцы, проведённые в кровати, давали о себе знать. Хоть он отчаянно, ежедневно, как мог, напрягал каждую часть тела, оно всё ещё неохотно слушалось, болело и было слабо, будто не принадлежало ему. Обезьяны знали это, но всё равно поручили ему убийство, вероятно, самого охраняемого человека в городе. Отчаянное решение. Корзина преодолела лишь половину пути, как стали показываться первые дома людей.
Александр поднял маску и плащ, которые ему кинули в корзину. Он знал, что собирался делать.
Убийство
Корзина опустилась в люк на крыше склада в городе людей. В тусклом свете факелов люди с оружием и в доспехах лениво зевали. Цепь, проходящая через здание насквозь, вздрогнула и замерла, когда красное звено с корзиной оказалось на уровне пола. Мимо них тут же начали сновать хмурые грузчики, принявшиеся разгружать корзину. На сгорбленную, укрытую балахоном тварь в корзине люди не обращали внимания, пока та не мешала им таскать груз. Давать им повода Александр точно не хотел и потому постарался выскочить из склада, никого не побеспокоив.
Выбравшись из корзины, он тут же шарахнулся в сторону, чтобы на него не налетел поспешивший грузчик.
— Сраные макаки, — сплюнул тот.
Заковыляв к выходу, стараясь держаться поближе к стене, в тусклом свете склада Александр обратил внимание на охранников. Это были не стражники, он чётко видел разницу: полировка не могла скрыть всех вмятин на их доспехах. Ткань исполосована аккуратными швами, нити подобраны в цвет и почти не бросались в глаза. Взгляд же их был полон усталости. В городе для них было явно слишком спокойно, безопасно, слишком непривычно.
Так и не надев мантию и маску, держа их в руках, проходя мимо солдат на входе, Александр непроизвольно кивнул им головой. Ему ответили тем же.
Выйдя на улицу, он тут же нахмурился, но не от ударившего в глаза света, а от появившейся в теле усталости. Стоило ему покинуть постель, как силы, которые ему удалось скопить посильными в лечебной койке упражнениями, начали стремительно таять.
Пусть необычный город и был возведён на деревьях, всё же эту его часть строили люди, а значит, Александр знал, куда идти. Он свернул в тесную подворотню, чтобы срезать дорогу, и там же выбросил в кучу мусора плащ с маской.
Позади кто-то спрыгнул с крыши.
— Какое пренебрежительное отношение к маскировке! — зарычала обезьяна с широко расставленными глазами и расправленными плечами, ростом больше Александра. Он не обратил на не особого внимания и продолжал идти. — И как ты собираешься выполнить задание? Люди злопамятны… — шипела она почти на ухо. — На твоих руках их кровь!
Александр остановился, переводя дыхание: одышка возникла даже после такой незначительной прогулки. Он опустил взгляд на свои руки. Их пробивала мелкая дрожь.
— Я знаю, что ты дальше будешь говорить, не утруждай своё красноречие. Это руки убийцы, на них кровь и прочий бред, так? — он обернулся и взглянул обезьяне в глаза. — А я смотрю на тебя и вижу глаза животного, не способного узреть всей глубины человеческой души. Чем высокопарней это звучит, тем лучше отражает одну простую вещь, обезьянка, — Александр усмехнулся. — Кровь на руках для человека значит лишь то, что её надо смыть.
Обезьяна переминалась с ноги на ногу. Она скосила морду в сторону, пристально смотря на Александра из-под прищуренных, нахмуренных век.
— Мне-то что? Человеки запомнили тебя, из-за тебя столько погибло!
— Глубина, о которой я говорил, — это не высокопарные сопли, это действительность. Зверю никогда не понять и не принять того, какой же мразью может стать человек и что ему будет на это плевать. Из-за меня погибли люди? Не смеши. Это они, жалкие слабаки, не смогли защитить ни свои шкуры, ни жизни ближних. Кого я действительно убил — так это то чудовище. Не тешь себя надеждами, зверушка, что я это сделал из героизма, альтруизма или ещё чего-то в этом роде, — Александр сделал шаг к обезьяне, та отступила. — Я убил чудовище просто из каприза. Из прихоти. Потому что мог, — развернувшись, Александр зашагал к выходу из переулка.
Глаза обезьяны сверкнули, лицо обезобразила улыбка от уха до уха. В один прыжок она настигла человека и развернула его за плечи.
