Джохар торжествовал победу.
Контратака орифийского флота была яростной, но краткой. При встречном ветре триремы потеряли свое главное преимущество — маневренность. Огненные заряды подожгли и потопили треть судов противника в первые же минуты боя.
Две триремы все же сблизились с кораблями врага и взяли их на абордаж. Но и тут варваров ждала неудача: перед боем на триремы не успело погрузиться достаточно воинов. Морская пучина жадно глотала пролитую кровь, и храбрые женщины Орифии падали в кровавые волны, кто с перерезанным горлом, кто с выпущенными кишками. Пена на волнах стала алой. Казалось, духи ада носятся над морем и тащат на дно сраженных в бою несчастных.
Будь Джохар повнимательнее, он бы прислушался к доносившимся из города крикам, увидел бы огненные точки пожаров в нескольких кварталах и заключил бы, что в Орифии что-то произошло. Что-то, что ослабило варваров в самый трудный час. Но себялюбие принца не допускало даже мысли, что кто-кто кроме него мог способствовать успеху атаки. Несомненно, все дело в коварной внезапности нападения! Его, и только его план увенчается сейчас успехом. Жаль только, он не увидит, как эта наглая выскочка Тамриз обмочится со страху, запертая в осажденном городе варваров.
Из десятка трирем, выступивших на защиту гавани, на плаву остались три. Их гнали, как дичь, сквозь налетевший с севера туман.
Нервы Джохара дрожали в предвкушении. Суда Хеменидов не были больше связаны боем. Пора было начинать обстрел Орифии.
Жаль, проклятый туман скрывает очертания города. Вслепую обстрел затянется. Если только не…
— Эй, белорожий! Поди сюда!
Баррад Дарафалл подошел и встал рядом с принцем. Мертвый стеклянный глаз смотрел на белый город.
— Пора принести огонь этим дикарям, — оскалился Джохар. — Найдется ли под твоим плащом фокус, который помог бы расправиться с ними быстрее?
— Средство уже готово, о принц.
— Так приступай!
Дарафалл повернулся к корме и подал знак своим солдатам. Из трюма выволокли скованных цепями невольниц. Женщины дрожали, плакали, что-то кричали на своем наречии. Их пугали кровавая битва и туман вокруг.
Джохару стало даже любопытно. Хоть теперь узнаем, зачем колдун тащил их с собой через море!
Чародей махнул рукой, и верные ему солдаты взмахнули клинками. Головы рабынь полетели с плеч, боязливое лопотание сменилось криками ужаса. Солдаты работали споро, каждый удар резал по две головы. В пять ударов с рабынями было покончено.
Дарафалл вытянул к трупам белые руки. Его ладони раскрылись, будто разрезанные кинжалом. Края ран зашевелились, как челюсти, из них показались склизкие жвала. Раздался визгливый, скрежещущий звук, как будто под кожей колдуна скрывалась какая-то неведомая тварь, и запах крови пробудил ее ото сна.
Из шейных обрубков вырвались струи алого, как кровь, пламени. Новые крики — крики душ, которым отказано в упокоении — раздались над залитой кровью палубой. Языки страшного огня метнулись в разверзшиеся ладони Дарафалла. Они сматывались, скручивались, вихрились под его пальцами. Вокруг пламени нарастал панцирь черного, как обсидиан, стекла. И чем дольше багровое пламя текло из обезглавленных тел, тем более ветхими становились сами тела. Кожа пожелтела и сморщилась. Кости ссохлись, как если бы из них высосали мозг. В считанные удары сердца пышные юные тела превратились в истощенные высушенные останки, будто бы много лет пролежавшие в могилах.
Принц Джохар не отличался трусостью, но тут и ему стало не по себе. Он впервые увидел вблизи колдовство «белорожего» и поневоле подумал, какому страшному и безбожному существу грубил и бросал оскорбления все это время. В силах Джохара было лишить человека жизни. Но во власти Дарафалла было лишить человека смерти.
Десять черных матовых сфер зависли в воздухе. Повинуясь жесту чародея, они проплыли к катапультам и сами улеглись в метательные ложки. При этом из-под стекла раздались стоны — жалобы запертых внутри жизней.
— Пусть принц прикажет дать залп, когда ему будет угодно, — в голосе Дарафалла сквозил сарказм, рот оскалился в усмешке.
