Стражники уже не сопровождали меня по коридорам замка. Прошло идеальное количество времени: я достаточно изучил их, чтобы в самом деле не заблудиться, но, если задумаю зайти куда-то, куда путей знать не должен, я мог легко притвориться, что заплутал в многочисленных поворотах и закутках.
Как и всегда, я пришел на приём одним из первых. Аурелия Ботрайд, уже сидевшая на своём излюбленном месте, вновь завела со мной разговор о Сайлетисе. Эта женщина умудрялась сочетать в себе благородство и строгость, граничащую с жесткостью, и детский восторг от всего нового, что ей встречается в жизни. Симбиоз этих качеств делал её в каком-то смысле очаровательной.
Новоприбывшими гостями оказалась сестра королевы и по совместительству мать Элоди и Эйнсли — госпожа Беатрис — и какие-то купцы, имена которых я даже не пытался запоминать. Беатрис, судя по возрасту детей, должна быть младше Ровены, однако её внешний вид свидетельствовал об ином. Седеющие волосы редки и тонки, кожа покрыта морщинами, а некогда изящная фигура стала угловатой и иссохла. Её движения медленны и как будто ленивы. Женщина подняла на меня уставшие, покрасневшие глаза.
Похоже, ей осталось не больше полугода.
Её болезнь не была заразной, иначе бы король не позволил ей присутствовать на свадьбе, однако вид её заражал усталостью и угнетённостью. Вероятно, именно поэтому она выразила надежду найти жениха для юной Эйнсли на празднестве — хотела устроить жизнь хотя бы одной из дочерей. Хотя бы одну из них отвести под венец.
Над столом нависло молчание, и я понял, что чувствовал себя на удивление легко. Несмотря на беспокойные ночи, моя голова чиста, а в теле чувствовалась сила. Я оглянулся. Окна в столовой слегка поскрипывали под порывами теплого ветра. Волосы Ариадны развивались, открывая её чудные черты. Лежащие под тарелками салфетки поднимались, норовя запрыгнуть в порцию хозяина.
Советник отказался присоединиться к трапезе и занял позицию наблюдающего у входа в столовую. Увлеченный раздаванием приказов капитан врезался в него, едва не повалив с ног; на несколько мгновений они замерли в объятиях друг друга, а затем растерянно разошлись.
Минерва с недовольным лицом рылась в своей порции, будто капризное дитя.
— Тетя Беатрис, мне так нравится ваш наряд, — произнесла она, чем вызвала румянец на щеках посеревшей госпожи. — Он элегантен, но при этом так прост.
— В Драренте мы стараемся не одеваться роскошно, если дело не касается грандиозных празднеств.
— Может и нам поступить так же?
Минерва повернулась к отцу с очевидным вызовом в глазах. Эвеард тут же передумал есть и раздраженно бросил ложку с кашей обратно в тарелку. Недоумевал не только он; все присутствующие знали, что роскошные и, в особенности, провокационные наряды — это то, без чего старшую принцессу невозможно было представить.
— Ну, не совсем не наряжаться, — одумалась она, и некоторые за столом тихонько выдохнули. — Но хотя бы убрать золотые элементы и не злоупотреблять драгоценностями. Перед торжеством, учитывая такое количество гостей, нам не помешает поддержка народа. А если мы будем чуть больше похожи на них, чем обычно, это может помочь.
Король задумчиво закивал и оглядел свою одежду. Он медленно снял с груди брошь в виде дуба с инкрустированным в него изумрудом, с трудом стянул два кольца с левой руки, и почему-то погладил себя по голове, видимо проверяя, нет ли на нём короны. Рядом с ним уже стояла служанка. Отложив все признаки власти и богатства на предложенный прислугой поднос, он продолжил завтракать, бросив в ответ лишь одну короткую фразу.
— Разумное предложение.
Минерва довольно ухмыльнулась, взглянув на меня с легким прищуром.
Мой камзол.
Мне стало легче, потому что я надел прошитый золотыми нитями камзол. Нити эти слишком дороги и сложны в изготовлении; куда проще сотворить толстые и выдать их за элемент декора, хоть об их свойствах и было известно повсеместно. Она только что заставила всех придворных лишиться драгоценностей, что так милы их жадным сердцам, чтобы снять с меня камзол? Кто-то из нас двоих точно сходил с ума.
Я не расставался с ним до самого конца завтрака, хоть в воздухе и витало безмолвное повеление сделать это.
Теперь у меня не было сомнений — положение слева от короля не было для принцессы случайным. Она знала, как воздействовать на людей, и постепенно шла к тому, чтобы отобрать у них всяческую волю и инакомыслие.
