Бродяжка сидел в пыли рядом с рынком и громко говорил всем, кто хотел — или был вынужден — его слушать.
— Грядет, грядет! Он уже здесь! Смотрит на вас глазами из мрака.
На его худом теле болталось то, что вполне могло быть мешком из-под зерна. На талии веревка. Отросшие темные волосы грязными космами падали на лицо.
— Он уже здесь! Здесь!
Шедшие мимо люди бросали на бродяжку косые взгляды, но не останавливались. Да он и не особо жаждал этого, будто разговаривая с пылью, стенами домов и трепетавшими на ветру полотнами рыночных лавок.
Мимо прошла женщина с плетеной корзиной, в длинной юбке и цветастой шали. Такие привозили из Эллемира и утверждали, будто ткачихи грезили, пока их создавали, именно поэтому цвета настолько яркие. Мысль о новых красках, конечно же, казалась менее привлекательной.
С этой шагал ребенок, который смотрел на бродягу, раскрыв рот. Обычно джаданы следили за порядком и гоняли бездомных, им полагалось сидеть ближе к храмам, а не к рынку. Сегодня, видимо, случайно пропустили.
Одернув ребенка, горожанка буквально потащила его вперед.
— Он уже здесь! Рожден, чтобы уничтожить империю.
Предсказания не являлись такой уж редкостью. Но ими занимался особый жреческий орден, а уж от бродяги воспринимались скорее как признак безумия.
Жаль беднягу, но пойдем-ка дальше на рынок, слава богам, что у нас-то всё в порядке.
Бродяга подскочил, потрясая костлявым кулаком:
— Он рожден, чтобы уничтожить империю!
Жрецы появились неожиданно, буквально выступили из пыли. Остановились точно перед бродяжкой: длинные одежды белых и песчаных цветов, бритые головы у двух мужчин и собранные волосы у женщины. Цепочки жемчужин, окутывающие, будто паучьи сети. На тыльных сторонах ладоней каждого — оранжевые знаки жрецов.
Бродяга посмотрел на мужчину со шрамом на щеке и тихо, но уверенно сказал:
— Он всё разрушит. Утопит в крови.
Жрец кивнул и сделал приглашающий жест:
— Идем в храм, сын мой. Там тебе дадут кров и выслушают. Ты расскажешь всё, что видишь.
Бродяга неуверенно переминался с ноги на ногу, будто не зная, стоит ли верить жрецу. Или уходить с улицы, с которой он сроднился.
Бродяга внезапно наклонился и зашептал:
— Он рожден, чтобы уничтожить всё!
— Знаю, — спокойно кивнул жрец.
Это как будто убедило бродягу. Он кивнул и вместе с одним из жрецов отправился к храму, оставив того со шрамом и женщину.
Она хмурилась, голос её звучал негромко:
— Ты уверен? Мы не получали Истинных пророчеств десять лет. А он ведь даже не жрец!
— Ты его слышала. Он видит то же самое, что наши лучшие эльхары десять лет назад. Мы не избежали катастрофы, мы ошиблись. Наш долг узнать больше у этого несчастного. И устранить угрозу.
— Снова запятнаешь руки королевской кровью?
— Что угодно ради благополучия империи.