Агат думал, Ша’харар поразит его. На самом деле, он действительно впечатлял, но ощущение смазалось.
Древний город больше походил на запутанное хранилище. Каменный коридор, открывшийся от врат, привел в огромную пещеру со сложно организованными помещениями. Часть проходов вела в пустые комнаты, которые наверняка когда-то использовались, но сейчас лишь стали пристанищем для пыли.
Другие оправдали ожидания, открыв высокие полки с книгами.
Сама пещера тоже не была безликой. Ученые пришли в восторг от изваяний с глазами из цветных камней, от изящной резьбы, которая сплошь покрывала колонны. От скользящих ступенек и вырубленных перил, от истлевших останков ковров и гобеленов.
Агат же понял, что не любит пещеры. Его больше привлекали просторы пустошей или привычные дворцовые замки, в которых всегда много света и воздуха.
Больше древних знаний Агата волновали люди. Берилла не трогала находка, зато он хмурился, жестко допрашивал Кфар Шемета и постоянно выяснял у Агата, как ощущения. Не говорил вслух, но ему явно не понравилось, что кровь Агата воздействовала на врата.
Кфар терпеливо объяснял, что раз предки Агата построили это место, ничего странного в том, что он, чувствующий магию, смог снять эту защиту. Агат в свою очередь уверял, что больше никаких неприятных ощущений — он ничуть не лукавил. Стоило открыть дверь, всё правда стихло. А вот волнение Берилла, похоже, только нарастало, и Агат не знал, как его успокоить. По крайней мере, Берилл занялся обустройством лагеря в Ша’хараре, и у него осталось меньше времени думать. Особенно когда чуткая Ашнара загрузила его помощью ученым.
Волновал Агата и Каэр. Лекари осмотрели руку, но не смогли ничего сказать. Грезящие выразились более конкретно: воздействие защитной магии. Обратить ее не могли, ткань отмерла.
Лекари смогли унять боль и заверили, что скоро она пройдет. Каэр по-прежнему оставался ошарашенным, но постепенно начал приходить в себя.
К нему Агат и направился, когда наконец-то организовали лагерь. Устроить его решили в главном зале, отгородили место между резными колоннами, правда, грезящие заявили, что не нужно трогать каменные изваяния. Жрецы с ними согласились. Если последние опасались древних идолов, грезящих больше волновала возможная магия. Она пропитывала здесь всё, но ее описывали как искаженные грезы.
Кфар Шемет и его люди тут же занялись этим, усевшись в центре зала на полу. Вокруг них распространялось сияние, добавляя к расставленным повсюду факелам.
Обойдя сновавших слуг и большой костер, Агат краем уха услышал, как Берилл отдает приказы, назначает часовых, другим воинам Ашнара поясняла, на что обращать внимание при обыске помещений.
Нырнув за большую поставленную палатку брата, Агат оказался в тихом уголке. С двух сторон каменные стены, испещренные облупившимися изображениями и символами, с третьей парусина временных жилищ. Двое лекарей разложили инструменты, один из них пересчитывал склянки в коробке.
Каэр сидел на ящике в одной рубашке, прижимая к груди изуродованную руку, вытащенную из рукава. Она казалась высохшей, будто веточка дерева, и скрюченной. Бледность лица Каэра только оттенялась его темной, испачканной рубашкой. Впрочем, у них всех сейчас одежда казалось грязной. Стоило спуститься в Ша’харар, они тут же покрылись пылью.
Тишлин сидела рядом с братом и что-то вполголоса говорила, помогая лекарям раскладывать бинты. Даже Агату было очевидно, что Каэр ее не слушает, но скорее всего это успокаивало саму Тишлин. Возможно, Каэру нравился звук ее голоса.
Заметив принца, Тишлин торопливо поднялась и поклонилась. Каэр даже не посмотрел, погруженный в себя.
Кивнув Тишлин, Агат придвинул еще один ящик и уселся на него, так что теперь лицо стало вровень с Каэром.
— Как себя чувствуешь?
Каэр покосился на Агата, а потом странно повернулся и опустил взгляд.
— Простите, ваше высочество, я подвел…
— Ничего подобного! — горячо возразила Тишлин.
Агат не сразу понял, что Каэр прижал к себе руку и попытался сесть так, чтобы ее было не видно. Словно он стыдился ее или правда считал, что в этом есть его вина.
— Что ты мог сделать? — искренне удивился Агат.
