Мендл почувствовал, как после многомесячного напряжения расслабились его нервы, успокоилось сердце. Он оказался на крошечном, никем и ничем не защищенном островке, где люди еще по-прежнему дарили друг другу улыбку, не забывали думать о своей внешности для себя и для окружающих, как раньше, хотели видеть у себя гостей. Это был как бы неосознанный призыв к вере, призыв не сдаваться, призыв выстоять, и выстоять назло всем чертям. И это в то самое время, когда со всех концов, вкруговую, на этот светлый пятачок направлены обагренные еще не остывшей кровью родных и близких штыки озверелых убийц.
Прибежала Соня с новостью. Она буквально влетела в комнату и, не раздеваясь, свалилась на первый попавшийся ей стул. Увидела Менделя и бросила небрежно, чтобы быстрее перейти к главному:
- Здравствуй, Мендл! Хорошо, что ты пришел.
Тетя Лея и Фаня прекратили свое занятие и с тревожным видом ждали, что скажет Соня.
- Пожалуйста, не спрашивайте меня, откуда это известие, - начала Соня почти шепотом, задыхаясь от волнения.
Она откинула назад теплый платок, встряхнула головой. Обретя свободу, крупные, черные локоны расположились вокруг раскрасневшихся щек.
- Ну?! Мирке гиб лушн!12 Что случилось? - не вытерпела тетя Лея.
- Так вот! Мы все слышали не раз: "Сталин капут!", "Советы капут!", "Москва капут!" Лапки кверху, и все тут! Сукины сыны! Думают, все для них будет так просто! Они, видите ли, уже поставили Советский Союз на колени! Скоро, видите ли, весь мир будет жить так, как этого хотят фашисты! А шиш не хотите, гадюки вонючие!
- О, господи, может ты, Сонька, разродишься, наконец, и скажешь нам, что случилось? - Фаня нервно забросила назад свою длинную косу.
Соня не могла так сразу рассказать о самом главном. Ей нужно было сполна насладиться потрясающей новостью. В этом была ее органическая потребность, потребность быть хотя бы немного отмщенной, отмщенной за всех, за мать, которая была зверски убита в первые же дни после занятия Весиловки. Она всячески смаковала происшедшее. Таинственная новость притаилась в блуждающих бликах ее возбужденного взора и готова была вот-вот вырваться наружу сногсшибательной сенсацией.
- Подожди, сестренка, подожди, дай сказать!
Соня дышала часто и не могла успокоиться.
- Я с самого начала не верила этим скотам, что Москва в их руках. Оказывается, - Сонины щеки горели, глаза блестели. - Оказывается, седьмого ноября Москва праздновала годовщину Октябрьской революции, и был парад на Красной площади. А вот час тому назад я узнала - передали по радио - наши под Москвой перешли в наступление. Вот вам и "Москва капут"! Собаки паршивые!
Фаня и тетя Лея бросились обнимать Соню. Они опрокинули стул, и все вместе оказались на полу.
А Соня, забыв о конспирации, в порыве получить, наконец, полное удовлетворение, позволила себе громко со страстью торжественно провозгласить:
- Но это, девочки и мальчики, еще не все! Наши войска взяли город Калинин! Стойте же, вы меня задушите и не узнаете последнего! Передача велась, знаете откуда? Она велась из самой Москвы!
- Но откуда ты все это узнала? - Фане необходимо было это знать, чтобы убедиться в достоверности радостного известия.
- Вот это уж, извините, - секрет.
- Да ладно тебе, Сонька! Что же, по-твоему, среди нас есть предатели? Да?
- Предатели, не предатели, но болтуны, так это точно.
- У, вредина! - Фанечка обиделась и отошла в сторону. - Так вот, имей ввиду, если что узнаю, умру, но не скажу тебе.
Соня громко и весело засмеялась. Подошла к насупившейся сестре, обняла ее за талию.
- Теленочек ты мой глупенький, глазоньки небесные! Ну не обижайся, пожалуйста. - Соня посмотрела в сторону Менделя и не выдержала. - Скажу только, что мы с Голдой только что встретили одного человека, с которым она вместе работала до войны. - Потом, спохватившись, добавила: - Больше ничего не скажу, можете не просить.
"Так вот оно что, - мелькнуло у Менделя в голове. - Неужели Иван Петрович?"
- Ну, хорошо, а я расскажу, - смягчилась Фаня. - Слухи идут о каком-то легендарном партизане Калашникове. Сначала появляются листовки, в которых указывается время, когда он появится, и будет уничтожать предателей родины. Потом отряд во главе с ним прибывает точно в указанный час и совершает возмездие над полицаями и старостами. Затем спокойно исчезает в неизвестном направлении. Немцы сбились с ног в поисках Калашникова и его партизан. Говорят, он действует совсем недалеко от нас, где-то между Винницой и Казатином.
