Глоток горячего отвара с противным вкусом — сознание немного затуманивается. Уходит тревога, становится легче, мысли в голове перестают путаться. Вкус чем-то похож на мятный, но здесь нет мяты. Я снова прикладываюсь к кружке. Жидкость кажется настолько горячей, что возникает ощущение будто кожа с языка сейчас слезет. Но нет, всё нормально. Ещё глоток — становится совсем хорошо. В голове легко, мыслей вообще почти нет. Откидываюсь на спинку дивана на первом этаже.
— Осторожней, привыкнешь — потом будешь постоянно пить эту гадость.
Я вздрагиваю от неожиданности — отвар «грибочков» из нашей небольшой плантации заставил меня поверить, что я остался один. Это чем-то было похоже на сигареты, только раз в пять сильнее.
Призрачный клинок сложно назвать оружием — это скорее артефакт допроса. Таких тоже очень мало в нашем мире. А те, что есть, находятся в распоряжении специальных служб. Обычно тех, которые допрашивают государственных изменников или просто своих врагов. То, что такое оружие есть у моей матери — стало для меня настоящим сюрпризом.
С виду — самый обычный, простенький меч в ножнах. Рукоять обмотана износившейся кожей, есть небольшой набалдашник для балансировки, самая простая гарда. Скорее всего этим клинком пользовался какой ни будь незадачливый пехотинец Первой Империи в давние времена, когда она ещё существовала. И после падения государства и выброса энергии — мечу «посчастливилось» обрести новые свойства.
Лезвие этого оружия не станет реальным только если будут соблюдены два условия — допрашиваемый не должен врать и обязан говорить только то, что хочет услышать вопрошающий.
— Почему ты использовала его? — спросил, делая очередной глоток и снова откидываясь на спинку.
Отвар быстро действует и так же быстро «отпускает». Делаешь глоток — хорошо, приятно, кружит голову. Проходит пару секунд, эффект слабеет, а ещё через десять тебе уже хочется глотнуть ещё.
Убийство своих родственников для северян норма жизни, мать может убить дочь или сына. Дочь может убить мать, и так далее. Всякое бывает, всякое случается, но обычно это происходит быстро и без вопросов. Никогда не думал что это коснётся нас, у нас маленькая семья из двух человек, и делить то нечего. Мне же было интересно зачем мать решила меня проверить а не убила сразу.
— Камень забвения. — мама повертела знакомую безделушку у себя на ладони. — Мне подарил его один гном, перед самой войной, кажется с тех пор прошла целая вечность.
— Ты видела гномов?!
Посмотрел удивлённо на мать, сидящую в кресле у камина, она забралась туда с ногами. На ней сейчас были свободные домашние штаны и жилетка, ёжик белых волос, красивое молодое лицо. Ожившие вдруг воспоминания кричали что это просто невозможно — не может выглядеть так женщина которой уже сорок с лишним лет. И это учитывая, что здесь год — это четыреста пять дней. Ей на вид было не больше двадцати пяти, и она просто не могла быть матерью шестнадцатилетнего оболтуса. Но она была, она вырастила меня с пелёнок.
— Одного гнома. — поправила меня мать, вздохнула, взяла со своего столика кружку и тоже глотнула отвара. — Кажется это был шестьдесят шестой год. Я совсем молодая, только-только покинула Анстуг и нанялась на воздушный корабль к одной принцессе из семьи Хеми. Сестру готовили к роли главы клана, когда ни будь потом, а на меня всем было плевать.
Она имела ввиду тысяча пятьсот шестьдесят шестой год от основания Империи Нитал. А сейчас шёл девяносто шестой. Родилась мама в пятидесятом. И путём нехитрых расчётов я понял, что тогда ей было шестнадцать.
