Поднимаясь, Адайр пошатнулся и схватился за стену. Из-под кирасы у него капала кровь.
— Ты ранен! — воскликнула я.
— Воины Инниса искусны, как всегда, — отозвался он немного сдавленным от боли голосом.
Имя меня удивило. Иннис всегда держался нейтралитета. Казалось, ему было все равно, кто сядет на трон, лишь бы его и его клан оставили в покое. Его люди специализировались большей частью на некромантии всяческого рода. В давние времена кое-кто из них мог собрать настоящую армию из мертвецов. Специализацией Инниса было создание призрачных воинов, способных ранить и убивать. Их же ранить было можно, а вот убить — нет. Теперь я поняла, почему стражам пришлось утихомирить его так радикально: им нужно было лишить его способности колдовать.
Хафвин подняла голову от груди Галена. Слезы еще катились по бледному золоту ее кожи.
— У меня еще осталось немного силы. Если кто-то подошел к завесе так близко, как Гален, я вряд ли помогу, но я могу посмотреть твою рану. — Она взглянула на меня. — Я буду тебе полезна, принцесса Мередит, клянусь.
— Я верю, Хафвин. Займись раной Адайра, если ни у кого нет более тяжелых ран. — Я посмотрела на Кристалла, держащего меч у горла Киерана. После бравады Адайра я решила, что лучше спросить прямо: — Кто еще ранен?
Канна, единственная из пленников, у кого к горлу не был приставлен меч, сказала:
— Лорд Иннис, повелитель призраков, ранен тяжело. — Она выговорила это очень осторожно. Хвост каштановых волос у нее на затылке почти совсем растрепался, и волосы уже ложились тяжелой волной вокруг бледного лица. Глаза широко распахнуты, словно от шока, но в голосе следов волнения не было.
— А мне какое дело? — спросила я.
— Он свободный лорд двора, которым ты собираешься править, — ответила она.
— Один из многих, Канна. Не вижу в нем особой ценности только потому, что у него хватило силы и связей не попасть в гвардию.
— Многие считают, что свободные лорды значат больше, чем мы, гвардейцы.
— Потому что забыли о времени, когда получить приглашение в королевскую гвардию считалось большой честью. Тогда служба в гвардии была наградой, а не наказанием.
— Ты говоришь о таких давних временах, что помнить их не можешь, — возразила Канна. — Тебя тогда еще не было на свете. Откуда тебе знать?
— Я прислушиваюсь к рассказам, Канна. Я знаю нашу историю. Многих из лучших и наиболее одаренных воинов в гвардию пригласили, а не загнали угрозами. Повинностью и наказанием служба в гвардии стала… позднее.
— Так ты оставишь свободного лорда истекать кровью до смерти?
— Если встанет выбор между человеком, рисковавшим жизнью, чтобы спасти моего любимого, и человеком, пытавшимся его убить, то — да, пусть умирает. Если до этого дойдет, конечно. Не ты ли, лорд Киеран, сказал, что сидхе, способный умереть от потери крови, — это не сидхе вовсе?
Кристалл чуть отодвинул меч, чтобы тот мог ответить.
— Иннис — из чистейших сидхе, не какой-то полукровка-пикси.
— Забавно, как все же одинаково выглядит кровь, пролитая на землю, — заметила я. — Кто-нибудь из моих людей ранен, кроме Адайра?
Я вглядывалась в лицо Киерана и была вознаграждена — вид у него стал недоуменный.
— Ты действительно оставишь Инниса умирать?
— Назови мне причину, по которой этого не следует делать, — предложила я.
— Он не настолько мне близок, чтобы я за него торговался, — заявил Киеран.
— Ну так он будет лежать и истекать кровью, пока я не передумаю.
— Клан Инниса силен, принцесса. Не стоит приобретать таких могучих врагов.
Тут я расхохоталась:
— Он уже показал себя моим врагом.
— Мы нападали не на тебя, — сказал Киеран.
Адайр с трудом стоял, прислонившись к стене, истекая кровью.
— Посмотрите его рану, скажите мне, насколько она опасна, и я последний раз спрашиваю: кто-нибудь еще из вас ранен?
Айслинг заговорил из-под своего плаща, скрывавшего его почти целиком:
— Я позволил этой меня достать. — Он подкрепил свои слова нажатием меча на горло Меланжель. Достаточным, чтобы пустить тоненькую алую струйку.
