Агат проснулся с тяжелой головой и мутным воспоминанием, что именно видел во сне. Впрочем, ничего нового, реальность стала такой же ужасной.
Усевшись на кровати, Агат потер лицо, сбрасывая последние остатки сна. Тут, под землей, понятие дня и ночи смешалось, так что многие предпочитали спать не в комнатах Ша’харара, а во временном лагере наверху, около озера.
Агат не видел ничего ужасного в «каменной коробке», как о ней отзывались воины. Небольшая комната напоминала ему помещение в храме, правда, без украшений и мебели. Обтесанный каменный выступ представлял собой кровать, которая даже со спальником и настоящим одеялом казалась жесткой. Тишлин предлагала принести хотя бы стул, но Агат отказался.
Он и отдельное помещение хотел только из опасений о своей странной силе. Во сне он точно не смог бы себя контролировать, если что.
Комнатка была совсем крохотной, поднявшись с кровати, Агат мог дотянуться рукой до запертой двери, подгнившей, деревянной, но всё равно неплохо сохранившейся. Ступни тут же начали подмерзать от земли, тело покрылось мурашками, и Агат быстро оделся.
Дверь комнаты выходила в коридор, который вел в главный зал. Каэр предположил, что здесь останавливались те, кто приезжал в Ша’харар, но по каким-то причинам не допускался дальше. Или им попросту было удобнее спать тут.
Стены главного зала мерцали светящимися прожилками, фонтан по центру негромко журчал. Около него толкалось несколько ученых, умываясь и бреясь. Чуть в стороне расположились женщины, обсуждавшие план на день за кашей. Каэр, конечно же, возмущался, что они превращают в кухню и столовую зал «былой мудрости, где читали книги», но после первого же завтрака, как рассказала Тишлин, сменил гнев на милость.
Сама Тишлин сегодня отвечала за раздачу еды. Около нее как раз стояли грезящие, но Кфар Шемета видно не было. Наверняка еще не проснулся, он любил засиживаться за исследованием залов допоздна, полностью игнорируя обычную смену дня и ночи.
Агат кивнул Тишлин, но сначала тоже отправился к фонтану. Двое ученых не столько приводили себя в порядок, сколько спорили о плитке, которая украшала дно. Один был уверен, что она не носила декоративного характера, другой тыкал в какие-то облупившиеся кусочки и утверждал, что раньше ее покрывала небесно-голубая глазурь «для красоты».
Агат считал, что куда больше внимания привлекает стела в центре фонтана, испещренная символами и рисунками, но можно было не сомневаться, что ею тоже занимаются.
Благоговения перед принцем ученые не испытывали, поэтому только кивнули ему и продолжили спор. Агат усмехнулся и опустился у фонтана. Плеснул в лицо водой, поскреб начавшую отрастать щетину, но решил, что сегодня обойдется без бритья.
Маги и ученые очень быстро нашли общий язык и единственные оставались в Ша’хараре постоянно, презрительно фыркая в сторону лагеря на поверхности. Они не хотели терять ни мгновения.
Каэр сидел за каменным столом, который раньше явно использовали для чтения. Изувеченной левой руки видно не было, рукав ненавязчиво заправлялся за пояс. Второй рукой Каэр проворно орудовал ложкой в миске, при этом умудряясь не отрываться от разложенной перед ним бумаги. Мельком Агат заметил, что это похоже на карту.
Наверняка Каэр вовсю планировал работы на ближайшее время. Именно он координировал ученых и с ним же советовался Кфар Шемет о грезящих. Пусть у них разные способы и даже цели, но они работали сообща и если не помогали друг другу, то старались хотя бы не мешать.
Под бдительным взглядом Тишлин слуга выдал Агату порцию каши. Принц рассеянно огляделся и направился к столу Ашнары. В отличие от Каэра, она не изучала документов и не имела такой привычки за завтраком. «Всему свое время», заявляла она. Кажется, чем занимается алхимик, оставалось тайной вообще для всех, хотя она порой присоединялась то к ученым, то к магам. Немногие знали, что с ней Каэр обсуждает всё обнаруженное. Если он руководил экспедицией в Ша’хараре, то именно Ашнара оставалась мозгом происходящего.
У нее единственной имелась собственная лаборатория: большое каменное помещение, в котором заменили сгнившую дверь. Никто не решался туда заходить, Ашнара настрого запретила даже слугам.