Я знал, что до второй войны крови северяне даже нанимались в охрану караванов пустынь. Или вообще могли путешествовать далеко на юг, к свободным Королевствам или землям орков. В те не такие далёкие времена на Севере постоянно вспыхивали конфликты и велись междоусобные войны. Кто-то не хотел в этом участвовать и уходил. Весь Север входил в состав Империи, а кланы получили статус настоящих баронств, главы соответственно стали баронами. Новоиспечённые же бароны получили право сами титуловать любого жителя севера. Глава же старшего клана, недолго думая, присвоила всем северянам статус обычных аристократов. Не бароны, конечно, но тоже много значит в той же Империи.
Это ничего не изменило внутри наших земель. Но вот теперь путешествуя за пределы Севера, бывшие варвары могли рассчитывать на нормальный приём. Просто нужно было добавлять в своё родовое имя приставку «ун» или «унт» при знакомстве, что сразу говорило вопрошающему что перед ним аристократ. Пусть самого низкого звена, но всё же. В Империи это дорогого стоило. А главное — никто в этом не сомневался. То, что на Севере раздали всем титулы — знала вся Империя. Ну а северянина трудно спутать с кем-то другим. Полукровок северян не могло существовать — дар Адона гарантировал это. Во всяком случае до моего рождения.
— Знаешь, хотелось мир поведать. — она отпила ещё немного отвара, тяжело вздохнула.
— Я тоже хочу. — осторожно сказал.
— Знаю. — она покачала головой. — А как же Лиска?
Я отвернулся и посмотрел на огонь в камине, ответил честно:
— Не хочу, вообще ничего не хочу, мы друзья.
— И почему ты ей не скажешь об этом?
— Ты шутишь?! — я возмутился.
— Нет. — она покачала головой. — Просто скажи ей, она поймёт, это важно.
— Теперь то уж чего… — буркнул расстроено.
— Не бойся, она не вспомнит что произошло, а волосы я ей остригла. — мать вытянула ноги к огню. — Утром она уйдёт, но при следующей встрече не скрывай от неё ничего, скажи правду, она поймёт.
Лиска сейчас крепко спала в комнате матери. Если я ей скажу, что мы просто друзья, мне казалось конец будет не за горами. Она скорее всего разнесёт меня в клочья, потом завяжет ошейник на горле ровно настолько чтобы я не умер от удушья. Дальше потащит к ближайшему колдуну для того, чтобы скрепить этот «союз двух сердец». Потом замок, дети, и всё по программе.
Как я вообще раньше мог о таком думать и мыслить, что такая жизнь возможна?
— Так вот, пустыня. — мама вернулась к теме разговора. — Мне тогда было как тебе сейчас, хотелось мир посмотреть, приключений, боя. Хотелось испытать себя. И тот корабль с принцессой стал для меня находкой. Платили хорошо, но желающих почти не было. Я, конечно, не нуждалась в этом, но понимала — чем больше платят, тем интересней, так ведь?
Она снова хлебнула, в этот раз глоток был большой. Мама подождала немного, продолжила:
— Три абордажа в воздухе, два мы отбили с большими потерями, с третьим уже не справились. Три группы профессиональных наёмников пытались убить эту дурочку, которая решила поиграть в главу местной семьи и отравила своих родных. Я тогда впервые увидела орков наёмников с дальних берегов. Огромные твари, в два человеческих роста. Одна такая и добралась до девчонки. Втёрли ей в дёсна пыль из корня сорха и оторвали по очереди обе руки, потом ноги. Всадили в палубу огромный кол и насадили бедняжку пока она ещё была жива. Всё это перед кристаллом альта, видимо, чтобы показать заказчику.
— А ты… — я в ужасе посмотрел на неё.
— Они увидели мой родовой медальон, не поняли, что за клан, но поняли, что не простой. — она усмехнулась. — Потрепали немного, но убивать не стали, никому не хочется, чтобы за ними пришла тройка Адона. Даже если это головорезы с края мира, которых сложно найти.
— Там были и люди? — тихо спросил её.
— Да, командовали. — она покачала головой. — Знаешь, я потом вернулась к перевалу Деми, и несколько недель жила в местной харчевне. Я почти не выходила, еду мне приносили, просто лежала на кровати и смотрела в потолок. Руки не могли держать меч, они тряслись, глаз дёргался, постоянно страх от любого шороха и дрожь в теле. Когда пришла немного в себя, отправилась домой, и вот тогда увидела его.
— Гнома? — осторожно спросил.
— Да, гнома. — она снова тяжело выдохнула. — Он стоял на станции дирижаблей, за несколько шагов от меня и пристально так смотрел в глаза. В руках у него был этот камешек, и он его перебирал то в одной ладони, то в другой. Он молча подошёл и отдал мне его, и так же незаметно ушёл. Всю дорогу я не выпускала его из рук и пыталась понять, что всё это значит. Дома стало понятно, что это не совсем простой камень. Случилось почти тоже самое что и с тобой.
— Почти?
— Разница лишь в том, что я вспомнила тринадцать жизней. — она помолчала, резко вскинула голову и жёстко посмотрела мне в глаза. — Я готова была тебя убить, потому что понимала, что, вспомнив слишком много — ты мог превратится в неуправляемую тварь. Тварь, прожившую не одну жизнь и готовую убивать просто ради того, чтобы убивать.
Да, она допрашивала меня до поздней ночи. Вопросы-вопросы-вопросы. И какие вопросы — правильные, не правильные, просто чтобы подловить. Чувствовалось, что мать знала как нужно спрашивать и что нужно спрашивать. А мне оставалось только отвечать и надеяться, что я скажу то, что она хочет услышать.
— Ты боялась, что я вспомню слишком много, и из небытия появится кто-то похожий на тебя? — спросил прямо.
Она не отвечала, продолжала молчать, отвернувшись и потягивая отвар. Сделав ещё один глоток, я развернулся и лёг на диване вытянув ноги. Посмотрел на треснувший потолок — неплохо мы сегодня подрались.
Тринадцать жизней — я даже представить себе не мог каково это. Я тут вспомнил двадцать один год своей прошлой жизни, а на неё в один момент вывалилось сразу пять — шесть сотен лет?
— Но если ты такая…такая… — я не мог подобрать слова: — Почему ты стала моей матерью, как такое могло случится?
— Ты же знаешь, я не твоя мать. — наконец то уронила она.
Я не понимал. Всё о чём она говорила — означало что прошлые её жизни если и отличались сильно от нынешней, то в худшую сторону. Тут она ветеран большой кровавой войны, ходок за стену, носительница дара и отличная воительница. Скорее всего в прошлых жизнях было тоже самое. Я знал свою мать — жёсткая, беспринципная, идущая к своей цели через любые препятствия. И я не понимал, как могло получится так что она стала мне матерью, пригрела незнакомое дитя и ради моего воспитания отошла от дел. Она, бесчувственная…
Раньше я не задавал себе этот вопрос, а сейчас он внезапно всплыл в сознании. Мне показалось что я вдруг понял, вскочил с дивана и сказал вслух:
— У тебя не было никогда детей, ни в одной из твоих жизней!
Я подошёл к креслу и посмотрел на её лицо. Слёзы тихо стекали по щекам, падали вниз, а она просто смотрела на огонь, который отражался в её зрачках. Сейчас мать была открыта для меня, и я чувствовал самый разный спектр эмоций — боль от сказанного и сделанного, облегчение от откровенности, радость что я ещё рядом, тепло. Я взял её за руки, потянул к себе и обнял.
— Ни в прошлой, ни в этой жизни у меня нет и не было другой матери. — она уткнулась мне в плечо. — Спасибо, мам.
Эта женщина вырастила меня с пелёнок. Когда был совсем маленький я не мог питаться молоком кормилиц с Севера. Матери приходилось путешествовать в ближайшую Имперскую деревню через Местный Лес и договариваться. А тогда только кончилась война, и к северянам относились очень предвзято. Как рассказывал дядька Торг матери приходилось тяжко. Но она справилась.
Вообще после второй кровной войны почти все северяне вернулись на родину, им были не рады везде в Империи. Дар Адона даже для обычных людей был неприятен, а уж когда его применяют против тебя то становится совсем худо. В свою же очередь Север продолжал принимать припасы для защитников стены по железной дороге. Функционировать после войны продолжала всего одна станция недалеко от столицы.
Я как-то участвовал в разгрузке подобной «посылки». Обычно это был старенький паротяг с десятью вагонами. Машинист наглухо закрывался в кабине и не выходил, а дежурившие люди на станции начинали разгрузку — сами открывая вагоны и закрывая по окончанию. Мешки, коробки, ящики — в них в основном привозили всякие крупы и консервы. Иногда к нам приезжали торговцы из Империи и юга. Но вот уже почти двадцать лет на земли севера не ступал ни один аристократ приближённый к Имперскому двору.
Эту часть своего договора Империя выполняла всегда и охотно. Никто не хотел, чтобы северяне внезапно оставили без присмотра часть стены и к ним пришли незваные гости. Хотя, чем дальше от эпицентра, тем слабее твари за стеной. Так что отчасти имперцы беспокоились зря. Но в договоре есть не только охрана стены, которую когда то возвели вместе союзники в древней войне. Империя покупает келемит — металл, который добывают и обрабатывают на севере. И вот его то и везут обратно эти самые паротяги, приезжающие раз в месяц.
Мы просидели у камина на широком диване до самого утра. Когда за окном показались первые лучи солнца, в комнате зашевелилась Лиска. Я напрягся, но мать меня остановила. Быстро встала, одним прыжком оказалась в комнате и так же быстро вернулась на диван. В руках у неё уже был знакомый камень, который она теперь мяла в руке.
— Ох, нормально я задремала. — Лиска «вывалилась» из комнаты, держась за стену и с удивлением рассматривала свою порванную одежду. — Что вчера было?
— Извини девочка, это я тебя приложила, не нужно было начинать тренировку. — мать так искренне извинялась что я даже посмотрел на неё удивлённо. — Дура древняя, не рассчитала сил, приложила тебя, конечно, здорово.
Лиска как-то недоверчиво смотрела на мать, меня, потом на себя. Дернула порванную штанину, вздохнула и плюхнулась с нами рядом на диван.
— Ничего не помню. — обречённо уронила, потом добавила потягиваясь: — Зато как же хорошо выспалась, давно себя так не чувствовала.
Мать приготовила завтрак, и весело общаясь мы переместились на кухню. Тут у нас стоял большой стол, часть печки выходила прямо на кухню в стене и образовывала несколько импровизированных конфорок. Я сходил на двор и принёс немного белого угля, который и подбросил в печь. Помимо келемита в шахтах на севере добывали ещё и его.
Поначалу девушка смущённо оглядывалась, и была в некотором замешательстве. Но постепенно приходила в себя. Прошло ещё четверть местного часа и Лиска уже что-то весело рассказывала, а я почти не слушал, только кивал и смотрел в окно. Было не по себе что я её чуть было не убил вчера утром.
Когда провожали девушку она очень удивилась разрушениям дома — проломанную стену, треснувший потолок, разрушенную почти до основания веранду. Но мама просто улыбнулась, покраснела и потупила взгляд, ещё раз извинившись за то, что не рассчитала силу.
— Тебе надо остаться на Севере. — сказала мать, когда мы остались одни у забора, а лошадь с Лиской уносилась в даль.
— Что я тут делать буду? — спросил её в очередной раз, облокачиваясь о ворота.
Я посмотрел на небо — где-то далеко на юге висели дирижабли, сразу пять штук. Сейчас это были продолговатые далёкие кляксы на небе. Я слышал про них от торговцев, но никогда не видел вблизи и конечно же мне было интересно. С новой памятью я примерно представлял, что увижу, но и в прошлой жизни дирижабли я видел только на картинках.
