Рис выписывал круги по ванной, хотя места в ней для этого было маловато, прямо скажем. Пусть она была заметно больше обычных ванных комнат, но если затолкать в ванную Холода, Дойла, Галена, Никку с его крыльями, меня и Китто, то никакой ванной не хватит, разве только личной ванной королевы Андаис. Китто набирал воду, изображая прислугу, что он делал чаще и чаще. Андаис предложила мне прислать слуг, но Дойл отказался из соображений моей безопасности. Мы никому не могли доверять так, как доверяли друг другу. Это была одна причина. Вторая состояла в том, что слуги шпионили бы в пользу Андаис, а у нас хватало секретов. Эту причину мы Андаис не называли.
— Когда я подвел майора Уолтерса и милого доктора к их машинам, на стоянке были агенты ФБР.
— Упорные типы, — буркнула я.
Рис покачал головой и остановился передо мной.
— Нет, упорство здесь ни при чем. Кармайкл — та, которую красота Холода привела в такой восторг, — тоже только подошла к машине.
— Что ты говоришь, Рис? — Дойл прислонился к двери.
— Что, по словам фэбээровцев и спутников Кармайкл, с тех пор, как я выпустил Кармайкл наружу, прошло всего несколько минут.
— Но это было несколько часов назад, — удивилась я. Я сидела на углу широкого мраморного бортика ванны, стараясь занимать собой как можно меньше места.
— Для людей снаружи — нет, — ответил Рис.
— То есть как? — спросила я.
— Ситхен снова играет со временем, — сказал Дойл.
— Время всегда странно бежит внутри волшебной страны, — пожала плечами я.
— Это стрелки на часах странно бегут. Да и то разница измеряется в минутах, ну на час убегут максимум. Мы жили по тому же графику, что и смертный мир, с того времени, как прибыли в Америку, или даже дольше. — Рис устроился рядом с Галеном, опершись на двойную раковину.
Никка оккупировал другой угол помещения для себя и своих крыльев.
— Что же это значит?
— Что не только к сидхе и феям-крошкам возвращаются древние силы, — подал голос Холод с противоположной от двери стороны.
— Вы сказали, что люди отреагировали на вход в ситхен так, словно коридор снова обрел прежнее очарование, — сказал Дойл. — Так что же удивляться, если к ситхену возвращаются и другие свойства?
Я обняла руками колени, стараясь не обращать внимания на заскорузлую от высохшей крови ткань. Китто пробовал рукой воду в почти полной ванне. Я сказала:
— Иногда вы говорите о ситхене так, словно это просто помещение, иногда — словно у него есть собственная воля, а иногда — как будто это вся волшебная страна. Я как-то спросила у отца, живой ли ситхен, и он ответил — да. Я спросила, есть ли у него разум, личность, и он сказал — нет. Я спросила, может, это волшебное место, и он сказал — да, а когда я спросила, может, ситхен все волшебство и заключает в себе, он сказал — нет. Интересно, есть ли кто-нибудь среди живых, кто точно знает, что такое ситхен?
— Ты иногда задаешь очень трудные вопросы.
Рис скрестил руки на груди, под распахнутым белым плащом на нем был надет светлый костюм. На брюках остались влажные следы от снега. Он сегодня выходил наружу трижды, а не один раз, как мы.
— Ты не можешь ответить или не хочешь?
— Ты — принцесса Мередит Ник-Эссус, наша будущая королева; если ты прикажешь, нам придется ответить, — сказал он.
Я нахмурилась.
— Я не приказываю, я прошу.
Он потер здоровый глаз тыльной стороной запястья, и когда отнял руку, вид у него был усталый. Пусть он вечно будет мальчишески-красив, усталость оставляла следы на его лице.
— Прости, Мерри. Но если ситхен шутит со временем, нам придется послать кого-то из стражей за пределы земель фейри, чтобы иметь представление о временном соотношении. Мы хотя бы узнаем, как обстоят с этим дела сейчас, но…
— Но как будет дальше, нам не угадать, — закончил Никка.
Рис кивнул:
— Да, все может обернуться совсем плохо.
— Я чего-то не понимаю, — сказала я. — Почему вы все так встревожились?