Джохар моргнул, оправился. Прочь это девичье малодушие! Он сожжет Орифию дотла, проложит путь в земли Ладды и впишет свое имя в летопись на Багровой скале! И если чары самой преисподней могут послужить ему в этом, пусть преисподняя ликует: сегодня она на стороне великого человека!
Принц развернулся к стрелку и наводчику у катапульты.
— Огненный сигнал всем кораблям! Катапульты на город! Стрелять сразу за нами!
Наводчик исполнил приказ прежде, чем Джохар договорил. Катапульты смотрели в туман, на смутные очертания Орифии. Джохар представить себе не мог, что случится, когда чародейские сферы падут на город. И ему не терпелось это выяснить.
Наводчик подал сигнал фонарем. Сейчас флагман даст первый залп. На прочих кораблях увидят траекторию стрельбы и последуют примеру.
Рука стрелка потянулась к пусковому механизму.
И тут раздался легкий свист, и оба бойца у орудия рухнули на палубу как подкошенные. Из их голов торчали черные стрелы.
***
Пока их спасали две вещи.
Во-первых, туман. То, что мешало боевым триремам ориентироваться и бить по врагу, было на руку флотилии из пяти крошечных рыбацких лодочек. Куда плыть, и так было ясно по сполохам огня.
Во-вторых, дозорные и солдаты врага были слишком увлечены преследованием и добиванием уцелевших орифийских трирем. Маленький десант никто не заметил, пока он не подобрался к самой гуще вражьего флота.
Из-за встречного ветра паруса спустили. Девушки налегали на весла; грести приходилось в тени страшных судов противника, в залитых кровью водах.
Пять маленьких лодок. Все, что удалось найти на рыбацкой пристани. В каждой лодке помещается по четыре бойца.
Двадцать недоученных воспитанниц Стратегикона против отборных сил вторжения Хеменидов. Без помощи богов и опытного командования.
Вот и флагман. Он вырастал перед ними, массивный, черный, увенчанный парусом с золотым диском. С кормы послышались предсмертные крики женщин. Там творилось что-то ужасное.
Они выплыли на открытый пятачок воды. Палубы вражьих кораблей, подсвеченные в тумане фонарями, просматривались отсюда отлично. Солдаты, катапульты, стрелки. Проблема в том, что через пару мгновений их самих кто-нибудь заметит.
— Снимайте стрелков, — тихо скомандовала Ариста. — Нужно сдержать обстрел города.
Окаста жестами подала условный сигнал на остальные лодки. Лучницы бесшумно выстроились по бортам.
— Это безумие, — прошептала Тигона. — Полное, смертельное безумие.
— Тихо!
Двадцать девчонок против маленькой армии.
Тигона права. Это безумие, обреченное на провал.
Стрелы легли на тетиву. Катапульты врага смотрели на их родной город.
Это безумие обязано сработать.
— Огонь, — скомандовала Ариста.
***
Джохар подавился собственным вдохом, тупо глядя на двух мертвых воинов с простреленными головами.
Как?! Откуда?! Вблизи нет ни одного вражьего судна, флот Орифии разгромлен!
Вне себя от бешенства, Джохар бросился к правому борту.
Туман над водой чуть рассеялся, и принц увидел пять мелких лодчонок. С них уже полетел новый залп черных стрел. На кораблях по соседству раздались крики и стук падающих тел.
Джохар хотел завопить во все горло, дать команду, позвать верных сатрапидов. Наглые варвары, пусть их разнесут в клочья!
Но он не успел. Просвистела третья очередь стрел. На корабле справа от флагмана застреленный солдат, должно быть, стоял подле катапульты и упал на пусковой рычаг. Не нацеленная еще катапульта выстрелила, и зажигательные снаряды пробили борт соседнего судна.
Грянул взрыв.
На палубу флагмана дождем посыпались горящие обломки и щепки. Джохар пригнулся и заслонился от пылающего ада круглым щитом. В ушах звенело от взрыва, но даже сквозь звон принц расслышал треск дерева, грохот ломающихся снастей, вопли умирающих.
Огненный шквал пронесся по палубе, сбивая с ног, опаляя кожу, проламывая головы обломками. В единый миг семь знатнейших семейств империи лишились своих наследников.
На флагмане Хеменидов быстро назревала паника.
