— Нет-нет, — терпеливо объясняла Тигона. — Лазурные шары бьют белые, но только при полном окружении. А вот золотые могут бить по всем направлениям.
Тамриз с досадой сбросила с доски лазурный шар.
— Что за безбожная игра! В тавлеях ты командуешь целым войском, учишь стратегию и тактику! А ваши шарики чему учат, уж не цвета ли различать?
— Философ Калликл говорил: петтейя — игра не воинов, но богов. Она учит терпению и постепенной победе. Разные цвета шаров это… — Тигона щелкнула пальцами, подбирая нужное слово, — абстракция. Твои тавлеи могут отобразить лишь войну. А петтейя отображает то, что ты хочешь в ней увидеть: разных людей, силы природы, много всего.
Ариста подняла глаза от свитка с описанием Пяти Эпох поэта Рапсода. Тигона не так часто говорила о чем-то так спокойно и уверенно. Но Ариста все больше убеждалась, что простоватая робкая подруга куда умнее, чем кажется; ей нужно найти только тему, которая увлечет ее ум и сердце.
Три девушки проводили день в сосновой роще за городскими стенами. В преддверии большого праздника занятия отменили, и воспитанницы Стратегикона могли провести время в свое удовольствие. В роще было чудесно: ласковое солнце, прохладная тень, мягкая свежая трава. Невдалеке журчал родник, по ветвям скакали озорные белки. В таком месте приятно было распустить волосы, снять пояса и сандалии и в одной легкой тунике поваляться на траве с подругами за чтением или игрой.
— Расскажи про тот диспут, Тамриз понравится, — Ариста решила подзадорить ораторский талант Тигоны.
— Ой, да, конечно! Однажды Калликл ведь играл в петтейю со своим учеником, пять партий подряд! При этом они вели диспут, и каждый шар можно было ставить на поле только после аргумента. Чем точнее был аргумент, тем более сильный шар можно было поставить.
— И что же этот Калликл, он победил? — хмыкнула Тамриз.
— Ну…почти. Калликл одержал четыре победы и готов был взять пятую, но тут на доску нагадила чайка. Ученик и заявил: это знак богов, что они не поддерживают аргументы учителя.
Ариста не сдержалась и фыркнула; эта история почему-то смешила ее каждый раз. Тамриз же вообще смеялась редко: вместо этого она задумчиво потерла подбородок, рассматривая пестрые шары на доске.
— Ты, пожалуй, права. Тавлеи не помогут в ученом споре. Хотя одна великая женщина, Атосса Пасаргид, однажды выиграла в них себе свободу.
— Это от кого же? — спросила Ариста.
— От мужа. Она была несчастлива в браке и предложила мужу партию в тавлеи: если бы она выиграла, он отпустил бы ее из дома.
— Как умно! И что же, она была мудра и обыграла его?
Тигоне явно понравилась идея, что настольные игры могут так помочь человеку в жизни.
Тамриз ухмыльнулась.
— В каком-то смысле. Она добилась того, что слуги принесли в ее покои доску. Едва муж сделал первый ход, как она схватила доску и проломила ему голову.
— О.
— Потом она сбежала из дома покойного и стала профессиональной отравительницей. Императорский двор приметил ее и позвал на службу. По ее личной просьбе ее похоронили в гробнице с останками всех тех, кого она отравила за годы служения.
— О, — повторила Тигона.
Бедная пастушка и не догадывалась, какими опасными могут быть настольные игры и их знатоки.
— Хорошо, что Тигоне не грозит сейчас несчастливый брак, — заметила Ариста, лениво скользя глазами по строкам о Пятой Эпохе. — А то у нас нет придворных отравителей, пришлось бы ей стать страшной разбойницей.
— И хватать на дороге богатых мужчин, — подхватила Тамриз.
— Конечно. И убивать любого, кто не обыграет ее в петтейю.
— И вовсе бы я не стала… Да ну вас! — Тигона покраснела.
Ариста и Тамриз обменялись лукавыми взглядами, сохраняя при этом совершенно серьезные лица.
Чтобы не засмущать Тигону, Ариста вызвалась сама сыграть с ней партию. Подруга (конечно же) выиграла и сразу повеселела. Поэт Рапсод со своими причитаниями о бесчестной и жестокой Пятой Эпохе так и остался недочитанным.
***
После приключения на острове Стриксы прошел почти месяц. За это время их тройственная «филия» пустила корни и укрепилась. Теперь они проводили друг с другом почти все время не по нужде, не потому что больше было не с кем, а потому что друг с другом им было хорошо.