— То, что ты сгубил Уку’ра, ничего не меняет! Бессмертный зверь лишь отправится на отдых, после чего возродится в своём храме в горах! Не строй из себя опасного человека, — сплюнув, обезьяна обнажила острые зубы. — Зверь забрал твою силу, сейчас ты не опасен, сейчас ты не убийца бога! Сейчас ты просто трус и предатель! Тебя спасли! Тебя исцелили! А ты отказываешь в ответной услуге? Да никто и не рассчитывал, что ты, калека, всерьёз убьёшь правителя! Нам нужен был лишь человек, который станет символом того, что даже люди устали от своей тирании! Это твой долг!
— Всё именно так. Но одно ты упускаешь, обезьянка, — Александр поднял голову и улыбнулся. — Мне на всё это плевать.
Обезьяна снисходительно улыбнулась, открыла рот, чтобы что-то сказать, и в этот момент Александр, скованный слабостью, медленный и дрожащий, наступил ей на босую ногу и навалился всем весом.
Обезьяна подавилась, не успев перейти с насмешки на вопль боли. Вырвав больную ногу, она отступила назад. Следующий удар последовал сразу за предыдущим — ботинок обрушился под колено здоровой ноги. Не успев опереться на отдавленную ногу, обезьяна подкосилась от боли и завалилась назад. Она закашляла и потянулась за оружием. Но оружие человека уже было наготове: он достал своё, ещё входя в переулок, по привычке. Александр шагнул обезьяне навстречу, схватил за шерсть правой рукой, а левой, не в силах сейчас нанести удар, он приставил кинжал острием к её горлу.
Они начали падать, обезьяна набрала полные лёгкие воздуха, чтобы закричать. Человек откинул голову и что было сил врезался лбом в её челюсть. Эта уловка должна была помочь Александру выиграть несколько мгновений, пока они не упадут и кинжал не войдёт под его собственным весом в обезьянье горло по рукоять, заткнув навсегда. И это сработало бы, если бы его противником был человек. Челюсть обезьяны оказалась намного крепче, и человек лишь причинил вред себе. У убийцы закружилась голова, потемнело в глазах, и в этот момент из вытянутой пасти животного раздался вопль:
— В переулке! Убивают!
А затем они упали.
Клинок вошёл в горло по рукоять. Лезвие пронзило плоть и воткнулось в деревянный пол переулка. Александр вырвал кинжал, поднялся и отшагнул в сторону, не отпуская оружие. Обезьяна начала извиваться на земле, инстинктивно схватившись за смертельную рану. Кровь, такая же красная, как у людей, хлестала меж её пальцев.
Её было не остановить. Обезьяна это понимала. Страх, обида, боль, ненависть… всё это смешалось и застыло в предсмертном взгляде, брошенном на убийцу. Знакомое и пугающе безразличное зрелище для Александра.
Обезьяна скалилась. Хрипя, она бросила взгляд на вход в переулок. Свет восходящих солнц перекрыли фигуры двух спешащих к убийце солдат. Александр демонстративно бросил кинжал на пол, поднял руки вверх и встал на колени. Возможно, именно это действие спасло ему жизнь, пусть и ненадолго.
Солдаты налетели на него, повалили на землю и принялись избивать. Затем, когда, на их взгляд, он уже не мог сопротивляться, его выволокли из подворотни на площадь.
От солдатских сапог и кулаков он поплыл сознанием, потеряв чувство времени и пространства. Законы здесь были весьма своеобразны, как мог уже убедиться Александр на собственной шкуре. Приговор выносили не в здании суда, а по месту происшествия. А в это время все кому не лень останавливались посмотреть на преступника и поглумиться. Так проносилось время, пока сквозь несвязный поток ругательств и оскорблений слух Александра не выцепил приближающийся знакомый голос:
— Разойдись!
Повторять не пришлось, и даже самые возбуждённые зеваки пропустили человека в гербовой броне, чьё перо в шлеме было видно через головы толпы. Офицер стражи встретился глазами с Александром. Он замер, прищурился и цыкнул языком.
— И кто это?
— Не знаю, какой-то бродяга. Прирезал привратника в переулке. Отрубить ему голову?
— Отрубить ему голову? — переспросил, глядя на убийцу, офицер, как будто спрашивая Александра. — Ну уж нет. Надо преподать урок всему этому сброду! Давно мы никого не вешали… Подготовьте лодку! Я лично вздёрну его!
Командующий взмахнул рукой и удалился.
— Вы слышали приговор? Выполнять! — рявкнул кто-то, и Александра снова потащили. — Сегодня у крокодилов будет пир!
Дерево висельников
Лодка бежала вперёд, она была большая, внутри помещались четыре сиденья и место для груза. Александр лежал на месте груза, посередине сидел тот самый офицер с закрученными усами, а на носовой банке работяга-гребец, который налегал на вёсла. Те равномерно погружались в воду и поднимались, создавая успокаивающую музыку. Хотя после окончания ливня прошло уже почти как три недели, но всё окружавшее их ещё было погружено под воду. Лишь некоторые холмы выглядывали из-под ровной водной глади, которую беспокоили только приплывшие из моря рыбы да время от времени показывали свои шипастые спины крокодилы.
