Аррум не встретил нас, как героев, чего я по какой-то причине ожидал; наше прибытие едва ли было замечено, даже учитывая двух чистокровных темноволосых людей, неожиданно возникших на эльфийских землях.
В лесу творился хаос, и я с трудом узнал дорогое сердцу место. Происходящее в нем не слишком отличалось от порядка дел в Грее: спрятанные под доспехами тела, разогретый от ускоренного ритма жизни воздух и задумчивые сердитые лица. Я усердно выглядывал в толпе знакомые силуэты.
Мы перенеслись в южную часть леса, где я бывал лишь в местах, пригодных для охоты; как оказалось позже, портал Киана привел нас к своему дому. Вероятно, пленительный образ сам собой возник в его голове. Скромное жилище оказалось на удивление уютным, хоть хозяин и бывал в нем слишком редко для того, чтобы как следует обжить.
Лица лисицы и капитана лишь к утру окрасились румянцем; зеленовато-серый цвет кожи и тошноту смогли изгнать лишь кислые ягоды и несколько кувшинов воды. Использованная Кианом магия была бытовой — то есть неестественной, — и потому переносилась неподготовленными столь плохо.
— Как же… кружится… — вздыхала лисица, лежа на земле. У нее не хватало сил подняться на ноги, но на любое предложение помощи она реагировала строгим отказом, предпочитая самостоятельно переживать неудачи.
— Помнишь тот день летнего солнцестояния? — прошептал Кидо, и принцесса, не нуждаясь в дополнительных объяснениях, утвердительно хмыкнула. — Я думал, что не переживу то похмелье, но теперь оно кажется мне лучшим утром в моей жизни.
— А это кажется последним…
Душа капитана королевской гвардии металась в сомнениях: если его сестра давно определилась с тем, к чьей стороне примкнет в предстоящей войне, то его выбор был будто бы вынужденным. В большей мере его смущало незнание народа, за который он отныне собирался сражаться; к тому же ложь, что он с упоением произносил, стараясь убедить окружающих, прочно впиталась в его губы. В любом случае, этот славный муж справлялся с задачами и посложнее. Если бы времена были не столь угнетающими, я бы непременно заставил их с Индисом подружиться.
Как только вдалеке показался устало плетущийся Финдир, я бросился к нему, будто истосковавшийся по хозяину пес. Учитель мрачно улыбнулся, с излишней осторожностью похлопав меня по спине.
— Наконец-то, Финдир! — выпалил я, едва успевая дышать.
— Что стало с тобой, Эзара?
В глазах эльфа недоумение смешалось с тихим, холодным страхом; казалось, он с трудом сдерживался, чтобы не сделать шаг назад. Вся энергия и радость от встречи с учителем, бурлившие в моем теле еще мгновение назад, сошли на нет.
— Что с твоими глазами?
Я непонимающе потер веки, лишь представляя, что за недели в темнице и погром, что я там устроил, могло приключиться с моим лицом. Кровь, грязь и нечистоты покрывали каждый сантиметр тела, когда-то ходившего в кафтанах, подаренных ему самой королевой; мне вдруг нестерпимо захотелось отмыться, до крови раздирая кожу самой жесткой щеткой из кабаньей щетины.
— Я приведу себя в порядок чуть позже, — смутился я.
— Одному тебе с этим не справиться, — покачал головой учитель. — Как ты выбрался из темницы?
— Пустил молнию по камню, чтобы тот рассыпался.
Я пожал плечами, предполагая, что ответ на вопрос очевиден; иного способа сбежать попросту не было.
— Сколько молний?
— Одну — в потолок, еще одну — по стене.
Финдир не выдержал и сделал три шага назад. Челюсти его крепко сжались, будто он корил себя за выражение слабости, однако я искренне не понимал его реакции. Не распыляться на мелкие атаки, накапливая силу для крупной — то, чему я научился от него; теперь же его, казалось, не устраивал такой подход.
— Какая великая сила живет в твоей груди, мальчик, — вздохнул он, прикрывая рот рукой. Другой эльф учил меня, что этот жест — явный признак лжи. — Но ты все же не научился ей управлять.
— Разве? — переспросил я. — Я не покалечил ни одного невинного.
— Зато не пощадил себя.
Финдир снял с пояса флягу с водой и нерешительно открутил крышку. Кивком намекнув сложить руки вместе, он наполнил их водой, и та ослепила меня, засверкав мириадами звезд. Я зажмурился, отвернувшись; солнце еще не было настолько высоко, чтобы пробраться к нам сквозь кроны деревьев.
— Посмотри на себя, — настаивал учитель.
Я вернул взгляд, надеясь увидеть свое отражение, но вместо этого снова оказался ослеплен; однако, сосредоточившись на отодвигании боли на второй план, в этот раз не отвел глаз. Спустя несколько мгновений тело привыкло и перестало посылать сигналы паники в разум, а я наконец разглядел источник света.