— На меня не смотри, — развел руками Гален. — Я тоже не знаю, с чего они все такие мрачные. Я хочу сказать, ситхен много чего странного вытворяет, так всегда было.
— А что, если разница во времени между волшебными землями и наружным миром станет измеряться годами? — буркнул Рис.
Мы с Галеном посмотрели друг на друга.
— А это возможно? — спросил он.
— Ой, — сказала я одновременно с ним.
— В прошлом бывало, — ответил Галену Рис.
— Я думала, ходом времени управляет король или королева, — возразила я нерешительно.
— Когда-то так и было, — сказал Дойл, — но эта способность давно утрачена.
— Подождите, — вмешался Гален. — Вы говорите, ходом времени управляет королева?
Несколько голов кивнули.
— Разве в старых сказках не говорится, что в холмах проходит несколько часов, а в человеческом мире — столетия?
— Да. — Дойл смотрел на Галена так, словно тот сказал что-то умное.
— Мы за последние несколько часов чего только не сделали, но для остального мира прошло всего несколько минут. То есть наш ситхен двигался быстрее прочего мира. Разве не должно быть наоборот? Это ведь смертное время должно течь быстрее, чем наше?
Мужчины обменялись взглядами, за исключением Китто, все внимание которого поглощала ванна.
— Судя по вашим лицам, вы что-то поняли, а я — нет.
— Нам сегодня нужно было много успеть, — сказал Гален, — и еще много остается, а пока мы все это делаем, весь мир ползет с черепашьей скоростью. Вопрос вот в чем: это только в нашем ситхене произошел временной сдвиг?
Рис обнял его за плечи.
— А знаешь, ты умнее, чем кажешься.
— Не хвали меня, Рис, а то зазнаюсь. — Но он улыбался.
— Это я сегодня торможу, или все вокруг шустрее меня? — спросила я.
— Вот именно, — сказал Дойл.
Я нахмурилась:
— Что — вот именно?
— Ты сегодня не говорила вслух, что тебе нужно больше времени?
— Может, что-то такое и говорила, вроде того, что нам не хватит времени и на расследование, и на дворцовые интриги. Не этими словами, но… — Я вытаращилась на Дойла. — Хочешь сказать, что все случилось по моему желанию?
— Ты вызвала зеркало у себя на стене, просто пожелав посмотреть, как сидит меховой плащ.
Я вдруг перепугалась до озноба.
— Но, Дойл, это значит, что ситхен может буквально воспринять любые мои слова!
Он кивнул.
— Нам надо узнать, как течет время в других холмах, — сказал Холод. — Если у гоблинов и слуа происходит то же самое, то дело в самой волшебной стране. Иногда она решает измениться.
— А если затронут только наш ситхен? — спросил Никка.
— Тогда Мередит придется очень, очень следить за своими словами. — Он смотрел на меня, и я практически увидела как у него в мозгу рождается мысль.
— Что ты подумал? — спросила я.
— Не он один, — сказал Рис.
— Да, не он один, — поддержал его Гален. Он вздрогнул и потер плечи руками, словно тоже замерз. — В кои-то веки я угадал дурное известие до того, как его произнесли вслух.
— Тогда и мне скажи, — попросила я.
— Если менять ход времени внутри ситхена может только королева, и вдруг такая способность обнаруживается у тебя… — Гален не закончил фразу.
— Когда-то давно, — сказал Дойл, голос казался глубже, словно его эхо стремилось добраться до самых дальних уголков маленькой комнаты, — даже если претендент завоевывал трон или его избирали верховным королем, он все же не мог править волшебным холмом. Нельзя было занять трон ситхена, если сам ситхен не признал твое право на власть.
— Я о таком не слышала, — сказала я.
— Это запретное знание. — Холод предостерегающе поглядел на Дойла.
— Почему запретное? — спросил Гален.
На этот раз заполнить логический пробел удалось мне:
— Ситхен не признал Андаис.
— В Европе она была признана, — пояснил Дойл, — но в Америке новый холм ее не принял.
— Что значит "новый"? — спросила я.
— Волшебная страна — это не географическая местность. Не только географическая. Когда Андаис ступила в наш новый холм, все должно было пойти по-прежнему, но этого не произошло.