Помимо доверия и боевого товарищества их маленький круг сплотило кое-что еще — свобода от стигм. Принцессу с Востока совершенно не волновало, кто такие Гракхи и из какой Тигона семьи. Ариста же с Тигоной, едва не погибшие с Тамриз плечом к плечу, теперь уж точно не гнушались водиться с чужестранкой.
Вот так и вышло, что почти каждую свободную минуту они трое проводили вместе. Вместе болтали под окнами, зубрили стихи, выбирались за город и отрабатывали удары в вечерний час.
Каждая из них по-разному воспринимала этот странный союз. Для Тамриз это было возможностью лучше понять души и нравы этих странных, диковинных варваров. Ариста впервые за долгие годы наслаждалась компанией, в которой на нее никто не смотрит косо. Тигона же просто радовалась близости умных и сильных подруг, которые относились к ней как к равной. Ну, настолько как к равной, насколько это могла себе позволить Тамриз.
В любом случае, это был хороший месяц. Одиночество отступило от них.
***
— Воспитанницы! Построение! — скомандовала капитан Ио.
Два десятка девушек послушно выстроились в ровную шеренгу. Капитан оглядела строй и снисходительно улыбнулась.
— Что ж, младшие сестры. Поздравляю. Те из вас, кто пережил эти месяцы и показал себя достойными, заслужили свое право на празднество Тоскара!
По шеренге пробежали радостный гул и взволнованный шепот. У многих девушек зарделись щеки, заблестели глаза. Завтра их ждет особая ночь!
— Что такое… — шепотом спросила было Тамриз у Аристы.
— Подожди, сейчас узнаешь!
Капитан подождала, пока шеренга утихнет.
— Завтра вечером Стратегикон отпустит вас в город на всю ночь. Ищите себе юношу или мужа по нраву и будьте с ним до утра. Большинство из вас это знает, но должна предупредить еще раз: обычай Тоскара священен. Если кто-то из вас возляжет с мужчиной, не сойдясь с ним сперва в состязании…
Ио оглядела строй девушек таким взглядом, что и самые смелые отвели на всякий случай глаза.
— …то этим вы посрамите Стратегикон, опозорите имя Фаланги и навлечете на всех нас немилость Воителя! Если вы не можете бросить вызов мужу в силе, ловкости или смекалке, лучше вообще забудьте о любовных утехах! Есть вопросы?
— А вы не боитесь, сто мы слуцяйно станем матерями? — с сомнением спросила Ифина.
— В кладовых есть снадобья для временного бесплодия, кому нужно. Один глоток, и до рассвета можете быть спокойны. Еще вопросы?
Других вопросов не было.
— Свободны.
***
— То есть как это ты не пойдешь? — возмутилась Тамриз.
Ариста пожала плечами. Говорить об этом было неприятно; девушка надеялась, что свиток поэта Рапсода прячет выражение ее глаз.
— Просто не хочу идти. Там каждые полгода одно и то же. Скучно.
— Если хочешь мне врать, так ври хотя бы искуснее! — сказала Тамриз таким тоном, будто отчитывала нерадивого раба. — Ты боишься не найти себе мужчину! Хотя у других много меньше шансов, чем у тебя, и они все равно пойдут! Блаженный Хемен, да даже Тигона собирается!.. Не обижайся, — бросила Тамриз через плечо, вспомнив, что Тигона вообще-то тоже находится в комнате.
Тигона, которая как раз пыталась уложить перед зеркалом волосы в прическу покрасивее, хмуро посмотрела на бестактную подругу и незаметно показала принцессе неприличный жест.
Ариста раздраженно скрутила свиток. Бедный Рапсод так и не успел закончить свой грустный рассказ об эпохах.
— Хорошо. Давай так. Назови мне одну причину идти на праздник в городе, где ни один юноша меня не пожелает.
— Легко. Чтобы найти юношу из другого города.
Ариста уже взмахнула рукой в жесте возражения и открыла рот, чтобы дать новую отповедь. Но после ответа Тамриз рука так и зависла в воздухе, а рот остался открытым. Возражения как-то не придумывались.
— Вы, варвары, дурно знаете географию. Ваш город — крупный центр торговли. Здесь каждый день бывает множество мужей, которые знать не знают, кто ты такая. Тем более в праздник.
Ариста наконец заметила, что рот лучше бы закрыть.
Конечно, это глупость, и ничего из нее не выйдет. Подруга-чужестранка просто этого не понимает.
