Некоторое время, после скандала с торговлей людьми, в Империи было очень шумно.
В мгновение ока о разоблачении стало известно всем. Люди не могли не говорить об этом! Это было то, о чем болтали дамы из салона, обсуждали ученые, сидящие в кафе, и даже простолюдины навещали друг друга с баночками печенья, просто чтобы поговорить о новостях.
Каждый раз, когда раскрывалась вся история инцидента, люди были безмерно взволнованы. Когда выяснилось, что большую часть тех, кем торговали в доме казино, составляли дети, родители, потерявшие своих детей, подняли шум и бросились в офис службы безопасности.
Состоялся митинг с призывом к публичной казни причастных. Некоторые люди взошли на подиум в парке и произнесли возмущенную речь.
Газеты изливали критику о жизни павших дворян.
Граждане были возмущены и были на грани начала беспорядков, когда выяснилось, что граф Эвил был причастен к торговле детьми.
Вокруг здания охраны народом были свалены сухие дрова и вылито масло. В ответ магистрат вызвал туда артиллерийскую эскадрилью.
В конце концов, популярный канцлер Фокс вышел, чтобы извиниться, и пообещал сам руководить расследованием и заставить преступников заплатить.
Несмотря на это, гнев горожан не утихал. Собрание не было распущено, пока герцог Ормонд не выступил вперед и лично не дал серьезных обещаний.
Новость дошла до поместья, где находился император Джарго, менее чем за сутки.
Император отреагировал на первое дело о торговле людьми с должным образом.
Но когда он узнал, что Люциус замешан в деле графа Эвила, то в гневе перевернул свой стол вверх дном.
Обнародованная информация во многом отличалась от донесения полученного императором, в которое содержало гораздо более подробные новости. Согласно тому, что там было написано, граф Эвил не только лично убивал детей, но и покупал сразу по 10 детей с интервалом в полгода и использовал их для игр. Игра была известна как стимулирующая и захватывающая среди молодых и расточительных дворян.
И самая большая проблема заключалась в том, что Люциус несколько раз ввязывался в игру.
— Ты сумасшедший! — император вскрикнул и бросил чернильницу в Люциуса. Слуги упали на пол и задрожали.
Поскольку Люциус был совершенно поражен, он не осмелился уклониться. Стекло не разбилось. Однако крышка была открыта, так что волосы и белое лицо были окрашены в черный цвет капающими чернилами.
— Отец.
— Я знал, что ты сходишь с ума. Я думаю, что молодой человек подвержен тому, что хочет все попробовать. Такое бывает раз в жизни. Так что как бы ты ни баловался, я тебя понимаю. Но вы губите людей? Ты играешь с парнем, который издевается над детьми?
— Отец, я….
— Я не хочу это слышать!
Не слушая извинений Люциуса, император на этот раз бросил ему в голову отчет.
Люциус крепко зажмурил глаза, терпя унижение.
— Кто знает, что граф Эвил — твой друг?
— Это не личные отношения. Разве у Вас, отец, не было отношений с предшественником графа Эвила?
— Ты имеешь в виду, что ты даже не знаешь, что он за парень? Ты ничего не разузнавал о нём? О, ты настолько некомпетентен, что у тебя даже головы нет, чтобы подумать о том, что у тебя будут большие проблемы, если тебя поймают?
— ….
— Это уже не просто торговля людьми! Это убийство ребенка! Ты даже не знаешь, что является основой империи? Знаешь ли ты, что люди империи находятся под защитой императора ?
Император вытащил письмо из рапорта и кричал, размахивая им:
— Виттор сказал, что я могу заняться делом о взяточничестве, так что дело будет касаться только стороны, занимающейся торговлей людьми. Ты знаешь что это значит? Дело настолько серьезное, что такой упрямый парень, как Виттор, говорит, что можно прикрыть это масштабное дело о взяточничестве. Это значит, что даже если я попытаюсь остановить его, он не будет стоять на месте. А из-за того, что ты замешан, я не могу противоречить Виттору!