— Мы решили, что это из-за третьего заклятия, на которое нас вынудило пойти американское правительство, прежде чем позволило сюда переселиться, — сказал Рис. — Мы потеряли так много, что… — Он пожал плечами. — В общем, мы не так уж волновались из-за того, что ситхен не ласкается к Андаис, как щенок.
— Она велела всем придворным заходить в ситхен по одному, а нас поставила следить, — продолжил Холод. — Она была готова уступить трон, если бы ситхен отреагировал на кого-то в большей степени, чем на нее.
— Моя тетушка соглашалась уступить трон любому сидхе, которого признает ситхен? — поразилась я.
— Трудно поверить, понимаю, — сказал Рис, — но она согласилась. Все думали, что последнее заклятие отняло у нее слишком много мощи, чтобы она могла по-прежнему нами править. А потом случилось самое худшее.
— Ситхен не признал никого, — закончил Дойл.
— О'кей, я понимаю, насколько это скверно, но почему об этом запрещено говорить?
— Принц Эссус не рассказывал тебе, как возникли разные дворы фейри? — спросил Дойл.
Я чуть не сказала — да, конечно, рассказывал. Но он не рассказывал.
— Я знаю, что когда-то было не два двора сидхе, Благой и Неблагой, а множество, и у всех были свои короли и королевы, как у гоблинов и слуа, но более независимые.
— Настолько независимые, что мы воевали между собой, пока все не согласились, что нам нужен верховный король, — сказал Рис. — Верховный король был один, не два, как сейчас.
— Досюда я знаю, — прервала я. — Основатель Неблагого Двора был изгнан благими, но отказался покинуть волшебную страну. Он скитался от двора ко двору и просил пристанища, но все боялись сидхе, так что наконец остался только один двор — слуа. Самые жуткие и меньше всего похожие на людей из фейри. Они приняли его, и с того времени любой изгнанник-сидхе мог попроситься к слуа.
— Прелестно, — сказал Рис. — А когда и как неблагие отделились от слуа, знаешь?
— Когда набралось достаточно сидхе, которые не хотели называться слуа.
— Почти так, — кивнул Дойл.
— Почти? — удивилась я.
— В то время фейри определенного вида могли просто стать настолько сильны — магически сильны, — что их признавала сама волшебная страна и создавала для них королевство. Один из присоединившихся к слуа сидхе стал нашим первым королем. Страна создала для него место, где он мог править, и сидхе покинули двор слуа и образовали собственный двор.
— Пока понятно.
Я ждала продолжения.
— Мы не решаемся продолжать, — сказал Рис, — потому что до сих пор мы не сказали тебе самое неприятное.
— Что?
— Двор без правителя начинает таять, — сказал Никка.
Они все поглядели на него с удивлением, словно не ожидали, что у него хватит смелости произнести это вслух. Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять намек.
Во всеуслышание это объявил Гален:
— Да спасет нас Богиня, это с нами и произошло. У нашего двора не было истинного правителя, потому ситхен и умирал. Наш кусок волшебной страны умирал.
— Не только наш, — заметил Дойл.
— А чей еще? — поинтересовалась я.
— Наши светлые собратья следуют за королем, которого не признал их ситхен.
— У них ситхен тоже не признал никого из лордов? — спросила я.
— Послухам… Это только слухи, помни… Вместо того чтобы приветствовать сидхе, которого выбрал ситхен, Таранис его изгнал, — сказал Рис.
— Это не слухи, — бросил Дойл.
Все лица повернулись к нему.
— Кто? — только и спросила я.
— Айслинг, — ответил он.
Что-то в лице Холода сказало мне, что он тоже был в курсе. Остальные, похоже, были так же потрясены, как и я.
— У них был настоящий король, и Таранис его изгнал?!
Дойл с Холодом кивнули.
— Но это чудовищно, — сказал Никка. — Даже Андаис была готова отдать трон, если найдется истинная королева.
— Благой Двор знает? спросила я у Дойла.
— Очень мало кто знает, — ответил он.
— Но такие все же есть?
— Есть.
— Как они могут его поддерживать? У неблагих не оставалось другого выхода, но у них был король для благого трона! Им не грозило вымирание.
