Каэр предпочитал прятаться в крипте.
Он не испытывал благоговения перед мертвыми, как очень многие в империи. Для него трупы оставались трупами, а память о них — это история. Там, где нет живых, есть тишина и спокойствие, который порой так необходимы.
Нет чужих указаний, что и как следует делать.
Помещение было довольно большим и прохладным, но очень чистым: императорские гробницы содержались в безукоризненном порядке. Хотя каменный пол оставался неровным, стенные ниши располагались на одинаковом расстоянии вдоль всех полукруглых стен. Некоторые из них темнели гробницами предыдущих императоров, в других мерцали зачарованные грезящими свечи. Точь-в-точь как настоящие, только не заканчивались.
Каэр справедливо полагал, что среди грезящих есть те, кто не просто выполняет работу по зачарованию, но и предпочитает делать это… красиво. Потому что у местных свечей даже потеки воска имелись!
Под землей свечи давали не очень-то много света, так что крипта укутывалась тенями и полумраком. Каэр устроился на центральном постаменте, сейчас пустом. После смерти императора и произведения всех обрядов над телом, его выставляли на всеобщее обозрение. А после оно лежало именно здесь. Предполагалось, что в крипту приходили прощаться родственники и дворяне. Только спустя время тело с почестями наконец-то замуровывали в одной из ниш.
Постамент давно пустовал, Каэр подвинул к нему с двух сторон канделябры с зачарованными свечами и подвесил над плечом собственный светильник. Солнечный фонарь походил на часть маяка, зависшую в воздухе. Когда чары слабели, свет угасал, а устройство опускалось ниже и приходилось отдавать его грезящим для обновления чар.
С точки зрения Каэра, очень непрактично. Но свет действительно был ярким и мощным, а семья Каэра могла себе позволить подобные игрушки. Поэтому его и пускали в крипту — аристократы приходили в любое время.
Правда, сейчас тут почти никто не бывал, и Каэра это полностью устраивало.
Забравшись на каменный постамент, он расположил на коленях папку с листом бумаги и старательно вырисовывал углем береговую линию фехальского побережья.
Вообще-то у картографов имелось собственное помещение в одном из дворцовых зданий, рядом с библиотекой, но Каэр его терпеть не мог. Слишком много людей и шума.
Поэтому он предпочитал брать карты и уходить в крипту, где можно остаться наедине с собой и чертежом в руках.
Он напевал мелодию без слов и так увлекся, что не услышал тихие шаги по лестнице в крипту. Отбросил со лба длинную прядь темных волос — мать ворчала, что стоит обрезать их совсем коротко, но Каэр упрямо отказывался.
Он любил родителей, но его ужасно раздражало, что они по-прежнему пытаются указывать ему, что делать, даже как выглядеть. В конце концов, ему уже девятнадцать, в его возрасте император Азурит начал завоевывать половину мира!
Правда, спустя пару лет умер, а империя затрещала по швам.
— Вот ты где!
Едва не выронив уголь (и по чистой случайности не черканув по карте!), Каэр вздрогнул и поднял голову.
— Десять хвостов бездны! Нельзя так подкрадываться!
Девушка рассмеялась и ткнула его в плечо кулаком:
— О, каких словечек понабрался, братец. Что бы сказал отец, если услышал, как ты сквернословишь?
Каэр пробормотал в ответ что-то ворчливое, на миг всерьез поверив, вдруг сестра расскажет? Но нет, конечно, она не будет. Да и чего он испугался, что отец отругает? Как будто не он пару минут назад рассуждал о том, какой взрослый!
Каэр вздохнул. Ему нужно что-то весомое, чтобы самому в это поверить.
— Каждый раз удивляюсь, как ты здесь работаешь.
Тишлин огляделась, но без пренебрежения. Она точно знала, где отыскать брата, хотя сама предпочитала как раз таки шумные залы. В остальном они очень походили друг на друга: среднего роста, темноволосые, с бледной кожей и большими темными глазами. Их внешность называли «типично имперской», и мать этим искренне гордилась.