— Понять, что не может Ша’харар стоять без защиты. Если бы я об этом подумал, мы бы дали грезящим посмотреть. Вы бы не подверглись опасности, я бы не стал уродцем.
— Не говори глупостей, Каэр. Никто не мог предположить. Грезящие вряд ли бы смогли понять. И твоя рука… не прячь ее.
Агат легко мог понять Каэра. Он сам всю жизнь стыдился того, кто он, своей проклятой крови. Он бы не хотел, чтобы Каэр начал стесняться увечья.
— Когда вернешься во дворец, не скрывай свою руку, — твердо сказал Агат. — Пусть все аристократы видят! Она лучше чего бы то ни было покажет, что пока они нежились в интригах и ели щербет, ты занимался чем-то таким, о чем они прочтут только в книгах. Ты ведь отыскал его, Каэр! Ты нашел Ша’харар.
Агат сделал широкий жест, имея в виду всю окружавшую их пещеру. Древнюю и пыльную, куда сотни лет не ступала нога человека.
— Ты первый, кто отыскал Ша’харар. Ты заплатил за это знание высокую цену. Но оно ведь стоило того?
Каэр встрепенулся и как будто в первый раз поднял голову и огляделся. На его лице показалась неуверенная улыбка.
— Да, — тихо ответил он. — Стоило. Уже занялись делом?
— Ученые ахают и охают. Тебе придется направить их энергию в нужное русло. Но они подождут тебя столько, сколько нужно.
— Я… да. Спасибо.
Каэр рассеянно погладил изуродованную ладонь. Агат слышал, что больше этой конечностью Каэр ничего не чувствовал.
— Эльхар сказал, я тот, кто откроет двери, — неожиданно сказал Каэр.
— И он был прав. Ты открыл двери Ша’харара. Ты привел нас сюда. Город ждет тебя.
Каэр снова кивнул, хотя пока не спешил подниматься, словно собирался с силами. Агат прекрасно понимал, что ему нужно время, кинул взгляд на Тишлин и знаком показал ей отойти в сторону.
Оставив брата у лекарей, Тишлин последовала за принцем. Они прошли по лагерю и свернули к сидевшим грезящим. Агат лучше других знал, что пока они щупают магию, окружающий мир для них будто не существует.
— Как его рука на самом деле? — спросил Агат.
— Плохо. Ничего не чувствует, не работает. Хуже всего, ему больно. Лекари дали снадобий, но говорят, что-то там с нервными окончаниями. По хорошему, ему надо показаться храмовым врачам, использовать орихалковые вещи, которых нет с собой. Но я боюсь даже предложить такое Каэру… вместо исследований Ша’харара.
Агат нахмурился. Он вспомнил, что отец приказывал явиться во дворец и доложить. Делать этого не хотелось, но Агат догадывался, что иначе даст лишний повод для ярости.
Возможно, Агат решился бы нарушить прямой приказ императора. Остаться пока здесь… но если Каэру нужен лекарь и орихалк, это более весомый повод вернуться.
— Я поеду в Кахар, — сказал Агат. — В ближайшие дни. Думаю, смогу захватить что требуется.
— Ты так заботишься о подчиненных, принц Агат?
— Каэр наш главный исследователь Ша’харара, он должен быть в порядке.
Император всегда говорил, что тому, у кого власть, не стоит показывать слабости. Он далекий и непоколебимый, иначе его уничтожат.
Агат сам на себя разозлился за эти мысли. Может, как император отец и состоялся, но как человек он тот еще урод. Точно не тот, на кого стоит ориентироваться.
Опустив скрещенные руки, Агат признал:
— Я и сам недавно был ранен. Я знаю, что это такое, когда нет возможности заниматься тем, что тебе нужно.
Жрецы организовали небольшой переносной алтарь и уже возжигали на нем свечи. Поморщившись, Агат ненавязчиво оттеснил Тишлин в сторону. Чего ему точно не хотелось, так что жреческих благовоний.
К тому же, упоминание Каэром провидцев-эльхаров и того, что их слова сбылись, напомнило Агату о том, что и против него с братом жрецы могут что-то замышлять. Из-за пророчеств.
— Спасибо, принц Агат, — искренне сказала Тишлин. — У моего брата мало друзей, которые могли бы разделить его… стремления. Никогда не думала, что его другом может быть принц.
— Поверь, у принцев еще меньше друзей.
— Не находите общий язык с аристократами?
