Тевкелев узнал от калмыка, что окружение Абулхаира поредело неспроста, а в резулыате козней и интриг султанов, особенно из рода Жадика. Зависть гложет их, страшная зависть к умному, незаурядному хану и военачальнику... Они спят и видят, как бы им переманить на свою сторону султана Батыра, живущего в улусе Абулхаира и к тому же находящегося с ним в близком родстве. Уповают султаны на длительную вражду между родами Абулхаира и Батыра, которая должна, по их расчетам, перевесить и родство, и близкое соседство...
«Да, в этой глухой и голой степи бьется невидимый глазу пульс, в Петербурге называющийся политикой!.. — понял Тевкелев.
Он начал понимать, почему он оказался здесь, на восточном побережье Аральского моря. Замысел хана открылся перед ним во всей его простоте и сложности. Если дело обернется худо, намекнул ему калмык, Абулхаиру легче вернуть русского посла на родину не через Уфу, а через улусы Букенбая и Есета: они кочуют совсем близко от калмыков...
— Этот хан привык все взвешивать, предусматривать заранее. Потому остальные султаны так и ненавидят, и боятся его. Хитрый и дальновидный человек, — с этими словами калмыцкий посол распрощался с Тевкелевым. Миновала первая половина декабря. Земля, раскисшая от долгих и нудных дождей, застыла под студеными ветрами.
Обитатели ханского аула насыпали вокруг юрт высокие земляные валы. Глядя на них, то же самое сделали и русские, и башкиры из посольства. Казахи с утра до вечера пребывали в суете и оживлении; забивали верблюдов и жеребят, смолили бараньи туши, обрабатывали шкуры. Байбише принаряжались и усаживались на спины верблюдов, застеленные мягкими потниками. Женщины отправлялись в гости к родственникам, прихватив с собой подарки и часть зимнего убоя. К ханскому аулу то и дело подъезжали люди, вели на поводу жеребят, тащили туши баранов и овец.
Хан величаво сидел на торе в лисьей шубе и всем, и каждому говорил:
— Нынче у нас есть почетный гость. Не оставьте и его без согума. В русское посольство стали наезжать гости с овцами и жеребятами. В эти радостные, праздничные дни, когда гостевание становится основным содержанием жизни любого аула, Абулхаира не покидали думы и заботы. Он думал не о тушах и других дарах, что везли и несли казахи в его аул, а о событиях, которые уже миновали или происходили в степи неслышно и невидимо.
Казахи, простой народ, уже не были так враждебно настроены. Это так. Не появлялись больше «святые», что баламутили темных людей по наущению темных душ. Но Батыр никаких сигналов или знаков о себе не подавал. Его жена, каждый год в это самое время присылавшая сыбагы Абулхаиру и остальным родственникам, нынче такого уважения пока не проявляла. Почему? Видно, посещение Букенбая и Нурали и то, что за этим последовало, далось Батыру не просто. Только теперь он, похоже, понял, в какой капкан угодил: сам явился к русскому послу, дал присягу.
Надменный и глупый Батыр, с одной стороны, породил недоверие у своих сторонников, с другой — желание последовать его примеру! Вызвал насмешки у своих врагов и недоброжелателей... Теперь и калмыцкий посол распространит в Среднем жузе новость о том, что султан Батыр принял русское подданство.
Абулхаир под любым предлогом посылал гонцов к аральцам, каракалпакам, хивинцам, во все уголки степи отправлял своих людей под видом путников, потерявших своих верблюдов и коней, посылал с одной и той же вестью: султан Батыр добровольно дал присягу русской короне. Пусть остальные соображают, прикидывают, взвешивают, как им теперь следует поступать...
Абулхаир был озабочен также тем, чтобы в глазах Тевкелева, а стало быть, и русской царицы, он сам и его старания выглядели должным образом. Хорошо, если будут прибывать все новые и новые главы родов и племен, однако плохо будет, если они будут направлять свои стопы прямо к Тевкелеву, минуя его, Абулхаира. А такое вполне может случиться: его враги уже спохватились, начали понимать выгоду и неизбежность подданства... Но враги его поставили себе цель — во всем и всегда унижать, игнорировать Абулхаира. Для них теперь важнее всего предстать в глазах русского посла людьми, которые самостоятельно, независимо от Абулхаира приняли мудрое решение. Вдруг русская царица предпочтет иметь дело с сильными тюре из рода Жадика?..
Надо опередить события и послать им такое известие, которое еще больше оттолкнуло бы их от русских...
А вот что касается каракалпаков, то их следует подтолкнуть под русское крыло таким образом, чтобы господин посол стал свидетелем его, Абулхаира, великих заслуг перед русским троном... Потом и жадиковские потомки будут вынуждены вслед за Младшим жузом, Батыром, каракалпаками принять подданство.
