Вершины гор Армазеля, казалось, едва не царапали небесное полотно. При одном лишь взгляде на них солнце ослепляло, отражаясь в бесконечных снегах, но их величество так притягивало, что это казалось малой ценой.
Архитектура всегда была сильным местом горных эльфов. Их дома не гниют из-за плохой погоды и не горят от ударов молнии; с каждым годом горные породы становятся лишь толще и прочнее, потому местные умельцы творили волшебство, вырубая из скал мельчайшие, сложнейшие узоры, во всей красе демонстрируя изящество, что в них взрастил их народ. Чувство, будто вошел не в город, а в мастерскую лучшего в мире каменщика, не покидало ни на мгновение.
Подъем в гору никем не охранялся, хотя дорога и была чиста от снега и ото льда; нас совершенно точно ждали. Серпантин, петлявший так, что кружилась голова, открывал невероятные виды на земли Греи и верхушки деревьев Аррума. С высоты дом, казалось, был совсем близко, но ноющая от ожогов ладонь напоминала о семи ночах пути. Всё казалось неживым, будто находилось в зимней спячке, пока, почти у самой вершины, между деревьев и кустов не стали сновать огромные белые волки.
Волки в этих землях так же священны, как для нас — олени. Вдвое больше обычных, с белой шерстью и, как у всех горных эльфов, бледно-голубыми глазами, они не внушали страха, если не желали того, но вызывали недюжинное любопытство. Один из волков, самый массивный, но грациозный, сопровождал меня несколько минут пути, вышагивая так близко, что его шерсть грела мне ногу. Его осознанные глаза и внимательный прищур едва ли казались животными, и я поёжился, ощутив, будто его пронзительный взгляд забрался мне под кожу.
Две исполинские колонны, вырубленные в скале и изображавшие морду волка и лицо безымянного эльфийского короля, обозначили для нас вход в город. Около них нас ждал небольшой отряд из десяти воинов; вероятно, личная стража короля. Бесчисленные ножи и кинжалы сверкали в лучах зимнего солнца, обращая внимание на ещё одну отрасль, в которой горные эльфы сильны, как никто другой. Их сталь ценится дороже золота, а работа их мастеров — дороже любых драгоценных камней, но, по большей части лишь потому, что предметы их работы достать практически невозможно. Люди, владеющие подобным богатством, вероятно, получили его по наследству; на деньги, вырученные с продажи одного меча, можно было безбедно существовать всю жизнь, даже если аппетиты близки к королевским.
Местные жители, встречая гостей, выстроились с обеих сторон вдоль дороги, и их лица выражали самые разнообразные чувства; как те, что я думал, так и те, что увидеть не ждал — страх и смятение. Вероятно, о нашем приезде предупредили не всех; в таком случае, я был готов аплодировать их сдержанности — на их месте я напугался бы куда сильнее.
Искусный дворец, в котором восседал аирати, находился в глубине города, в самом его сердце. Витражи в его окнах играли со светом, преломляя его и завораживая любого, кто успевал на них взглянуть. Горная порода, послужившая основой для дворца, тысячелетиями наслаивалась, набирая мощь, и каждый год её существования отпечатался в уникальном узоре, видном на срезах; оттенки от темно-серого и коричневого до бледно-голубого переплетались в утонченном танце, и благоговение перед эти зрелищем крало дыхание.
Тронный зал был залит игривым, щекочущим светом, что контрастировало с общим настроением. Горный народ был строг и холоден; все стражи стояли ровно и молча, устремив взгляды вдаль. Рингелан был единственным, кто смотрел прямо на нашу делегацию, вошедшую во дворец не в полном составе, и всё равно, казалось, огорчившую его своей многочисленностью.
