- Ты таблицу умножения знаешь, конечно?
- Знаю, конечно.
- Перемножь вот эти цифры. Только не сбейся!
Витька умножал скучное число на число еще более скучное, получал скучнейший результат и подавал Лидок. Лидок сосала конфетку и проверяла на арифмометре Витькино вычисление.
- Пра-льно. Тренируйся больше.
- Ну и дура ты! - не выдержал Витька.
Лидок сделала большие глаза и перестала сосать конфетку.
- Ты что это?
- Кто же тут тренируется? Тренируются на турнике или в волейбол.
- Егор Васильевич! - позвала Лидок.
Из кабинета вышел дядя, строгий и озабоченный.
- Он на меня говорит "дура".
- Зайди ко мне.
Витька не без робости вошел к дяде в кабинет.
- Вот что, дорогой племянничек, - заговорил дядя, стоя посреди кабинета с бумажкой в руке, - если ты будешь тут язык распускать, я с тобой по-другому поговорю. Понял? Я тебе не мать. Понял?
- Понял.
- Вот так! Иди извинись перед девкой. Она в два раза старше тебя, сопляк. Не хватало еще с тобой тут возиться.
Витька вышел из кабинета, прошел на свое место.
Девушки щелкали на счетах и неодобрительно посматривали на него.
- Попало? - спросила Лидок.
Витька взял чистый лист бумаги... задумался, глянул на солидную Лидок и написал крупно, во весь лист: "ФИФЫЧКА".
И показал Лидок.
Лидок тихонько ахнула, посмотрела на дверь кабинета, потом взяла лист и тоже что-то написала. И показала Витьке.
"КОНЮХ" - было написано на листе.
Витька взял новый лист и написал: "СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА".
Лидок фыркнула, взяла новый лист и быстро написала: "ТЫ ЕЩЕ НЕ ДОРОС".
Витька долго думал, потом написал в ответ: "СВЕЖАСРУБЛЕННОЕ ДЕРЕВО ДУБ".
Лидок быстро нагнулась и выхватила лист у Витьки. И пошла с ним в кабинет.
Витька не долго раздумывая поднялся и пошел из конторы, осторожно прикрыв за собою дверь.
Близилась осень. Ее дыхание тронуло уже лес и поля. Листья на деревьях пожелтели. Трава поблекла, сухо шуршала под ногами.
Витька вышел за деревню, на косогор, сел и стал смотреть в степь.
День был серый, темное небо образовало над степью крышу. Под этой крышей было пасмурно, тепло и просторно. На западе сквозь тучи местами пробивалась заря. Ее неяркий светло-розовый отсвет делал общую картину еще печальней. Стал накрапывать мелкий-мелкий теплый дождик. Витька свернулся калачиком и лег. Земля была тоже теплая. Витьке сделалось очень грустно. Вспомнилась мать. Захотелось домой. Он вспомнил, как мать разговаривает с предметами - с дорогой, с дождиком, с печкой... Когда они откуда-нибудь идут с Витькой уставшие, она просит: "Матушка-дороженька, помоги нашим ноженькам - приведи нас скорей домой". Или, если печка долго не разгорается, она выговаривает ей: "Ну, милая... ты уж сегодня совсем что-то... Барыня какая". Витька любил мать, но они, к сожалению, не понимали друг друга. Витьке нравилась жизнь вольная. Нравились большие сильные мужики, которые легко поднимали на плечо мешок муки. Очень хотелось быть таким же - ездить на мельницу перегонять косяки лошадей на дальние пастбища, в горы, спать в степи... А мать со слезами (вот еще не нравилось Витьке, что она часто плакала) умоляла его: "Учись ты ради Христа, учись, сынок! Ты видишь, какая теперь жизнь пошла: ученые шибко уж хорошо живут". Был у них сосед-врач Закревский Вадим Ильич, так этим врачом она все глаза протыкала Витьке: "Смотри, как живет человек". Витька ненавидел сытого врача и одно время подумывал, не поджечь ли его большой дом? Ограничился пока тем, что выбил его свинье левый глаз.
- Матушка-степь, помоги мне, пожалуйста, - попросил Витька, а в чем помочь, он точно не знал. Он хотел, чтобы его оставили в покое, хотел быть сейчас дома, хотел, чтобы Лидок не мучила его вычислениями. Стало легче оттого, что он попросил матушку-степь. Он незаметно заснул.
Разбудил его дядя.
Когда Витька проснулся, дядя стоял над ним и снимал с себя брезентовый плащ. Сеялся нехолодный мелкий дождь. Было уже темно.
- Замерз? - спросил дядя.
- Нет.
- Нет... - Дядя поднял Витьку и стал закутывать в плащ. Плащ громко шуршал, а дождик тихонько шумел. - Ох, Витька, Витька... обормот ты мой!.. Дядя взял Витьку в охапку и понес. Тут только увидел Витька, что рядом с ними стоит конь. - Садись.
Витька устроился на теплой конской спине. Дядя сел сзади.
- Ну что? - спросил дядя, когда они поехали.
- Ничего.
- Не хочешь быть бухгалтером?
- Нет.
- Ни в какую?
Витьке показалось, что дядя сейчас начнет ругаться, и он промолчал.
- Ну и черт с ней! Знаешь... тоже, я тебе скажу, невелика пешка бухгалтер. Ничего, Витька, проживем. Ты только, я прошу тебя, не хулигань. Разобидел давеча девку до слез. Она ж невеста, а ты ей такие слова. Чудо!
- Она сама начала.
Дядя закурил и задумался.
Дождь перестал сеяться. Кое-где показались на небе звезды. Крепко запахло картофельной ботвой и гнилой древесиной. По селу лаяли собаки. Хлопали калитки. Разговаривали невидимые люди, слышался молодой беспечный смех. Где-то недалеко били палкой по чему-то мягкому, наверное по перине, и приговаривали: