25687.fb2
Но вернемся к музею Веры Волошиной…
О подвиге и жизни Веры первыми рассказали в печати журналисты Георгий Фролов и Евгений Савинов. Они же многим помогли школьному музею. Давно замечено, что содружество писателей и журналистов с пионерами и комсомольцами — следопытами и искателями — приносит наилучшие плоды в претворении в жизнь лозунга «Никто не забыт! Ничто не забыто!»
Одна из последних фотографий Веры. Эту карточку Вера подарила подруге, уходя в разведывательную часть 14 октября 1941 года.
Значит, Вера прибыла в часть на семнадцать дней раньше Зои Космодемьянской, еще тогда, когда часть стояла в Жаворонках.
Все эти детали меня очень интересуют. Потому что я тоже воевал в тылу врага. Потому что я тоже был разведчиком. Потому что я служил в одной части с Верой и Зоей, с Борисом Крайновым и Павлом Проворовым. В части 9903 при штабе Западного фронта.
И вот почти через тридцать лет я пришел в музей своей однополчанки Веры Волошиной. Пришел на встречу с нашей юностью, славной и незабываемой.
В тревожные дни сорок первого года наши фронтовики и труженики тыла нередко задумывались над сообщениями Совинформбюро и скупыми газетными очерками, посвященными советским разведчикам и партизанам: «Партизанская группа товарища К..», «Разведывательный отряд товарища П…» Тогда до самого конца войны писатели и военные журналисты заканчивали свои корреспонденции торжественным обещанием: придет, мол, день, и вся страна узнает имена героев. И после войны появились книги воспоминаний видных деятелей партизанского движения: Андреева, Вершигоры, Ковпака, Медведева, Наумова, Сабурова, Федорова… И все же оставались еще обширные «белые пятна» на партизанской карте — целые области, целые соединения и бригады, о которых не было написано и строчки. А о разведывательных группах и говорить нечего. «Теперь это можно рассказать…» О разведчиках — всамделишных и доподлинных — рассказывали в последнюю очередь.
Узнав о том, что совершила русская девушка Зоя в селе Петрищеве, люди спрашивали себя: «А кто ходил с Зоей во вражий тыл? Как отомстили ее друзья за Зоину смерть?» Только через десять — двенадцать лет стали просачиваться в прессу первые рассказы о Зоиных товарищах. Но до сих пор нет книги о всей нашей части, столь богатой героями, — войсковой части 9903. Тем нужнее такие музеи, как школьный музей Веры Волошиной.
Тяжелой ценой платили мы за наши боевые успехи. Но молодых разведчиков-добровольцев не пугали никакие жертвы.
Вот что писала нацистская газета «Мюнхенер нойесте нахрихтен» уже в феврале 1942 года о наших десантных разведгруппах: «Парашютисты взрывали мосты и железнодорожные линии. В отдельных районах появились партизанские отряды, организованные парашютистами. Эти отряды нападали на германские базы. Все эти операции не давали нам покоя. Они требовали напряженного внимания на всех участках фронта, ибо мы никогда не были уверены, что подобные операции не повторятся в еще более крупном масштабе… Где приземлятся парашютисты этой ночью? Эти вопросы вставали перед нами ежедневно, особенно перед тыловыми частями».
Так было и не могло быть иначе. А почему было так, видно даже из пожелтевших старых анкет бойцов нашей части. Взять, к примеру, анкету Кати Пожарской, командира группы девушек. Кате в 41-м было двадцать три года. Отец — старый партизан гражданской войны. Будучи шестидесятилетним стариком, добился, чтобы его зачислили в народное ополчение. Старший брат Кати, Николай, пошел на фронт и пропал там без вести; младший, Володя, пал геройской смертью под Сталинградом. А Катя три года партизанила по тылам врага — под Волоколамском и Можайском, на Орловщине и в Западной Белоруссии. Таковы биографии многих бойцов партизанского авангарда поколения комсомольцев грозовых сороковых годов.
Музей Веры Волошиной — это одновременно и музей ее отряда, всей нашей части. Сколько знакомых, дышащих отвагой юных лиц узнаю я на старых фотографиях! Вот они — «товарищ К.», «партизан М.», «подрывник Г.», «разведчик Д.». Вот они, Зоины товарищи!..