— Это ты едва не вдавил шлем ей в череп? — поинтересовалась я.
— Да, но уже после того, как она меня порезала. — Он был очень недоволен собой.
— Холод, замени кем-нибудь Айслинга, надо осмотреть его рану.
— Готорн, — коротко скомандовал Холод. Готорн надел шлем и занял место Айслинга.
Догмэла стояла между двумя группами, словно не могла понять, что ей делать. Меланжель была ее капитаном. Если только она не пожелает высказать ту же просьбу, что и Хафвин ей придется вернуться под начало Меланжель. Тем, кто оказался в гуще дворцовых интриг, приходится нелегко. Догмэла была в чем-то похожа на Галена: все мысли и чувства отражались у нее на лице. Дралась она на моей стороне, но теперь никак не могла решить, к чему ее обязывает верность. Ее колебания заставили меня отнести ее к категории тех, кому не стоит слишком доверять.
Хафвин и раненые стражи отошли к стене, оставив Галена у меня на коленях. Я провела рукой по его рубашке:
— Тебе стоит начать носить кольчугу.
— Не поможет, если только она не будет зачарована, — буркнул Адайр. Хафвин и Айслинг помогали ему раздеваться, снимая детали брони. Поддевка была вся красная от крови, на боку снизу в ней зиял широкий ровный разрез. — Смотри, вот эту броню он пробил.
— Твоя броня все же делает честь своему создателю, — отметил Киеран. — Я не смог ее пробить. Мне пришлось искать шов.
— Клинок из металла не отыскал бы это отверстие, — вздохнул Адайр. Поддевка отвалилась по кускам. Льняная нательная рубашка под ней превратилась в красную тряпку.
— Вот почему магия всегда побеждает в споре с оружием, — наставительно произнес Киеран.
— Инниса не магия остановила, — возразил Кристалл.
— Человеческая магия, — отмахнулся Киеран.
— Пистолеты — это не магия, — взялся спорить Кристалл, — это оружие.
Киеран покачал головой.
— Что есть человеческая наука, как не другое имя для магии? Вот сейчас принцесса привела человеческих чародеев в ситхен. Позволила людской магии свободно разгуливать по последнему нашему убежищу.
— Это повод напасть на меня, — сказала я, — но не на Галена. Почему выбрали его?
— Может, мы напали бы на любого из твоих стражей, попадись он нам в одиночку, — ухмыльнулся Киеран.
— Нет, — возразил Гален, не поднимая головы с моих колен, — когда я выбежал из-за угла, Меланжель сказала: "Мы ждали тебя, зеленый человек", — а потом Киеран ударил меня в спину. Где вы прятались? Я должен был пройти в шаге от вас.
— Иннис может спрятаться на ровном месте, — сообщил Холод, — и спрятать еще одного-двоих, если они будут неподвижны. — Холод все еще был настороже, охраняя меня. Он не смотрел на раненых и не принимал участия в беседе. Он работал, и это было видно всякому.
— Так почему Гален, Киеран? — я повторила вопрос.
— Лорд Киеран, — поправил он.
Я покачала головой, рука соскользнула чуть дальше по груди Галена, и теперь я чувствовала стук его сердца.
— Хорошо. Лорд Киеран Ножерукий, ответь на мой вопрос.
Он смерил меня взглядом, высокомерный и красивый, как большинство сидхе. Но его красота была холодной, а может, это мне так казалось.
— Ты меня пленила, но тебе не заставить меня отвечать на твои вопросы. Отведи меня к королеве и оставь в покое.
Я уставилась на него, чувствуя биение сердца Галена под ладонью. Киеран так храбр или просто думает, что королева ничего с ним не сделает?
— Ты напал на королевского стража. Тебя не оставят в покое, лорд Киеран.
— Сиобхан чуть не убила наследницу трона и все же жива. В заключении, но жива. Домашний мучитель королевы не отваживается тронуть волосок у нее на коже, так что ее даже не пытают. Она посидит в клетке, пока не освободят принца Кела, а потом снова станет его правой рукой. Если королева так обошлась с той, кто едва не убила ее наследницу, то что ей до нас? Подданных Нерис оставили на свободе, хотя все они — заговорщики. Они пытались убить и тебя, и саму королеву — и никак не пострадали. — Он высокомерно фыркнул, и вся его красота вдруг показалась уродством.
— Вот почему вы с Иннисом на это решились, — сказала я. — Вы видели, что люди Нерис остались на свободе, и посчитали, что и вам ничего не грозит.
