Я упала рядом с ним на колени. Яркая кровь оттеняла зелень его волос, и они казались еще зеленей, чем были. Мгновением раньше я отдала бы все на свете, только бы прижать его к себе. Теперь я медлила, рука в нерешительности застыла у его лица. Я хотела дотронуться до него, хотела, чтобы он улыбнулся и открыл глаза. И боялась дотронуться — боялась, что рука наткнется на холодную плоть, боялась узнать.
Я заставила себя коснуться его щеки. Кожа была прохладной, но не холодной. Тяжесть в груди стала чуть-чуть меньше. Я переместила руку на шею Галена, шаря по коже в поисках пульса. Ничего, опять ничего… легкое трепетание! От облегчения я вся обмякла, рука соскользнула с шеи на зеленые завитки на затылке, но они были пропитаны кровью. Я подняла вверх окрасившиеся алым пальцы.
— Откуда вся эта кровь?
Оказывается, я произнесла это вслух, потому что Адайр мне ответил:
— У нас не было времени осмотреть его раны, принцесса. Я кивнула, давая понять, что услышала.
— Надо остановить кровотечение.
Адайр присел у плеча Галена.
— Я послал за целителем.
Я качнула головой.
— Он холодеет. Надо немедленно остановить кровопотерю, не дожидаясь целителя.
— Сидхе, умирающий от потери крови, — это не сидхе.
Я повернулась на голос и увидела Киерана, лорда ножей, на коленях и со связанными за спиной руками. И все же Иви держал острие меча прямо у его горла. У Киерана была только одна рука власти, и никакой другой магии в его распоряжении сейчас не имелось, отчего многие сидхе считали его слабым. Но единственное волшебство, которым он владел, было смертоносным. Он мог использовать свою силу словно нож, глубоко рассекая тело даже на расстоянии. Теперь я знала, почему Гален упал, даже не вынув оружия. Но зачем было устраивать ему ловушку?
Мой взгляд переместился на еще три коленопреклоненные фигуры. Все три — женщины из гвардии Кела. Это меня не удивило. Чуть подальше на боку лежал роскошно одетый мужчина, он стонал, и под ним уже начала собираться лужица крови. Но руки у него тоже были связаны за спиной. Лица его я не видела, но мне не важно было, кто он. Может, позже мне станет интересно, но сейчас — если он не может вылечить Галена, то какое мне дело?
Адайр помог мне перевернуть Галена. Он был безвольно-податлив, как мертвец. Страх опять сдавил мне горло. На спине у Галена оказались две раны, чистые и глубокие. Каким-то чудом они не задели его сердце. Раны пугающе глубокие, но он не должен был так быстро истечь кровью из ран на спине, не доставших до сердца.
Мы уложили его на спину, и когда тело легло на скользкий от крови пол, еще одна порция крови выплеснулась из ноги. Я подползла к ногам и обнаружила третью рану, высоко на бедре. Ему перерезали бедренную артерию. Человек истек бы кровью минут за двадцать. Кровь должна была бить фонтаном — то, что она едва сочилась, говорило, что Гален потерял ее слишком много. А значит, даже если остановить кровотечение немедленно, он может не оправиться. Сидхе могут перенести большую кровопотерю, залечить множество ран, но только если крови останется достаточно для жизненных процессов, для работы сердца.
Холод все это время стоял рядом со мной, оберегая меня. Я не могла возражать против такого разделения обязанностей, когда Гален лежал на полу, бледный и бессильный. Меня убить было не в пример легче, чем Галена.
Но Холод, конечно, видел то же, что и мы, — все эти раны.
— Где же твой целитель? — спросил он Адайра.
Тот качнул головой.
— Не знаю.
— Нет времени ждать, — в отчаянии сказала я. — Надо остановить кровь, чтобы сохранить хоть ту малость, что у него еще осталась.
— Я могу остановить кровотечение, — произнес женский голос. Мы оглянулись и увидели робкую улыбку на лице одной из коленопреклоненных пленниц. Волосы цвета пшеницы и трехцветные глаза: голубой круг, серебряный и внутренний круг из чистого света, если только бывает такой цвет. Я никогда не знала, как назвать цвет внутреннего кольца радужки Хафвин.
Другие пленницы закричали на нее:
— Нет! Ты не должна им помогать! Ты предаешь нашего господина! — и другие, еще менее приятные слова.
Хафвин пожала плечами:
— Нас поймали, а наш господин в заключении. Думаю, нелишне попытать счастья на другом берегу.
Она вопросительно подняла бровь. При совершенно светлых волосах у нее были темные брови. Будь она человеком, я бы сказала, что она красится, но что значат темные брови при светлых волосах у расы, где глаза могут быть трех разных цветов одновременно?
— Ты предаешь свои обеты! — воскликнула вторая, Меланжель. У нее по лицу текла кровь из раны от удара, проломившего шлем. Была б она человеком, осталась бы без мозгов, а тут — всего лишь небольшое кровотечение.