Тишлин завязала волосы тугим узлом, из которого вырывались непослушные пряди, на ней было обычное коричневое платье всех, кто работал в библиотеке. Как подтрунивал Каэр, «в цвет книг». Он сам тоже предпочитал простые рубашки и штаны, учитывая, что постоянно пачкался в угле.
Платья и камзолы они оставляли для официальных приемов.
Тишлин кивнула на каменный постамент для тел, где устроился Каэр:
— Как непочтительно!
— Расскажешь малафисам?
Так называли орден жрецов, который занимался погребениями и смертью. Именно они следили за криптой. И точно сочли бы такое отношение непочтительным. По их мнению, все должны трепетно бояться смерти и любого напоминания о ней.
Тишлин фыркнула и уселась рядом с Каэром. Она тоже не была особенно религиозной.
Старше на два года, она уже занимала важный пост в библиотеке, блистала на приемах и была помолвлена с Эламом Итанисом. Не первым холостяком империи, конечно, даже не старшим сыном рода, но красавцем, богатеем и одним из важных офицеров.
— Если бы ты не прятался под землей, то уже знал последние новости.
— Какие это? — вздохнул Каэр. — Твоя подружка подцепила нового кавалера? Ты нашла очередной заплесневелый том стихов Баодмира?
— Он был гениальным поэтом!
— Извини, — искренне сказал Каэр. Он знал, что сестра обожала поэзию и сама писала отличные стихи. — Так что за новости?
— С утра император вызвал обоих принцев. Говорят, они будут искать Ша’харар.
— Что? Ша’харар?
— Да-да, твой любимый город.
Как он подтрунивал над увлечением сестры поэзией, так она не упускала возможности напомнить ему о любви к «пыльным руинам». Каэра очаровывали осколки древних, странные стеллы и целые города, до сих пор скрытые под землей и ждущие, когда их откроют.
— С чего бы? — нахмурился Каэр. — Император не любит ученых.
Что было основной причиной, почему после его деда исследования ничуть не продвинулись. А ведь к этому моменту Каэр мог не рисовать карты, а изучать древние руины! Если бы кто-то их открыл.
Тишлин пожала плечами:
— Ты же знаешь этих императоров. Ну, что-то он там решил. Главное, они будут искать город.
— Кто сказал?
— Да весь дворец шумит. Младший принц у грезящих, старший сделал запрос в библиотеку. Я решила, ты должен знать.
— Почему?
Тишлин посмотрела на него так, будто думала, что младший братец как минимум слабоумный:
— Каэр’дхен Ташар! Ты идиот или притворяешься? Это твой шанс. Не ты ли знаешь, где находится Ша’харар?
— Всего лишь догадки, — пробормотал Каэр.
Когда его называли полным именем, он ощущал себя так, будто его плечи придавили. Он не был тем, кого зовут настолько пышно. Всего лишь юнцом-картографом, который не знал, как вырваться из-под опеки родителей. Всю жизнь увлекающимся древними руинами.
Он ведь правда мог помочь. Мысль просачивалась постепенно, будто вода сквозь почву проникала в крипту. По капле. Каэр может помочь отыскать Ша’харар. Стать частью чего-то… значительного.
Он спрыгнул с постамента, сжимая бумаги:
— Ты права! Я сейчас же пойду к картографам. Порошу…
— Ты лучший картограф?
Каэр стушевался. Ему нравились карты, он отлично умел часами заниматься ими, сопоставлять… но с точностью у него было плохо, а ценилась именно она, а вовсе не красивая линия берегового залива.
Энтузиазм Каэра тут же сдуло, и он поник. Его как будто мгновенно лишили сил. Он был слишком юным и совершенно неопытным даже в картографии. Что он скажет? Что с детства изучал всё доступное о Ша’хараре? Что сопоставил все данные старого императора и почти уверен, где искать?