Именно там прятался Агат, когда только вернулся в Ша’харар. Рассказывал Ашнаре обо всем, что произошло. Она настаивала и на грезящих, хотя бы Кфар Шемете, но Агат наотрез отказывался. Ему казалось, маги и раньше-то его не жаловали, а теперь особенно.
Ашнара умела настаивать. К удивлению Агата, Кфар выслушал спокойно, задумчиво поглаживая подбородок, а потом выдал что-то вроде:
— Ну, это многое объясняет.
Агат искренне не понимал, что это может объяснить, но Кфар пожал плечами, не вдаваясь в подробности. Еще многое нужно изучить и, возможно, именно в Ша’хараре найдутся ответы.
— Твоя магия не похожа на грёзы, зато напоминает местную. Явно один источник. Мы нашли зал, который посвящен истории и магии, но нужна расшифровка.
Спокойствие грезящего и Ашнары повлияло на самого Агата. Он настоял на отдельной комнате, не отказался от новых успокоительных зелий и впервые с того дня у императора нормально спал.
Позже Ашнара как ни в чем не бывало заявила, что ему нужно установить с Каэром работу лагеря, а после присоединиться к грезящим и к ней в исследованиях. На организационные вопросы ушло несколько дней, но сегодня Агат мог наконец-то двигаться дальше.
Он уселся перед Ашнарой и принялся за кашу, которая оказалась на удивление вкусной. В нее даже сушеные фрукты добавили! Конечно, не трапеза во дворце, но от одного воспоминания о дворце Агата начинало подташнивать.
— Как спалось? — спросила Ашнара.
Она успела одеться в плотное одеяние, под юбкой с длинным разрезом прятались традиционные имперские женские штаны. Волосы Ашнара заплела в косы и убрала, а на пальцах уже поблескивали кольца.
— Снилось, что магия убивает, — честно сказал Агат. — Мне с детства такое снилось. Очень редко. Думаешь, я видел будущее?
Ашнара выразительно подняла бровь:
— Ты знаешь, что я думаю об имперской любви к пророчествам. Ни одно из них не гарантия и не приговор. И даже вы верите, что даром пророчества обладают только определенные жрецы.
— Эльхары.
— Вот именно. Сны — это просто сны. Любой жрец тебе так скажет. Тут я с ними даже согласна.
Агат опустил глаза, продолжая орудовать ложкой. Всё так, он и сам прекрасно помнил эти простые истины. Поэтому никогда не придавал значения подобным видениям.
— Это не ты, это твой страх, — сказала Ашнара. — Ты видишь то, чего боишься. И в тебе, и в Берилле очень много страха.
Агат вздохнул:
— Я до сих пор не уверен, что стоило уезжать.
— Агат, ты помнишь, как приехал сюда? Загнал лошадей, чуть не потерялся, и большинство до сих пор не представляет, как ты добрался до Ша’харара без карты.
— Меня вела магия…
— Расскажи об этом своим воинам. Но ты помнишь? Ты двух слов связать не мог и только после чая наконец-то рассказал, что произошло. Поверь, в этом чае было достаточно успокаивающих трав. Вряд ли в таком состоянии ты мог помочь Бериллу хоть в чем-то. Тем более, на днях должна прибыть новая партия ученых. Они расскажут, что творится в Кахаре.
Агат кивнул. К сожалению, Ша’харар не был обычным городом, к которому постоянно курсировали гонцы. Путь в столицу только налаживался, поэтому не представлялось возможным быстро узнавать новости.
Новая экспедиция ученых должна прибыть на днях, Агат надеялся, они расскажут, что происходит в столице. Он не стал говорить Ашнаре, что планировал вернуться к Бериллу, захватив противоядие — оно как раз настоялось. Ашнара, конечно, фыркнет, что ему нужно остаться в Ша’хараре, но не будет возражать. Она больше него волновалась за Берилла.
— Ты нашла то, что искала? — перевел тему Агат.
Ашнара фыркнула:
— Да-да, разгадала все тайны Ша’харара, пока ты спал! Если ты о ключе, то нет, мы не продвинулись. Но я хочу, чтобы ты посмотрел.
— Ты знаешь древние языки, грезящие взаимодействуют с магией… я-то что могу?
— Ты лучше понимаешь Ша’харар.
Агат закатил глаза, но возражать не стал. Возможно, Ашнара правда так считала. А может, не хотела, чтобы он болтался без дела и слишком много думал.