— Я не давала обетов принцу Келу, — сказала Хафвин. — Я клялась служить принцу Эссусу. Никто не спрашивал нас, хотим ли мы служить Келу, — нас просто отдали ему после смерти принца. Я не связана клятвой верности ни с кем из живых. — Говоря это, она смотрела на меня, и в лице ее было ожидание, намек…
— Ты правда можешь его исцелить? — спросила я.
— Она может остановить кровотечение, — поправил Адайр, — и только.
— Это больше, чем может любой из нас, — заметил Готорн. — Хотя, честно сказать, мне бы в голову не пришло просить одну из убийц Галена вылечить его.
Я вгляделась в его лицо в поисках иронии, которая должна была заключаться в этих словах, но ничего не нашла. Прямой взгляд, как будто он просто констатировал факт.
— Мы ей поверим? — спросил Никка.
Я положила руку на холодеющую кожу Галена.
— Нет. И все же развяжите ее.
Немного раньше я была готова отдать Галена неведомой возлюбленной. Отдать его смерти я не хотела. Я могла жить, зная, что он улыбается другой. Но никогда не увидеть больше его улыбки, не почувствовать снова тепло его рук… Этого мне не перенести.
Холод тронул меня за плечо, привлекая внимание.
— Тебе нужно отойти в сторону, прежде чем я позволю Хафвин сюда подойти.
Я начала возражать, но он погладил меня по щеке и качнул головой.
— Это может быть хитростью, чтобы подобраться к тебе поближе. Я не стану рисковать твоей жизнью ради жизни Галена. — Он взялся за мой локоть, и у меня не осталось выбора, кроме как пойти с ним, хотя мне ужасно не хотелось отрываться от Галена. Если нам не удастся его спасти, то сейчас у меня была последняя возможность прикоснуться к нему… живому.
Хафвин в ее кожаном обмундировании опустилась прямо в кровавую лужу, сняла кожаные перчатки и заткнула их за пояс. Потом поправила поудобнее короткий меч на бедре, и я едва не наорала на нее, чтобы она поторапливалась. Слишком уж она была спокойна. Впрочем, она только что пыталась убить Галена. Вправду ли она теперь хочет его спасти? Или просто играет? Сделает вид, что собиралась услужить нам, но у нее ничего не выйдет, и тогда она приобретет наше расположение, не потеряв расположения Кела и его присных. Да поможет мне Богиня, иногда мне хочется не видеть возможные мотивы действий окружающих меня людей. Так жить не слишком приятно.
Я прильнула к Холоду, обхватив его руками за талию, щекой прижавшись к груди и слыша стук его сердца. Он обнял меня в ответ, хоть из-за этого лишался возможности быстро достать оружие. Как телохранитель он должен был переставить меня в сторону, освободить себе пространство для маневра, но он был мой возлюбленный, мой друг, друг Галена, и я знала, что он обнимает меня не только ради моего душевного комфорта. Не любить Галена было невозможно. У него был дар покорять сердца. Напряжение в теле Холода лучше всяких слов сказало мне, что не только я буду горевать о Галене. Гален сумел растопить сердце Убийственного Холода — это многое говорило о зеленоволосом страже.
Хафвин прижала обе ладони к ране на бедре. По крайней мере она начала с самой опасной раны. У Хафвин была белая кожа, но с золотистым оттенком, таким же слабым, как зеленый оттенок у кожи Галена, заметным только при определенных условиях. Сейчас ее магия, вспыхнув, окрасила кожу настоящим золотом. Пряди ее волос оживали, вырывались друг за другом из скреплявшего их узла на затылке, и волосы развевались под дуновением волшебного ветра.
— Она же целитель! — выдохнул Готорн. — Почему она тратит себя на беготню с мечом?
Мы предполагали, что у Хафвин окажется небольшой целительский дар, но то, что сияло перед нами, бросая отсветы на стены, нельзя было назвать небольшим. Ни одному целителю с такими способностями не позволили бы стать воином, и уж во всяком случае — не на передовой. Слишком редким и ценным был их талант, чтобы позволить им рисковать собой.
Глядя, как поднимаются над телом Галена ее сияющие ладони, я начала надеяться. Ее голос звенел магией, когда она спросила:
— Не мог бы кто-нибудь перевернуть его, чтобы мне не тратить лишних усилий? Мне так давно не давали полностью применить свои силы, что я, кажется, слегка разучилась.
Готорн с Адайром повернули Галена на живот, Готорн придержал его голову и плечи, чтобы лицо не попало в кровавую лужу. Я отметила эту подробность, и Готорн приобрел право на мою благодарность в будущем.
Хафвин возложила руки на спину Галена, и кожа у меня пошла мурашками от силы, которую она устремила в него. Может, она просто останавливала кровь, но по ощущениям от потока ее магии я подумала, что она делает нечто большее.
— НЕТ! — заорала одна из связанных стражниц. — Ты его спасаешь!
Айслинг приставил меч ей к горлу. Ей пришлось выбирать — или умолкнуть, или напороться на острие меча.