Все горные эльфы значительно выше лесных, но король, даже сидя на троне, казался самым высоким представителем своего рода. Его бледная кожа казалась почти прозрачной; даже с расстояния в двадцать шагов я мог видеть темно-голубые реки вен, петлявшие по его рукам. Длинные белоснежные волосы были заправлены за уши, оголяя их заостренные кончики и обрамляя строгое лицо. Под высокими скулами зияли впадины щёк, а острые линии челюсти сводили взгляд к узкому, слегка выступающему вперед подбородку. Высокий лоб и глубоко посаженные голубые глаза создавали эффект прищура, усиленный густыми низкими бровями. Взгляд короля на мгновение блеснул. Меня кольнуло легкое ощущение повторения момента, будто я когда-то уже проживал его, хоть это и было невозможно.
— Мы приветствуем тебя, аирати, — нарушила тишину Маэрэльд, и вся наша делегация преклонила колено. Королева обошлась легким наклоном головы, — И благодарим за радушный приём.
— Приветствую, азаани, братья и сёстры, — низкий голос короля с легкой хрипотцой эхом раскатился по тронному залу. — Страшно представить, сколько зим наш народ не воссоединялся.
— Страшно, — согласилась Маэрэльд.
Тишина вновь повисла в воздухе, но градус напряжения снизился, и я понял, что всё это время дышал беспорядочно, не в силах противиться усилившемуся ритму сердца. Момент оказался куда более торжественным, чем я себе представлял. Это не просто тактическая встреча; в самом деле, это первое крупное собрание наших народов за долгие и долгие годы. Война без битв, что продолжалась веками, возможно, наконец, закончилась.
Эльфы поднялись, и многие из них, как и я, облегченно выдохнули. Краем глаза я заметил движение за спиной и обернулся; эльфы отходили в стороны, образуя коридор для величественно следующего к трону белого волка. Подойдя к королю, он слегка коснулся головой его руки, ласкаясь, и уселся рядом, обратив морду к публике. Я вновь присмотрелся к удивительному животному, и понял, почему взгляд аирати показался мне таким знакомым. Одни и те же глаза.
— Мы обеспокоены поведением королевской семьи, правящей в Грее, — начала излагать проблему Маэрэльд, не дожидаясь, пока её о том попросят. — Король ведет себя странно, а его старшая дочь проявляет честолюбие, вмешиваясь в дела короны. Они нападают на земли других королевств, не имея на то разумных причин. Войны заденут и наши земли, если мы не придумаем, как прекратить войны или как от них защититься. И ваши земли. Эдронем и Сайлетис воспользуются вашими горами, как укрытием, из-за которого можно неожиданно напасть, и как баррикадой, за которой можно скрыться при отступлении.
— Насколько я знаю, при дворе Эвеарда есть друид. Лианна, если не ошибаюсь, — ответил Рингелан с легкой самодовольной улыбкой. — Разве она там не для того, чтобы контролировать короля?
— Она настолько же человек, насколько и эльф, — пораженно признала королева. — Лианна выбрала быть верной людям, и мы не можем её за это винить.
Я повернулся, чтобы бросить взгляд на Бэтиель, стоящую практически около выхода, но стыдливо опущенная голова не позволила поймать её взгляд. Любые разговоры о матери причиняли ей нестерпимую боль, но она никогда не бежала от них, напротив — принимала удар грудью, позволяя разбивать своё сердце вновь и вновь, пытаясь выработать к ней иммунитет. И каждый раз маска безразличия, что она пытается намертво прикрепить к своему лицу, разлетается на мелкие осколки.
— Кажется, вы обещали привести свидетеля, — Рингелан произнес это, властно направив в сторону меня длань и подозвав коротким движением пальцем. Меня буквально потянуло к аирати, и я сделал несколько неловких шагов вперед. — А вот и он.
— Приветствую, — вновь поздоровался я, сопроводив слова почтительным кивком.
— Твоё имя?
— Териат.
— Рожденный в грозу. — Удивительно искренняя улыбка коснулась его лица, зажигая глаза, и в теплом свете солнца оно показалось вовсе не таким строгим, как ранее. — Что ты видел?
— У меня есть знакомый во дворце, — принялся объяснять я. — Он замечал, что король странно себя ведёт. И он, и весь совет беспрекословно подчиняются принцессе Минерве, и она…
— Знакомый во дворце? — перебил Рингелан.