— Ты знаешь, о чём я. — мать покачала головой. — Здесь, на Севере, ты можешь хоть завтра открыться людям, показать то, что тебе досталось от рождения, и никто тебе ничего не скажет. Тут ты можешь ходить за стену вообще один, с твоим даром это возможно, и мы это проверяли. А вот если в Империи или на юге кто-то узнает то, что ты можешь.
— Мы уже говорили про это. — проворчал я недовольно. — Я не собираюсь никому открываться, только если от этого будет зависеть моя жизнь.
Три года назад первый раз что-то внутри меня разорвало незримый барьер, и необузданная сила хлынула наружу. Именно мать помогла с ней справиться, остановить, построить барьер. Если бы она и я этого не сделали — даже не знаю, чем бы всё закончилось. Наверное, я бы взорвался, или просто сжёг себя изнутри. Но в памяти всплыла последовательность дыхания, которая тоже помогла остановить рвущийся наружу поток. Тогда я не понимал что это было, но теперь всё вставало на свои места.
— Та энергия что рождается в тебе — это чистая сила, я чувствую, её могут забрать маги себе и поставить на службу. — покачала головой мать всматриваясь в даль. — Если кто-то узнает, что ты можешь, тебе придётся убить этого «кого-то», ты готов убить человека?
— Я уже убивал людей. — морщусь недовольно.
— Это не люди, это подобия, и они скорее всего уже снова встали и живут дальше.
Я прищурился, всматриваясь в даль. На горизонте мелькали две точки. Всадники, северяне, на лошадях. Остановились и что-то высматривают. Но тут на пару часов пути верхом кроме нашего домика нет ничего, так что кроме как за нами, следить им больше не за кем.
— Хватит уже, мы сто раз об этом говорили. — разозлился я. — Мне не просто хочется побывать где-то, я хочу стать магом, и тётка Агла сказала, что есть во мне сила.
Пока мы говорили, со стороны столицы к нам приближалась повозка. На передке сидел человек, по бокам ещё двое. На двух одинаковая одежда и это далеко не форма имперских солдат. Тётка Агла обычно приезжала одна, но в этот раз с ней почему-то были попутчики. Скорее всего потому что раньше она просто проведывала свою старую боевую подругу, а сейчас это был официальный визит. Да и приезжала она раньше через Местный Лес, а не на паротяге. Сейчас же она явилась в нашу столицу официально. Представляю как вытянулись лица местных. Из вагона выходит маг, ветеран двух войн, пусть и старуха, аристократ, с сопровождающими. Спрыгивает на станции из вагона и спокойно так интересуется, где можно нанять повозку.
А уж что сила в ней есть и опыт — не могли местные не почувствовать. Значит сразу доложили кому надо, а это у нас скорее всего Гирсу — доверенная главы Севера, которая ей уже всё доложила.
— Не к добру. — сказал я, прикладывая ладонь к голове и всматриваясь в даль.
Две фигурки ещё какое-то время постояли на месте, а потом развернулись и поскакали прочь. Не знаю, что может случится, но предчувствия почему-то были плохими. Не потому, что я великий предсказатель, а потому что сестра матери меня очень уж недолюбливала. Причина этому, конечно, была, но она почему-то не понимала, что я в том никак не виноват. Да и моя мать тоже, по большей части.
И нельзя сказать, что это единственная причина слежки. Всё-таки двадцать лет на этой земле не было ни единого представителя Императорской Семьи. А кто это ещё может быть, если не кадровый военный в звании старшего офицера и аристократ?
— Зачем ты давала камень Лиске, а если бы ей тоже что-то вспомнилось? — спросил мать, чтобы перевести тему.
— Не вспомнилось бы. — она вздохнула, открывая ворота для приближающихся гостей. — Я его так и называю — камень забвения. Обычные люди с ним могут забыть некоторые события, а такие как мы, наоборот, вспомнить. Подумай, что ты сейчас помнишь о своей прошлой жизни?