Люциус хотел было что-то спросить. Но что бы он ни говорил, император не будет слушать. Однако его губы дрожали от гнева.
Тогда случилось это. Дверь широко распахнулась, и вошла Ираида. Люциус взглянул на неё.
Ираида взглянула на него встревоженными глазами и осторожно подошла к императору.
Император не стал ругать её за то, что она вошла. Тогда Ираида подошла к императору и провела руками по затылку.
— Не сердись так, — нежно сказала она.
— Ты здесь потому, что снова беспокоилась о своем сыне? Какой, черт возьми, впустил тебя? Я четко сказал никого не впускать.
— Я также беспокоюсь о тебе. Не сердись, а? Прошло много времени с тех пор, как доктор сказал, что чрезмерное возбуждение вредно для сердца, — прошептала последнее Ираида сладким голосом.
— Это всё из-за того, что ты потакаешь ему, он не может взять себя в руки. Когда я был в его возрасте, я схватился зубами за место наследного принца и делал все, чтобы получить его.
— Не потому ли, что Ваше Величество слишком превосходен?
Ираида потерла императору шею, затем ослабила его галстук. Затем она отогнула его воротник и тщательно помассировала это место обеими руками. Духи, которые были нанесены на руку заранее, заставили императора окунуться в аромат цветов. Это был очевидный ход, и он сработал. Император вздохнул, а затем расслабился.
Ираида серьезно и ободряюще помассировала ему плечи, говоря при этом:
— Не заставляйте меня беспокоиться слишком сильно. Если вы злитесь, это вредно для вашего здоровья. Посмотрите на это. Здесь снова напряжено все.
— Хорошо. Я скажу массажисту, чтобы он сделал массаж позже. Ты говорила, что у тебя болит палец каждое утро — сказал император, беря её за руку и целуя костяшки пальцев.
Затем он помахал Люциусу и скомандовал:
— Скорее разорви отношения с Эвилом. Я позабочусь об остальном. Считай, что тебе повезло! Виттор, конечно, целеустремленный парень, но он не осудит тебя ради Реи!
— О чем ты говоришь…? — Ираида собиралась спросить.
Император вздохнул и покачал головой.
— Вернись и подумай, как тебе стать ближе к Виттору.
— Отец.
— Хорошо подумай. Я могу быть твоим отцом, но я не собираюсь безоговорочно выбирать тебя своим преемником. Я не могу. Виттор — великий герцог Ормонда. И у него есть власть, которой нет у тебя. Просто не дай Виттору прийти к выводам, которые смогут угрожать твоей репутации. Потом я сделаю все остальное.
— ……Да, — Люциус ответил униженным голосом.
— Ступай. Я устал, — сказал император с закрытыми глазами.
Люциус отступил назад и вытер чернила, капающие со лба на манжеты.
Затем император приказал эрцгерцогу Дегару прислать копию взятки.
А пока Ираида молча гладила императора по плечу.
Император написал все имена, которые нужно было отправить столичному канцлеру Фоксу. Затем он посадил Ираиду на подлокотник и прислонился к её мягкому телу и вздохнул:
— Я должен подготовиться к возвращению в столицу.
— Да, как пожелает Ваше Величество…
Она нежно провела рукой по его груди, склонила голову и поцеловала его в лоб и мягко проговорила:
— Тебе не нужно так сильно об этом беспокоиться, но Люциус, конечно, должен взять себя в руки. «Если отец — лев, сын не может быть собакой». Я имею ввиду, что с выдающимся отцом, сын обязательно преуспеет. Не волнуйся слишком много. Мальчик растет с большим количеством несчастных ситуаций. Это потому, что у него много жуков, которые прилипают к нему, так как что он благородного происхождения.
— Хотел бы я, чтобы Люциус был хоть наполовину так же хорош, — сказал император с закрытыми глазами.