С другой стороны…
— Если к утру я останусь девственницей, будешь неделю чистить мои доспехи.
— Да будет так. Я все равно прикажу это делать Тигоне.
— Однажды я тебя натурально отравлю, Хеменид, — пробурчала Тигона, укладывая у зеркала непослушные волосы.
***
Орифия была залита огнями. На каждом доме горели факелы из ароматной сосны. На площадях чадили жаровни с тушами молодых диких кабанов. В праздник Тоскара не дозволялось есть мясо безропотной домашней скотины — только зверя, убитого на охоте.
Над белыми домами и мостовыми плыл ритмичный воинственный рокот. Молодые парни и девушки Орифии вытащили на улицы боевые барабаны своих дедов и прадедов и самозабвенно играли древнюю музыку войны. На улицах пошире молодежь танцевала старую боевую пляску, надеясь своим искусством привлечь внимание достойной пары на ночь. Пляска была простой, состоявшей из сильного топота, ритмичных хлопков да коротких боевых кличей. Но в этой простоте и таилась чарующая сила. Задержись, послушай — и в топоте красивого парня тебе послышится рокочущий марш древних армий, а гортанные кличи девушек отзовутся криками с полей тех сражений, что велись в молодые дни мира.
Главное торжество проходило на агоре, у великого храма Тоскара. Могучим исполином нависла над площадью статуя грозного бога; в боевом облачении, со свирепым выражением на лице, он пронзал копьем поверженного врага. В тени священной статуи парни и девушки присматривали себе пару, сходились и предлагали столкнуться в каком-либо состязании.
Что здесь только не творилось! Любители борьбы валились на каменные плиты и орошали подножие статуи кровью из разбитых губ и содранных костяшек. На деревянных столах сжимались ладони, и каждый силился прижать к столу руку противника. Атлеты обоих полов бросали тяжелые железные молоты в специально заготовленные стога сена.
Три девушки вышли на площадь, глаза у них разбегались. Вкусный запах жареной кабанины щекотал ноздри, гром барабанов заставлял сердце биться чаще.
— Смотрите, а вон Ифина. Уже нашла себе кого-то, — Тигона показала пальцем вперед.
Их сестра по ремеслу очаровывала спутника на ночь прямо перед ступенями храма. Ее избранником был молодой весельчак с невероятно длинными волосами, с губ которого не сходила белозубая усмешка. Он как раз просунул голову в деревянное колесо с отверстием в центре, и смеющиеся приятели помогли привязать его длинные космы к краям этого колеса. Ифина, улыбаясь, вытащила из-за пояса метательный нож.
Раз! Нож вонзился в дерево, перерубив одну из черных кос. Парень в колесе ухмылялся, бросая вызов страху. Его приятели одобрительно загоготали. Ифина уже приготовила второй нож.
— Несправедливо. Он же ничего не делает! — возмутилась Тамриз. — Как он может победить в таком состязании?
— Не испугаться раньше времени, — объяснила Ариста.
— Вам-то и такое не по плечу! — раздался насмешливый голос прямо рядом с ними.
Мимо надменно прошагала Окаста в сопровождении Ниобии и Краты. Все трое были в великолепных туниках с золотой оторочкой, со знаками Стратегикона на предплечьях.
— И кого вы тут забороть вздумали, неприкаянные! Кто ваш вызов-то примет! Шли бы вы отсюда, не позорьте Стратегикон!
И дочь капитана уверенным шагом прошествовала к жаровням, где толпились рослые, потные, голые по пояс парни. Не было сомнений, что уж Окаста-то намерена урвать сегодня самое аппетитное блюдо.
— Наверное, она права, — грустно согласилась Тигона. — Я-то уж точно не смогу разбить лицо парню покрасивее, чтобы он меня полюбил.
Словно в подтверждение ее слов, под ногами Тоскара раздался хруст ломаемого носа и яростный крик. Дрались юноша с юношей. Тоскару-воителю не было дела, кто с кем борется и любится, если борьба была честной, а любовь жаркой.
Ариста огляделась. Положение и в самом деле было тоскливое. Вокруг шастала куча парней, но все проходили мимо них троих, уже присмотрев себе другую пару. Кое-кто бросал на них короткие взгляды и все равно проходил мимо.
На прошлые праздники Тоскара Ариста даже не ходила. Кому бы пришло в голову с ней сойтись? Ей и сегодня не надо было, это все Тамриз… Кстати, где она?