Впереди показалось дерево висельников. Александр поднялся с лежачего места и, переступив через скамью, сел напротив офицера.
— Я не буду спрашивать, как ты выжил… — заговорил капитан, сцепив руки. — Очевидно, что это обезьяны тебя подлатали. Я даже не спрошу, почему ты убил привратника. Обезьяны спасли тебя не просто так. Они что-то потребовали взамен… но ты отказался возвращать священнейший из долгов, долг за жизнь. Итак… — он наклонился вперёд. — Почему ты отказался?
Александр молчал. Обратив взгляд в сторону, он потёр подбородок, запустив пальцы в отросшую бороду: эти кусты определенно надо будет срезать при первой же возможности. Офицер смотрел на него исподлобья, не моргая и не отводя взгляда всё это время. По виску его стекал пот, усы были влажными. Действительно, было жарко. Но несмотря на то, что Александра везли на казнь, сам он не нервничал.
Вдалеке появилось дерево висельников, а совсем рядом показался из воды сытый крокодил. Можно было подумать, что он мёртв, ведь всплыл он кверху брюхом… Но когда его оттолкнули веслом в сторону, тот возмущённо шлёпнул раздвоенным шипастым хвостом по воде, но так и не удосужился перевернуться.
— Долг… — Александр запястьем потёр подборок. Он сидел напротив офицера, слегка подавшись вперёд. — Может, во времена, когда рыцари вершили судьбу этого мира, это слово и было их священным оружием, но сейчас это всего лишь красивая крестовина кукловодов. Спасти жизнь лишь затем, чтобы потом потребовать умереть… Не кажется ли тебе это чем-то извращённым? Уж лучше я обрушусь в угли, испепелённый праведным судом небес за все свои преступления, чем отдам свою судьбу в чужие руки.
— Вот как? Понятно… — Командующий снял шлем и вытер пот со лба. Погода стояла действительно жаркая. На опустевшем небе более ничего не укрывало землю от раскалённых солнц. Лодка стукнулась о холм дерева висельников. За ним открывалась дорога, уводящая далеко вперёд, в холмы.
Офицер поднялся и вышел на берег, жестом позвав за собой Александра. Тот поднялся следом. Они оставили лодочника позади. Офицер стоял, сложа за спиной руки, и смотрел на пустое дерево висельников: только опустевшие, оборванные верёвки, обвитые жадными щупальцами лозы, свисали с ветвей.
— Ты всё сделал правильно. Начиная с ягуара и заканчивая обезьяной. Как командующий стражей, я должен казнить тебя, — капитан повернулся к пленнику лицом и протянул руку. — Но, как правитель этих земель, я, Уильям, граф Ягуара, должен поблагодарить тебя.
Александр взглянул в лицо трактирщику, офицеру и графу.
— Какая разносторонняя личность… — протянул Александр, на что Уильям усмехнулся в усы.
— Однако праведность и справедливость не всегда идут рука об руку. Единственный компромисс, который я вижу, — изгнать тебя навсегда из наших земель. И пожелать удачи в твоих странствиях. Вот, — он протянул Александру свёрток, — возьми подарок на прощание. Надеюсь, в этот раз ты не просрёшь впустую пшеничный эль.
Развернув свёрток, Александр увидел флягу с гербом, что имел одно занятное отличие от обычного — на этом гербе ягуар и крокодил сцепились друг с другом под корнями дерева. Улыбка сама собой расползлась на его лице. Но это было не всё. К фляге было что-то примотано.
— Твоё письмо пришло совсем в негодность, и я позволил себе дать писарю обновить его для тебя в пергаменте, он прочнее и не боится влаги.
Перевернув булькнувшую флягу, Александр увидел незнакомую бумажку со знакомыми письменами. Чистая, прочная, новая.
— Куда ты теперь? Я так понимаю, ты же вроде как без памяти от наших красот?
Александр отвёл взгляд в сторону и сдавленно рассмеялся.
— Вот он я, стою перед тобой, поддерживаю разговор, делаю то, что считаю нужным и правильным. Потеря памяти ли это или, может, потеря прошлого? Загадка, которую было бы занятно решить на досуге, но не более. И как иронично то, что больше мне нечем заняться. Может, моя память и изменила мне, но сам себе я остался верен. У меня есть одно незаконченное дело, — Александр перевёл взгляд на Уильяма и похлопал по нагрудному карману, в котором лежало письмо. — А я всегда завершаю начатое.