Как бы то ни было, после завтрака Агат покорно последовал за Ашнарой вглубь ша’харарских залов, следуя за светящимися прожилками. Агат обратил внимание, что ученые тянулись в другие коридоры, видимо, здесь изучением занимались только грезящие и алхимик.
— Кстати, Тишлин решила отказаться от свадьбы, — как бы между прочим заметила Ашнара.
— А мне ты это зачем говоришь?
— Просто делюсь новостями. Она уже отправила письмо жениху, наверное, сейчас должен получить. Тишлин отлично тут справляется. Каэр тоже.
— Его руке явно лучше.
— Мне пришлось самой заняться этим. Пара настоек избавили от боли, а с учеными придут и новые лекарства из храма. Каэр на удивление быстро приспособился. О, мы пришли.
Агат ожидал очередной маленькой комнаты или, наоборот, огромного пространства, но зал был… средним. И очень красивым. Округлым, древние как будто вообще избегали углов. Вдоль стен светящиеся колонны, искусно украшенные резьбой.
Потолок терялся во тьме, пол на удивление гладкий. А вот стены покрывали многочисленные мозаики и письмена, но Агат быстро понял, в чем проблема. Он подошел к ближайшей и пригляделся.
Ее покрывали пятна, похожие на плесень. Агат аккуратно поскреб пальцем и понял, что это странное вещество, будто камень просочился поверх.
— Счищается? — спросил он.
Ашнара покачала головой:
— Я думаю, еще одна защита. Судя по карте, в этом зале хранится история магии древних, но они надежно скрыли ее. Даже письмена видны таким образом, что нельзя прочесть полностью.
— И как это снять?
— Грезящие пробовали по-разному. Кфар допоздна сидит в этом зале, но, как видишь, без результата. Они думают, здесь важные нам ответы. Я согласна с ними.
— И что, счищать вручную?
— Есть риск повредить. Поэтому я хотела, чтобы посмотрел ты, Агат.
— Я?..
— Твоя магия резонирует с местной. Она уже сняла защиту со входа в город, может, сработает и здесь.
— Моя магия только разрушает! — резко заявил Агат.
Он даже отступил на шаг. Ашнара спокойно положила руку ему на плечо:
— Я знаю, Агат, ты не использовал силу с того дня. Но попробуй здесь. Я уверена, ничего твоя магия не разрушит. Она отзывается на желания.
— Да уж, — буркнул Агат. — Это я хотел разрушать.
— Ты хотел ответить. Защитить брата. В этих желаниях нет ничего плохого. Попробуй.
При одной мысли о том, чтобы вернуть ту магию, что-то внутри Агата замирало. Ашнара права, он боялся. Страх угнездился в нем, пустил корни и опоясал, как световые жилы местный камень.
Но Агат не желал всю жизнь бояться.
— Ты могла бы, — попросил он, — могла бы уйти?
— Не хочешь при мне?
— Я видел, что эта магия делает. Вдруг случайно заденет меня.
— О, поверь, у меня есть пара талисманов на этот случай! И Берилла же твоя сила не тронула. Ты этого не хотел.
Агат молчал. Ашнара кивнула:
— Ладно, если тебе так проще.
Оставшись в одиночестве в зале древних, Агат глубоко вздохнул. Он не очень понимал, что делать и уж точно не думал, что выйдет что-то путное. Но Ашнара попросила, и он должен хотя бы попытаться. Конечно, мелькнула мысль ничего не делать, но Агат быстро ее отбросил. Это трусливо и нечестно по отношению к Ашнаре. Она уже помогла ему. Он может хотя бы попытаться.
Прикрыв глаза, Агат позволил себе ощутить магию точно так же, как до этого чувствовал грёзы. Возможно, если б он никогда не имел с ним дела, это вызвало бы проблемы. Скорее всего, тогда он не смог бы так просто контролировать силу. Но принца с детства обучал грезящие, он знал, как сосредоточиться и ощутить магию.
Она плескалась внутри него. Податливая и отзывчивая, какими никогда не были обычные грёзы. Казалось, эта магия просила, чтобы ее зачерпнули и использовали. Агат же умел направлять.
Он позволил магии течь сквозь себя, касаться стен зала, вибрировать в унисон с древними мотивами грёз, которые оказались вплетены в это место. Не открывая глаз, Агат знал, что странные наросты исчезают, уходят обратно в камень. И всё равно, открыв глаза, ахнул от неожиданности.