Рука Ираиды на мгновение остановилась. Император поднял одно веко, посмотрел на нее и улыбнулся.
— Что?… Ты же знаешь, что я ничего не могу с собой поделать. Люциус тоже. Он должен был создать свою собственную силу и такие заслуги, как у герцога Виттора.
— .… Тем не менее, он сын Вашего Величества.
— Да. Мой единственный сын.
Император пробормотал это и устало уткнулся лицом в грудь Ираиды.
**
Уже на следующий день прибежал гонец с высочайшим указом в конверте.
— Его Величество дал разрешение, — сказал канцлер Фокс , открывая конверт.
Короче говоря, это означало замять дело о взяточничестве и тщательно изучить дело графа Эвила.
— Понятно, — ответил Виттор. Он знал, что это произойдет, но все равно чувствовал горечь.
— Вам плохо?
— Да. Думаю, человек, который закрывает глаза на мошенничество с деньгами, ничем не отличается от главного виновника. Если бы младший чиновник контролировал игорный дом, он бы знал большинство высокопоставленных должностей, причастных к этому. Разве эти люди не злее главного преступника?
— Но я не могу разбираться с ними прямо сейчас. Слишком много людей, которые были подкуплены. Весьма вероятно, что дворяне и чиновники соберутся вместе, чтобы прикрывать друг друга и оказывать сопротивление, и дело будет скомкано.
— Да.
— Если Его Величество примет твердое решение, я больше ничего не смогу узнать. Это не заговор, это простое преступление, поэтому вы не захотите нести это политическое бремя.
— Я думаю, что барон Аш довольно умен. Переплелись не только высокопоставленные аристократы, но и казначейские и налоговые ведомства, а также младшие чины полиции. Как мы можем справиться с этим, не будучи готовыми сократить само имперское правительство? — Виттор вздохнул, — Его Величество не считает это столь важным, и я уверен, что он, вероятно, подумывает просто вести книгу учета взяток. Моя невеста сказала, что слабости — самое мощное оружие и особенно, когда они скрыты.
Пистолет страшен при прицеливании, а только что заточенный нож лучше всего подходит для применения.
«Его Величество безжалостен. Миллион или тысяча умрут у его ног, для него это всегда будет все равно, что украсть пшеницу со склада, если только трон не опрокинется. Он может быть зол, но это не имеет большого значения, чтобы Его Величество сам смог принять решение, взяв ответственность за него на себя,» — так Рейлин говорила герцогу.
— Верно. Вы часто говорите об этом со своей невестой? — спросил канцлер.
Виттор посмотрел на Фокса со смущенным лицом.
Конечно, Рейлин уже слишком много раз подвергалась воздействию внешнего мира. Газеты подняли шум, что Виттор нашел место торговлей людьми в разгар поиска подарка для неё.
По мере продвижения дела сплетни на какое-то время, казалось, исчезали, но как только дела графа Эвила были раскрыты, её имя снова начало появляться. Но Рейлин, казалось, не возражала.
Помимо того, что он доверял Фоксу лично и как слуге империи, также он не хотел показать пренебрежение. Поэтому, когда Фокс спросил, не ответить было невозможно:
— Как никак это имеет отношение и к ней.
— Я знаю, что леди Дорсет еще молода, но у неё большая проницательность. Что ж, маркиза Дорсет тоже умна в некоторых областях, если убрать её истеричный нрав. Инстинктивно она знает, как получить то, что хочет.
— …
Речь шла о родителях Рейлин, поэтому Виттор отказался говорить.
— Вы скептически относитесь к политике? — мягко спросил Фокс.
— Совсем немного, — резко ответил Виттор.
Он не знал этого раньше, но тот факт, что этот инцидент ничего не значил для императора, дал Виттору непривычное осознание тщетности.
Когда сам Виттор был под контролем императора, он не осознавал, что это и его проблема и не хотел вмешиваться.
