Мы опять расселись по своим местам. Фары освещали край каменной бабы.
- Не получилось у нас, Серега, довезти тебя. Но ты сам видишь, на одном передке нам не доехать, там, помнишь, какой подъемчик после ручья? Опрокинемся, как нечего делать. Так что не обижайся. - Юрка обнял руль и положил на него голову, потом выключил фары, поставил машину на ручной тормоз и, снова устраиваясь на руле, сказал: - Я чуть вздремну пять минут, а потом домой поедем.
Минут пятнадцать стояла тишина. Я думал, на ком бы мне все-таки уехать до Ташту-Бажи. Потом прикинул и решил, что лучше всего пойти пешком, а вещи оставить у Юрки. Дойду до дома, а потом на коне съезжу за вещами и вернусь. Даже лучше двух коней взять.
По крыше снова стал стучать младший Юрка, но на этот раз, наверное, чтобы ехать. Юрка оторвал голову от руля, включил зажигание и сдал чуть назад, чтобы не опрокинуть каменную бабу. Потом вывернул на дорогу.
Юрка очень плохой водитель, Сашка все время на него ругается.
- Ты с ручного тормоза забыл снять, - сказал я.
Он притормозил, опустил ручку и поехал дальше.
- Да, Сашка меня опять материть будет, ему же машину чинить. Я ведь не умею.
Мы ехали вперед, по направлению к Ташту-Бажи. Вокруг в темноте лежали волнистые пастбища.
Около заброшенной пастушьей стоянки мы остановились. Тот Юрка, который сидел в кузове, зарядил винтовку, достал из-под брезента фару, подключил ее к автомобильному аккумулятору, тоже спрятанному под брезентом, и стал светить на пологий склон, оказавшийся с левой стороны дороги. Поехали.
Через некоторое время он стукнул по крыше, машина затормозила, и бухнул выстрел. Юрка из кузова пошарил лучом по склону, заглянул опять в окошко и сказал:
- Промахнулся, наверное.
Больше косули нам не встречались, а вскоре мы и вовсе въехали в лес. В этом месте пересекал дорогу тот самый ручеек, за которым был крутой и опасный подъем. Юрка газанул на спуске, пролетел ручей, и "УАЗик" начал натужно тащиться вверх. Кое-как вылезли.
А раз вылезли, то я, считай, уже в Ташту-Бажи. Дальше дорога более или менее простая. Там переночую у Иваныча, а с утра поеду до дома.
Юрка снова нажал на тормоз. Как-то он резко так всегда это делает, что лбом наклоняешься почти до самого стекла.
- Видишь, Серега, это место?
Фары высвечивают две колеи в желтой траве, и больше ничего не видно, по сторонам - хоть глаз выколи, такая темень. Зато даже из кабины видны сумасшедшие осенние звезды. В кузове тихо сидит Юрка, которого увезли от четырех девушек и от выпивки. Как он может ехать без шапки на таком ветру? Мне и в кабине холодновато.
- Вот на этом месте я встретил врага рода человеческого. - Опять сцепление, рычаг переключения скоростей и резко на газ.
- Ехали тогда с Барбосом на мотоцикле. Я вижу - человек лежит, в белой такой материи закутанный. На обочине лежит и рукой мне машет, чтобы я остановился. Я - раз, спокойно так проезжаю, не останавливаюсь. Барбос в коляске сидел, я ему говорю - видел, мол, мужика в простыне? Нет. Проезжаем сто метров, - мотоцикл глохнет. Барбос давай копошиться в нем, а я-то знаю, в чем дело. А он уже рядом стоит - огромный такой стал, до неба почти, и видом как козел. Громко говорю, мол, пойду пешком. Громко говорю со спецом, чтобы тот, кому надо, услышал. И, главное, твердо про себя решил, что пойду, но не дамся. И он пропал. Сели на мотоцикл и поехали.
Юрка рассказывает дальше:
- Знаешь, я же всю эту дрянь вижу. Никто не видит из мужиков, вот как Барбос на этом месте, где я показывал, а я вижу. Года три назад вешаться хотел от этого. В коровьей стайке уже веревку привязал к потолку. А потом зло такое взяло, думаю, задавить меня хотят. Не стал вешаться.
Ветки лиственниц скребут по крыше кабины, потом лес заканчивается, дорога огибает склон и выходит опять на открытый простор. Теперь недалеко уже до Иваныча.
- У тебя что в сумке? Запах какой-то идет.
Щупаю горлышки бутылок. Кислота разлилась. Пролилась прямо в один из горшков с Колькиными лимонами. Он их решил на окошке разводить, чтобы зимой в тайге чай с лимоном пить.
- И вот, слушай, что самое интересное. Раньше меня во сне все время душили. И пацана моего душили, - проснусь и вижу, у него на горле черное такое сидит. Так донимали, что, я говорю, вешаться хотел. А потом я Библию взял, начал читать и понял, что человек сильнее всех этих духов. Человеку помогает Христос.
Да, Юрке, с его умением ездить, кто-то точно помогает.
- Все равно, конечно, и сейчас их всех вижу, но теперь не боюсь - они живут, я тоже живу. Но меня они не трогают, потому что я сильнее. Я знаю, что Христос меня любит. И как-то спокойнее жить становится.
Я еду и думаю, что сегодня все получилось самым что ни на есть удачным образом - сошел с автобуса и тут же уехал до Ташту-Бажи. Завтра днем уже буду дома. А дня через два можно будет махнуть с Колькой в тайгу - за месяц отпуска успел соскучиться по лесу.
Юрка поворачивается ко мне и смотрит изучающе:
- Ты же в Актале в том доме сейчас живешь, где раньше Колька Двоеруков жил, да?
- Да.
- Колька тебе рассказывал, как оттуда сбежал, как его там душили?
- Рассказывал.
- Я у него вообще не мог ночевать, пока он жил в том доме, уходил ночевать в летнюю кухню. А ты там как спишь, спокойно?
- Еще ни разу ничего такого там не видел.
Юрка качает головой.
- Вообще-то правильно. Если одному жить, то только бабы и снятся. А как женишься, то и задумываться начинаешь.
Вот и доехали. Сначала в свете фар появились корова и Сашкин "трумэн", потом тракторная телега, а затем и дом, где жил Иваныч. Около двери стояла белая собака и лаяла. Ее голос стал слышен, когда Юрка выключил мотор. Отпустил руль, посидел, задумавшись, и сказал: "Уф!".
Я сгрузил свои вещи и отнес их под навес, захватив с собой в дом только бутылку коньяка. Иваныч проснулся и ставил на стол пиалки.
- Министра привезли тебе, Иваныч. Сейчас коньяк пить будем.
Мы выпили коньяк и пожевали холодной козлятины.
- Что в Москве не остался? - спрашивает меня Иваныч. - Я уже думал, не приедет наш москвич. Нашел, наверное, там себе богатую женщину и остался.
- Ему на Алтае больше нравится, - говорит Юрка. - Нравится тебе, Серега, у нас на Алтае?
- Нравится, - отвечаю я.