Мои глаза сияли, словно две огромных звезды, невероятным образом оказавшихся под моими веками; от испуга я вздрогнул, расплескав всю воду. В этих глазах не было ничего: ни тени эльфийского наследия, ни намека на возраст, опыт или характер; они были пусты и холодны. Обладавший таким взглядом мог как пройти мимо бойни, ничуть в ней не заинтересовавшись, так и устроить ее, совсем не позаботившись о судьбе своей души.
Теперь растерянность Финдира казалась мне недостаточной. Я не ощутил изменений ни на секунду; быть может, тресни внутри что-то еще более важное, я не почувствую и этого.
— Маэрэльд может мне помочь?
— Стоит попытаться.
Учитель кивнул и молча отправился вглубь леса. Я хотел отправиться за ним, но представил, сколько еще до смерти испуганных лиц мне придется встретить по пути, и желание тут же улетучилось. Вместо того, чтобы помочь своему народу предотвратить войну, я выглядел как самое страшное ее орудие.
Мы не покидали южной части леса. Бездействие заставляло минуты длиться годами, давя на плечи невыносимым грузом. Мы выучили каждое дерево в округе и едва не плакали, горюя по листьям, что осень заставляла их сбрасывать. Пользуясь свободным временем, Кидо впитывал огромные объемы информации об эльфийской жизни; оказалось, он настолько не интересовался этим раньше, что даже не представлял, насколько долго мы живем. Старший брат принцессы стал слегка иначе относиться ко мне, узнав о перевалившем за сотню возрасте, и часто прищуривался, перебегая взглядом от меня к Ариадне и обратно.
Как и было обещано, азаани посетила наше скромное убежище. Известно об этом стало лишь со слов Киана; королева нарочно дождалась, пока я буду в самой глубокой фазе сна. Один из даров, что преподнесла ей Богиня, позволял взаимодействовать с душой, пока та не покинула тела, и наибольший эффект чудесная сила имела, если объект воздействия пребывал в неведении. Так исключалась вероятность осознанного сопротивления изменениям; иначе большинство попросту предавались панике.
Открыв глаза следующим утром, я насчитал пять лиц, склонившихся надо мной в безграничном интересе. Губы каждого были растянуты в блаженной улыбке, но одна из них быстро растворилась, уступая место куда более привычной серьезности.
— Не до конца, — пробубнил Финдир. — Но ничего. На какое-то время хватит.
Кудрявое русое облако висело надо мной ближе других и щекотало кожу кончиками прядей.
— Думала, что уже не встречу тебя, дурень.
Приподнявшись без предупреждения, я отпугнул любопытных наблюдателей и избежал трудностей с позволением встать. Несмотря на показательную бойкость, Бэтиель всегда была робка в вопросах телесного контакта; вот и теперь, резко подавшись вперед, она замедлилась, не решаясь приблизиться. Я без раздумий заключил ее в объятия, в миллионный раз поражаясь, что взрослый эльф мог обладать настолько маленьким телом.
Ариадна слегка нахмурилась, наблюдая охватившие нас эмоции.
— Индис передавал привет, — пробормотала Бэт, уткнувшись носом в мою грудь.
— Можно его увидеть?
— Боюсь, он слишком занят, — вздохнула она, отдаляясь. — Наш друг теперь один из Двадцати.
Я ошеломленно вскинул брови, и Бэтиель поняла всё без слов.
— Да, в свое время я отреагировала так же.
— Что за Двадцать? — отозвался жадный до знаний капитан.
Эльфийка бросила за спину неприязненный взгляд, на несколько мгновений намеренно задержав его на принцессе; та ответила ей тем же. Их негласный конфликт смутил меня; если враждебность по отношению к человеку со стороны Бэт была вполне ожидаема, то лисица никогда не относилась к эльфам предвзято.
— Так зовут совет азаани, — пояснил я, чтобы отвлечь всех от возникшего напряжения. — Помимо самой королевы в него входит ещё двадцать эльфов, половина из которых — тиары.
Кидо задумчиво прищурился; прежде я не думал о том, что в предложении это слово могло быть созвучно с другим.
— Своего рода маги, — добавил я, выставив перед собой ладонь и вызвав несколько крошечных молний для наглядной демонстрации. — Вроде меня.
— И у них… — капитан замялся, пытаясь сформулировать. — Вы все умеете вызывать молнии?
— Нет, — покачал головой я. — Большинство владеет огнем, но порой Богиня одаряет нас и чем-то более редким и любопытным.
— Ладно, потом расскажешь.
