«…Так, болтаясь меж тьмой и светом,
Раз в столетье облик меняю.
Мы с тобой еще свидимся где-то,
Только там я тебя не узнаю.»
Глава 1.
Дорога моя пустынна, путь мой бесцелен. Злое полуденное солнце прожигает насквозь мои вещи, вцепляется в густые спутанные волосы и гонит в тень. Мне безразлично его внимание. Я давно перестал реагировать на внешние раздражители. И пролетающие мимо меня торопливые иномарки, доверху груженые всяким хозяйственным барахлом, тоже не вызывают интереса. И ничто не вызывает. Когда южное солнце рассталось, наконец, с идеей сжечь меня дотла, перед моими глазами замаячили неясные очертания гор. Я не продумывал заранее свой маршрут, не стремился с наступлением темноты добраться до уютного жилища, где ждали бы меня любящие близкие. Жилища у меня не было, как не было и любящих близких. Все это осталось далеко позади и больше не рождало в сердце щемящей тоски. Я уже привык к одиночеству и ничего не хотел менять.
В шаге от меня резко затормозила одна из груженых иномарок, обдав мою из без того грязную одежду дорожной пылью.
«Парень! — обеспокоенно окликнул меня водитель, переваливаясь через забитое домашней утварью пассажирское место, — влезай на заднее сиденье, опасно в это время суток бродить по дорогам!»
В его словах была изрядная доля истины, однако я вежливо покачал головой, благодаря за беспокойство, и решительно зашагал дальше, отказываясь от дельного совета. Заботливый водитель тут же дал по газам, а следом за ним показалось еще несколько таких же перегруженных машин, преимущественно легковушек. Такое количество автомобилей, то и дело проносящихся мимо, объяснялось пугающе просто. Люди уходили в горы, надеясь переждать беду, так внезапно обрушившуюся на человечество. Лет пять назад жители планеты стали обнаруживать в себе загадочные симптомы неизвестной болезни. Сначала это не вызывало беспокойства и расценивалось как обычная простуда. Однако спустя довольно короткое время, те, кто считался выздоровевшим, начинали проявлять странную агрессию. Они, подобно диким зверям, бросались на тех, кто оказывался поблизости и наносили им довольно опасные увечья. Поначалу такое поведение даже не рассматривалось как серьезное заболевание. Мало ли, чем могли быть вызваны подобные заскоки, учитывая излишне суматошное и нестабильное время. Однако, случаи множились, жертв нападений становилось все больше, и ученые всего мира наконец-то забили тревогу. Сделали они это, несомненно, с явным опозданием, поскольку, агрессивно настроенные граждане неожиданно стали менять свои привычные человеческие очертания. У пораженных странным недугом уродливо вытягивалось лицо, а конечности делались непропорционально длинными и покрывались жесткой бесцветной щетиной. Самым пугающем в этом кошмаре было полное бессилие ученого мира. Тысячи научных сообществ ломали головы над природой жуткого явления, однако так и не смогли до конца выяснить, как остановить это безумие. Люди, не находящие в себе устрашающих симптомов, наотрез отказывались покидать жилища, рассчитывая пересидеть ужас за стенами домов. Однако эти меры были эффективны очень недолгое время. Инфекция передавалась по воздуху, она проникала в любые изолированные и тщательно охраняемые бункеры, стремительно появляющиеся в каждой жилой зоне по всему миру. Единственным обнадеживающим фактором стало общепризнанное наблюдение, что опасность заражения подстерегала в основной массе жителей равнин, степей и полупустынь. Придя к таким выводам, люди заторопились в горы, спешно увозя своих близких и нажитое имущество.
Упомянутая трагедия, сводящая с ума земной шар, привычно оставляла меня равнодушным. Всем моим близким, тем, кого я искренно любил в этой жизни, посчастливилось покинуть грешный мир раньше, чем паника окутала человечество. Мне же было безразлично, что неведомая зараза сделает со мной. Гуманисты мира отказывались уничтожать пораженных, надеясь вернуть им человеческий облик, а простые граждане, далекие от пышных фраз и высоких идей, охотно расправлялись с каждым, кто позволял себе неосторожно чихнуть в приличном обществе. Я в тайне рассчитывал, что однажды тоже вызову в окружающих настороженную тревогу и буду уничтожен подручными средствами. Мое одиночество сводило меня с ума куда больше всеобщей паники, а бесконечные воспоминания, терзающие рассудок, были куда утомительнее пугающих симптомов. Я сознательно избегал знакомств и дружеских отношений, поскольку рано или поздно мне все равно пришлось бы расстаться с любимыми близкими. Смерть отвернулась от меня, сделав вечным скитальцем, и я отчаянно искал способа избавить себя от бесполезного и бесконечного существования. Однако решительно настроенные граждане реагировали на что угодно, а меня не рассматривали даже как гипотезу. Однажды на моих глазах они жестоко расправились с молодой женщиной, рискнувшей неосторожно закашляться в общественном транспорте. Люди зверели от неизвестности, от страха за своих родных, от бездействия влиятельных и могущественных, и я не мог их за это судить слишком строго. Моя дорога привела меня в предгорный поселок, уютно раскинувшийся среди густых зеленых зарослей. Я вошел на опустевшие в сумерках улицы и настороженно прислушался. В домах, закрытых на все замки, не виделось освещения, никто не выглядывал в окна с привычным любопытством, а вдоль узких асфальтированных дорог не нашлось никого, кто мог бы рассказать мне хотя бы о названии маленького поселения. Лет десять назад я, не задумываясь, попросился бы на ночлег, рассчитывая на местное гостеприимство, однако сейчас у меня не возникло даже тени желания заходить в настороженные молчаливые лачужки. Я миновал притихшее селение, лишь на самой его окраине натолкнувшись на какого-то местного парня, видимо торопившегося домой. Он тревожно оглядел меня, на минуту остановившись, и недовольно пробормотав, «Покоя от вас нет, равнинников!», скрылся в темноте. Это было еще одной причиной, по которой я сознательно отказывался от ночлега. Тут, как, впрочем, и везде в горах, не жаловали приезжих, без стеснения наводнивших маленькие поселки и заметно потеснивших местных жителей.
Моя дорога лежала мимо рельефных высоких скал, грозно нависших над узкой асфальтированной трассой. Когда извилистая лента сделала очередной виток, поднявшись вверх на пару десятков метров, я решил сделать привал. Жаркие южные ночи значительно облегчали мне задачу, позволяя ночевать прямо на голой земле. Я свернул на более пологий склон и без труда преодолел некоторое расстояние, остановившись у глубокой расщелины. Повсюду высились лиственные ярко зеленые деревья, в темноте видевшимися мне совершенно черными и угрожающими. Хотя, в глубине души я понимал, что по-настоящему опасаться следует не деревьев. Я почти уверенно мог предположить, что кроме меня на этих склонах ютиться сейчас множество тех самых «равнинников», о которых с таким отвращением отозвался встреченный мной местный. Меня не слишком тревожили внезапные встречи и незапланированные знакомства. Наплевав на технику безопасности и здравый смысл, я вольготно растянулся на ровном пятачке, поросшим влажным мхом и мгновенно заснул. Сквозь беспокойный сон мне слышались чьи-то шаги, то приближающиеся, то удаляющиеся в неизвестном направлении, они проникли даже в мои сновидения и трансформировались в шаги моего давно умершего старшего брата. Во сне я почему-то был уверен, что это он кружится сейчас по склонам и с привычным осуждением контролирует мой беспокойный сон. Мое пробуждение было быстрым и внезапным. Отчасти потому, что сопровождалось глухими раскатистыми звуками, доносившимися сразу со всех сторон. В первую минуту я сразу подумал о надвигающейся стихии и недовольно поморщился. Дождь даже на равнинах не создавал необходимого минимума комфорта, в горах же и вовсе представлял реальную опасность. Звенящие ручьи и горные речки хороши только на пасторальных картинках, в реальности же потоки грязи со склонов представляют собой довольно унылое зрелище. Я бодро поднялся на ноги и решительно зашагал вниз, возвращаясь к неуловимым признакам цивилизации. Как оказалось, тревожился я напрасно, и раскатистые звуки издавали вовсе не небеса, а обычная рабочая техника, укрепляющая скалистые уступы от обрушения. Вид суетящихся работяг вернул меня в почти мирное время, когда никто никогда не слышал о грозной напасти, поглотившей цивилизацию. Я довольно уверенно дошлепал до ремонтников, и даже успел подумать о слаженности их полезной работы, как вдруг один из работяг громко чихнул, утирая рукавом пробившиеся сопли. Проштрафившийся сотрудник тут же был сбит с ног своими же коллегами, оказавшимися поблизости. Я был наслышан о подобных расправах и даже однажды сам стал свидетелем чего-то подобного. Однако мое непривычное сознание никак не желало мирится с подобным варварством. Вместо того, чтобы помочь несчастному и отбить его от рук обезумевших дорожников, я молча пялился на жутковатую картину, не в силах произнести ни звука. Несчастного мужика попросту сбросили с обрыва, при этом ни один из линчевателей даже отдаленно не выразил ни тени раскаяния.
«Не смотри так, парень! — обернулся один из миротворцев, заметив мое внимание, — твоим детям наверняка не понравиться, если на них однажды нападет дикое чудовище без разума и эмоций!»
Я ошарашенно кивнул, под натиском справедливых аргументов забывая, что мои дети наверняка никак не отреагировали бы на проявленный к ним интерес дикого существа. По причине их полного отсутствия. Я был один в мире, и сейчас только порадовался этому факту. Как я пережил бы известие, что моя жена или мой взрослый сын подверглись такому «справедливому» суду?
Дорожники, завершив расправу, равнодушно вернулись к прерванному занятию, вызвав у меня здоровые сомнения в природе истинного безумия.
Дальнейший мой путь больше, к счастью, не сопровождался подобными инцидентами и мне удалось совершенно беззвучно и незаметно добраться до горной речки, на каменистых берегах которой я нашел себе очередной приют. Там я провел довольно длительное время, не видя перед собой определенной цели. Мне некуда было идти и нечем было заняться. Я привычно таскал с собой объемную кожаную сумку, наполненную разными химическими препаратами. Это было единственным напоминанием о моей прошлой жизни, и я не находил в себе решимости расстаться с этим последним артефактом. Сейчас подобное имущество ни у кого не вызывало лишних вопросов. В сложившейся обстановке даже приветствовалась попытка изобрести средство от постигшей напасти. Разумеется, в том случае, если ты мог доказать свою принадлежность к миру науки. Несмотря на такие внушительные и многообещающие запасы, я все равно нуждался в банальных харчах. За провизией я поднимался в крохотное поселение, состоящее из двух улиц, школы, ныне пустующей, и маленького частного магазинчика. Там же, в этом магазинчике я узнавал местные новости, большей частью пугающие и непроверенные. Последний раз, поднимаясь в большой мир, я услышал весьма хоррорное известие об обнаружении в здешних краях дикой твари. Факты были неточные, очевидцев твари не находилось, но перепуганные насмерть жители верили всему, что лилось из средств информации и теперь обсуждали сплетни, требуя себе защиты и гарантии безопасности. На страже безопасности согласился выступить местный полицейский, тщательно проверяющий документы у каждого, кто появлялся на улицах поселка.
Документы, которые я мог предъявить неусыпному стражу неприкосновенности, мне сделал незнакомый чувак по моему запросу на одном из многочисленных сайтов. Я не прятался от закона, я не нарушал общепринятые нормы, однако я был вынужден обратиться к его услугам. Парень оказался нелюбопытным, и через условленное время я стал счастливым обладателем маленькой пластиковой карточки с моими метрическими данными. Я искренно надеялся, что Прохор Степанович Моськин, чье имя отныне стало моим, не был международным шпионом и серийным убийцей. До встречи с дотошным полицейским мне еще ни разу не доводилось демонстрировать в миру свою новую личину, и сейчас я откровенно терялся от пристального взгляда законника.
«Прохор Степанович? — недоверчиво уточнил полицейский, прикладывая карточку к хитрому устройству, — 2052 года рождения? Все правильно?»
Я мысленно усмехнулся, подумав о том, что хитрое устройство действительно исправно считало левую информацию. А вслух уверенно проговорил:
«Совершенно верно, я Прохор Степанович, две тысячи пятьдесят второго года рождения.»
Законник вернул мне документы и напутствовал долгим и придирчивым разъяснением правил поведения в период массовой истерии.
Мои сбережения, тщательно рассчитанные на максимально длительный срок, неминуемо таяли, не имея источников пополнения, и поэтому я был вынужден ограничивать себя в тратах. Мой сегодняшний обед состоял из самого дешевого концентрата, имитирующего куриный суп. Я еще помнил, как выглядел настоящий суп, из бульона и яичной лапши, и сейчас только недовольно скривился, глядя на попытки маркетологов впарить химическое говно наивному потребителю. Прослушав навязчивую рекламу, льющуюся с блестящей коробки с консервантом, я нетерпеливо открыл крышку и проглотил желеобразную субстанцию. Сыто рыгнув, я забросил коробку в ржавую урну, и отправился к ручью, к месту моего очередного пристанища.
Погода продолжала радовать меня теплыми днями и звездными ночами. Мой бивак понемногу обрастал предметами обихода, по счастью до сих пор не разворованными пришлыми равнинниками. Моими соседями были сразу несколько семейных пар, и один отшельник, наподобие меня. Правда в отличие от меня, вечного тридцатилетнего парня, отшельник напоминал старого гнома. Сходство с гномом придавала шикарная окладистая борода и неизменная фетровая шапка, стоившая по нынешним временам целое состояние. На этом сходство заканчивалось, поскольку высокий рост моего соседа мешал до конца проникнуться соответствиями. Мы мало общались между собой, поскольку ничего другого, кроме как обсуждения текущей ситуации, никто из нас предложить не мог, а подобная тема давно потеряла свою привлекательность.
Отшельник изредка спускался к речушке, набирал воду в пластиковую бутылку с широким горлом и обычно растворялся на склонах гор. Сегодня он решил внести небольшие поправки в заученный ритуал.
«Слышал, дикая тварь объявилась в наших краях? — озвучил он давно известный факт, — если уж сюда пробрались, то скоро нам всем придет кирдык. Да и то, разве это жизнь, просиживать целые дни, прислушиваясь к шагам? Скорей бы все закончилось. Ты как думаешь?»
Я не думал, что все закончиться так скоро, как нам бы хотелось. Однако не рискнул сеять панику и в без того перепуганных мозгах моего обросшего собеседника. Вместо этого я наоборот, ободряюще улыбнулся и уверенно проговорил.
«Во-первых, слушать досужие сплетни местных кумушек, занятие неблагодарное, а во- вторых, ничего не заканчивается, а имеет продолжение. Даже если ученые сумеют победить диких тварей, мы еще долго будем вспоминать их безудержную деятельность»
Моя спонтанная речь мало напоминала слова поддержки, но я устал притворяться и поэтому говорил первое, что приходило в голову.
«Умеешь ты поддержать, Прохор, — в самом деле отозвался гном, — а что касается их деятельности, то ты прав, иначе как безудержной, ее не назовешь. Слышал, что твориться в мире? Уже не осталось ни единого клочка земли, где бы они не оставили своих грязных следов. Чертовы гуманисты никак не образумятся. Они все еще надеются обуздать эту стихию! Наивные глупые люди, хоть и ученые!»
Высказавшись, гном привычно подхватил свою бутылку и скрылся с глаз. Я продолжал рассматривать бурлящую реку, пока очередной сон не заставил меня отвлечься от бесполезного занятия. Кое как разместившись на мшистых камнях, я закрыл глаза, вспоминая, как когда-то давно подобные условия существования вызвали бы во мне стойкое неприятие и отчаянное желание цивилизации. Засыпая каждый раз, я ждал появления давно забытых сюжетов моей давно прожитой нескончаемой жизни. Я был очень разочарован, когда нынешней ночью мне не удалось не только вернуться в прошлое, но и даже толком заснуть. Откуда-то сверху, со склонов до меня донеслись заполошные возгласы и суетливая возня погони, украшенная забористым русским матом. Уж если интеллигентные и воспитанные в лучших традициях, мои соседи снизошли до непарламентских выражений, то наверняка произошло что-то, выходящее за рамки. Эта мысль заставила меня подскочить, и, сбросив остатки сна, я рванул на шум и крики. В темноте южной ночи, среди густых лиственных деревьев было весьма сложно оценить обстановку, я руководствовался теми окриками, что издавали мои соседи, рассредоточиваясь по склонам. Из их невнятных реплик я понял, что на склоне объявилась дикая тварь, что она слишком прыткая и сообразительная, и что в задачу обитателей гор ставиться необходимость уничтожить монстра без следствия и суда. Моими соседями были сильные и крепкие мужики, способные без труда справиться с любой задачей. Я тоже относил себя к категории отчаянных парней и без раздумий ринулся к цели. В темноте было крайне сложно ориентироваться. К тому же обострившиеся животные инстинкты дикой твари, бывшей когда-то человеком и наверняка сохранившей в себе способность мыслить логически, давали ей значительное преимущество. Я еще ни разу не сталкивался лицом к лицу с реальной тварью, поэтому имел смутное представление о ее внешних данных. Новостные ленты, разумеется, пестрели фотографиями и словесными портретами этих чудовищ, однако никто не мог сказать, насколько достоверны предлагаемые сведения.
«Главное, не дать ей прогрызть тебе кожу, — неожиданно раздался прямо надо мной голос гнома, — нужно держаться на расстоянии, но и не выпускать ее. Кажется, мы взяли ее в кольцо. Трофим гонит ее на нас, не зевай, Прохор, сейчас будет самое веселье!»
Сразу же после этих слов над нами зашуршали торопливые шаги, скатывающегося по склону неведомого существа. Я перехватил внушительную дубинку, намереваясь огреть непрошенного гостя со всей широтой русской души. Тварь, почуяв мои намерения, настороженно остановилась и прислушалась. Теперь я отчетливо видел ее очертания. Она имела некрупное строение и крепкие ноги, а в лапах держала похожую дубину. Вероятно, вирус не до конца поглотил ее сознание, и она еще сохраняла в себе что-то от человеческого существа. Трофим опередил меня и, подскочив со спины твари, без сожаления огрел ее по затылку. Тварь пошатнулась и рухнула на землю, безвольно подкатившись к моим ногам. Теперь я смог разглядеть, что когда-то она была мужиком и поэтому логичнее было бы называть его «он». Тварь полностью соответствовала тому описанию, что лилось со всех утюгов на перепуганных обывателей. Его конечности были удлинены и неестественно выгнуты, а бывшее некогда лицо уродливо вытянуто вперед. Трофим наверняка расправился с ним одним ударом, однако сбежавшимся на победные возгласы остальным участникам погони, требовалось убедиться в том наверняка.
Они без сожаления пинали поверженное существо, вымещая всю накопившиеся ненависть и страх на том, кто некогда был человеком.
«Остановитесь, безумцы! — раздался неожиданный голос, в котором я с изумлением признал свой собственный, — он не виноват, что стал таким. Оставьте его, он все равно мертв!»
Мое внезапное вмешательство вернуло моим соседям здравый смысл и отголоски сострадания. Поверженный противник не успел причинить вреда никому из присутствующих и поэтому больше не вызывал панических эмоций. Еще раз убедившись в его смерти, участники ночной экспедиции разбрелись по норам, оставив печальную процедуру захоронения до утра. Одержанная победа больше не вызывала ожидаемой эйфории, и до самого утра то с одной, то с другой стороны склона раздавалось негромкое бормотание, вскоре сменявшееся отчетливым мужественным храпом. Я не стал возвращаться к своему походному лагерю, оставшись неподалеку от поверженной твари. Его неясные очертания странно притягивали мое внимание, пробуждая во мне интерес ученого и врача, кем я некогда был. Возможно передо мной открывался тот единственный шанс отыскать противоядие и заполнить пустоту никчемного своего присутствия в этом мире. Мысль была заманчивая, и я даже некоторое время всерьез рассматривал ее жизнеспособность. Ровно до тех пор, пока крепкий здоровый сон не сморил меня, вызвав долгожданные сновидения.
Глава 2.
Из состояния приятной полудремы меня вывел взволнованный окрик старого гнома.
«Прохор! — тряс он меня за плечо, возвращая в реальность, — ты закопал дикую тварь? Почему ты не дождался всех остальных?»
Почему-то в данной процедуре гном видел особую значимость, и теперь в его голосе звучала неприкрытая обида. Я автоматически замотал головой, с трудом припоминая события прошлой ночи.
«Ничего я не закапывал, — пробормотал я, уставившись туда, где всего пару часов назад валялось избитое тело поверженной твари. — наверно, это сделал кто-то другой.»
Я постарался придать голосу максимум убежденности, поскольку моя давняя врачебная практика позволяла с профессиональной точностью подтвердить уверенно мертвое состояние нашего вчерашнего противника. Однако простой опрос подтвердил ошибочность моих предположений и вызвал среди обитателей склонов обоснованную панику.
«Она ожила! — заполошно визжал полноватый мужик средних лет, нарезая беспокойные круги вокруг несостоявшегося места захоронения. — она начнет мстить! Нужно было разорвать ее на части! Зарыть в землю! Сжечь!»
Начавшаяся паника разбудила в моих соседях варваров, и я откровенно опасался, что они сумеют найти крайнего в истории и на всякий случай расправятся с ним.
«Прохор! — подтверждая мои опасения, проговорил гном, — ты был последний, кто видел ее вчера. Ты сделал заключение о ее смерти. Скажи нам, куда она исчезла?»
На эти незамысловатые вопросы я ответов не находил и только качал головой, отрицая свою причастность к ее исчезновению.
«Иди и найди ее! — верещал толстяк, расставаясь с рассудком, — верни ее немедленно и не возвращайся без этой ненавистной жути!»
Понимая, что других вариантов мне предложено не будет, я послушно встал, спустился к речке и принялся собирать немудреные пожитки. Разумеется, я не собирался охотиться за неведомой дрянью, посмевшей прийти в себя после столь внушительной казни. Я справедливо полагал, что спокойной жизни в моем биваке мне больше не видать. Что ж, думал я, отправляясь в путь, найду себе другое пристанище. Гном, Трофим и остальные торжественно напутствовали меня, провожая на дело, а я только мысленно усмехался в ответ на их пафосные речи.
Моя дорога теперь не казалась столь безмятежной, какой я видел ее до кровавого поединка. Несмотря на мою внешнюю отрешенность и полную убежденность в собственной безопасности, я то и дело прислушивался к шорохам и хрусту, озираясь и замирая. Миновав склон, я вновь оказался на узкой асфальтированной ленте, ведущей к вершине. Я совершенно не имел представления, куда мне идти, как не знал того, чем завершиться мое спонтанное путешествие. В отличие от заполошного толстяка, я не жалел о полной невозможности расправиться с диким монстром прямо сейчас. Сказать по правде, я и вовсе забыл про это, поглощенный собственными размышлениями. Нечаянно возникшая мысль, рожденная видом твари, теперь громоздилась в мозгах и не давала покоя. Единственное сожаление вызывала во мне упущенная возможность как следует исследовать неведомую тварь и возможно, отыскать противоядие. Я был слишком самонадеян, однако моя самонадеянность была оправдана. Я действительно много знал и умел, однако все мои знания были сейчас бесполезны.