Смуглой красавицы рядом уже не было. Она выхватила из толпы гуляк широкоплечего рыжеволосого детину с юношеской бородкой — судя по всему, крестьянского сына — и потащила его к столам для борьбы на руках. Здоровяк явно был пойман врасплох, но возражать не стал. Судя по тому, как внимательно он глядел на Тамриз сзади, ему стала вполне понятна вся выгода его положения.
Их же с Тигоной положение виделось все более досадным. Кажется, скоро они окажутся единственными девушками на агоре, кому не с кем бороться и не с кем переспать. В конце концов, Тигона не сильна в борьбе, в метании молота или ножа, в беге, в плавании… Она, если подумать, вообще мало в чем сильна, кроме…
Ариста щелкнула пальцами, озаренная внезапной идеей.
— Кровь и смерть! Давай за мной!
***
Тамриз ощущала сзади взгляд рослого варвара, но ее это не смущало. Во дворце отца хватало невольников, и она вполне овладела искусством укрощения мужчин.
Досадно было другое. Храм варварского бога войны был так близко, но многолюдное сборище на площади не давало к нему подобраться. Вздумай она исполнить поручение отца и владыки сейчас, и ее непременно заметят и разоблачат.
Мелкие острые зубки вины надкусили ей сердце. За время учебы в Стратегиконе она так погрузилась в роль юной воительницы, что сама порой забывала, зачем на самом деле прибыла в Орифию. Посмотрите на нее: готова веселиться и кокетничать с первым попавшимся дикарем, забыв о долге и задании!
Тамриз остановилась и еще раз оглядела переполненную агору. Ее избранник встал рядом как вкопанный, с любопытством и желанием таращась на принцессу.
— Так ты будешь состязаться?
Смех. Музыка. Шипение углей на жаровнях. Бой барабанов.
Сейчас риск не оправдан.
Нет. Она не забыла о долге. Когда миг будет благосклонен, она станет действовать решительно и без промедления. У нее есть еще время.
А пока… Чем приятнее ей будет играть свою роль, тем убедительнее она сыграет.
Тамриз бросила властный и соблазнительный взгляд на своего ухажера.
— Я готова, мой силач. Умеешь ли ты бороться на руках?
***
— Эй!
Ариста помахала высокому парню с пушистой гривой светлых, как у льва, волос. Юноша лениво разминал мышцы у железного молота. В зубах у него торчала почти обглоданная кость от кабаньей ноги.
— Мм?
— Струсишь сыграть с ней в петтейю? — Ариста показала на Тигону.
Пастушку приходилось держать за руку, чтобы она от смущения не сбежала.
Парень вынул кость изо рта и выбросил в мусорную кучу.
— Чего тебе?
— Мне ничего. Вот она бросает тебе вызов! На игру в петтейю!
— Ничего я не бросаю, не надо…
— Бросает-бросает. Это она специально тебя проверяет, вдруг ты трус.
Юноша совсем потерялся. От жаровен к нему уже оборачивались товарищи, такие же рослые лбы.
— Э… Может, лучше молот кинем?
— Никаких молотов! Условия вызова определяет девушка! Петтейя, или она уходит!
Тигона открыла было рот, чтобы сказать, что она и так сейчас уйдет. Ариста страшно зыркнула на нее через плечо: молчи!
Парень поглядел внимательнее на Тигону и, похоже, нашел ее симпатичной; уголок его рта дрогнул в мальчишеской ухмылке. Он почесал гривастый затылок.
— Тоскарова борода. Ладно, петтейя так петтейя. Братишки! — гаркнул он приятелям у жаровен. — Есть у кого доска с шарами?
— Ариста, ты что делаешь? — прошептала Тигона в ухо подруги. — Ты посмотри на него, куда он мне…
— Он что тебе, не нравится?
— Нравится, но…
— Но ты умнее его и лучше играешь. Обставь его шарами и полюби от души. Пусть это будет твоя ночь.
Юноша уже подошел к ним спокойной, почти кошачьей походкой. Сейчас, когда у него не было во рту кабаньей кости, он не казался таким уж мужланом. Довольно милый здоровяк.
— Я, кстати, Креол. Сын Кокала, — он улыбнулся сопернице.
— Э…кхм…Тигона. Дочь Стратегикона.
— Стратегикон? О как. Ну что ж, сразимся, Тигона.
И новая пара удалилась к столам под открытым небом, испытать друг друга в состязании, как велит обычай.