Я вдруг задумался и понял — воспоминания постепенно стираются. Ещё вчера утром я так ясно вспомнил всё что со мной было, Анну, болезнь, прошлую жизнь. Сейчас всё это подёрнулось какой-то дымкой. Нет, я помнил всё в общем, но вот если начать вспоминать что-то конкретно — оно могло ускользать, забываться. Будто пытаешься вспомнить знакомое слово и не можешь.
— И ты поэтому иногда его перебираешь в руке. — тихо сказал я, поняв. — Ты освежаешь воспоминания.
Одно дело я — прошлая жизнь не очень-то и большая, но я все равно не могу удержать в голове все воспоминания. Другое дело мама — там целых тринадцать жизней и тут, наверное, с ума сойти можно. Даже сейчас если пытаюсь что-то сравнить из прошлого мира и этого — уже становится нехорошо. Боль, тошнота, небольшая слабость. Видимо воспоминания должны как-то уложится в голове.
— Мне это уже почти не нужно. — пожала плечами мать, отодвигая вторую створку ворот, чтобы проехала телега. — Но помни, что таких как мы я за всю жизнь встретила только двоих — тебя и того гнома.
— Таких — это каких? — не понял я.
— Как там тебе сказала старуха — «пустота» — мать прищурилась, вспоминая что я рассказывал. — Я не знаю, что это, но слышу не в первый раз, и в каждой жизни. Как-то это нас связывает, мы чувствуем друг-друга.
Я задумался и только сейчас понял что да, чувствуем. Просто я к этому привык, привык что она рядом. Но когда мать уезжает, это ощущение пропадает почти незаметно. А вот когда возвращается было что-то такое, очень родное, как будто мы часть одного целого. Раньше я считал что это связь матери с сыном, но когда мать рассказала что она мне и не мать вовсе, я просто перестал об этом думать.
Повозка приближалась к нам по неровной дороге и на это было жалко смотреть. Продали или сдали в аренду имперским воякам то, что скорее всего уже давно приговорили. Старая трясущаяся колымага из половины сгнивших досок, и полудохлая кляча. Я даже сначала заподозрил что какой-то ходок притащил её из-за стены, и она без подпитки вот-вот собиралась издохнуть второй раз. Но нет, похоже это была обычная старая лошадь, которую кто-то пожалел и не стал забивать, да ещё и смог заработать на этом.
Двое имперцев были закутаны в черные длинные и толстенные полушубки из шкуры каких-то пушистых зверей с высокими воротниками. На головах большие меховые шапки с ушами, лица замотаны шарфами и видны только глаза. Возница тоже не пренебрёг одеждой, но у неё было что-то вроде легкого пуховика, такие делали у нас, набивали их мехом местных баранов. В остальном всё так же — шапка и шарф на шее.
Двое смешно повалились с повозки. «Снеговики», как я их окрестил, остались у лошади, тётка Агла легко спрыгнула с передка и спросила, подойдя:
— Хозяева гостей принимают?!
— Все мы здесь гости! — хором отвечаем с матерью стандартную фразу.
И только сейчас я задумываюсь — а почему мы так говорим?
Почему мы всегда спрашиваем про гостей и отвечаем стандартно, когда разрешаем гостю войти — «все мы здесь гости.». Я точно знаю, что так приветствуют везде — от севера до крайнего юга. Но я никогда об этом не задумывался всерьёз. Просто впитал с детства и повторял. И знал что наши предки когда-то прибыли сюда из умирающего мира и захватили этот силой.
Ночь опускалась на Север, и я посмотрел в небо. Луны у нас не было. Зато виднелось кольцо, которое опоясывало планету. Не знаю как это работает, но ночью то, из чего состояло кольцо, светилось и выполняло функции луны как в моём старом мире. Света было гораздо больше, чем от обычного спутника Земли, но меньше, чем от солнца.
И я знал, что это — обломки крепости древних богов Фирту.
Крепости, что уничтожили наши предки, придя в этот мир.