Храм наполняли огни и торжественные песнопения.
Агат слышал их из маленькой комнаты, где ожидал ритуала. Он думал — или, точнее, уговаривал себя — что давно свыкся с ними. Досадное нарушение привычных планов, не более того. Но на самом деле нервничал.
Принц сидел на простой табуретке без спинки. Обычная деревянная, крепко сбитая и без изысков, как вся мебель в храме. Кажется, ее делали служки.
В маленькой комнате ничего не было, кроме табурета, стола, фонтана для омовения и накрытой сейчас кушетки, где лежала аккуратно сложенная одежда принца и оружие. В подобных местах ожидали ритуалов, а к некоторым нужно было готовиться несколько дней. Усердно молиться и настраиваться. К счастью, Агату предстояло подождать не больше часа.
Его облачили в просторные светлые одежды, чем-то напоминающие жреческие, сверху накидка с широкими рукавами темно-синего цвета императорской семьи. Никаких украшений, знаков или даже обуви. Дозволялось оставлять молитвенный браслет, но Агат его не носил.
Перед ступеньками храма его нагнал глава шпионов Янвен и сообщил:
— Принц Берилл у Королевского алхимика.
— Хорошо, — спокойно ответил Агат.
Хотя вообще-то всё было не так. В глубине души он надеялся, брат придет.
Внутри Агат хотел как можно скорее добраться до своей комнаты, переодеться и ждать, но с удивлением заметил Каэра. Он жался среди статуй и казался ошарашенным.
— Тоже пришел на ритуал? — Агат улыбнулся ему.
— Нет, сопровождаю Тишлин.
— Она такая набожная?
— Терпеть не может ритуалы, но в будущем году выходит замуж. Жрецы говорят, хороший знак, если сейчас она пройдет очищения, — Каэр усмехнулся. — Она не хочет его отдельно перед свадьбой.
Агат понимающе кивнул. Перед церемонией заключения брака ее бы заставили проходить длинный и муторный обряд, а сегодня обойдется коротким с другими женщинами. Мужчины при этом не допускались, но вот в комнате ожиданий Каэр как родственник мог сидеть вместе с сестрой.
— Я редко бываю в храме, — признал Каэр. — А Тишлин с родителями опаздывает.
— Они тоже будут?
— Конечно. Тиш ворчала, мы все в комнату не поместимся, но родители настояли. Она же с детства на ритуалах очищения не была. А ты…
— Поговорим позже.
Теперь Агат сидел в комнате и нервно сцеплял и расцеплял пальцы. Из маленького окошка доносились песнопения жрецов, от накидки пахло горьковатым дымом воскуриваемых трав. Агату хотелось уйти как можно скорее — или забиться в угол на этой кушетке и притвориться, что его не существует.
Конечно же, он не был единственным, чья мать — дашнаданка. Они редко покидали родные земли, но всё-таки путешествовали. Если бы он был хотя бы сыном аристократа, было бы намного проще. Ему бы не доверяли, тоже говорили о порченой крови, но чтобы тебя не любили, в конце концов, не обязательно иметь родителя-чужеземца.
Агат был принцем. Он вообще понятия не имел, каким образом к наложницам императора попала дашнаданка. Это ведь был ее выбор, насильно никого не заставляли. Эта странная женщина покинула Дашнадан, стала наложницей императора и родила ему сына. Которому всю жизнь рассказывали, что у него порченая кровь.
Поэтому в детстве над ним провели куда больше всевозможных обрядов, чем над обычным ребенком — больше, чем над другими принцами. Сейчас он, конечно, мог бы отказаться, его не заставляли… но недовольны будут не только жрецы, но и дворяне. Идти против всех смысла нет. Да и лишний раз нарываться на злость отца тоже не хотелось.
Агат глубоко вздохнул. Просто не думать ни о чем. Осталось немного. А потом не такой уж длинный ритуал и он наконец-то сможет уйти домой. Яшма даже сказала, что он поедет в ее карете.