***
Шум праздника остался позади. Ариста спрыгнула с ограждения набережной и оказалась на небольшой песчаной отмели. Каменная громада Орифии теперь высилась над ее головой. Где-то правее волны с плеском бились о торговые причалы.
Ариста любила эту отмель. Сюда никто никогда не спускался, да и зачем бы? Тут не было ни построек, ни пристаней. Только песок да море.
Никто не знал об этом месте, кроме них с отцом. В прежние счастливые времена отец брал ее сюда, чтобы отдохнуть от дел с любимой дочерью. Он сажал ее на плечи и прыгал вниз, через ограду набережной. Аристе очень нравился этот момент прыжка; страшно и в то же время весело, будто летишь куда-то. Но еще больше она любила играть с крабами у воды, устраивать между ними гонки и потешные бои. Она играла, смотрела на море и слушала истории отца, одну за другой. Он знал их так много, никогда не повторялся.
Но сегодня крабов на отмели не было. Не было и отца.
Ариста села на песок и засмотрелась на лунную дорожку, бегущую по спокойной воде. Луна была сегодня большая, полная, с кроваво-красным отсветом. Истинная луна Тоскара.
Что ж, подруги нашли себе пары и, кажется, славно проведут ночь. Вот и хорошо. А она обойдется и одна. Всегда обходилась, обойдется и в эту ночь.
Море такое тихое и, должно быть, теплое. Ариста огляделась. На набережной ни души. Увидеть ее некому.
Девушка встала, сбросила обувь и тунику. Плавно, как прыгающая за добычей чайка, нырнула в море. Вода действительно была мягкой и теплой, как свежее молоко.
На миг Ариста закрыла глаза, блаженствуя и позволяя волнам омывать ее тело. Затем мощными гребками поплыла к горизонту. Плавала она хорошо, они с отцом часто заплывали дальше пристаней и причалов, до самых сторожевых башен на скалах. Размеренная работа руками и ногами была чем-то приятным и знакомым, как возвращение в родные места после долгой отлучки.
Держа глаза открытыми, девушка нырнула под воду. За годы рыбацкого промысла веки ее привыкли к морской соли, глаза почти не щипало. Ариста взглянула вниз.
Лунный свет не проникал в глубины, оставшись где-то наверху. Под нею расстилалась беспредельная черная толща, не имеющая конца и края. Аристе стало даже страшно. Она парила в бескрайней, неведомой бездне. В этих черных глубинах могло скрываться что угодно.
Но страх быстро сменился возбуждением, заставив сердце стучать веселее. Сделав глоток воздуха, Ариста нырнула еще глубже, в самую гущу морской черноты. Фантазии, стремительные и легкие как в детстве, владели ее воображением. Она не Ариста Гракх — она героиня одной из историй отца, предназначенная спасти родной город! Из тьмы глубин надвигается на нее свирепый дракон, владыка бурь и землетрясений! Хвост его рассекает воду, глаза горят жадным нетерпением, а у нее нет при себе оружия! Но ничего: она поступит, как тот герой Третьей Эпохи… как же его звали… тот, что прыгнул в пасть чудовища и голыми руками разорвал изнутри его брюхо. Потом она принесет сердце убитого чудища отцу, и он ей скажет…
Сильная волна подхватила замечтавшуюся девушку и швырнула вперед. Ее закрутило, закружило в мощном потоке. От неожиданности Ариста вдохнула ртом и тут же наглоталась горькой морской воды. Кашляя, отплевываясь и молотя ногами воду, девушка кое-как восстановила равновесие тела и вынырнула на поверхность.
Прямо перед ней высились черные, пропитанные солью скалы. Высоко над нею горел теплый бдительный огонь сторожевой башни. Если подумать, хорошо, что толчок волны заставил ее вынырнуть. Еще чуть-чуть, и она, замечтавшись, врезалась бы лбом прямо в подводную часть скалы.
«Милость Тоскара, не иначе», — подумала Ариста и сама же усмехнулась нелепости этой мысли. Тоскар-то уж точно не будет к ней милостив.
Девушка ухватилась за камни и, стряхнув капли воды с обнаженного тела, забралась на выступ.
Отсюда Орифия казалась красивой и отстраненной, будто нарисованной искусным мастером-живописцем. Как же давно не любовалась она этим видом! С тех самых пор, как отец…
Ариста ощутила в горле комковатую горечь, горше всех морских вод. Стоит ли бередить печальные мысли? Прошлое есть прошлое, а ей надо жить здесь и сейчас.
Волны мерно стучали о скалы. В небе светила багровая луна Тоскара.