— А наш ситхен признал Айслинга, когда он пришел сюда? — спросил Гален.
— Нет.
— Почему?
Дойл пожал плечами, и я догадалась, что это и было ответом или что другого ответа у него не было.
— Ванна готова, — сказал Китто деловым и безразличным тоном, точно как слуга.
Я тронула его за плечо, и он робко улыбнулся. Мне в голову пришла мысль.
— А холм гоблинов узнал Курага, когда вы переселились в Америку?
— Я не так много значу, чтобы мне говорили такие вещи. Я не знаю.
— Гоблины потеряли меньше, чем сидхе. Они сохранили все, что мы им оставили.
— Но погодите, — сказал Гален, — благие тоже меньше потеряли в силе, чем мы. Почему? Разве оба двора не должны приходить в упадок с одинаковой скоростью?
— Должны, — подтвердил Дойл.
— Но их магия не тает, — сказала я.
— Или так кажется, — поднял бровь Рис.
— Тебе что-то пришло на ум, — догадался Дойл.
— С чего это Таранис настолько потерял голову, что освободил Безымянное, наше чуть ли не самое опасное волшебство, и послал его в человеческий мир охотиться на Мэви Рид? Она жила в ссылке больше века. Визит Мерри вряд ли был причиной. Наш визит мог бы подтолкнуть его к мысли подослать к Мэви парочку убийц, но не к освобождению Безымянного. — Рис качнул головой. — Я об этом долго думал и так и не увидел смысла.
— А его приглашение Мерри на бал? — напомнил Гален. — Тоже непонятно. Он ее всю жизнь ненавидел.
— Не ненавидел, Гален, для ненависти нужно что-то чувствовать к человеку. Мой дядя обо мне попросту не думал. Я при Благом Дворе была еще более пустым местом, чем здесь.
— Так с чего же ему так загорелось тебя повидать?
— Никому из нас это внезапное приглашение не нравится, — заметил Дойл. — Но мы это обсудили и решили его принять.
— Я все еще думаю, что это слишком опасно для Мерри, — сказал Гален.
— Мы будем с ней и сможем ее защитить.
— Знаете, было бы очень интересно прихватить туда Айс-линга в составе моей почетной стражи.
— Не думаю, что Таранис разрешит ему ступить на свой порог, — сказал Дойл.
— Если он откажет в праве войти одному из моих стражей, я могу расценить это как оскорбление и отвергнуть приглашение.
Они переглянулись.
— Смысл есть, — сказал Рис.
Гален кивнул:
— Я одобрю все, что удержит Мерри от посещения этого бала.
— Как ты можешь так говорить?! — воскликнул Холод. — Ты же видел, что сделало с Меланжель одно прикосновение Айслинга. А Таранис поставил условием, что Мерри могут сопровождать только те, кто побывал в ее постели.
А я вспомнила не жуткое безглазое лицо Меланжель, а тот миг, когда Айслинг меня обнял, и я заметила пустоту в его глазах, словно из них что-то вынули. Айслинг пытался поцеловать меня сквозь вуаль. Ко мне сошла Богиня, и предостережения не последовало. Не было запрета прикасаться к Айслингу. Достаточно ли я сидхе, чтобы спать с Айслингом, в вуали или без? А может, все было много проще? Истинная любовь защищает от магии Айслинга. Достаточно ли сильно я люблю? И стоил ли шанс избежать уготованной мне Таранисом ловушки риска прикоснуться к Айслингу?
— Если вы не пойдете мыться, ванна остынет, — напомнил Китто.
Я обняла его, и он обнял меня в ответ.
— Китто прав. Мне и Галену надо вымыться.
— И заняться сексом, — прибавил Гален.
Я ему улыбнулась.
— И заняться сексом.
— И Никке тоже, — сказал Дойл, — чтобы он мог отправляться к Бидди.
Я кивнула.
— Я уступлю им кровать. Не стоит в первый раз заниматься сексом в ванне, это не слишком удобно.
— А сама собираешься заняться именно этим, причем с шестифутовым крылатиком. — Рис ухмыльнулся и склонил голову набок. — Кажется, я хочу на это посмотреть.
— Еще есть Ройял, — напомнил Никка.