— Они не послушают, — прошептал Каэр.
Тишлин смотрела на него с усмешкой. Самодовольной усмешкой. Она тоже спрыгнула с постамента, весьма изящно, и постучала пальцем по вырезанным на камне символам там, где располагались ноги тела:
— Помнишь, что говорят жрецы? Пять пороков. Среди них подчинение чужой воле. Не делай такой ошибке и не покоряйся чужим желаниям.
Она повернулась и указала на красивую вязь символов в изголовье:
— А среди пяти достоинств что? Любовь. Ее можно использовать себе на пользу.
— Это низко.
— Ничего такого среди пороков нет.
— Всё равно не понимаю, о чем ты. Как я использую любовь, чтобы убедить в своей правоте?
— Потому что убеждать должен не ты.
Вздохнув, Тишлин самодовольно сказала:
— Иди не к картографам. Иди к Придворному алхимику.
Каэр смутился. Он знал, что сестра сблизилась с Ашнарой Делай, они были почти подругами. Тишлин рассказывала, что старший принц часто бывает у Придворного алхимика, а та, в свою очередь, слишком тепло о нем отзывается.
— Почему ты решила, что там любовь? И что алхимик мне поможет.
— Ты ничего не понимаешь в чувствах, — хмыкнула Тишлин. — Поверь мне, между ними что-то есть. Но принц отрежет тебе язык, если об этом хоть намекнешь. Ашнара сохранит его в банке.
— Язык мне пригодится, — пробормотал Каэр.
— Покажи Ашнаре свои записи. Она как Придворный алхимик будет участвовать в поисках. Скажи, что я посоветовала поговорить с ней. Она сама донесет это до старшего принца. А даже если нет, и мы ошиблись… если Ашнара тебе поверит, ты точно станешь частью этих поисков.
Иногда Каэру хотелось испытывать хотя бы долю той уверенности, что и сестра. Тишлин всегда была такой. Если же что-то из ее суждений не оправдывались… ну, она ничуть не расстраивалась и просто выносила новые. Не переживала, как Каэр.
Вздохнув, Тишлин положила руки на плечи брата и заставила посмотреть себе в глаза.
— Каэр, я желаю тебе только лучшего. Понимаю тебя, правда. Это шанс. Не упусти его.
Он прижал к себе бумаги и подумал, что, наверное, и правда пора прекратить прятаться в крипте. Он уверен, что может больше. Он хочет больше.
Каэр кивнул.
***
Придворный алхимик Ашнара наблюдала, как слуга обновляет защитные знаки над дверным косяком.
На самом деле, это были младшие жреческие служки. Они приходили раз в месяц со своей простенькой лестницей. Ставили ее в каждых дверях по очереди, забирались и рисовали знаки золотисто-оранжевой краской — конечно же, тоже священной.
Ашнара относилась к этому с любопытством. Ей казалось странной сама мысль, что местные жрецы верят, будто специальными знаками можно обращаться к богам или отводить глаза темным сущностям. Но кто она такая, чтобы спорить? Куда больше Ашнару заинтересовала краска. После первого обновления глифов она сама забралась наверх, соскоблила немного, а потом долго изучала.
Оказалось, всего лишь сок златоперника, который рос повсюду в империи, смешанный с глиной и белком.
Ашнара мечтала узнать, такой ли краской жрецы рисуют знаки на тыльных сторонах ладоней. Но вряд ли они бы согласились на изучение.
Жреческий служка таких отметок не носил, зато весь перемазывался краской. Обычно Ашнара наблюдала за ними с интересом, но сегодня просто молча ждала, когда он закончит.
Агат рядом жевал хлебные лепешки.
У них была какое-то название, но Ашнара его, конечно же, забыла. В империи пекли десятки разновидностей хлеба, у каждой имелось свое название и долгая история. Возможно, в библиотеке даже есть какой-нибудь «Справочник хлеба». Ашнара не удивилась бы.
