Экспедиция вышла на рассвете.
Это казалось Бериллу настоящим чудом. После всех сборов, после того как буквально каждая деталь пошла наперекосяк, они всё-таки вышли в срок. Хотя Берилл незлобно костерил Агата, который захотел «вот прямо сейчас», а не затягивать подготовку, Берилл не мог не признать, что это правильное решение.
Указанная Каэром точка находилась всего лишь в нескольких днях пути — ну, может, неделя, учитывая неторопливость и неуверенность, где именно искать. Не так долго, чтобы затягивать. Тем более, пока погода позволяла.
К тому же, когда Берилл смотрел на экспедиционный караван, неторопливо потянувшийся из дворцовых ворот, он не мог избавиться от ощущения, что всё правильно. Как и должно быть.
Они взяли приземистых коренастых лошадок, которые ничуть не походили на племенных жеребцов, зато славились выносливостью и могли легко преодолеть дни дороги по пустошам. На одной такой сидел Берилл, наблюдая за крытыми повозками, которые тянулись через ворота. В большинстве везли необходимые вещи и припасы, в других ехали непривычные к верховой езде лекари, несколько ученых, включая Тишлин. У Ашнары имелась собственная повозка.
Вдоль каравана и впереди выстроились воины. Среди них виднелся и Каэр, явно воодушевленный и на удивление уверенно державшийся в седле. Берилл сам себя отругал: да с чего бы Каэру плохо ездить верхом? Берилл привык воспринимать его как картографа, ученого, но он аристократ и наследник рода Ташаров. Он и на балах танцевать умеет.
Грезящие ехали в собственной повозке, там же хранились многие орихалковые устройства и зачарованные вещи. К удивлению Берилла, только один грезящий остался верхом: Кфар Шемет, наставник Агата очень высокого ранга. Берилл не удивился бы, если узнал, что третьего или даже второго.
Расстраивало, что пришлось взять жрецов. Ни Берилл, ни Агат не хотели этого, но император настоял. Берилл хорошо понимал причину: наверняка Мельхиор не желал, чтобы открытие Ша’харара произошло без его людей. Императору же приходилось идти на уступки, чтобы не потерять поддержку жрецов.
Император хотел поговорить с обоими сыновьями, но Берилл ловко избежал встречи. Он и правда был очень занят, а отец не настолько настаивал. Вряд ли он хотел сказать что-то по делу, скорее, очередные бессмысленные наставления.
Бериллу только утром доложили, что принц Агат встречался вечером с императором — то ли не смог избежать, то ли решил принять огонь на себя. Может, поэтому на встрече с Бериллом отец так не настаивал.
Но сегодня Агат был мрачнее тучи, перекинулся с Бериллом всего парой слов и без лишних вопросов залез в фургон Ашнары — она уже во всеуслышанье заявила, что принц будет помогать ей с зельями. Почему-то все восприняли это как само собой разумеющееся.
Берилл нахмурился. Что там успел наговорить отец Агату? Или… неужели повоспитывал напоследок?
Караван замыкали слуги и воины, конь под Бериллом терпеливо ждал команды седока. Принц обернулся на замок, почти ожидая увидеть сурового отца, который смотрит за их отходом. Но его не было. Зато на балконе стояла Яшма. За вуалью невозможно было разглядеть ее выражение лица, но Берилл мог поспорить, что она улыбается. Он поднял руку в прощании, и она кивнула ему.
Напутствие Яшмы заметно улучшило настроение Берилла, и он ткнул коня пятками.
***
Только к полудню караван экспедиции прошел через городские предместья, пересек реку и добрался до пустошей Армаранского нагорья. Если раньше Бериллу казалось, что именно дальше будет сложная часть, то теперь он полагал, что тут проще. Хотя бы никаких горожан.
Дорог, правда, тоже не было, и Каэр постоянно сверялся с каким-то прибором и направлял идущих впереди. Хотя караван принадлежал принцам, именно Каэра назначили настоящим руководителем.
Берилл поравнялся с ним, но Каэр, кажется, даже не заметил. Он смотрел на стрелку компаса, опустив орихалковое приспособление, и хмурился.
— Что-то не так? — спросил Берилл.