Проведя в дороге весь световой день, я вновь свернул на склон, рассчитывая отыскать место для ночлега. На какое-то мгновение вернулась мысль о дикой твари, наверняка блуждающей где-то неподалеку. Отдавшись в руки провидению, я махнул рукой и присел возле огромного валуна, выбранного мной в качестве временного пристанища. Сон не шел ко мне, и сколько бы я не пытался призвать его ласковые объятия, вместо них получалось только призвать нарастающую панику и тревогу. «Я казался себе более равнодушным,» — с усмешкой подумал я и вдруг замер, привлеченный странным шорохом, раздавшимся прямо за спиной. Подскочив на ноги, я уткнулся взглядом в сияющие в лесном сумраке огромные настороженные глаза твари, внимательно изучающей меня. От неожиданности, я не сразу сообразил, что мне делать прямо сейчас. Здравый смысл посоветовал бы рвать когти, спасаясь бегством, но проснувшийся ученый настойчиво требовал изловить существо и немедленно подвергнуть всесторонним исследованиям. Я выбрал подсказку ученого и принял решение поймать дикаря. Инстинкт самосохранения давно не был моим постоянным и верным спутником, поэтому я необдуманно рванулся вверх по склону, намереваясь ухватить страшную тварь. Тварь испуганно взвизгнула и отшатнулась, продолжая сверлить меня настороженными водянистыми глазами. Ее вытянутая морда и кривые ноги рождали лютое отвращение, сравнимое с восприятием стаи пауков арахнофобом со стажем. Я неосознанно потянулся к внушительного вида ветке, очень кстати выросшей прямо перед моими глазами, но мои действия побудили тварь к решительным шагам. Оставив свое любопытство, она рванула в густые заросли, не оставляя мне шансов. В лесу стремительно темнело, местность была мне незнакома, а излишняя прыткость дикой сущности, отнимала у меня последнюю надежду на ее отлов. Однако я продолжал нестись по скользким от сырой травы склонам, высматривая очертания. Поглощенный погоней, я не сразу сообразил, что поведение существа несколько отличается от сведений, ставших достоянием гласности. Диких тварей описывали страшными агрессивными существами, способными уничтожить все живое в любом доступном им радиусе. Средства массовой информации настойчиво предупреждали об опасности внезапной встречи с дикими чудовищами. Помимо опасности заражения, существовала опасность быть разорванным живьем, если вам «посчастливилось» оказаться в поле ее видимости. Я же гнался за злобным монстром, ломая ветки на своем пути, и едва переводя дыхание от стремительного бега. При всех своих достоинствах, вероятно, твари обладали необычайной выносливостью, поскольку моя погоня длилась больше получаса, а к видимым результатам не приводила. Я отчетливо слышал хруст и топот, производимый тварью, видел ее мелькающие очертания, однако ни на шаг не мог приблизиться к объекту. Я не мог с уверенностью сказать, была ли эта тварь нашим противником в прошлой ночной битве, или это была совершенно другая особь. Я надеялся выяснить это эмпирическим путем. Наконец, тварь сбавила обороты, давая мне возможность максимально сократить дистанцию. В ее движениях отчетливо чувствовалась усталость и неловкость, что давало ей почти полное сходство с человеком. Тварь перешла на быстрый шаг, потом шаг замедлился, потом она и вовсе остановилась, согнувшись пополам и переводя дыхание так, как это бы сделал представитель здоровой человеческой расы. Я сам был готов в точности повторить каждое ее действие, но мне не хотелось упускать открывшиеся перспективы. Собрав остатки жизненной энергии, я сделал последний рывок и, нагнав существо, повалил его на землю, придавливая тощее тельце своим немалым весом. Тварь дернулась, опасно заверещала, угрожающе лязгая зубами, но вывернуться из моего захвата так и не сумела. Я ловко развернул ее к себе лицом, прижимая коленом ее горло к земле, и попытался найти признаки вчерашнего противника. Темнота, и постоянное мельтешение верещащего существа мешало мне выполнить поставленную задачу. Все, что я мог сделать, это привязать трепыхающегося дикаря к стволу ближайшего дерева. Я воспользовался брючным ремнем, очень скоро мой пленник был надежно зафиксирован, и я наконец-то смог его рассмотреть. Впрочем, рассматривать было особо нечего. Все, что я смог увидеть, я видел прошлой ночью, когда безвольное тело валялось у моих ног. Его уродливая тушка была покрыта шрамами и ссадинами, и невозможно было понять, какие из них он приобрел в результате этой погони, а какие появились много раньше. Тварь обладала чудовищной регенерацией, которая позволяла затягиваться ранам буквально на глазах. Мой научный интерес превысил пресловутый гуманизм, и я, отыскав в сумке, так и продолжавшей болтаться на моем плече, некое подобие скальпеля, беззастенчиво провел им по израненной коже дикой твари. Тварь заполошно заверещала, подтягивая к себе раненую конечность, но тут же прекратила вопли, демонстрируя мне совершенно затянувшийся шрам. Мне становился понятен алгоритм ее действий прошлой ночью. То, что это была та самая тварь, сомневаться не приходилось. Я вспомнил некоторые повреждения, которые отчетливо зафиксировались в моей памяти. Среди них особенно выделялся кривой уродливый шрам на шее, полученный тварью еще в тот период, когда она была еще полноценным человеком. Сейчас он терялся на фоне остальных, и в сочетании с его вытянутой рожей, выглядел особенно жутко. Тварь больше не проявляла агрессии, вновь принимаясь внимательно изучать своего тюремщика. Все, что мне было известно об изменениях, происходящих с несчастными зараженными, была информация о деформации тела и полном отключении интеллектуальных способностей. Все научные наблюдения надежно проверялись, однако не особо не афишировались. То, что становилось достоянием гласности, было призвано уберечь оставшееся незараженное население от действий диких чудовищ. Любопытство, проявляемое вместо ожидаемой агрессии, было настолько нехарактерно для этого представителя нового вида обитателей планеты, что опасно притупляло мою осторожность и грозило необратимыми последствиями.
До утра мы просидели возле дерева, изучая друг друга с видимым интересом. Тварь, зафиксированная мной в крайне неудобной для себя позе, наконец-то проявила недовольство и пронзительно запищала, пытаясь вырваться. Я никогда не продумывал свои решения до конца, за что был неоднократно бит своим старшим братом тогда, в прошлой жизни. Вот и сейчас я откровенно не знал, что мне делать сейчас с привязанной жертвой. Сдавать ее в поликлинику для опытов не имело практического смысла. И без этой особи все лаборатории были битком забиты устрашающими монстрами. К тому же появляться в обществе твари на людях, значило навлечь беду не только на нее, но и самому подвергнуться остракизму со стороны местных. Убивать ее прямо сейчас у меня не поднималась рука, к тому же наверно должен существовать какой-то особый способ лишать этих чудовищ права на существование. Наверняка требовалось расчленить это существо на мелкие детали, и разбросать их на десятки километров, чтобы оно к утру не приобрело вновь свои чарующие очертания. Тварь внимательно следила за моим лицом и казалось, считывала с него всю информацию. Пока мои мысли вращались вокруг нецелесообразности научных изучений, тварь вела себя относительно спокойно. Только изредка поводила конечностями, видимо пытаясь восстановить кровообращение. Когда же мои мысли устремились к идее о расчлененке, тварь заволновалась, запищала и в страхе замотала головой. Я с суеверным ужасом переключил мысли на посторонние предметы, включающие в себя красоты морских пейзажей. Тварь притихла, странно поводя уродливой рожей и неожиданно клацнула зубами.
Это вышло не зловеще, а скорее наоборот, со стороны напомнило о желании твари проявить какую-то эмоцию. Вероятно, я слишком романтизировал образ сидящего напротив меня существа. Все же это был уже не человек и на проявление эмоций он был неспособен. Однако его спокойное поведение и совершенно неагрессивный взгляд мешал придерживаться общепринятого отношения к диким тварям. Не зная, что делать дальше, я неожиданно для себя произнес, глядя на уродливую вытянутую рожу.
«Давай знакомиться. Я — Прохор. А кто ты?»
Вести диалоги с опаснейшим существом на планете граничило с откровенным безумием, но это было единственное, что пришло мне в голову.
Тварь забеспокоилась и принялась мотать головой, пищать и шевелить конечностями. Понятно, существо не могло мне представиться в ответ, а также по достоинству отреагировать на мое приветствие. Однако в его суетливых движениях я разглядел попытки наладить контакт. Возможно за меня говорило мое чрезмерно богатое воображение, возможно это было неосознанное стремление принять желаемое за действительное. Кто знает… Я продолжал изучать его уродливую внешность и приходил к выводу, что за исключением неестественно вытянутой рожи и удлиненных конечностей, тварь мало чем отличалась от человека. Впрочем, подсказал мне гаденький голосок, это и есть человек. Точнее, он был им когда-то, до заражения. Его голый вид теперь рождал во мне смущение, и у меня даже мелькнула отчаянная мысль где-нибудь раздобыть ему штаны. Порыв быстро прошел, стоило твари вновь проявить беспокойство. В этот раз оно было выражено в более активной форме, но все еще держалось в рамках разумного. Сквозь кроны деревьев в лес стало пробиваться солнце и тварь, почуяв его присутствие, заерзала около ствола, пытаясь укрыться в тени.
Я с сожалением поглядел на привязанное создание и горестно вздохнул. Я был лишен всякой возможности транспортировать его в более подходящие для детального изучения условия. Когда-то у меня была машина, однажды рассыпавшаяся от старости прямо на моих глазах. С тех пор я предпочитал пользоваться общественным транспортом, а с наступлением диких времен, часто ходил пешком. К тому же я не имел постоянного жилища, скитаясь по миру и не ставя задачу останавливаться где-то на долгих срок. Много лет назад в результате своих спонтанных химических опытов и экспериментов я обрек себя и своего единственного, ныне погибшего, друга на проклятие вечной молодости, и сейчас в одиночку расплачивался за все грехи.
Мои размышления снова заинтересовали тварь и она, забыв о палящем солнце, вновь уставилась на меня, покачивая мордой.
«Что мне с тобой делать? — проговорил я, с отвращением глядя, как из приоткрытой пасти твари стекает мутная тягучая слюна. — может, ты хочешь есть?»
Это был некорректный вопрос. Все научные наблюдения приводили к неутешительным выводам, что дикие твари питаются исключительно человеческой плотью, не признавая никакую другую пищу. Предлагая твари перекусить, я автоматически подвергался опасности, однако она, отвечая на мой интерес, только замерла, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Внезапно, тварь вытянулась в струну, словно пытаясь встать на ноги, и со значением посмотрела в сторону склона. Я недоуменно оглянулся и расслышал невнятные голоса, на таком расстоянии сливающиеся в монотонный гул. Скорей всего, неугомонные соседи решили возобновить поиски чудовища и снарядили новую экспедицию. Я мог бы привлечь к себе их внимание, отдавая несчастную тварь им на растерзание и остаться в их глазах героем. В какой-то момент я уже собрался осуществить задумку и поднялся на ноги.
«Прохор! — расслышал я отчетливый голос, в котором узнал интонации гнома, — Прохор, отзовись!»
Значит, экспедиция преследовала сразу две цели, отыскать меня и вероятно, расправиться с тварью. Стремление поисковой группы скорей всего, объяснялось необходимостью исполнения новых распоряжений правительства. Оно предписывало всеми силами сохранять любого незараженного, поскольку человеческая популяция стремительно сокращалась. За неисполнение распоряжений полагался немедленный расстрел. Ну или что-то вроде того. Логику правящих понять было невозможно, да я и не пытался.
«Прохор! — донеслось уже совсем рядом, и я принял единственно правильное решение. Так, во всяком случае, показалось мне в ту минуту. Я отвязал от ствола дикую тварь, и легко оттолкнув ее от себя, сделал ей знак спасаться. Что двигало мной в эту минуту, не знал даже я сам. Тварь изумленно застыла, внимательно рассматривая мое лицо, и тут же рванула прочь, двигаясь стремительно и бесшумно. В тот момент, когда она скрылась за деревьями, на полянке показалась поисковая группа, возглавляемая Трофимом.
«Фух, Прохор, — облегченно выдохнул руководитель, — мы уж подумали, что неведомая зверюга сожрала тебя. Хочешь послушать новости с большой земли?»
На мой отрицательный взмах головой, гном и Трофим только усмехнулись. Новости не радовали, и я отчетливо это понял. Крупные города стремительно пустели, перепуганные жители, стремясь отыскать спасение среди гор, сами того не подозревая, перенесли заразу вместе со своим хозяйственным барахлом, и теперь даже здесь больше было небезопасно. По- настоящему преображенных пока насчитывались единицы, однако росло число заболевших так называемой предварительной стадией. А значит, что очень скоро склоны гор заполонят дикие твари. Ландшафт этой местности позволял агрессивным особям без помех нападать на людей и расправляться с ними, увеличивая нерадостную статистику.
«Мы возвращаемся, — пробормотал гном, — здесь больше нечего делать. Давай с нами, дружище, вернемся в среднюю полосу, там хотя бы у нас остался дом и своя земля.»
Слова гнома были справедливы по отношению к любому из группы, но только не ко мне. Ни в средней полосе, ни в какой другой у меня не было ничего. Я покачал головой, идя в отказ.
«Я остаюсь, — проговорил я и вызвал на лицах моих соседей откровенное недоумение, — если мне суждено стать тварью, я постараюсь, чтобы меня прикончили как можно скорее. Спасибо вам и простите за потраченные усилия»
Трофим сделал еще пару попыток воззвать к моему рассудку, однако потерпел сокрушительное фиаско. Этого сделать не удавалось еще никому.
Глава 3.
Как только шаги поисковой группы замерли у подножия склона, я устало опустился на сырую траву и обхватил ладонями гудящую голову. Оставаться здесь или возвращаться к моему прежнему месту обитания было одинаково бесполезно, поскольку, если верить словам Трофима, злобные твари без труда проникали на любую территорию. Прежде чем принять окончательное решение, я направился в поселок, послушать новости из первых уст.
Мало оживленный поселок сейчас и вовсе казался безжизненным, а дверь единственного частного магазинчика была закрыта на несколько замков. Впрочем, такая мера предосторожности не спасла его от варварского разграбления. Прозрачное окно, одновременно служащее витриной, было беспардонно вынесено прочь вместе с рамой, а по тесному пространству торгового зала маячили мародеры. На мое появление они среагировали агрессивно, но к решительным действиям не переходили.
«Убирайся отсюда, равнинник!» — выплюнул один из местных, на минуту отвлекаясь от своего противоправного занятия. Его обращение ко мне прозвучало как грязное ругательство, а разом напрягшаяся физиономия, красноречиво намекала о грозных намерениях. Я решил не провоцировать местных, однако, чтобы выполнить его пожелания, мне требовались силы, а значит мне была необходима еда. Проигнорировав присутствие мародеров, я легко перепрыгнул через разрушенный подоконник и принялся шарить по полкам, отыскивая уцелевшие коробки с провизией. Я мысленно извинился перед владельцами торговой точки, справедливо полагая, что теперь уже безразлично, кто именно уничтожит остатки продуктов. С трудом отыскав на полу несколько коробок с концентратом, я побросал их в сумку и так же без слов покинул разоренное помещение. Мой путь лежал к горной речке и оставленному мной сутками ранее биваку. Покинуть границы поселка не представлялось возможным, поскольку все дороги и тропы были надежно перекрыты военной техникой. Вероятно, таким образом представители силовых структур пытались сдержать стремительно расползающуюся угрозу. Я не был уверен в эффективности принятых мер, но понятно, спорить с военными не стал и послушно развернулся обратно к горной речке. Там, на склонах было непривычно тихо, никто не шуршал над головой, скитаясь между деревьями, не бормотал вполголоса, обсуждая насущное, и эта тишина рождала тревогу. Я присел возле ледяного потока, больше напоминающего горный ручей и прислушался. Кроме мирного журчания и шелеста листвы до меня не доносилось ни звука, и я начал привыкать к мысли, что опасения Трофима и гнома были слишком преувеличены. Вдруг звенящую тишину нарушил посторонний звук. Он был едва уловим, и возможно я не сразу обнаружил его появление, потому что, резко обернувшись, я с неудовольствием обнаружил стоящую надо мной тварь. Почуяв мое внимание, она злобно заверещала и без предварительных оповещений повисла на моей шее. Я едва удержался на ногах, пытаясь сбросить чудовище, но оно царапало меня неестественно длинными загнутыми ногтями, при этом не переставая издавать отвратительное звучание. Мне удалось выхватить нож и без сожаления воткнуть его на всю длину в неожиданно мягкую плоть твари. Та с диким визгом отскочила в сторону, и я с отвращением рассмотрел, что подвергся нападению особи, некогда принадлежащей к прекрасной половине человечества. Особь повалилась на землю, зажимая уродливыми лапами глубокий порез и застыла в неподвижности. Ей на смену появилась другая тварь, немного повыше и покрупнее. Эта тварь была когда-то мужиком, причем весьма сильным, судя по развитым мышцам неестественно вывернутых длинных рук. Она с утробным рычанием набросилась на меня, так же пытаясь вцепиться в шею. Теперь я был подготовлен к стремительной атаке и поэтому без разбора принялся наносить ей ножевые удары, ставя цель избавиться от назойливого внимания. Крупная тварь держалась стойко и сдаваться не собиралась. Она с легкостью отводила мои удары, не переставая держать меня за шею уродливой лапой. Баботварь тоже начала проявлять признаки активности и была готова прийти на подмогу своему собрату по несчастью. Мои удары только на долю минуты лишали тварь дееспособности. Ножевые ранения она воспринимала с той снисходительностью, с какой я воспринял бы попытки ребенка бороться со мной при помощи ивового прутика. Силы мои заканчивались, и вместе с ними заканчивалась моя уверенность в положительном исходе поединка. Положительном для меня, разумеется. Неожиданно на склоне появилась третья тварь. Ее появление я расценил как сигнал навсегда попрощаться со своим земным существованием. Третий персонаж в этой композиции был явно лишним, меня на него уже не хватит. Тварь, пришедшая последней, настороженно замерла, оценивая обстановку, и издав уже знакомый клич, бросилась в мою сторону. От неожиданности я зажмурился, а когда открыл глаза, то с изумлением обнаружил, как лишний персонаж терзает горло крупной твари, наконец-то оставившей меня в покое. Баботварь стряхнула оцепенение и полностью поправившись, шагнула ко мне. Я снова без сожаления нанес ей ножевую рану, в этот раз рассекшую горло и дезактивирующую глупую бабу.
«Отдохни, милая,» — пробормотал я, отталкивая ногой неожиданно легкое тело. Третья тварь, расправившись с моим обидчиком, торжествующе глянула в мою сторону и немедленно скрылась в зарослях. «Или она сейчас приведет сюда подкрепление, или сама, выбрав удобный момент, расправиться со мной,» — мелькнула грустная мысль, вызванная наблюдениями. Несмотря на весьма тщедушное строение, тварь оказалась ловкой и сильной, раз сумела повергнуть такого крупного противника. «Меня этот силач вообще сожрет без усилий,» — подумалось мне и решение покинуть негостеприимный бивак пришло само собой. Подхватив неизменную сумку с препаратами, я двинулся по склону, стремясь оказаться как можно дальше от ручья. Моя одежда была заляпана кровью неведомых существ, требовала хорошей стирки и вызывала оправданную тревогу. Мне было смутно известно о способах раздачи убийственного вируса. За то время, когда начали появляться сообщения о нападениях диких тварей, ни разу не упоминалось о победных раундах в пользу людей. Каждое такое нападение завершалось гибелью человека и поэтому никто не мог сказать с уверенностью, во что может вылиться тесный контакт с дикими тварями, исключая смертельные финалы. Сменной одежды у меня не было, а таскать на себе вонючие тряпки желания не возникало. Поэтому самым очевидным решением стало решение сделать очередную остановку. Спустившись в расщелину, я оказался на берегу горного озера, окруженного высокими мшистыми скалами. В любое другое время я восхитился бы открывшимися красотами, но теперь я только с грустью поглядел на предупреждающую табличку «Купаться запрещено», напомнившую о мирных временах. Скинув с себя изгвазданные шмотки, я с разбегу нырнул в озеро и с удивлением понял, что немного поторопился. От ледяных подземных потоков свело дыхание, и кое — как выбравшись на скользкие камни, я принялся полоскать в озере свои кровавые доспехи. Холодная вода на удивление легко справилась с поставленной задачей, и теперь моя одежка сохла на камнях, а я сам тщательно изучал собственную тушку на предмет повреждений. К счастью, смертельные схватки не оставили на мне порезов, ссадин и глубоких ран, чему я только порадовался. На всякий случай я извлек из сумки пузырек с девяностопроцентным спиртом и обтерся с ног до головы. Закончив профилактические процедуры, я растянулся на камнях, на мгновение забывая о громоздившейся повсюду опасности. Битвы на голодный желудок вызвали во мне крепкий здоровый сон, и я беспечно задремал, греясь под редкими лучами. Однако, тревожная обстановка сделала меня осторожным, обострив инстинкты, поэтому я нисколько не удивился, когда в мой сладкий сон проникло недовольное фырканье. Мигом проснувшись, я вскочил на ноги и огляделся. Ничего настораживающего внимание не привлекло, однако я не забывал о чрезмерной ловкости диких тварей, их умении бесшумно перемещаться по зарослям и умении стремительно нападать. Прислушиваясь к тишине, я натянул влажную одежду и, подхватив сумку, двинулся вверх, то и дело соскальзывая с крутой сырой тропинки. Выбравшись из расщелины, я снова остановился и уловил сбоку едва заметное движение. Дикая тварь метнулась к деревьям, однако в этой части склона они росли не так густо и позволяли без труда рассмотреть окрестности. Тварь, почуяв наблюдение, замерла и медленно развернулась, смело встречаясь со мной глазами. Она была некрупной и жилистой, и я мог бы поклясться, что именно она завалила моего противника, избавив меня от неминуемой смерти. Скорей всего, ей была неведома вся ценность оказанной мне услуги, но я, повинуясь внушенному с детства воспитанию, коротко кивнул ей, благодаря за помощь. Тварь с любопытством сделала шаг в мою сторону, не проявляя, впрочем, ожидаемой агрессии, и я невольно вспомнил своего пленника, так же с интересом изучающего мои повадки. Осмелев, тварь приблизилась настолько, что я без труда мог убедиться в правильности сделанного вывода. Шею твари украшал широкий уродливый шрам, образованный небрежно стянутой кожей. Я не делал попытки сбежать, но и вступать в контакт мне хотелось не слишком, поскольку я все еще был уверен в ее непредсказуемости. Тварь решила продемонстрировать эту самую непредсказуемость, протянув ко мне уродливую конечность, украшенную кривыми довольно острыми ногтями. На кисти был заметен глубокий порез, продолжавший кровоточить и видимо, причиняющий твари неудобство. Похваставшись приобретением, тварь спрятала лапу и коротко взвизгнула, продолжая рассматривать своего визави.
«До свадьбы заживет, — пообещал я, не зная, как по-другому отреагировать на поведение существа»
Тварь снова коротко взвизгнула и замотала головой, будто сообразив, о чем я сказал. Я припомнил, как быстро подлечилась подраненная мной баботварь, с какой скоростью зарастали нанесенные мной порезы крупной особи, и с удивлением уставился на старого знакомца. Мы пялились друг на друга уже больше десяти минут, а из его раненной лапы все еще продолжала сочится кровь, пачкая собой сырую траву. Тварь слабо дрожала, переминаясь на кривых сильных ногах и повизгивала, видимо жалуясь на боль. Я снял с плеча свою сумку и слегка приподнял ее перед собой, демонстрируя твари свое единственное имущество. Само собой, тварь и понятия не имела о содержимом моей сумки, как не смогла бы догадаться о моих намерениях, однако в ответ она снова протянула ко мне конечность и едва заметно вздохнула. Хотя последнее, мне, скорей всего просто показалось. Убедившись в мирных намерениях твари, я присел и извлек из недр сумки необходимые ингредиенты для лечения ран. Правда все они были рассчитаны на человеческие увечья и к диким тварям не имели отношения, но я решил проверить внезапно возникшую идею. Тварь, заметив мои манипуляции, несмело двинулась вперед, сократив расстояние еще на пару шагов и все еще протягивая мне израненную клешню. Я предложил ей присесть, и принялся оказывать помощь. Тварь терпеливо сносила мое участие, не отрывая взгляд от моего лица. Забинтовав рану, я жестом отпустил пациента, однако тот продолжал рассматривать мои вещи, пуская тягучие слюни прямо на разложенные инструменты. Я собрал все в сумку и вновь направился к озеру. Мне было необходимо избавиться от следов любопытного интереса странного существа. Оно по-прежнему вызывало во мне стойкое отвращение, однако его мирный нрав и покладистый характер, немного сглаживали производимое им впечатление.
Если бы несколько лет назад мне кто-нибудь заявил, что однажды я буду отчаянно скучать по людям, я бы охотно рассмеялся бы в лицо тому фантазеру. Когда-то очень давно, в молодости, у меня были друзья, знакомые, позже коллеги и деловые партнеры. С ними всеми я легко находил общий язык и всегда считался душой компании. Однако с годами мое желание видеть вокруг себя шумные сборища значительно потускнело, а после сошло на нет. Я без труда находил себе развлечения и без присутствия разудалых гостей и веселых приятелей. Но сейчас, бесцельно скитаясь по горам, прислушиваясь к каждому шороху и знакомясь с гнетущими новостями, я отчаянно нуждался в ком-то, кто выслушал бы мои тревоги и произнес бы пару ничего не значащих, но ободряющих слов. Я уже жалел, что так самонадеянно расстался с моими соседями, наверняка к этому времени уже вернувшимися в родные края. Ну, разумеется, если по дороге им не повстречались голодные дикие твари, которых с каждым часом становилось все больше. Читая оперативные сводки, я содрогался от мысли, что будет, когда с лица земли исчезнет последний представитель человеческого вида. Твари множились с устрашающей скоростью, растерявшиеся ученые могли только обнаруживать новые свойства злобных существ, и важно знакомить обывателей с их обновленными характеристиками. Твари по-прежнему не испытывали эмоции, руководствовались природными инстинктами, по сути являлись одиночками, но мне почему-то казалось, что наступит час, когда вирус в очередной раз мутирует и подарит тварям способность создавать сообщества. Из новинок, любезно предложенными исследователями несчастья, была грустная информация о практической неуязвимости дикарей. Если первая волна мутантов еще подвергалась уничтожению, то новые поступления только в голос ржали над бесплодными попытками повлиять на рост их популяции. Гуманисты с позором отступили, признав ошибочность своих убеждений и отдали диких тварей на растерзание всем желающим. Желающих не находилось, а смелые ура-патриоты были смелыми только на словах. В какой-то момент возникла чудная петиция, призывающая жестоко карать всех, кто поддерживает контакты с представителями враждебного нам вида. Именно в таких выражениях доносились до общественности основные тезисы грозной петиции.