В голосе Тишлин слышалась усмешка, и Агат тоже улыбнулся:
— Моими лучшими друзьями всегда оставались братья.
Свечение от сидевших грезящих как будто собиралось и чуть заметно тянулось в один из темных тоннелей, в которые еще даже факелы не успели принести. Походило на дым на сквозняке. Нахмурившись, Агат шагнул в сторону тоннеля.
— Что такое? — спросила Тишлин.
— Не знаю. Вообще-то это дело грезящих.
Хмыкнув, Тишлин подхватила факел и уверенно зашагала в тоннель. Можно было не сомневаться, что она и вправду сестра Каэра.
Узкий, даже тесный проход чуть изгибался и вёл дальше. Агату показалось, что стоило им ступить в коридор, как что-то вокруг изменилось. Магия тихонько сдавила, белесое мерцание грезящих у ног заклубилось. А главное, кольнул порезанный перед дверью Ша’харара палец. Как будто что-то здесь отзывалось на кровь Агата, и он мог узнать это из-за своей чувствительности к магии.
Будь он один, несомненно, пошел бы вперед. Но Агат не знал, насколько это опасно, ставить под удар Тишлин не хотелось. Он осторожно тронул ее за плечо:
— Вернемся.
Ему лучше отвести ее обратно и взять с собой Кфар Шемета. Тишлин обернулась и нахмурилась:
— Да мы немного прошли. Неужели тебе не интересно, что может скрывать проход Ша’харара?
Она снова пошла вперед, и Агат запоздало подумал, что Тишлин всё-таки никогда не общалась с магами, она не знала, что если они чего-то опасаются, лучше их послушать. Агат же слишком привык, что это не требовало пояснений. Он пытался сформулировать, не отставая от Тишлин, которой явно овладел исследовательский интерес.
Свечение грёз у ног внезапно взвихрилось и растаяло без следа, свет факела тоже дрогнул. Агат ощутил толчок магии — как будто то, что здесь царило всё это время, привлекло грёзы, а потом столкнулось с ними.
Агат едва успел утянуть Тишлин вперед, когда за их спиной дрогнул камень.
***
— Ваше высочество! Один из проходов завалило!
Берилл про себя выругался, но вслух ничего не сказал. Повернулся к испуганному слуге:
— Там кто-то был?
— Мы не знаем… рядом сейчас грезящие.
— Значит, оставим им. Сообщи, если что выяснят.
Торопливо поклонившись, слуга тут же убежал, а Берилл устало потер переносицу. Весь этот Ша’харар внушал ему смутное беспокойство. Казалось, будто кто-то следит с полустертых мозаик на стенах, шепчется по углам. Берилл ни на секунду не расслаблялся, хотя ждать опасности было глупо. Живого здесь давно не осталось, а против грёз он ничего не мог. Агат описывал давящую магию перед вратами, здесь же Берилл ощущал, будто на него самого давит Ша’харар постоянным беспокойством.
Куда вообще подевался Агат?
Берилл решил отыскать брата. Неудивительно, если он предпочел улизнуть из поля зрения бдительного Берилла, но тот ничего не мог с собой поделать. Хотя Алмаз никогда не интересовался историей и вряд ли жаждал спускать в потерянный город, именно здесь создавалось впечатление, будто его дух витает рядом.
Возможно, из-за защиты и магии — того, что Берилл никак не мог пощупать, выставить против воинов или сделать хоть что-то.
Он бессилен.
Как и в тот момент, когда Алмаз бился в агонии, а сам Берилл ощущал нарастающую слабость. Лучше бы он тогда отключился. Но он видел и слишком хорошо запомнил это чувство липкого, мерзкого бессилия, когда ты можешь только смотреть, как уходит жизнь из близкого тебе человека.
Рука Каэра живо напомнила Бериллу это ощущение. Где-то внутри притаилось чувство, что он мог бы остановить Каэра, дать грезящим проверить. Он будущий император, его обязанность — видеть вероятности. А он попросту предложил Каэру попробовать.
Хуже всего, когда вперед пошел Агат. В тот момент Берилл не очень понимал, что происходит, но позже, когда проход открылся, и они пошли вниз, он не мог отделаться от призрака Алмаза. А если бы эта магия, наоборот, восстала против крови Агата? И он бы тоже корчился от боли там, на земле… или что похуже.
А он, Берилл, снова ничего не мог сделать.