Жители Сайлетиса всегда славились боевым духом и любовью к оружию. Хоть наши с капитаном тренировки и дали понять, что обращению с мечом мне ещё учиться и учиться, желание позаботиться об имевшемся у меня арсенале после долгих недель дороги никого не удивило.
Я направился в кузницу, выждав пару часов после завтрака. Этого времени как раз хватило, чтобы переодеться, отыскать Пепла и справиться о его самочувствии. О нём действительно добротно заботились — он выглядел даже лучше прежнего, хоть я и не думал, что бывают жеребцы красивее.
Когда я прибыл к месту, откуда стук молота о наковальню разносился по ближайшим улицам, первым, что я увидел, была безумная улыбка широкоплечего подмастерья.
— Не обращайте внимания, — махнул рукой кузнец, предварительно вытерев её о свой фартук. — Он страшный, да дурачок совсем. Безобидный. Чем могу помочь вам, сэр?
— Я долгое время не ухаживал за оружием должным образом. — Я положил на стол меч, что выдавал за фамильный. — Прошу вас исправить мою ошибку.
— Ого, сэр… какой… произведение искусства!
— Благодарю, — кивнул я с легкой улыбкой. — Мой дед был бы в восторге от такой похвалы.
— Ваш дед?! — недоверчиво воскликнул он, и я слегка напрягся, что искусственное состаривание не дало должного результата. — Как чудесно он сохранился! Господин, почту за честь поработать с таким мечом и не приму от вас ни грамма золота.
— Если не примете за меч, возьмите за прочее. — Я положил две золотых монеты прямо перед ним. Глаза кузнеца округлились. — Всё остальное я погрузил на коня. Позволите одолжить вашего подопечного?
— Да, разумеется. Отдайте всё ему, и на следующей неделе можете приходить — всё будет готово.
— Благодарю.
Кузнец что-то буркнул на подмастерье, и тот гулко зашагал в мою сторону. Стараясь не выказывать особого интереса к его персоне, я пошёл к выходу прежде, чем он меня настиг. На полпути к Пеплу мы поравнялись.
Серьезный и эрудированный Киан так мастерски справлялся с ролью слабоумного, что я на миг засомневался в собственном здравомыслии. Здоровяка сложно было спрятать, а потому он решил нарочно остаться на виду, но в роли того, на кого не посмотрят даже в случае острой необходимости.
— Она обладает магией, — шепнул я, смотря в противоположную от громилы сторону. Для обычного человека звук моего голоса смешался бы с разношерстным шумом толпы. К счастью, Киан не был одним из таких. — Перед ней млеет любой, хочет того или нет. Она умеет внушать… полагаю, что угодно, но предпочитает благоговение и слепую преданность.
Киан молча снимал мешки с оружием с коня. Его движения были неловкими и резкими, как и полагалось согласно образу. Пепел едва заметно ерзал, недовольный прикосновениями незнакомца; даже хорошее отношение конюхов не изгнало его строптивость.
— Она пытается залезть ко мне в голову, но пока у неё выходит лишь вбивать туда непристойные мысли, — продолжал я, гладя Пепла по морде. На мгновение на лице Киана появилась тень улыбки. — Король поддержал её инициативу избавиться от золота в нарядах и частично украшений. Мне больше не надеть свой камзол, а сфера её влияния в скором времени значительно расширится.
— Что-нибудь придумаем, — прогремел мой собеседник, закидывая мешки себе на спину, и тут же направился обратно в кузницу.
Восьмая и девятая войны были описаны в стихах; в те времена поэзия стремительно набирала популярность. Однако слог был настолько сложен и витиеват, что я едва ли понимал, о чём шло повествование. Ударение смещалось в угоду ритму, превращая написанное в чуть ли не новый язык, совершенно мне непонятный. Несмотря на трудности, я продолжал читать, пытаясь вытащить из потока мысли автора хотя бы главные повороты сюжета. Не усвоил ни слова.
Десятая война же заставила меня сосредоточиться с первых слов, как только на странице возникло его название. «Эльфийская песнь». История о том, как Уинфред завоёвывал земли Греи.