Кидо слегка покраснел, заметив с осуждением уставившегося на него Киана; чрезмерный интерес королевского гвардейца настораживал его, особенно учитывая роль того при дворе. Меня же ненасытность капитана забавляла. Он был похож на недавно узнавшее про существование драконов дитя, с тех пор пропадавшего в библиотеках в попытках выведать места их обитания. К тому же, в этой суматохе он ни мгновение не терял себя: наклонившись к сестре, он обиженно заметил, что совет Греи был недостаточно впечатляющ, чтобы дать ему хоть какое-то название.
— Но разве совет не был полон? — обратился я к Бэт.
— Ильбриен уезжает в леса Драрента. Не пожелал вступать в войну.
— А моя мать?
— Отказалась ехать, не увидев тебя.
Я разочарованно выдохнул. О его недовольстве планами азаани слышали, казалось, все, и потому надежда теплилась во мне до этого самого мгновения. Ильбриен был тем старым другом, в чьих объятиях глаза моей матери снова горели жизнью. Я был бы счастлив, зная, что моя семья уехала с ним; опытный тиар сумел бы обеспечить им безопасность в дороге, а в тихих лесах Драрента их от ненастий уберегла бы сама Богиня. Лучший расклад. К сожалению, материнское упрямство с годами не утихло.
— Когда он выезжает?
— На рассвете.
По словам Ариадны, хоть и несколько замешкавшейся перед ответом, в моих глазах еще остался свет, тонкой полоской опоясывающий зрачок. Этого было вполне достаточно, чтобы при виде меня эльфы не разбегались в охватившем их ужасе, и с разрешения Киана я решительно направился к дому, где провел всю свою прежнюю жизнь.
Ариадна хотела составить мне компанию, но отказ был единственным верным ответом. Я знал, что расстрою её, но не был готов объяснять матери столь многое. Самым важным было убедить её уехать; убедить, что моя жизнь настолько примитивна и неинтересна, что нам нечего обсуждать и нечем делиться; убедить, что ей незачем задерживаться, ведь мы обязательно успеем обо всем поговорить. Даже если это будет последним, что я ей скажу.
Увидев три несущихся ко мне личика, я мгновенно растаял. Из глаз едва не катились слезы, и рыдания душили меня изнутри; я настолько истосковался по их безусловной любви, что не мог насытиться запахом солнца, коим были полны ух юные души. Годами я принимал эту любовь как данность, но, только лишившись ее, ощутил, какую огромную часть души она занимала.
— Мы слышали, что ты теперь герой, братец, — гордо заявила Шаэль.
Я стыдливо опустил глаза; на героя я был похож меньше всего.
— Не герой, а тиар, — деловито поправила её Талани.
— Мы так скучали! — хором взвыли они.
Я изо всех сил прижал сестер к груди, покрывая их макушки поцелуями, и они, как и всегда, хохотали, будто бы я делал им щекотно.
Мама с теплой улыбкой дожидалась своей очереди.
— Я знала, что ты вернешься, дитя мое, — прошептала она.
Возвысившись над ней, я запрятал свое счастье настолько глубоко, насколько смог, и сделал взгляд серьезным и резким. От неожиданной перемены настроения мама повела плечами, будто по ее спине пробежали мурашки.
— Ты увидела меня, — подытожил я. — Теперь вы можете ехать.
— Я никуда не поеду.
— Не будь эгоисткой.
Мама будто бы дернулась, чтобы бросить что-то в ответ, но заставила себя сдержаться.
— Я буду сражаться вместе с тобой.
— Чтобы они остались не только без отца, а еще и без матери?
Три облачка беззаботности были слишком заняты хороводом и песней о непоседливом кролике, чтобы прислушиваться к нашему разговору. Мама гулко сглотнула.
— Поезжайте с Ильбриеном, — взмолился я. — И возьмите с собой столько малышей, сколько сможете увезти.
— Думаешь, их так просто отпустят?
— В красках опиши, что жаждущие крови куорианские воины сделают с их детьми, и они посадят их в повозку в ту же секунду.
Мама отвернулась, скрывая волнение и злость, перестраивая тактику; я почти слышал, как ее мысли бегают с места на место. Разрушенные планы были для нее больнее удара меча; она всегда держалась за стабильность и последовательность, будто это могло уберечь ее от неожиданных бед. К несчастью, упрямство не спасало еще ни одну душу.
— Нет, — отрезала она. — Я отправлю детей, но сама никуда не поеду.
Я набрал воздуха в легкие.
— Как пожелаешь, матушка, — прорычал я, проговаривая последнее слово по слогам. — Попадешь под первую же стрелу, став пушечным мясом, кормом для стервятников. Если повезет, может, увидишь кого-то из королевской семьи, раз уж отец ни разу не брал тебя в замок.
— Но я могу быть полезной, не сражаясь! У меня в запасах столько трав и времени, чтобы собрать новые. Я могу…
— Можешь что? Лечить? — перебил я гневно. — Ты столько лет отрицала в себе эти способности, столько лет отказывалась обучаться… Ты не лекарь, мама. И не имеешь права им называться.