Как-то среди ночи меня разбудил знакомый шорох приближающихся тварей. Сейчас, судя по звукам, их было сильно больше, чем в мою предыдущую встречу с представителями враждебного вида. Я подскочил и на всякий случай вытащил нож, готовясь подороже продать жизнь. В то, что мне удастся выйти из этой схватки победителем или хотя бы сыграть вничью, я не верил ни секунды. Первая тварь, не стесняясь, спустилась со склона и угрожающе подошла прямо к месту моей очередной стоянки. Ну, а чего было стесняться практически неуязвимому существу? В ее действиях можно при желании обнаружить логику, мысленно усмехнулся я, и напал первым, не дожидаясь пока она подтянет к себе остальных. Тварь заверещала и отползла в сторону, но только для того, чтобы в считанные минуты восстать из раненых и снова напасть. Тварь торопилась. Ей не хотелось делится добычей с остальными, медленно стягивающимися в плотное кольцо. Я свободной рукой запалил от костерка факел, надеясь, что они, как и все живое, боятся огня. Огня они боялись, но это не сдерживало их агрессию. В темноте я насчитал около шести особей разного пола и размера. Среди этого голодного отряда можно было отыскать как щуплых и тщедушных тваренышей, так и огромных представителей, с сильными лапами и решительными мордами. Они нападали по очереди, терпеливо выжидая подходящего момента, чтобы атаковать будущую еду. Я успел отразить пару неторопливых атак, как вдруг в рядах агрессоров раздалось отчаянное верещание. Одна из особей рухнула на землю по чьей-то настойчивой просьбе и задергалась в предсмертных конвульсиях. Возможно, ко мне подоспел какой-нибудь спасательный отряд, мелькнула смелая мысль и придала мне уверенности. Я успел нейтрализовать на малый срок еще пару тварей и вдруг с изумлением понял, что никакого отряда нет, а моих обидчиков косит мой старый знакомец с перевязанной лапой. Он ловко запрыгивал тварям на плечи и с силой цеплялся в их шеи, без труда перегрызая артерии и заливая полянку вонючей кровью. Расправившись с большей половиной непрошенных ночных гостей, тварь привычно растворилась в темноте, оставляя мне право добить последнего, тощего и маленького, возможно, бывшего когда-то подростком-человеком. Стараясь не развивать последнюю мысль, я распилил тощее горло почти пополам и отбросил легкую тушку прямо в костер. Переведя дыхание, я уставился на притихшее поле битвы. Передо мной валялся в разных замысловатых позах прекрасный материал для научных опытов и исследований, однако в эту минуту мне отчаянно хотелось оказаться за тысячи километров от этой спонтанной лаборатории.
Глава 4.
Я решил не задерживаться надолго на страшной полянке и, нащупав в темноте свою неизменную сумку, двинулся дальше, шатаясь от усталости и безысходности. «Ради чего я прилагаю столько усилий? — болталась в голове единственная мысль, — я же был готов принять смерть даже от представителей своего вида, лишь бы избавиться от бесконечности бытия?»
Оказалось, что не готов. «Инстинкты великая вещь, — озвучил я сам себе научно обоснованную фразу и обессиленно рухнул возле очередного журчащего потока, именуемого горной рекой.
Наутро я обнаружил возле своей стоянки еще одну дикую тварь. Точнее, ее растерзанное тело. Тело валялось на камнях, недалеко от реки, признаков жизни не подавало, и я, осмелев, принялся с интересом рассматривать любопытный экземпляр. Эта тварь отличалась от остальных заметно пропорциональными ногами, до самых колен покрытых свежими ссадинами и кровоподтеками. Ее руки и морду я разглядеть не мог, поскольку нелепая тварь поджала лапы под себя и перевернулась на живот, спрятав рожу в гладких валунах. Ее тело было некрупное и жилистое, хоть и принадлежало когда-то взрослому мужчине. Терзаемый любопытством, я перевернул тварь на спину и от удивления негромко выругался. Передо мной лежало тело моего старого знакомого, так вовремя подоспевшего нынешней ночью мне на помощь. Я узнал его по уродливому шраму, пересекавшему горло, и лапе, обмотанной грязной тряпкой. Рана давно зажила и в тряпке не нуждалось, однако тварь продолжала таскать ненужный артефакт, почему-то не желая с ним расставаться. Его ноги были изранены, но выглядели намного короче конечностей всех остальных представителей нового вида. И короче его собственных конечностей, тех, что были при нем, когда я видел его последний раз у озера. Сейчас это были вполне нормальные человеческие ноги. Почувствовав в себе азарт исследователя, я потянул в сторону его обмотанную лапу и от удивления присвистнул. Лапа, так же, как и ноги, выглядела обычной человеческой конечностью, правда, покрытой жесткой светлой щетиной. Развернув к себе его морду, я не заметил видимых изменений и разочарованно выдохнул. Она, как и раньше, была неестественно вытянута вперед, наподобие собачьей морды, но выглядела отталкивающе и симпатии не рождала. Глаза твари были закрыты, дыхания не прослушивалось, однако не похоже, чтобы смерть настигла его раньше, чем пару часов назад. По всему выходило, тварь шла за мной следом, прямо от места сражения и, видимо, держалась на значительном расстоянии, поскольку ночью я, как ни прислушивался, никаких посторонних звуков не слышал.
Я рискнул пойти в своих исследованиях до конца и, подхватив неожиданно легкое тело на руки, подтащил его к водному потоку. Мне хотелось изучить его повреждения, поскольку все они имели механический характер, и находились в разной степени заживления. Опустив ногу твари в бурлящий поток, я кое-как смыл грязь с жесткой кожи и с изумлением понял, что от моих манипуляций один из порезов открылся и в ране выступила не до конца свернувшаяся кровь. Моя первоначальная теория о гибели твари, терпела сокрушительное поражение, однако тварь не торопилась демонстрировать чудеса живого состояния. Скорей всего, она находилась без сознания, что тоже противоречило ученым наблюдениям. Исследователи единодушно приходили к выводу, что тварь имеет только два положения — живое и мертвое. Привилегия терять сознание и падать в обмороки оставалась у человеческого вида. Вытянув тело из ледяной воды, я отволок его к своей стоянке и уложил под высокий куст кизила. Мне до одури хотелось заняться научными изучениями, провести разные сравнительные анализы биологических образцов и сделать свои собственные выводы, однако я был лишен этой заманчивой возможности, находясь в полевых условиях. Мне оставался доступным единственный метод — метод наблюдения. Тварь продолжала безмолвствовать, вольготно развалившись под раскидистым растением. Почуяв смысл жизни, я порылся в недрах сумки и достал старинную тетрадку, до самых краев заполненную моими научными выкладками. Листки давно растрепались и превратились в разлохмаченные обрывки, и мне, по-хорошему, давно уже требовалась новая тетрадь, однако я никак не мог заставить себя расстаться с этим артефактом, и продолжал бережно хранить рассыпающееся сокровище. Пока я предавался ностальгии, тварь зашевелилась и неловко перевернулась на бок, жалобно вздохнув. Я невольно улыбнулся, радуясь его живому состоянию, и тут же пораженно замер, наблюдая, как очнувшаяся тварь с удовольствием жрет кислые ягоды, свисающие к ее морде.
«Ты голоден? — поинтересовался я, пропустив торжественную процедуру приветствия, — или ты хочешь пить?»
Тварь замерла, и сделала попытку подняться, однако, попытка не вышла, оставив тварь стоять на четвереньках и создавая ей полное сходство с диким животным.
Я не рассчитывал на дружеские беседы, поэтому просто протянул ей наполненную водой пластиковую баклажку. Тварь ухватила ее обеими лапами и поднесла к неудобной морде. Жестами она сымитировала действия обычного человека, желающего напиться из пластиковой баклажки. Однако уродливая морда не позволила ей довести задуманное до конца и, раздраженно отшвырнув емкость, тварь наконец-то поднялась на ноги и засеменила к воде.
Я тоже хотел есть, однако начинать трапезу в присутствии твари опасался, не зная ее реакции. Кислые ягоды не были способом утолить голод, как я понадеялся в начале, они были способом избавиться от жажды, и этот факт не отметал возможности твари сожрать человека. Тварь вернулась и тактично присев рядом, замерла, не делая попытки уйти. Наконец, наплевав на осторожность, я достал из сумки честно украденный концентрат, и прослушав нудную рекламу с крышки, поднес коробку ко рту. Тварь насторожилась, привлеченная запахом и смешно повела мордой. Наудачу я протянул ей коробку, ожидая, что существо недовольно заверещит и начнет жрать меня. Однако голодная тварь вырвала из моих рук концентрат и тоже поднесла к морде. После чего вывалила содержимое коробки на землю и принялась слизывать мерзкую жижу длинным красным языком, при этом отвратительно чавкая и похрюкивая. Выходит, ученые всего мира ошибались, утверждая, что дикие твари питаются только человеческим мясом? Или это была какая-то особенная тварь, вроде вегана? Мне почему-то перестало нравится такое к ней обращение, и я решил дай ей имя. Наблюдая за полным отсутствием манер и дикостью нрава, я пришел к заключению, что имя Варвар для нее самое подходящее.
«Я буду звать тебя Варвар, ты не против? — любезно поинтересовался я и с удивлением увидел, как скривился мой уродливый друг. Ему не понравилось выбранное имя, но я не стал напрягаться с другим и оставил все как есть.
Варвар больше не растворялся в лесных чащах, неотступно следуя за мной по всем маршрутам. Он держался на значительном расстоянии, но всегда поблизости, и если я делал привал, то неизменно подбегал к моему биваку и составлял мне компанию, тактично соблюдая дистанцию. По ночам он не спал, а внимательно поводил длинной рожей, вынюхивая чужаков, и у меня появлялось время нормально выспаться. Диких тварей можно теперь было встретить не только на склонах гор. Они беззастенчиво появлялись в маленьких затерянных поселках, нападали на людей прямо на улицах и не испытывали при этом ни малейшего страха. Правительство законодательно разрешило использовать против тварей любые виды оружия, однако все эти меры только озлобляли и без того злобных существ, а повреждений не несли. Зато в спонтанных перестрелках страдали мирные граждане, остававшиеся еще людьми. В мире царил хаос, и чем, а главное, когда, все закончится не знал никто.
Мы с Варваром бродили по склонам, не видя перед собой решительно никакой цели, единственная цель, стоящая передо мной, заключала в себе необходимость не попасться в лапы обезумевшим зверюгам. Я перестал читать новостные ленты, где ужасов было больше, чем в любом кассовом ужастике. Однажды ночью на нас снова напали злобные твари, но в этот раз мой Варвар даже не дал мне возможности проявить себя грозным воином, сразу сожрав всех трех гостей. Приложенные усилия лишили храброго дворняжку последних сил и до утра он проспал, свернувшись в немыслимый ком. У меня оставался последний концентрат, и что станет моим следующим обедом, я решительно не мог себе представить. Все торговые точки, рынки и частные магазинчики давно стояли закрытыми, а последние товары из них были растащены местными и равнинниками почти месяц назад. Варвар зашевелился и услышав мои приготовления к завтраку, вопросительно уставился на меня. Я обернулся, и мои слова, приготовленные для него, застряли в глотке, поскольку с моим Варваром снова произошли изменения. Его устрашающая собачья морда втянулась, и стала немного напоминать лошадиную, но теперь она не рождала привычного ужаса и выглядела даже симпатично. Кроме того, глаза Варвара приобрели оттенок и заметно потемнели.
Эти видимые изменения зародили во мне вполне осознанную идею, которую мне захотелось тут же проверить.
«Ты вчера лихо расправился с дикими тварями, — вполне искренно произнес я, следя за выражением морды Варвара. Впрочем, теперь оно больше напоминало лицо, немного крупное и непропорциональное, но все же это было лицо. — ты загрыз их, дружище? Или просто свернул им их бесполезные шеи?»
Варвар выпрямился, и гордо кивнул, продолжая сверлить меня глазами.
«Так что, Варвар? — терпеливо повторил я, — ты загрыз их?»
Варвар снова кивнул и возмущенно фыркнул. Эта эмоция осталась за пределами моего понимания, и я снова задумался. Все изменения происходили с Варваром после битв с тварями. Рано было делать выводы, но одно становилось мне ясным — какой-то вид взаимодействия с тварями возвращал ему человеческий облик. Только вот какой?
Тем временем, мой страшноватый приятель потянулся к оставленной мной коробке и ухватив ее двумя руками, принялся терзать зубами хитрую крышку. Ему было, видимо, невдомек, что навязчивые производители не позволяли воспользоваться их продуктом без обязательного прослушивания целого списка преимуществ и полезных свойств выбранного дерьма. О каких вообще полезных свойствах могла идти речь в этих химических отравах? Я побоялся отнимать коробку из цепких лап. Все же Варвар оставался диким животным, несмотря на столь явные изменения, и рассчитывать на его разумное поведение не приходилось. Расправившись с содержимым коробки, привычно вывалив его на землю, Варвар принялся чавкать, утробно ворчать и слизывать языком перемешанную с пылью субстанцию, заменяющую человечеству нормальную пищу.
На послеобеденное время у нас с Варваром был запланирован очередной марш бросок. Я не рисковал надолго задерживаться на одном месте и вероятно, благодаря этой тактической хитрости, редко подвергался нападениям разъяренных тварей. Однако у меня банально закончились харчи, и нынешняя экспедиция посвящалась поиску пропитания. Ближайшее горное поселение, до которого я сумел доползти, сопровождаемый Варваром, оказалось совсем близко, всего в нескольких километрах от моей последней стоянки. Это было несомненно удобным вариантом, но на том все преимущества заканчивались. Поселок встретил меня настороженной тишиной и привычным безмолвием. Я побоялся тащить с собой Варвара, помня о легальности оружия, и настрого приказал ему оставаться в посадках, пообещав вернуться так скоро, как только получиться. Побродив по опустевшим улочкам, я рискнул постучаться в один из домов, рассчитывая купить немного еды. Меня устроил бы любой вариант, от химических концентратов, до рассыпчатой смеси, навязчиво рекламируемой все последнее время. В состав этой дряни, по уверениям производителей, входили все необходимые человеку компоненты. Смесь достаточно было залить обычной холодной водой, и она тут же превращалась в бесформенное нечто, не имеющее вкуса и запаха, но способное поддержать в потребителе жизненную энергию. На мои настойчивые просьбы, жители только плотнее захлопывали окна и закрывали ворота на все замки. Никому не нужны были деньги, один из мужиков, зло покосившись на мою измятую и порванную одежку, так и заявил:
«Вот ты при деньгах, парень, но принесли они тебе пользу прямо сейчас? Никто не знает, когда мы снова сможем воспользоваться этими бумажками!»
В одном из домов мне все же отсыпали пару горстей той самой бурды, которую следовало заливать водой.
«Это все, приятель, чем можем поделиться, — проговорил мальчишка-подросток, едва приоткрыв мне дверь»
Я от души поблагодарил парнишку и торопливо направился обратно, очень рассчитывая застать Варвара в добром здравии.
Там, где я оставил своего ненадежного спутника, было тихо и пустынно, а следы Варвара давно растаяли в неизвестности.
«Что ж, — с сожалением подумал я, — рассчитывать на то, что дикая тварь станет тебе верным другом, очевидно не приходится!»
Я не слишком жалел о потери, но Варвар был единственным живым существом, с кем я мог поговорить о вечном, не вызывая неоправданного недовольства.
Место моего последнего пристанища тоже располагалось у горной реки, быстрой, глубокой и полноводной. На одном из встреченных указателей я даже сумел разобрать ее название, из которого получалось, что мой походный лагерь приютился на берегу красавицы Беллы. Название, на мой взгляд, было чересчур сказочным, но места, окружавшие меня со всех сторон, были действительно, очень красивы. Присев на сырые камни, я зачерпнул немного ледяной воды и развел пол-ложки добытой фигни. Мне стоило быть крайне экономным, никто не знает, когда в следующий раз мне удастся раздобыть себе жратву. Порошок оказался безвкусным, но весьма быстро погасил постоянное чувство голода и почему-то напомнил о дикой твари.
«Уж он-то отыщет себе пропитание, хотя бы среди местных, — насмешливо подумал я и содрогнулся от мысли, что вообще рискнул поддержать контакт с диким существом.
В ответ на мои мысли за спиной раздался едва различимый шорох и, обернувшись, я увидел вернувшуюся тварь. Варвар выглядел очень необычно, хотя бы потому, что был снова исцарапан и помят, и едва держался на ногах.
«Где тебя носило, придурок? — добродушно поинтересовался я, приглашая Варвара разделить со мной сидение возле воды. Варвар, ожидаемо не ответил, но до меня дополз и без сил рухнул прямо в воду. Очевидно, его мучила жажда, поскольку он жадно принялся лакать ледяную воду, не реагируя на стремительные потоки. Напившись, он повалился на камни и тут же захрапел, пуская тягучие слюни. Не сказать, чтобы появление Варвара меня сильно обрадовало, однако я был рад, что с ним все было в относительном порядке, и что он был жив. Раньше я ни разу не наблюдал за тем, как тварь спит. Разумеется, он спал, и возможно, даже ночью, однако я всегда интересовался его бодрствующим состоянием и сейчас не удержался от нового околонаучного наблюдения. Варвар сладко сопел, похрюкивая и причмокивая, и то и дело поджимал под себя вполне человеческие конечности, словно хотел спрятаться от внешнего мира. Мое пристальное внимание не мешало ему наслаждаться крепким здоровым сном, а я вдруг стал замечать, как его уродская рожа вновь меняет свои очертания. Возможно это было игрой света и тени, и еще моего воображения, но я отчетливо видел, как непропорционально развитые кости уменьшаются в размерах, принимая форму вполне приличного человеческого лица. На месте выпирающих клыков появились ровные белые зубы, а вечно оскаленная пасть превратилась в довольно широкий, но все же человеческий рот. Мне хотелось немедленно растолкать Варвара и рассказать ему о всех произошедших с ним переменах, но глядя на его слюни, я почему-то передумал. С наступлением сумерек, Варвар завозился и потянувшись, невежливо зевнул, продемонстрировав моему вниманию ряд вполне приличных белых зубов.
«Добрый вечер!» — поприветствовал я Варвара и только что заметил, что его нога сильно порезана и кровоточит.
«Поднимайся, я должен оказать тебе помощь,» — проговорил я, совершенно забывая, что разговариваю, по сути с диким животным. Варвар вернул себе человеческий облик, но его разум продолжал оставаться во власти вируса. Тварь, или теперь уже бывшая тварь, резво вскочила на ноги и огляделась.
«Рррххрр — пророкотал Варвар, впервые сделав попытку издать какие-то звуки, кроме визжания. — рррххрр»
Он протянул ко мне раскрытые ладони, оказавшиеся покрытыми подсыхающей коркой свернувшейся крови.
«Ого, — восхитился я, — да ты здорово порезался. Давай, я обработаю тебе рану.»
Варвар с готовностью кивнул и протянул ладони еще ближе, утыкаясь ими в мое лицо. Я недовольно поморщился, и обхватив его узкие запястья, опустил руки в проточную воду. К моему великому изумлению, на ладонях Варвара не оказалось ни единого пореза, а кровь, судя по всему, шла из раны на ноге. Однако на мои предположения, бывшая тварь отчаянно замотала лохматой головой и повернулась в сторону горного леса.
«Ты снова подрался? — проговорил я и меня осенило новой идеей. Так вот, какое взаимодействие с дикими тварями вернуло Варвару прежний облик. Кровь тварей, попадая в пораженный организм, вызывает реакцию, нейтрализующие разрушительные процессы и со временем уничтожает их, возвращая несчастным зараженным привычный облик. Правда было непонятно, укрощалась ли дикая агрессия при помощи этого противоядия и возвращались ли к несчастному его утраченные мыслительные способности. Теперь я очень жалел, что так легко избавился от образцов зараженной крови. Теперь мне требовалось изловить как минимум две дикие особи, чтобы окончательно убедиться в правильности своих выводов. Варвар продолжал оставаться варваром, что-то невнятно мыча и пуская тягучие слюни. Мыслительные процессы оставались пока за гранью возможностей несчастного существа.
«Рррххрр,» — снова зарокотал он, а я тревожно огляделся, видя в этом рычание предупреждение об опасности. Ничего не вызывало тревоги, по крайней мере с моей точки зрения. Красавица Белла продолжала катить стремительные волны, нежно бормоча прибрежным камням о неразделенной любви, а лиственный лес сочувственно шелестел густой листвой. Так или почти так начинались все южные легенды, овеянные тайнами и символами. Мой романтический настрой был нарушен Варваром, снова пытающимся донести до меня какую-то мысль.
«Рррххрр, прррхххр, прхр, — рокотал он, и я вдруг расслышал в его рокоте свое имя.
«Ты хочешь сказать, Прохор? — осенило меня, а Варвар радостно закивал лохматой башкой.
Это был успех. Правда успех спонтанный и не имеющий доказательной базы, но все же это могло считаться первым шагом к избавлению от напасти. Мне срочно были нужны образцы. С возвращением себе человеческого облика Варвар растерял дикие навыки выживания в естественной среде, вновь становясь медлительным и неповоротливым, с точки зрения диких тварей. Он растерял их не сразу, он все еще обгонял меня в длительных переходах, но уже не так живо реагировал на внешние звуки и не так молниеносно прятался в зарослях в момент опасности. Помимо этих очевидных изменений, в Варваре не менялось ничего. Он по-прежнему гортанно рокотал, пытаясь привлечь мое внимание, но это было все, на что он оказывался способен. Я боялся отправлять его на задание по отлову опытных образцов, я хотел сохранить его как доказательство чудесного исцеления до того момента, пока мы с ним не окажемся в цивилизованном мире.
Глава 5.
Однажды мне повезло. Пробираясь к следующему месту стоянки, я заметил впереди метнувшуюся за деревьями дикую тварь. Варвар тихонько замурчал свои привычные рулады, призывая мое внимание, а я только сдержано кивнул ему, предлагая держаться рядом. Тварь не заметила нас, и подпустила меня на расстояние вытянутой руки. Как оказалось, она подстерегала другую жертву, и мы своим появлением убили двух зайцев. Спасли от расправы местного жителя, неосторожно забредшего в густые посадки и, перерезав одним ударом артерии дикого существа, набрали исходный материал. Я осторожно разлил стремительно сворачивающуюся кровь в приготовленные емкости и торжествующе воскликнул:
«Вот так-то, друг Варвар! Высокие задачи требуют решительных мер!»
На мое восклицание друг Варвар отреагировал весьма странно. Он привычно замотал немытыми кудрями и вызывающе изрек:
«Прхр! Прррххрр! Ппррххрр!»
Я коротко кивнул и затолкав поверженную тварь в водный поток, торопливо направился дальше, подыскивая удачное местечко для научных исследований. Заниматься научной деятельностью в полевых условиях оказалось весьма неблагодарной работой. Мои склянки то и дело опрокидывались, уничтожая и без того невеликие образцы, а Варвар, с видимым интересом наблюдая мою возню, только восклицал свое «прхр». Той агрессии, что проявлялась у него во времена его дикого состояния, я не замечал. В целом, это оказался весьма спокойный дикарь, и я даже склонялся к мысли, что, находясь в человеческом облике до заражения, он мог быть весьма неплохим семьянином, верным и заботливым. Я так и видел его в окружении кучи ребятишек, которым он читает сказки на ночь и выговаривает за непослушание. Внезапная мысль заставила меня замереть. А ведь в моих предположениях нет ничего сверхъестественного. У каждого зараженного когда-то были близкие, любимые и любящие, которые тоже вероятно подверглись страшному недугу и теперь бродят где-нибудь по окрестностям в поисках очередной добычи.