Мендл почувствовал себя так, будто судьба его жестоко обделила, неизвестно за что лишила элементарной человеческой чести - возможности бороться. Намертво связала его по рукам и ногам, обрекла на мучительное ожидание позорной смерти. Он выбрал подходящий момент и молча встал, чтобы уйти.
Женщины замолчали.
- Не успела тебе сказать, Мендл, - Соня смотрела на него сочувственно, как бы понимая, что творится сейчас в его душе, - тебя просил зайти дядя Велвл.
"Может быть, все, что произошло там между Пирятином и Лубнами, на самом деле был лишь дурной сон? Может, на самом деле не было разгрома, никакого плена? - думал он, приближаясь к своему дому. - Знать бы, где сейчас Серго, Павел и что с ними. А вдруг им также, как и мне, удалось бежать из колонны?"
Казалось, после того, что рассказала Соня, можно было хотя бы немного воспрянуть духом. Но этого не произошло. То, что Мендл увидел и услышал здесь в Ружине, добило его окончательно. Он не видел никакого просвета впереди. Все было туго завязано в один смертельный узел. И с какой бы стороны он к нему не подходил, развязать его не представлялось возможным. Назревала неминуемая трагедия для жителей еврейского гетто, и новость, которую принесла Соня, даже если она и соответствует действительности, вряд ли говорит о возможности избежать надвигающейся трагедии.
Однако знакомство со Шморгунами, тетей Леей несколько изменили его настроение. Что там говорить, невозможно без содрогания вспомнить, что было вчера, невозможно представить себе, что может быть завтра. Убийцы, словно хищные звери, учуяв запах крови, не остановятся. Им нужна жертва, и они ее домогаются. Все идет именно к этому. Но если попадается хоть одна минута, которую можно прожить достойно, невзирая ни на что, то вряд ли стоит ее упускать.
Небольшой садик за покосившимся забором. У входа в дом - крылечко с несколькими полусгнившими ступеньками. Резная, давно не крашенная дверь со старинной блестящей бронзовой ручкой. Обрамленные затейливыми наличниками окна, словно большие темные глаза, печально смотрят в сад.
Некогда улица, на которой стоял этот домик, была довольно оживленной. Здесь устраивали базары и ярмарки. Вдоль нее тянулся длинный ряд магазинов продуктовый, скобяной, одежды и обуви. За ними в глубине - складские постройки. А в самом конце улицы - синагога.
В доме этом, когда-то красивом и ухоженном, жил старый портной, отец дяди Велвла, и знали его все. Знали его мастерство. Оно несло людям радость и счастье. И сам он был от этого счастлив в своем изнурительном труде. Текла вокруг домика тихая, мирная жизнь с восходами и заходами солнца, с весенними и осенними дождями, лунными украинскими вечерами.
Прошло совсем немного времени с того дня, как портного не стало - умер от туберкулеза. И, слава Богу, что не дожил до этих трагических дней. А вот жилище его сохранилось, как память о старых, добрых временах. Там теперь живет Велвл со своим семейством.
Мендл толкнул калитку, быстрым шагом подошел к двери и постучал.
- Войдите! - из глубины дома донесся знакомый девичий голос. Это не было неожиданностью. Сегодня четверг, и Фаня там работает. Дядя Велвл разрешал сестрам пользоваться швейной машиной, оставшейся после отца.
Старый Меер выполнял заказы местных жителей, а дочери ему помогали. Они были приучены к этому труду с малых лет.
Большая комната. Из четырех окон только одно не завешено. Лучи заходящего солнца пробиваются сквозь голые ветки сирени за окном.
Фанечка сидит вполоборота на стуле, склонив голову на раскрой, который лежит на ее коленях. В правой руке иголка. Не отрываясь от работы, на миг глянула на вошедшего Менделя. Багряный солнечный луч заиграл на длинных ресницах, перебирая каждый волосок в отдельности.
- Здравствуй, Фаня, - проговорил он неуверенным голосом.
- Здравствуйте. Проходите, пожалуйста! - спокойно ответила Фаня на приветствие. - Дядя Велвл должен скоро прийти.
- Я могу подождать здесь?
- Смешно! Почему же нет?
Она продолжала энергично работать иглой, оставаясь в том же положении.
- Я встретил твою сестричку - она мне напомнила о том, что ты сегодня здесь.
- Ну и балаболка Сонька! Я ведь просила ее не говорить никому, где я. Мне нужно сегодня закончить работу. Отец ждет, - и, вскинув одни только глаза в его сторону, после небольшой паузы, кокетливо спросила:
- А если бы Сонька не напомнила о моем существовании, что тогда?
- Все равно пришел бы. Хочешь, я буду тебе помогать в твоей работе?