С каракалпаками тоже все было не так просто. Они были разделены на две враждующие половины, одна из которых находилась под его полным влиянием, вторая же не хотела его признавать. Но если склонить к этому делу одну, вторая в конце концов примкнет, не захочет остаться в стороне от почета и подарков! Ох, уж эта человеческая натура! Душу из себя каждый готов вынуть, чтобы только похвалиться перед другим: «Тебя господин Мамбет одарил чапаном из бархата, а меня — из парчи! Куда тебе до меня!»
Однако следует предупредить каракалпаков, чтобы они ни соглашались сразу на все условия русских. Никто не должен выглядеть в глазах русских более ревностным и преданным, чем он, Абулхаир.
Послу нужно тоже внушить, чтобы он не требовал от каракалпаков принятия всех условий, главное — чтобы они согласились стать подданными. Только бы Тевкелев послушался. Должен послушаться — спеси в нем поубавилось, трезвее взвешивает обстановку, лучше понимает что к чему. К тому же ему невыгодно возвращаться к своей царице с полупустыми руками, так что хочет он того или нет, а слушаться ему придется!
Абулхаир послал Мырзатая в аул Кара-батыра с наказом, чтобы тот пригласил русского посла к себе в гости, а то ни одной юрты, кроме ханской, он еще не видел.
Вскоре Тевкелев и Абулхаир были приглашены на угощение к Кара-батыру. И за сладким чаем Абулхаир обронил как бы мимоходом:
- До меня дошли слухи, что вот-вот придет посол от каракалпаков. Но они считают для себя затруднительным платить ясак и давать заложников.
Тевкелев насторожился, и хан добавил:
— Не думаю, что они будут долго упорствовать. Примут подданство, а там, куда им деваться...
Русский посол промолчал, будто пропустил слова хана мимо ушей.
Спустя пять дней в аул Абулхаира прискакали всадники в лохматых черных шапках. Это были послы каракалпакского хана Кайпа и их главного пира Мурата-шейха Сеита-ходжи. Они привезли с собой письмо. В том письме было написано:
«Благородному и светлейшему послу Ее императорского величества господину Мамбету. Мы, хан каракалпаков Кайып-хан и главный пир Мурат-шейх, услышали о том, что казахские ханы и султаны приняли подданство России. Шлем послов и выражаем желание стать подвластными подданными государыни императрицы».
Отправляя послов, и хан, и пир повелели им: «Советуйтесь с Абулхаиром, во всем слушайтесь хана! Без его согласия не делайте ни шага. Условия, которые принял он, примем и мы».
И каракалпаки стали советоваться...
— Мы приняли присягу первыми и не все условия изучили должным образом, погорячились. Мы жалеем, например, что дали согласие платить налог и поставлять заложников, — сказал им Абулхаир. — Вам лучше заранее осведомиться об условиях. Не спешите давать присягу, повремените, попросите на раздумье денек-другой.
Каракалпаки поступили в точности, как наставлял их Абулхаир. Узнали условия, попросили время на размышления и советы.
Ночью, тайком от русского посла, наведались к Абулхаиру.
— Завтра дайте согласие на подданство, но от остальных пунктов отказывайтесь.
Каракалпаки и на этот раз поступили так, как продиктовал им хан.
И опять явились к нему за инструкциями.
— Завтра проделайте то же самое. Согласится посол хорошо, не согласится — попросите еще денек отсрочки, а потом, если он упрется, — соглашайтесь на все условия!
Тевкелев не стал настаивать и уламывать каракалпаков, принял у них присягу, одарил подарками.
Абулхаир был доволен. Был доволен и Тевкелев: еще один трудный шаг сделан! Шаг, который повлечет за собой и другие шаги... «Это главное! А не то, что хан Абулхаир ведет какую-то закулисную игру, шепчется по ночам с каракалпакскими послами, не исключено, что и подзуживает их! Разумеется, Абулхаир помог привести их к присяге, но не удивляюсь, если этот великий хитрец отговорил их принять все наши условия! Да бог с ним! Мы делаем большую политику, а частности сейчас не так уж и существенны...» — Тевкелеву помогали рассуждать так не только интуиция и опыт. Башкиры из его посольства сумели сблизиться с ханской челядью, как ложка с маслом, и многое знали, многое слышали.
Теперь у него, Тевкелева, уже не пустая сума! Можно без стыда предстать перед матушкой царицей. Абулхаир, султан Нурали, султан Батыр, каракалпакский хан Кайып, многие бии. Да, сума не пустая!...
Уехали каракалпаки, и Абулхаир вместе с Букенбаем предложили Тевкелеву направить послов — казахских и русского — к хану Самеке в Средний жуз. Пусть и он определяется — пришла пора.
Тевкелев оценил их предложение и послал от себя Таймаса и еще двух башкир, набив их коржуны разным добром. Чего там только не было — и шелк, и парча, и сукно, и выдра, и куница, и кожа, и шубы...