— Териат…
— Ты погибнешь. Оставишь девочек сиротами в возрасте, когда они только начинают познавать мир. Тебя не будет рядом, когда они впервые влюбятся, когда соединят с кем-то жизни, когда заведут детей. Ты не узнаешь, если у кого-то из них откроется дар вроде моего, не увидишь, как в их лицах проглядываются папины черты. А если они обезумят, оставшись без родительской любви, они будут винить в этом тебя. Ведь если отец умер по глупой случайности, то ты сделаешь это по своей воле.
Её нижняя губа задрожала. Мне хотелось выплюнуть яд, коим я намеренно напитал свои слова, но вынужденно сглатывал его, позволяя расходиться по телу; лишь я знал, что за женщина прячется за внешней хрупкостью и многолетним эмоциональном упадком.
— Ты так уверен в моей бесполезности, — вздохнула она.
— Я честен. Впервые. С собой и с тобой.
— Но Рири, — протянула мама, и кровь на мгновение застыла в жилах. — Ильбриен присмотрит за девочками. Другое мое дитя будет биться, и я хочу быть рядом с ним.
— В отличие от них, то дитя уже вышло из возраста, когда ему нужна мать.
Мама закусила губу, пытаясь сдержать слезы, но они безутешным ручьем покатились по ее щекам; мне подумалось, что прежде я никогда не заставлял её испытывать нечто подобное. Она отвернулась, направляясь к дому, и, не оборачиваясь, бросила:
— Как пожелаешь.
Я промолчал, понимая, что больше не выдавлю из себя ни звука. Бросать кинжалы слов, намеренно пытаясь манипулировать любимыми через разочарование и обиду, оказалось больнее, чем делать это в гневе. Никогда раньше мне не хотелось так отчаянно возненавидеть свою мать. И никогда раньше я так сильно ее не любил.
Моя темная душа воззвала к тому, что по цвету к ней было ближе всего, и, закрыв той ночью глаза, я встретился со старшей принцессой. Разум сыграл со мною злую шутку; если раньше сны о Минерве было легко оправдать направленной на меня магией, то теперь сознание совершенно точно само подкидывало мне ее образ. Свет сапфировых глаз освещал мне путь, направляя и вдохновляя, а изящные руки приятно холодили кожу. Где-то на задворках, будто бы из-под толщи воды, я слышал голос, умоляющий проснуться и прекратить эту насмешку, но я из сна желал лишь оставаться в нем как можно дольше.
Утром капитан сказал, что я без устали шептал её имя; и, вероятно, по этой причине Ариадна до самого вечера старательно избегала моего взгляда. Она не мучила меня молчанием, не бросалась резкими словами, оскорбленная неверностью моего воображения, а была приветлива и общительна. Она попросту ни разу на меня не взглянула.
Двести ударов плетьми безжалостно меркли на фоне этой пытки.
Спина заживала медленнее, чем я предполагал, и из-за беспокойных снов ни одно утро не проходило без пропитанной кровью рубашки. Кидо пребывал в бесконечном ощущении стыда, сколько бы я не умолял его прекратить и не убеждал в правильности некогда сделанного выбора; при виде истерзанной плетьми кожи он неумолимо менялся в лице. Я попытался прижечь раны самостоятельно, но лишь добавил несколько ожогов, не имея возможности как следует прицелиться. Финдир справился с этим лучше, но раны почему-то все равно продолжали кровоточить.
После моего визита в дом матери Киан запретил подобные вылазки. Наше отшельничество, казалось, длилось целую вечность; в отдаленной части леса под тщательным наблюдением разведчика мы бы даже забыли о войне, если бы вести из Греи и эльфийского совета волшебным образом не просачивались в забытый Природой уголок. Хоть дни и сливались в один, приятное общество принцессы и любопытство Кидо скрашивало будни; даже Киан проникся к тому, кого раньше пренебрежительно называл псом.
Я понял, что заточение подошло к концу, в минуту, что в любой другой день не отличалась бы от сотен прочих. Лицо лисицы вдруг засияло; она устремила взгляд за мою спину, нетерпеливо заерзав на месте.
— Неужели, — протянул я, оборачиваясь. — Думал, ты так и не соизволишь к нам явиться.
Индис раскинул руки, готовый заключить в объятия весь мир; впрочем, как и всегда. Он осунулся и посерел, из-за чего выглядел заметно старше, и я впервые увидел на его голове плотный высокий хвост. Однако внешние изменения были не так важны; неутомимое жизнелюбие, ореолом витавшее вокруг него, сменилось ощутимым напряжением и тревогой, делая улыбку на лице вымученной и слабой.
— Выглядишь жалко, — произнес эльф, окинув меня оценивающим взглядом.