— Я не забыла. Просто нам не нужно, чтобы он выложил все наши новости своей королеве.
— Да, он будет шпионить для Нисевин, — вздохнул Холод.
— Я не сомневаюсь, что главный долг Ройяла — перед его королевой и двором.
— Твоя спальня запружена бескрылыми феями-крошками, — проворчал Рис. — Нашествие какое-то…
— Королева Нисевин не хочет, чтобы кто-то из ее народа питался от Мередит несколько раз подряд, — заметил Дойл.
— А я не хочу делить постель с феями-крошками, — сказал Холод.
— Ох, Холод… — вздохнула я.
Он примирительно поднял руку:
— Я не говорю, что не стану, но не думаю, что кому-то из нас хочется, чтобы феи-крошки торчали рядом каждый раз, когда мы занимаемся любовью.
— Ванна остывает, — опять вмешался Китто.
Я встала и начала стаскивать окровавленную одежду.
— Кто не лезет в ванну, пусть уходит. Ночь не становится длиннее.
Холод моргнул.
— Время теперь замедлится или ускорится?
— Я забыла, — промямлила я, стоя в бюстгальтере и с рубашкой в руках. — Совсем забыла. Это просто выражение…
— Ты не можешь позволить себе просто выражений, — упрекнул меня Дойл.
— Я постараюсь, но за каждым словом не уследишь.
— Нужно пытаться, Мередит.
— Давайте узнаем сначала, как дела в холмах гоблинов и слуа, а потом уж будем пугать Мерри, — сказал Рис.
Дойл кивнул:
— Возьми кого-нибудь по своему выбору и ступай.
— Почему это я все время должен мотаться туда-сюда по снегу?
— Смерть не чувствует холода, — пояснил Дойл.
— Мрак тоже не чувствует, а ты сидишь в тепле и уюте. — Он направился к двери. — Я много с собой не потащу. Не на драку идем.
— Всякое бывает, — сказал Дойл.
— Возьми не меньше двоих, — велела я Рису.
— Есть, капитан! — Он изобразил шутливый салют и вышел.
Я посмотрела на Дойла и Холода, застрявших у двери.
— Если не желаете остаться понаблюдать, то вам самое время удалиться.
— Ты хочешь, чтобы мы смотрели? — серьезно спросил Дойл.
Вопрос застал меня врасплох. Я даже задумалась, но потом качнула головой.
— Нет вообще-то. — Я испытующе вгляделась в темное лицо. — Не знала, что тебе нравится наблюдать.
— Не нравится. Среди стражей очень немногие привержены вуайеризму.
— Королева из нас это выбила, — хмыкнул Гален.
Дойл кивнул.
— Почти буквально.
— Что до меня, — сказал Холод, — то я не хотел бы смотреть, даже если бы ты пожелала.
— Я никогда не потребую от тебя ничего, что могло бы причинить тебе боль, Холод, если только у меня будет выбор.
Он решил было надуться или сделать вид, что не понял, но потом его лицо смягчилось, и он даже выдавил из себя улыбку.
— Я знаю. Дело не в Никке и Галене. Это эльф-крошка. Мне он не нравится. И мне не нравится, что принцесса сидхе вынуждена использовать свое тело в качестве предмета торговли.
— Холод, — сказала я, подходя к нему, — женщины королевской крови тысячи лет служат предметом торговли. Меня хотя бы не продают замуж в другую страну. А была бы я человеком — так и случилось бы.
— Замуж за эту тва… за это создание! — Он был так шокирован этой мыслью, что мне стало смешно. Я даже рассмеялась — не смогла с собой справиться. Он вздрогнул, словно я его ударила.
Я потянулась к нему, но он отдернул руку. Этого я уже не стерпела.
— Во-первых, феи-крошки принадлежат к Неблагому Двору. То, как к ним относятся сидхе, как все к ним относятся, — это позор. Либо они — составная часть нашего "мы", либо нет. — Я смотрела прямо ему в лицо, смотрела, как наползает на него вечная маска угрюмого высокомерия, но не желала его щадить. Мне надоело каждый раз одергивать себя из боязни задеть его чувства, это случалось слишком часто. — Во-вторых, мне надоело, что ты ведешь себя так, словно твоя кровь и твое тело слишком ценны, чтобы ими торговать. Я ради вас не раз жертвовала своей плотью и кровью. Ты своей кровью никого не кормишь. Ты даже не хочешь, чтобы один-единственный эльф-крошка на тебя посмотрел. Рис не хочет, чтобы к нему прикасались гоблины, а теперь еще и феи-крошки.