— Слуга. Слуги всё видят и слышат, ведь они повсюду, но их никто не замечает, — уточнил я. — Недавно король отдал руку младшей дочери принцу Куориана, и теперь в их распоряжении будут корабли островитян. Они уже объединялись, чтобы захватить Амаунет, и поход увенчался успехом.
— В степях эльфы не живут, — безразлично добавил аирати. — Нам не за кого беспокоиться в Амаунете.
— Однако они живут подле всех остальных королевств, — донесся голос Маэрэльд из-за моей спины. — Рано или поздно беда доберется до всех. Разве азаани и аирати прежде бросали своих братьев и сестер на произвол судьбы?
— Никогда, — согласился король. — Что ещё сообщал твой источник?
— Минерва любит редкости и драгоценности, — продолжил я, пытаясь вытащить из памяти все детали, что Ариадна поведала мне за время нашего знакомства. — Она не раз упоминала об эльфийской стали и изумрудах, что спрятаны в ваших горах. Вполне возможно, пополнив ряды своей армии, она захочет их заполучить.
— Наша армия в разы сильнее.
— Бесспорно. И всё же подобные настроения тревожны.
Рингелан в ответ лишь медленно моргнул, будто заменив кивок движением век. Его рука легла на голову волка и стала медленно гладить белоснежную шерсть, словно это помогало ему яснее мыслить. Все присутствующие терпеливо ждали. Маэрэльд коснулась моей руки, дав понять, что я мог занять своё место, и вновь встала во главе отряда. Было интересно смотреть на контраст, что создавали король и королева: огонь и лед, земля и небо; настолько разные, что их образ сплетался в один, рисуя в воображении образ первородного эльфа прошлого, короля, единого для всех. Рассорившиеся из-за новых друзей брат и сестра. Далёкие, чужие, но притом родные и одинаковые. Беспокоящиеся за свой народ, борющиеся с гордыней, преодолевающие сомнения.
— Информации всё же мало, — пробормотал король, и все едва отвлекшиеся взгляды вновь обратились к нему. — Лианна совершенно точно не станет помогать?
— Она не желает контактировать, — ответила Маэрэльд, и я спиной ощутил гримасу боли на лице Бэтиель.
— Нужен свой человек в замке, — предложил решение он. — Эльф. Однако я не могу позволить себе отправить кого-то из наших. Слишком давно нога горного эльфа не ступала на земли Греи, и появление такового станет новостью громкой, а гласность нашему делу — враг.
— Дети Аррума часто бывают в Грее, знают её земли и обычаи, — согласилась королева. — Полагаю, мы найдём подходящего кандидата. Нам важно знать, что мы единодушны, и при необходимости вы…
— У нас есть кандидат!
Голос Бэтиель, тонкий, дрожащий, приближался по мере произнесения фразы. Я замер, понимая, что она собирается сделать. Эльфийка проворно пробралась через толпы сородичей, взяла меня за руку и подняла ее, чтобы свидетеля, и без того привлекшего сегодня достаточно внимания, заметил каждый. Её привычка перебивать повлекла за собой осуждающие взгляды со стороны короля и королевы, и их сложно было обвинить в высокомерии в данном вопросе.
— У Териата есть определенное… преимущество, — продолжила Бэтиель окрепшим голосом, ни капли не смутившись своей бестактности. — Покажи им.
Замершие вокруг меня эльфы слегка расслабились, а с меня и вовсе скатилась лавина холодного пота. Я был уверен, что она расскажет им об Ариадне. Её бестолковая решительность, усиленная сказанными вчера словами, могла привести к неожиданным последствиям, но либо она в последний момент передумала, либо я был о ней слишком плохого мнения.