Мозаики сияли ровным белым светом, изображения казались яркими, а письмена рядом с ними четкими.
Некоторые грезящие, как и Ашнара, знали этот язык, но Агат его не изучал. Как-то попытался, но у него не оказалось ни малейших способностей. Да и желания особо не было, выучить язык Хор-Меневата представлялось куда полезнее.
Услышав голос Агата, или почувствовав магию, вернулась Ашнара. Ее глаза распахнулись, когда она увидела стены.
— Потрясающе! — выдохнула она.
— Что здесь написано?
Ашнара подошла к первой картине на левой стене. Она представляла собой огромную мозаику со множеством людей, ярких красок, странных инструментов. Агат предположил, что это и есть древние. Почти у каждого в руках горел огонек — считалось, едва ли не все древние обладали магическими силами.
Надпись тут была совсем короткой, и Ашнара быстро перевела ее:
— Бесстрашные дети, сломленные отроки, расскажите, что значит гореть.
Агат нахмурился. Красиво, конечно, но совершенно непонятно. Прежде чем перейти к следующей мозаике, Ашнара повернулась к нему, чтобы пояснить:
— Это о магии. На древнем языке «гореть» означает примерно то же, что «использовать магию». Почти все они горели.
Следующая мозаика показывала тех же людей, но яркие краски поблекли, а огней в руках почти не осталось. Тут надпись казалась подлиннее, но Ашнара справилась с ней быстро:
— Как вода уходит в песок, так и магия уходит в землю, когда исчезает.
Похоже, здесь Ашнара поняла не больше Агата, потому что перешла сразу к следующей мозаике. Никаких людей, только изображение морских волн и спирали, которая из них поднималась. Древние письмена занимали половину места, и Ашнара надолго замерла, пока читала их.
Скучающий Агат посмотрел несколько следующих мозаик, там не оказалось слов, зато красовались изображения деревьев и садов. На одном из последних фрагментов только слова, без картинки.
— Агат, — позвала Ашнара.
Она повернулась к нему с сияющими глазами, потом указала на письмена.
— Здесь говорится, что магия подобна волнам. Очень поэтично посреди пустошей, конечно. Так вот, магия уходит в землю и исчезает, чтобы спустя время возродиться с новой силой. Древние верили, что это постоянный и неминуемый процесс. Они открыли его, когда их собственная магия начала меркнуть. Они оказались не готовы, многие погибли при этом…
— Подожди, — перебил Агат. — Те самые древние? Хочешь сказать, они исчезли именно из-за того, что их магия угасала?
— Да. Их культура была построена на магии. Они верили, что ей на смену придет другая волна, но владеть ею смогут следующие поколения.
— Грёзы, — осенило Агата. — Их магия ушла и появилась наша.
— Да. Хотя мы свою называем грёзами только из-за того, что так звалась древняя. Но она была иной. Я думаю… думаю, именно поэтому сейчас слабеют грёзы и орихалк. Это следующий виток. Настал черед и нашей магии уменьшиться.
— И ей на смену придет иная?
— Не совсем. Тут говорится, что древние нашли способ выхода из этого цикла.
Ашнара прошла мимо изображений деревьев, скользнув по ним взглядом, остановилась перед последними письменами. Но и без них Агат уже начал понимать. Он это ощущал. Поднял руку и призвал грёзы — теперь они явились быстро, замерцали искрами у пальцев.
— Это не тюрьма, — прошептал Агат. — Это оранжерея! Древние запечатали город, но оставили здесь ростки магии.
— Да! — отозвалась Ашнара, не отрываясь от мозаики. — Они ушли, но в центре своих знаний, Ша’хараре, запечатали зерна магии. Сотни лет она росла и крепла, чтобы однажды быть выпущенной и напитать магию мира.
— А древние? Они все погибли?
— Нет. Те, кто выжил, ушли на восток. Я так понимаю на земли, которые мы зовем Дашнаданом. Там не поклонялись привычным богам и не было той магии, которая угасла. Поколения за поколениями древние жили там, но однажды должны были вернуться, чтобы освободить магию Ша’харара.
Ашнара обернулась к Агату:
— Неужели ты не понимаешь?
Он покачал головой. Пока не очень.