Они сидели в ее покоях. Точнее, в лаборатории, спальня и личная гостиная прятались внутри, и эти двери не были нужны жрецам. Только внешняя, ведущая в коридор.
Ашнаре не терпелось продолжить разговор с принцем, потому что он не успел сказать, зачем же пришел. Прервали слуги. А теперь он бесцеремонно стащил хлеб из корзинки у нее на столе.
И кто учил этих принцев хорошим манерам?
Жреческий слуга наконец-то закончил. Ашнара не видела обновленного знака, он был с внешней стороны. Подхватив банку с краской, слуга проворно спустился, сложил лестницу и тут же исчез, бесшумно прикрыв дверь.
— Ну? — Ашнара повернулась к Агату. — Продолжишь есть мою еду или расскажешь, зачем явился?
Агат бывал у нее часто с первого дня появления Ашнары во дворце. Она помнила его любознательным подростком, который не то чтобы интересовался самой алхимией… скорее, его привлекало всё новое и мысль о том, чтобы постигнуть суть вещей.
Берилл был не таким. Ашнара узнала его ближе гораздо позже. Может, именно поэтому к Бериллу возникли совсем иные чувства, а вот Агата она всегда воспринимала как того мальчишку. Хотя он был не настолько уж младше брата.
Агат вскинул брови и демонстративно откусил еще кусочек хлебца. Перед его приходом Ашнара как раз попросила слуг накрыть легкий обед на низком столике.
Кто-то другой вряд ли рискнул есть в алхимической лаборатории, даже Берилл предпочитал гостиную. Агата же ничуть не смущали колбы с сомнительным содержимым. Отчасти это раздражало Ашнару… но в какой-то степени радовало. Приятно, когда с тобой приходят просто поговорить, когда тебе доверяют, а не считают непостижимой и загадочной.
Чая гостю Ашнара не предложила, но Агат справился сам. Он поставил чашку, хотя зажатый в руке хлебец так и не доел.
— Мне кажется, с ядом становится хуже.
Ашнара пожала плечами. Последняя неудача с зельем обескураживала, но она продолжит пытаться. Не только потому, что это стало интересной алхимической задачкой, но и потому что она не хотела, чтобы яд оставался внутри Берилла.
— Почему так думаешь?
Агат ответил вопросом на вопрос:
— Ты знаешь, как он спит?
Ну что за манеры!
— Иногда не очень хорошо, — осторожно ответила Ашнара.
Она видела многие дворцы и владык. Ашнара прекрасно знала, что хуже всего отношения между родственниками. В правящей семье никто больше брата не мечтает воткнуть тебе кинжал меж ребер. Отцы редко доживают до старости, потому что дети устают ждать.
Когда речь идет о власти, здравым смыслом пренебрегают.
Ашнара видела всего несколько исключений и Орихалковая империя была одним из них. Пусть с отцом у принцев отношения не сложились, и Ашнара легко могла представить, как кто-то из них убивает императора, друг против друга братья не интриговали. Наоборот, они защищали и заботились.
Агат не раскрывал Ашнаре душу — да и вряд ли кому-то другому, но она не сомневалась, он не завидует старшему брату и совершенно точно не хочет на трон.
И всё-таки сейчас Ашнара не была уверена, что стоит или не стоит рассказывать. Это не только ее тайны, но и Берилла. Агат, кажется, думал примерно так же, потому что медлил. Но потом всё-таки продолжил, торопливо, как будто ему давно хотелось поделиться опасениями.
— Недавно он влетел ко мне в комнату с утра пораньше. Я не мог понять, что происходит, испугался, что всё, как минимум драконы атакуют дворец. Оказалось, Берилл уверен, что я умираю. Он не успокоился, пока не поднял меня с постели и не убедился, что всё в порядке. Знаешь, почему он был так уверен?
— Ему приснилось.