По какой-то причине эта плодородная земля оказалась никому не принадлежащим полем. В те времена такие земли подвергались неизбежному заселению: предшествующий этим событиям многолетний мир дал людям чувство безопасности, отчего среднее количество наследников в семье значительно возросло. По достижению зрелости родители отправляли детей на поиски новых земель, что можно было бы подмести под свои владения — силой или умом. Так около Аррума появилось скромное войско парня по имени Уинфред, сына знатных родителей и чтителя добрых традиций. Поначалу они просто разбили лагерь в тени деревьев Аррума, чтобы понаблюдать за жизнью в незнакомых краях; Уинфред был мудр и аккуратен, у него не стояло цели уничтожать, напротив — он хотел созидать. Когда запасы еды подошли к концу, а командир ещё не желал решительно действовать, войско было вынуждено охотиться в лесу, куда до того заходить не осмеливалось; там Уинфред и встретил эльфийку по имени Таэнья. Он был очарован. Рыжая бестия с небесными глазами дразнила его, постоянно убегая, но что-то неведомое тянуло его к ней, и он не мог сопротивляться. Таким образом, запутав его в лабиринте лесных дорожек, она отвела его к Маэрэльд, которая, по легенде, позволила парню начать строительство города неподалеку от Аррума. В книге ничего не говорилось о том, было ли произведено какое-либо магическое воздействие. Неудивительно: люди предпочитали ставить себя выше прочих, а оттого не допускали и мысли о том, что ими могли манипулировать так же, как они манипулировали своими сородичами. Среди эльфов же бытовало мнение, что при встрече с будущим королём азаани применила дарованное ей умение — управление энергией, — и очистила его и без того бескорыстную душу от малейших нечистых помыслов.
Таэнья стала спутницей его жизни. Её происхождение было удивительным, редчайшим из возможных — она была дочерью лесной эльфийки и горного эльфа; сведений о рождении таких гибридов ничтожно мало. Всё это Уинфред считал знаком воли Богини, её благословением, и не зря: мир не знал более честного и удачливого короля, чем он. Поразительным образом ему удавалось всё, за что он брался. Ещё более поразительным было то, что он никогда этим не злоупотреблял, направляя силы не на войны за стенами города, а на его расширение и приобретения Греей статуса королевства.
Уинфред и Таэнья никогда не были женаты; им было достаточно того, что их союз одобрен Богиней. Когда эльфийка забеременела, король заблаговременно объявил дитя наследником престола, в независимости от его пола. Объявление дошло до Армазеля.
Аирати был взбешен. Он отправил в Грею посланников, что сообщили Уинфреду об увиденном королем эльфов много веков назад пророчестве. Дитя человека и горного эльфа родится на этих землях лишь с одной единственной целью — уничтожить их. Их, и все земли, что ему когда-либо удастся увидеть и возжелать.
Предложение аирати было бескомпромиссным — оборвать жизнь ребенка ещё в утробе. В случае отказа — вместе с матерью.
Уинфреду хватило ума не убить посланников, хоть он и страстно того желал; он отправил их обратно в Армазель с категорическим отказом и пояснением: Таэнья — наполовину лесная эльфийка. Аирати это не устроило.
Горные эльфы, давно не питающие к людям теплых чувств, беспрекословно последовали приказу своего короля и собрали войско для нападения. Осада Греи длилась вплоть до рождения ребенка; скромная гвардия Уинфреда каким-то чудом всё эти месяцы умудрялась не пускать эльфов в город. Когда ребенок наконец родился, Уинфред договорился о примирительной встрече с аирати, на которой пообещал дать тому собственноручно умертвить дитя. Встретившись у ворот в город, глава эльфов убедился, что дитя является человеческим; из-за недостаточной доли горной или лесной крови он не родился полукровкой. Поняв, что младенец не представляет опасности, аирати отступил.
Приостановленное на время войны строительство города возобновилось. Поклявшись никогда не вступать в войны, Уинфред замуровал свой знаменитый меч где-то в стенах ещё недостроенного замка, чтобы более его не касаться. Об этом в первый день прибытия мне рассказывал Бентон, начальник постовой стражи.
Таэнью и ребенка отравили спустя два года. Виновник найден не был.
Сладкий весенний воздух окутал пространство. Этот запах пробирался к тебе, где бы ты ни был: в садах, в городе, в конюшне, в покоях. Вот и я, покинув обитель пыли и тьмы и попав в коридор, тут же вошёл в облако дурмана.
Я понимал, почему тело друида чахло в стенах замка, оживая лишь за его пределами. Долгое нахождение в окружении каменных глыб создавало впечатление клетки, в которую самовольно зашел, хоть и свободен в передвижениях. Стены давили на душу и тело, столь привыкшие к свежему воздуху и простору, к солнечному свету и мягкой траве. Становилось нечем дышать.
Но сейчас, поздней весной, полной цветущих цветов и деревьев, я был счастлив даже в окружении серых стен.
— Териат! — послышался голос справа, и я тут же обернулся. Кидо в сопровождении дюжины своих лучших гвардейцев неорганизованной толпой направлялись к выходу из замка. — Мы решили провести вечер в “Трех ивах”. Не желаешь присоединиться?
— Почту за честь, — воодушевился я. Мой ответ был слишком формален для столь неформального приглашения, но капитан никак на это не отреагировал. — Полагаю, мне стоит переодеться?
Я осмотрел себя; легкая темно-серая рубашка и узкие черные брюки вряд ли подходили для похода в питейное заведение. Никто из гвардейцев, несмотря на свободный вечер в компании друзей, не снял облегченных доспехов.