«Где твоя семья, Варвар?» — немного некорректно поинтересовался я и только после реакции этого получеловека осознал свою невоспитанность. Дикарь поднял на меня разом потемневшие глаза и горестно вздохнул, на этот раз промолчав и не озвучив свое «прх хр»
Мои приготовления одного из вариантов противоядия были закончены, однако мне нужно было проверить его эффективность, а для этого мне снова была нужна дикая тварь. Варвар иногда исчезал из видимости и пропадал в зарослях на целые сутки. По понятным причинам, он никогда не делился впечатлениями от прогулок, но по его роже я мог с точностью до эмоции сказать, насколько продуктивна прошла его очередная вылазка. Как-то раз Варвар пропал на трое суток, вызвав во мне оправданное недовольство. Мне было жаль расставаться с прекрасным опытным образцом, к тому же я продолжал вести наблюдения за возможными изменениями в диком получеловеке. Вернувшись к моему лагерю на четвертые сутки с первыми лучами зари, Варвар растолкал меня и, схватив за руку, потянул вверх по склону, при этом что-то восторженно бормоча. Мы поднимались уже довольно долгое время, и я начал сомневаться в целесообразности своего стремительного доверия и согласия на разного рода авантюры. Наконец, достигнув небольшой утоптанной полянки, Варвар торжественно подтолкнул меня к довольно объемному дереву, к стволу которого была примотана дикая тварь. Она отчаянно шипела и судорожно дергала накрепко перетянутыми конечностями, а завидев нас, издала пугающий вопль. Варвар, не обращая внимания на проделки пленницы, продолжал рассматривать меня, видимо отслеживая мою реакцию. Я сдержано поблагодарил Варвара за труды и едва удержался, чтобы не отвесить ему душевного пинка. Теперь, из-за его тяги к сюрпризам, мне приходилось возвращаться к лагерю и забирать готовые образцы приготовленного зелья. Потратив на бесполезные хождения взад-назад пару часов, я наконец-то смог осуществить свою задумку, не опасаясь, что приснопамятные гуманисты сожгут меня за неуважение к живым существам. Во-первых, мало кто сунется в эту глушь из людей, а во-вторых, я стоял на пороге величайшего открытия, способного перевернуть мир. Так думал я, присаживаясь перед привязанной тварью и приступая к самой утомительной части научной работы — наблюдениям. Тварь продолжала бесноваться, изрыгая проклятия, и дергаясь во все стороны. Это была особь мужского пола, довольно крупных размеров, и мне пришло в голову, что, вероятно, дозу противоядия необходимо увеличить. Наконец, тварь утомилась выражать свое недовольство и притихла, озлобленно скалясь на все, что попадалось ей на глаза. Ученые, утверждая, что дикие твари лишены эмоций, были неточны в своих определениях. Злоба и ненависть тоже были эмоцией и довольно сильной, поскольку тварь едва не разорвала кожаные ремни, заботливо украденные Варваром из моей дорожной сумки. Я сидел перед диким зверем больше трех дней и не видел ничего, что намекнуло бы мне о возвращении твари человеческого облика. Изменения с Варваром были заметны уже на следующее утро после взаимодействия с зараженной кровью, в этом же случае, тварь только больше озлоблялась и не стеснялась демонстрировать дурные манеры. Поняв, что мои снадобья не сработали, я добавил твари оков, и решил вернуться к лагерю, продолжить разработки. Варвара привычно не было, и я только покачал головой. Что толку от моих разработок, если получеловек продолжает оставаться диким и своевольным зверем, по сути той же тварью, только менее агрессивной. За все это время он даже не научился нормально излагать свои мысли, если вообще таковые рождались в его лохматой голове. Правда, за последние недели с него слезла вся шерсть, а глаза из прозрачно водянистых превратились в темно-синие, почти черные. Варвар продолжал разгуливать в своем естественном обличие, нисколько не стесняясь моего присутствия, и этот досадный факт только подтверждал мою версию о его полнейшей дикости. Южная погода продолжала радовать жаркими днями и палящим солнцем, но Варвар упрямо прятался от прямых лучей, стараясь по-прежнему держаться в тени. Мои размышления были в который раз прерваны появлением предмета моих наблюдений. В руках Варвара громоздились коробки с концентратом, а весь его вид выражал полное довольство собой. Концентрат считался самым вкусным и питательным деликатесом из всех выпускаемых продуктов. Правда было еще недоступное простым смертным консервированное мясо, но это блюдо могло поспорить с красивой легендой, передающейся из поколения в поколение. Однажды мне посчастливилось попробовать эту дрянь, и я тогда очень неосмотрительно высказался о дешевой мясной тушёнке, с жилами и салом, которая могла бы без труда выиграть по очкам у этого деликатеса. Меня не поняли и мои комментарии не оценили. В две тысячи восьмидесятых годах с продуктами в мире действительно стало немного напряженно.
Я сдержано поблагодарил дикаря за старания, и не удержавшись, тут же схомячил одну коробку, даже не став слушать тупую рекламную нудятину. Варвар с интересом мотал башкой, по-прежнему не сводя с меня глаз и, когда я покончил с обедом, довольно заурчал. Я почувствовал что-то вроде угрызений совести и протянул добытчику еще одну коробку.
Мой подопытный образец все еще томился в неволе, ожидая новых вмешательств в свой дикий организм. Мне нечем было его порадовать, поскольку все мои идеи были воплощены, а новых не появлялось. Неосознанно наблюдая, как дикарь расправляется с коробкой, вгрызаясь в нее зубами, я неожиданно подумал, что в моем противоядии не хватает еще одного компонента. О том я мог догадаться и раньше, поскольку если агрессивные твари сражались между собой за добычу, а это несомненно случалось, и не однажды, то наверняка их кровь вступала во взаимодействие с кровью противника. Если бы эта теория работала, то проблема решилась бы сама собой.
«Нужно что-то еще, — думал я, с отвращением глядя, как сытый гамадрил пускает слюни прямо в пустую коробку.
«Минуточку! — мысленно воскликнул я и в нетерпении вскочил на ноги.
«Скажи мне, друг Варвар, — как можно дружелюбнее обратился я к дикарю, — ты, сражаясь с тварями кусал их, так?»
Варвар смотрел на меня, и бессознательно качал башкой. И было непонятно, соглашается он с моими словами или отрицает их. Я не стал дожидаться ответных реплик, и отобрав коробку, принялся составлять новый раствор, молясь про себя, чтобы привязанная к дереву тварь не склеила ласты раньше, чем я доберусь до нее.
Перелив приготовленное зелье в емкость, я со всех ног рванул наверх, к своему образцу. Тварь все еще сидела у дерева и откровенно скучала. Заметив меня, она привычно дернулась и заверещала, почуяв новые веяния. Я опрокинул в ее раскрытую пасть пробирку с новым противоядием и представив себе его вкус, срыгнул остатки обеда на траву. Я добавил в обновленный состав образец слюны Варвара, искренно надеясь, что теория сработает. Тварь дернулась еще несколько раз и настороженно затихла, погружаясь в анабиоз. Я не мог с уверенностью сказать, произошло ли это по причине ее банальной усталости, или же так на нее подействовало новое зелье. Варвар, возвращаясь с побоища, тоже валился спать, во всяком случае, мне хотелось думать, что мой фокус удался.
Тварь дрыхла до обеда следующего дня, а после пробуждения, уставилась на меня изумленными водянистыми глазками. В ее поведении больше не замечалось дерганий и визгливых звуков, кроме того, она как-то сразу обмякла, затихла и стала покладистой. На второй день ее ноги стали короче, а лапы превратились во вполне сносные человеческие конечности. Я вздохнул, не в силах поверить в успех и вкатил твари еще одну дозу лекарства. Просто на всякий случай.
Укрепив оковы своего материала для исследований, я спустился к лагерю и к удивлению, нашел там Варвара, чинно сидящего на корточках возле моих пробирок. Его руки и рот были измазаны в крови образцов, а рожа сияла радостной улыбкой.
Улыбкой?! Раньше Варвар никогда не демонстрировал радость подобным образом.
«Что случилось? — гася тревогу, поинтересовался я, — ты сожрал образцы?»
«Прохор, — весьма отчетливо проговорил дикарь, — говорить, Прохор! Говорить.»
Я, не скрывая охватившей меня эйфории, подхватил Варвара и крепко обнял, мысленно поздравляя себя с новым открытием. После чего невежливо оттолкнул от себя дикаря, внезапно вспомнив о его весьма фривольном виде.
Мне нужно было немедленно обнародовать свое открытие. Мир задыхался от нашествия дикарей и ждал новых решений. Я больше не слушал текущие новости по причине отсутствия источников. Местные прятались по домам, и старались не показываться на глаза, а мой многофункциональный браслет давно разрядился. Однако, судя по количеству набегов диких тварей, их популяция неуклонно росла. Я собрал в сумку тщательно упакованные образцы и направился к дороге, в надежде достичь цивилизации. Варвар увязался следом, привычно держась на расстоянии, но неизменно поблизости. Он прятался за деревьями, напряженно прислушиваясь и подавая мне сигналы мягким урчанием. Свои вновь обретенные вербальные способности он решил не тратить, довольствуясь коротким «Пррххрр»
До дороги, ведущей в город, мне помешала добраться военная техника, выставленная неприступным кордоном поперек широкого асфальта. На мое появление отреагировал один из дежурных, резво выскочив прямо передо мной.
«Кто таков? Предъявите документы!»
Я послушно протянул ему карточку, про себя усмехаясь мысли о полной неэффективности данного метода. Солдатик познакомился с моими данными и вопросительно уставился на меня, требуя объяснения цели похода.
«Мне необходимо попасть в город, — торопливо заговорил я, подключая к голосу всю убежденность, — я изобрел противоядие против тварей, мне нужно донести эту информацию тому, кто сможет ей воспользоваться по назначению!»
Вероятно, дежурный не поверил мне, поскольку на его без эмоциональном лице не дрогнул ни один мускул. Он коротко кивнул мне и нырнул за ограждения. Вскоре на его месте возник внушительного вида вояка и назидательно прогудел:
«Время сейчас опасное, по дорогам передвигаться и совершать другие перемещения строго запрещено!»
От его формулировок сводило скулы, но я, набравшись терпения, вновь принялся рассказывать про изобретенное противоядие.
«Я провел пробный анализ, — твердил я, потеряв уверенность в успехе операции, — препарат работает. Он сумел возвратить твари человеческий облик.»
Для подтверждения своих слов, я поискал глазами Варвара и сделал ему знак подойти поближе.
«Видите эту особь? Кто он, по-вашему? — повел я пробный тест на сообразительность. Вояка сурово оглядел голого Варвара и нахмурился.
«Человек, — неуверенно проговорил он, — обычный человек. Чего ты хочешь, парень? У меня приказ, я должен исполнять его! Таковы правила!»
«Ну а я ученый! — теряя терпение воскликнул я, — я выполняю свою работу. Правительство, между прочем, дало добро на различные исследования, если они в результате смогут победить этих тварей!»
Последние мои слова поколебали убежденность военного и тот, изобразив на лице мыслительные страдания, наконец, кивнул.
«Ладно, — хмыкнул он, — время нынче опасное. Полезай внутрь, но сам понимаешь, твою обращенную тварь я вынужден оставить тут.»
Я с сожалением обернулся к Варвару и пробормотал едва слышно:
«Высокие задачи требуют решительных мер, приятель. Не обижайся!»
К моему изумлению, Варвар снова замотал головой, забормотал и протянул мне обе руки, очевидно для прощания. В его негромком урчании я отчетливо расслышал отчаяние и полное нежелание расставаться.
«Я вернусь, Варвар, обещаю!» — проникновенно проговорил я и полез в бронетехнику.
Глава 6.
Я наивно приготовился к немедленному долгому путешествию, однако прошел час, после него закончился второй, а бронированный монстр продолжал безмолвно преграждать дорогу к большим землям. Суровый вояка, любезно согласившийся подбросить меня до ближайшего города, продолжал торчать на броневике, и высматривать негодяев-дикарей. Я собрался уже вылезти обратно и самостоятельно пробиться к цели, но неожиданно люк надо мной грозно лязгнул, и вояка обвалился внутрь, занимая место у штурвала. Тяжелая техника затряслась, загудела и медленно покатилась на север. Точнее, сначала она вклинилась в вереницу себе подобных, немного постояла в колонне и только потом, степенно и величаво двинулась прочь. С такой скоростью передвижения достичь цели я мог только к началу следующего месяца, однако выбирать мне не приходилось. Общественный транспорт давно перестал существовать как явление, а шлепать пешком полторы тысячи километров я готов не был. Тесное пространство броневичка освещалось единственным окошком, расположенном над приборной доской, поэтому я так же был лишен возможности наслаждаться местными красотами. Несмотря на трагическую внешнюю обстановку, южная природа продолжала оставаться яркой и завораживающей. Мерно катясь по пустым дорогам, я вспоминал водопады и горные речки, возле которых мне приходилось ночевать, и думал о том, что теперь вряд ли когда-нибудь увижу их снова. Иногда в мои мысли заползал Варвар и начинал ворковать там на своем собственном наречии. Мне очень хотелось проследить до конца его восстановительный путь, однако и этих изменений я скорей всего оценить не смогу. Если они состояться, разумеется. Вояка сосредоточенно молчал, а я не навязывался с беседами, понимая важность момента. Дикие твари пока не нападали коллективно, а по одиночке им было не одолеть грозную технику, однако никто не мог гарантировать невозможность мутации. Не исключалась вероятность того, что скоро твари обучаться мыслить слаженно и тогда мирным жителям придется несладко вдвойне. Я рассчитывал добраться хотя бы до какого-нибудь областного центра, однако колонна шла, не останавливаясь и не сворачивая, пробиваясь к столице. Так даже было лучше, хоть и намного дольше, думал я, прислушиваясь к гудению двигателей.
Через тридцать часов муторного пути суровый воин обернулся ко мне и грозно прорычал:
«Ты кто будешь-то?»
Я уже представлялся ему как ученый и врач, поэтому сейчас решил, что он интересуется моим придуманным именем.
«Меня зовут Прохор, — усмехнулся я и замолчал. Мне за сто лет своего существования на земле, еще ни разу не приходилось болтать по душам с военными людьми. Поэтому я совершенно не имел представления, как поддержать беседу и не вызвать снисходительных насмешек со стороны мало эмоциональных людей, погруженных в государственные заботы.
«Я помню, парень, — прогудел мой собеседник, — я смотрел твою биометрическую карточку. Я спрашиваю, чем ты занимаешься в жизни?»
«Я врач, — охотно отозвался я, предполагая, что военный начнет расспрашивать меня о новинках в области медицины. Потому что мое смелое утверждение немного грешило против истины. Я не был врачом в общепринятом смысле. Я не работал ни в одной из клиник, не вел учет пациентов и не получал деньги за свою деятельность. Однако я знал много способов, как минуя дорогостоящие операции, поднять человека на ноги. Я разбирался в реактивах, умел составлять снадобья и варить зелья, как когда-то полвека назад охарактеризовал мои занятия мой ироничный старший брат. Сейчас некому было оценивать мои труды. Пациенты не торопились на мой порог за помощью. Возможно, по причине отсутствия того самого порога, кто знает?
«Лекарь? — презрительно усмехнулся военный и потерял ко мне интерес. Я не обиделся на его реакцию, каждому свое.
Спустя пару часов колонна вздрогнула и остановилась. Это была незапланированная остановка, поскольку суровый страж грязно выругался и, игнорируя осторожность, полез выяснять причины. Мы притормозили среди бескрайних равнин средней полосы, и было непонятно, что могло вызвать затор. Все выяснилось очень быстро. Жители городов своими силами охраняли родную территорию, больше не надеясь на помощь из вне. Сейчас прямо поперек трассы было сооружено нечто вроде баррикад, мешающих военной технике продолжить марш бросок через небольшой городишко, выросший на пути. Воинственно настроенные граждане не испугались тяжелых машин и смело вышли на дорогу, выкрикивая явно не приветственные речевки. С изданием новых указов о разрешении ношения оружия, было весьма проблематично повлиять на мирное население, просто погрозив им пальцем. Обезумевшие граждане сами не понимали, с кем и за что они сражаются, истребляя всех подряд и отстаивая свое право собственности на территорию. Военные попытались разогнать мятежников, не прибегая к насилию, однако одно их появление вызвало у местных волну небывалого протеста и град беспорядочных залпов. Ни уверенные речи, ни отеческие увещевания не привели в чувство население, вызвав еще большее недовольство. Тогда военные прибегли к решительным мерам. Сурово приказав мне не высовываться и не нарушать дисциплину, мой попутчик выбрался наружу и смешался с толпой. Я не планировал вступать в боевые действия, не имея при себе ни снаряжения, ни нормальной одежды, способной выдержать тяготы рукопашного боя. Я без труда сразился бы с дикими тварями, но причинять вред себе подобным не находил в себе желания. За бронированными стенами раздались крики, шум борьбы, глухой грохот, и сквозь эту какофонию просочился голос военного.
«Эй, лекарь! Давай сюда, живо!»
Я резво подскочил и, схватив свою сумку, вылез на простор развернувшейся драки. Настоящим сражением это можно было назвать с большой натяжкой, поскольку гражданские, не имея понятия о тактике и стратегии, бездумно ломились на колонну, воюя с ветряными мельницами. Они больше вредили себе, чем причиняли урон тем, кто и в мыслях не держал захватывать их городишко. В их действиях прослеживались отголоски безумия, и это напрягало сильнее всего. Я пробрался сквозь ревущую толпу к месту, где прямо на дороге в нескольких метрах от головной машины валялись несколько повстанцев, обливаясь кровью. Как выяснилось, они решили подорвать колонну и сами попали под раздачу, не зная, как правильно воспользоваться самодельной взрывчаткой. Я не стал вдаваться в морально-этические аспекты, на ходу вытягивая из сумки склянки с препаратами. Мне требовалось время, чтобы смешать ингредиенты, и получить нужное лекарство. Напирающая толпа мешала мне, толкая под руку и разливая почти готовые растворы. Наконец снадобье было получено, и я, не обращая внимание на оскорбительные выкрики в свой адрес, наложил тугие повязки, останавливая кровь и снимая болевые симптомы. Раненые с изумлением следили за моими уверенными движениями и, почувствовав явное облегчение, снова заторопились в ревущие ряды.
«Чего вы добиваетесь? — наконец поинтересовался я у оставшегося пациента, самого адекватного из троих»
Как я понял из его гневного объяснения, в народе стали расползаться слухи об искусственном создании убийственного вируса. Целью этого эксперимента ставилось уничтожить человечество, создав из людей послушных выносливых мутантов. Так во всяком случае интерпретировал новости местный житель.
«Мы не позволим издеваться над собой! — восклицал он, морщась от боли. — никто не сможет проникнуть за пределы города!»
Я попытался объяснить, что создания монстров никто не планировал и наоборот, брошены все силы на искоренения зла. Однако недоверчивый горожанин только расхохотался мне в лицо.
«Вы верите в это, сударь? — насмешливо проговорил он, почему-то переходя на средневековые наречия, — почему же до сих пор не предпринимается ничего по борьбе с этими тварями? Мой сват месяц назад превратился в самого настоящего монстра и загрыз собственную семью на глазах соседей. Это вы называете помощью и решением проблем?!»
Я мог понять этого несчастного, однако возрастающая паника была плохим помощником в деле искоренения зла. Так, все, кто остался еще людьми, перегрызут друг друга, не дожидаясь обращения.
Военные погасили беспорядки, разогнав беснующихся граждан по домам, однако эта мера была разовой акцией. В умах людей уже крепли идеи, никак не способствующие избавлению от несчастья. Пока я пробирался к броневику, меня несколько раз останавливали наиболее упрямые местные и предлагали примкнуть к их рядом.
«Нам нужны грамотные врачи, — признался мне один из восставших, — а ты, по всему видно, знаешь толк в своем деле!»
В агитаторе я с изумлением узнал своего недавнего пациента, благодаря моим усилиям поднявшегося на ноги в считанные минуты. Однако я не хотел поддерживать откровенное безумие и, отговорившись необходимостью увидеть свою семью, вывернулся из его цепкого захвата. Мой аргумент показался горожанину весомым, и он, понимающе кивнул.
«Удачи тебе, брат! Мы победим!»
Когда колонна возобновила движение, военный, не отрываясь от смотрового окошка, неожиданно дружелюбно пробормотал:
«Прохор, ты слишком скромный парень, такие не приживаются среди нынешнего сумасшедшего мира. Я видел, как ты лечишь людей, дружище. Это настоящий талант.»
Я был поражен не сколько добрым словам представителя суровой профессии, сколько интонации, с которой был озвучен отзыв. Я и не подозревал, что шкафоподобный громила вообще способен на эмоции. При мысли об эмоциях мне вспомнились дикие твари, а следом за ними в голову снова влез Варвар. Наверняка он опять рыскает по горам, и даже сохранил в себе достаточно сил, чтобы расправиться с дикими тварями. Во всяком случае, я на это очень рассчитывал. Мои воспоминания прервал внезапный окрик моего попутчика. От его былой добросердечности не осталось и следа, а вызывающая поза говорила о крайней степени раздражения.
«Эй, Прохор! Как там тебя, лекарь! — бормотал он, — ну-ка глянь, что за царапина у меня на спине!»
В полумраке машины я не сразу рассмотрел размытое темное пятно, расползающееся по камуфляжной куртке военного. Он не пожелал останавливать колонну из-за такой ерунды, как сам охарактеризовал степень своих повреждений, и поэтому мне пришлось на ходу возиться со своими склянками, оказывая первую ему помощь. Кое-как стащив с него военное обмундирование, я с неудовольствием увидел, что упомянутая ерунда, вовсе таковой не является, а представляет собой глубокую рваную рану, неизвестно как полученную в уличном бою за городишко. Странность вызывалась тем, что плотная куртка не была повреждена, а только впитала в себя выступившую кровь. Уже после того, как я на ходу сделал перевязку и обработал порез обезболивающим средством, мужественный воин признался, что рана получена им пару дней назад, после того, как на него сиганула дикая тварь. Он сумел отбиться, однако заниматься бабскими заморочками и накладывать километры бинтов времени не было. Тут же мне на память пришла ночь охоты на Варвара, когда гном настоятельно рекомендовал избегать открытых ран и царапин, при контакте с тварью. Возможно, гном перестраховывался, и ничего опасного при таком контакте не произошло бы, но сомнения, появившись раз, продолжали терзать мое воображение. Однако, с моим попутчиком не происходило ничего особенного, за тем исключением, что в его голосе стало появляться больше недовольных оттенков. Их появление я списал на недавние разборки с горожанами и успокоился совершенно. Больше воин в разговоры не вступал, и следующие три часа мы без приключений катились по безлюдной трассе. Приключения начались потом, после того, как водитель грозной техники неожиданно бросил управление и развернувшись, с ненавистью уставился на меня.
«Пассажир, понимаешь… — злобно пробормотал он. — а знаешь ли ты, Прохор, что приходиться переживать нам, войскам охранения, когда такие, как ты, трусливо прячутся в своих норах и ждут от нас гарантированной безопасности? И ведь мы обеспечиваем ее, вашу мать, не считаясь с собственным благополучием. Та дикая тварь чего только стоит! Лекарь, мать твою! Намажешь там своими мазилками и думаешь, герой?!»
Я ничего такого не думал, мало того, даже не рассматривал версию о проявленном героизме. Сейчас меня тревожило другое. Неуправляемая машина вихлялась по асфальтированной трассе, норовя съехать на обочину, но военного совершенно не беспокоил этот факт. Он продолжал выговаривать мне свое спонтанно возникшее недовольство, то и дело гася в себе желание засветить мне в рожу пудовым кулаком.
Наконец, справившись с внезапно охватившей злобой, военный выровнял машину и снова погрузился в собственные мысли.
До столицы мы докатились в полном молчании, насквозь пропитанным взаимным неприятием. Когда же пришла пора попрощаться, военный, вместо обычного рукопожатия или любого другого общепринятого жеста, от души вмазал мне кулаком под дых и развернувшись, тяжело зашагал к грозной технике, отчетливо бормоча про себя: «Мажоры, мать их! Ничего в жизни не видели, а все туда же! Мамкины герои!»
Я с трудом перевел дыхание и, усмехнувшись, отрешенно подумал, что скоро в мире станет одной дикой тварью больше. Почему-то эта мысль не вызвала у меня пугающего сожаления. И ничего не вызвала.
Глава 7.
Вечно суетливая и никогда не спящая столица встретила меня непривычным безмолвием. Некогда яркие высотки теперь казались серыми и безжизненными, а пустынные улицы вызывали настороженность. Я торчал посередине широкого проспекта и размышлял над очевидным вопросом. Куда мне нести свою идею, и кто согласиться выслушать меня без снисходительных насмешек? Я знал, чего опасался. Первое время, когда эпидемия еще не приобрела масштабы вселенской катастрофы, среди ученых выдвигались разные способы, как остановить наползающее безумие. Поначалу каждая из озвученных версий принималась как неоспоримое, совершенное и эффективное решение. Однако, практика показывала, что любое из озвученных лекарств и противоядий не вызывало ничего, кроме пугающих побочных эффектов. Население разочаровалось в науке и теперь самым безобидным считалось просто утопить в насмешливом презрении любого, кто осмелился выдвинуть очередную идею по спасению человечества. В более сложных случаях, озверевшие граждане могли побить, растерзать и предать справедливому суду, выигрывая в своей ненависти у диких тварей.
Я медленно брел по пустым тротуарам, не узнавая свой родной город. За десять лет моего отсутствия на месте веселых кафешек выросли унылые здания с серыми стенами и безликими окнами. Вывески, неаккуратно развешанные по фасаду, гласили, что отныне вместо дорогих ресторанчиков граждане могут посетить Центры поддержки граждан. Граждан поддерживали многие Центры. Одни специализировались на социальной адаптации и восстановлении связей с реальностью. Другие обещали надавать советов по налаживанию отношений с детьми, переступившими опасный рубеж ясельного возраста, а также помогали пережить сезон осенних дождей. Третьи готовили жителей столицы к адекватному восприятию возможных финансовых катаклизмов и предлагали перечень советов по экономному распределению семейного бюджета. При этом, за все эти советы по экономике быта взималась весьма увесистая сумма денег. Словом, на любую проблему, настойчиво высосанную из пальца, находился свой какой-нибудь Центр. Я нашел даже табличку, приглашающую москвичей на открытый психологический семинар, посвященный проблемам проведения долгосрочных отпусков. Возле этого заманчивого объявления я остановился и попытался осознать, что могло пойти не так во время отпуска с точки зрения психологии?
Не найдя в том никакой проблемы, я с грустью подумал, что этому зданию не хватает Центра возвращения гражданам здравого смысла. Именно про его отсутствие у меня часто напоминал мой, ныне давно покойный, старший брат. Если бы он дожил до этих дней, он учредил бы такой Центр и сделал бы меня там главным.
Наконец, завернув за угол, я воткнулся взглядом в самую подходящую мне табличку. Она гласила, что прямо под ней располагается центр научных инноваций. Я посчитал, что изобретенная мной вакцина от тварей может посчитаться инновацией и уверенно шагнул за порог.