— Хотел то же самое сказать о тебе.
Все рассмеялись, но слова наши были правдивы, как бы ни были прикрыты вуалью шутки; даже обнимая друга, я чувствовал, каким тонким и хрупким стало его тело. Казалось, окрепшими от частых поединков руками я мог без особых усилий переломить любую кость в его теле. На самой заре жизни молодого и резвого Индиса, любимца взрослых и детей, балагура и сплетника, вдруг покинули всякие силы. Я вопросительно взглянул на друга, и тот кивнул, безмолвно откладывая разговор на потом; в его взгляде читалось не меньшее замешательство.
— Азаани просит вас присоединиться к совету.
Кидо закашлялся.
— Даже… даже нас? — переспросил он, смутившись.
— Особенно вас, — отчеканил Индис, протягивая незнакомцу руку. — Капитан Фалхолт, верно?
Кидо выглядел таким напуганным, словно с ним заговорила сама Богиня; никто из эльфов, что он видел прежде, так его не впечатлял.
— Верно, — пробормотал он, пожимая руку. — Для меня честь познакомиться с вами.
Индис вскинул брови, наконец заметив чрезмерное воодушевление капитана.
— Почему же?
— Ариадна рассказывала о вас. Вы — сын азаани, — застенчиво пояснил он. — Наверняка непросто идти по жизни с таким клеймом.
— Вы мне скажите, — усмехнулся эльф. — Королевское дитя.
Кидо спрятал взгляд, и я растерянно улыбнулся. После побега из Греи капитан удивлял меня все больше; в свете последних событий я совсем позабыл, что этот взрослый мужчина мог вести себя, как робкий юнец с распахнутой настежь душой. Позабыл, что таким вообще мог быть кто-либо; вероятно потому, что сам перестал быть таковым.
Индис отвлекся от капитана, со всей нежностью заключив Ариадну в объятия; незаметно для меня став добрыми друзьями, они безусловно разделяли какие-то неведомые мне чувства и истины. Ревность тонкой иглой кольнула мое сердце, но я тут же отмахнулся от нее, как от назойливого насекомого; более глупой причины для столь гнусного чувства нельзя было и вообразить.
— Совет ждет вас у Сэльфела, — сообщил эльф, покончив с ритуалами приветствия.
— Это пруд, — неожиданно шепнула брату Ариадна; во время познавательных бесед об Арруме она была не менее внимательным слушателем.
— Верно, — улыбнулся ей Индис и, заметив собирающего с земли доспехи капитана, добавил. — Отправляемся сейчас же. Всем, что может понадобиться, вас обеспечат на месте.
Кидо снова смутился, и мне захотелось отпустить какую-нибудь неприличную шутку, что всегда поднимали ему настроение, однако что-то внутри тут же этому воспротивилось. Ему не нравилось выглядеть невеждой в глазах других; любознательность, как и чувство собственного достоинства, точно досталась им от отца.
Я последовал за Индисом, старательно заводя разговор в нужное русло, но все попытки оказались тщетны — эльф мастерски уворачивался от любого неудобного вопроса. Неискренность друга удивила меня, но не ранила. Я убеждал себя, что скрытность необходима ради высшей цели, не имеющей ничего общего с гибелью нашей дружбы.
Близился вечер, и гладь Сэльфела покрывалась тонкой коркой тьмы. Ровно половину его едва заметных берегов занимал полный состав совета за исключением лишь одного его члена, устало вышагивающего по правую руку от меня. Нам отвели самые почетные места — по обе стороны от азаани. Король леса безучастно наблюдал за происходящим из-за стоящей неподалеку беседки, выдавая свое присутствие лишь томным божественным свечением, что всегда шло за ним по пятам. Кидо задержал на нем восхищенный взгляд и споткнулся о выглянувший из-под земли корень.
— Ваше величество, — хором произнесли капитан и лисица, преклоняя голову.
— Не стоит, — с легким наклоном головы пропела Маэрэльд. — Мы все тут равны.
Индис горько усмехнулся ее откровенной лжи. Помнится, он клялся переплыть Сапфировый океан, если мать решится контролировать его жизнь; эта жертва далась ему нелегко.
Королева приблизилась к Ариадне и по-матерински погладила её по волосам.
— Благодарю за помощь с кристаллами, дитя. Только благодаря тебе наш сегодняшний совет имеет смысл.
— Благодаря мне?
Лисица слегка нахмурилась, будто бы отрицая, что внесла хоть какой-то вклад.
— Разложенные тобой кристаллы — не просто красивые камни. Хотя и этого у них не отнять.
Маэрэльд вернулась к воде, и Индис повел нас следом, расставляя всех на заранее отведенные места: мне досталась позиция справа от королевы, рядом с лисицей и Кидо. Кончиками пальцев, не глядя, я потянулся к руке принцессы; ощутив касание, она решительно сплела наши пальцы.