— Нет, госпожа, вы выглядите превосходно.
Все подопечные разразились хохотом над шуткой капитана, и я, тщетно попытавшись сдержаться, поступил так же. Его непосредственность и простота были, вероятно, не самой хорошей чертой для того, кто должен был относиться с подозрением ко всем, кого встречал в замке. Его работой была охрана королевской семьи, и он замечательно с ней справлялся; однако это совсем не вязалось с его характером. Мог ли этот человек при необходимости делаться властным и жестким, быстро реагировать, рубить головы во имя короля? Я едва ли мог вообразить его таким.
Дорога до таверны наполнилась песнями и анекдотами. Гвардейцам редко удавалось отдохнуть: их количество ограничено, ведь для этой службы выбирались лучшие из лучших, но когда выдавалась возможность — об их пире знали все в округе. Люди на улицах расступались, с уважением освобождая дорогу стражам порядка, и те в ответ обязательно рассыпались в благодарностях.
Самый большой стол в углу таверны, вероятно, по договоренности с хозяином, терпеливо пустовал, ожидая нашего прибытия. Я бывал в этой таверне множество раз, некоторые из которых были задолго до рождения даже самых взрослых из моих спутников, однако, зайдя, удивленно, но одобрительно отозвался об убранстве заведения. Гвардейцы махнули на меня рукой, непрозрачно намекая, что я ничего не понимаю в подобных заведениях.
— Капитан сегодня угощает! — довольно захохотал юный гвардеец, усаживаясь на свой стул.
— И как же он перед вами провинился? — поинтересовался я. — Спихнул вину за непереданный приказ или проиграл кому-то в спарринге?
— Проиграл спор.
— Стоило мне отойти на пять секунд, как ты уже рассказываешь всем подряд о моих неудачах, — прогремел голос Кидо, вернувшегося от барной стойки. — Нужно подумать о том, чтобы урезать тебе жалование.
— Не делай вид, что имеешь право им распоряжаться, — деловито буркнул Аштон.
Сегодня он выглядел куда менее напряженным, чем тем утром в тренировочном зале. Его лицо раскраснелось сразу же, как мы вошли; возможно, из-за духоты, возможно, из-за расслабления, что он испытывал в нерабочей обстановке, но теперь он стал обычным дружелюбным мужчиной в компании добрых друзей. Я заметил, что среди присутствующих гвардейцев он самый старший — особенно на контрасте с сидящим рядом с ним парнишкой, — но вне замка этого совершенно не ощущается.
Самого юного из них звали Марли. Он неловко хихикал, если его взгляд останавливался на одной из официанток или зашедших в таверну девушках, и его бледная кожа покрывалась не просто румянцем — он становился пунцовым, будто вот-вот взорвётся. Товарищи неустанно подкалывали его за это. Когда нам принесли заказ, официантка с глубоким декольте наклонилась к столу прямо рядом с Марли, и бедняга едва не залез под стол от смущения.
Местный фирменный эль, расплескавшись по столу, ударил в нос запахом кардамона. Зажаренные перепела, свиные ребра, картошка, соленья… капитан подарил нам стол не хуже тех, что накрывают в королевской столовой.
— Тост! — Кидо крикнул так, что вдобавок к нашему столу замолчала ещё половина таверны. — Пусть спор я и проиграл, но плачу свои долги. Так пусть каждый из нас никогда не проигрывает, а если так случается, то принимает поражение с достоинством!
Гвардейцы одобрительно засвистели, поддерживая своего капитана, и мы гулко стукнулись кружками, вновь беспощадно разливая эль на стол. Я сделал два больших глотка и опустил кружку; Кидо выпил огромную пинту залпом, после чего громко отрыгнул. Его товарищи засмеялись, и он карикатурно откланялся проходящей мимо даме в знак извинения.
— Так о чём был спор? — спросил я капитана, выждав, пока тот заест эль огромным куском копченых рёбер.
— Он был о тебе, — пожал он плечами.
— Обо мне?
— Видишь ли, все приезжающие в замок мужчины так или иначе до безумия влюбляются в принцессу… — ответил он, и я в своё оправдание придумал лишь что был влюблен еще до прибытия. — В принцессу Минерву. И мы поспорили, что к концу первой недели ты уже будешь валяться у её юбки, умоляя об ответных чувствах. Я спорил так уже много раз, и до этого момента всегда выигрывал.
В любом случае, она пыталась, чтобы так и случилось.
— Но парни сразу поняли, что с тобой это не пройдёт, — Кидо указал на своих подчинённых. — Что-то в тебе есть, говорили они. Ты не выглядишь таким глупцом, как остальные.