— Алхимики изучали дашнаданцев, — сказала Ашнара. — Ну, как могли. У них было несколько очень чувствительных к магии родов. Если верить этим письменам… двенадцать магических родов древних. Они продолжили существовать в Дашнадане. Я уверена, если изучить тебя и твою кровь, окажется, что ты один из их потомков. Возможно, именно поэтому твоя мать пришла в Шеленарскую империю. Если бы она осталась жива, то наверняка стала бы уговаривать императора отыскать Ша’харар. Или знала точно, где город! Она знала, что однажды кто-то из ее рода или других одиннадцати доберется до Ша’харара и откроет его.
— Чтобы выпустить ростки магии?
— Чтобы старая магия напитала новую! Процесс уже начался, когда мы открыли двери. Я уверена, очень скоро грёзы станут мощнее, чем раньше, а сила орихалка вернется. Наверняка начнут появляться и маги с новой силой. Вроде тебя.
— А раньше почему их не было?
— Не сомневаюсь, что последние несколько поколений были. Откуда мы знаем, сколько подобных тебе сгорело в своей магии? Потому что Ша’харар был закрыт. Потому что никто не добрался до него. Я уверена, местная магия созрела десятки лет назад!
Ашнара провела кончиками пальцев по письменам:
— Принц, который вернет древнюю магию.
Агат смотрел на Ашнару с удивлением, а она рассмеялась, едва ли не хлопая в ладоши.
— Ты не монстр, Агат! Ты чудо.
***
Он сидел в маленькой каменной комнатке и смотрел на свои руки.
Агат никак не мог поверить в то, что прочитала Ашнара. Она тут же потащила его в общий зал, где как раз завтракал Кфар Шемет. С восторгом начала ему рассказывать, Агат же пробормотал, что ему нужно к себе. К счастью, никто его не останавливал, и он улизнул от навязчивого внимания Ашнары. Он понимал ее возбуждение, алхимик, которая не только разгадала тайну исчезновения древних, но и пересмотрела фундаментальные законы магии.
Она полагала, если бы Ша’харар открыли раньше времени, ничего бы не произошло. Он остался мертвым даже с потомками тех самых дашнаданцев. Но когда магия созрела, то ждала только того, кто сможет открыть.
Ашнара даже считала, что Каэр не просто так нашел нужные ему упоминания и смог отыскать город. Скорее всего, те самые потомки двенадцати снабдили книги сведеньями, по которым умные люди смогли бы отыскать город.
Возможно, несколько книг Каэра принесла в императорскую библиотеку даже мать Агата.
Он же пока не мог всего этого осознать. Это он-то, принц с проклятой кровью, открыл Ша’харар и вернул древнюю магию? Да, грезящие говорили, будто магия тут другая… возможно, теперь она просачивается сквозь землю обратно. Питает грёзы, орихалк.
Всё потому, что Агат оказался в нужном месте. Но разве он этого достоин? Только не он. Наверное, это чья-то дурная шутка.
В дверь его комнаты забарабанили, и Агат встрепенулся. В один шаг преодолел расстояние и открыл. На пороге стояла слуга, явно встревоженный.
— Ваше высочество! Там, наверху… прибыл принц Берилл. Он требует вас. И он… кажется, он не в себе.
***
Когда Агат выскочил из врат Ша’харара, он замер, неистово моргая и пытаясь привыкнуть к яркому солнечному свету. Как оказалось, день в подземных залах и день на пустоши очень отличались.
Рядом с озером в котловане меж холмов расположился временный лагерь экспедиции, который грозил стать постоянным. Между шатров развешивали сушиться белье, горели костры, здесь же готовили еду и жили все воины.
Сейчас они стояли нестройной толпой, явно не понимая, что им следует делать. Потому что перед вратами расхаживал Берилл. Его взмыленную загнанную лошадь держал чуть дальше конюх, сопровождавшие воины устало спешивались.
Берилл казался полным энергии. Он метался из стороны в сторону, будто загнанный зверь. В одной руке держал кинжал, а в другой зачем-то факел.
Ашнара уже стояла тут и сразу перехватила жмурившегося Агата, сунув ему что-то в руки:
— Заставь его выпить.
Агат не смотрел, но на ощупь понял, что это пузырек с алхимическим зельем. Противоядие. Рассеянно кивнув, Агат двинулся к брату. Тот его наконец-то заметил:
— Агат!
— Берилл, — осторожно сказал Агат, — ты вообще когда в последний раз спал?
Берилл и правда выглядел так, будто всю дорогу нещадно гнал. Глаза у него покраснели, одежда в небрежности и пыли.