— Сиобхан тебя за это убьет! — прошипела Меланжель.
Сиобхан была капитаном гвардии Кела. Не так давно она напала на меня, прихватив парочку помощников. Я убила двоих ее подручных, скорее по случайности, чем намеренно, а ее саму заставила сдаться. Я думала, что она уже мертва. Она совершила покушение на наследницу трона. Ее должны были казнить. Если бы здесь не было столько лишних ушей, я бы уточнила, что с ней сталось.
Хафвин выпрямилась с улыбкой.
— Сиобхан заперта в клетку в Зале Смертности и еще долго никому не сможет угрожать.
Гален вздрогнул в руках Готорна. Первый его вдох получился громким и болезненным, и он тут же рванулся встать, явно ничего не видя вокруг, но тут же свалился обратно, и только руки Готорна не дали ему ушибиться о пол.
— Тише, тише, — сказал Готорн. — Ты среди друзей.
Холод меня отпустил к нему. Не знаю, решил ли он, что Хафвин стоит доверия, или просто понял, что без драки меня не удержать. У меня все же хватило рассудка подбежать к Галену с другой стороны от Хафвин.
Готорн уложил Галена головой и плечами мне на колени. Я прижала его к себе, глядя в зеленые глаза, в любимое лицо, ловя его улыбку. По лицу у меня бежали слезы сквозь смех. Чувства хлестали через край, я была как пьяная.
— Мне десятилетиями не разрешали лечить. Это такое счастье, я и забыла…
Я перевела взгляд на женщину, стоящую на коленях посреди лужи крови. Она тоже плакала, и я не понимала почему.
— С чего кому-то пришло в голову запретить тебе применять свою силу? — спросила я.
— Это тайна, а я ни за что на свете не хочу попасть в искусные руки Иезекииля, но часть правды я сказать могу: я пыталась исцелить того, кого принц Кел не желал видеть здоровым. Я пошла наперекор его прямому приказу. Он сказал, что я буду нести смерть, а не жизнь, пока он не простит меня.
— Что за трата силы! — воскликнул Готорн.
Она бросила на него быстрый взгляд, но я ее интересовала куда больше:
— Но сегодня ради тебя я нарушила его запрет.
— Тебя за это изнасилуют и кожу с живой снимут! — крикнула одна из ее соратниц.
Ни я, ни Хафвин не удостоили ненавистницу взглядом.
— Почему ты решила так рискнуть ради меня? — спросила я. — Ты только что пыталась убить Галена, зачем же теперь его исцелять?
— Потому что я — целитель, это моя сущность, главное во мне и я не хочу больше быть такой. — Она ткнула пальцем в свой меч. — То, что я спасла Галена, стоит чего-нибудь в твоих глазах?
Я кивнула.
— Я не стану обещать, пока не услышу, чего ты хочешь, даже ради Галена, но да, это стоит многого.
Она коротко улыбнулась.
— Хорошо.
Она глубоко вдохнула, словно набираясь сил перед трудным шагом.
— Королева Андаис объявила сегодня двору, что тебе нужны новые стражи. Она сказала, что все, кто пожелает, могут предложить тебе свои услуги, но останутся с тобой только те, с кем ты станешь спать.
— Первую часть я слышала, но вторая — что-то новенькое, — удивилась я.
— Она сказала — любые стражи, кто пожелает.
— В чем твоя просьба, Хафвин?
Она наклонилась ко мне, прижав руки к бокам, и я поборола порыв отодвинуться. Я заметила вопросительный взгляд, брошенный Готорном на Холода. Как ответил Холод, я не знаю, потому что все, что я в этот миг видела, — это лицо Хафвин. Она поцеловала меня, легко, не закрывая глаз. В поцелуе не было страсти, не было обещания — просто касание губ.
— Возьми меня, — прошептала она. — Возьми в свою постель, возьми здесь, если хочешь, где угодно — только, пожалуйста, во имя Богини, прошу, не оставляй меня Келу. Я не связана с ним никакими клятвами, так что не нарушу обетов, обратившись к тебе с просьбой. Я веками служила целителем у принца Эссуса. Когда тебе было шесть, он ушел в изгнание, и если б я знала, что королева отдаст меня Келу, я бы ушла вместе с ним. Но я тогда думала, что нет судьбы хуже, чем изгнание из волшебной страны. Я прошу тебя, дочь Эссуса, не оставляй меня здесь. Королева дала разрешение на просьбу — и я прошу, я умоляю! — В ее глазах заблестели слезы, и когда их уже было не сдержать, ска порывисто опустила голову, чтобы я этих слез не видела.
Галек потянулся к ней первым, но я отстала всего на секунду. Она упала в наши руки. Ее плечи содрогались от рыданий, но плакала она совершенно беззвучно. Сколько лет ушло, чтобы научиться плакать без единого звука? Научиться скрывать такую боль?
Я погладила ее по золотым волосам и сказала единственное, что могла сказать:
— Конечно.