Унтер-офицер метнулся было к углу, где стояли ружья, но лесничиха, улыбаясь, движением руки остановила его.
- Это волки, - сказала она - Они похожи на вас: такие же голодные и тоже рыщут по лесу.
Недоверчивый немец захотел сам убедиться в том, что это волки, но едва успел он открыть дверь, как тут же увидел двух больших серых зверей, убегавших быстрой, размашистой рысью.
- Я пы не пофериль, - пробормотал пруссак и снова уселся на место, в ожидании, когда сварится похлебка.
Они поглощали ее жадно, разевая рты, чтобы захватить побольше; их круглые глаза раскрывались одновременно с челюстями, а в горле у них клокотали звуки, похожие на бульканье в водосточной трубе.
Женщины молча следили за быстрыми движениями окладистых рыжих бород; казалось, что картофелины проваливаются в эти движущиеся заросли.
Солдатам захотелось пить, и лесничиха слазила в погреб и нацедила им сидра. Она пробыла там долго. Это был сводчатый подвал; поговаривали, что в годы революции он служил тюрьмой и тайником. Спускаться туда приходилось через люк в углу кухни по узкой винтовой лесенке.
Когда Бертина вернулась, у нее был такой вид, какой бывает у человека, когда он что-то замышляет; она все посмеивалась втихомолку.
Покончив с едой, солдаты, все шестеро, задремали, не выходя из-за стола. Время от времени чей-нибудь лоб с глухим стуком опускался на стол, и, внезапно проснувшись, солдат выпрямлялся.
- Да ложитесь вы у огня - там вполне хватит места для шестерых. А мы с матушкой уйдем в мою комнату, - сказала унтер-офицеру Бертина.
Женщины поднялись на второй этаж. Слышно было, как они запирались на ключ, как ходили по комнате; потом все стихло.
Пруссаки разлеглись на полу, ногами к огню, подложив под головы свернутые шинели; вскоре все шестеро захрапели на разные лады; кто храпел тенорком, кто басом, но одинаково протяжно и оглушительно.
***
Они проспали довольно долго, как вдруг раздался выстрел, такой громкий, что можно было подумать, будто выстрелили в стену дома. Солдаты вскочили. Но тут опять прогремели два выстрела, потом еще три.
Дверь наверху распахнулась, и со свечой в руке появилась перепуганная лесничиха, босая, в сорочке и в нижней юбке.
- Это французы, их человек двести, никак не меньше, - пролепетала она. - Если они найдут вас здесь, так они дом спалят. Живо спускайтесь в погреб, да не шумите. А не то мы пропали.
- Карашо, карашо, - растерянно прошептал унтер-офицер. - Где наш дольшен итти вниз?
Лесничиха открыла узкий квадратный люк, и шестеро солдат один за другим спустились по винтовой лесенке, пятясь задом, чтобы лучше нащупывать ступеньки, и исчезли в подземелье.
Но как только скрылся медный шип последней каски, Бертина захлопнула тяжелую дубовую крышку погреба, толстенную, как стена, прочную, как сталь, укрепленную на шарнирах и запиравшуюся на тюремный замок, дважды повернула ключ и засмеялась беззвучным, торжествующим смехом; ее охватило безумное желание пуститься в пляс над головами своих пленников.
Пруссаки молча сидели, запертые в этом сундуке, в этом прочном каменном сундуке, куда воздух проникал только через отдушину, забранную железной решеткой.
Бертина мигом разожгла огонь, повесила над ним котел и опять принялась варить похлебку.
- Отец устанет нынче ночью, - пробормотала она.
Потом она уселась, поджидая отца. Только звонкий маятник стенных часов нарушал тишину своим равномерным "тик-так".
Время от времени женщина бросала взгляд на стрелки часов, нетерпеливый взгляд, в котором можно было прочитать; "Ох, и медленно же они двигаются!"
Вскоре ей послышалось, что под ногами у нее кто-то шепчется... Тихий, невнятный говор долетал до нее сквозь каменные своды подвала. Пруссаки начали догадываться, что она провела их, и малое время спустя унтер-офицер поднялся по лесенке и застучал кулаком в крышку люка.
- Открыфайт! - снова заорал он. Она встала, подошла поближе к погребу и, передразнивая немца, спросила:
- Што фам укотно?
- Открыфайт!
- Мой не открыфайт. Немец был в бешенстве.
- Открыфайт, либо мой ломайт тферь! Она расхохоталась:
- Ломай, ломай, милый человек!
Он принялся колотить прикладом винтовки в дубовую крышку, захлопнувшуюся над его головой. Но такая крышка выдержала бы и удары тарана.
Лесндаюха услышала, что унтер-офицер спускается. Потом все солдаты по очереди поднимались по лесенке, испытывали свою силу и пробовали крепость запора Но, убедившись, что их старания напрасны, они снова сгрудились в подвале и снова стали совещаться, Сперва Бертина пыталась разобрать, о чем они говорят, потом отворила входную дверь и стала вслушиваться в ночную тьму.
До нее донесся отдаленный лай. Она свистнула по-охотничьи, и почти тотчас два огромных пса выскочили из темноты и радостно бросились к ней. Она схватила их за ошейники, чтобы они не побежали назад. Потом крикнула что было мочи:
- Ау, отец!
Далеко-далеко откликнулся голос:
- Ау, Бертина!
Она выждала немного и снова крикнула:
- Ау, отец!
С более близкого расстояния тот же голос ответил:
- Ау, Бертина!
- Не ходи перед отдушиной! У нас в погребе пруссаки сидят! - крикнула лесничиха Внезапно громадный силуэт вырисовался слева и остановился между двумя деревьями - Пруссаки в погребе? Зачем это они туда забрались? - с тревогой спросил старик. Дочь засмеялась:
- Да это позавчерашние. Они заблудились в лесу, вот я и посадила их в погреб прохладиться.
И она рассказала ему всю историю: как она напугала их выстрелами из револьвера и как заперла в погреб.
Старик недовольно спросил:
- Что же теперь, по-твоему, я должен с ними делать?
- Сходи за господином Лавинем и за его отрядом Он возьмет их в плен. Вот обрадуется-то!
Тут и папаша Пишон усмехнулся:
- Да уж, обрадуется, что верно, то верно.