***
Когда Ариста добралась до берега и выбралась обратно на набережную, то с удивлением обнаружила на мостовой закупоренный кувшин с вином. Один Тоскар знал, кто и зачем выбросил на пустой набережной целый кувшин отборного нумийского напитка. Может, кувшин упал с проезжей повозки. А может, кого-то охватил приступ праздничной щедрости, и он бросил вино на счастье — кто найдет, бери себе.
Ариста поколебалась пару мгновений, глядя на бесхозный кувшин. С ранних лет отец учил ее: ложь — враг логики, воровство — враг труда. А только труд и логика и делают человека человеком. Этот урок Ариста усвоила крепко. Наверное, поэтому даже за пять лет сиротских мытарств она, начав лгать и воровать по мелочи, так и не научилась делать это хорошо. Даже сорванные с голоду фрукты чужих садов горчили стыдом.
Впрочем, этот кувшин не совсем чужой, он попросту ничей. А одинокую ночь нужно чем-нибудь да скрасить…
Ариста сколола восковую печать с кувшина о чье-то крыльцо. Вина хватит как раз до ворот Стратегикона, если пить прямо из горла.
***
Ариста вошла в пустую комнату, зажгла светильник.
Дормиторий, скорее всего, будет пуст до рассвета. Чтобы скоротать время, можно и почитать описания Эпох у Рапсода. Может, во хмелю поэма пойдет лучше?
Но не успела девушка прочесть и двух строк, как дверь тихонько заскрипела. В проеме возникла стройная смуглая фигура, от которой приятно пахло вином.
— Я увидела свет, — Тамриз выглядела смущенной.
— Ты что тут делаешь? — от удивления Ариста забыла даже сказать, что выиграла пари на девственность. — Я думала, ты-то до утра не вернешься!
— Да, я нашла себе одного. Статный, силач, и борода такая благородная.
— Ну?
— Я предложила ему бороться на руках. Мы сели, схватились, и я… сломала ему кисть. Случайно.
Повисла пауза.
— Тоскарова борода.
— Да. В общем, он расплакался и убежал. А со мной никто больше не захотел состязаться.
— Что ж, — Ариста отложила свиток с поэмой, — логически из этого следует, что лучшие шансы познать доброго мужчину у нашего тихого игрока в петтейю.
В самом деле, Тигона до сих пор не вернулась. Обе девушки усмехнулись, оценив иронию ситуации. Ариста подумала, что Тоскар, пожалуй, не лишен чувства юмора. Прямо как брат его Мегист.
— Можно тебя спросить? — Тамриз устремила на подругу неожиданно внимательный взгляд темных глаз.
— Спрашивай.
— Почему ты так сторонишься других варваров? Они ведь твои соплеменники.
Вопрос застал Аристу врасплох. Не потому, что она не знала ответа. О нет, ответ-то ей был известен прекрасно, она выучила его на языке брани и бедности, по алфавиту всеобщего презрения. Просто никто никогда не спрашивал ее об этом вот так: с искренним непониманием и… сочувствием?
Надо ли отвечать? Поймет ли ее эта смуглая чужеземка? Но соблазн был слишком велик. Наконец поговорить об этом с кем-то, кто не смотрит на тебя волком.
— Из-за отца.
— Отца?
— Его звали Лисистрат. Лисистрат Гракх. Но теперь его имя в Орифии предано забвению.
Ариста тут же заметила, что принцесса ее не понимает.
— Это значит, что имя человека никогда не произносят, потому что он совершил страшное зло против полиса. И теперь весь его род проклят богами. Вот люди меня и сторонятся. Думают, я тоже проклята. И боятся, мол, если я буду рядом, то боги и на них тоже прогневаются.
— Что же такого совершил твой отец?
— Он стал тираном.
Снова недоумение в тигриных глазах.
— Понимаешь, — в сердце Аристы будто открыли запертую дверь, и слова о горькой доле семьи свободно полились наружу, — он был начальником городской стражи. И однажды он использовал верных ему воинов, чтобы разогнать Совет десяти и провозгласить себя правителем. Он издал закон, по которому его дети должны были царствовать в полисе. Потом он согнал многих горожан на работы, заставил их строить новые причалы, башни и корабли. Велел еще построить в городе вторую площадь, чтобы агора и рынки были раздельными. Но народ не смирился. Был заговор и большой бой в центре города. Отца свергли и… — девушка проглотила горячий комок в горле, — и бросили в море с камнем на шее.
— Почему же тебя не казнили с ним? — удивилась Тамриз.
— Ну, спасибо!
— Прости меня. Просто у нас, когда казнят изменника, казнят и всю его семью. Даже детей.
— У нас не так. Боги могут проклясть целый род, но закон карает каждого только за его преступления. А я была тогда еще девочкой.
Тамриз поднялась с кровати и в глубокой задумчивости прошлась по комнате.
— Но ведь агора и рынок у вас по-прежнему раздельные, и все причалы на месте! Значит, делам твоего отца позволили жить?
— Да. Их сочли полезными для полиса.
— Тогда за что же его казнили?
— Ну как же, за попрание священных свобод и прав граждан. Он ведь принудил людей силой, заставлял их работать под угрозой смерти. Это преступление.
— Вовсе нет! — Ариста даже вздрогнула, таким негодованием полыхнули слова Тамриз. — Твой отец был прав! Мудрый владыка лучше знает, что будет во благо его подданным! Если они смеют ослушаться, их надо казнить! Вы же наказываете непослушных детей! Как иначе избежать смут и беспорядков?
Сперва Ариста испугалась, нет ли ещё кого в дормитории, кто мог бы слышать безумные речи принцессы. Потом ей подумалось, что это все-таки очень странно: объяснять кому-то, почему ее самый любимый человек был в чем-либо виновен.
— В Орифии думают не так. У нас каждый взрослый человек свободен и должен сам за себя решать. Где ему служить, кого любить и прочее. А отец отнимал у людей это право.
— Какая дикость! Если один человек думает одно, а другой иное, как можно решить что-либо важное?
— Для этого пишут законы. А если и это не помогает, тогда граждане собираются вместе и спорят, пока большинство не решит, как лучше. И меньшинство должно подчиниться их решению. Мы зовем это народовластием. Понимаешь?
— Вполне. Вы меняете власть одного мудрого на власть множества глупцов.
Ариста вспыхнула и вскочила на ноги. Подумать только: чтобы пробудить в ней патриотизм, всего-то и нужно было ввязаться в спор с этой чернявой засранкой! Сама-то, небось, привыкла помыкать безмолвными рабами, которые строят в ее честь пирамиды и статуи!
— Почему обязательно глупцов?
— А как же иначе! Что может знать о делах правления рыбак или пекарь? У вас даже шлюхи могут объявлять войны, если соберутся в толпу побольше!
— Как же, по-твоему, лучше? Слепо повиноваться кому-то одному?
— Тому, кто с детства учился править и понимает…
— Ага! А ну как он сам будет глуп или жесток? Или напьется однажды и спьяну объявит войну?
— Взгляни на меня; я что же, глупа или пьяница?
— А ты представь, что я убью тебя прямо сейчас. Вся мудрость и опыт, на которые полагался твой народ, умрут вместе с тобой. Это врожденный изъян деспотии!
Ариста с гордостью отметила, что правильно вспомнила название той системы правления, которую так яростно защищала Тамриз. Правда, выговорила она его не очень внятно; вино ударило в голову, и получилось нечто вроде «дысптии».
Принцесса хищно сощурилась и вдруг пантерой метнулась вперед. Одним прыжком она перескочила через кровать, схватила Аристу за запястья и в цепкой хватке прижала к стене.
— Ну, это если тебе по силам убить меня, дикарка. Ты так уверена в этом?
Натренированные боевые рефлексы сработали быстро. Ариста обхватила своей ногой ногу Тамриз и резко толкнула вперед. Принцесса потеряла равновесие, и обе они повалились на пол.
— Спасибо, что защищаешь отца. Но то, что ты говоришь, безбожные бредни!
Тамриз со страшной силой рванулась под ней, они перекатились по полу. Ариста ударилась плечом о ножку кровати. Теперь Тамриз находилась сверху.
— И что же ты со мной сделаешь? — дыхание подруги касалось лица Аристы, дурманило сладким запахом вина. — Тебе же нужно созвать сотню дураков, чтобы принять столь важное решение!
Ариста вскинула вверх ноги и применила боевой прием, которому их недавно учили: изо всех сил сжала бедрами поясницу принцессы. У Тамриз от боли перехватило дыхание.
— Обойдусь, — оскалилась Ариста. — Лучше накажу тебя как непослушное дитя, чтобы избежать смуты и беспорядка!
Тамриз зарычала и замахнулась, чтобы ударить Аристу по щеке. Не разжимая бедер, Ариста перехватила ее запястье и крепко стиснула, не давая вырваться.