Букенбай остался на ночь в юрте Тевкелева. Они мирно беседовали, сидя около горящих углей, насыпанных в железное корытце. В отсветах огня лицо Букенбая показалось послу усталым и осунувшимся. Но батыр был таким же благожелательным и, как и прежде, охотно поддерживал беседы, как всегда, просвещал своего русского друга:
— Наш народ, господин Мамбет, следует делить на три орды: Старший, Средний и Младший жузы. Старший жуз сейчас находится далеко, у самой Бухары. Им правит хан по имени Жолбарыс, он родной брат хана Абулхаира. У нашего хана есть еще три брата: Нияз, Мамай и Кылык-Мухамбет. Ох, совсем сдурел — Мамая уже нет в живых. Погиб, будучи ханом Хивы... Три других брата не правят никакими улусами. В руках потомков Усеке власть над Старшим и Младшим жузами... Потомки Жадика властвуют в Среднем жузе. По количеству людей и по богатству он является самой богатой и многочисленной казахской ордой. Там заправляют два хана — Самеке и Кучук и два султана — Барак и Абулмамбет. Батыр, которого ты знаешь, тоже из рода Жадика, но его племя находится в Младшем жузе неподалеку отсюда. — Тевкелев видел, что Букенбаю доставляет истинное удовольствие вводить его к хитросплетения казахской генеалогии, открывать путаницу родов, племен, улусов и орд, совершенно непонятную непосвященному человеку. — В прежние времена казахские султаны владели Ташкентом, Сайрамом и Туркестаном и получали налоги с тамошних земледельцев. Нужду в хлебе и одежде степняки восполняли в этих городах. Теперь они в руках джунгарского контайджи.
Раньше казахи не были разбросаны, как сейчас, а зимовали и летовали все вместе. Два раза в год собирались на большие советы, на них съезжались все три орды, да-а-а... Вот было времечко: раздолье, гостевание, радость... Если говорить по правде, сейчас у нас нет связи со Старшим жузом, уж очень он далеко! А вот Средний и Младший жузы продолжают собираться на свои советы, да только, ясное дело, теперь они проходят не так весело. — Букенбай тяжело вздохнул, задумался, покачал головой. — И еще распри... распри между султанами, особенно после битвы при Аныракае. Конечно, люди двух этих жузов и сейчас дружат меж: собой: праздники и поминки проводят вместе... Прежде как было? Если у джигита, к примеру, родственники матери были из Старшего жуза, то родственики жены были из Среднего жуза. Мы нарочно опутывали себя узами родства. Теперь не так. И это очень плохо, ибо нарушается привычный порядок вещей... Народ слабеет, теряя родственные связи и узы.
Воспользовавшись паузой, Тевкелев задал давно томивший его вопрос:
— А взимает ли хан какие-нибудь поборы с самих казахов? Есть у вас налоги?
— Если не считать ханского налога, который взимается при решении споров, сыбаги — в зимнее время, когда идет убой скота, лау — при выезде куда-либо в поход и угощения для гостя, то у нас нет налогов. Никаких ежегодных поборов за каждый дым или там за каждую живую душу — нет. Потому-то у нас в степи каждый сам себе голова! Каждый — хозяин, каждый — господин своего — пусть даже небольшого — добра и семейства. Вот и развелось у нас столько неслухов: чуть что — откочевывают подальше, да еще при этом приговаривают: «Что мне твое ханство, на кой черт мне твоя власть!»
— Сколько же сейчас всего казахов, хотя бы приблизительно?
— Наверное, не больше восьмидесяти тысяч дымов.
— Абулхаир считается у вас главным ханом. Но ведь его улус, — Тевкелев замялся, — маловат... для главного хана...
Глаза Букенбая сверкнули.
— Прежде главный наш хан сидел в Туркестане на золотом троне. Он проводил совет всех трех жузов, его слово было решающим, когда обсуждалось положение и дела всех казахов! После Тауке у нас не было и нет хана более авторитетного, чем Абулхаир. Его называли ханом еще при Тауке. Ни один из тех, кто называется у нас ханом и султаном, не имеет перед народом столько заслуг, сколько Абулхаир. Он участвовал во многих решающих битвах с джунгарами и побеждал. Бил и джунгар, и калмыков. Два года назад народ провозгласил его своим главным сардаром, поднял на белой кошме. — Букенбай закрыл глаза, воскрешая в памяти те славные дни. — Так что войско находится в его власти. Ну, а тюре да ханы...— он досадливо поморщился, махнул рукой. — Раздоры и вражда из-за трона есть, наверное, у любого народа. Есть и среди казахов. У Абулхаира много завистников. Злобствуют они, ненавидят его. Мутят против него народ, народ у нас доверчивый, сами имели возможность убедиться! — Букенбай сокрушенно вздохнул. — Строптивый у нас народ, вот и шарахается, что конь необъезженный, при слове «подданный». Да только иного пути у нас нет... — Букенбай бросил на Тевкелева проницательный взгляд, словно отгадал тайные его мысли и сомнения. — Если завтра придет час мстить кровному нашему врагу — джунгарам, мы опять вручим боевое наше знамя Абулхаиру — и никому другому!