С фотографии очень серьезно смотрит ясноглазая хорошенькая девочка с пистолетом — Джана Манучарова, минер разведывательно-партизанской части 9903. Она пришла в нее в октябре сорок первого вместе с Сашей Крапенковой, подругой по ИФЛИ — институту философии, литературы, истории, куда они поступили перед самой войной. Одновременно с Верой они проходили строгий отбор в часть, суровый проверочный разговор с ее командиром майором Спрогисом.
Сегодня, почти тридцать лет спустя, войдя в кабинет спецкорра газеты «Известия» Евгении Николаевны Манучаровой, я тотчас узнаю в элегантной улыбающейся женщине строгую девочку с добрыми глазами.
— Я не видал тебя давно… Но прежде, чем ты расскажешь о себе, вспомни главное свое впечатление о Вере Волошиной. Ведь ты с ней была в одной группе.
— Самоотдача. И не только в страшный час подвига. Это вообще суть натуры. Не она сама была своей целью. Но азартная. А внешне? У нее была идеальная фигура и одухотворенное лицо.
В доказательство Джана рассказывает два эпизода.
Как Вера выручила свою команду. Это было еще тогда, когда Вера училась в Институте физкультуры и спорта. В женской эстафете Вера всегда спасала положение, легкая и стремительная, приходила к финишу первой, принося победу команде института. Ее спурты поражали тренеров своим техницизмом и артистизмом, неудержимой волей к победе. Как-то Вера заболела перед состязаниями. Однако она в последнюю минуту надела форму и вышла на дорожку стадиона. И бежала так, что оставила позади всех соперниц. Врач изругал ее, уверяя, что она загнала себя, нельзя бегать с температурой под сорок… Все так, но институт победил.
Как Вера стала «девушкой с веслом». Однажды известный московский скульптор получил заказ: вылепить советскую спортсменку в целях массовой монументальной агитации за спорт и физкультуру. Скульптор пошел в институт спорта и из всех возможных кандидатур выбрал Веру Волошину, упросил ее позировать ему. Так у Веры появилось множество гипсовых близнецов в парках культуры и отдыха, на водных станциях, на стадионах. Так Вере еще при жизни всюду в стране поставили памятники…
Тридцатого сентября 1970 года совет дружины имени Веры Волошиной пригласил меня на традиционный вечер, посвященный дню рождения героини. Силами дружины была подготовлена большая литературно-музыкальная программа. Играл школьный духовой оркестр. У сцены замер торжественный пионерский караул со знаменем дружины. Украшенный траурной лентой большой портрет Веры смотрел в зал. В этот день разведчице исполнилось бы пятьдесят один год…
Звонко звучали песни нашей комсомольской юности, те песни, что пели, уходя на задание, Зоя и Вера. Я сидел в школьном зале, зачарованно слушая хор юных голосов, и думал: а ведь, наверное, Зоя и Вера так и не услышали одну из лучших песен всей войны — чудесную «Землянку», которая так верно, так точно передает настроение той подмосковной зимы. Борис Крайнов и Павел Проворов успели узнать и полюбить эту песню и унести ее в могилу. И еще думал: как хорошо, как замечательно, что песни нашей грозовой военной юности, песни живых и мертвых живут и сейчас.
Светлов, Багрицкий и Сурков, Кульчицкий и Гудзенко… Голоса любимых поэтов звучали горячо и молодо, будили столько дорогих воспоминаний.
Ребята слушают в полной тишине, словно завороженные. Блестят в полутьме широко открытые глаза мальчишек и девчонок. А мне говорили, что в этой школе много трудных учеников, из «проблемных» семей! То и дело вспыхивают жаркие аплодисменты, и мне вспоминаются пионерские, а потом партизанские костры, когда Зоя и Вера были почти так же молоды, как старшеклассники в этом зале.
В памяти мелькают мальчишеские и девчоночьи лица тех, кто служил в разведке и кто навсегда остался молодым.
И все-таки они не совсем умерли, Вера и Зоя, раз живут в сердцах юной смены, той, что сменит почетный караул в восьмидесятых годах.