Больше никогда. Насколько это будет в его силах, больше он никогда не будет обессиленный смотреть. Он не смог помочь одному брату тогда, но точно не допустит, чтобы что-то случилось со вторым.
— Берилл, — Ашнара легонько коснулась его локтя. — Не знаю, о чем ты думаешь, но помни, что твои мысли могут путаться.
Из-за яда, конечно. Который отравлял сны, бился в висках болью. Берилл кивнул и глубоко вздохнул, прикрыв глаза. Он не смог бы избавиться от тревоги, но нет смысла изводить себя или брата. Лучше успокоиться и держать в руках. Стоит проверить Каэра и поинтересоваться, что уже нашли в городе.
— Ваше высочество!
Тот же слуга подбежал к ним с Ашнарой.
— Ваше высочество! Тот коридор, где случился обвал! Там принц Агат с леди Тишлин.
***
Агату приходилось и с лошади падать, и пальцы ломать, и даже бывать раненым в приграничных стычках. Правда, он обходился царапинами, которые в лучшем случае приходилось зашивать — настоящую рану получил только от нанятых каш’шинов на ступеньках храма.
Каждый раз Агат усмехался, что он крепкий. Правда, в полной мере проверить удалось только в подземном коридоре Ша’харара.
Он очнулся от того, что кто-то звал его по имени и хлопал по щекам. Открыв глаза, Агат моргнул пару раз, а потом сощурился. Тишлин успела отыскать факел или умудрилась не выронить его. Огниво у всех без исключения имелось при себе, так что узкий коридор высвечивался трепещущим пламенем.
Тишлин выглядела грязной, с мелкими камушками и пылью, запутавшейся в распущенных волосах. Но ран видно не было, по щекам она хлопала энергично, а на лице застыло беспокойство, а вовсе не выражение боли.
Пока Агат не пришел в себя полностью, его почему-то больше всего поразили именно распущенные волосы. В экспедиции женщины предпочитали собирать их — все, кроме Ашнары, разумеется, которая руководствовалась собственной модой на прически.
— Красиво, — сказал Агат. — Тебе так больше идет.
— Что?
— Распущенные волосы.
Тишлин нахмурилась. Она помогла Агату усесться, а потом заставила прислониться к стене, следить за светом факела, заглядывая ему в глаза и уточняя, болит ли голова, чувствует ли он что-то странное.
Агат уже достаточно пришел в себя, чтобы от всего отмахнуться:
— Я крепкий. Ты ранена?
— Нет, у меня же орихалковая пластина в одежде. У тебя разве нет? Не похоже, чтобы по тебе хотя бы мелкие камушки не попали.
Агат пощупал лицо, чувствуя порезы, скула ныла, тело тоже болело от синяков. Он вспомнил, как сам зачаровывал орихалковую пластину в Обители грёз перед сбором экспедиции. Они вшивались в одежду всем участникам как раз против подобных обвалов. Если камень размозжит голову, не спасут, но от мелких — вполне.
— У меня нет орихалка, — сказал Агат. — На меня грёзы всегда плохо действовали, но в последнее время совсем бесполезны.
К счастью, помимо синяков и ссадин он и правда не чувствовал каких-то повреждений. Поднялся на ноги, и Тишлин посветила на завал. Выглядел он грозно и плотно, так что с той стороны не раздавалось ни звука.
— Берилл взбесится, — пробормотал Агат.
— Надеюсь, он не решит, что ты помер, и можно нас не искать?
— У грезящих есть орихалковые устройства… в общем, они смогут определить, что мы живы. Но не более того. Берилл знает, что при мне орихалка нет. Они скоро разберут завал.
Агат подумал, что ему стоит уговорить Берилла вернуться в Кахар вместе с ним. Ша’харар плохо на него влиял, он только сильнее беспокоился, а теперь наверняка решит, что они тут ранены и истекают кровью. Он вообще весь город разберет!
— Грезящие смогут избавиться от камней, — сказал Агат. — С чем не справится магия, сделают обычные руки.
— Каэр с ума сойдет от беспокойства.
— Поверь мне, он еще не сходит с ума, — пробормотал Агат.
Он понял, что если так и будет стоять и пялиться на завал, то начнет в красках представлять, как Бериллу сносит крышу. Поэтому он развернулся и посмотрел вглубь темного коридора:
— Раз уж мы здесь, и у нас есть время… давай не будем мучиться, представляя себе наших братьев. Лучше узнаем, что же такого в этом проходе.