***
Жар от взрыва пронесся так близко от Аристы, что, казалось, только чудом у нее не загорелись волосы. Уши заложило, в глазах зарябило, по голове будто ударил скимитар Тамриз.
Но останавливаться было нельзя. Битва не только не закончилась: она еще даже не начиналась.
— К флагману! — закричала Ариста, не слыша собственного голоса. — К флагману и на борт!
Взрыв корабля дал им несколько драгоценных секунд. Пока враги на других судах сообразили, в чем дело, гребцы успели сделать два-три энергичных взмаха.
Их лодки были уже в трех локтях от борта флагмана, когда на них со всех сторон полетели стрелы. Корабельные орудия враги использовать не решились: на таком близком расстоянии велик был риск поджечь свои же суда.
Девушки были наготове. За миг до того, как дождь стрел обрушился на них, мечницы быстрым отработанным маневром встали плечо к плечу и выставили по бортам массивные круглые щиты. Гребцы и лучницы оказались как бы в медном панцире. Щиты тут же оказались утыканы стрелами, как дикобразы. Но задача была достигнута. Лодки сделали последний рывок и уперлись в борт флагмана.
Дочери Стратегикона закинули щиты за спины, достали парные кинжалы и, попеременно втыкая лезвия в деревянную обшивку, принялись взбираться на борт. Лучницы поднимались последними, прикрывая подъем, отвлекая противника ответной стрельбой. Пространство между кораблями было черно от стрел, летящих во всех направлениях. Воздух гудел, рассекаемый острыми наконечниками.
***
Баррад Дарафалл переждал огненный град под навесом, который обычно прикрывал от солнца вход в каюту принца. Он мог бы, конечно, защититься от обломков чарами. Но после сотворения колдовских снарядов сил оставалось мало, их стоило поберечь.
Катапульты и сами снаряды, к счастью, не задело. Если бы хоть один из них раскололся, все живое на корабле ждал бы жуткий конец.
Дарафалл прислушался к свисту стрел по правому борту и потянул носом воздух, словно хотел учуять какой-то трудно различимый запах.
Он не умел видеть будущее и не мог повелевать случайностями. Но это было и не нужно. Годы странствий и общения с очень опасными существами научили его простой истине: прежде всего, познай чужую душу. Если ты знаешь людей, для тебя нет случайностей. Лишь новые возможности.
Он разгадал гневливую гордыню в сердце императора. Жажду подвига и признания у юной принцессы. Рабскую зависимость орифийцев от божьей милости. Того, что принц бросится на войну со столь кровожадной поспешностью, он не планировал, но ожидал. И повернул к своей выгоде.
План, ведущий его к великой цели, сам складывался под ногами идущего. Еще миг, и он обрушил бы на Орифию огонь и смерть. Замысел, о котором он не поведал ни одной живой душе, стал бы ближе ещё на один шаг.
Но теперь гармония замысла распалась. Нападение жалкой горстки врагов, которые поднимались сейчас на борт, было чем-то бессмысленным и неясным. Происходило то, чего он не угадал, не предвидел. На этом моменте план обрывался в неизвестность.
Баррад Дарафалл отступил в тень, наблюдая за происходящим на палубе. В его жестокой душе шевельнулось сомнение, предвестник страха.
***
Для Аристы подъем по борту флагмана походил на ночной кошмар. Казалось, расстояние до палубы вообще не уменьшается, и она обречена карабкаться вечно, как древний Сизиф. Стрелы вонзались в борт слева, справа, наверху и там, где только что находилась ее нога.
Справа от нее раздался гнусавый крик Ниобии. В спине у нее торчало две стрелы. Девушка выпустила кинжалы и с криком рухнула в воду.
Торопливая Крата почти достигла палубы и успела издать боевой клич. В следующий миг она упала мимо Аристы вниз с резаной раной поперек лица. Наверху ее подстерег вражий клинок.
Но месяцы тренировок, пробежек, заплывов не пропали даром. Подъем высотою в пятнадцать локтей девушки преодолели за семь ударов сердца. Наученные горьким опытом павшей сестры, перед прыжком на палубу они делали выпад кинжалом, чтобы самим не попасть врагу на клинок.
Над Аристой показалась голова юноши в богато украшенном шлеме, с золотым кольцом в подбородке. Он замахнулся скимитаром, целясь ей в голову.