Меня встретил активный сотрудник, тут же начавший рассказывать мне о всех преимуществах своего детища. Я невнимательно прослушал вступительную часть и позволил себе вклиниться в словесный поток.
«К кому я могу обратиться за помощью в изготовлении противоядия против диких тварей? — поинтересовался я, а активный тут же скривился, видимо разглядев во мне шарлатана. Однако, я решил стоять до конца. — вакцина работает, я проверил и протестировал ее на одной особи, отловленной мной в горах. Она преобразилась в человека, стала менее агрессивной и даже заговорила. Вообще-то это он. И может считаться полноценным человеком».
«Как к вам обращаться?» — заученно пробубнил сотрудник, разом растеряв пыл убеждения.
«Меня зовут Моськин Прохор Степанович, — представился я, — я врач, имею высшее медицинское образование и хорошо разбираюсь в вопросах фармакологии. Кроме того, хорошо осведомлен в воздействии на человеческий организм препаратов растительного происхождения. Иными словами, я знаю, о чем говорю!»
Мои пламенные речи остались без должного внимания.
«Мы не занимаемся этими вопросами, Прохор Степанович, — с видимым облегчением проговорил сотрудник, — если хотите, можете обратиться в медицинский центр по изучению чрезвычайных явлений»
Я был разочарован. Мне почему-то казалось, что мое заявление вызовет больше энтузиазма, учитывая текущую обстановку. Словно отвечая на мои размышления, мимо меня пронеслась неясная фигура, в сумерках напомнившая мне существ, встреченных мной в горах. Впрочем, это мог быть обычный прохожий, торопившийся домой.
Сотрудники «Чрезвычайных явлений» встретили меня более серьезно, тут же проводили в кабинет и предложили подождать.
Стены очередного Центра выглядели более чем солидно и я, со своими откровенно грязными шмотками, чувствовал здесь себя крайне неуютно. Наконец, спустя невероятно долгое время, в дверях кабинета появился высокий человек в строгом черном костюме. Он важно протянул мне руку и стараясь игнорировать мой непрезентабельный вид, вежливо поинтересовался.
«Так по какому вопросу вы хотели поговорить с сотрудниками наших лабораторий, господин Моськин?»
Я вкратце обрисовал ситуацию и замер, приготовившись пойти лесом. Однако деловой костюм внимательно выслушал и покачал головой, выражая сомнения.
«Понимаете, господин Моськин, — размеренно проговорил он, — то, что твориться сейчас в мире, вызывает опасения в скором закате человеческой цивилизации в целом. Нам нужно такое средство, которое уничтожало бы причину, а не боролось со следствием. Вы предлагаете способ борьбы, равносильный уборке снега во время снегопада. Твари множаться, и чтобы уничтожить их всех, потребуется слишком много сил и финансов. Мы ограничены в бесполезных тратах. Экономика разрушена, это вы видите сами.»
Я с полным непониманием уставился на эскулапа. Во-первых, я не предлагал уничтожать тварей. Моя вакцина была способна вернуть им человеческое обличие. А, во-вторых, и возможно, главных, созданный препарат не требует чрезмерных затрат. Никаких не требует. При известном соотношении слюны и крови зараженной особи получается то самое противоядие.
«Кто будет заниматься всем этим? — с явным недоверием уточнил деловой костюм, — на отлов тварей и изготовление препарата тоже нужны средства, поймите, Моськин, вы пытаетесь сражаться с водяными мельницами!»
«С ветряными, — автоматически поправил я и попрощался, — приношу свои извинения, что отнял ваше время, несомненно оторвав вас от изобретения более эффективного способа борьбы. Только не стоит забывать, что эти твари были когда-то людьми, и их возвращение к нормальной жизни могло бы возродить стремительно угасающую популяцию. К тому же у них могут быть родные, которые обрадовались бы их возвращению.»
«Все их семьи давно сожраны ими самими, этими тварями, о которых вы так тревожитесь, Моськин,» — равнодушно пробормотал эскулап и кивнул мне, давая понять, что аудиенция окончена.
Покинув очередной бесполезный Центр, я в бешенстве ударил кулаком по стене здания и неразборчиво выругался. Не может быть, чтобы высокие умы так равнодушно отнеслись к весьма жизнеспособной возможности избавить мир от ужаса.
«Господин Моськин! — раздался за моей спиной взволнованный голос, и обернувшись, я увидел, как мне навстречу торопиться молодая девушка в строгом деловом костюме.
«Господин Моськин, скажите, вы правда изобрели противоядие? Оно действительно работает? — бормотала она, — вы уверенны в его эффективности?»
«Я не уверен ни в чем, милая, — отозвался я, — препарат притупляет агрессию и возвращает особи человеческое обличие, что уже согласитесь, немало. Что же касается интеллектуальных способностей и социальной адаптации, то я не уверен в их полном восстановлении. Но у вас тут неподалеку есть как раз подходящий центр, заодно он может помочь наладить серьезные отношения с грудничками. Весьма полезный центр.»
Девушка покачала головой и пробормотала:
«Я работаю в чрезвычайке больше пяти лет, но за все это время не было ни одного случая, чтобы тут изобрели что-то стоящее. Знаете, господин Моськин…»
«Меня зовут Прохор, — улыбнулся я, — всегда приятнее общаться если знаешь имя собеседника, вы не находите?»
«Меня зовут Настя, — представилась девушка и продолжила, — Прохор, моей дочери пять лет, она не видела ничего другого, кроме этого кошмара. Я не могу отпустить ее погулять, не могу оформить в садик, поскольку они закрылись в первый год эпидемии. Я запираю ее в комнате с игрушками, а сама бегу в этот дурацкий центр. Его следовало бы назвать Центром бесполезного просиживания штанов. Мой парень, отец девочки, обратился в чудовище в прошлом месяце. Никто не знает, где он сейчас и что с ним стало. Возможно, его убили местные, возможно, он сам стал убийцей. Что нужно для создание этой вакцины, Прохор? Если вам нужны средства, то у меня есть кое-какие сбережения…»
Внезапная мысль вспыхнула в моих гудящих мозгах. К черту центры, к черту милостивые разрешения. Высокие задачи требуют решительных мер. Я сам создам эту вакцину.
«Мне нужны помощники, Настя, — уверенно проговорил я, придя к очевидному решению, — помещение для создания препарата и смельчаки, способные добыть ингредиенты. На первое время у меня есть несколько готовых образцов. Они невероятно живучи и не портятся при хранении. В том нам повезло, Настя. Если вы согласитесь помочь мне во всем этом, я скажу вам спасибо»
Настя с готовностью кивнула и рванула назад, видимо решив немедленно приступить к исполнению моих поручений. Внезапно она остановилась.
«Как мне найти вас, Прохор? Связь давно отключена, телефоны и браслеты стали бесполезной игрушкой. Где вы живете?»
В Москве у меня не было постоянного пристанища. И нигде не было. Я ночевал, где придется, а весь последний год скитался по югу.
«Я сам найду вас, — отозвался я, — вы же ходите на работу?»
Настя неохотно кивнула и снова заговорила.
«В моем доме, на чердаке, есть помещение, вы можете ночевать там, оно закрывается на замок и имеет прочные стены. Сейчас нельзя оставаться на улице слишком долго»
Проницательная Настя безошибочно угадала во мне вечного скитальца без прописки и крыши над головой. Я горько усмехнулся своему столь неблагоприятному впечатлению, производимому на окружающих, и послушно двинулся следом за решительной девушкой.
Едва оказавшись на покрытом пылью чердаке, я обессиленно рухнул прямо на пол и мгновенно заснул, забыв перед сном помечтать о сказочных сюжетах моей бесконечной жизни.
Утро моего нового дня началось с настойчивого «Поднимайтесь, Прохор, нельзя терять ни минуты!»
Я открыл глаза и припомнил толстые стены и полную безопасность чердака.
«У меня есть ключ, — улыбнулась Настя, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. — я нашла вам помещение, Прохор. И привела троих добровольцев. Этого явно недостаточно, но больше никто не согласился.»
Это было даже больше чем достаточно, подумал я, и резво поднялся на ноги. Настя поволокла меня вниз, видимо желая немедленно познакомить меня с моими будущими коллегами. Помещение располагалось в подвале этого же дома, чем прибавляло плюсов в нашей нелегальной деятельности. Моими соратниками оказались Настины коллеги по мед центру. Все они очень удачно имели медицинское образование и обладали внушительной комплекцией. Двоих звали очень одинаково Матвей и Матфей, а третий был Сидором.
«Нам необходим расходный материал, — озвучил я первую задачу, как только процедура приветствия завершилась, — кровь и слюна зараженных. Кровь можно добыть, перерезав артерию, это не слишком гуманно, но они регенерируют с невероятной скоростью и через полчаса сами будут готовы перегрызть вам глотку. Так что моральный аспект выдержан в лучших традициях,» — усмехнулся я, наблюдая, как побледнела Настя от моих слов.
Пока мои помощники выполняли поручение по доставке материала, я очистил место для своих препаратов и приступил к компоновке ингредиентов. Впервые за сотню лет мои химические опыты стали достоянием гласности. Я никогда не афишировал свои увлечения, и сейчас мне было немного не по себе от пристального внимания сразу четверых. Впрочем, трое из них большую часть рабочего времени проводили на улицах города, охотясь за расходным материалом.
Дикие твари, при всей их неуязвимости и агрессивности, оказались весьма осторожными, и моим помощникам пришлось приложить немало усилий, чтобы выследить хотя бы одну особь. Тварь никак не желала становиться частью момента и отчаянно сопротивлялась, пока Матвей и Сидор волокли ее по неровным подвальным ступенькам. Связав извивающееся существо и по возможности ограничив ее движения, я рассек артерию и набрал нужное количество крови. А слюни тварь напускала самостоятельно, без дополнительных просьб. Нашей бригаде осталось только отыскать удобный способ вакцинации, поскольку агрессивно настроенные существа идти на сотрудничество не соглашались. Настя, наблюдая столь сырую подготовительную работу, только вскрикивала всякий раз, когда опытный образец принимался скандалить доступными ему способами.
«Прохор, — однажды поинтересовалась она, — ты уверен, что то, что мы делаем, может принести какие-то результаты? Не похоже, чтобы твои разработки, ну словом, они не слишком похожи на научные исследования…»
Возможно, Настя была в чем-то права. Мои руки были измазаны кровью и соплями устрашающей твари, а разодранные и заляпанные грязью штаны никак не были похожи на белоснежный лабораторный халат. Да и в целом, подвальная обстановка навевала больше мысли о мелком подростковом хулиганстве, чем о серьезной научной работе. Мне были безразличны оценочные суждения членов моей рабочей группы. Тем более, что они больше никак не проявляли себя, как сотрудники. Притащив мне материал для образцов, они целыми днями топтались возле стола, с любопытством поглядывая на привязанную тварь. Я мог бы поспорить, что до этого никому из них не приходилось сталкиваться так близко с представителями новой расы. Так однажды назвал этих мутантов один из гуманистов, активно выступающий за их неприкосновенность.
Я механически разливал по пробиркам приготовленные составляющие противоядия, решив про себя, что лучше попробовать и сдохнуть, чем сидеть сложа руки и сдохнуть все равно. Так говорил когда-то мой давний друг, к сожалению, тоже ныне покойный.
Когда все приготовления были завершены, я как можно доступнее донес до Матвея, Матфея и Сидора самые основные цели и способы их достижения.
«Мое первичное тестирование показало, что в железный организм не убиваемых тварей противоядие попадает орально, а значит придется постараться разослать угощение по адресам.» — говорил я, наблюдая, как морщатся от перспектив мои помощники.
«То есть в нашу задачу входит просто накормить их приготовленной смесью?» — уточнил Матфей. Или это сделал Матвей. А может и Сидор. В любом случае, никому из них не понравилась моя идея гоняться с пробирками за чудовищами. Я снова повторил условия и устало откинулся к стене, понимая, что впустую сотрясаю воздух. К тому же я дико устал, несколько суток подряд возясь с биологическими образцами. Я не знал других способов и поэтому альтернативы предложить не мог.
«Я попробую! — неожиданно отозвалась Анастасия, вероятно снова уверовав в мою идею. — скажи, как мне это сделать без значительного урона для себя?»
Я вспомнил о ее маленькой дочке, запертой в комнате в пустой квартире, об обратившемся в тварь муже, и мне стала понятна ее оправданная решимость.
«Это сделает Сидор! — уверенно проговорил я, а упомянутый Сидор резко побледнел. — ну и я, разумеется. Вместе с Матвеем и его коллегой. А вы, Настя, останетесь сторожить реактивы. Мы скоро вернемся!»
Не дожидаясь недовольных возражений, я собрал приготовленные образцы и шагнул за порог. Меня шатало от усталости, а от недосыпа контуры окружающих предметов расплывались в туманные линии. Вряд ли в таком состоянии у меня выйдет то, что я задумал, мелькнула здравая мысль. Однако, моя цель была определена, а мой внутренний ученый не позволил мне отступить, хотя бы из-за научного интереса.
Моя экспедиция начиналась не в самое удачное время с точки зрения безопасности, но именно в сумерках у меня появлялся шанс встретиться с тварью лицом к лицу. Я уверенно шел по пустынным улицам, крепко сжимая в пальцах приготовленные пробирки. Я не имел возможности украсить мероприятие разными техническими штуками в виде спецтехники или непробиваемых костюмов. Да и в целом имел пугающий вид. Однако я видел в том только плюсы. Я не был до конца уверен, что дикие твари как-то реагируют на проявления общественной жизни, но на всякий случай, порадовался своей непрезентабельности.
Твари прятались по закоулкам и подворотням, и не спешили на вечерние прогулки. Я миновал несколько кварталов, и уже был готов повернуть обратно, как вдруг прямо передо мной выросла огромная тень.
Глава 8.
Мою экспедицию можно было назвать состоявшейся, поскольку огромная устрашающая тень принадлежала объекту моих упрямых поисков. Дикая тварь не стала демонстрировать чудеса воспитания и, минуя приветственную часть, ринулась мне навстречу, оглашая окрестности диким визгом. Мне были понятны ее намерения, и я мог бы отразить ее нападение, воткнув в мускулистое тело приготовленное оружие. Однако тварь мне требовалась неповрежденной, для полноты ожидаемого эксперимента. Она привычно схватила меня за горло уродливой лапой и издала победный клич, предвкушая быструю победу и скаля на меня слюнявую пасть. Я не стал дожидаться ее финального торжества и, изловчившись, выплеснул ей в глотку содержимое пробирки, которую до сих пор сжимал в руках. Тварь недоуменно взвизгнула и нерешительно остановилась, прислушиваясь к новым ощущениям. Вероятно, появление в пасти невыясненной субстанции здорово озадачило монстра, поскольку он даже выпустил мое горло и присел на корточки. Когда я создавал противоядие, я на всякий случай пересмотрел ингредиенты и немного усилил действие препарата. Возможно именно поэтому оно так необычно сказалось на дальнейшем поведении твари. Она внезапно выгнулась дугой, и принялась раскачиваться в разные стороны, кривя и без того уродливую морду в страшных гримасах. Про мое присутствие тварь, видимо, забыла, погрузившись в свои новые ощущения. Неожиданно ее вывернутые длинные конечности странным образом изогнулись и приобрели вид вполне обычных мускулистых сильных человеческих ног. Столь стремительное превращение вызвало во мне оправданное недоумение. Я не мог с уверенностью сказать, что ожидаемое притупление агрессии и озлобленности, тут же последует следом за физическими изменениями. Оно и не последовало, а наоборот обострилось. Судя по визгливым звукам, издаваемым преображенной тварью. Она резко вскинулась на ноги и с силой вцепилась зубами в мою руку, чуть повыше локтя. От неожиданности я выронил вторую пробирку и, забыв про свои первоначальные задумки, всадил твари кулаком. Удар пришелся в височную область и мгновенно вырубил моего противника, свалив на землю. Отправляясь в освободительные походы, я совсем упустил из вида необходимость захватить с собой какие-нибудь средства на случай нападения и получения травм. Я всегда был слишком нетерпеливым, чтобы продумывать подобные мелочи. От укусов тварей не существовало универсального средства, и единственным, мало-мальски проверенным методом считался метод дезинфекции стопроцентным медицинским спиртом, которого у меня как раз с собой не было. Мне хотелось досмотреть чудеса превращения до конца, однако мои инстинкты вопили мне торопиться и оказать помощь себе до того, как это станет неактуальным.
В подвале меня терпеливо дожидалась верная Настя. Мои соратники либо вели борьбу с нечистью, раздавая пряники диким тварям, либо попросту сбежали, расставшись с великой идеей. Увидев меня, девушка испуганно вскрикнула, но комментировать явление не рискнула, молча наблюдая за моими суетливыми попытками вылить на себя годовой запас спирта. Когда меры были приняты, а на мое лицо вернулось обычное, отрешенно равнодушное выражение, Настя все же набралась храбрости и поинтересовалась:
«В чем дело, Прохор? Тебе удалось отыскать хотя бы одну тварь?»
«Одну удалось, — невесело усмехнулся я, — скорей всего где-то перед городским сквером сейчас сидит под кустами голый испуганный человек и пытается связать свое существование с окружающей действительностью. А может, наполовину обновленная тварь продолжает разгуливать в ночи, высматривая себе новую жертву. Я не уверен, Настя, что моя первоначальная задумка принесет результаты. Мы сдохнем до того, как накормим оздоровительной смесью хотя бы сотую часть всех зараженных. Либо они сами загрызут нас, выражая благодарность. Это не метод, милая. Нужно искать другой способ»
Настя оказалась неисправимой оптимисткой, прослушав мою невеселую историю. Наоборот, в моих речах она расслышала обнадеживающие новости.
«Но ведь противоядие сработало, Прохор! — убежденно заявила она, не желая принимать поражение. — сам же сказал, тварь обновилась. Кстати, Прохор, что это значит?»
Я в подробностях пересказал ей все изменения, произошедшие на моих глазах с отловленной сущностью, и своей околонаучной лекцией вызвал у девушки неподдельный восторг.
«Да ведь ты гений, Прохор! — искренне воскликнула она, — ты сам не представляешь, насколько важное ты совершил открытие в мире науки. Тупорылые сотрудники Центра ничего не смыслят в подобных разработках, только и умеют бродить с надутыми рожами из кабинета в кабинет!»
В ее высоком резковатом голосе я отчетливо расслышал другой голос, мягкий и напевный, когда-то давно почти слово в слово повторявший для меня содержание восторженных Настиных речей. «В моем фан-клубе появился еще один поклонник, — с усмешкой подумал я и глубоко вздохнул.»
Первые два-три дня я с опасением прислушивался к возможным изменениям в своем организме. Не обнаружив ничего устрашающего, я успокоился совершенно и принялся ломать голову над усовершенствованием способа вакцинации. Подопытная тварь, оставленная мной в подвале в качестве образца, продолжала безмолствовать, терпеливо ожидая своей участи. Моя вакцина подействовала на нее благотворно, вернув человеческие очертания и способность поглощать нормальную еду. Нормальную, в современном понимании, разумеется. Все это время я не покидал душного подвала, переставляя с места на место уцелевшие склянки. Как-то во время моих раздумий, ко мне ворвалась моя единственная оставшаяся помощница, и забыв о правилах приличия, тут же схватила меня за руку.
«Нужно уходить, Прохор! — настойчиво и убежденно бормотала она, вытягивая меня из-за рабочего стола, — скоро тут будут силовики. Прохор, я здорово подвела тебя, пригласив этих трех недоумков в качестве помощников! Они сдали тебя и твои научные разработки властям, обвинив в заговоре. Или в чем-то еще. Сегодня я случайно услышала разговор своего руководителя и одного из этих «добровольцев». Собирайся, Прохор. Не теряй время!»
Вся эта информация была озвучена на едином дыхании, не оставляя мне шансов уточнить подробности. В этот раз я решил послушать голос разума и принялся закидывать в сумку свои снадобья.
«На это нет времени, Прохор! — тут же отреагировала Настя, заметив мои приготовления, — пусть они думают, что ты разыскиваешь зараженных и пытаешься ставить на них эксперименты. Так, во всяком случае, у тебя останется больше шансов уйти незамеченным, поскольку есть вероятность, что они устроят засаду здесь. Иначе они поймут, что ты обо всем догадался и объявят план перехват.»
В словах Анастасии отчетливо угадывались доводы неплохого стратега, и на какое-то мгновение у меня промелькнула мысль, а не преследует ли милая Настенька какие-то цели еще. Моя соратница и помощница странно усмехнулась в ответ на мои не озвученные мысли и с большой настойчивостью потянула меня к двери.
«Скорее, Прохор, я проведу тебя по крышам,» — проговорила она и скрылась на лестнице. За последние сотню лет я участвовал в подобных шпионских играх всего пару раз, в далекой молодости, когда уходил огородами от разъяренного мужа очередной своей подруги, и сейчас только весело усмехнулся, проведя аналогии. Как показала практика, веселился я преждевременно. Стоило нам подняться на чердак, как в гулком подъезде послышались уверенные тяжелые шаги сразу нескольких человек. Все они торопливо направились к двери моей подвальной лаборатории и, не тратя время на вежливые оповещения, рывком распахнули непрочную преграду. Настя вызывающе глянула в мою сторону, словно желая убедить меня в справедливости своих слов, и смело перемахнула через невысокое перекрытие, разделяющее подъезды дома. Мы неслись по пыльным закоулкам, сгибаясь почти пополам под невысокой крышей старого чердака, пока, наконец, мой проводник не позволил мне дальше двигаться самостоятельно.
«Мне нельзя отлучаться надолго, — объяснила Настя свое решение, — дальше ты сможешь скрыться сам. При всей своей образованности и грамотности, сотрудники центра не слишком сообразительны, а силовики просто подчиняются приказам. У тебя все шансы, Прохор. Удачи!»
Выскользнув на улицу, я обнаружил себя во внутреннем дворе приютившего меня дома. Повсюду меня окружали плотно зашторенные окна, закрытые на все замки двери подъездов, и ставшее привычным полное безмолвие. Я родился, вырос и прожил значительную часть жизни в этом городе, и наверно мог бы без труда отыскать себе какое-нибудь пристанище, или попросту незаметно скрыться за пределы столицы. Однако меня подгонял научный азарт. Мне нестерпимо хотелось продолжить проведение своего эксперимента по возрождению человеческой популяции. Я решил немного задержаться здесь, не до конца веря в серьезность озвученных Настей опасений. В моем печальном положении изгнанника самым лучшим решением казалось мне решение отыскать какую-нибудь заброшку и пересидеть там смутное время моих поисков. Однако заброшки в Москве перестали быть таковыми, превратившись стараниями хватких дельцов во всевозможные центры. Даже неизменно покинутое здание старого завода на окраине столицы, теперь украшала скромная вывеска, извещающая о готовности оказать немедленную помощь тем, кто подвергся насилию со стороны домашних питомцев. С улиц исчезли привычные магазины, сменившись на центры по обеспечению граждан продуктами питания, заказанными через интернет. Погрустив об ушедшей эпохе, я направился к реке, в надежде хотя бы пересидеть ночь. Блуждания под порывами холодного ночного ветра, и полная невозможность пополнить запасы жизненной энергии мигом отозвались во мне гудящей головой и слабой болью в суставах. Я с неудовольствием подумал о надвигающейся простуде и неожиданно замер, осененный новым пониманием. Именно так начиналось чудесное превращение обычного человека в дикую неуправляемую тварь. Отсутствие моей сумки с препаратами только усугубляло мое положение, создавая массу проблем для незамедлительного купирования опасных симптомов. Рухнув на прохладные камни набережной, я опустил голову в раскрытые ладони, и непроизвольно закачался в разные стороны. В голове ворочались разные соображения, но одно из них занимало лидирующие позиции. «Негодяйка Настя лишила меня возможности сделать тот необходимый минимум, что был мне доступен! — думал я, растравляя обиду»
Внезапная злость захватила сознание, и я резко выпрямился, готовый немедленно растерзать милую помощницу на части. Потом меня скрутило, выворачивая конечности и украшая состояние нарастающей паникой, и я со стоном повалился на траву, пытаясь унять боль. Всякие мысли исчезли с горизонта, оставив мне одну, но очень навязчивую. Мне необходимо было на ком-нибудь выместить злую обиду за те неудобства, что доставляло мне мое собственное тело. Выверты организма нисколько не пугали меня, напрягая только тем, что беспорядочные рваные движения были мне неподвластны. Мной управляла некая могущественная сила, подчиняя своим желаниям. Наконец, выкрутив мои конечности самым немыслимым образом, неведомая сила опрокинула меня на землю и заставила отползти под кривую корягу. Там я провалялся до рассвета, прислушиваясь к новым ощущениям. Меня переполняла злая ненависть, требующая немедленного выхода, и которой я не смел сопротивляться. С наступлением нового дня я выполз на запущенный пляж, заросший густой сорной травой и с наслаждением потянулся, приготовившись к марш броску, о конечной цели которого имел лишь смутное представление. Рванувшись к набережной, я ощутил некую скованность движений, причину которой увидел в странных тряпках, бывших некогда моей непрезентабельной одеждой. Без сожаления я разорвал мешающие путы, в бешенстве раскидав их по гранитным ступенькам и почувствовав свободу, понесся наверх. В моих ушах свистел ветер, а в голове толкалась идея отомстить. Кому и за что я собрался мстить, было за гранью моего понимания, мысль была неоформленная и сырая, но весьма настойчивая. К счастью для горожан и других живых существ, мой путь лежал по очень запущенной, и от этого совершенно пустынной части городского парка, разбитого недалеко от реки. Когда меня вынесло на довольно оживленную площадь, я в замешательстве остановился, явно не понимая, что мне делать дальше. Часть моего воспаленного сознания вопила мне о неминуемой расправе над перепуганными моим появлением жалкими существами, замотанными в нелепые тряпки. А то, что оставалось от моего человеческого рассудка, медленно растворялось и робко напоминало о милосердии и сострадании. Я метнулся в сторону замерших горожан, но тут же был остановлен стремительно разрастающейся острой болью, вспыхнувшей во мне. Я в замешательстве оглядел свое преображенное тело и с неудовольствием заметил расплывающееся красное и липкое пятно, внезапно появившееся на моей коже. Пятно очень скоро перестало казаться липким, а обжигающая боль постепенно растворялась в бессильной ярости, требующей отмщения. Отголоски растворяющихся знаний подсказали мне об опасности и необходимости держаться подальше от мстительных людишек, готовых в любую минуту навредить мне. Я принял решение впредь не навязывать так настойчиво свое общество и отныне старался держаться в тени. Идея отмщения не покинула меня, превратившись в ожидание более подходящего момента. Когда первая эйфория от внезапно обретенной свободы покинула меня, я почувствовал голод. Сейчас он мало напоминал ту скучную необходимость поддержания сил в мою бытность жалким существом, таскающим на себе неудобные лоскуты. Сейчас это было всепоглощающее желание почувствовать вкус настоящего живого мяса, и я не находил сил сопротивляться этому желанию.