В конце вечера было зачитано письмо Клавдии Лукьяновны Волошиной — мать Веры болела и не могла приехать из Кемерова в Москву, чтобы отпраздновать вместе с дружинниками-волошинцами день рождения ее дочери. Все встали по команде «смирно». Под торжественный марш вынесли знамя дружины — так закончился традиционный сбор дружины.
В тот день, день рождения Веры Волошиной, я снова побывал в ее музее.
И стихи пионеров, и рисунки юных художников, посвященные Вере, и сочинение шестиклассницы под красноречивым названием «Хочу быть такой, как Вера» — все творчество ребят, представленное в их музее, — яркое, трогательное свидетельство их любви и признательности к разведчице-героине Вере Волошиной, которая на протяжении важнейших для формирования характера и мировоззрения лет служит им живым примером.
Эти стихи звучат как клятва.
В канун праздника Советских Вооруженных Сил, 22 февраля 1975 года, «Правда» опубликовала мой очерк «Адрес: в/ч 9903», в котором я рассказал о героях нашей части: восьми разведчиках, казненных в Волоколамске, Зое Космодемьянской и Вере Волошиной. Это выступление вызвало поток писем, продолжавшийся три-четыре месяца. Они сильно помогли мне в работе над рассказами о героях в/ч 9903, снабдив новыми материалами, неизвестными мне прежде фактами. Много было волнующих, незабываемых писем. Валентина Александровна Савватина-Куречкина из города Сокол Вологодской области писала, например: «Ваш очерк очень меня затронул, потому что мой отец, Савватин Александр Алексеевич, похоронен вместе в братской могиле с Верой Волошиной, славной дочерью нашего народа. Отец мой погиб смертью храбрых в декабре 1941 года. Он был связистом, вышел только из окружения, свою часть потерял. От командира было письмо моей матери, они ходили в разведку, и командира ранило в ногу, а отца в грудь. После ранения он жил четыре часа, истек кровью, никак спасти не удалось, был очень страшный бой, и вот за эти четыре часа до смерти отец просил командира написать нам домой пиеьмо…»
Другие читатели сообщили мне, что из нашей в/ч 9903 вышло больше Героев Советского Союза, что к названным мною следует прибавить известного командира партизанского соединения Ивана Николаевича Банова (Чернова) и разведчика Василия Васильевича Щербину.
Прислал письмо из Саранска родной брат одного из командиров нашей части Михаила Алексеевича Клейменова подполковник в отставке Дмитрий Алексеевич Клейменов, впервые рассказав о том, как погиб Михаил Клейменов, тот самый командир, который провожал Зою и Веру на их последнее задание через реку Нару, а затем участвовал в расследовании обстоятельств казни Зои в Петрищеве. Старшему лейтенанту Михаилу Клейменову в начале войны было двадцать пять лет. В нашу часть он был откомандирован в первые дни войны из Военной академии имени Фрунзе. Долго работал он, грамотный и расторопный командир, «направленцем», перебрасывая через линию фронта наши группы, но ему не сиделось в штабе. Он писал рапорт за рапортом, прося послать его в тыл врага. В начале сентября 1942 года он был наконец назначен на должность заместителя по разведке командира разведывательно-диверсионного отряда подполковника Куличкина и переброшен с этим отрядом на самолете в район города Ельни Смоленской области, города, прочно вошедшего в историю Отечественной войны как один из центров Дорогобужского партизанского края. Действуя в тылу 9-й немецкой полевой армии, в конце октября Михаил Клейменов, командуя диверсионной группой, спустил под откос гитлеровский воинский эшелон недалеко от станции Починок. На следующий день после этой диверсии в лагерь Куличкина добрался тяжелораненый боец этой группы, который сообщил командиру, что Михаил Клейменов и еще пять членов группы были окружены карателями на обратном пути и уничтожены в неравном бою. Чудом уцелел только один боец. Посмертно Михаил Клейменов был награжден орденом Ленина.
Так, через тридцать лет после Великой Победы над гитлеровской Германией, выясняются судьбы все новых героев в/ч 9903! Много, очень много работы предстоит еще проделать, чтобы написать более или менее полную историю части, вписавшей незабываемые страницы в военно-партизанскую летопись Ленинского комсомола в годы Великой Отечественной.