Каэр тряхнул головой и улыбнулся:
— Нет, мы идем правильно. Но очень медленно.
— Если загоним лошадей, ничего хорошего не выйдет.
— Нет-нет, я и не предлагаю! Просто хочется скорее дойти до места.
— А там что?
— Начнется настоящая работа. Если бы вход в останки Ша’харара сопровождала приветственная табличка, его бы уже нашли.
Берилл предоставил знающим людям вести их в нужном направлении. Сам же он наслаждался простором. Местность тут была холмистой, но хорошо просматриваемой. Каменистую землю покрывали пучки трав и метелки многолетников. Берилл знал, что именно они пойдут на корм лошадям.
Агат тоже вылез из повозки и взобрался на коня. Он ужасно разозлился на Берилла, который не хотел позволять ему скакать верхом, но лекари поддержали, и Агат сдался. Но сидеть всё время в повозке он, конечно же, не мог. Поэтому тут же пришпорил коня и ускакал вперед, а пыль из-под копыт окутала повозки.
Южнее пустоши переходили в плодородные земли, которые засеивали зерном, но дальше на востоке лежали песчаные пустыни. Точка Каэра находилась близко к ним, но, к счастью, еще в степных пустошах.
После обеда солнце окончательно перестало показываться из-за облаков, Берилл опасливо посмотрел на небо и заметил высоко кружившегося ястреба.
— Дождя не будет, — сказал Каэр. — Бури обычно приходят с севера. Считается, что с нагорья, но на самом деле, это не совсем так.
— То есть их бояться не стоит?
— Ближе к пустыне можем попасть наоборот в суховей, но я могу ошибаться. Я не погодник.
Такие ученые у них тоже были. Берилл справедливо рассудил, что для первой экспедиции они пригодятся больше, чем многочисленные историки.
— Своеобразное место для города, — усмехнулся Берилл. — Ша’харар строили в пустошах.
Каэр пожал плечами:
— Кахар стоит не так далеко от него. А это столица империи.
— Да, и постоянно страдает то от бурь, то от засухи. Но река дает ключ к торговле, зерно с юга, другие государства на севере. У Ша’харара таких преимуществ нет.
— Он не был столицей. Скорее, большой библиотекой, центром мудрости древних. Всё хранилось под землей, поэтому не боялись погоды. Может… может, там даже есть что-то, что позволит узнать тайну исчезновения древних.
Берилл улыбнулся:
— Когда Агат был маленьким, он очень хотел выяснить. Потом вырос и узнал, что над тайной бились ученые, но никому она не далась.
Каэр пожал плечами:
— Ша’харар до нас тоже никто не находил.
Берилл задумался. Он никогда не жаждал биться над загадками. Конечно, его тоже интересовало, почему исчез могущественный народ. Но он знал, что империи возникают и разрушаются, это естественный ход вещей. Вызывало любопытство, почему столько древних городов оказались брошены, исчезли ритуалы и целая культура, даже магия стала другой.
Но Берилл не знал ответов на эти вопросы и не думал, что станет счастливее, если отыщет их. Куда больше его интересовала нынешняя проблема с орихалком. Или жрецы, которые ради веры в свое пророчество готовы убить принца. Конкретные вещи и проблемы, которые Берилл хотел решить.
Та цивилизация называлась Гленнохарской империей и считалось, что ее остатки ушли на восток, где то ли основали Дашнадан, то ли слились с местными дашнаданцами. А здесь всё развалилось на мелкие королевства, которые долго грызлись между собой, прежде чем шеленарские владыки не смогли объединить большую часть в новую империю.
Каэр снова достал орихалковое устройство и что-то в нем подкрутил. Берилл знал, что оно как-то связано со звездным небом и отражает созвездия даже при солнечном свете.
— Мы можем остановиться? — Каэр обернулся к Бериллу. — Или я просто догоню. Мне нужно свериться с картами.
— Устроим привал. И лошадям, и людям надо отдохнуть.
Берилл отдал команду, и она по цепочке передалась вперед по каравану. Тут же лошади остановились, повозки поставили полукругом, слуги начали разводить костры, и Берилл подумал, что и сам ужасно голоден и не отказался бы от горячей еды.
