— Натаха — божия птаха! А я думал, Никитку чужая барышня провожает!
Это был наборщик, Ванечка, тощий кудрявый паренек с землисто-серым лицом, лихорадочно горящими синими глазами и с неизменной широкой улыбкой и шуткой на бледных губах.
— Я теперь всегда вечером на работу, а пока — в библиотеку, — отозвалась она.
— Эх ты сердце мое, Наташенька-пташенька! Как это у нас с тобой гулянка не сходится! Ведь прямо иссох по тебе! — полушутил Ванечка. — Ну, гуляй. Только на кавалеров, смотри, не смотри!..
— Как это так — «смотри, не смотри»?
— А так — гляди, да не заглядывайся, а то скоро помру, тогда с того света являться стану! — с прежней шутливостью сказал Ванечка.
— Ну и дурак! — отрезала Наташа. Он нравился ей, и было его жалко. Все вокруг поговаривали, что он «не жилец».
— Сейчас дураком назвала, а хоронить придешь — плакать станешь! — Ванечка криво усмехнулся, и голос его дрогнул. — Не серчай на меня, Наташа… Позабудь! Гляди, солнышко как ярко светит! — сказал он и торопливо вошел в дверь типографии.
Августовское солнце уже начинало палить, хотя было еще довольно раннее утро.
Наташа с печальными мыслями об умирающем Ванечке и о себе самой, успевшей уже заболеть от работы, посидела в саду, слушая чириканье птиц, глядя на ребятишек, играющих в мяч и в скакалки, потом направилась в библиотеку, напротив городского сада.
Библиотека только что открылась, и Наташа долго искала себе книгу. Кроме нее здесь был только один посетитель, кудрявый молодой человек в вышитой белой косоворотке, подпоясанной шелковым шнурком. Наташа узнала студента Сафонова, выступавшего на диспуте, и покраснела. Он ей понравился ещё там, во время выступления.
— Как это вы хорошо говорили про замученного ребеночка, — несмело сказала она, спускаясь с ним вместе по лестнице.
— Не я — Достоевский, — поучительно ответил студент.
Наташа вспыхнула.
— Спасибочки, барин, — обиделась она. — Только уж, кстати, узнайте, что нынче народ пошёл грамотный, тоже кой-что читает.
Сафонов внимательно посмотрел на нее и смутился.
— Я не хотел… — начал он.
— До свидания. Простите за беспокойство, барин! — оборвала Наташа и поспешно выбежала на улицу, досадуя на себя, что затеяла разговор.
Но Сафонов нагнал её в городском саду.
— Сердитая барышня, погодите минуточку!
— Я не барышня, а наборщица! — резко отпарировала Наташа.
В глазах Сафонова заиграли смешинки.
— Ба-атюшки! Значит, самый пролетарьят?
— Вот именно — это самое! — вызывающе подтвердила Наташа.
— Ну, довольно сердиться, пролетарьят. Вы меня извините за шутку, и кончим на этом, — примирительно сказал Сафонов.
— Шутки мы понимать умеем, насмешки тоже. Я думала, вы говорили тогда от сердца, а вы, получается, для щегольства язычком! — не сдалась Наташа.
— Что вы хотите сказать?
— А то самое, что говорю. Слушали люди добрые в зале — думали: «Вот человек с беспокойным сердцем. Таких у нас мало». А на поверку — у вас просто язык так прилажен, а сердце тут ни при чем! А мы-то боялись еще, что вас арестуют!..
— Ну ладно уж! Хватит! Вас мысли мои задели? — спросил Сафонов.
— Мысли это не ваши. Главную мысль вы из третьего номера взяли, — тихо сказала Наташа.
Сафонов посмотрел на нее испытующе.
— Ах, во-от как! — протянул он и вдруг ощетинился: — Ну, а теперь уж вы мне скажите — кто вас ко мне подослал? Что велели разведать?
Наташа остолбенела и, часто моргая, уставилась на студента.
— Знаете, господин, давайте так: я вас не встречала, с вами не говорила. Мы — люди простые, а вы — барин, студент. Значит, ошиблись мы. До свиданьица, будьте здоровы! — оборвала она.
Наташа пошла прочь по тенистой аллее, над которой шумели большие березы.
— Нет, врешь, теперь погоди! — остановил ее Сафонов, схватив за руку.
Она вырвала руку.
— А что-то вы тычете мне? Я вам не прислуга!
— Опять виноват? — спросил он негромко.
— Значит, опять виноват, — подтвердила Наташа. — Ломаетесь много! Должно быть, на адвоката учитесь?
— С вами не так-то легко, — со вздохом сказал он. — Давайте на лавочку сядем.
— А к чему бы?
— Познакомимся ближе. Вон вы мне про какой-то «номер» сказали, а я и не знаю, что там за «номер»! Так ведь со встречным и поперечным не говорят! Понимаете сами?
Наташа молча кивнула.
— Ну вот. Ведь вы не ребеночек, право. Значит, и вы кое в чём виноваты… Что за книжку читаете, можно узнать?
— Посмотрите, — она подала только что взятую книгу.
Разговор мирно перешел на прочитанные книги и неожиданно затянулся до той поры, когда Наташе нужно было уж спешить на работу.
По приглашению Наташи Егор в воскресенье зашел к Головатовым, познакомился с Кирюшей и Ильей, неделю спустя встретился с дядей Гришей, потом со Степаном. Вся компания добродушно подсмеивалась, что «Натаха подцепила купеческого сынка». Но Егор оказался таким обаятельным парнем, что через две недели его запросто все звали Егорушкой, легко с ним сходились на «ты». Тетя Нюра с удовольствием вспоминала, что не раз видела его во время торжественной службы в соборе, где отец его долгие годы бессменно был старостой, и каким Егорушка был красивым мальчиком, когда прислуживал архиерею… Стояла ясная сентябрьская погода, и они чаще всего сидели в Лушином саду, возле баньки Любы с Кирюшей.
Егорушка с интересом слушал их рассказы о Володе, который руководил их чтением, проводил беседы.