— Он поддался гламору Шалфея, — сказал Холод. — Он не хочет рисковать во второй раз.
— Прекрасно, но я-то рискую! У Галена больше причин бояться фей-крошек, чем у вас с Рисом вместе взятых, но он готов их терпеть ради меня, ради нас. — Я шагнула еще ближе к нему, но коснуться не попыталась — не хотела, чтобы он опять отдернулся. — Я знаю, что ты закрывал меня своим телом, что ты защищал мою жизнь, рискуя своей. Но то же можно сказать и о Галене. Сегодня он едва не пожертвовал жизнью. И все же он готов позволить феям-крошкам к себе прикоснуться.
— Чего ты от меня хочешь? — спросил Холод.
— Я хочу, чтобы ты перестал кривить физиономию, что я отдаю себя малым фейри, когда ты сам не позволяешь им даже коснуться твоей ах-какой-белой кожи. Я хочу, чтобы ты не заставлял меня чувствовать себя шлюхой, в то время как сам до такого не опускаешься!
Я поняла, что разозлилась, по-настоящему разозлилась. Но злилась я не на Холода, я просто злилась. И я не могла выказать свою злость тем, кому больше всего хотелось, так что этот беспричинный гнев вдруг прорвался наружу. Кожа у меня вспыхнула огнем, светясь сквозь корку засохшей крови.
Я сделала шаг назад.
— Я устала, Холод, а мне еще немало предстоит сегодня вынести. По условиям сделки с Нисевин я должна отдаться Ройялу — в каком-то смысле. По приказу королевы я должна сегодня отдаться Галену и Никке. И еще одному зеленому человеку, прежде чем нас застигнет рассвет. — Я припомнила еще: — И мне надо переспать с Шолто до завтрашнего вечера, чтобы скрепить союз со слуа, прежде чем мы отправимся ко двору гоблинов. — Я запнулась и покачала головой: — Я опять сказала про время?
— "Прежде чем нас застигнет рассвет", — повторил за мной Дойл. — Да.
— Но у нас все еще слишком много дел, а часы опять начнут тикать на рассвете.
Он кивнул.
— Я бы предложил свою кровь вместо твоей, если бы это удовлетворило Нисевин.
Я благодарно улыбнулась ему:
— Я знаю, но феи-крошки, кажется, тебя недолюбливают. Может, когда у нас выдастся свободный часок, ты мне расскажешь, в чем тут дело.
— Нет, — ответил Дойл. — Тебе не понравится эта история, а мне не понравится ее рассказывать.
Он сказал это так серьезно, даже с грустью, что я тронула его за руку и пообещала:
— Если только мне не нужно будет это знать ради чего-то важного, можешь держать в тайне свои счеты с двором Нисевин.
— Ты действительно позволил бы малым фейри прикасаться к себе? — спросил его Холод.
Дойл посмотрел на друга:
— Да, если возникла бы необходимость.
— Но как ты можешь дать этим тварям к тебе прикасаться?!
— А как я могу просить принцессу выдержать что-то, что не перенес бы сам?
Холод опустил голову и закрыл глаза. Сделал глубокий вдох, словно хотел набрать воздуху перед прыжком в воду. Порывисто выдохнул. Когда он открыл глаза, они были так переполнены эмоциями, что казались двумя серыми омутами страдания.
— Я никогда не стану просить тебя о чем-то, чего не стал бы делать сам, Мередит. Прости меня.
Я взяла его за руку, и на этот раз он ее не отдернул. Я прижалась к нему и подняла лицо для поцелуя. Из-за разницы в росте я не смогла бы поцеловать его, если б он не наклонился. Разве что стул принести. Но стул мне не понадобился.
Холод наклонился навстречу мне, придерживая за плечи, чтобы я не потеряла равновесия, стоя на цыпочках. Мы поцеловались. Я ждала невинного поцелуя на ночь, но у Холода были совсем другие желания.