— Что ж, мне лестно знать, что я произвожу такое впечатление, — поднял кружку я, благодаря гвардейцев; они ответили тем же жестом. — Но почему ты так акцентируешь на этом внимание? Может, тебе самому нравится принцесса?
Кидо поперхнулся, и рука его дрогнула, выливая половину вновь наполненной пинты на рубашку. Гвардейцы засмеялись так громко, что, казалось, затряслись стены. Я не понимал, чем вызвал такую реакцию, и потому старательно оглядывал зал таверны. Откашлявшись и утерев слезы, капитан похлопал меня по плечу.
— А ты часто проявляешь романтический интерес к сестрам?
— К сестрам?
— Я — внебрачный сын короля, — пояснил он без тени самодовольства или гордыни. — Думал, ты знаешь.
Его сходство с Ариадной, отмеченное мною при первой встрече, и её теплый взгляд на проявления дружбы, что мы демонстрируем на королевских приемах, теперь обрели смысл. Словно маленькие кусочки картины, вырванные и потерянные, но теперь возвращенные на место, они объяснили мне многое, в том числе назначение молодого добродушного парня на столь серьезную и высокую должность.
— Нет, не знал, — чуть виновато улыбнулся я. — В таком случае, приношу извинения за непотребство, в котором я тебя заподозрил.
Я не понимал, как такая важная информация могла утаиться от народа, от Маэрэльд, Финдира, Киана и прочих. Либо Кидо посчитал меня тем, кому он может доверять, либо об этом знали все в Грее, и я предстал перед капитаном гвардии полным идиотом.
— Расслабься, Териат. Я не принц, тебе нет нужды угодничать.
— Но почему нет?
— Я был рождён вне брака.
— Насколько мне известно, Минерва — тоже.
— Тут несколько иная ситуация… — Кидо почесал затылок и отставил эль, чтобы удобно расположить локоть на столе и сделать его подпоркой для лица. За то короткое время, что мы были в таверне, он на радостях осушал уже третью пинту, и теперь они, наконец, дошли до его головы. Вероятно, это стало одной из причин его откровенности. — Моя мать родом из Куориана, а дед — купец. Однажды они приехали в Грею с товаром, и… мать и король сдружились. Больше, чем кто-то мог подумать, но они были ещё слишком юны, даже не знаю, лет по пятнадцать или около того.
— Разве твой дед, как оскорбленный отец, не стал требовать, чтобы Эвеард и твоя мать поженились?
— Он не знал, пока они не вернулись в Куориан. Мать никому не сказала. Её… положение становилось заметным, и дед быстро устроил ей свадьбу с одним из своих придворных. Не представляю, знал ли он, что я не его сын, но растил меня, как родного.
— А когда ты узнал?
— Когда родители погибли в страшном шторме, не доплыв до Куориана всего полдня. Утром обломки их корабля принесло на берег, где я ждал их с самого рассвета. Тем же вечером дед всё мне рассказал.
— Выходит, после этого ты приехал в Грею. И король так просто поверил тебе?
— Он не стал сразу со мной говорить; сначала отправил ко мне друида. Айред расспрашивал меня, но, как мне кажется, не слушал; он смотрел куда-то глубже. А когда я удостоился аудиенции, король.… По правде говоря, он даже не сразу вспомнил имя моей матери, — горько усмехнулся он. — Сначала я смертельно обиделся, но позже понял, что прошло много лет, а их знакомство длилось не больше месяца. Кто знает, сколько таких девушек может быть в жизни мужчины. Пообщавшись, он согласился, что возможность нашего родства существовала, но все равно опасался, что это было уловкой. Он не винил в этом меня. Думал, что юнца мог одурачить предприимчивый дед.
— Но как вы доказали родство? Ваше внешнее сходство очевидно, но если сомнения велики…
— Айред два месяца ездил по миру и нашёл колдуна, который владел какой-то специальной магией, благодаря которой можно узнать о человеке всё, имея одну единственную каплю его крови, — говорил Кидо с нескрываемой благодарностью. Я совершенно точно помнил эти два месяца: отец исчез, ни слова не сказав о цели своей поездки и о том, как долго планировал отсутствовать. По возвращению он так же молчал, ссылаясь на невозможность разглашать подробности. Мать это страшно разозлило, и она не говорила с ним, кажется, еще несколько последующих недель. Пустяк в жизни эльфа, но для провинившегося мужа, живущего в разы меньше жены, — вечность. — Он привёз его, и тот сообщил королю, что я совершенно точно являюсь его прямым потомком.
— Но почему ты не стал принцем? Иметь наследника мужского пола — мечта любого короля. Разве он не захотел иметь наследного принца?
— Я сам не захотел им быть.