— Все они — крошечные частички моей души, — объяснила эльфийка, и лисица напряженно сжала мою руку. — Богиня преподнесла нам много даров, и потому все, что видит моя душа, сегодня откроется и вашим глазам.
— А это… безопасно?
— Более чем.
— Хорошо, — вздохнула принцесса.
Мое внимание отвлек Финдир, сверкающий широкой улыбкой на противоположном берегу пруда; повод для радости был сомнительным, но я все же ответил ему тем же. Оглядевшись, я осознал, что совершил ошибку в подсчетах; даже учитывая присоединившегося Индиса, членов совета по-прежнему было девятнадцать.
— Прошу поприветствовать гостей, дети мои, — громко воззвала королева. — Наших братьев и сестер.
Из-за деревьев медленно вышли еще два десятка эльфов, сверкая белоснежными волосами в слабом свете луны. Мне хотелось бы посмеяться над удивлением Ариадны и Кидо, но мурашки пробежали и по моей спине; я совершенно не слышал их шагов. Казалось, будто они не ступали по земле, а летели над ней, задевая траву лишь полами призрачных плащей, растворяющихся в сумеречном свете. Рингелан вновь поразил меня величием, коим наполнялся воздух вокруг него; стоило признаться, Маэрэльд никогда не вызывала у меня подобного благоговения.
Невероятных размеров волк, что уже встречался мне в замке Армазеля, присоединился к Эвлону в его безразличии к происходящему. Подойдя к оленю, он внимательно обнюхал его и, убедившись в дружелюбности животного, лег так, чтобы носом уткнуться в его шерсть.
Горные эльфы заняли пустующую половину берега, выстроившись в плотную цепь с правителем посередине. В руке аирати держал стеклянный посох, угрожающе возвышающийся над правителем; он казался сделанным изо льда горных рек, но теплый осенний вечер убеждал в обратном.
Круг замкнулся.
Азаани взмахнула рукой, и все, словно по какому-то неведомому сговору, тут же почтительно склонили головы. Рингелан язвительно ухмыльнулся, не спуская глаз с представителей королевской династии — их повиновение воле эльфийским правителям заметно потешило его самолюбие.
— Королевское дитя решило выступить с заявлением, — произнес аирати, и голос его по очереди окутал каждое звено нашей цепи. Казалось, он намеренно не наделял Минерву именем и половой принадлежностью; они безразличны ему так же, как регалии трупа для стервятника. — И мы услышали. Надеюсь, другие потомки Уинфреда не настолько глупы.
Ариадна, молниеносно вырвав руку из моей, потянулась к мечу окутанного легендами предка; ладонью я коснулся её спины, молча умоляя сдержаться. Она тяжело вздохнула, делая вид, что потянулась к висящей на запястье нити, и подвязала ею волосы.
— Дэссиель и Эйен отправились на аудиенцию к наследной принцессе, — продолжила Маэрэльд. — Чтобы выслушать её требования и предложить варианты решения конфликта.
— Вам было мало трупов и пепла?
Слова сорвались с языка еще до того, как здравомыслие успело их остановить. Магия в груди вдруг вспыхнула, разгоняя огненную кровь по телу, и в глади воды засверкал тусклый отблеск моих глаз.
— Если вы считаете, что вас заждались в реке душ, то могли бы отправиться сами, а не посылать членов совета, — взмахнул я рукой, не контролируя подступившие эмоции. — Минерву интересует лишь власть, и вы не убедите её в обратном.
— Их всех интересует лишь власть, — прогремел аирати, казалось, удивившись моему взрыву куда меньше, чем резкому движению лисицы. — Однако никто из них не сумел её заполучить.
— И вам не терпится узнать, кто станет первым?
— У тебя никогда не было права голоса, чтобы влиять на принятие решений, Териат. И в свете последних событий ты едва ли заслужил стать его обладателем.
Огонь в жилах вдруг утих, и я замолчал, пораженный собственной безрассудностью. На лицо Рингелана тут же вернулась устрашающая невозмутимость, оттенявшая и без того холодный взгляд.
Обменявшись безмолвными сигналами, главы эльфийского народа направили руки друг к другу, складывая пальцы в причудливые символы. От их движений в воздухе возникали разноцветные искры, что самозабвенно ныряли в глубины Сэльфела, а шепот заклинаний — или молитв? — отдавался в ушах шумом прибоя, которого я никогда не слышал. Зрелище завораживало, будто праздничное шоу на самом роскошном из когда-либо проводившихся торжеств.
— Я… — Ариадна отчаянно пыталась схватить меня за руку, но вместо этого попросту ударяла по всем частям тела, до которых могла дотянуться. — Я уже видела такое однажды.