Они уставились друг на друга, тяжело дыша, распаленные вином, спором и дракой. Темные, чувственные глаза Тамриз встретились с пронзительными серыми глазами Аристы.
В головах у девушек шумело, в сердцах кипел жар.
Тамриз наклонилась и быстро, как бы украдкой, коснулась своими губами губ подруги.
Принцесса тут же отпрянула, сама не понимая, что она только что сделала.
— Я… Давай мы…
Ариста не стала слушать. Она обхватила Тамриз за шею и притянула к себе.
***
Они сорвали друг с друга туники и бросились на кровать, хмельные и голые.
Любовь их была агрессивной и плотоядной. Они не слились, не соединились, а как бы впились друг в друга. Они охватывали, стискивали, кусали. В самых нежных прикосновениях у них был элемент борьбы.
Каждая жадно вдыхала и впитывала тело другой. Изящные изгибы Тамриз говорили Аристе о жарких песках, о висячих садах и изысканных наслаждениях. А загорелые лопатки Аристы в это время рассказывали принцессе Хеменид о труде и борьбе, о вольной жизни и свежем воздухе моря.
Принцесса впилась зубами в бедро дикарки и прокусила его до крови. Горячие терпкие капли скатились ей в горло. Затем их губы соединились, и кровь Аристы смешалась во ртах у обеих.
Ариста резким движением раздвинула Тамриз ноги и прильнула к цели желаний. Ее губы обняли лоно, и Тамриз вдруг стало страшно. Ей чудилось, что внизу у нее разверзлась огненная расщелина, и дикарка, присосавшись к этой расщелине, пьет ее заживо. С каждым ласкающим движением подруги Тамриз слабела, под глазами замелькали черные точки, дыхание стало слабым и прерывистым.
Сероглазая бестия могла и хотела проглотить ее без остатка. Приближаясь к вершине наслаждения, Тамриз краем сознания чувствовала: сейчас она умрет, выпитая досуха. Но страшно уже не было. Ей было слишком хорошо, чтобы смерть напугала ее сейчас.
А потом, едва она содрогнулась в смертельном блаженстве, как губы Аристы коснулись ее губ, и язык подруги сплелся с ее собственным. В рот Тамриз потекла кровь и другие жидкости, оставшиеся на устах дикарки. И тут же в мышцы и члены хлынули потоки силы, мучительно сладкий жар разлился по жилам. Ее убили, чтобы тут же воскресить.
Тамриз застонала сквозь поцелуй.
***
Две девушки лежали на кровати без покрывал, обнимая друг друга. Голова Тамриз покоилась на плече Аристы. Принцесса крепко спала.
Ариста пока не поняла до конца, что именно произошло между ними. Нет, конечно, была страсть и наслаждение телом. Но было и что-то еще; что-то, что случилось, когда она ублажала лоно принцессы. Это было как… как наесться досыта и согреться у жаркого очага одновременно. А потом часть этого жара, этой сытости и тепла Ариста каким-то образом отдала Тамриз обратно.
Голова идет кругом. Зачем она думает об этом сейчас? Разве есть повод для тревоги? Разве она не блаженствует, лежа с возлюбленной в тишине на удобном ложе? Пусть катятся сегодня в ад все раздумья!
Ариста повернула голову и еще раз поцеловала подругу. Тамриз пробормотала что-то сквозь сон.
Забавно: она все же проиграла пари. Интересно, как там дела у…
В этот миг дверь с грохотом распахнулась. В комнату ввалилась Тигона: с распущенными волосами, пьяная в дым и абсолютно счастливая. Ариста застыла на кровати, от неожиданности неспособная пошевелиться.
— Креол, Креол, среди всех мужиков на сто миль
Ты один… ик!… вынослив, как северный б-барс, — заплетающимся языком пропела Тигона, направляясь к своей постели.
Только теперь взгляд ее сфокусировался на двух подругах, лежащих обнаженными в объятиях друг друга.
— О… а вы это… что тут делаете?
— Лежим, — покраснев, ответила Ариста.
В Ладде говорят: когда арифметики и геометры хотят избежать ответа на неудобный вопрос, они просто говорят очевидное. В ту минуту Ариста Гракх стала немного арифметиком.
Затуманенный хмелем ум Тигоны обдумал ответ.
— Л-логично, — кивнула она.
Девушка качнулась и, как подрубленное деревце, рухнула на постель. По комнате разнесся сладкий мелодичный храп. Из ладони выкатился на пол лазурный шар для игры в петтейю.