— Королеве нужны союзники, принцесса.
— Какие ж вы ей союзники, когда вы лижете задницу Келу?
— Я никому не… не прислуживаю, но уж лучше ему, чем тебе. Так думают многие.
— В этом я не сомневаюсь. — Я смотрела на него, такого самоуверенного, и очень хотела сбить с него спесь. Мне была необходима информация, которой он владел, и необходимо было заставить двор меня бояться. Бояться причинить вред моим сторонникам. Если королева не вобьет в них этот страх, мне придется придумать, как сделать это самой.
Тут раздался звон, словно ударили в огромный гонг.
— Что это? — спросила я.
Гонг зазвенел снова, не успело еще затихнуть эхо первого звука.
Холод снял нож с пояса:
— Меня вызывают.
Это был Рис.
— Чем ты занята, Мерри? Я из кожи вон лезу, пытаясь не дать Уолтерсу и другим полицейским побежать тебе на выручку. С Галеном что-то случилось? Мы слышали, как ты кричала его имя.
— Я тронут твоей заботой, — молвил Гален, не поднимая головы с моих колен.
— А, он в порядке, — хохотнул Рис.
— Тем не менее, на него напали, — сказала я.
— Кто?
— Парочка лордов и догадайся, чьи стражи?
— Дай-ка подумаю… Кела?
— Чьи ж еще…
— С чего это он так взъелся на Галена?
— Это я и пытаюсь выяснить. Как продвигается сбор улик?
— Неплохо. Я приставил телохранителя к каждому человеку, как ты и велела. Мы уже знаем, как репортеру удалось пересечь поставленные нами магические преграды.
— Как? — спросила я.
— У него подошвы были подбиты железными гвоздями.
— Холодное железо… Он хорошо подготовился.
Отражение Риса пошло волнами: он кивнул.
— Да, он шел с расчетом подглядеть что-нибудь, не предназначенное для его взгляда.
— Это входит в должностные обязанности репортера.
— Да, пожалуй. — Рис тяжко вздохнул.
— В чем проблемы, Рис?
— Майор Уолтерс настаивает на личной встрече с тобой. Он подозревает, что отражение может быть иллюзией.
— Я сейчас немного занята. — Я бросила взгляд на пленников.
— Я догадываюсь, но если ты не появишься вскоре собственной персоной, он пойдет тебя искать. Таков краткий смысл его заявления.
— Я буду, как только смогу.
— Попытаюсь его успокоить. — Клинок внезапно опустел, в нем виднелось лишь мое искаженное отражение.
Я вернула клинок Холоду и посмотрела на пленников. Если бы я точно знала, что королева не будет против, я бы сделала что-нибудь весьма радикальное по меньшей мере с одним из лордов. Но Киеран был прав: королева не разбрасывается союзниками. На мой взгляд, Киеран под определение союзника не подходил, но Андаис могла думать иначе, и я не хотела лишний раз вызывать ее гнев. И все же ход мыслей Киерана означал, что Андаис теряет власть над знатью. Это было плохо, потому что моего политического веса не хватило бы отстоять мое право на трон, хоть я и принадлежу к правящей династии. А если Андаис свергнут и трон займет узурпатор, он будет расценивать меня как угрозу.
До меня донеслись слова Хафвин с чуть заметной ноткой злости:
— Дай мне осмотреть твою рану, Айслинг.
— Я не решаюсь открыть свое тело больше, чем сейчас.
— Я целитель. На нас не действуют практически никакие контактные чары. Иначе мы не могли бы лечить сидхе.
Айслинг упорно закрывал белым плащом окровавленный перед туники.
— Сними рубашку и покажи мне рану.
Он мотнул головой, и капюшон плаща слетел назад, на плечи. Под капюшоном оказалась вуаль на манер тех, что носят арабские женщины: тонкая золотистая полупрозрачная ткань, через которую видны очертания лица. Вуаль не закрывала только бледный лоб и странные глаза в бахроме светлых ресниц.
— Совсем забыла, что ты закрываешь лицо.
Эти слова сами собой еле гели у меня с языка.
— Теперь многое забыто, — сказал он, по-прежнему не отнимая плаща от раны.
— Я забыла, что ты закрываешь лицо, но не забыла, почему ты это делаешь.