Губы прижались к моим губам, настойчиво, яростно. Язык вонзился между губ, и я приоткрыла рот, позволила ему скользнуть внутрь. Его дыхание трепетало у меня во рту — он словно стремился вдохнуть меня, втянуть меня в себя, он подхватил меня на руки, с силой прижал к себе. Холод впивался в меня языком, губами и зубами, пока я не начала постанывать от ярости его поцелуя, от свирепой хватки его рук. Я таяла, растворялась в нем; когда он оторвался от поцелуя, у меня голова шла кругом. Я снова потянулась к нему губами, я забыла, где мы, что мы, что мне нужно делать… Я забылась, точно как на пресс-конференции. Забыла все, кроме вкуса его губ, кроме ощущения его тела. Забыла все, кроме поцелуя Холода.
Он выпрямился, а я все хотела вернуться к поцелую и что-то протестующе мычала, пока он пытался ссадить меня на пол, цеплялась за него ногами и упиралась.
— Мередит, Мередит… — Наверное, Дойл обращался ко мне не в первый раз. Я наконец повернулась к нему. Он улыбнулся и покачал головой. — Ему пора идти, нам обоим пора.
Я посмотрела на Холода, который опять обвил меня руками, раз уж я не давала поставить себя на пол. И был он страшно собой доволен.
— Теперь я могу оставить тебя другим.
Я качнула головой, потому что мне хотелось сказать: "Не уходи", — а говорить это было нельзя. Не то что я не хотела Галена, но… Холод всегда мог заставить меня пожелать его.
— Если ты идешь, тебе придется поставить ее на ноги, — сказал Дойл.
Холод отпустил меня, и на этот раз я не сопротивлялась. Коленки слегка подгибались, и мне пришлось опереться на руку Холода, пока я не пришла в себя. Он засмеялся очень по-мужски:
— Да поможет мне Богиня, я тебя правда люблю.
— Все, Холод, — сказал Дойл, — у нас хватает дел. — Он подтолкнул Холода к двери, и на этот раз Холод пошел куда велено. Дойл обернулся ко мне с порога: — Не стану пытаться соперничать.
Он улыбался. Я встала на носочки, положила руки ему на грудь и сказала:
— Это не соревнование.
Он склонился ко мне.
— Говоря словами смертных, черта с два.
Он поцеловал меня — крепко и хорошо, но по сравнению с Холодом вполне невинно. Потом спросил:
— Прислать тебе этого эльфа?
— Нам бы сперва отмыться. Я пошлю потом за Ройялом Никку или Китто.
— Как скажешь. — Он бросил взгляд мне за спину, потом погладил меня по щеке и закрыл за собой дверь.
Я обернулась и обнаружила, что двое других мужчин моей жизни успели раздеться, пока я отвлеклась. Гален был покрыт пятнами засохшей крови. Не вожделение бросило меня к нему и заставило крепко прижаться к его нагому телу, это был страх. Попозже будет время и для вожделения, но сейчас я хотела просто обнимать его, сжимать в руках — теплого и живого. Руки все время натыкались на колючую корку крови. Она была везде, не давала чувствовать гладкое совершенство его кожи. Пальцы нащупали не до конца зажившую рану у него на спине. Я вздрогнула.
Он обнял меня:
— Замерзла?
— Немножко, — сказала я. Но про себя подумала, что от этого холода не избавиться с помощью шубы или теплой ванны.
— Так пойдем в воду, — улыбнулся он, словно несколько ведер горячей воды могут решить все проблемы. Если б все в жизни было так просто…
Наверное, что-то у меня на лице мелькнуло, потому что он нахмурился:
— Ну что ты?
Я вздохнула. Так много дел, так много союзов, которые нужно укреплять и поддерживать, так много врагов, которых нужно вычислить… Мне надо было торопиться, составить список целей и пробиваться к ним изо всех сил. Но в эту минуту я не могла представить ничего важнее, чем прижиматься к Галену как можно большей поверхностью своего тела. Залезть голой в ванну — не решит всех проблем, но забраться туда голышом с любимым мужчиной — новых проблем не создаст.