Агат часто ощущал слабость после подобных обрядов. Несколько недель мир казался тусклым, лишенным красок и тепла — или таким был сам Агат. Он не знал, использовали жрецы какую-то из разновидностей грёз или просто алхимию, но она правда влияла на те силы, которые бились у него в венах. Жаль только, от этих ритуалов тело не горело меньше.
Обычно в этой комнате Агат ожидал с Бериллом. Потом брат наблюдал за ритуалом из общего зала, а после они вместе возвращались во дворец. Так было и на длинных обрядах три года назад, когда император счел, что восемнадцатилетний Агат достаточно взрослый для церемонии совершеннолетия. Да старше уже и поздно.
Когда-то для Алмаза ее провели в пятнадцать. А вскоре после этого он погиб на пиру. Для Берилла тоже хотели в ближайшее время, но из-за траура отложили.
Агату было одиннадцать, когда случился тот злополучный пир. Берилл старше на три с половиной года, Алмаз на четыре, но в то время это порой становилось бездной. Например, старшим уже позволялось присутствовать за столом взрослых, а для Агата об этом еще и речи не шло.
Он сидел с наставником, когда прибежали стражи и рассказали о том, что случилось. Агат тогда многого не понял, кроме одного: Алмаз убит, Берилл ранен.
Агат любил обоих братьев. Но всегда полагал, что мертвым уже не поможешь, а волноваться стоит о живых. Поэтому следующую неделю, пока Берилл не приходил в себя, а в его комнате сменялась череда лекарей, Агат провел именно с ним. И после, когда Берилл долго восстанавливался и не покидал свои покои, пил горькие отвары и едва мог ходить, Агат подолгу сидел у него, развлекал чтением книг и пересказом дворцовых сплетен.
На похороны Алмаза Берилл пойти не смог, но заставил Агата подробно повторить, как именно они прошли. Потом долго молчал.
Тогда у Агата впервые мелькнула мысль, что, наверное, Берилл бы хотел сейчас сидеть с Алмазом. С разницей всего в полгода, старшие всегда были близки. Берилл тогда много грустил, и Агат как мог старался его подбодрить.
Именно Агат заставлял его вставать и ходить по комнате, хотя лекари полагали, принц может остаться прикован к постели.
— Ты должен пойти на мой ритуал очищения! — заявил тогда Агат. — Пожалуйста…
Берилл правда пришел и после этого не пропускал ни одного. Даже в последние годы, когда они отдалились друг от друга, а ему стали сниться кошмары.
Что ж, наверное, это правильно. Они выросли. Они уже не те мальчишки, которые жались друг к другу после смерти старшего брата или отвлекались от невнимания отца.
Правда, Агат не ощущал, будто он вырос. Просто теперь он сидел и ждал ритуала совершенно один.
— Ваше высочество.
Деревянная дверь оставалась распахнутой как раз для жрецов. Один из них застыл в проходе и поклонился:
— Пора начинать.
Агат чуть не воскликнул «наконец-то» и всерьез сдерживал себя, чтобы не идти вслед за жрецом вприпрыжку. Когда началось хоть какое-то действие, он понимал, что нужно, и стремился скорее со всем покончить.
Жаль, жрецы как будто никуда не торопились.
Пение становилось громче. Наконец, жрецы вывели Агата в знакомый большой зал. После полутемной комнаты и коридоров местный свет на миг ослепил, и Агат заморгал, остановившись.
Жрецы не скупились на зачарованные светильники, которые парили вдоль стен и освещали темный камень, где развернулись поражающие воображение мозаики. При дневном свете яркие краски переливались, перетекали друг в друга, показывая священные символы и сюжеты пяти добродетелей. Ночью они казались тусклыми, лампы больше освещали не стены, а выложенный известняковой плиткой пол. На светлом фоне разбегались бирюзовые линии и множество священных знаков.