Я моргнул трижды, чтобы увидеть капитана чуть яснее. Мне казалось, что дым от курящих сомнительный табак пьяниц застлал мне глаза, и я не видел, как Кидо язвительно ухмыляется. Но нет — он оказался совершенно серьезен. Я заметил, что гвардейцы слушали рассказ капитана так же внимательно, как и я; либо он впервые рассказывал эту историю так подробно, либо я был первым, кто не побоялся задать все интересующие слушателей вопросы.
— Ты — самый странный человек из всех, что мне доводилось знать.
Кидо искренне засмеялся. Эта оценка наверняка польстила ему, но я не считал, что он принял столь важное решение, преследуя цель выделиться на фоне прочих внебрачных детей короля; я был почти уверен, что у него их имелось множество. Не все из них выживали, не все решались заявить о родстве, но бурная молодость Эвеарда долгое время была плодородной почвой для доходивших до Аррума слухов.
— Я знал, что настоящим принцем уже никогда не стану. Меня воспитывали в высших кругах общества, но, пойми, это не было королевским двором. И, как бы странно это ни звучало, я не хочу править целой страной. Возможно, из всех людей, что тебе доводилось знать, я выделяюсь лишь тем, что честно могу признаться себе: мне это не по плечу. Я с этими-то головорезами не всегда справляюсь.
Гвардейцы отозвались на слова капитана поднятием пинт с элем, и мы ответили тем же.
— И как ты сообщил об этом королю?
— Сказал, что не претендую на наследование трона. К тому же, тем утром я видел, как в садах играют принцессы. Такие юные, милые, но при этом волевые и умные… я понял, что не мог отобрать это у них. Они рождены для этого, а я — нет. Я попросил короля обучить меня и дать место в королевской гвардии, и он ответил, что счастлив иметь сына с таким чистым от гордыни сердцем.
— Не говорил он такого, — поддразнил каптана Аштон. — Сам не похвалишь — никто не похвалит.
— Ну, смысл был в этом, — пожал плечами Кидо, и я заметил характерный для пьяного человека блеск в глазах. — В общем, я стал капитаном только год назад, когда умер предыдущий. До этого был его правой рукой.
— Сэру Кинкардину было столько лет, что, когда Кидо появился при дворе, тот уже едва передвигался по замку в одиночку, — пренебрежительно добавил Аштон. — Считай, он был обеими его руками и ногами. Но старик был умный!
— Это точно, — согласился капитан. — Всегда можно найти достойного соперника для меча, но не всегда — для ума.
Кидо приятно удивлял меня с каждой встречей. Я зря так поверхностно судил о его способностях и разуме; этот юноша был куда глубже, чем я и многие другие могут представить.
К тому же, судя по всему, я недооценил количество душ, затронутых моим отцом. Я всегда старался откреститься от нашего сходства, не видя в себе способностей, что все так ценили в нём; мечтал не повторить его судьбы, не метить в герои, не вершить судьбы. И вот он я: притворяюсь тем, кем никогда не являлся, чтобы спасти людей, что никогда не знал, ради мира, в котором прежде не был. Ради мира, в котором живёт лисица.
Помимо шокирующей истории Кидо тем вечером прозвучала ещё дюжина прочих, некоторые из которых были моими. Большая часть в них даже была правдой; я менял лишь места, имена и статусы, для красочности добавляя несущественных деталей, в чём мне заметно помогали опыт чтения и эль. Много эля. Кружки сменяли друг друга так быстро, что я едва успевал замечать делающих это официанток. Если я и видел их лица, то лишь когда они игриво верещали, напуганные приставаниями моих спутников; к концу вечера одна из таких девушек и вовсе поселилась на коленях у капитана.
Кудрявая русоволосая хохотушка не затихала ни на секунду, не давая переключить на что-то другое моё ослабшее внимание. Руки Кидо блуждали по пышным формам, вырывающимся из-под грязного рабочего платья, хотя создавалось впечатление, что этого не замечает даже он сам.
— Что-то ты засмотрелся на Скайлу, — ударил он меня кулаком в плечо. От резкого движения головы в глазах поплыло. — Хочешь, отдам её тебе сегодня?
— Нет, что ты, не стоит.
— Чем я тебе не угодила, господин? — захихикала Скайла, наклоняясь к моему лицу. — Не отказывайся, пока не попробовал.
— Давай, Териат! Прими мой дружеский подарок!
Кидо подтолкнул девушку, чтобы та встала с его колен, и звучно шлепнул её по заду. Она ответила привычным смехом, уже беспрестанно звучащим в моих ушах, и упала на колени ко мне.
— Я не в состоянии ублажать женщину, — оправдывался я.
— Так тебе и не нужно — я буду ублажать тебя.