Такое вмешательство было опасно для тех, кто обладает военной властью. Кроме того, он был ребенком родителей, связанных с королевской семьей, которые трагически погибли по обвинению в измене.
Однако, в данном случае не было объекта, которого можно было бы держать в узде. Это казалось совершенно случайным инцидентом, благодаря обстоятельствам, созданным Рейлин.
Фокс всего лишь слуга императора, и ему поручено заниматься делом о торговле людьми. А вот император, казалось, думал только об использовании Виттора для укрепления своей власти.
— Но это политика Империи. Мало того, что мы неправильно разрешаем споры, неэффективно используем финансы, так мы еще и убегаем от воли народа, — ставя на первое место пожелания императора, продолжил Фокс.
— Разве канцлер не относится к этому скептически? — задал ему его же вопрос герцог Ормонд.
— Я не должен так себя чувствовать.
— Так почему ты спрашиваешь меня, настроен ли я скептически?
Фокс держал рот на замке. Наступила минута молчания. Канцлер решил сменил тему:
— Очень повезло, что великий герцог смог скрыть дело о взятке.
— Простите? — переспросил Виттор.
— Насколько нам известно, лорд Люциус и великий герцог Дегар также пострадали от этого инцидента. Великий герцог Дегар не только потерял важный источник финансирования, но и был ослаблен Его Величеством императором, — ответил Фокс.
— Да, я знаю.
— Удар, нанесенный лорду Люциусу из-за графа Эвила, был велик, и нельзя не упомянуть об этом. Мало того, что он приобрел плохую репутацию, он, должно быть, ненавидел Его Величество.
— Я бы предположил, что да.
— Если дело о взяточничестве раздулось бы, нашлось бы много людей, которые стали бы думать, что великий герцог сделал это, чтобы навредить лорду Люциусу. И, так как мы закрыли дело о взяточничестве, остался только лорд Люциус, которого император наказал и лишил власти.
А в то же время поползли слухи, что Виттор помолвлен с Рейлин. Люди теперь никогда не скажут, что помолвка была брачным соглашением для объединения сил Люциуса и Виттора. Получилось так, как она и обещала. Виттор попал в центр политики, выставив на показ важных фигур фракции Люциуса. Но так как все началось случайно, поэтому Люциус не видел в нем врага.
Предсказывала ли Рейлин так далеко? Это тайна.
— Разве ваша невеста не грустит из-за сладившейся ситуации? С одной стороны брат, с другой вы.
— Да. Она посоветовала мне следовать по пути, который я считал бы правильным. Она знает, что мне нужно делать сейчас, даже лучше, чем кто-либо другой.
— У вашей невесты здравый ум. Не отпускайте её руку, Ваша светлость. Редко кто в вашем положении находит искреннюю привязанность и доверие, а не политику.
— Да, я знаю, — ответил Виттор, а сердце его застучало быстрее.
Так было и тогда, когда все начало обостряться, и Лейн сказал то же самое по совершенно другой причине: "Вы не должны потерять леди Дорсет, ваша милость. Я чувствую, что слишком опасно передавать её другим. Честно говоря, жутко думать, что леди могла стать такой сильной поддержкой Люциуса."
Герцог Ормонд разумно согласился с замечанием. Всякий раз, когда он думал о Рейлин, Виттор чувствовал себя странно.Его сердце, казалось, колотилось, и он чувствовал себя взволнованным. Сейчас ей всего 20 лет. Она была еще так молода. Это возраст, когда нужно тщательно оберегать и защищать её.
Глядя на её бледные и стройные запястья, он думал, что было бы правильно не говорить о волновавшей ситуации и не спрашивать совета, а завернуть её в теплое цветочное одеяло и уложить солнечным днем на диван. Он хотел заботиться о ней. Хотя он нуждался в её совете, она не была инструментом, который можно было использовать.
Но больше, чем кто-либо другой, Рейлин сама так относилась к себе. Это расстраивало, а ещё больше он был расстроен потому, что ничего не мог с этим поделать.
*****