Я еще не привык к тому, что вытворял теперь мой организм, и поэтому находился в растерянности от его пугающих требований.
До самых сумерек я метался по улицам пустого города, прячась от редких прохожих и все еще боясь идти на поводу своей новой сущности. Несколько раз я наталкивался на испуганных мелких существ, пытающихся проявить ко мне неоправданную агрессию. Я никому из них еще не успел причинить зла, все мои мстительные ходы оставались всего лишь планами, однако одно только мое появление почему-то рождало в каждом из них желание навредить мне. Устав отбиваться от их настойчивого внимания, я решил покинуть пределы негостеприимного города. Моя озлобленность странным образом трансформировалась в небывалую энергию и позволила мне без усилий преодолеть довольно длительное расстояние. Я несся по полю, вдоль широкой асфальтированной трассы, видя перед собой единственную цель, спрятаться и исчезнуть.
Мимо проносились бескрайние просторы, не позволяющие мне достичь желаемого. По обеим сторонам широкой дороги то здесь, то там появлялись маленькие поселения, притихшие и настороженные. Я, подчиняясь инстинктам, изредка наведывался на узенькие улочки, в надежде удовлетворить лютое желание растерзать живую теплую плоть. Мои морально-этические основы остались там, с тем тщедушным человеческим тельцем, с ненавистными разорванными тряпками и чем-то еще, уже недоступном моему пониманию. Люди, едва завидев мою тень, в ужасе разбегались по своим норам, лишая меня вожделенной цели и рождая во мне агрессию. Я опасался вламываться в дома, предпочитая вести охоту издалека. Я еще очень отчетливо помнил обжигающую боль, причиняемую озлобленными обывателями. Однажды мне повезло и мне удалось схватить зазевавшегося селянина, неосторожно покинувшего свое убежище. Это был мой первый опыт удачной охоты, и он значительно упрочил мою уверенность в своих силах. Обыватели не стали мстить мне своими привычными методами, и я поверил в свою безнаказанность. Расправившись с человеком, я обрел новые силы и продолжил свой путь, по-прежнему не имеющий четкого итога. Укрыться на равнинах было негде, но зато здесь можно было без усилий растерзать очередную жертву, не прибегая к особым хитростям. Мне становился понятен алгоритм отлова, а требования моего тела больше не казались мне настораживающими. Я хотел уничтожать, и я уничтожал, оставаясь практически неуязвимым. Мой путь пролегал через овраги и мелководные речки, на берегах которых я устраивал себе подобие ночлега. Я не нуждался в длительном отдыхе. Мне было достаточно просидеть в неподвижности пару человеческих часов, чтобы обрести способность двигаться дальше, выискивая новых жертв. Других целей я не знал, да и не хотел знать, наслаждаясь силой, ловкостью и невероятной выносливостью. Наконец, через бесконечное число ночей, я увидел перед собой неясные очертания гор, утопавших в прозрачной дымке. Звериное чутье, неведомым образом обострившееся во мне, подсказало, что там, среди густых зарослей, я отыщу себе место, где смогу проводить часы отдыха, не прислушиваясь к посторонним звукам. Я не боялся нападения человеческих существ. Для этого они казались мне слишком мелкими и незначительными. Я опасался конкуренции в лице себе подобных, без труда способных навредить мне, лишив возможности двигаться и уничтожать. Я чувствовал зло, исходящее от них и это пугающе напоминало мои собственные эмоции.
Чем ближе становились горы, тем чаще на моем пути появлялись маленькие поселения. Я мог бы без труда в одиночку разграбить каждое из них, однако больше не видел в этом необходимости. Эйфория разрушения оставила меня, и я бездумно двигался к склонам, рассчитывая отыскать там убежище. Когда мои сильные крепкие ноги вынесли меня к бурлящему потоку, берущему начало в глубокой расщелине, я остановился. Темная бездонная пустота рождала страх и настороженность и, повинуясь охватившему порыву, я издал визгливый звук. Ни на какие другие вербальные проявления эмоция я был не способен, однако и заполошного визжания оказалось достаточно, чтобы привлечь чужое внимание.
Глава 6.
За моей спиной раздались невнятные голоса, слившиеся для меня в единый гортанный звук, лишенный смыслового наполнения. Однако их общая интонация весьма отчетливо говорила о решительности намерений. Я не стал дожидаться, пока жалкая кучка, вооруженная нестрашными ружьями, примется дырявить мою шкуру, и сам сделал первый шаг. Главный в этой группе что-то прокричал, призывая остальных, и те, послушно рассредоточились по кругу, захватывая меня в кольцо. Если бы я мог, я с радостью рассмеялся бы над их жалкими попытками одолеть меня подобным способом. Но смеяться я не мог, а только снова издал визжащий звук, от которого горе-охотники замерли и попятились назад. Отвернувшись к ним спиной, я продемонстрировал им высшую степень презрения и неожиданно для себя самого прыгнул в горный поток. Инстинкт самосохранения напрочь отказывался мне служить, и вероятно забыл подсказать мне о той опасности, которую таят в себе скрытые под водой камни. Я рухнул на весьма острые выступы, и, захлебываясь в шумном потоке, поплыл по течению. Речка была быстрая, но мелководная, и я здорово ободрал себе бока, сплавляясь по ней. Выбрав себе местечко подальше от навязчивых людишек, я выполз на берег и растянулся на влажном мху, подставляя солнечным лучам кровоточащие ссадины.
Мой отдых был нарушен появлением еще одного охотника. Он был один, безоружный и неагрессивный. Во всяком случае, он не орал, пытаясь меня напугать, не раздавал глупые распоряжения и в целом вел себя достойно. Его появление сгенерировало желание подкрепиться, однако мне было лень шевелиться и совершать лишние движения. Человек остановился и с изумлением пробормотал что-то на своем, человеческом языке. Я все еще не понимал, что он пытался донести до меня, но судя по его интонации, зла в нем не было, как не было желания расправиться со мной немедленно.
Я приподнялся на камнях, демонстрируя дружелюбие и оскалился, пуская слюни. Так я хотел выразить радость от встречи и желание наладить контакт. Я слишком долго был один, а человечек выглядел забавно, к тому же всегда удобно, когда у тебя под рукой готовый обед. Человек взмахнул руками и смело подошел ближе, присаживаясь возле моих ног. Пришелец нисколько не боялся моего грозного вида, а мне нужно было выглядеть устрашающе, и я снова зарычал. Мой незванный гость побледнел, но страха не проявил, а только горестно вздохнул и снова что-то забормотал, осмелившись коснуться моей ноги крохотной ладонью. Я вскочил на ноги и не раздумывая, подхватил его за плечи, разворачивая к себе и делая попытку вцепиться зубами в его незащищенную шею. Человечек вздрогнул, а я внезапно передумал так быстро лишать его жизни. К тому же голод терзал меня не сильно. Где-то поодаль вновь послышались голоса. Теперь от их растерянной интонации не осталось и следа, а их шаги звучали уверенно и решительно. Человечек неловко вывернулся из моего легкого захвата и поволок меня по склону, торопя и оглядываясь. Его действия были настолько нехарактерны для представителей мелкой расы, что я без вопросов направился за ним, терзаемый любопытством. Ну или какой-то очень похожей эмоцией. Мой проводник привел меня к темному выступу, нависающему над входом в горную пещеру. У меня не было желания спускаться внутрь, но человек был настойчив, и очень скоро мы оказались в прохладном гроте, имеющим под низкими сводами свое продолжение. Человечек легко подтолкнул меня, приглашая сесть, а сам рванул обратно, к выходу. Его не было довольно длительное время, за которое я успел прийти к мысли, что сейчас вместе с ним явится та самая группа охотников, что он обманул меня как несмышленого детеныша, и что я идиот. Последнее определение вырвалось из глубин памяти и вызвало щемящее сожаление. Однако человечек вернулся один и с весьма довольным видом снова присел возле моих ног. Я мог бы одним ударом отправить наивного смельчака к праотцам, однако делать этого не стал, а только недовольно взвизгнул. Человек обернулся ко мне и покачал головой.
«Ррххр, — пробормотал он осуждающе и развил свою мысль дальше, однако я слышал только напевные звуки, напомнившие мне речной поток. Его бормотание странно завораживало, я размеренно закачался, подтягивая к груди ноги и опираясь лапами на холодную землю. Мне нужно было отдохнуть.
Из дремотного состояния меня выдернул отвратительный вкус, неизвестно как оказавшийся в моей пасти. Я помотал головой, отгоняя видение, однако оно продолжало терзать меня своей навязчивостью, сопровождаясь нестерпимой болью в гудящих ногах. Я выпрямился, насколько позволяли низкие своды грота и с неудовольствием увидел, как мои сильные выносливые ноги пугающе уменьшились в размерах и стали похожи на отвратительные тощие человеческие конечности. «Что происходит?» — метнулась в голове вполне человеческая мысль, однако получить ответ на нее мне не удалось. Вместо этого я стал свидетелем новых катаклизмов моего организма. Длинные лапы перестали быть таковыми, сократившись до обычных рук, а вместо привычной ненависти ко всему живому, пришло умиротворение. Я расслабленно вытянулся вдоль холодной стены грота, закрыл глаза и погрузился в полудрему. Человек, сидящий у моих ног продолжал мне что-то непрерывно бормотать и в какой-то момент я начал понимать содержание его речи.
«Прохор, здесь нельзя задерживаться надолго, — доносилось до меня, — группы реагирования без разбора уничтожают всех, кто имел неосторожность контактировать с дикими тварями, а также истребляют и самих тварей. Теперь у них для этого изобретено новое мощное оружие, позволяющее в считанные секунды расправляться с предателями. Где-то там, в цивилизации, изобретена вакцина, возвращающая зараженным прежнее обличие. В ее создании приняли участия сотрудники столичного медицинского центра, так рассказывают. Однако этого препарата не хватает на всех, а люди торопливы, и поэтому создана особая программа. В народе ее называют «программа избранных», в которую попадают те, кто будет обработан чудо-лекарством. Их очень ограниченное количество. Остальных уничтожают. Я не знаю, по какой схеме работает отбор, но группа реагирования, призвана уничтожать и тех, кто по каким-то причинам снова стал человеком, минуя избранную программу. Они боятся повторения и перестраховываются. Они вычислили и меня тоже, Прохор. Они могут найти и тебя. Нужно спасаться.»
Негромкое бормотание сидящего рядом не сразу достигло моего понимания. Я некоторое время продолжал прислушиваться к его напевной речи, пока в какой-то момент на меня не обрушилась лавина всех воспоминаний, заботливо укрытой от меня на время моего обращения. В своем собеседнике я узнал Варвара, того дикаря, на котором однажды протестировал изобретенное противоядие. Теперь он вполне стал напоминать человека, а его сбивчивая речь сейчас звучала мягко и правильно. Мне нравилось слушать его бормотание. Оно неведомым образом переносило меня в то далекое время, когда у меня были друзья, а моя семья всерьез беспокоилась о моем благополучии. Ничего этого сейчас у меня не было, семью я потерял уже давно, а к друзьям не стремился. Вместо них у меня был Варвар, болтающий о последних новостях, половину из которых я не до конца понимал. Я понял главное, неведомые группы реагирования в любой момент могут расправиться с теми, кого призваны были спасти.
«Уходим, Прохор, — снова забормотал Варвар, неловко поднимаясь на ноги. Теперь, когда к нему вернулся его прежний облик, я мог наконец-то рассмотреть его. Варвар был невысоким, но крепким и жилистым, это я помнил еще по его бытности дикарем. Глаза Варвара потемнели окончательно, а его некогда лохматые волосы подверглись карающей стрижке и сейчас смешно торчали едва отросшим ежиком.
«Я, когда в человека превратился, — охотно пояснил мне Варвар, перехватив мой внимательный взгляд, — был вынужден обратиться за помощью к местным. Они с неохотой помогли мне, обеспечив какой-никакой одежкой и позволив вернуть себе признаки цивилизованного человека. Потом они выгнали меня, конечно, но теперь я не привлекаю внимания групп реагирования. Я выгляжу как обычный человек, впрочем, я им и являюсь.»
Слушая его рассказы, я постепенно тоже возвращался к цивилизованному состоянию, понимая, что мне так же потребуется помощь местных. Свою одежду я безжалостно разорвал в период обращения и теперь со стыдом представлял какое неприглядное зрелище являл миру, когда носился сломя голову вдоль широких дорог междугородных трасс.
«Как ты понял, что я тот Прохор, которого ты знал? — наконец-то поинтересовался я, сумев вклиниться в бесконечное варварское бормотание. — ты был дикарем, а они, как правило не помнят ничего из того, что с ними происходило в период обращения. Я так вот не помню.»
«Я понял это, — усмехнулся Варвар, не отводя от меня глубоких темных глаз, — у тебя не изменилось лицо во время обращения. Вместо уродливой морды, я увидел твои прежние черты, а их не сразу забудешь, Прохор. Я запомнил их еще тогда, давно. Когда стал превращаться в человека. Может, ты расскажешь, что с тобой произошло за все это время и где ты подхватил эту гадость?»
Я мог бы охотно поделиться всеми событиями, что произошли со мной с момента нашего расставания, однако другая мысль беспокоила меня. Группа реагирования отчетливо видела меня тогда, когда напала на мой след возле реки. Это было не воспоминание, а скорее подсознательное осознание опасности. Меня наверняка видели те люди, кто встречался на моем пути во время моих безрассудных экспедиций по дорогам, полям и лугам. А если мое лицо не изменилось в период обращения, то нет ничего проще отыскать меня сейчас. Отыскать и уничтожить, так, как гласит распоряжение. Варвар заметил мою тревогу и беспокойно заерзал.
«Я знаю тайную дорогу в горах, — бормотнул он, желая меня ободрить, — она ведет к морю, но это долгий путь. Если ты не страдаешь клаустрофобией и не боишься замерзнуть под глубокими сводами, я могу провести нас туда. Правда, не думаю, что приведу к безмятежной жизни. Наверняка, эти группы работают по всей стране. Уж слишком активно они взялись за уничтожение тварей.»
«Погоди, Варвар, — снова прервал я повествование, — ты говорил мне о противоядии, изобретенном в Центре? Как давно его изобрели?»
Варвар невесело усмехнулся.
«Недавно, и месяца еще не прошло. Однако со всех углов теперь вещают о противоядии и его эффективности, а, чтобы не создавать паники, они решили избавляться от напасти сразу со всех направлений. Эти группы считаются нелегальными, но они неподсудны. Я мало разбираюсь во всем этом, Прохор. Да и не слишком хочу знать про все нюансы. Довольно с меня и того, что мне уже известно.»
Мое спонтанное превращение в человека обнаружило сразу несколько неудобств и проблем. Во-первых, сейчас я стал ощущать дикий холод, проникающий из глубин подземелья. Одетый в немодную, но довольно крепкую одежку, Варвар тоже ежился под однообразными ледяными потоками воздуха, чего было говорить обо мне, сидящим в своем естественном обличии прямо на ледяных камнях. Во-вторых, меня мучил обычный человеческий голод, решивший тоже подать о себе голос, в знак моего полного обращения в представителя высшей расы. Ну и в-третьих, я банально устал. Мои приключения по перевоплощению отняли последние силы и мой организм требовал немедленного восстановительного отдыха.
Однако тревожные сообщения Варвара не позволяли решить моментально ни одну из указанных проблем. Нам на пятки наступали те самые карательные отряды, что действовали незаконно, но были ненаказуемы. Варвар стряхнул с себя оцепенение и поднявшись на ноги, уверенно заявил:
«Мы пройдем совсем немного и выйдем к горному ущелью. Потерпи немного, Прохор, тут совсем недалеко. Там я постараюсь раздобыть тебе одежку и немного провизии. Многого не обещаю, но это будет все же лучше, чем таскаться голышом по горам и привлекать к себе ненужное внимание»
Я был склонен согласиться с Варваром и послушно потянулся следом, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам.
Селение, обещанное Варваром, действительно оказалось совсем недалеко. Мы миновали небольшой перевал и оказались у небольшой деревушки, расположенной на другом берегу быстрой горной речки. Варвар оставил меня ждать его возвращения на склоне, а сам уверенно направился к подвесному мосту. Варвара не было больше двух часов, и я начал реально беспокоится о своем заботливом приятеле, так спонтанно появившимся в моей жизни. Сейчас опасность исходила как от тварей, так и от вполне разумных людей, поэтому, когда уставший, но довольный Варвар показался в поле зрения, я невольно разулыбался.
Его поход оказался плодотворным. Местные щедро поделились с ним старыми истертыми штанами, составлявшими когда-то брючную пару и засаленной розовой курткой с меховым капюшоном. Из еды Варвару удалось раздобыть пару горстей безвкусного концентрата. Торжественно вручив мне приобретенное богатство, Варвар широко улыбнулся и тактично отвернулся, позволяя мне возвращать себе облик джентльмена. Воспитанный Варвар не сдержал неконтролируемый ржач, когда я предстал пред ним в своих обновках.
«В таком виде тебя заметут еще быстрее, — проржавшись, заявил он. — давай сделаем так. Штаны вполне приличные, а вот куртку я могу потаскать сам, только избавлюсь от капюшона. Взамен я предлагаю тебе свою куртку, которая мне немного великовата.»
Как только вопрос с нарядами был улажен, до нашего слуха вновь донеслись отголоски неразборчивой человеческой речи. Голоса могли принадлежать кому угодно, однако мы решили не рисковать и бодро направились к перевалу.
Тайная дорога к морю пролегала под сводами глубокой и просторной пещеры, утыканной сталактитами, на которые я то и дело налетал в темноте. Варвар обладал по истине звериным чутьем, уверенно продвигаясь в кромешной темноте и проводя меня по извилистой дороге. Наконец дорога круто забрала вверх и очень скоро мы оказались возле едва заметной расщелины, сквозь которую проникал слабый дневной свет. Варвар предложил мне сделать небольшой привал и все же перекусить.
Химический концентрат, добытый в деревушке, принято было разводить водой, но воды у нас не было, поэтому пришлось пользоваться тем, что было в наличии. Варвар с отвращением жевал безвкусную массу, то и дело сплевывая на землю. Глядя на его страдания, я ловил себя на мысли, что бедняга даже и не подозревал, насколько вкусной может быть настоящая еда. Варвар был слишком молод, чтобы застать нормальные продукты, которые исчезли из употребления задолго до его появления на свет.
«Сколько тебе лет, Варвар? — не удержался я от любопытства»
Мой попутчик ненадолго задумался, подсчитывая свой возраст и выдал неопределенное:
«Много, столько не живут. Тридцать лет»
Я негромко засмеялся, создавая раскатистое эхо. Варвар не подозревал еще об одной вещи. Некоторые особо невезучие граждане могут жить гораздо дольше, чем тридцать лет. Но об этом наивному парню знать было необязательно. Домусолив очередную горстку якобы еды, Варвар с отвращением сплюнул еще раз и негромко заявил.
«Я не отказался бы сейчас от хорошего куска копченой курицы, вместо того, чтобы хавать эту дрянь!»
Тут уж я не сдержался и заржал в полный голос.
«Откуда тебе известно о таких деликатесах, а, Варвар? — невежливо пробормотал я сквозь смех, — тебе приходилось есть копченую курицу?»
Варвар странно смутился и неразборчиво пробормотал:
«Не приходилось. Мой друг частенько… Он рассказывал мне семейные предания, когда такая еда считалась самой обычной. Я не отказался бы снова вернуться в те времена, Прохор»
Я жил в те времена и мог бы рассказать множество историй, никак не связанных с едой, но способных вызвать у Варвара и не такие сожаления и восторги. Однако я держал свои секреты при себе, стараясь казаться обычным среднестатистическим гражданином. Привал был завершен и наш путь снова погрузился в непроглядную тьму. Варвар больше не казался мне веселым и оживленным. Странный экскурс в далекое прошлое стер краски жизни с его лица и следующую часть пути мы провели в напряженном молчании. От вечного мрака перед глазами плыли размытые силуэты, рожденные воображением. Мне казалось, что там, в темноте скрываются диковинные звери, способные растерзать нахальных пришельцев. Но настоящие звери поджидали нас там, наверху, возле выхода из ледяной пещеры. Когда наш подземный путь завершился восхождением к свету, на нас обрушились все звуки жизни, и они не вызвали в нас восторга. Отовсюду доносились крикливые гортанные окрики, призывающие кого-то окружать, вести и выпиливать. Варвар растерянно оглянулся и с сожалением произнес:
«Возвращаться обратно не имеет смысла, однако пробираться к побережью граничит с явным безрассудством. Что будем делать, Прохор?»
Сейчас в нас ничто не говорило о пугающем облике диких тварей, или о нашем спонтанном возвращении в мир людей. Мы выглядели как два обычных странника, решивших прогуляться к морю. Учитывая нынешнюю экономическую ситуацию, гораздо больше вопросов могли бы вызвать модные дорогие шмотки из натуральных материалов. То синтетическое дерьмо, что было сейчас наверчено на нас, вызвало бы сожаление, сострадание и полное нежелание связываться со скучными представителями среднего класса. Я решил рискнуть и нацепив на лицо равнодушно-отрешенное выражение, не торопясь двинулся к побережью. Варвар, немного подумав, двинулся следом, снисходительно заявляя, что даже будет рад, если кто-нибудь вообще обратит на него внимание. Последняя реплика моего попутчика вернула меня к мирным временам, и я снова повторил свой вопрос, заданный когда-то Варвару-дикарю.
«Что случилось с твоей семьей, Варвар? — как можно доброжелательнее произнес я»
Варвар с неудовольствием поморщился и нехотя отозвался:
«У меня ее нет. И не будет больше никогда, Прохор. Давай больше не возвращаться к этим вопросам. Я не спрашиваю, почему ты сейчас здесь, а не разыскиваешь своих.»
Я извинился и закрыл тему, обнаруживая в себе разыгравшееся любопытство к этой запретной теме. «Как-нибудь я разузнаю о тебе, Варвар, — пообещал я мысленно, и послушно замолчал»
Глава 7.
Побережье ничем не напоминало те шикарные пляжи с белым песком, которые еще жили в моей памяти. На протяжение всей линии прибоя любой желающий полюбоваться местными красотами, мог обнаружить огромные серые камни, в беспорядке наваленные по берегу у самой воды. Пройдя приличное расстояние по естественному волнорезу, мы уткнулись в отвесные скалы, нависающие над самой водой. Варвар отыскал вполне годное для обитания местечко, выполненное в форме неглубокого грота, и радушно предложил мне располагаться в новом жилище.
«Я сам часто ночую в таких расщелинах, — объяснял он, деловито вертясь в тесном пространстве. — это самое безопасное место. Твари сюда не доходят, а группы реагирования прочесывают только жилые районы, и те участки, на которых находят наибольшее скопление людей.»