Девушка опустила лицо к моей шее и стала покрывать её поцелуями. Я не мог сосредоточить взгляда, а от вида плавающего зала таверны к горлу подступала тошнота. Плотно зажмурившись, я с трудом нашёл в себе силы, чтобы поднять руки и отстранить Скайлу; обиженно надув губы, она встала и скрестила руки на груди.
— Иди ко мне, девочка, — Кидо вновь принял её в свои объятия. — Ребята, кажется, кое-кому пора возвращаться в замок. Проследите, чтобы он не упал где-нибудь в коридоре, три шага не дойдя до постели?
Я не услышал, что ответили гвардейцы, и не увидел, что дальше делал их капитан. Я лишь почувствовал, как чьи-то сильные руки схватили меня за подмышки и заставили встать на ноги, на которых я едва держался. Подхватив с двух сторон, парни чуть не несли меня к выходу из таверны.
— Соберись с силами, евнух, — буркнул недовольный Аштон. — И только попробуй опоздать на утреннюю тренировку.
И я на неё не опоздал. Ведь как можно опоздать туда, куда не пошёл вовсе, верно?
Минерва вновь снилась мне всю ночь, но характер снов разительно изменился. Я больше не чувствовал вожделения, и должен был бы радоваться этому, однако… я чувствовал нечто иное. Каждый раз, когда в забвении мне встречался ее лик или мысль о нем возникала в голове, меня переполнял восторг. Детский, бескомпромиссный восторг, с которым я ничего не мог поделать.
В одном из снов я жил в Арруме, будто бы никогда и не притворявшись странствующим рыцарем, но её образ всё равно преследовал меня повсюду; в каждом отражении вместо своего я видел её лицо. Однажды, умываясь в пруду, я поймал взгляд сапфировых глаз. Он смотрел из глубин, молча, но властно, не позволяя уйти. Я не отрывал взгляда три дня и две ночи, пока совсем не обессилил. Лицо в отражении вдруг пошевелилось: приблизилось ко мне, чуть вытянув губы вперёд. Воодушевлённый мыслью быть поцелованным предметом моих мечтаний, я потянулся к ней в ответ.
И проснулся, отчаянно пытаясь откашлять воду, якобы скопившуюся в моих легких.
Тяжкий груз давил на плечи, не давая вздохнуть. Минерва могла забивать мне голову подобными глупостями сколько угодно, но эльфийская кровь в моих венах не позволит ей взять верх над сознанием. Если проявить упорство и сопротивляться достаточно сильно, она не сможет мной управлять. Да, я всё равно испытывал внушенные ею чувства — это магия совсем иного характера, — и не смог бы подавить их, если бы не знал силу искренней любви, что не сравнится ни с каким волшебством.
Завтракать я отказался и прогнал Фэй из покоев. Долго ходил туда-сюда по комнате, бормоча что-то под нос, но это ни капли не помогало отвлечься. Тяжесть в груди и голове могла также быть последствием вечера в компании с гвардейцами, однако примешанные к остаткам алкоголя вина и стыд лишь усугубляли ситуацию.
Практически не открывая сонных глаз, по наизусть знакомому маршруту я добрался до библиотеки. Впервые мне хотелось зарыться в книгу не из-за интереса к её содержанию, а из-за отсутствия желания видеть всё находящееся за пределами пыльных страниц. К тому же, до конца книги осталось всего две войны.
Вытащив сборник с полки, где нарочно оставлял его перевернутым вверх ногами, чтобы не потерять среди десятков похожих обложек, я услышал смех. Звонкий, но низкий, эхом раздающийся по залам; казалось, это место впервые встретило такой громкий звук.
Ариадна и Минерва находились через два стеллажа от меня. Пока я медленно обходил разделяющие нас полки, сёстры общались, совершенно не подозревая о том, что в библиотеке может находиться кто-то помимо них.
— У меня уже голова идёт кругом, а ведь не приехало и десятой части родственников, — жаловалась Ариадна, шумно доставая книги и возвращая неподходящие на место. — Если мы не разберёмся, кто из них кто, обязательно попадём в неловкую ситуацию.
— Я бывала там уже дважды, — колко ответила Минерва. Судя по звукам, тщательно отобранные книги находились в её руках, и стопка постоянно пополнялась. — Ничего страшного, если после этого виновато улыбнуться.
— Ничего страшного, если в их руках не находится судьба твоей свадьбы.
— Выглядит тяжело… позволите мне взять их?
Я появился за спиной Минервы, пока её младшая сестра отвернулась за очередной книгой. Обе они синхронно вздрогнули от звука моего голоса, Ариадна — ещё раз, когда встретилась со мной глазами. Взгляд Минервы же, напротив, стал хитрым и высокомерным, будто она знала чуть больше, чем следовало бы. Она молча передала мне книги и принялась помогать сестре с выбором необходимых экземпляров.
— Ищете что-то конкретное?