— Ты здесь! — сказал Берилл. — Почему ты не поговорил со мной?
Агат растерялся. Он не думал, что первым делом Берилл будет спрашивать именно об этом. На виду у всех, перед вратами Ша’харара. Крепче сжав пузырек, Агат ответил:
— Испугался. Я… — голос дрогнул, и он закончил тише, так, чтобы слышал только брат. — Я испугался, что не тот брат, который тебе нужен.
— Ерунда!
— Может, ты опустишь кинжал, и мы поговорим?
Берилл как будто с недоумением посмотрел на кинжал в руке, а потом сунул его в ножны. Возможно, он угрожал кому-то, кто подошел ближе и пытался вразумить.
И даже сейчас, в таких обстоятельствах, Агат не мог не испытать радость. Будучи не в себе, Берилл всё равно принимал его. Он тоже должен сделать для Берилла всё, что может.
— Ты знаешь, что Алмаз жив?
— Что?
Агат не успевал за скачущими мыслями Берилла. К тому же, что за ерунду он говорил?
— Берилл, Алмаз умер десять лет назад.
— Нет. Он сошел с ума от яда и отец сослал его в храм. Я видел Алмаза. Он не помнит ничего о себе.
Агат глянул на Ашнару, и она пожала плечами: значит, с морозником такое действительно возможно. Неожиданно Берилл хрипло рассмеялся и развел руками. В одной он по-прежнему держал факел.
— Он сошел с ума так, как сейчас схожу я! Один ты среди нас нормальный.
— Разрушитель.
— Вовсе нет! Жрецы заявили, что пророчества были обо мне. Так что из-за меня они случайно отравили Алмаза. Ранили тебя. А отец выбросил Алмаза, как мусор!
Агату стало не по себе. Если всё это правда, тогда понятно, почему Берилла совсем накрыло. Как говорила Ашнара, в них обоих слишком много страха.
— Но со мной всё в порядке, Берилл. Смотри, и я, и Ашнара здесь. Всё хорошо. Опусти факел, давай сядем, и ты спокойно расскажешь.
— Сначала уничтожу Ша’харар.
— Что? Зачем?
— Это то, что я могу делать. И разве не должен разрушать? Ха! Смотри, Агат, тут уже повсюду огонь. Вокруг меня огонь. Это пламя!
Берилл взмахнул факелом, но пока не двигался с места. Его взгляд лихорадочно бегал.
— Ша’харар причина всех бед. Его знания не принесут ничего, кроме новой боли. Я сожгу его!
Берилл с удивительной прытью двинулся вперед, и Агат отчаянно пошел ему наперерез, вставая перед вратами города:
— Ты рехнулся? Там же люди! Хочешь, чтобы они пострадали?
Это немного отрезвило Берилла, он замер и тряхнул головой, шепча что-то без слов. Агат понял, что это единственное слово — «огонь».
— Послушай, Берилл…
— Ша’харар разбудил в тебе ту силу, от которой ты мучаешься. Его надо сжечь!
— Да это моя сила!
Агат снова попытался перехватить Берилла и зашипел, когда факел неловко мазнул по плечу. Особой боли Агат не ощутил, зато рукав рубашки тут же обуглился. Наверняка кожа пойдет волдырями.
Агат ухватился за руку и посмотрел на Берилла:
— Это моя сила! Город тут ни при чем. Хочешь и меня сжечь?
Берилл дрогнул. Он во все глаза смотрел на плечо Агата. Ошарашенно опустил руку с факелом. Рядом тут же оказалась Ашнара, ловко перехватывая. Она легонько погладила Берилла по спине, вполголоса говоря о том, что всё хорошо. Берилл растерянно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Агата:
— Я всегда хотел защищать… почему каждый раз выходит иначе? Из-за того, что я разрушитель?
— А ты хочешь им быть? — спросил Агат. — Или ты хочешь быть собой? Наследным принцем, моим братом, возлюбленным Ашнары. Предсказания всего лишь предлагают путь. Каким ты хочешь идти?
Агат протянул руку с пузырьком, не сомневаясь, что Берилл поймет, что это такое. Тот смотрел несколько долгих мгновений, а потом решительно взял и залпом проглотил. Закашлялся. Перевел дыхание.
— Вот и прекрасно, — проворковала Ашнара, продолжая гладить Берилла по спине. — Пойдем-ка, тебе надо отдохнуть, а противоядию подействовать. А тебе, Агат, стоит обработать ожог.