Прочитал письмо Головачов, зашатался и как сноп повалился наземь. Посланный испугался и не знал что делать. Услыхала кухарка, выбежала, закричала работникам. Собрался народ, обступили Головачова и не знают, что делать. Кто-то надумал наконец унести в комнаты Онисима Ильича.
Подняли его работники, отнесли в комнаты и положили на кровать.
Поехали за доктором. Приехал доктор, осмотрел больного, начал тереть ему виски каким-то спиртом и дал чего-то понюхать.
Очнулся Головачов, открыл глаза, еле язык шевелит, ослаб так, что с места сдвинуться не может.
Стали работники у доктора про хозяина спрашивать, и говорит доктор, что с ним удар приключился, что едва ли долго проживет.
Тан и ахнули работники!
Поделал еще что-то доктор у больного и уехал, сказал, что к вечеру еще приедет.
Собрался с силами Онисим Ильич, попросил священника привезти. Поехали за священником.
Ждал-ждал Головачов, измучился весь. Наконец вернулся работник.
– Не застал священника,- говорит,- уехал по приходу; не раньше ночи вернется.
Застонал Головачов:
– Ох, боже мой, боже мой! Кажись, и не дождаться мне. Боюсь умереть так-то…
Полежал он еще, потом приподнялся, словно что вспомнил, окликнул работника и говорит: тяжко мне, не могу больше ждать.
– Кликни сюда всех, кто там есть … работников, приказчиков … всех, кого встретишь, зови … хочу при всех покаяться.
Кинулся работник из горницы, пошел сзывать. Стали сходиться люди. Собрался с духом Головачов и начал свою исповедь:
– Умираю я, братцы! Хочу хоть перед вами душу свою облегчить. Велики мои грехи, братцы; много я на своем веку зла наделал; с самого почти детства и до сих пор шел я по неправедному пути и … дошел … до … гибели.
Остановился Головачов, передохнул маленько и опять стал говорить:
– Много грехов легло на мою душу. Бывало, позабудешь про мирские дела свои, пораздумаешься об беззакониях своих, и тяжело станет на сердце, словно камень какой на него наляжет. Только не долго так бывало; начнешь что-нибудь делать, все пройдет, и позабудешь про грехи-то; только думаешь о том, как бы получше дело обделать, как бы побольше пользы было; а не размыслишь того, что иногда польза-то моя один грех … Давно я этот грех сделал, смолоду еще … Нечистыми путями разбогател я … обокрал … и не то что обокрал … а еще того хуже … Вспомнить страшно …
Перепел опять дух Головачов и продолжал:
– Смолоду-то я жил бедно, почти что нищим. Пастухом бывал, а не то и милостыней кормился. А потом в работники попал к богачу сельскому Андрею Петрову. Одинокий человек был и больной к тому же. Без помощи ни встать, ни ходить не мог. Делами его приказчик заведовал. И приставил он меня за собою ходить… Три года прожил я ґ ничего все. Только очень мне завидно стало, глядя на его богатство. Ну и подсмотрел я раз, как он в подушку деньги зашивал. И запало мне это в голову. А тут разболелся хозяин совсем, лежит, не встает. Пришла, значит, ему смерть. Послал он за попом. А я в те поры остался с ним один на один. Ну … и соблазнил меня лукавый … Ох, грех … Господи мой … выговорить-то страшно.
Схватил себя Головачов за голову обеими руками и застонал. Долго он молчал, только слышно было, как он тяжело вздыхал, закрыв лицо руками. Наконец он открыл лицо, приподнялся и заговорил глухим голосом, вперив глаза в темноту:
– Как теперь вижу: лежит он, на подушку откинулся, глаза закрыл… В доме никого нет … Не помню уже, как я это надумал. Помутилось у меня в глазах, кинулся я на него, схватил за горло и … задушил… своими руками задушил, не дал ему умереть спокойно.
Проговорил это Головачов, протянул вперед руки и продолжал хриплым голосом:
– Вот, как сейчас вижу: открыл глаза, упер на меня, да и дух вон. Вот и теперь все по ночам вижу я эти глаза страшные… вижу, вижу …
Несчастный Головачов с ужасом глядел в темноту. Зубы его тряслись. Он дышал тяжело и прерывисто и долго не мог успокоиться. Слушатели затаили дыхание, как бы замерли в ужасе. Оправился Головачев и заговорил опять:
– Ну вот … с того и разбогател, как видите … Во как разжился… Только не на пользу это все, а на погибель мою. Сколько я трудов своих положил, сколько ночей недосыпал, старался все, чтобы побогаче быть и богачом сделался. А что из того? Думал детей счастливыми сделать, а они сами себе дорогу нашли и от богатства моего отказались. На что оно мне теперь. Куда девать? Бога за деньги не подкупишь…Ох ты, господи, грешен я перед тобою! Польстился я на богатство, забыл завет твой святой, чужую жизнь погубил, да и свою тоже. Проклятый я человек!
И заплакал Головачов, горько зарыдал и обессилел весь. Упал он на подушку и все что-то бормотал, насилу языком ворочал.
Обступили его работники, видят: хозяин в забытьи лежит, дышит тяжко, а из глаз слезы катятся. Немного погодя очнулся больной, взглянул на работников, вздохнул и стал у них прощенья просить..
– Простите,- говорит,- ребятушки! Кого обидел я, простите, ради Христа! Немало и вам зла я делал … И наказан я за зло … попомните меня вы. Живите почестнее, не льститесь на богатство, – не в деньгах счастье!
Потом затих Головачов; все реже и реже дышать стал.
К вечеру и душу богу отдал.
1888 г.