— Всё, что сможет объяснить мне, как наша семья смогла разрастись до такого размера и расположиться сразу в четырех странах, — недовольно бросила Ариадна. — Как бы замок не взорвался от такого количества напыщенных задниц.
— Не переживай, в темницах полно места, — безучастно ответила Минерва, и я не сдержал сдавленного смешка. — К тому же, многие едут семьями, а их можно селить в одну комнату.
— Пожалуй, всё.
Лисица отряхнула руки от пыли и громко чихнула. Присев в лёгком реверансе в качестве извинения, она указала на стол, куда надлежало сложить все книги и, с грохотом упав в кресло, громко выдохнула.
— Ну что ж, приступим.
— Если вам нужна помощь, я к вашим услугам, — вмешался я, когда сестры стали спешно листать страницы в поисках нужных имён.
— Вы уверены, что у вас есть на это время?
— Всё время мира.
Минерва едва слышно хмыкнула.
— Тогда вот эта стопка — ваша, — Ариадна с улыбкой указала на стол. — Всё просто: нужно искать всех ныне живущих людей из династий Кастелло, Эскилинос, Долабелл и, разумеется, Уондермир.
Я тихо поднёс стул и поставил его к столу так, что вновь оказался за спинами принцесс. Поиск оказался действительно простым: члены семьи достаточно молодые, чтобы быть живыми, всегда находились на последних страницах, потому большую часть книги можно было смело пролистывать. Однако некоторые из книг были стары: сведения о древних родах начинали записывать сразу же, как первый их представитель становился знатен, а потому страницы изданий иссохли и надламывались от грубых прикосновений. Приходилось осторожничать, отчего просмотр отдельных экземпляров затягивался надолго; затягивался, но лишь для нас с Ариадной. Минерва проворно пробиралась через хрупкий пергамент прямо к нужным ей сведениям и тут же выписывала их в свой лист, прорисовывая импровизированное семейное древо. Я пригляделся: мне казалось, что она совсем не касалась страниц. Они будто переворачивались сами, ловко подхваченные порывом одним им заметного ветра.
— Получается? — повернулась принцесса, словно почувствовав мой внимательный взгляд.
— Не так хорошо, как у вас.
— Будет лучше, если будете смотреть в книгу.
Я встряхнул головой, отгоняя мысли, и с новой волной усердия уткнулся в родословные никогда прежде незнакомых мне семей. Мы просидели до позднего вечера, пока не разобрали все книги до единой. Список возможных гостей королевских кровей получился внушительным: три листа с именами и сложными переплетениями родственных связей, разбирательству в которых придётся уделить не один вечер.
— Мы обещали перед ужином зайти к отцу, — вставая, сказала Минерва. Она прошлась рукой по юбке, стряхивая пыль, и её лицо окрасилось гримасой брезгливости. — Ты идёшь?
— Скажи ему, что я скоро буду, Мина, — захлопнула последнюю книгу Ариадна. — Сэр Териат поможет мне вернуть книги на место, и я тебя догоню.
Старшая принцесса в ответ лишь пожала худыми плечами и тут же покинула темный зал библиотеки с таким рвением, будто нахождение в нём ей стоило небывалых усилий. Я наконец вздохнул полной грудью; Ариадна поймала себя на том же.
Я распределил книги на четыре стопки. Лисица потянулась к одной из них, но тут же поймала мой напряжённый взгляд.
— Что?
— Не стоит носить тяжести, Ваше Высочество, — попросил я. — Я разберусь с этим.
— Нет, я разберусь с этим, — ответила она раздражённо. — Не нужно обращаться со мной, как с принцессой.
— Но это то, кем вы являетесь.
— Замолчишь сам или мне тебя заставить?
Ее раздражение тут же сменилось смущением: я почувствовал, как мои щёки тоже покрылись румянцем. Неуправляемое, глупое, но такое захватывающее чувство. Я кивнул. Ариадна ловко подхватила стопку книг и уже через секунду стояла у стеллажа, раскладывая их в алфавитном порядке; оставив её занятой раскладкой, я всё же успел перетаскать все книги сам.
— Между третьей и четвертой книгой слева, кажется, что-то застряло, — обернулась она, уже направляясь к выходу. — Разберёшься с этим?
— Разберусь, — ответил я шёпотом, наблюдая, как подол её платья скрывается за тяжелыми дверьми.
Между книг действительно торчал кусок листа; одного из тех, на которых записывали имена гостей. Я подумал, что она нарочно оставила их там, чтобы найти повод вернуться, но всё равно решился прочесть. Дрожащей рукой, будто бы детским почерком, там были выведены эльфийские письмена.
«Смотря на полотно ночного неба, я вижу твоё лицо, вышитое лунными нитями. Я же говорила: ты им нравишься».