Ариста выбросила руку вверх. Кинжал пробил сапог и вошел в щиколотку. Воин взвыл от боли. Ариста рванула его на себя — руку так обожгло болью, будто она потянула целый мешок камней — и враг, вывалившись за борт, полетел в море.
Последний раз вырвав кинжал из дерева, Ариста запрыгнула на палубу и огляделась. По флагману тут и там были раскиданы тлеющие обломки взорванного судна. Повсюду мертвые и раненые. Доски блестели от крови. Ближе к корме распростерлось более десятка нагих высушенных останков с отрубленными головами.
«Сера и ад», — подумала Ариста, и в тот момент это не было метафорой. Она, кажется, и правда привела своих сестер в самый ад, в царство крови, огня и смерти.
Из двадцати девушек, вышедших с нею в море, до палубы флагмана добралось полтора десятка. Хвала богам, среди них была и Тигона: пастушка успешно добралась до палубы и теперь торопливо натягивала стрелу на тетиву.
Воины Хеменидов уже бросились им навстречу — молодые, смуглые и свирепые, в богатых доспехах и шлемах, с оружием наготове. Даже учитывая потери от взрывного шквала, враг превосходил их числом.
Отступить значило сдаться. Остановиться значило умереть.
Поэтому Ариста Гракх выхватила из ножен гладий и с пронзительным криком бросилась вперед.
***
— Убить! Убить их всех! — ревел Джохар.
Отдавать приказ вслух было, впрочем, бессмысленно. Он и так уже выполнялся по мере сил. По всей палубе звенела сталь, свистели стрелы, хрустели разрубаемые кости. Корабль стал полем ожесточенной рукопашной резни и стрельбы в упор. Девки-варвары, прикрывая друг друга, орудуя сразу мечом и кинжалом, сталкивались с сатрапидами Джохара. В несколько ожесточенных ударов стычка заканчивалась, и на доски падали мертвые тела.
Хищный, отточенный годами инстинкт бойца подсказал Джохару: надо разобраться с их лучницами. Держась у края палубы, они не лезли в ближний бой, но каждый их выстрел со столь близкого расстояния разил насмерть одного из его воинов.
Сжав скимитар и выставив перед собой щит, Джохар тигром бросился в атаку.
***
— Тигона, у меня стрелы концяются! Кинь лисние! — шепелявый голос Ифины с трудом прорвался сквозь шум боя.
Тигона обернулась вовремя, чтобы увидеть то, что произошло дальше. Но предпринять она ничего уже не успела.
Гибкий, похожий на барса юноша в золотом доспехе прыгнул на Ифину справа. Одним ударом он рассек ей голову надвое, от макушки до челюсти. Лук выпал из трясущихся в конвульсии пальцев. Язык, всегда готовый задать вопрос о чем угодно, безвольно вывалился изо рта.
Когда Ифина рухнула на палубу, глаза ее уставились на Тигону со странным недоумением. Будто она хотела еще, по своему обыкновению, что-то спросить, но не дождалась ответа.
На миг ужас сковал Тигону. Руки не слушались, ноги будто приросли к палубе.
Зверь в шкуре человека повернулся к ней, и в его глазах Тигона увидела свою смерть.
Когда он бросился на нее, инстинкты и тренировки все же напомнили о себе. Способность двигаться вернулась настолько, чтобы вскинуть лук, закрываясь от удара.
Лук распался надвое. Она была безоружна, не считая жалкого кинжала. Рот зверя оскалился в улыбке.
Убегать от такого противника по палубе было бы верным самоубийствам. Поэтому Тигона, повинуясь скорее чутью, нежели разуму, бросилась к канатам и принялась взбираться на главную мачту. Так кошка лезет на дерево, спасаясь от клыков собаки.
К сожалению, эта собака могла последовать за ней.
***
Баррад Дарафалл вгляделся в сцену побоища. Каждый сейчас бился за свою жизнь, и на фигуру в тени навеса никто не обращал внимания.
Девушки совсем еще юные, не видевшие ни одной битвы. Когда они сталкиваются с врагом, на их лицах ужас. Это атака отчаяния.
И все же они бьются и убивают. Они сражаются вместе, друг за друга, спина к спине. Они напуганы, им некуда отступать, но тем они и опасны. Отчаяние рождает мужество.