— Да, да, — раздраженно вмешалась Хафвин. — Самый красивый мужчина в мире. Настолько красивый, что женщины, а иногда и мужчины, раз на тебя взглянув, ни в чем не могут тебе отказать. — Она вцепилась в плащ и попыталась вырвать его из рук Айслинга. Оставшуюся часть она процедила сквозь зубы: — Но я не прошу тебя снять вуаль, сними только рубаху.
— Я боюсь, что на смертную подействует и это.
Хафвин бросила игру в перетягивание плаща и даже слегка попятилась, похоже, от удивления. Я поняла, что Айслинг имел в виду меня. Как я смогу здесь править, если они так и будут считать меня человеком?!
Киеран высказал мои мысли вслух:
— Даже твои собственные стражи думают, что ты всего лишь смертная!
Я бы с ним поспорила, да вот аргументов не хватало.
— Хочешь сказать, Айслинг, что я очаруюсь твоим голым животом?
— С людьми так бывало.
Я пристально на него посмотрела:
— Ты считаешь меня человеком, Айслинг?
Он потупил взгляд, что уже было ответом.
— Да, прости. И не сочти это неуважением, принцесса Мередит. Если ты достаточно сидхе, чтобы спокойно смотреть на меня, — прекрасно, но что, если нет? Против этих чар есть лишь одно лекарство.
— Какое же?
— Истинная любовь. Ты должна по-настоящему кого-то любить, тогда ты сможешь смотреть на меня безбоязненно.
— Это не совсем верно, — возразил Готорн со своего поста возле Меланжель. — Магия Айслинга может преодолеть даже истинную любовь, если он того захочет и приложит усилия. Когда-то он мог кого угодно заставить безнадежно в себя влюбиться.
— Заставить желать его, а не любить, — поправил Адайр. — Существует разница, Готорн, как тебе известно.
— Мне так давно было отказано и в том, и в другом, что, честно говоря, я эту разницу не очень помню.
Адайр сполз по стене, рубаха висела на нем кровавыми лохмотьями. Он устало улыбнулся, в улыбке сквозила боль:
— Угу, у тебя есть резон.
Мне до боли захотелось поцеловать Адайра, стереть эту грусть из его улыбки и узнать, может ли он улыбаться по-настоящему.
— Ты можешь сесть? — спросила я Галена.
— Да, но мне нравится такое положение, — ухмыльнулся он.
Я склонилась к нему, обнимая всем телом, и прошептала прямо в макушку:
— Я так рада, что ты жив.
Он потерся лицом о мои груди, благо они так удачно расположились.
— Я тоже.
Гален сел, и я подождала немного — убедиться, что ему не станет хуже. От вида его окровавленной спины у меня опять сжалось сердце. Я сглотнула, будто проглотила тяжелый ком.
Я повернулась к Адайру, раненному и истекающему кровью из-за того, что выполнил мой приказ. Не я его ранила, но я отправила его навстречу опасности. Я встала на колени перед ними потянулась к его губам. Он отдернулся — стой он на ногах, наверное, отпрыгнул бы, — словно не хотел, чтобы к нему прикасались, или боялся, что это будет больно. Зная мою тетушку, я могла понять его реакцию.
— Ты печатен, — сказала я. — Я не хочу, чтобы ты грустил.
— Я ранен слишком сильно, чтобы меня хватило на многое, принцесса. — Его глаза раскрылись ненормально широко.
Я недоверчиво покачала головой:
— Она что, правда предлагала тебе соитие, когда ты был ранен?
Он без труда понял, о ком идет речь.
— Не мне… С другими бывало.
Предлагать секс после десятилетий воздержания, когда тебе слишком больно, чтобы получить удовольствие, или когда рана слишком сильна, чтобы ты вообще на что-то был способен… Тетушка Андаис — действительно садистка.
— Я хочу поцеловать тебя, Адайр, ничего больше. Только поцеловать, потому что, кажется, тебе это нужно.
Он ошеломленно взглянул на меня трехцветно-золотыми глазами:
— Потому что мне это нужно? Я не понимаю…
— Ты разве из тех малых фейри, что дарят поцелуи тем, кто в них нуждается? — хмыкнул Киеран. — У сидхе такое не в обычае.
— Да, не в обычае, потому что мы забыли, кто мы и что мы.
— И кто же мы? — с издевкой спросил Киеран.
Я наклонилась к Адайру. Его глаза все еще были слишком большими.