Их же освещали два небольших костра по центру зала. Около каждого сидел служка с запасом ароматных бревен. Вообще-то существовали орихалковые чаши, способные поддерживать огонь, но в обрядах очищения использовали традиционное пламя.
Между ними располагался бассейн, вода в котором отражала отблески огней.
С десяток жрецов стояли вокруг. В белых одеждах с темно-красными накидками, с несколькими молитвенными браслетами на запястьях и жемчужными нитями, окутывающими фигуру. Все жрецы были мужчинами, нижнюю часть их лиц скрывали замысловатые узорчатые маски из меди. Настоящая орихалковая только у Верховного жреца. Он стоял перед бассейном и кострами, а позади него выстроились певцы без масок.
Зрители толкались вдоль стен. Традиционно бывали закрытые церемонии, как те, что проводились в детстве Агата или были приурочены к свадьбам, и общественные, как нынешняя.
Основная часть имперцев, которые хотели очищения, уже прошла. Агат однажды ради любопытства посмотрел, как это происходит: толпу запускали, проводили обряд сразу со всеми, потом следующая партия. Дворяне шли позже и отдельно. Самые важные люди империи в одиночестве.
Агат бы многое отдал, чтобы в этот момент быть не принцем, а каким-нибудь торговцем рыбой и проходить со всей толпой.
Он шел последним, и на обряд принца многие остались поглазеть. Зрители толкались вдоль стен, благо зал был большим, и места хватало. Почти против воли взгляд Агата скользнул по лицам собравшихся. Он надеялся, Берилл придет хотя бы сюда.
Агат стоял в огромном зале, полном отблесков огней, но здесь не было никого знакомого.
Кроме Мельхиора, конечно. Он всегда нравился Агату, хотя лучше бы обрядом руководила Яшма как Первая жрица, но она в женском зале.
Среди зрителей произошло какое-то шевеление, Агат вскинул голову, но увидел, что это Каэр пробрался от выхода. Видимо, Тишлин отправилась на свой ритуал с дворянками, Каэр проводил ее из комнаты и пришел сюда.
Каэр улыбнулся и, кажется, был готов помахать рукой, но вовремя спохватился. Агат легонько кивнул, с трудом сдерживая улыбку — принцу стоит сохранять соответствующее ритуалу выражение лица.
Мельхиор вскинул руки, и группа за его спиной начала обрядовые песнопения. К Агату подошло двое жрецов с керамической чашей воды и кувшином, богато украшенным серебром. Агат протянул руки и обмыл их, после чего повернулся к бассейну.
Другой жрец уже стоял за спиной, помогая снять темно-синюю накидку. Слуги не допускались, только каримы — так назывался орден жрецов, отвечающих за ритуалы. Все, кроме связанных со смертью.
Именно с ними взаимодействовало большинство обычных людей, которые могли и не видеть других жреческих орденов всю жизнь. Агат знал, что каримы многочисленные — и самые изменчивые. Он редко видел одного и того же жреца дважды.
Пение взлетело чуть выше, в костры подбросили поленьев, так что огонь взметнулся. Агат прошел между ними, начиная с очищения огнем. Эту часть он любил, ему нравилось тепло и всегда казалось, что огонь… ну, что-то вроде друга. Будто откликался на то пламя, что иногда бушевало внутри самого Агата.
У бассейна пение, наоборот, взяло более низкие ноты, от которых будто вибрировали кости. Несколько жрецов по сторонам зажгли пучки из пяти священных трав, и едкий аромат едва не заставил Агата поморщиться.
Раньше еще предполагалось пить воду для очищения, но одного императора так отравили, поэтому от этой части отказались давным-давно. Агату оставалось несколько ступенек в бассейне.
Вода лизнула босые ноги, намочила край одежд. На первой ступеньке до щиколотки, на второй почти до колена. Этого достаточно и на общем ритуале очищения не требовалось погружаться полностью, только если очень хотелось.
Агат ограничивался несколькими ступеньками и считал свой дог выполненным. Но сегодня поймал взгляд Мельхиора над маской и понял, что стоит зайти поглубже.