— Да, — кивнул Агат. — Порой ему снятся кошмары, которые так убедительны, что Берилл не сразу понимает, это всего лишь сны. Мне кажется, в последнее время стало хуже. Они больше путают. И мигрени. Они чаще.
Ашнара вздохнула. Она тоже замечала, хотя не была уверена. Возможно, и ей, и Агату кажется, потому что они этого боятся.
— Вряд ли яд действует именно так, — сказала она. — Если только Берилл не получает новых порций. Но это было бы странно и точно заметно. Тем не менее… это редкий и неместный яд. Я слишком многого о нем не знаю.
Беспокойство на лице Агата ничуть не уменьшилось. Что ж, если он пришел за тем, чтобы его успокоили, это точно не к Ашнаре.
Она определила яд только потому, что уже сталкивалась с ним в северных провинциях Эллемира и очень заинтересовалась растением: маленький цветок с листьями глубокого, до черноты фиолетового цвета со сполохами иссиня-лилового. Местные называли его морозником, выкапывали корневища и лечили им почти все болезни, даже безумие.
Они избегали только одного вида, пурпурного морозника. Его яд очень опасен, в том числе из-за того, что мог накапливаться. Ашнара уже запросила исследования и образцы. Но сведений не так уж и много.
Доподлинно ей было известно, что яд пурпурного морозника оседает внутри организма. Если она не сможет создать противоядие, Берилл всю жизнь будет мучиться мигренями и снами, которые путает с реальностью. Но куда хуже другое. Если он примет еще хотя бы небольшое количество, в теле его будет слишком много. К тому же, даже то, что есть, может быть спровоцировано. Не обязательно Берилла ждет смерть… а вот парализовать или ослепить может.
— Смените еду, — посоветовала Ашнара. — Этот яд должен поступать внутрь, никак иначе. Если даже немного, может становиться хуже.
Или что-то со стороны влияет. Но это Ашнара оставила при себе. Пугать Агата не хотелось, тем более, он вряд ли сможет что-то сделать. А вот сама она точно проверит.
Ее вообще интересовала эта мутная история со смертью Алмаза и отравлением Берилла. Это случилось десять лет назад. Ашнара приехала полгода спустя, изучала дело, но концы так и не сошлись.
Считалось, что в смерти Алмаза виноват местный аристократ. Он прекрасно знал, что будут есть принцы, не пытался отравить императора и действительно крупно ссорился с Алмазом. Вплоть до того, что Алмаз обнаружил его преступления, и аристократу грозило лишение титула и заточение.
Но откуда у дворянчика яд с севера? В Орихалковой империи имелись свои яды — и весьма впечатляющие. Почему решил использовать что-то настолько редкое как пурпурный морозник? Где достал?
— Держи в курсе, — попросил Агат. — Нужна еще кровь?
— Эй, помедленнее! Если ты рухнешь где-нибудь во дворце, Берилл ко мне придет разбираться.
— Ну, в прошлый же раз не заметил. Я могу быть скрытным.
— Мне в любом случае нужно усовершенствовать зелье. После этого попробуем.
Агат кивнул и наконец-то закинул в рот последний кусочек хлебца. Ашнара невольно подумала: а что еще он может скрывать? Берилл не любил об этом говорить, но Ашнара и сама многое понимала. Когда братья выросли, они будто отдалились друг от друга — Агат меньше рассказывал, Берилл боялся. Ашнара считала всё это глупым, учитывая, что братья по-прежнему заботились друг о друге, может, даже больше, чем раньше. Но это их дело и вмешиваться она не собиралась.
Поговорят и выяснят всё, если на то будет воля Потоков.
Агат явно задумался, и Ашнара украдкой рассматривала его. С кем ей приходилось очень мало встречаться, так это дашнаданцы. Они жили на востоке, буквально на краю света и не любили выезжать или принимать незнакомцев. Отчасти из-за этого народ окутывала атмосфера таинственности.