— Такая сила, какую ты вызывала раньше, причинит мне боль, принцесса. — Он говорил сдавленным голосом, но за спиной у него была твердая стена, и деваться ему было некуда.
— Без силы, только прикосновение. — Я нежно, целомудренно коснулась губами губ Адайра. Он на миг перестал дышать; я чувствовала в нем гораздо больше страха, чем желания. Я отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо, и увидела, как страх сменяется откровенным удивлением.
— Я не понимаю тебя, принцесса.
— Потому что она не сидхе.
— Ты спросил, кто мы, Киеран. — Я повернулась к связанному мужчине. — Мы — божества природы. Мы, в определенном роде, персонификация природы. Мы не люди — не важно, насколько напоминаем их по форме. Мы — нечто другое, и слишком многие из нас об этом позабыли.
— И ты осмеливаешься читать нам лекции о природе сидхе, когда ты из нас всех — больше всего человек?
Я встала, распрямила ноги, слегка затекшие от веса Галена.
— Когда я была ребенком, я бы что угодно отдала, лишь бы стать высокой стройной сидхе, но чем взрослее я становлюсь, тем более ценю мою смешанную наследственность. Я ценю кровь брауни и кровь людей, текущую в моих жилах, а не только кровь сидхе.
Я скомандовала:
— Айслинг, снимай рубашку. Если я слишком человек, чтобы взглянуть на твой живот, то я слишком человек, чтобы быть твоей королевой. Дай Хафвин посмотреть, кто из вас ранен тяжелее, — хватит мешать ей работать.
Он попытался возражать.
— Я — Принцесса Плоти и Крови, дочь Эссуса, будущая королева. Выполняй мой приказ. Адайр теряет силы, пока ты выкаблучиваешься, словно стыдливая девица.
Даже сквозь вуаль было видно, что я задела его за живое, а когда доходит до такого, все мужчины ведут себя одинаково. Он бросил плащ на пол и сдернул тунику через голову одним быстрым движением. Он не ждал, пока я прикажу снять нижнюю рубашку, — просто стянул ее следом, помедлив только в районе лица, чтобы не сдернуть еще и вуаль. Против вуали я возражать не стала: когда-то его лицо околдовывало не только сидхе, но и богинь.
Я загляделась не на его торс, хотя это был очень симпатичный торс, с широкими плечами и красивым животом, если не считать сочившегося кровью пореза от талии до ребер. Я загляделась на его кожу, потому что она казалась будто посыпанной золотой пылью, сиявшей и переливавшейся на свету. При свете солнца она слепила бы глаза. Я видела уже его голую спину — среди других стражей, когда волшебное зелье свело королеву с ума. Она им всем приказала раздеться, что они и сделали в страхе перед ней.
— Как я и боялся, — бросил Айслинг.
Я качнула головой:
— Я видела тебя обнаженным, Айслинг, разве что среди стражей есть еще один с кожей словно из золотой пыли.
— Когда она вступилась за нас — напомнил Адайр, — ты стоял на коленях на полу.
Айслинг вздрогнул, хотя я не сказала бы наверняка, было это из-за воспоминания о той ночи или от прикосновения рук Хафвин к ране.
— Я забыл.
— Не настолько уж она человек, оказывается, — ухмыльнулся Гален, перебравшийся к стене.
— Или великий Айслинг потерял свою силу, — предположила Меланжель, — и прячется за вуалью не оттого, что может нас околдовать, а оттого, что уже не может.
Айслинг застыл, и на этот раз я была почти уверена, что не манипуляции Хафвин тому причиной.
— Рана поверхностная. Адайру помощь нужна больше.
— Тогда приступай. Меня ждет полиция.
Айслинг обнял себя руками, словно закрываясь от удара. Меланжель расхохоталась.
Готорн придвинул меч чуть ближе к ее горлу, и смех затих, хотя и прорывался еще через ее сжатые губы.
— Почему вы напали на Галена? Почему именно он?
— Его выбрали, потому что он — единственный зеленый человек из твоих стражей, — ответила Хафвин.
— Это и все, что ты знаешь, — прошипела Меланжель.
— Это правда, — сказала Хафвин, заставляя Адайра придержать рубашку выше раны. — Я знаю, почему из всех выбрали Галена, но не знаю, почему был нужен именно зеленый человек.
— А Меланжель знает?
Хафвин кивнула.
— Она все знает о планах гвардии. О планах принца — не все, наверное, но большую часть.
Я кивнула.