Стоявшая неподалеку Филаурель, некогда пытавшаяся обучить меня мастерству иллюзий, прошипела принцессе что-то угрожающее, и та тут же умолкла. Я сделал шаг вправо, прижимаясь плечом к её плечу, дрожащему то ли от нетерпения, то ли от страха, и наполнил легкие ароматом древесины; удивительно, как для кого-то, всю жизнь проведшего среди цветов и деревьев, этот запах мог так прочно связаться с чьим-то образом.
Отскакивающие от загадочных знаков искры постепенно наполняли поверхность пруда красками, будто та была полотном, давно ждущим кисти художника. Вырисовывались очертания стен и полов, окон, подсвечников, и так до тех пор, пока не исчезли все сомнения, что некоторые из нас были близко знакомы с представленным местом.
С поверхности воды на нас смотрело изображение тронного зала; живое, движущееся, дышащее. Лэндон нетерпеливо перебирал что-то в кармане своей накидки, а Хант кругами ходил вокруг трона, и сидящую на нем Минерву это заметно раздражало.
— Мина, — обратился к ней островной принц. — Может не стоит проводить эти переговоры? Что, если…
— Если ты еще раз посмеешь так меня назвать, — прошипела она, — одной шкурой на стенах станет больше.
Горные эльфы одновременно поежились; отдыхающий неподалеку волк жалобно заскулил, зарывая нос глубже в оленью шерсть.
Советник незамедлительно среагировал, поняв, что угроза касалась и его, и принялся усердно отряхивать накидку. Взглянув на устало скучающее лицо принцессы, оба её последователя заняли места чуть позади трона, тем самым высказывая согласие с её превосходством над ними. Минерва махнула рукой — вероятно, страже, — и послышался уже привычный звук тяжелого хода дверей.
В тронный зал вошли две статных фигуры, обе — в нейтральных белых одеяниях, четко указывающих на намерения прибывших; если бы не цвет волос и глаз, их вполне можно было бы принять за брата и сестру. Впрочем, в каком-то роде они таковыми и являлись.
— Мы приветствуем тебя, правительница Греи, — произнесла русоволосая Дэссиель, почтив принцессу небольшим поклоном. Строгий Эйен едва не заскрипел, вынужденно повторяя за ней. — И благодарим за возможность обсуждения мира.
— Мир — не совсем то, чего я хочу.
Минерва вскинула подбородок и положила ладони на подлокотники, полностью открывая позу. Она наверняка знала, что к ней отправят опытных тиаров, и все же всем видом давала понять, что не боится их; её уверенность казалась непоколебимой.
— Что ж, — раздался голос Эйена; такой же тяжелый, как у его правителя. — В таком случае, извольте озвучить ваши желания.
— Сначала вы, — подмигнула принцесса.
Рингелан ударил посохом об землю так, что тронный зал едва не расплылся от идущих по глади волн, и разразился яростным криком.
— Она играет с нами!
— Она — ребенок, — пожала плечами Маэрэльд. — Им это свойственно.
— Человеческим детям положены игрушечные лошади и солдаты, — рыкнул аирати. — А не армии настоящих.
Присутствующие в тронном зале не произнесли ни слова, будто бы пережидая перепалку на берегах Сэльфела, и заговорили, лишь когда в Арруме воцарилась тишина.
— Мы считаем разумным оставить всё, как есть, — отчеканил член совета аирати. — Люди не ступят на земли Армазеля, и война обойдет их стороной.
— Аррум продолжит прежнее сотрудничество с Греей, — продолжила Дэссиель. — И будет поставлять дерево в обговоренных ранее объемах взамен на миролюбивое соседство.
Минерва устремила взгляд ввысь и замычала, наигранно имитируя глубокие размышления.
— Почти, — подытожила она. — Объемы придется увеличить, и вырубкой будут заниматься люди, а не эльфы.
— Искл…
Принцесса резко кивнула в сторону эльфийки, и та поперхнулась собственными словами, зайдясь приступом мучительного кашля.
— Ваши камни я могу купить честно. — обратилась она к Эйену. — Но мне нужна вещь, не представленная в лавках торговцев. Вы отдадите мне “эльфийскую погибель” — и я боле не трону ни одного белого волка.
— Этому не бывать.
Рингелан шепотом повторил слова своего подопечного.
Минерва поднялась с трона и спустилась к важным гостям. Длинный шлейф её белого платья тянулся, делая принцессу похожей на невиданную змею, хоть, в силу её нелюбви к рептилиям, ей бы и не польстило подобное сравнение. Принцесса медленно обходила эльфов, пристально вглядываясь в их лица; вероятно, пытаясь определить силу их магии и возможность противиться чужой.
— Вы — дикари, — прошипела Минерва. — Живете в лесах и горах, как животные, и считаете, что смеете указывать королеве?