Многие ритуалы правда как-то работали, но в основном всё это требовалось для видимости. Агат прекрасно знал, когда он не проходит ритуалов, дворяне начинают шептаться. Вдруг это кровь проклятых дашнаданцев говорит в принце? Что, если он решит отвернуться от пяти добродетелей и предаться пяти порокам?
Мало кто из аристократов был действительно религиозным, но для многих это могло стать отличным поводом начать кампанию против младшего принца.
Возможно, против всего императорского дома.
Агат никогда не говорил об этом с Бериллом и тот вряд ли даже догадывался. На самом деле, ритуалы очищения нужны не только Агату, но и всей семье. Императора подобные вещи не интересовали, от Берилла тоже не требовали, но если бы никто из семьи не очищался, могли пойти нехорошие слухи.
В прошлом году Агат пропустил церемонию, и Янвен доложил ему, среди дворян пошли разговоры, что императорская семья не слишком набожна и точно ли она благославлена на царствование? От них ядовитые ниточки мыслей поползли к обычным горожанам.
Ритуалом Агат не только напоминал, как сам он чтит традиции и очищается от дашнаданского наследия, но и чтит вся императорская семья.
На третьей ступеньке вода дошла до бедер, и Агат порадовался, что она хотя бы теплая. Пусть из подземных источников, но в стенках бассейна тонкие орихалковые вставки с грезами, которые подогревают.
От воскуриваемых трав кружилась голова и слегка плыло перед глазами — как и всегда. Агат не настолько ненавидел очищение водой как очищение дымом. Почему бы вообще не ограничиться очищением песнями и молитвами?
Верховный жрец едва заметно кивнул, будто подбадривая. Мельхиор знал, что Агат не любит происходящее. Ему рассказывали, что когда в детстве он чуть не утонул, именно Мельхиор пытался остановить ритуал, а потом отправил участвовавших жрецов заниматься общественными туалетами. К сожалению, тогда он еще не был Верховным жрецом и не руководил обрядом.
Возможно, вскоре после этого Агата закончили таскать в храм именно из-за Мельхиора. Он стал Верховным жрецом после смерти старика предыдущего и заявил, что юного принца достаточно очистили.
Аромат благовоний и трав казался настолько густым, что будто прилипал к коже, от него слезились глаза и начинало тошнить. Обычно Агат спокойнее переносил церемониальные травы, но сегодня запах казался слишком тяжелым. Так что погрузиться под воду уже не представлялось плохой идеей.
Простые люди часто окунались с головой, считая, что так станут чище. Аристократы не заходили дальше бедер, чаще ограничиваясь первыми ступеньками — они полагали, что мокрыми будут выглядеть глупо.
Агат расправил плечи, вздернул подбородок, вдохнул и окунулся с головой. Пение тут же стало далеким, толпа отступила, оставшись по ту сторону воды, ароматы растворились.
Кожу слегка покалывало от трав и масел в воде, а может, от особых жреческих грез, которые на самом деле и работали в подобных обрядах. Это было привычно.
Что стало необычным, так это то, что Агата будто встряхнуло. Тело стиснула странная сила, не давая вдохнуть. На миг ему показалось, он снова маленький и начинает тонуть. Только на этот раз его никто не держал — Агат тут же вынырнул, делая глубокий вдох.
Сердцебиение Агата бешено билось где-то в горле, он шагнул назад, но споткнулся и чуть не упал, снова окунувшись. К счастью, в воде этого никто не заметил. Он пытался удержать рвущуюся панику, но начал дрожать. Зал как будто стискивал его, тот жар, который обычно бился внутри, теперь пульсировал вокруг, то сжимая, то снова отпуская.
Зал слишком большой, народу много. Он не может, просто не может здесь быть!
Агат попятился по ступенькам, поймал вопросительный взгляд Мельхиора, но думал только о том, как поскорее убраться. К счастью, на бассейне обряд заканчивался, так что зрители не сочли странным, как Агат выбрался, едва не спотыкаясь.