Отчасти из-за того, что каждый дашнаданец и вправду имел предрасположенность к магии. Они буквально цепляли ее и легко обучались грёзам. Неудивительно, что из-за подобных талантов их считали проклятыми.
А еще, конечно, из-за того, что они поклонялись иным богам.
Император казался основательным, массивным, будто скала. Ашнара понимала, почему многие его боятся. Берилл взял от отца взгляд и решительность. Такой же темноволосый и темноглазый как любой имперец, но изящнее отца.
И красивее, чего уж там.
Берилл был воином и лидером, но куда более гибким, нежели император. Ашнара понимала, что она необъективна, но ей казалось, из Берилла выйдет отличный император. Не тот, кто завоевывает, как его отец, а тот, кто сможет удержать эту империю.
Агат походил скорее на брата, нежели на отца. Но если Берилл казался мощной рекой, омывавшей скалу-императора, Агат — будто гибкое деревце в этой воде. Меньше, изящнее и скрытнее. А его внешность напоминала о материнских корнях: ничего конкретного, но слишком тонкие брови, рыжеватый оттенок не таких темных волос, чуть вытянутые уши.
— Не смотри на меня так, будто я твой эксперимент, — буркнул Агат.
Ашнара рассмеялась:
— О, но ты ведь тоже иногда так смотришь на меня?
— Давно нет. Только на алхимию.
— Сделаю вид, что верю.
В дверь постучали. Торопливо, почти судорожно и нетерпеливо. Ашнара никого не ждала, так что ей даже стало интересно и она громко пригласила гостя.
Вошедший удивил ее. Юноша, совсем мальчишка, в простой одежде, кое-где перепачканной углем. В руках он сжимал бумаги. Казался нервным, но при этом явно аристократ: осанка, манера держаться, даже то, как он не опустил голову после того, как отвесил необходимый поклон.
Он вытаращился на Агата и помедлил. Видимо, узнал, но слишком растерялся, чтобы рассыпаться в положенных церемониях.
— Кто ты? — спросила Ашнара, возвращая мальчишку к цели визита.
— Каэр’дхен Ташар.
— Родственник Тишлин Ташар?
— Ее брат.
— Мило. Ты картограф?
Он торопливо кивнул. Ашнара мысленно похвалила себя, что верно поняла угольные разводы и бумаги. Она помнила Ташаров. Не самый знатный род, но древний и верный. Тишлин хорошая девушка, все запросы в имперскую библиотеку Ашнара делала именно через Тишлин.
Девушка нравилась ей в том числе и тем, что много болтала о сплетнях, но ни слова никому не говорила об изысканиях алхимика, в чем бы они ни состояли. Ашнара ценила верность и преданность.
Она наводила справки о Ташарах. Ничем не выдающийся род. У родителей Тишлин и Каэра было несколько детей, все они умерли во младенчестве. Говорили, будто леди Ташар возносила жертвы богам, а когда это не помогло, обратилась к алхимикам ради зелья.
Как бы то ни было, девочка, а следом и долгожданны мальчик родились поздно и их оберегали от всего на свете. Как фыркая говорила Тишлин, порой от самой жизни.
— Я знаю о поисках Ша’харара, — выпалил Каэр.
— Что именно?
— Ну, я знаю, что его будут искать. Я готов помочь.
— Картами?
— Не только. Я с детства изучал всё об этом городе. Все материалы. Я… думаю, я знаю, где можно отыскать руины.
Ашнара хотела сказать что-то язвительное о том, как мальчишка может быть уверен, но промолчала, заметив краем глаза, как Агат с интересом наклонился вперед.
— Прекрасно, — сказал он. — Бери свои карты, все изыскания и неси лично мне. Обсудим.
Ашнара подумала, что поспешила с выводами и вправду не стоит пренебрегать мальчишкой. Агат прав, лучше посмотреть, что ему известно. Вдруг он прав.
Что ж, Ашнара могла порадоваться, что Агат на их стороне и прикрывает спину Бериллу.