Ашнара сидела на ступеньках своей повозки, такая же красивая, как и всегда. Для поездки она сменила вычурные платья на традиционное имперское, темное и глухое, никаких воздушных тканей или узоров. Правда, имперские женщины носили не так много украшений, а на груди Ашнары покоилось несколько кулонов из необработанных камней. Светлые волосы она собрала в небрежный хвост, перевязанный лентой.
Прищурившись, Ашнара посмотрела на Берилла:
— Мне нужна медуница.
— Это что-то живое?
Ашнара фыркнула:
— Не надо казаться глупее, чем ты есть. Тебе не идет.
— Я всё равно понятия не имею, как выглядят эти цветы. Зачем тебе?
— Для вкуса. Зелье, над которым я работаю, получится мерзким.
— Так оно для меня?
— Конечно. Ты же не думал, что я прекращу попытки?
— Оно же не на крови Агата?
— О нет. Твой брат просто мне помогает. Я бы не доверила кому-то другому.
— Где он?
— Ушел.
Ашнара махнула рукой, и Берилл наконец-то спешился. Он хотел провести больше времени с Ашнарой, но сначала нужно отыскать Агата. Что наговорил ему отец, тяготило Берилла, он предпочитал выяснить.
Отдав коня слугам, Берилл скользнул между составленными повозками, но не сразу заметил Агата. Или, точнее, не понял, что тот делает. А когда осознал, Берилл остановился, не желая подходить ближе и тревожить.
Агат сидел спиной, но так, что Берилл видел перед ним медную чашу, в которой ровно горел огонь. Приложив левую руку к груди, правой Агат брал с блюдца кусочки ароматного дерева и кидал их в пламя. Густой дымок поднимался вверх.
Берилл узнал щепки — латмаран, дерево памяти. С ним совершались вот такие короткие огненные жертвоприношения, когда не было возможности или желания ставить свечи на алтаре в храме.
Агат проводил ритуал памяти. Обычно они совершались после смерти родственников, чтобы дать им дополнительную энергию для перерождения. Иногда могли и сильно позже, как знак того, что об умершем до сих пор помнят.
Пока кто-то сжигает ароматное дерево, а его дым устремляется к небесам, в памяти хотя бы одного живого сохраняется мертвец. И это дает ему силы следовать путем пяти добродетелей в новом рождении.
Берилл осторожно шагнул назад, тихонько, не желая мешать брату. Ни он, ни Агат не были религиозны, но это не значит, что они ни во что не верили. Развернувшись, Берилл зашагал между повозками, думая о том, кому Агат мог посвятить ритуал. Недавно никаких смертей не происходило.
Обычно огненное жертвоприношение совершали по родственникам. После гибели Алмаза, когда Берилл наконец-то встал на ноги, он ставил свечи в храме и сам тоже провел несколько уединенных ритуалов. Неужели Агат вдруг решил вспомнить Алмаза?
Берилл много думал о том, что сказал Агат. Как Алмаз смотрел за его наказаниями. Берилл предположил, что отец мог его заставлять, считать, что так воспитывает наследника, и это не значило, что Алмазу нравилось.
Агат пожал плечами. Не возражал.
— Я был маленьким, — сказал он. — Не помню деталей. Даже боли особо не помню. Только обиду, я не понимал этих наказаний. И того, почему мой старший брат так спокоен.
Берилл подозревал, Алмаз вряд ли мог что-то сделать. Но думать об этом всё равно неприятно. Берилл мог понять обиду Алмаза.
Впервые сам Берилл задумался, что его старший брат не был таким идеальным, каким стал казаться после смерти. Безусловно, благородный наследник империи, верный и добрый. Но в то же время именно Алмаз часто отмахивался от Агата, заявляя, что тот еще слишком маленький для «взрослых дел». Берилл этого не понимал, ему было интересно с Агатом. Но на самом деле, это благодаря Бериллу они дружили втроем.
А еще Алмаз был самым религиозным из них. Агат вообще не ходил в храм без необходимости. Бериллу тоже не нравился удушливый аромат благовоний — и он видел, как жрецы мучили Агата, поэтому не доверял им. Но Алмаз часто бывал в храме, постоянно цитировал Заветы добродетелей, и молитвы удавались ему лучше уроков фехтования.