Намокшие одежды облепляли и тянули вниз. Дрожа, Агат коротко рвано дышал и торопился.
Он почти выбежал из зала, и вместе с ударами сердца его плотным коконом будто облепляла жаркая сила, вырвавшаяся изнутри.
***
Принцам запрещалось смеяться на публике. Считалось, нужно поддерживать достойный образ. Алмаз и Берилл следовали правилу. Агат на него плевать хотел. В детстве он постоянно получал нагоняи от наставников, повзрослев, стал более сдержанным, но щедро раздавал улыбки и не стеснялся проявлять эмоции. Берилл этому так и не научился. Наедине с близкими он мог быть другим, но на публике оставался суровым и сдержанным.
После обрядов Агат не улыбался неделями.
Он вряд ли сам это осознавал и замечал, а вот Берилл — очень. Его пугало, когда Агат становился замкнутым, как будто в мире что-то категорически не так. А главное, ему просто хотелось, чтобы Агату было хорошо и спокойно.
Когда Берилл присутствовал на ритуалах, всё проходило гораздо проще. Наверное, Агат чувствовал себя увереннее.
Поэтому Берилл торопился в храм. Но лошадь не могли подать так быстро, на улице сломалась телега и загородила проезд, столпились люди, пришлось объезжать. Да и сам храм стоял на другом конце города.
Берилл знал, что опоздает к ожиданиям перед риуталом, но не сомневался, что успеет к самому обряду. С каждой задержкой уверенность таяла. Когда принц наконец-то подъехал к храму, он с досадой заметил, что дворяне уже выходят, устремляясь к своим каретам. Это значило, основная часть ритуалов прошла.
Проклятье!
Но принц всегда шел последним, Берилл еще может успеть. Он так на это надеялся! Широким шагом Берилл решительно направился внутрь, Салмар и охрана едва за ним поспевали.
Где зал для ритуалов, Берилл прекрасно знал, но последние надежды рухнули, когда он увидел выходивших людей, зато никаких песнопений. Обряд точно завершился.
Берилл пробормотал ругательства, на что Салмар тихонько заметил:
— Ваше величество, вы сквернословите в храме. Жрецы могут не понять.
Промолчав, Берилл свернул к длинным узким коридорам к комнатам ожиданий. Посторонних не любили пускать туда после завершения ритуала, но Берилл решил, что принцу не посмеют вставать поперек дороги. Служки и попадавшиеся жрецы и вправду торопливо кланялись или не обращали внимания, если не узнавали.
В небольшом зале собралась толпа жрецов в красных накидках, значит, кирамы. С удивлением Берилл заметил тут же Мельхиора и Яшму. Они тоже оставались в церемониальных одеждах. И было немного странно видеть жену императора в красной накидке. Но маски они сняли и казались обеспокоенными.
Заметив Берилла, Яшма тут же направилась к нему, схватив за плечи — Берилл всегда терялся, когда она так делала, в шеленарской императорской семье прикосновения не были привычными.
— Ах, Берилл, как я рада, что ты здесь!
— Что случилось?
Берилл нахмурился, не понимая, Яшма посмотрела на Верховного жреца, будто не знала, как объяснить. А может, хотела, чтобы это сделал он.
— Что-то не так, — сказал Мельхиор.
— Ритуал?
— Всё как обычно, но Агат почти убежал из зала. Он казался… испуганным.
— Где он?
— В том-то и дело. Заперся в комнате, не отвечает и не выходит.
Теперь Берилл понимал их беспокойство, оно передалось и ему. Он только спросил «которая?», и Мельхиор указал на ту, что в стороне от других. Берилл подергал ручку, но деревянная дверь не поддавалась. Обычно в храмовых комнатах замков не делали, но комната ожидания королевских особ — другое дело.
— Агат? — Берилл постучал в дверь. — Мне жаль, что я не успел на ритуал. Мы можем поговорить?