Сил у него оставалось на одно смертельное проклятие.
Нужно найти их вождя. Обезглавишь отряд, и мужество сменится безысходностью.
***
Ариста ударила противника коленом в пах и, не давая опомниться, вонзила гладий в горло. Кровь полилась по лезвию, молодой сатрапид в зерненом доспехе рухнул к ее ногам. И тут сверху раздался крик.
Тигона лезла по канатам к главной мачте, а за ней гнался с окровавленным скимитаром высокий юноша с черными волосами, в залитом кровью доспехе червонного золота, с золотым диском на груди. Острием сабли он только что полоснул девушку по ноге.
Вот он. Принц Хеменидов, о котором говорила Тамриз. Их шанс на победу.
— Окаста!
Дочь капитана, только что обезглавившая вражеского бойца в двух шагах от нее, обернулась. На лице Окасты застыло свирепое выражение. Нижняя губа была разбита.
Ариста махнула рукой на канаты, пальцами подала условный знак: прикрой меня, сестра.
Окаста кивнула. Вместе, поскальзываясь на окровавленных досках, они бросились к канатам. Позади Ариста услышала звон стали, но удара в спину не последовало.
— Шевели задницей, Гракх, их тут слишком много!
Все хорошо. Сестра прикрывает ее. Она успеет.
***
«Попалась», — подумал Дарафалл.
Жилистая русоволосая девчонка выкрикнула команду и понеслась через палубу, прикрытая верной подругой. Ее спину закрывают без промедления, её приказу подчиняются. Несомненно, она и привела сюда этот безумный отряд.
Пора с этим покончить.
Баррад Дарафалл выскользнул из тени и, шагая через разбросанные по палубе трупы, двинулся девчонке наперерез.
***
Раненая нога соскользнула, тело потянуло вниз. Тигона повисла над волнами, держась одной рукой за жесткий канат.
Она успела подтянуться за миг до того, как скимитар преследователя вспорол бы ей бок. Юноша проворно лез за нею. Их отделяло не более ладони.
Тигона плюхнулась животом на брус мачты и поползла на четвереньках прочь от страшного противника. На середине мачты она встала на ноги, остановилась, оглянулась.
Юноша с глазами барса уже стоял на краю мачты и с усмешкой наблюдал за нею. Он игриво показал пальцем вниз. Тигона без слов поняла его мысль.
Под ними двадцать локтей высоты. Единственный безопасный путь вниз — канаты, по которым они только что поднялись. Бежать на узкой мачте некуда. У нее кинжал и дрожащие коленки против его длинного скимитара и многолетней боевой выучки.
Это конец.
Юноша шагнул вперед по мачте и двинулся к ней.
***
Ариста была уже у самых канатов, когда движение справа, в уголке глаза, заставило ее обернуться.
Фигура в черном плаще шла к ней, не глядя на хаос битвы вокруг, не теряя равновесия на скользких от крови досках. На неё глядел внимательный, черный как морские глубины глаз. Второй глаз, из серого стекла, таращился холодно и бессмысленно.
Снова это странное чувство, как в день казни на площади. Тепло, покой, рокочущий смех отца. На миг Ариста забыла о битве, захваченная этим детским блаженством.
Человек в черном остановился в пяти-шести шагах от нее. По лицу его пробежала безрадостная, презрительная улыбка. Он протянул к ней открытую ладонь.
С ладони сорвалась слепящая молния и полетела к Аристе.
Ни отскочить, ни увернуться она бы не успела. Времени хватило только на то, чтобы поднять меч в жалкой попытке защититься.
Молния выбила гладий из рук и ударила Аристу прямо в сердце.
***
Битва на корабле замерла и застыла. Все — и сатрапиды, и дочери Стратегикона — с ужасом воззрились на девушку, которую поразила молния.
Ее нагрудник раскалился добела. Кожаные части доспеха оплавились в безобразную черную массу. С волос и обнаженной кожи падали на палубу язычки багрового пламени.
Девушка открыла зажмуренные глаза и взглянула на своего врага. Целая и невредимая.
***
Баррад Дарафалл отказывался верить своему глазу.
Девчонка пережила его проклятие. Ее поразила сама смерть, жар загубленных душ — а она даже не упала.
Невозможно. Немыслимо. Никто не смог бы превозмочь его чары!