— Хорошо.
Я подошла к Меланжель, только не слишком близко — я не хотела, чтобы она меня коснулась, опасалась так рисковать, хоть ее руки и были связаны. Когда-то она могла заставить человека зачахнуть от любви к себе. И ей для этого не нужен был секс, хватало прикосновения. Она утратила эту силу, илитак утверждали, но лучше уж перестраховаться.
— Я даю тебе последний шанс, Меланжель. Скажи нам, почему из всех вы выбрали Галена, и не один раз, а дважды — потому что я знаю, Кел заплатил феям-крошкам за то, чтобы они его изувечили. Почему для Кела так важно, чтобы Гален не оказался в моей постели? — Я велела Готорну немного отодвинуться, чтобы она могла говорить, если пожелает.
— Я не предам своего господина, потому что я Келу присягала. Я никогда не служила твоему слабовольному отцу.
Я ей сладко улыбнулась.
— Мой отец слишком велик, чтобы его память задевали булавочные уколы. Ты не ответила на мой вопрос.
— Ни магией, ни пытками ты не заставишь меня позабыть мою верность. — Она бросила презрительный взгляд на Хафвин, склонившуюся над раной Адайра.
— Айслинг, ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы подойти к нам на минутку?
— Это только царапина.
Будь он человеком, ему наложили бы не меньше десятка швов. Я бы такую рану царапиной не назвала, но это его дело. Он подошел к нам с мечом наготове.
— Убери меч, Айслинг.
Он замешкался на миг, а потом убрал.
— Что тебе нужно от меня, принцесса, если не мой меч?
— Если ты покажешь свое лицо женщине-сидхе, она скажет тебе все, о чем ты спросишь?
— Ты хочешь, чтобы я ее околдовал и допросил?
— Да.
Глаза Меланжель слегка расширились.
— Я никогда не использовал свою власть таким образом.
— Но это получится?
Он подумал.
— Да.
— Тогда давай посмотрим, не заставит ли ее вожделение позабыть о верности.
Я жестом велела стражу, охранявшему Канну, вторую женщину из гвардии Кела, повернуть ее лицом к стене. Догмэла уже ушла в дальний конец коридора. Может, она и хранила верность господину, но не настолько, чтобы присоединиться к связанным соратницам. И не настолько, чтобы попытаться их защитить. Интересно, что Меланжель и Канна разговаривали только с Хафвин, а Догмэлу будто вовсе не видели. Айслинг взялся руками за края вуали.
— Тебе тоже нужно отвернуться, принцесса.
Я кивнула и отошла на несколько шагов назад. Хотя, надо сознаться, желание посмотреть ему в лицо было почти невыносимым. Посмотреть на такую красоту, что в нее влюбляешься с одного взгляда. На такую красоту, что ради нее можно предать все, что тебе дорого. Да, посмотреть очень хотелось.
Холод слишком хорошо меня знал. Он взял меня за локоть и передвинул немного дальше за спину Айслинга. Глаза его смотрели на меня укоризненно, и я пожала плечами. А что тут скажешь?
Айслинг снял вуаль, но все, что я увидела, — это что волосы у него золотисто-желтые, как медовые струи, и сияют искорками, как и его кожа. Волосы были как-то хитро заплетены, так что казались много короче, чем были на самом деле. Интересно, кто заплетает ему волосы, если никто не может смотреть ему в лицо?
— Она закрыла глаза, — сообщил Айслинг.
— Готорн, срежь ей веки. Потом отрастут.
Она поступила так, как я рассчитывала: при первом прикосновении ножа открыла глаза. Она моргнула, и Готорн убрал нож. Ее взгляд двигался вверх по телу Айслинга, словно притягиваемый магнитом. Я определила по выражению глаз момент, когда она увидела его лицо. Шок преобразил ее черты. Вид у нее был испуганный, словно она смотрелане на изумительную красоту, а на жуткое уродство.
Готорн отвернулся. Лорд Киеран — тоже. Только Кристалл продолжал смотреть в лицо Айслингу, не моргнув глазом. Он улыбался, словно видел что-то чудесное. Белоснежная кожа наполнилась сиянием, один этот взгляд пробудил его магию. Только когда в его волосах радугами заиграли краски, он отвернулся, будто не в силах больше вынести такое зрелище.