Финдир, очевидно испытавший схожее со мной облегчение, подбадривающе кивнул мне, дав добро на демонстрацию магии. Снятие бинтов с ладоней заняло некоторое время, и я физически ощущал сотни глаз, сверливших меня в нетерпении. Учитель жестом приказал всем, кто стоял рядом, отойти на несколько шагов, и я оказался в центре небольшого круга, будто на сцене; луч закатного солнца, раскрашенный витражами в причудливые цвета, вместе с легкими порывами ветра щекотали мне шею, беспокоя волосы на затылке. Для устойчивости я слегка расставил ноги, выпрямил спину и развел руки в стороны, обратив их тыльной стороной ладони к полу. Медленно пробираясь к источнику силы в своей груди, я ломал все те преграды, что устанавливал для её сдерживания, и выманивал её наружу, будто испугавшегося хозяина зверька. Постепенно она стала расходиться по телу, усиливая чувства и ускоряя реакции: я слышал, как снежинки приземляются на каменные ступени у входа во дворец, как дышит волк, лежащий в ногах у короля, как свистит ветер, соприкасаясь с заточенной сталью клинков стражи. Молнии стали покалывать кожу, всё ещё находясь под ней, в поисках наиболее удачного места для выхода наружу. Скромно выбираясь из ладоней, светящиеся змейки собирались в клубок, отбрасывая искры холодного света. Впервые я амбициозно попробовал выпустить их одновременно из двух рук, и это, на удивление, легко мне удалось. Удерживать их было сложно, и всё же, воодушевленный успешным экспериментом, я свел руки; шары молний объединились в один, став вдвое больше, и довольная улыбка невольно проскочила по моим губам. Рука Финдира опустилась на моё плечо, напоминая о необходимости соблюдать осторожность в полном эльфов зале, и я нежно обнял шар руками, поглощая его. Молнии пробежались под моей кожей, щекоча, прямиком к груди, где я тут же вновь их запер.
— Впечатляет, — заинтересованно прошептал Рингелан, наклоняясь и подпирая подбородок рукой. — Немногие могут похвастаться подобным.
— Это значит, что при необходимости он сможет за себя постоять, — аргументировала свою выходку стоящая в первом ряду зрителей Бэтиель. — А тот слуга поможет обустроиться в замке и чаще передавать информацию.
— Твои доводы разумны, юная эльфийка, — проговорил король, выпрямляясь. — Но нрав твой своеволен. Прими мой совет, как дар Богини, переданный через посланника: учись самоконтролю.
Бэтиель смиренно выслушала напутствие короля и сделала несколько шагов назад, прячась среди других эльфов. Строй нашего отряда восстановился, возник взволнованный шум. Некоторые восторженно шептали, впечатленные моим представлением, и я столь же восторженно им отвечал. Одна Маэрэльд, холодно и без эмоций, всё так же стояла напротив аирати, ожидая его решения.
— Только научи его лгать, Маэрэльд, — улыбнулся король одним уголком губ, тем самым одобряя мою кандидатуру. — И прочим придворным навыкам. Было больно смотреть, как он пытается не проговориться, кем на самом деле является его «слуга».
— Безусловно.
Азаани вновь почтила короля легким наклоном головы, напоминая остальным преклонить колено и оповещая всех о конце собрания. Атмосфера приобрела теплый, дружественный оттенок, а со стороны жителей гор вновь стали доноситься голоса; всё будто бы наконец ожило и встало на свои места.
Советники аирати долго уговаривали нас переночевать в Армазеле, но Маэрэльд упорно отказывала каждому из них. Мы провели в городе не более двух часов. Проделавшие долгий путь дети Аррума не успели рассмотреть и сотой части горных красот, и разочарование тех, кто не сумел побывать даже на приеме, помог скрасить лишь красочный рассказ об убранстве дворца короля.
— Постойте!
Наполовину вышедший за ворота отряд остановился, и все разом обернулись в сторону источника звука. Юная эльфийка с очаровательным, ещё детским румянцем на округлых щеках бежала в нашу сторону изо всех сил, с трудом удерживая равновесие. В её руках был крупный предмет — вероятно, именно он и смещал центр её тяжести, — обернутый светлой тканью и накрепко перевязанный толстой нитью. Она несла его осторожно, на слегка вытянутых руках, и сочувствие кольнуло меня острой иглой, когда я представил, как сильно ныли её мышцы.
— Аирати просил вручить вам подарок, — сбивчиво пробормотала она, обращаясь к замыкающему в строю. — В руки некому…мальчишке с молниями.