Как-то раз Алмаз с тоской сказал, что если бы его жизнь не была предопределена с того момента, как он родился первенцем императора, он бы наверняка занялся наукой или ушел жрецом в храм.
Когда он заявил об этом отцу, тот взбесился. Алмаза он и пальцем не тронул, но нашел слова, которые смогли его обидеть. Это Берилл и Агат потом успокаивали брата и все втроем уснули в его покоях на большой кровати.
Алмазу тогда начали сниться странные сны. Он утверждал, что в них видит будущее — и его это страшно пугало. У Берилла не очень получалось успокаивать, он не находил слов, а вот Агату всегда удавалось.
Это началось незадолго до смерти Алмаза, так что Берилл почти позабыл.
— Могла бы предупредить, — проворчал Берилл, вернувшись к Ашнаре.
Он не сомневался, у кого Агат взял кусочки латмарана, а значит, Ашнара прекрасно знала, чем он там занимается.
Она изящно выгнула бровь:
— Зачем? Ты сам увидел и сократил время на разговоры.
— Но потратил его на ходьбу.
— Ладно, извини, мне стоило сказать. Но я не настолько хорошо соображаю в начале путешествия.
— Тебе удобно? — Берилл заколебался. — Я думал, алхимики привычны к дороге.
— Да, но с возрастом любые перемены воспринимаются всё сложнее.
Берилл молча смотрел, как слуги в стороне проворно подвешивали над разгоревшимся огнем котелки.
— Ты никогда не говорила, сколько тебе лет.
— Больше, чем тебе.
Они не поднимали этот вопрос. Всё, что связано с алхимией и природой Ашнары, она обсуждать не хотела и сразу четко это обозначила. Только сказала, что по правилам Круга их отношения запрещены и стоит держать их в тайне.
Ашнара любила рассказывать о том, что знала. Еще больше любила слушать Берилла. Причем, казалось, ее интересовало всё: не только как он управляет дворцовой гвардией или решает городские проблемы, но и что думает по тому или иному философскому вопросу, как оценивает исторические события. Берилл всегда радовался, что образованию принцев уделяли большое значение, а наставники заставляли думать и анализировать.
Сейчас Берилл перешел черту, но не мог сдержаться. Он хотел знать об Ашнаре больше. Знать всё.
Она поднялась со ступенек повозки и легко тронула его за локоть:
— Люди привыкли считать жизнь прожитыми годами. На самом деле, они не так важны.
— А что важно?
— Опыт. Знания. Я прекрасный алхимик и мне известны те области науки, о которых ты не имеешь представления. Мне приходилось распутывать клубки интриг при королевских дворах. И в то же время я ничего не смыслю в обычных человеческих отношениях, в этом у меня опыта меньше, чем у тебя. Так разве тут важно число прожитых лет?
Голос Ашнары звучал спокойно, но в то же время удивительно печально. Она взяла Берилла под руку, а он тихонько накрыл ее ладонь своею.
— Мы не можем уединиться, мой принц… но можем вместе пообедать. Расскажи мне о Ша’хараре.
— Ты знаешь больше меня.
— Из архивов алхимиков. Но расскажи легенды империи.
Ашнаре нравились истории. Она утверждала, что ей еще и нравится, как их рассказывает Берилл. Она прижалась чуть теснее, чем позволяли приличия.
— Расскажи, что вы думаете о бурях. Или о песках. О птицах в небе и ветре. Почему на некоторых лошадях вне повозок колокольчики? Они отпугивают местных духов?
Берилл улыбнулся:
— Мы не верим в духов. Колокольчик привязан к тонкой веревке меж лошадей, что идут с поклажей. Если с одной что-то случится, веревка легко рвется, колокольчик перестает звенеть.
— Ты уже ходил с караванами?
— Немного. И участвовал в стычках на границе. Я не провел всю жизнь во дворце.
Берилл отвел Ашнару к другому костру, который служил не для приготовления еды. Там собрались в основном воины, мелькнул и грезящий Кфар Шемет, а вот лекари и жрецы предпочли держаться от них подальше.