Никто, кроме…
***
Ариста ощущала легкое головокружение, как от долгого бега в жаркий день. Под левой грудью пульсировал жар, будто туда приложили раскаленную в огне монету. Но в остальном она чувствовала себя сносно.
И это, учитывая обстоятельства, было просто невероятно.
Единственный глаз ее врага расширился в изумлении. Рот приоткрылся, челюсть задрожала от потрясения.
— Ариста, — позвал он со смесью благоговения и ужаса в голосе.
Откуда он знает ее имя?
Человек в черном шагнул к ней, как зачарованный. На его лице снова появилась улыбка — не холодного презрения, но удивленной радости. Как будто он встретил давно потерянного друга.
Только отработанный месяцами навык сражения вывел разум Аристы из хаоса смятения и непонимания. Взгляд ее сфокусировался на стеклянном глазе.
Не сложнее, чем метнуть диск в Окасту.
Ариста перехватила кинжал за лезвие и бросила вперед. Заточенная сталь просвистела в воздухе.
Острие кинжала раскололо стекло, вошло в череп и вышло из затылка Баррада Дарафалла.
Чародей пошатнулся. Губы исторгли булькающий хрип. Прежде чем он упал, тело его охватило багровое пламя. Полыхнула вспышка, и кости, жилы, кожа рассыпались густым ворохом багровых искр, завитками черного дыма. Огненные останки устремились в небо. Алые язычки упали на палубу и быстро потухли.
Морок отступил, смех отца стих. Вернулась ясность мысли.
Ариста вздернула голову наверх, к главной мачте, где ее лучшая подруга спасалась от принца Хеменидов.
***
Тигона уперлась спиной в столб мачты. Смерть в человечьем обличье, улыбаясь, шла к ней. Восемь шагов. Семь.
Колени как студень, в горле сухо.
Шесть шагов.
— Не думал, что резать орифийских девок так интересно, — сказал Джохар на родном языке. Его не волновало, поняла ли его жертва. Он говорил это для себя.
Тигона собрала остатки мужества и встала с кинжалом в защитную стойку. Она, конечно, не выстоит против такого врага, но не умирать же покорной овцой. Свободная рука зависла на уровне пояса…
Пять шагов.
…пальцы нащупали что-то твердое в кармане доспеха.
Шар лазурного камня для игры в петтейю. Подарок нежданного любовника на ночь Тоскара.
Четыре шага. Джохар прокрутил скимитар в пальцах.
— Прощай, дикарка. Спасибо тебе за охоту.
В последней надежде Тигона метнула лазурный шар в лицо врага. Юноша поймал его свободной рукой без всякого усилия.
Лезвие скимитара поднялось, готовое обезглавить жертву. Животный ужас и отчаяние охватили Тигону, в глазах потемнело от страха и…
…и вопль боли на два голоса разнесся над мачтой.
Лазурный шар в руке Джохара лопнул, разлетевшись раскаленными как в огне осколками. Они насквозь пробили ладонь принца, рассекли лицо, вонзились в обнаженную шею. В тот же миг на правой руке Тигоны проступил дымящийся бурый ожог, будто бы она сунула руку в пламя свечи. Ладонь пронзила жгучая боль.
От боли принц Джохар пошатнулся, и равновесие изменило ему. Неловко взмахнув руками, он сорвался с мачты и с пронзительным криком ужаса и неверия полетел вниз.
***
Ариста подняла голову как раз вовремя, чтобы поймать момент падения.
С высоты в двадцать локтей юноша в золотом доспехе рухнул на деревянные перила, отделяющие основную палубу от верхней площадки со штурвалом. Хребет его с тошнотворным хрустом переломился о твердое дерево. Изо рта брызнули кровь и желчь.
Джохар, сын Аббаса, принц Хеменидов, висел над палубой вниз головой и смотрел на своих людей закатившимися глазами покойника.
Миг-другой на флагмане царила тишина.
Затем послышался звон. На палубу бросили меч.
Потом еще один, и еще, и еще.
В священном ужасе сыны имперских сатрапов бросали оружие, сдаваясь на милость орифиек. Божественный наследник пал позорной смертью. Девушку из стана врага не берут чары. Несомненно, это знамение: блаженный Хемен бросил своего потомка и отвернулся от них. Продолжать бой значило бы навлечь на себя страшнейшие кары в этой жизни и после смерти. Один за другим юные воины побросали оружие и подняли руки.