Очередное потрясающее прозвище. Все вокруг стали подталкивать меня локтями и подбадривать, будто меня вызвали получать величайшую награду из известных, и я таки спустился с повозки. Когда я подошёл и растерянно взглянул на посыльную, эльфийка уже успела отдышаться.
— Мне выпала честь вручить вам это от лица нашего короля, — произнесла она торжественно, придавая моменту излишнюю, как по мне, высокопарность. — Этот камзол прошит золотыми нитями, что не позволит ни одному магу проникнуть в ваш разум. Он пригодится вам во время пребывания в замке Греи. Люди любят играть нечестно.
— Но ведь и мы собираемся… — начал я с саркастичной ухмылкой, желая напомнить всем о многослойной лжи, что мне придётся по крупинкам закладывать в разумы всех придворных, но вовремя остановился, решив не сбивать вдохновленную верность с лица девушки. — Передайте королю, что я глубоко ему благодарен.
Столь щедрый подарок я оставил на хранение в повозке, что шла рядом с азаани, ибо ощущение её дороговизны меня несколько тяготило. Первый день пути был переполнен разговорами обо мне, моих силах и планах; настолько, что я мечтал упасть с повозки в сугроб на обочине тракта и закопаться в него с головой. Вместо этого я, искренне надеясь, что энтузиазм спадёт после первой же ночевки, доброжелательно, хоть и несколько устало, отвечал каждому интересующемуся; я знал, что их любопытство столь остро лишь потому, что жизнь их не привыкла к подобным потрясениям.
Раны на ладонях не заживали, но боли я уже не чувствовал; либо перестал обращать внимание, либо она действительно исчезла. Напоминать о кострах Финдиру больше не приходилось, и я едва ли видел его на протяжении всех дней пути. Он всегда был подле королевы, задумчивый и хмурый, но при этом активно жестикулирующий, и я надеялся, что сложные вопросы, решение которых возложено на его плечи, хотя бы в этот раз не касались меня. Единственное, что я получал от него, была вымученная, но гордая улыбка каждый раз, когда я без усилий и гримасы боли заставлял дрова светиться и трещать. Этого мне было, достаточно.
Если с Финдиром мы отдыхали друг от друга вынужденно, то Бэтиель же избегала меня нарочно. Она умудрялась пройти мимо меня так близко, что наши плащи соприкасались, но сделав настолько занятой и безразличный вид, что я не смел привлекать её внимание. Её злость за неловкую ночь в моей палатке вряд ли была так велика, чтобы делать вид, что я не существую, особенно учитывая ситуацию в замке аирати, и всё же без причин никто не смог бы избегать общения так долго и мастерски. Меня беспокоили её чувства. Ни в коем случае я не желал задеть их, причинить ей боль, разбить её сердце — её мать справилась с этим давным-давно, — и мне оставалось лишь надеяться, что дело было в её вспыльчивой натуре и оскорбленном самолюбии.
Обратный путь был так же сдобрен песнями и легендами, как и дорога в горы, но тему конфликта между народами старались больше не поднимать. Реакцией аирати были поражены все до единого, и многие из нас небезосновательно задумались о воссоединении, хоть оно и виделось маловероятным: оба народа слишком привыкли жить отдельно, придерживаясь разных принципов и взглядов. Отношение к людям не перестало быть камнем преткновения и, полагаю, никогда не перестанет. В любой момент он может вновь рассорить сестер и братьев, заставив заново переживать болезненный процесс расставания.
В последнюю ночь перед прибытием домой в репертуаре певцов неожиданно появилась история старая настолько, что и вспомнили-то о ней случайно. В моей душе она отозвалась легким дуновением тоски по событиям, коих я не застал, и по их участникам, коих я никогда не знал.
Возложена на его плечи непосильная ноша,
Но не сломлен сын Богини, он силён,
Верит он в победу, и всё же убежден:
Их тела снега Богини запорошат.
Понимает сын, с луком и стрелами за плечом
Он бессилен перед армией, но у него внутри
Огнём пылает магия, какой не найти
И какую не одолеть ни одним мечом.