О бытовых удобствах Варвар не упоминал, но в текущей ситуации эти мелочи не являлись приоритетными. Нам с ним было достаточно крыши и некоего подобия стен, защищающих от ветра. Я был невзыскателен, а Варвар и вовсе давно привык к таким условиям. Когда страсти по новоселью немного улеглись, меня охватила вполне обоснованная тоска по утерянным снадобьям, а, главное, по своим записям, оставленным в подвале столичной высотки. Щедрая природа южного края была богата на лекарственные растения, и я, не видя другой возможности пополнить свои медицинские припасы, каждое утро отправлялся на склоны, собирать корешки и травы. Варвар относился к моим вылазкам настороженно, но возражать не рисковал, и только покачивал головой. Варвар воровал для нас еду, рыская по горным поселкам. Я был не сторонник подобных мероприятий и тоже качал головой, когда он возвращался вечером и с гордостью демонстрировал добычу. Однако других способов выжить у нас не было. Все около законные заработки остались в далеком прошлом. Люди добывали себе средства к существованию, кто как мог. На юге было принято водить экскурсии по горам и предоставлять временное жилье туристам, которых с каждым годом становилось все меньше. Отдыхали на побережье самые отчаянные и безбашенные граждане, напрочь лишенные инстинкта самосохранения, да и тех в этом сезоне насчитывались жалкие единицы. Поэтому воровство в поселках было оправданно, хоть и недопустимо. Вечерами я раскладывал принесенные травы на нагретых камнях и тщательно сортировал их по лечебным свойствам. Запасливый Варвар приволок мне откуда-то клочок холщовой ткани, по нынешним ценам стоивший целое состояние. Я аккуратно разрезал его на ровные квадраты и завернул в них приготовленные ингредиенты. Дикарь всякий раз проявлял вполне искренний интерес к моим занятиям, почтительно замирая в шаге от моих снадобий и в волнении шевелил губами, видимо повторяя про себя какие-то заклинания. Или просто вел подсчет увеличивающимся мешочкам с травами.
Однажды вечером Варвар не пришел в положенное время, вызвав во мне волну беспокойства. Я прождал его до полуночи, а с первыми лучами солнца отправился его искать. Мой новый приятель намечал себе разные маршруты для воровских набегов, и география моих поисков обещала быть весьма обширной. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, я отправился в самое ближайшее поселение, в надежде разузнать о приятеле хоть какую-нибудь информацию. Стоило мне просто приблизиться к границам деревушки, как стало понятно, что никакой информации не будет, что селение прочесывается группой реагирования и что, скорей всего, мой Варвар уже попал под раздачу. Пока я в раздумьях пялился на шумные беспорядки, вызванные внеплановой зачисткой, рядом со мной притормозил мальчишка-подросток и торопливо зашептал:
«Уходите отсюда, сударь, здесь группы реагирования, и им все равно, кто перед ними, люди или твари!»
«Они уничтожают обращенных тоже? — машинально поинтересовался я, не чувствуя в себе интереса.»
«Не уничтожают, а отлавливают и куда-то увозят. Никто не знает, чем все закончится, — охотно пояснил мальчишка, порываясь бежать.»
«Куда увозят? — наконец-то заинтересовался я, — для чего?»
Мальчишка пожал худенькими плечами и помотал головой.
«Никто ничего не знает, — интригующе поделился он, — кто говорит, обращенных свозят в исследовательские центры в столице, кто утверждает, что их закрывают в местных лабораториях. Здесь нельзя оставаться. Говорят, такое творится во всех селениях. Люди уходят, хоть и сами не знают, куда»
Я впервые слышал, что в горах существуют лаборатории, впрочем, учитывая нынешнюю ситуацию, в этом не было ничего удивительного. Жизнь всего мира вращалась сейчас вокруг единственной проблемы, а исследовательские центры росли отовсюду как грибы.
Мальчишка, не дождавшись окончания беседы, рванул вниз по пыльной дороге, а я передумал заходить в поселок. Варвара там я скорей всего не застану, думал я, торопливо шагая обратно к побережью. Я надеялся, что изворотливый дикарь, выросший в горах, нашел способ скрыться от туповатых вояк и сейчас дожидается меня в гроте, изводясь от переживаний.
Однако, в гроте меня никто не ждал. Наше пристанище было ровно таким, каким я оставил его пару часов назад, отправляясь на поиски. Безрезультатно проторчав на побережье еще несколько часов, я принял решение идти в город. Возможно там я смогу что-нибудь разузнать если не про моего Варвара, то хотя бы получить информацию о судьбе отловленных обращенных. Конечно, оставался шанс быть отловленным самому и узнать судьбу бедолаг, так сказать, изнутри, но и сидеть сложа руки для меня тоже был не вариант. В конце концов, я всегда ценил понятие «дружба», а Варвар был моим единственным другом.
В городе царил хаос и беспредел. По узким улочкам стройными рядами маршировали солдаты групп реагирования, без смущения распахивая двери подозрительных домов и вламываясь в жилища. А так как грозные вояки были в целом народом крайне подозрительным, то без их внимания не оставался ни один дом. На меня никто из них даже не взглянул, чему я только поудивлялся, и поэтому я без труда добрался до солидного здания первой научной лаборатории, встретившейся мне на пути. На фоне веселых разноцветных домишек серое бетонное здание выглядело страшно и угрожающе. Но я был не из пугливых и, на ходу придумав легенду, объясняющую мое появление в этих стенах, решительно шагнул к входной двери. Обладая подходящим образованием и квалификацией, я планировал получить здесь какую-нибудь должность, чтобы иметь возможность увидеть опыты над людьми и тварями самому. Мне навстречу тут же выполз сурового вида боец охраны, и воткнув в мой живот какое-то мудреное орудие, грозно изрек:
«Предъявите документы и назовите цель вашего визита!»
Слова прозвучали настолько безжизненно, что я невольно подумал о механической имитации грозного охранника. Я протянул руку, где, как я надеялся, был сохранен опознавательный чип, и принялся терпеливо ждать, пока стражник считает с меня биометрику. Чип оказался не поврежден, и очень скоро оттаявший вояка почти приветливо произнес:
«По поводу обмена поднимитесь на второй этаж и обратитесь в третью дверь»
Я не решился уточнять, о каком обмене шла речь, ограничившись вежливым кивком. И отправился на второй этаж. За третьей дверью оказался обычный серый кабинет, оснащенный единственным рабочим столом без каких-либо приспособлений. Возле него восседал высокий крепкий мужчина, облаченный в неясного цвета халат, из-под которого неаккуратно торчали ободранные штаны. В этом временном отрезке никто не заморачивался внешним видом, и это только играло мне на руку.
«Приветствую, коллега, — равнодушно пробубнил он, — в какой области вы специализируетесь?»
Вероятно, ему уже передали новости, и мое появление вызвало только сугубо профессиональный интерес. Я был фармацевтом, но с легкостью разбирался в хирургии и неврологии, о чем и поведал хозяину кабинета. Тот удовлетворенно кивнул.
«Нам доставили новые образцы, — доверительно сообщил он, — однако на кой черт они нужны, если руководство требует решительных шагов. Отныне никакой снисходительности, только безоговорочное уничтожение! Народ бунтует и сомневается в наших успехах, ожидая чудес и наглядной демонстрации нашей работы. Будет им демонстрация!»
Человек говорил будто бы для себя, но я счел уместным отозваться на его реплики.
«Отлично, коллега, — бодро сообщил я, — с чего начнем?»
Я рассчитывал, что он отведет меня в лабораторию и предложит рассмотреть новые образцы, однако я круто ошибся.
«Сегодня вечером запланирована показательная казнь, — поделился он, — с нее и начнем, Прохор Степанович!»
Я подумал, что это такое сленговое выражение, означающее какую-нибудь планерку или общее собрание, и с готовностью выразил желание немедленно принять в ней участие. Я до сих пор сомневался, что мне так легко удалось проникнуть в секретную лабораторию и ждал подвоха. Коллега неожиданно весело засмеялся.
«Экий вы нетерпеливый, Прохор! Впрочем, молодые все горячие и стремительные. Эх, в какое время мы живем, Прохор! Время перемен и открытий, время научного прогресса, исследований и разработок, великих свершений и созидания!»
Мне казалось, я уже жил в какое-то подобное время, очень давно. Тогда тоже все стремились к созиданию и прогрессу. Я не стал спорить с энтузиастом и вопросительно уставился на коллегу, ожидая уточнений про показательную казнь.
«Мне наверно нужно как-то подготовиться? Собрать материалы или подготовить доклад? — изо всех сил кривлялся я, не до конца понимая в какой именно области проводятся упомянутые исследования и разработки.
Как оказалось, ничего такого готовить мне было не нужно. В мои обязанности входило содержать в чистоте приемные боксы.
«Вот как, — отрешенно думал я, спускаясь в подвал следом за своим восторженным коллегой, — я наивно рассчитывал, что со своей квалификацией удостоюсь чего — то поинтересней мытья горшков»
Приемные боксы занимали внушительную территорию, но выглядели относительно чисто. Мне вменялось в обязанности замывать кровь после необходимых процедур. Выразив незамысловатое пожелание созидать и прогрессировать, коллега в ободранных штанах покинул меня, аккуратно прикрыв за собой дверь.
«Что я тут делаю? — топорщилась неотвязная мысль, — вместо того, чтобы искать Варвара, я ликвидирую последствия необходимых процедур в полутемном подвале.»
К слову, все, что мне приходило на память в связи с моей новой работой, так или иначе имело отношение к невеселой процедуре вскрытия трупов. В боксе все говорило за то, что научные созидатели и творцы разделывали тут туши тварей, отловленных в городе или в поселках. Недаром же были упомянуты новые поступления.
На протяжении нескольких дней мне так и не пришлось проявить себя гениальным уборщиком. Никаких трупов в боксе не разделывали, никакие образцы не привозили, и к окончанию очередного рабочего дня я начал откровенно скучать в одиночестве. Мою тоску развеял вновь появившийся научный руководитель. У него было очень необычное имя, которое даже в мыслях звучало как заклинание. Его звали Персострат Даздрасмыгдович. Я по возможности избегал обращаться к нему по имени-отчеству, опасаясь вызвать сатану.
«Прохор Степанович! — с ноткой торжественности проговорил он, — я приглашаю вас на первое в вашей карьере заседание. Вы просто обязаны проявить себя как преданный и верный сторонник общего великого дела. Я очень рассчитываю, что молодые и перспективные кадры не посрамят наше страдающее отечество.»
От пафосности фраз сводило скулы, но в глазах Персострата Даздрасмыгдовича горел фанатичный огонь, сопротивляться которому, значило навлечь на свою голову многие проблемы.
Я послушно отложил швабру и аккуратно повесив халат на торчащий в стене гвоздь, двинулся следом за коллегой. Заседания в моей карьере уже случались, я с грустью вспомнил долгие посиделки в просторном светлом кабинете своего прежнего руководителя, но привычно не стал спорить с любезным Персостратом Даздрасмыгдовичем.
Темой сегодняшнего заседания продолжала оставаться самая животрепещущая из всех тем десятилетия. В огромном зале, выдержанном в самых строгих традициях интерьерных решений, собралось не меньше полутысячи слушателей. В самом конце зала красовалась внушительного вида трибуна, задрапированная серой тканью. Именно с нее предполагалось вещать выступающим на заседании. Я с интересом прослушал первую речь, впрочем, не узнав из нее ничего нового. После прозвучал следующий оратор, потом еще один. Они все толклись в одних и тех же фразах, виртуозно меняя их порядок и вызывая во мне легкое состояние полудремы. Я так ничего и не узнал про отловленных бедняг и это расстраивало меня больше всего. Наконец, на трибуну выполз незабвенный Прерсострат.
«Коллеги! Друзья! Соратники! — начал проникновенно он, а я невольно провел рукой по заднему карману штанов, отыскивая маузер. — мы вынуждены пересмотреть принятые ранее обязательства и цели. Народ озлоблен и требует доказательства нашей борьбы с тварями и обращенными. В нашу первоначальную задачу входила разработка фармацевтического средства борьбы, однако мы вынуждены признать поражение. Разработка неэффективна, твари множатся и угрожают спокойствию граждан. Мы должны успокоить народ, коллеги. Именно поэтому мы вынуждены пойти на крайние меры!»
В таком ключе румяный доктор вещал еще с полчаса, а когда все в зале начали откровенно зевать, он пригласил всех на закрытый двор. Сидящие в зале оживились и мерно бормоча что-то между собой, торопливо двинулись к выходу.
Закрытый двор располагался за зданием лаборатории, был огорожен со всех сторон непроницаемым забором и имел вид огромного колодца. Хлынувшую во двор толпу поджидала крытая повозка, имеющая сходство с автобусом. Я успел подумать, что все желающие никак не поместятся в этот вид транспорта, куда бы он ни направлялся. Однако в его задачу и не входило перевозить гудящую толпу. Автобус затарахтел движком и медленно покатился к распахнутым настежь воротам, увлекая за собой оживленных людей. Куда направлялся автобус и что он перевозил в своем гудящем нутре, для меня оставалось загадкой, а спрашивать о том у своих коллег я посчитал неуместным. Мы некоторое время скорбно тащились за колесницей, пока она наконец не привела нас к просторной площади, битком забитой любопытными. По периметру были расставлены бойцы охраны, сдерживающие натиск и высматривающие появление диких тварей. Я с великим изумлением натолкнулся взглядом на странное сооружение, нелепо торчащее посредине площади. Сооружение представляло собой грубо сколоченный помост, украшенный невысоким, но широким бревном, закрепленным вертикально. У меня мелькнула мысль, что сейчас я стану свидетелем красочного шоу, вероятно демонстрирующего расправу над дикими тварями, в исполнении местных актеров. По-другому я никак не мог себе объяснить подобную декорацию. Мой интерес возрос, и я протиснулся к самому краю импровизированной сцены.
Автобус, за которым мы плелись все это время, подобрался к лестнице, ведущей на сцену, и распахнул дверцы. Я ожидал увидеть толпу разукрашенных лицедеев, однако на улице появился всего один. Он был с ног до головы замотан в омерзительно шелестящую ткань, явно мешающую ему перемещаться. Человек неловко пошатнулся, пытаясь удержаться на ногах, и не удержался, поскольку его ноги были крепко обвязаны жесткой веревкой.
«Неплохо! Браво, Персострат! — подумал я, с интересом наблюдая над правдоподобными попытками человека подняться на ноги, — в нынешнее скорбное время весьма неплохая задумка повеселить народ и отвлечь его от вечного страха.»
Один из бойцов охранения грубо подтолкнул персонажа к лесенке и тот, затравленно оглянувшись, сделал неуверенный шаг. Его шуршащая накидка спала на землю, и я с изумлением увидел, что актер, исполняющий роль дикой твари, потрясающе похож на моего Варвара. Те же темные глубокие глаза, те же торчащие во все стороны темные волосы, тот же рост и та же фигура. Мне показалось немного странным, что господа костюмеры не добавили немного правдоподобия, натянув на вполне человеческое лицо уродливую маску, но видно таково было решение постановщика. Пока несчастный связанный добирался до сцены, вездесущий Персострат уже бодро промаршировал к краю помоста, в своем обычном костюме с привычной папочкой в руках. Он оглядел всех собравшихся и торжественно объявил о начале представления. Правда его слова звучали немного по-другому, снова акцентируя внимание на новых веяниях и задачах. Но в целом, его мысль была ясна — ученый мир принялся решать проблемы силовыми методами.
«Перед вами не человек, как могло бы показаться с первого взгляда. Это обращенная тварь, и кто знает, какой урон она причинила мирным гражданам. За свои деяния она должна понести справедливое наказание! Это только начало! — гордо вопил он, обводя обезумевшими глазами гудящую толпу, — так будет с каждой тварью, с каждым обращенным, кто посмел обойти программу «избранных», так будет со всеми!»
В его словах звучали откровенно безумные ноты, и я уже начал сомневаться в реальности театрализованной затеи и постановочных трюков.
Пленник, сопровождаемый весьма болезненными толчками охраны, наконец-то добрался до бревна и настороженно замер, обводя глазами беснующуюся толпу. На самый краткий миг наши глаза встретились, и я с ужасом понял, что очень ошибся в своих первоначальных предположениях. Передо мной стоял не актер, играющий тварь. Это был недавно обращенный. Это был мой Варвар. Сопровождавший боец подтолкнул Варвара к столбу и надежно привязал того длинной крепкой веревкой. Варвар дернулся, но получив очередной пинок, послушно затих. Я во все глаза наблюдал за развитием сюрреалистических событий, и не верил тому, что видел. «Так не должно было быть, — метались заполошные мысли, — мы живем в цивилизованное время, казни отменены, да и к чему все это? Варвар не виноват, что однажды стал таким, это может случиться с любым из присутствующих! Он не преступник, а жертва, и он достаточно настрадался и без глупых представлений!»
Однако мысли продолжали оставаться мыслями. Я ничем не мог помочь Варвару. Мое вмешательство только ускорило бы расправу и не привело бы ни к чему. Толпа разорвала бы нас двоих, если бы я нарушил порядок представления.
«А может быть, все это рассчитано на зрелищность? — появилась новая обнадеживающая мысль, — может сейчас Варвара отпустят, не причинив ему вреда?»
Опровергая мои ожидания, на помост взобрался крепкий мужик, видимо работающий санитаром в каком-нибудь дурдоме, и протянув вперед руку, продемонстрировал толпе тонкую витую плеть, оснащенную какими-то блестящими металлическими вкраплениями. Толпа призывно загудела, и в ее непрерывном вое я отчетливо расслышал угрожающее: «Сдохни, тварь!»
Варвар обвел беснующуюся толпу погасшими глазами и обессиленно опустил голову, смирившись с участью. Санитар, не дожидаясь, пока толпа перейдет сама к решительным действиям, уверенно размахнулся и с силой обрушил на незащищенное тело Варвара страшную плетку. Варвар дернулся и, запрокинув голову, распахнул в беззвучном крике разорванный рот. По его коже тут же заструились яркие полосы крови, а санитар, помня о долге, нанес свой следующий карательный удар. Варвар снова изогнулся, но вскоре затих, податливо мотаясь под тяжелыми ударами. Его тело покрывали яркие всполохи живой крови и не было шанса, что экзекуция закончиться для него благополучно. Стражи безопасности припасли для несчастного обращенного двести ударов, последние из которых были уже безразличны Варвару. Толпа, дождавшись последних взмахов жуткой плетки, удовлетворенно загудела, потянувшись с площади. Я никак не мог осознать правдоподобность всего произошедшего на моих глазах. О таких расправах я читал в книжках про варварское средневековье и никак не мог предположить, что это дикарство возможно спустя несколько столетий. Я, не отрываясь, смотрел на безвольно повисшее тело своего единственного друга и, внезапно приняв решение, шагнул на помост.
Глава 8.
То, что я собрался сделать, наверняка вызвало бы волну возмущения и порицания среди населения, и рассматривалось, как наглое нарушение закона. Однако мне было насрать и на возмущения, и на население в целом. Я разрезал тугие веревки, удерживающие жертву на столбе, и ко мне в руки соскользнуло неожиданно легкое, липкое от крови мертвое тело несчастного Варвара. Я не мог допустить хотя бы того, что бы безумные ученые копались в его останках, делая новые бесполезные открытия. Прижимая к себе скользкую израненную фигурку, я неловко спрыгнул с помоста, и, настороженно оглядываясь, пересек опустевшую площадь. Благодаря объявленному комендантскому часу, улицы города были пусты и молчаливы, а верные стражи безопасности бдительно толклись там, где возможность столкнуться с дикой тварью стремилась к нулю. Я несся по опустевшему городу, не видя в своем порыве никакого практического смысла. Мое дыхание со свистом вырывалось из легких и грозило остановиться совсем, но мне были безразличны его планы. Я прислушивался к глухому стуку своих уродливых ботинок по разбитому асфальту, и мне казалось, что на этот шум сейчас сбежится половина города. Однако окна в домах продолжали оставаться неприветливо темными, никто не объявлял погоню и не грозил мне немедленной расправой. Варвар норовил выскользнуть из моих рук, неестественно запрокидывая голову и скаля на меня ровные белоснежные зубы. Миновав границы города, я почувствовал уверенность и сбавил шаг. Добравшись до низкого раскидистого куста, выросшего прямо на дороге, я осторожно уложил свою кровавую ношу и наклонился к самому его лицу, надеясь расслышать признаки жизни. Я был врач и давно уже понял, что мои проверки ничто иное, как попытка поверить в чудеса. Варвар безвольно вывернул голову и глядя в ночное небе мутнеющими глазами, будто бы укорял меня за малодушие и сентиментальность.
«Пора двигаться дальше, дружище, — пробормотал я, подхватывая с земли липкую фигурку»
До самого побережья мы добрались без приключений. Я добрался. Варвару приключения были уже безразличны. В гроте было темно, сыро и тесно, и я с трудом отыскал подходящее место для своего приятеля. Расстелив на камнях обрывок старой тряпки, я осторожно уложил Варвара и, закрыв рогожкой вход в импровизированное жилище, принялся разводить огонь. Несколько дней назад хозяйственный Варвар предусмотрительно сложил из прибрежных камней некое подобие очага, уверенно заявив мне, что с наступлением холодов такое приспособление здорово облегчит нам существование. Огонь весело запрыгал среди камней, рождая на низких сводах пугающие тени. Я некоторое время глядел на мерцающие отсветы, потом решительно приподнялся и принялся рыться в своих снадобьях. Для чего я делал это и какую цель преследовал, о том не знал даже я сам, однако с одержимостью маньяка я перекладывал с места на место свои свертки с травами и в моей голове рождалась смелая мысль. Отыскав в норе вполне пригодный кувшин, все так же украденный рукастым Варваром в одном из поселений, я набрал воды, и подвесил над очагом. Когда вода в кувшине весело забулькала, я оторвал от тряпки небольшой клочок и, смочив его в кипятке, принялся обтирать запекшуюся кровь с мертвого тела. Пока я приводил Варвара в достойный вид, вода наполовину выкипела и я, прервав свое занятие, побросал в кувшин растертые в порошок травы, которые собрал на склонах. В моей голове возникали целые страницы моих собранных за столетие записей, рецептов и составов, способных помочь при многих недугах. Однако среди них не было не одного, способного воскресить из мертвых. Вода в кувшине выкипела, оставив на дне обжигающий осадок из разварившихся кореньев и трав. Я зачерпнул рукой горячую жижу и принялся растирать по мертвой коже полученную смесь. Этот состав годился для заживления ран, порезов и ссадин у живого человека, и Варвару был без надобности, однако я продолжал упорно растирать израненную кожу, повторяя про себя слова старого заклинания, как-то слышанного от одной целительницы. В то время я открыто смеялся над ее бреднями, но сейчас они ниоткуда возникали в моей памяти и вырывались из горла сами по себе. Несколько раз в течение ночи, я заменял воду в кувшине, растирал в пыль высушенные травы и продолжал втирать полученное зелье в холодную кожу Варвара. Перед моими глазами прыгали обрывки эпизодов моей бесконечной жизни, возвращая меня в то беззаботное время, когда мне не нужно было прятаться по подвалам и пещерам от неведомых злобных тварей. От прилагаемых усилий моя энергия таяла, слова забывались, и в какой-то момент я обессиленно повалился на распростертое передо мной тело. Сколько времени я пролежал в неподвижности, сказать было невозможно. Мой импровизированный очаг давно погас, а через непрочную занавеску в пещеру проникал прохладный морской ветер.
«Все, что я делаю, не имеет смысла, — с грустью резюмировал я, поднимаясь на ноги, — единственное, что нужно мне сделать прямо сейчас, это взять себя в руки и выбрать для Варвара подходящее место последнего его пристанища»
Оставив единственного своего приятеля лежать в остывающем гроте, я выполз на берег и осмотрелся. Я не знал, что любил Варвар, что считал главным в своей жизни. Я вообще мало что про него знал. Поэтому решил выбрать ему последний приют по своему вкусу. Мы встретились с ним на склонах, там же и расстанемся, с усмешкой подумал я и, отыскав на берегу подобие подходящего инструмента, направился к склону. До самых сумерек я провозился, раскапывая Варвару удобную могилу. Это утомительное занятие странным образом отвлекало от грустных мыслей и осознания вернувшегося тотального одиночества.
«Сколько раз я зарекался впускать в свою жизнь людей, — с горечью думал я, возвращаясь в грот, — и снова нарушил данное однажды обещание. Я не предполагал, что на этот раз моя непрочная дружба окажется такой краткосрочной»
В гроте по-прежнему было сыро и прохладно. Я подошел к лежащему телу и осторожно приподнял его над землей. От проделанной на склоне работы мои ладони горели огнем, и мне на минуту показалось, что кожа Варвара стала теплой. Это был обман, разумеется, но я на самый краткий миг снова поверил в сказку.
Неловко выбравшись с ним на берег, я вдруг подумал, что было бы неплохо раздобыть ему какую-нибудь одежку, но эта мысль тут же растворилась. «Какая разница, — укорил я сам себя, — ему теперь все это без надобности»
Добравшись до заботливо вырытой ямы, я опустил Варвара на землю и оглянувшись, провел ладонью по его лицу, прощаясь с единственным другом. Вдруг под моей ладонью послышался легкий всхлип, и тело моего приятеля неестественно выгнулось. Я в ужасе вскочил на ноги, уставившись на происходящие с Варваром перемены. Он упруго приподнялся и вполне уверенно сел, с недоумением разглядывая меня.
«Что ты тут делаешь, Тихон? — неразборчиво пробормотал он и снова повалился на землю»
От неожиданности я не сразу сообразил, что мои оздоровительные манипуляции принесли свои плоды, что Варвар снова со мной и что его нужно немедленно тащить обратно. Он впал в забытье, но это больше не тревожило меня. Я знал, как помочь ему, раз уж у меня получилось вернуть его из небытия, то глупый обморок я сумею вылечить. Так думал я, несясь вниз по склону, и прижимая к груди неожиданно потяжелевшее тело. Там, в гроте, я уложил свою ожившую ношу обратно на оборванный лоскут, а сам принялся разжигать огонь в очаге. Мои суетливые движения постепенно возвращали себе уверенность, и к моменту, когда мой несчастный пациент полностью пришел в себя, я был совершенно спокоен и привычно сдержан в эмоциях.