Тишина. Берилл прислушался, но даже шороха не уловил.
— Агат! Ты меня слышишь?
Снова не дождавшись ответа, Берилл отошел назад и с силой пнул дверь ногой. Она дрогнула, но не поддалась. Со второго удара хлипкий замок сломался, и дверь распахнулась.
Агат свернулся на кровати, спиной к двери, и даже не обернулся. Бериллу показалось, он заметил, как тот дрожит.
— Никого не впускать, — коротко бросил Берилл Салмару. Тот кивнул и встал на страже.
Прикрыв дверь, Берилл осторожно приблизился к брату. При свете зачарованного фонарика он точно видел, что Агата сотрясала крупная дрожь. Берилл растерялся. Конечно, бывало, что ритуалы плохо влияли, но подобного не случалось никогда.
— Агат?
Берилл присел рядом и осторожно коснулся спины Агата. Одежда была мокрой, так что, возможно, он дрожал от холода.
И вокруг его тела как будто пульсировала сила. Что-то такое, что Берилл уже чувствовал пару раз, когда Агат создавал простенькие грёзы или когда его тело горело.
— Шиан, это я.
Истинные имена членов императорской семьи оберегались, как сокровища. Считалось, что зная имя владыки, можно наслать беды на землю. Жрецы не одобряли, называли суевериями с древних времен, когда в Ша’хараре сходились торговые пути, и его стены и башни поднимались над нагорьями. Тогда в мире правили иные боги и работала другая магия, утраченная столетия спустя. В то время каждый человек имел несколько имен, истинные скрывались.
Сейчас в такое не верили, грёзы цеплялись к орихалку, а не к именам и тем более живым людям. Но обычай остался и свято чтился имперской аристократией. Все члены императорской семьи при рождении получали как истинное имя, так и публичное в честь драгоценного камня или минерала.
Даже братьям не было известно настоящее имя императора Рубина. Но, конечно, они с детства знали имена друг друга. Хотя наставники много раз напоминали, что называть так они могут только наедине, без свидетелей. Если кто-то узнает, это позор.
Даже Яшма спустя несколько лет в семье не знала их настоящих имен.
— Это я, Шиан. Я здесь.
Он вздрогнул от прикосновения, напрягся, но потом расслабился. Неуклюже повернулся. Волосы еще оставались мокрыми, а взгляд был мутным, как будто Агат не сразу узнал брата и понял, где находится.
— Я хочу исчезнуть, — едва слышно сказал Агат.
Берилл невольно вздрогнул от тусклых слов. Он почему-то вспомнил Алмаза — тот тоже исчез. Но Агат, кажется, имел в виду другое:
— Я как будто не принадлежу этому миру. Лишний здесь.
Берилл снова растерялся, не зная, что сказать. Он никогда не видел Агата… таким.
— Нужно уйти из храма, да?
Этот вопрос был конкретнее, и с ним Берилл уже понимал, что делать. Он кивнул:
— Нас никто не выгоняет, и…
Он запнулся, не зная, что еще сказать. Ему хотелось просто обнять брата, но он не был уверен, уместно ли это. Агат всегда проще выражал эмоции, поэтому сам придвинулся, и Берилл крепко обнял его, чувствуя мокрую одежду и дрожащего от холода Агата. Пульсирующая сила вокруг его тела тоже как будто стихала.
Почти как в детстве, когда маленький Агат хмурился после ритуалов, а Берилл или Алмаз успокаивали его. Чаще Берилл, Алмаз тоже не любил храмы и старался бывать в них как можно реже.
— Что случилось? — мягко спросил Берилл.
— Не знаю. Что-то пошло не так. Меня словно тряхнуло, а потом я чувствовал мою силу. Она горела не внутри, а снаружи. Такого раньше не случалось. И мне показалось… ну, будто я тону.
Тогда понятно, почему это настолько повлияло. Берилл подозревал, что сила сама по себе скорее удивила бы Агата, нежели вызвала иные эмоции. А вот если ему показалось, что он снова тонет на ритуале, это могло ужаснуть.