Меланжель закричала, и это был вопль невозместимой утраты. Эхо крика затерялось в каменных стенах, и ее глаза наполнились… любовью. Адайр ошибался, это было не только вожделение. Ее глаза горели слепым обожанием первой подростковой любви или любви новобрачных в идеальный медовый месяц. Она смотрела на Айслинга так, словно в нем для нее заключался целый мир.
Меланжель никогда не любила Айслинга и почти с ним не общалась. Сейчас же она смотрела на него, как цветы смотрят на солнце, и меня от этого затошнило. Мне не нравилась Меланжель, но это было… неправильно. Если от этого нет лекарства, то я совершила с ней нечто гораздо худшее, чем все пытки, какие я могла изобрести. Безнадежно, всепоглощающе любить того, кто тебя ненавидит… Даже в Дантовом аду не было такого наказания для грешников.
Холод, видимо, это понимал, потому что поторопил Айслинга:
— Начни допрос.
— Почему вы напали на Галена?
— Чтобы его убить.
Может, она была не настолько околдована, как казалось.
— Почему вы хотели его убить?
— Потому что принц Кел не хочет, чтобы Мередит с ним спала.
— А почему он этого не хочет?
Меланжель с силой потрясла головой, словно надеялась прочистить мозги.
Айслинг опустился на колени, приблизив к ней лицо.
— Почему Кел хочет удалить Галена из постели Мередит?
Она зажмурилась.
— Нет, — прошептала она, — нет.
— Ты не сможешь изгнать меня из своей памяти, Меланжель. Ты меня увидела. Этого уже не изменить. — Это был всего лишь шепот, но он будто прополз по моей коже. Я задрожала — а ведь это было направлено не на меня!
Холод прошептал мне на ухо:
— Когда-то она владела сходными силами; она может быть устойчива к его чарам.
— Она могла убивать прикосновением…
— А как заставить мужчину к себе прикоснуться? Заставив себя пожелать.
Звучало логично, хотя Меланжель вообще-то хватило бы и одной красоты, без колдовских ухищрений.
Айслинг наклонился к ней, и я подумала, он ее поцелует, но она попятилась назад, пока не натолкнулась на меч Готорна.
— Не трогай меня, — прошептала она.
— Ты сказала, что моя власть ослабела, Меланжель. Отчего же бояться моего прикосновения, если я — лишь призрак того, кем был? Почему Кел хочет убрать Галена из постели Мередит? — Он взял ее лицо в ладони, и она закричала, хоть и не от боли. — Я хочу испытать, чья магия сильнее, Меланжель, моя или твоя? — Он поцеловал ее — долго и страстно.
Холод напрягся всем телом. Что означало, что когда-то поцелуй Меланжель был опасен. Этого я не знала. По-настоящему опасен.
Айслинг отстранился. Лицо Меланжель было одурманено желанием.
— Моя сладкая, скажи мне, почему Келу так не нравится присутствие Галена в постели Мередит?
Она сглотнула так громко, что я услышала через полкоридора, и ответила:
— Пророчество гласит, что зеленый человек вернет жизнь двору.
— Какое пророчество? — спросил Айслинг.
— Кел спросил у провидца, представляет ли Мередит настоящую угрозу. Ответ был, что она вернет жизнь двору с помощью зеленого человека и чаши. Гален — единственный зеленый человек, которого она взяла с собой. Когда мы увидели, как она на него смотрела на пресс-конференции, мы убедились, что он — ее зеленый рыцарь.
— Никому из вас не пришло в голову, что зелеными людьми называют божеств растительности и даже Консорта могут так назвать? — спросила я.
Меланжель пропустила мой вопрос мимо ушей, но когда его повторил Айслинг, ответила:
— Принц Кел сказал, что пророчество говорит о Галене.
— А вы верите всему, что говорит Кел? — спросила я.
Айслинг произнес те же слова, и она сказала:
— Да.
— Дура, — прокомментировала Хафвин за моей спиной.
— Что еще говорилось в пророчестве? — спросил Айслинг.
— Что когда некто от плоти и крови воссядет на трон, Кел умрет.
— Как он понял слова "от плоти и крови"?
— Смертный.
— Наверное, вы по потолку забегали, когда оказалось, что принцесса владеет руками плоти и крови.
— Да, — просто сказала Меланжель.
— Есть еще что-нибудь, что нам следует знать о действиях Кела? — спросил Айслинг, и я мысленно похвалила его скрупулезность.