Не веря своей удаче, уцелевшие девушки повернулись к Аристе. Надо было что-то сказать, разорвать эту нестерпимую тишину.
Ариста подняла к небу расцарапанный, залитый кровью кулак.
— Победа! Слава Орифии! Слава Стратегикону!
Девушки ответили дружными усталыми криками, боевыми кличами, свистом. Все, кроме Окасты. Та только смотрела на Аристу тяжелым взглядом, не говоря ни слова. В тот момент этого никто не заметил.
Формально битва продолжалась еще около часа. Принужденные остриями гладиев, вражеские воины подали сигнал огнем всему флоту: принц мертв, отступаем! Дважды повторять не пришлось: внезапная атака, взрыв и гибель вождя вызвали у сил вторжения смятение и страх. Никто не хотел продолжать дело, которому столь явно противился блаженный Хемен.
Флот под багровыми парусами повернул назад, на Восток, и помчался прочь от берегов Ладды. Он вез назад мрачный груз — тело принца Джохара.
Один корабль, правда, остался. Дочери Стратегикона выгнали обезоруженных врагов на шлюпки, развернули корабельные орудия вовнутрь и несколькими залпами пустили флагман на дно. Так распорядилась Ариста: будет урок Хеменидам, к тому же нельзя оставить врагу странные снаряды из черного стекла. С этим никто спорить не стал. При одном взгляде на эти матовые черные сферы, из которых то и дело слышался жалобный шепот, приходила мысль: им лучше лежать в самой глубокой бездне моря, где их никогда не коснется рука смертного.
Потом, уже в лодках, был плач по погибшим сестрам, и крепкие объятия Тигоны, и светлая горечь победы, что досталась дорогой ценой.
А потом заговорила Окаста, и все рухнуло.
— Гракх, я должна сказать, — взгляд дочери капитана был суров и холоден. — Я и сестры, мы видели, что случилось.
— О чем ты говоришь? — нахмурилась Ариста.
— Чары одноглазого колдуна должны были сжечь тебя дочерна. Я сама ощутила их жар. Но на тебе ни царапины.
— Окаста, послушай, не надо… — осмелилась сказать Тигона.
— Нет! — Окаста вспыхнула, на щеках выступил румянец гнева. — Вы знаете не хуже меня: кроме богов, только виталофаги не боятся смерти! И Ариста Гракх точно не бог!
В лодке стало очень холодно. Все уцелевшие видели то же, что и Окаста. Первое опьянение триумфом прошло, и девушки осознали страшное значение того, что произошло на вражеском корабле. Белые стены спасенной Орифии приближались с каждым взмахом весла, и каждой сидящей в лодке невольно вспомнились суровые законы о виталофагии. Некоторые взглянули на Аристу, и в их глазах легко читалось воспоминание о казни на агоре и страшной груде останков перед кострищем.
Ариста взглянула в упрямые глаза Окасты. Гордая девушка, что была ей верным товарищем и злым врагом одновременно.
— Что же ты собираешься делать?
— Я дочь Стратегикона. Я не могу лгать, и не могу попрать закон моей родины.
— Но хочешь?
— Больше всего на свете, — в глазах Окасты стояли слезы. — Сегодня ты мне больше чем сестра. Ты спасительница моего дома и матери. Я готова умереть за тебя.
Дочь капитана развернулась к сестрам. Ее голос дрогнул в злой, отчаянной мольбе.
— Прошу вас. Если сегодняшний подвиг Гракх что-то значит для вас, зарежьте меня и выбросите тело в море. Бой был жаркий, скажете, что я погибла в схватке!
Девушки побледнели. Никто не ответил.
— Это меньшее зло! — закричала Окаста. — Если я останусь в живых, я же выдам ее властям! Так велит долг! И долг не дает мне самой оборвать мою жизнь, она принадлежит Фаланге! Вы моя Фаланга, вы и возьмите ее у меня!
Молчание.
— Подлые трусихи! Бейте же! Бейте! Будьте вы прокляты!
Никто не пошевелился. Девушки смотрели на Окасту с испугом и жалостью. Радость победы оставила их.
Остаток пути прошел в гробовом молчании. Окаста плакала.