— Я ведь не единственный имперец с дашнаданскими корнями, — сказал Агат. — Почему только на меня ритуалы плохо влияют?
Они правда узнавали, и другие никак не реагировали на обряды очищения. Может, не признавались, что их после этого тоже мучает слабость.
— Вдруг… вдруг я правда какой-нибудь проклятый?
— Не говори ерунды. Всё с тобой нормально. Просто ты более чувствителен к магии, так все грезящие говорят. Пусть не можешь ею пользоваться, но слишком хорошо чувствуешь.
— Возможно, в Ша’хараре будет что-то о таких способностях.
— Значит, у нас появился лишний повод отыскать Ша’харар.
— Спасибо, Дар.
Они использовали истинные имена друг друга бережно, будто драгоценность. То, что показывало степень доверия. Шиан’тар и Дар’тар.
— Прости, — глухо сказал Берилл. — Прости, что не пришел раньше. Мне стоило быть на ритуале. И до него. Ты не должен был быть один.
— Да ничего.
В голосе Агата правда не чувствовалось раздражения и обиды, и от этого Берилл ощутил себя еще поганее.
— Я тебя намочил, — проворчал Агат. — Тебе тоже надо переодеться.
— Распоряжусь. Может, хочешь остаться тут? У них есть покои.
— Нет! Вернемся во дворец.
Агат выглядел уставшим, но Берилл понимал, почему он не хочет оставаться. К тому же у Яшмы ведь есть карета? Скорее всего, в ней Агат и уснет. Тем более, у Яшмы наверняка припасено теплое одеяло или даже настоящая шкура нанской козы. Братья в детстве под такими спали.
Берилл распорядился, чтобы принесли новую одежду и пару полотенец. Братья хорошенько растерлись, и Агат даже улыбнулся, хоть и явно утомленно. Переоделись и после этого вышли к Яшме. Она придирчиво оглядела обоих и, не спрашивая, заявила:
— Распоряжусь о напитках погорячее. Идите в карету, туда всё принесут.
Люди у храма почти разошлись. После пения и благовоний ночь казалась очень тихой и свежей. Агат остановился, чтобы вдохнуть полной грудью, а Берилл не мог сдержать улыбку, смотря на брата. Пусть тот вымотался, но выйдя из храма, сразу как будто приосанился и явно чувствовал себя лучше.
Агат первым заметил скользнувших теней. Тут же встал между ними и Бериллом, доставая кинжал, другого оружия при нем не было. Позади послышался крик и отрывистые команды Салмара.
Берилл на несколько мгновений позже понял, что происходит. Он вытащил меч, но слишком поздно: Агат уже воткнул кинжал в одного нападавшему, охрана разбиралась с остальными. Воины были в черном и с платками, скрывавшими нижнюю половину лица.
Кехты! Умелые, а главное, готовые умереть, выполняя задание.
Их что, послали убить принцев?
Момент выбран удачный, но Берилл лично отбирал людей в охрану, и они были отличными воинами. Возможно, даже удастся захватить одного из кехтов… нанимали их часто не напрямую, но вдруг повезет.
Берилл заметил еще одну тень, выжидавшую, но теперь ринувшуюся в атаку. Пока остальными занимались охрана, этот кехт направился точно к принцам. В едином самоубийственном порыве, не заботясь о себе, лишь бы воткнуть нож в жертву.
Агат кинулся наперерез, плавным движением вонзив кинжал в шею кехту. Если бы не был таким уставшим, всё могло пройти идеально, ну, может, руку бы потянул.
С ужасом Берилл заметил, как падающий кехт с влажным хлюпающим звуком вытаскивает нож из тела Агата. Тот охнул, зажимая рану на животе, и качнулся. Берилл подхватил его, слыша, как позади кричат что-то жрецы или служки.
— Кажется, мне нужен лекарь, — пробормотал Агат, оседая.