Тишлин заваривала в котелке травы для чая, и от него уже пахло чем-то приятным. Каэр суетился вокруг, одновременно пытаясь и помочь сестре, и что-то посмотреть на приборе. Пока Тишлин на него не шикнула, тогда Каэр отошел в сторону и начал расстилать карты и сверяться. Позже Тишлин сама принесла ему миску с похлебкой.
Слуги как раз подали еду Бериллу с Ашнарой, когда пришел Агат. От него пахло горьковатым дымом, но выглядел он весьма довольным. Вытянул ноги и тоже слушал, как Берилл рассказывал Ашнаре легенды о Ша’хараре и пустошах.
Ветерок ласково трепал волосы Берилла, костер потрескивал, а воины смеялись, что-то обсуждая. Позади всхрапывали лошади, а впереди, где не стояли повозки, виднелись холмистые пустоши до самого горизонта. Рядом сидели Агат с Ашнарой, и Берилл чувствовал запах травы, а похлебка казалась такой вкусной, какой не бывала и более изысканная еда во дворце.
— Может, ну его всё? — усмехнулся Агат. — В бездну потерянные города, останемся жить тут. Простор, природа…
— Вот сам и говори Каэру, что искать Ша’харар не будем.
Агат покосился на Каэра, которые сидел прямо на земле, между карт, и не отрывал от них взгляд, даже пока ел.
— Нет, я не рискну вставать у него на пути. Значит, придется найти этот город! А идея ведь ничего была…
Берилл помолчал, но всё-таки решился спросить, что его мучило:
— Что сказал отец? Он говорил с тобой.
— Да, — Агат помрачнел. — Конечно, был в очередной раз недоволен. Он узнал, что я перешел на следующий ранг грезящих, снова высказал, что принцу не пристало подобным заниматься. Но его сейчас больше экспедиция волновала. Заявил, как найдем город, чтобы я лично к нему с отчетом вернулся. Представляешь? Вы будете изучать древние тайны, а мне надо ему доложить!
— Ты говоришь, он был недоволен. Он…
Агат подскочил на месте, чуть не пролив остатки похлебки в миске:
— Пойду-ка посмотрю, как у Каэра дела. Ему иногда нужно напоминать, что всё можно сделать проще.
Агат не хотел говорить, и Берилл понимал почему. Даже если отец его не трогал, он придумал наказание похуже. Агату придется либо ослушаться приказа императора, либо вместо великолепных открытий возвращаться во дворец.
— Ша’харар дождется его, — негромко сказала Ашнара. — Вряд ли мы сразу найдем что-то этакое.
Берилл пожал плечами. Он понимал, что дело не в самих открытиях. И про себя решил, что поедет вместе с Агатом. Они оба доложат императору, что нашли.
Если найдут.
Словно вторя подпортившемуся настроению Берилла, с неба начал накрапывать дождик. Экспедиционный караван собрался и снова вытянулся, неторопливо двигаясь в указанном Каэром направлении. Ашнара ушла к себе, Агат последовал за ней.
— И почему он с тобой в одной повозке нормально, а я — сразу поползут слухи? — проворчал Берилл.
Ашнара рассмеялась и похлопала его по руке:
— Потому что Агат грезящий и может мне помочь. А ты одну колбу от другой не отличишь.
Бериллу пришлось натянуть капюшон и уныло плестись верхом рядом с повозками. Предложение тоже забраться в одну из них, он отклонил. Правда, еще и голова начала болеть. Пульсирующая боль нарастала, и Берилл размышлял, не попросить ли зелье у Ашнары. Вместо этого он велел лекарям проверить рану Агата. Вернулись они очень быстро.
— Леди алхимик меня выгнала, — сообщил лекарь. — Заявила, что сама следит за раной. Кажется, ей очень не понравилось вмешательство, они с принцем как раз что-то настаивали в колбах.
Берилл вздохнул и молча кивнул. Помассировал виски, но легче от этого не стало. Он стиснул зубы и упрямо продолжал движение, хотя казалось, что от каждого шага коня в голову вонзали штыри.