— Наши правители мудры и справедливы.
— Они — глупцы, раз думали, что я соглашусь на их условия.
— Был заключен договор, — отрезала Дэссиель. — И ваши предки старались придерживаться его условий.
— А я не собираюсь сдерживать обещание, которого не давала.
Стремительно вернувшись к трону, Минерва скомандовала невидимым слугам, и дверь вновь распахнулась; на этот раз — дверь переговорной, из-за которой появился Рагна, сверкающий ярко-желтыми глазами.
— Кнорд… — выругался Индис.
Следом за магистром, едва волоча за собой ноги, к принцессе приближалась Лианна. Истерзанная пытками старушка хрипела, и боль от каждого шага ярко отражалась в понурой походке. Я мысленно поблагодарил Богиню за то, что Бэт никоим образом не связана с деятельностью совета, и за то, что хотя бы в тот день её безрассудное любопытство не повело её туда, где ей не место.
Лианна шла сама; колдун не держал ее за руку, чтобы вести за собой, и не подгонял сзади, но в его лике не мелькало и тени сомнения, что друид будет идти по его следам. Ведомая его магией, несчастная женщина не могла и помыслить о сопротивлении. Впрочем, у неё вряд ли нашлись бы на это силы.
— Да, ни один мой предок не избежал эльфийского влияния, — протянула Минерва, хищно ухмыляясь. — Эвеард особенно вас любил.
Ариадна фыркнула, услышав, что Минерва назвала отца по имени, будто бы желая откреститься от связывающего их родства.
— Но мне не нужны покровители.
Рагна наконец прошел мимо принцессы, бросив друида к её ногам. Минерва непринужденно опустила руку на бедро, зарывая ее в складках платья.
— Что вы задумали? — вздохнула Дэссиель.
— Расправу.
В руках принцессы возник кинжал — разрез на юбке помог ей добраться до скрытых ножен, — и она тут же прижала его к горлу измученной Лианны. Я не мог рассмотреть её лицо из-за плотного слоя запекшейся крови и грязи, но почему-то мне показалось, что на нем мелькнула улыбка.
Между пальцами Дэссиель запрыгали искры, но магистр взмахнул рукой, и эльфийские советники тут же взмыли в воздух, застыв над землей в невидимой клетке; безвоздушной, судя по их тщетным попыткам вздохнуть. Хант и Лэндон вышли из-за трона, в тени которого ждали своего часа. Удавки в их руках стремительно приближались к шеям эльфов. Дождавшись, когда подчиненные принцессы заключат — уже пленных — эльфийских советников в крепкие объятия веревок, Рагна отпустил последних. Они твердо встали на ноги, словно не замечая, что находятся в смертельной опасности; особенный вызов виделся в лице Эйена, неприлично долго смотревшего принцессе в глаза. Сбить спесь помогло затягивание узла.
Ликование на лице Лэндона было всепоглощающим и жадным. Таким, будто бы всю жизнь он страстно мечтал лишь об этом — лишить жизни обладателя высшей крови и торжественно искупаться в её реках.
В памяти мелькнуло пророчество, о котором советник рассказывал Кидо, и возникший в голове образ стал чересчур ярким.
— Я не позволю остроухим указывать мне, что делать, — почти безразлично бросила Минерва, и Лианна прикрыла глаза в ожидании своей участи.
Дэссиель набрала столько воздуха в легкие, сколько смогла.
— Неужели вы верите, что ваше королевство сможет выстоять?
— Вера — это лекарство для отчаявшихся душ, — пожала плечами принцесса, наклоняясь вперед. — А отчаяние не к лицу королеве.
Клинок в руках принцессы заскользил, окропив пол обильными брызгами крови. Тело друида рухнуло, и Минерва пренебрежительно бросила запачканный кинжал на бездыханное тело.
Члены совета не успели бы среагировать, даже если бы захотели; удавки плотно обхватили их шеи в тот же миг, когда дрогнула рука принцессы. Эльфы пытались вырваться так, словно находились в объятиях любимых — вполсилы, нехотя, играючи; полагаю, дело было в магистре, не спускавшего с них змеиных глаз.
— Valie… — смог выдавить Эйен. — Valie ilqua hanya.
Минерва усмехнулась.
— Так пусть смотрит и упивается кровью своих детей.
По лесу прокатился оглушительный крик такой силы, что тронный зал исчез с поверхности воды, сметенный разъяренной волной. Члены совета один за другим падали на колени, оплакивая бесчестно погибших брата и сестру, и лишь правители и люди твердо стояли на ногах. Над Рингеланом нависла тень скорби, столь темная и тяжелая, что плечи аирати поникли, а веки опустились, не позволяя глазам выдать происходящее в душе.
Вопреки ожиданиям, всё существо Маэрэльд пылало от гнева.
— И нет покоя голове в венце.