Она согнулась как от боли. Готорн отступил, не решаясь к ней прикоснуться. Его магия не была подобна магии Меланжель или Айслинга, так что, возможно, эта женщина представляла для него опасность. Как бы то ни было, веревка упала с ее рук, а Готорн этого не заметил, потому что смотрел в сторону. Айслинг потянулся за мечом, но он стоял на коленях в неудобной позе. Она вскинула руки к лицу и выцарапала себе глаза — мы смогли только ошеломленно смотреть. У нее по лицу потекли кровь и прозрачная жидкость.
— Теперь вы меня не заставите выдавать тайны! — заявила она злобно, обычным своим голосом.
Айслинг вдвинул в ножны наполовину вытащенный меч.
— Меланжель, ты не перестанешь меня видеть. Я тебя предупреждал.
Не могу сказать, слезы текли у нее по щекам или остатки ее глаз.
— Зрелище твоего сияющего лица будет последним, что мне довелось видеть. Я тебя за это ненавижу, но сожалеть не могу.
— Ох, Меланжель, — сказал он и коснулся ее щеки. Она легла окровавленной, мокрой щекой ему на ладонь, как это делают любовники. Она позволила ему ласкать свое лицо — всего мгновение — и выпрямилась опять.
— Ведите меня к королеве, в темницу, куда угодно — только уведите от него.
Готорн поднял ее на ноги и заново связал ей руки, тщательно проверив узлы.
— Что с ней делать, принцесса?
— Я имею право требовать суда королевы, — заявил Киеран.
— Ты — да, но не она. Если бы Кел был на свободе, ее следовало бы отвести к нему, но сейчас… — Я покачала головой и отвернулась от изуродованного лица. — Холод… — Я уткнулась лбом в его грудь. — Я не знаю, что с ней делать.
— Отправь ее в темницу. Скажи Иезекиилю не трогать ее до дальнейших твоих распоряжений.
— А с Канной?
— То же самое.
— Лорды?
— Посмотрим, что с ними сделает королева.
Холод распределил поручения между стражами. Догмэлу он послал с лордами. Толкая в спину Киерана, она сказала мне:
— Я не любительница женщин.
Реплика была настолько не к месту, что я смогла лишь пробормотать:
— Я тоже.
— Но Хафвин…
Тут до меня дошло, что, пока мы пытались найти разгадку покушений на Галена и выясняли подробности заговора Кела, она была озабочена своей добродетелью. Она хотела уйти от Кела, но не настолько, чтобы лечь с женщиной. Чтобы избавиться от Кела, я переспала бы даже с существом, вообще не похожим на человека. Я умею выбирать из двух зол меньшее. Глядя на Догмэлу, я не знала, смеяться мне или плакать. Перед моими глазами все еще стояло изуродованное лицо Меланжель. Наверное, оно мне будет сниться в кошмарах.
— Я пересплю с Хафвин и с кем угодно, кто пожелает присоединиться ко мне, но не потому, что я люблю женщин, а потому, что я никого не хочу оставлять на милость Кела, если в моих силах их спасти. А теперь уведи Киерана к королеве и доложи ей о его преступлениях честно и точно.
Она ушла, и другие ушли вслед за ней, двое стражей несли все еще бессознательного лорда Инниса. За ним тянулась кровавая дорожка.
Айслинг опять накинул на голову золотистую вуаль. Порез у него на животе почти затянулся.
— Использование силы пошло тебе на пользу, — отметила я, все еще прячась на груди Холода.
— Мне пошло на пользу, что я переиграл Меланжель в ее собственную игру. А когда-то она была почти равна мне силой.
— Она потеряла большую часть себя, — сказал Холод.
— Ее звали Сладким Ядом…
Я хотела спросить, расстроен ли он поступком Меланжель. Волновало ли его, что женщина предпочла вырвать себе глаза, только бы не глядеть ему в лицо? Но я ничего не спросила. Это я просила его применить свою силу. Ответственность лежала на мне. То, что я не предвидела последствий, меня не оправдывало. Нельзя использовать неизвестную тебе магию — именно потому, что в результате случается вот такое дерьмо. Я уткнулась лицом в грудь Холода, чтобы не смотреть на Айслинга, даже в вуали.
Айслинг засмеялся глубоким, красивым мужским смехом.
— А меня звали Прекрасным Ужасом.
По голосу было слышно, что он доволен собой.
Я хотела сказать, что не думала, что все так выйдет, но промолчала. Все равно это не оправдание.