Когда от боли начало подташнивать, Берилл наконец-то сдался. Он передал поводья слугам, а сам забрался в повозку Ашнары. Как принц, он не должен был стучать — хотя покой алхимика нарушать не хотелось.
Она устроила себе стол, занявший всю дальнюю часть повозки. Сейчас там были разложены книги, какие-то колбы. Агат сидел на полу, прислонившись спиной к стенке и устроив себе гнездо из одеял и подушек. Он читал книгу, знаки в которой выглядели точно как в алхимической.
— Фу, какой ты мокрый! — Агат поднял голову. — Хочешь, чтобы я тоже прогулялся?
Берилл не сразу понял, о чем говорил брат. Потом до него дошло, что он ненавязчиво предлагал оставить их с Ашнарой наедине.
— Нет. Голова разболелась.
Он стянул мокрый плащ и уселся рядом с Агатом, бесцеремонно забирая у него часть подушек. Ашнара подала ему какое-то зелье:
— Поможет от боли.
После горькой настойки и вправду стало легче, а размеренный ход повозки убаюкивал. Берилл быстро уснул, хотя тут его не ждал покой.
Он снова видел огонь и не мог проснуться. Стоял в круге, а вокруг творилось настоящее безумие, и Бериллу казалось, оно проникает внутрь него самого, просачивается сквозь поры кожи, оседает в легких с дымом, которого он не мог ощутить.
На этот раз Берилл стоял в одиночестве. Никаких разваливающихся трупов, никого, кто представлялся знакомым и обвинял его в своей смерти.
Никого, кто бы еще умер.
Берилл сел на землю и закрыл глаза, про себя повторяя одну и ту же фразу:
— Я хочу проснуться. Я хочу проснуться. Проснуться.
Он вздрогнул, открывая глаза. Пахло горькими травами, мягкое тканое одеяло касалось рук и шеи, повозка равномерно покачивалась, вздрагивая на ухабах. Одно из задних колес поскрипывало.
Берилл понял, что лежал в повозке Ашнары, и его голова покоилась на коленях Агата. Пошевелившись, он ощутил, как брат мягко гладит его по волосам:
— Ш-ш-ш. Всё хорошо.
Берилл расслабился. Краем глаза он видел Ашнару, сидевшую за столом, откуда потянуло кисловатым запахом зелий.
— Всё в порядке, — сказал Агат. — Это был кошмар. Всего лишь кошмар.
Они стали повторяться слишком часто. По словам Ашнары, яд оставался в теле Берилла, застрял в костях и тканях. Он не был уверен, как это работает, но знал, что в последнее время стало сильно хуже. Словно яд всего лишь отложил на десять лет свое действие, но теперь пришла пора платить по счетам.
— Просто кошмар, — пальцы Агата снова прошлись по волосам Берилла, но внезапно зарылись и крепко, болезненно ухватили. — Или настоящая жизнь тоже может быть кошмаром?
Холодея, Берилл вырвался и вскочил, только чтобы уставиться на мертвеца с гниющей плотью. Его зубы скалились в улыбке, котоую можно было легко увидеть через разваливающуюся челюсть.
Берилл завопил и шарахнулся назад, больно ударившись спиной о стенку повозки, так что в глазах на миг потемнело.
Он вздрогнул, открывая глаза. Пахло горькими травами, мягкое тканое одеяло касалось рук и шеи, повозка равномерно покачивалась, вздрагивая на ухабах. Ни одно из колес не поскрипывало.
— Берилл? Что такое, опять кошмар?
Обеспокоенный Агат сидел перед ним, Ашнара тоже оставила свои зелья и повернулась.
— Да, — выдохнул Берилл. — Кошмар. Я же проснулся, правда?
Он заметил мелькнувший на лице Агата ужас, но тот сразу взял себя в руки и мягко сказал, коснувшись его плеча:
— Конечно. Мы здесь.
Проблема в том, что и во сне всё казалось таким реальным! Берилл вздохнул, осознавая, что сейчас правда проснулся. Но не решаясь закрыть глаза, вдруг этот мир тоже рассыпется, исчезнет.
Именно этого боялся Берилл больше всего. Он мог пережить и головные боли, и даже кошмары. Но все они лишь следствие, лишь проявления яда.
Который сводил его с ума.