Тишлин смотрела на него, явно размышляя. С распущенными волосами, в грязной одежде она казалась на удивление привлекательной и… близкой. Как будто камни смахнули привычные маски.
Наконец, девушка кивнула и первой пошла в коридор, светя факелом. Без былой решительности, куда аккуратнее.
Самый обычный коридор, Агат не ощущал в нем чего-то особенного. Коснулся пальцами тонкого узора, который вился на высоте человеческого роста. Будто кто-то выбил каменную тесьму, которая наверняка многое означала для древних.
Узор из непонятных черточек будто дрогнул под пальцами Агата. Он тут же отдернул руку и не решился на эксперименты. Только не сейчас.
Вместе с Тишлин Агат двинулся дальше, в глубину тьмы.
Коридор шел с пологим уклоном, явно под землю. Агат рассчитывал, что он выведет в очередную комнату, полную книг, но вместо этого проход внезапно оборвался во тьму. Похоже, дальше оказалось какое-то большое помещение, но факел Тишлин не мог его осветить.
Они замерли, и Тишлин неуверенно обернулась на принца:
— Пойдем вдоль стены?
— Нет. Лучше посвети мне. Здесь наверняка должна быть система освещения.
— Возможно. На грёзах.
— Эй, я почти грезящий!
Пока они разговаривали, Тишлин светила факелом на стену рядом со входом, Агат же сам не знал, что искал… пока не наткнулся взглядом не небольшое углубление правильной округлой формы. В стороны от него будто бы уходили тонкие каменные прожилки. У грезящих свет выглядел не совсем таким, но похожим образом. Принцип наверняка один. Оставалось надеяться, что за сотни лет не все чары исчезли.
Агат поднял ладонь к углублению и сосредоточился. Если направить нужные грёзы, то они активируют свет, разнесут его по всей поверхности, с которой связано устройство. В Обители грёз так заставляли слабо светиться сами стены.
Подобные чары не были сложными, но грезящие тщательно их оберегали. Для обычных людей они предпочитали зачаровывать отдельные предметы, шары и лампы. Мелкая работа, приносившая постоянный доход.
Агат опасался не столько того, что здесь не сработает, сколько того, что грёзы ему не отзовутся. Не здесь, в Ша’хараре, где явно действовали свои законы. Он приготовился долго сосредотачиваться, но к его удивлению, магия прильнула к ладони легко и непринужденно — так, как никогда раньше. Он успел лишь подумать, а магия уже скользнула в устройство. Странная, не похожая на привычные грёзы, но отзывчивая.
Углубление засияло ровным белым светом, и он понесся по многочисленным каменным венам, распространяясь по стене и дальше — на потолок, соседние стены, дальше и дальше.
Тишлин ахнула.
Они стояли не в большом зале, а в огромном, размером с дворцовый двор, не меньше. Испещренные прожилками стены светились, красиво подсвечивая многочисленные проходы, украшенные арками, каменные столы, лавки, изящно вытянувшиеся к потолку колонны. Всё покрывала богатая резьба, на стенах слабо светились мозаики.
А в центре зала находилась окружность, из которой возносилась украшенная орнаментами и письменами стелла. Она засветилась последней, а спустя мгновение из нее стала бить вода, тоже слабо мерцающая серебристым светом.
— Это фонтан, — благоговейно прошептала Тишлин. — Каэр говорил о легендах, будто под Ша’хараром целая система подземных вод.
— До этого мы нашли приемные помещения. А здесь на самом деле вход.
Тишлин кивнула и указала в сторону. Завороженный светящейся водой, наполнявшей емкость фонтана, Агат не сразу сосредоточился на том, что она показывала. Потом понял, что на дальней стене прожилки составляют хорошо организованный узор с древними надписями.
— Карта Ша’харара! — воскликнула Тишлин и радостно рассмеялась, не в силах сдерживать эмоции. — Каэр будет в восторге!
Она резко замолчала и даже отступила на шаг. Искоса посмотрела на Агата:
— Давай вернемся и дождемся, когда проход откроют. Не хочу заходить раньше Каэра.
Агат еще несколько мгновений стоял на пороге огромного зала. Он хотел остаться здесь, вместе с Каэром изучать карту, узнать, холодна ли вода в фонтане, удобно ли читать книги за этими столами? Но не сможет. Когда перенесут лагерь, ему стоит отправиться к императору. Не нарушать приказ. К тому же, Каэру нужны снадобья, а Бериллу — если он согласится поехать с Агатом — передышка.
