— Господин посол, в здравии ли вы, в целости ли ваш скот? — На лице у этого человека всегда улыбка, спина всегда полусогнута. — Опять будете гневаться на меня, господин посол, опять, знаю, не согласитесь, но хан приказал мне, и мое дело выполнить приказ... Пусть господин посол без промедления передаст мне все свое добро.
Сердце Тевкелева екнуло: «Все идет так, как я и предполагал». Он вызвал к себе на совет башкирских баев Кокаша, Алдарбая, Кадрияса и Юмаша.
Услышав новость, башкиры насторожились:
— Это же разбой!
— Может, хан теперь сам собирается учинить над нами насилие?
— Нет, нельзя отдавать наше добро! Без него мы никому тут не будем нужны! С нами перестанут совсем считаться!
— Не отдадим! Не отберет же хан все силой, не решится! А поднимет на нас руку, мы ведь тоже драться умеем!
— Сколько можно терпеть от них, проявлять покорность?!
— Если хан не знает, куда девать свою силу, почему он не применит ее против своих разбойников? Почему не усмирит их?
Тевкелев понимал: нельзя ссориться с ханом, нельзя рвать с ним отношения. До добра это не доведет. Надо ждать, тянуть время. Надо вызвать сюда Букенбая и посоветоваться с ним.
— Нет, ссориться с ханом не в наших интересах, без его поддержки нам с вами не миновать беды. Мы совсем одни, и мы оторваны от родины... Надо ответить хану, что настоящее время его просьбу выполнить не представляется возможным, а сами попытаемся повлиять на хана через Букенбая.
Слуги вернулись к Абулхаиру с пустыми руками, он рассердился и опять погнал их к Тевкелеву с такими словами:
— Я не собираюсь латать его тряпками стены моей юрты! Две телеги с русским добром не дают покоя нашим ртам. Эти смутьяны очень опасны, и не успокоятся, пока не получат своего. Не дадим сами — отберут силой, никого не пожалеют, убьют и посла, и меня, и все наше окружение... Жизнь дороже любых тряпок. Будем живы, все у нас будет.
Упираться дальше не было смысла. Тевкелев отдал людям хана два сундука, два тюка в впридачу кое-что из своей собственной одежды. Дрожащей рукой вывел в журнале: «19 ноября хану Абулхаиру передано подарков на восемьсот восемьдесят семь рублей пятнадцать копеек».
Ночь прошла тревожно. Ни один человек не спал. Каков уж тут сон, когда такие дела творятся. «Теперь, — шептали люди, — скорее всего следует ждать чего-то ужасного. Или истребит всех нас сам, или пошлет гонцов к своим противникам. Доживем ли до следующего утра?»
Люди писали домой прощальные письма, не надеясь что они вернутся в родные места. Тевкелев ломал голову, как бы утром кому-нибудь устроить побег из ставки, подать весть о себе в Уфу.
Обойдя утром весь свой стан, Тевкелев убедился, что он как стоял, так и стоит, все до единого живы-здоровы.
«Уж не приснился ли мне страшный сон? — потряс головой посол. — Однако кто сказал, что эти бандиты придут не днем, а ночью? Таймаса они тоже похитили среди бела дня. Какая им разница — день или ночь? Может быть, они решили рассчитаться только со мной? Какой смысл им убивать остальных? Остальных они могут продать в рабство... Зачем им громить все посольство? Завладев сундуками и тюками, они могут разделаться со мной каким-нибудь более хитрым способом, без свидетелей. Вызвать, например, через слугу к хану, а там...»
Тевкелев как в воду глядел: к нему в юрту шмыгнул Байбек и склонился перед Тевкелевым в поклоне:
— Здравствуйте, господин посол! — заискивающе произнес он. — Как ваши дела, в добром ли вы здравии? На месте ли ваш скот?
— На месте, приятель, на месте! Все здоровы! — с улыбкой ответил Тевкелев. Он решил встретить смерть с улыбкой.
— Вас приглашает к себе хан.
— Погоди немного! Сейчас отправимся! — Тевкелев слегка помедлил, потом пошел к башкирским биям.
Видно, лицо у него было такое, что заставило их насторожиться.
— Хан прислал за мной, — произнес Тевкелев, еле сдерживая дрожь в голосе.
— Что опять понадобилось этому псу? Вчера нас ограбил, сегодня...
— Не ходите! Не к добру это! Не может этот злодей звать вас с добрыми намерениями!
— Мы вас не пустим! Защитим! Что бы ни случилось, будем с вами! Встретим беду вместе!
На глазах Тевкелева блеснули слезы: никогда в жизни он не слышал более дорогих слов.
— Нет, я пойду, обязан пойти. Зачем ему убивать меня средь бела дня? — голос его окреп, звучал уверенно, хотя сам он не очень-то верил тому, что говорил. — Ослушаться в данной ситуации — значит обидеть или обрадовать...
Башкиры вышли вслед за послом и неотрывно глядели, как он удалялся.
На этот раз Байбек провел Тевкелева мимо огромной ханской юрты, остановился около круглобокой юрты старшей жены Абулхаира.
— Добро пожаловать, господин посол! Проходите на торь, прошу вас! — Абулхаир поднялся, подал Тевкелеву руку, сам сел только после Тевкелева. Абулхаир и его жена приветливо улыбались. — Как спали?
— Неплохо. Слава богу, сплю хорошо.
— А я сегодня поднялся весь разбитый... Наверно, постель была неудобная, — улыбнулся хан загадочно. — Прошу вас, угощайтесь! Я люблю чай, приправленный гвоздикой, корицей и талшином. Если не понравится — не стесняйтесь, скажите, вам нальют из другого чайника. Но сначала отведайте из моего.
— С удовольствием попробую, спасибо. Я не прочь узнать то, что мне неизвестно...
— Прекрасно сказано! Русские, я слышал, тоже любят чай.
— Что верно, то верно. Мы любим побаловаться чайком.
— Но ведь у вас не жарко, жажда вас мучить не может.
— А мы пьем чай, чтобы согреться! — Тевкелев поднес пиалу ко рту, сделал маленький, осторожный глоток. Чай имел своеобразный, но очень приятный вкус: кисловатый, острый, он ласкал небо.
Как ни были напряжены нервы Тевкелева, он не мог не заметить, что что-то томит хана, что тот хочет что-то сказать, но не решается.
— Как у вас с едой? Еще не кончились припасы? — осведомился Абулхаир заботливо.
— Благодарствую. Пока есть все необходимое.
— Недели через две пошлю людей в Хиву. Надо пополнить запасы, хлеба свежего у вас, наверное, уже нет.
— Есть, не утруждайте себя беспокойством.
Абулхаир сидел, скрестив ноги, и с видимым удовольствием потягивал чай.
— Господин посол, может, вам неудобно сидеть? — протянул он Тевкелеву мягкую подушку.
— Благодарствую.
— Вы обиделись на меня за вчерашнее? — спросил Абулхаир с несвойственной ему застенчивостью.