Агат салютовал залу и прошептал одними губами:
— Никуда ты от меня не денешься.
Пока шагали обратно, им еще долго не был нужен факел, свечения за спинами хватало. Но в коридоре световых прожилок не было, у завала сгущалась тьма, и факел не был лишним.
Нерешительно остановившись, Тишлин прислушалась, и Агат тоже почти сразу как будто услышал отголоски разговоров.
— У нас есть время, — заявил он, усаживаясь на пол и прислоняясь к стене.
Вытянув ноги, Агат хотел потереть глаза, но вовремя вспомнил, какой он грязный. Может, и стоило хотя бы вымыть руки в том фонтане. Тишлин положила факел на землю и уселась рядом — ближе, чем позволяли приличия.
— Что скажет твой жених? — усмехнулся Агат. Он и сам не знал, насколько всерьез спрашивал.
— О, будет ревновать, конечно! Он и в экспедицию отпускать не хотел.
— Из-за ревности?
— Отчасти. А отчасти… ну, это брак по расчету, предполагается, мы составим друг другу хорошую партию. В таком случае я должна быть образцовой леди. Выращивать розы, например. Заниматься книгами в чопорной дворцовой библиотеке. Не трястись с повозками по пустошам.
— Да-да, Элам Итанис тот еще скучный тип. Не выходи за него.
Агат сам не ожидал, что скажет это, но отступать тоже не собирался. Тишлин нахмурилась:
— Из-за него?
— Из-за себя. Я понимаю, зачем это, но ты можешь позволить себе жить так, как хочется.
— Не думаю…
— Не забывай, я принц. Имею право не только перебивать в разговоре, но и, не знаю, награждать. Ты и твой брат и без того знатного рода, но титулы еще никому не были лишними. Как и земли. Тебя ждет Ша’харар, тут изучения не на одну жизнь! Если ты хочешь заниматься именно этим, не слушай никого.
Мысль о том, что Тишлин выходит замуж только по расчету, почему-то обрадовала едва ли не больше, чем нахождение огромного зала. Он, конечно, всего лишь принц с порченой кровью, но зато принц! У него есть шанс.
Со стороны зала словно пошла рябь, и Агат вздрогнул.
— Что такое? — нахмурилась Тишлин. Она явно ничего не почувствовала. — Ты всё-таки стукнулся головой?
Агат знал, что это другое. Поднялся и снова коснулся кончиками пальцев вырезанной на стене каменной тесьмы. Уловил ту странную вибрацию и наконец-то смог оформить в слова то, что ощутил еще в светящемся зале:
— Что-то хочет вырваться.
— Ты о чем?
— Это не только библиотека. Это тюрьма. Для чего-то, что заперто в местных камнях.
***
Берилл не позволил никому отдыхать.
Грезящие сжимали орихалковые устройства и те плавили камень. Осторожно и бережно, ведь они не хотели, чтобы всё снова рухнуло. Агат и Тишлин могли быть под завалом.
Слуги утаскивали камни прочь.
Коридор оказался слишком узким, так что выходило медленно. Берилл всех подгонял, не мог оставаться на одном месте, и руки у него подрагивали. Ему казалось, его обступила вязкая пелена, границы между снами и реальностью смазывались, особенно в узком каменном коридоре с дрожащим светом факелов.
Берилл смаргивал видения с полуразложившимся трупом Агата, который скалился в улыбке.
Каэр не уходил, держал изувеченную руку и с благодарностью принимал отвары Ашнары, от которых отмахивался Берилл. Он не знал, сколько прошло времени, когда один из грезящих опустил орихалк и устало сказал:
— Почти.
Последние камни оттаскивали вручную, тихо и сосредоточенно. Берилл никому бы не позволил влезть первым, поэтому сразу ринулся в образовавшийся проход.
Агат сидел у стены, Тишлин устроилась рядом, положив голову ему на плечо. На миг Бериллу показалось, что они мертвы, два трупа, и к горлу подкатила тошнота. Но потом Агат поднял голову, сонно моргая. С трудом сдержал зевок и невнятно сказал:
— Долго же вы.
Он аккуратно потянулся, но Берилл с облегчением выдохнул. Тишлин тоже зашевелилась, особенно когда Берилл опустился в грязь, чтобы крепко обнять Агата.
На какое-то время реальность снова стала устойчивой и внятной.