«Что произошло, Прохор? — проговорил он, странно спотыкаясь на моем имени, — что они сделали со мной?»
Я мысленно усмехнулся.
«Они убили тебя, а я тебя оживил, — хотелось сказать мне, однако даже в мыслях эта фраза звучала дико, и неправдоподобно. Варвар ни за что не поверит мне, да и незачем ему знать все нюансы.
«Я сумел утащить тебя с помоста, до того, как они отправили тебя к праотцам, — улыбнулся я, — теперь ты снова жив и здоров. Ну или станешь таким, если будешь придерживаться моим рекомендациям.»
Варвар понимающе кивнул и пробормотал:
«Спасибо тебе, Тих… Прохор, ты здорово помог мне»
Вторая оговорка Варвара странным образом воскресила в моем сознании неясную, слабо оформленную мысль, вызвавшую, в свою очередь, замешательство.
«Почему ты назвал меня Тихоном, Варвар? — вырвалось прежде, чем я успел осознать ее.»
Тот заметно побледнел и покачал головой.
«Я просто оговорился, — пробормотал он едва разборчиво и торопливо, — не обращай внимания. Болевой шок и все такое. Забудь.»
«И все же? — настойчиво повторил я, не смея поверить своим собственным предположениям. Об этом имени никто никогда не знал, да и не мог знать, оно исчезло полвека назад, и даже я сам старался нечасто вспоминать его. Но Варвар оговорился дважды.»
Однако упрямый дикарь замкнулся в себе, и на все мои вопросы только кивал или мычал, словно боясь проговориться в третий раз. Я отстал от него, понимая, что подобная тактика не сработает.
Варвар медленно шел на поправку, постепенно возвращаясь к жизни, а я целыми днями просиживал в убежище, прислушиваясь к внешним звукам. Прошло больше недели после чудовищной показательной казни, и любезный Персострат Даздрасмыгдович, или как там его, наверняка мог связать исчезновение казненного и мои недельные прогулы в одну цепочку. Кто знает, куда заведет его стремление прогнуться перед высоким руководством и сдать нерадивого сотрудника властям. Возможно не потребовалось бы даже цепочки. Таким одержимым, как Герострат Даздрамундович, было достаточно малейшего просчета со стороны подчиненных, чтобы покарать их всеми небесными карами. Варвар, понимая мое настроение, с расспросами не лез, на воровские вылазки не ходил и в целом вел себя примерно. В нашем уютном логове царил мир и покой, если бы не одно «но». Однажды появившаяся мысль не давала мне покоя, норовя свести с орбиты мои и без того заполошные мозги. Я часто разглядывал Варвара, когда считал, что он не замечает моего почти научного интереса, и не находил никаких соответствий, которые подтвердили бы мои отчаянные предположения. Да их и не могло быть, этих соответствий, я знал это наверняка, и все равно упрямо продолжал сверлить глазами своего соседа по пещере. Кроме того, мне было интересно узнать, что произошло с ним тогда, в те страшные дни, что предшествовали показательной казни. Однако, я все еще боялся воскрешать в памяти Варвара тот ужас и дожидался подходящего случая. Варвар заговорил сам, словно отвечая разом на все мои незаданные вопросы.
«Меня схватили на улице люди в форме и поволокли в крытую машину. Там, кроме меня, находилось еще несколько человек. — рассказывал мне Варвар, глядя прямо перед собой, и казалось, вовсе не замечал моего присутствия. — после нас привезли в какой-то подвал, где нас ждали люди в халатах. Они сразу же принялись собирать у нас всякие биологические образцы. Все это проводилось в полном молчании и все наши вопросы к суровым лаборантам просто висли в воздухе. Спустя пару дней в подвал спустился один из лаборантов и приказал некоторым из находящихся в подвале выметаться вон. А остальным вколол какую-то дрянь, от которой те немного подергались и затихли. Как оказалось, те, кого отпустили, были незараженными, обычными людьми, а остальные успели обратиться в людей, видимо минуя ту самую программу для избранных. Я плохо понял из их объяснений весь алгоритм действий. Да и объяснений- то по сути не было. Огромные сотрудники лаборатории молча выполняли свою работу, предоставляя мне возможность самому строить предположения и гипотезы. Но одно я уловил отчетливо — меня ожидала та же участь, что и тех несчастных, которых довольно небрежно выволокли из подвала спустя несколько минут после инъекций. Однако прошел день, за ним второй, меня никто не навещал и казалось вовсе про меня забыли. Я начал уже привыкать к мысли, что мне удастся незаметно выскользнуть из этой ловушки. Тем более, никакой охраны возле дверей я не заметил. Я очень ловкий, Прохор, и за годы этой напасти давно научился выворачиваться и не из таких передряг. Однако мне не повезло в этот раз. Подходящего случая не представлялось, а на десятый день моего заточения явился все тот же громадный лаборант. Ты видел его, там, на площади. Он легко приподнял меня с бетонного пола и замотал в отвратительную ткань, воняющую каким-то лекарством. Ну а потом я увидел себя стоящим перед беснующейся толпой. Зачем они это затеяли, Прохор? Что это вообще было? И как ты оказался среди этих зевак?»
Рассказ Варвара поразил меня своей безыскусностью, и от этого показался еще страшнее. Выходит, одержимый Персострат не собирается останавливаться в своем стремлении очистить отечество от страданий. Если мы и дальше будем прохлаждаться на побережье, тупорылые приспешники сатаны доберутся и до нас. Тогда очередная показательная казнь заиграет новыми красками.
«Нам нужно уходить, Варвар, — не отвечая на его вопросы, озвучил я очевидное, — и чем скорее мы это сделаем, тем будет лучше.»
Мой неудачливый сосед уже вполне оправился и мог без труда преодолеть довольно значительное расстояние. К тому же со мной были мои снадобья, аккуратно собранные и регулярно пополняемые.
Глава 9.
Мы не обсуждали заранее свой маршрут, как и не ставили перед собой конкретной цели путешествия. Единственная задача, которую мы преследовали, срываясь с побережья, оказаться как можно дальше от карательных отрядов борцов за безопасность. Отчаявшись исправить ситуацию мирным и гуманным путем, фанатики от здравоохранения перековали скальпели на мечи, и без смущения шли к новой цели. Варвар предложил нам двигаться на север, объясняя свою задумку весьма прозаично.
«С равнин люди уходили в горы, к югу, возможно, они и сейчас придерживаются этих тенденций. А вездесущие твари сейчас повсюду, выбирать не приходиться. Возможно, мы не привлечем большого внимания, появившись в каком-нибудь полузаброшенном селении.»
В словах Варвара звучал здравый смысл, и как только солнце скрылось за горизонтом, мы двинулись в путь. Варвар, наученный горьким опытом, теперь настороженно оглядывался, прежде, чем совершить очередную перебежку по открытой местности. Нам феерически везло, пока дорога вела нас мимо ущелий и горных склонов. Откуда-то сверху до нас доносились визгливые оповещения диких существ, но, к счастью, ни одна из них, так и не появилась на нашем пути. Выйдя за пределы города, Варвар выдохнул и перестал останавливаться ежеминутно, прислушиваясь к окружающему миру. С наступлением ночи опасность попасться на глаза стражам безопасности резко сменилась весьма ожидаемой возможностью нарваться на диких тварей. Варвар настойчиво требовал остановки, и я был вынужден принять его предложение. По левому краю дороги раскинулись весьма живописные овраги, поросшие мягкой густой травой, и мы, понадеявшись, что твари все же предпочитают скитаться по равнинам и горным склонам, направились к тальвегу. С дороги овраги казались нам неглубокими и удобными, однако, чем дольше мы спускались, тем дальше становилась наша цель.
«Заколдованные они, что ли? — то и дело бормотал Варвар, явно выбиваясь их сил, — когда же мы достигнем дна?»
По моему мнению, дна мы достигли уже давно, превратившись в совершенных маргиналов и воров, но я не стал лишать своего попутчика бодрого настроения, рассказывая свое видение ситуации. Наконец, через несколько часов утомительного пути, перед нашими глазами выросли стены странного поселения. То, что высокий частокол ограждал именно поселок, сомневаться не приходилось. Несколько десятков лет назад такие поселки были весьма популярны и вылезали как грибы на любой более-менее живописной местности. Вокруг росли высокие стройные березы, вперемешку с елками и туями, и это только увеличивало сходство с коттеджными поселениями.
«Где же овраги? — снова забеспокоился Варвар, — мы же спускались туда, а вышли к какому-то…, а кстати, к чему мы вышли? Я не видел с дороги ничего похожего на высокие ограды и добротные дома.»
Я успокоил наблюдательного попутчика, заявив, что шли мы в темноте и вполне объяснимо, что попросту сбились с пути и свернули куда-то в сторону. Сам я не слишком поверил в свои же наблюдения, но хотя бы вернул Варвару уверенность. К нашему немалому изумлению, высокие ворота странного поселка были распахнуты настежь, а на его территории царила непроницаемая мгла. Впрочем, последнее обстоятельство не должно было удивлять слишком сильно. Сейчас, с наступлением ночи, жители почти всех населенных пунктов погружали свои жилища во тьму, лишая тварей шансов заглянуть на огонек. Варвар смело шагнул на ровную грунтовую дорожку и вскинул руку в приглашающем жесте.
«Добро пожаловать, Прохор! Наше сегодняшнее пристанище!»
Я усмехнулся и послушно пересек границу какой-то явно частной территории. По-хорошему, нам следовало бы повернуть назад и обойти загадочную местность по широкой дуге, однако здравый смысл в который раз изменил мне, а Варвар, наскитавшись по опасным дорогам, интуитивно почуял возможность спокойно отдохнуть. Пусть даже на улице под елками.
Мы прошли по ровной аллейке, обсаженной высокими деревьями, неузнаваемыми в темноте и уткнулись в просторный частный дом, с гостеприимно распахнутыми дверями и окнами. Прохладный ночной воздух весело игрался с прозрачными занавесками, в темноте похожими на добродушных привидений. Варвар недоуменно хмыкнул и обернулся ко мне.
«Они что же, совсем не слышали последние новости? — пробормотал он, имея в виду беспечных хозяев странного коттеджа. — нынче даже ворота городских парков закрывают на все замки, опасаясь непрошенных гостей»
Я постеснялся взывать к осторожности загадочных владельцев дома и поволок Варвара дальше, подыскивая место для ночлега. «Вероятно, в этих краях дикие твари просто не появлялись, — пробормотал я, — и потом, скорее всего этот дом необитаем. Первое, что приходит в голову.»
Наши поиски привели нас к широкому раскидистому дереву, росшему в самом конце аккуратной дорожки. Рядом не наблюдалось жилых домов, да и присутствия диких тварей не наблюдалось тоже, и я посчитал это место идеальным, для спокойного сна. Варвар, не дожидаясь моей команды, рухнул прямо к могучим корням гигантского растения и тут же засопел, сворачиваясь в немыслимый ком. Я предпочел немного покараулить сон своего приятеля, ни на минуту не забывая о тварях, стражах безопасности и жителях коттеджного поселка. С первыми лучами нового дня, мой приятель заворочался, потянулся, распрямляя конечности, и громко, со вкусом зевнул.
«Доброе утро, — сонно пробормотал он, вспоминая обстоятельства своей ночевки на неровных корнях. — ты почему не спишь, Прохор? Тут вроде бы безопасно.»
Я пожал плечами, все еще находясь под впечатлением от странной атмосферы, царящей в поселке. Он создавал иллюзию заброшенного, однако таковым не являлся, поскольку добротные дома выглядели ухоженно, а на улицах не было заметно того запустения, что неминуемо сопровождает бесхозные поселения. Я подумал о внезапной эвакуации жителей, вызванной весомой причиной.
«Пошли отсюда, Варвар, — предложил я, поднимаясь на ноги, — мы выполнили основную задачу, переночевали, а теперь пора двигаться дальше.»
Я старался, чтобы мой голос звучал равнодушно, однако проницательный приятель все же расслышал в моей интонации тревожное беспокойство.
«Как скажешь, Прохор, — со вздохом проговорил он, — я бы остался здесь подольше, хотя бы из-за полного отсутствия людей. Мне, знаешь ли, вполне по душе подобное одиночество»
Странный поселок настораживал своей необычностью, и я, не реагируя на философские размышления приятеля, двинулся к воротам, приветливо поскрипывающим тяжелыми створами. Я потратил довольно много сил и времени, пытаясь приблизиться к цели, однако пыльная дорога под моими ногами странным образом вытягивалась в струну, не подпуская к воротам ближе, чем на десяток метров.
«Что происходит, Прохор? — в замешательстве пробормотал Варвар, — я вижу эти чертовы ворота, так же отчетливо, как и тебя, однако сколько бы я ни шел, они продолжают сохранять все ту же дистанцию. Что за фокусы?»
Мой наблюдательный попутчик озвучил ценные факты, но к такому же выводу я пришел и сам, замаявшись шлепать по пыльной грунтовке. Возможно сказывалось переутомление или недосып, а может мы попали под влияние неведомых злых существ, однако каждая из озвученных причин ни на сантиметр не приближала нас к заветной цели.
«Придется поискать другой выход, — усмехнулся я, — если, разумеется, ты не знаешь какого-нибудь секретного заклинания, Варвар, способного выпустить нас отсюда.»
В моем голосе явно слышалась насмешка, однако рассудительный приятель очень серьезно помотал головой.
«Я не знаю никаких заклинаний, Прохор, — покаянно поделился он новой информацией, — но ты прав, нужно поискать другой выход»
Мы двинулись обратно и очень скоро оказались на широкой площади, оформленной как городской парк. Повсюду стояли резные садовые скамейки, а между ними яркими пятнами красовались клумбы, усаженные живыми цветами. Вся открывшаяся картина наводила на мысли о тщательном уходе и неустанной заботе о поддержании подобной красоты.
«Ого! — восхитился наивный Варвар, — видимо тут все же есть кто-нибудь, кто приглядывает за порядком, как думаешь, Прохор? Все выглядит ухоженным.»
Я согласно кивнул и тут же натолкнулся взглядом на весьма привлекательные прилавки, расставленные поодаль и до самых краев наполненные разнообразной снедью. Такое зрелище давно стало недоступным для простых обывателей. Продукты, заботливо разложенные по накрытым белыми скатертями столам, канули в прошлое лет сорок тому назад, сменившись тоскливыми концентратами. Жители больших городов и маленьких поселений теперь довольствовались химическими порошками, которые разводились обычной водой. Я с изумлением выдохнул и собрался уже провести Варвару ознакомительную экскурсию, от восторга забывая о привычной осторожности. Однако мой вечно голодный приятель уже жадно рассматривал яства и только вздыхал, то и дело взмахивая руками.
«Ты только посмотри, Прохор! — восторженно бормотал он, указывая мне на аппетитные куски курицы, выложенные румяной горкой на широком фаянсовом блюде, — курица! Кто бы мог подумать, что я вообще когда-нибудь ее увижу. А вот, гляди, пирожки с картошкой или мясом! Прохор, я не отказался бы ни от тех, ни от других! А вот знаменитый коллекционный коньяк, ну надо же! Сейчас в мире не осталось ни капли алкоголя, а вместо него люди жрут какую-то химическую отраву. Прохор!..»
Воскликнул Варвар и резко осекся, натолкнувшись взглядом на мое окаменевшее лицо. Экскурсия временно откладывалась, поскольку тридцатилетний Варвар и без моих пояснений разбирался в вопросах гастрономии.
«Откуда тебе известны эти подробности? — пробормотал я, и снова непрошенная отчаянная мысль заворочалась в голове, — все эти продукты исчезли из употребления сорок лет назад. Тогда было издано постановление исключить из употребления разного рода натуральные продукты питания. Это объяснялось заботой об окружающей среде и сохранения биобаланса. Или тому подобной мути. Словом, уже через пять лет после постановления, прилавки наводнили этой химической гадостью, которую мы называем едой. Это исторические факты, Варвар. Об этом знают все. И никто не знает настоящие названия натуральных блюд. Никто, кроме тебя. И это очень странно.»
Мой восторженный приятель разом осунулся, побледнел и замотал головой.
«Я и не знал этих названий, — бормотал он, оглядываясь по сторонам, — я просто предположил. Я где-то слышал о них, не помню, где, Прохор! Я говорю серьезно… не обращай внимания.»
Я не видел большого состава преступления в том, что мой приятель увлекался историей, или владел какой-нибудь секретной информацией. Одно время, правда, считалось незаконным вести пропаганду натуральных продуктов, и нарушителям выписывались административные штрафы. Но это не было поводом к пожизненному заключению или прилюдной казни. И мне было непонятно смятение Варвара. Я разумеется пообещал не выдавать его, взяв с него обещание не прикасаться к предложенным харчам.
«Никто не знает, откуда взялись тут эти штуки, Варвар, — миролюбиво проговорил я, — не будем рисковать»
Видимо Варвар по-своему расценил мою реакцию на его столь откровенные восторги, и теперь настороженно поглядывал на меня, боясь каких-нибудь репрессий с моей стороны. Я же видел в его словах только еще одно подтверждение всех неясных сомнений и робких предположений, так навязчиво теснившихся в моей голове. Я сам боялся поверить в свою же теорию и суеверно обходил ее стороной даже в мыслях.
До заката мы с Варваром бродили по пыльным улицам таинственного поселения, ни на шаг не приблизившись к заветным границам. Дикие твари, солдаты охраны, и все местные обитатели исчезли словно по волшебству, но эти факты больше не радовали ни меня, ни моего настороженного спутника.
«Уж лучше встретиться с тварями, чем бродить по этому чертовому поселку, — в сердцах озвучил очередное свое соображение мой приятель и вдруг резко осекся, уставившись в пустоту.
В наступающих сумерках нам с трудом удалось различить неясный силуэт, появившийся в самом конце улицы. Он явно принадлежал человеку, однако казался ненастоящим, несмотря на уверенные движения и твердую походку. Силуэт направлялся в нашу сторону и с каждым шагом приобретал все более отчетливые очертания. Когда между нами расстояние сократилось до считанных метров, незнакомец остановился и с интересом уставился на нас двоих. У меня появлялся весомый шанс разузнать о странном месте и попытаться выяснить способ убраться отсюда, но все известные мне формы приветствия и вежливого общения разом растворились в гудящей голове. Варвар тоже не торопился демонстрировать навыки вербальных контактов и молча пялился на темный силуэт.
Фигура, утомившись разглядывать случайных прохожих, неожиданно усмехнулась и заговорила, обращаясь ко мне:
«Итак, теперь ты Прохор? Позволь полюбопытствовать, что привело тебя к такому странному выбору? Безликая кличка «Варвар» не так режет слух, как твое новое имя, любезный братец. Скажи мне, что ты делаешь здесь, да еще притащил сюда своего Варвара? Неужели ты забыл, что болотный газ приводит к весьма плачевным последствиям? Убирайся отсюда, Прохор, и не допускай, чтобы твой Варвар снова нахватался отравляющих миазмов!»
По мере развития монолога безликий голос креп и приобретал пугающее сходство с голосом моего старшего брата Филиппа, умершего от сердечного приступа прямо во время рабочего совещания двадцать лет назад. Беседующий с нами незнакомец никак не мог был моим Филом, и тем не менее, это был он. Я узнавал его снисходительно-насмешливую манеру вести со мной воспитательные беседы, узнавал его характерные жесты, а когда он сделал шаг вперед и на его лицо упали отсветы уходящего солнца, я узнал его хорошо знакомые черты.
«Откуда ты тут взялся и что это за место? — хотел спросить я, однако слова застревали в горле, мешая вздохнуть, и каждая моя новая попытка извлечь из себя хоть звук, рождала у Филиппа новую реплику, неизменно содержащую мое новое имя.
«Прохор! — сокрушался он, наблюдая мои потуги, — Ты всегда был идиотом, Прохор! Слушай свое сердце, Прохор! Хотя бы однажды, прислушайся к нему, Прохор!»
Ценные наставления Фила завораживали и погружали в состояние приятной невесомости. Постепенно они растворились в воздухе, оставив мне только отрывистое «Прохор!», почему-то сопровождаемое весьма болезненными пинками. От досады я зажмурился, а когда снова распахнул глаза, то увидел прямо перед собой испуганную рожицу Варвара, довольно ощутимо толкающего меня в бока.
«Очнись, Прохор! — повторял он, — здесь не самое подходящее место для отдыха, поднимайся, дружище!»
Я с трудом приподнялся, чувствуя потрясающую слабость, и огляделся вокруг. Со всех сторон свисали покрытые влажным мхом зеленые выступы, источающие сладковатый приятный запах, а прямо подо мной противно хлюпало что-то отвратительно жидкое и тягучее.
«Где же коттеджи и улицы? Как нам удалось выбраться из этого чертового поселка?» — едва слышно пробормотал я, пытаясь осознать реальность.
Варвар заметно обрадовался моему возвращению и, с усилием подхватив меня за плечи, попытался придать мне вертикальное положение.
«Я не знаю, о чем ты говоришь, Прохор, — пропыхтел он, — мы скатились в какую-то низину, и попали в болото, на редкость вонючее и весьма опасное. Я однажды уже сталкивался с таким явлением, как болотный газ. Мало хорошего, я тебе скажу. Я после отравления полгода никак не мог прийти в себя, врачи много чего тогда мне говорили. Даже обещали, что останусь придурком. Но, кажется, обошлось.»
Варвар бормотал мне что-то еще, рассказывая про свои давние приключения с болотными отравлениями, а в моей голове рефреном крутились слова моего покойного брата:
«Не допускай, чтобы твой Варвар снова нахватался отравляющих миазмов. Снова нахватался. Снова. Прислушайся к своему сердцу, Прохор!»
Я с трудом поднялся на ноги, и, шатаясь, направился прочь от вонючего болота, подгоняемый верным Варваром.
«Давай вернемся к дороге, Прохор, — бормотал мой спутник, подталкивая меня в спину, — тварей, кажется, больше не слышно, возможно, им тоже требуется отдых, как ты думаешь? Я ничего не помню из того, что было со мной в период обращения, а ты?»
Голос Варвара звенел в ночном сумраке, и я опасался, что сейчас на его откровения сбегутся сразу все группы реагирования разом и снова казнят бедолагу.
Неожиданно Варвар обернулся и, обхватив себя руками, будто отгораживаясь от всего мира, заговорчески проговорил, едва заметно усмехаясь: «Как ты думаешь, если твою случайно созданную вакцину немного подкорректировать и пустить в массовое производство, мы смогли бы победить этих тварей, не прибегая к карательным мерам? Мне кажется, что твое очередное спонтанное изобретение здорово поможет миру, если хотя бы в этот раз ты все доведешь до конца»
Смелые речи мелкого наглеца всколыхнули во мне волну праведного гнева. Вчерашний дикарь, пускающий слюни, осмеливается давать мне наставления да еще критикует мои разработки, называя их случайными! Я уже слышал подобные речи от своего ныне погибшего приятеля, и не мог допустить, чтобы кто-то еще позволял себе такие вольности. Варвар продолжал насмешливо рассматривать мою недоуменную физиономию, и внезапно все его странные оговорки, нечаянные фразы, живое участие и своевременная помощь приобрели для меня совершенно иные очертания. Как я мог не догадаться сразу?! Видно, незабвенный Филипп не зря даже после своей смерти не забывает напоминать мне о том, какой я идиот.
«Ну наконец-то, — широко улыбнулся вчерашний дикарь, — узнал? Долго же до тебя шло!»
«Почему ты не сказал мне сразу? — потрясенно прошептал я, протягивая руки к своему единственному другу, которого все эти годы считал погибшим и больше не надеялся увидеть. — почему ты соглашался таскать глупую кличку, вместо того, чтобы… поверить не могу, что снова вижу тебя!»
«Да, Тихон, — очень серьезно проговорил тот, кого я называл Варваром, — однажды, играясь со своими химическими препаратами, ты наградил меня вечной молодостью и бессмертием. Или наказал. В любом случае, я вынужден тащить это проклятие, мечтая о вечном покое. Я завидую Филу, дураку Тише и даже баламутной Варваре, что им не пришлось жить в этом кошмаре. Но я рад, что встретил тебя, Тихон. Или мне лучше называть тебя Прохором?»
Я продолжал молча пялится на вновь обретенного брата, чувствуя небывалое раскаяние.
«Прости меня, Женя, — наконец пробормотал я, — возможно ты прав, мое очередное спонтанное открытие поможет миру, и я оправдаю, наконец-то свое бесполезное существование.»
Трагическая составляющая мои покаянных речей почему-то вызвала у Женьки веселый смех.
«Я не узнаю своего вечно равнодушного и отрешенного брата, — сквозь смех пробормотал он, — где тот эгоцентричный и мало эмоциональный мажор, которого я знал? Довольно самобичеваний, Тихон! Что сделано, то сделано. Хорошо то, что теперь нас двое, все веселей. Согласен?»
Я крепко обнял своего Варвара и бодро направился к дороге. Пора было действовать. Как любил повторять один наш общий знакомый, высокие задачи требуют решительных мер!
Глава 10.
Женькины смелые предложения о создании массового производства чудо-вакцины уместно звучали бы в условиях профессионально оборудованной лаборатории. Или на худой конец, в закрытом помещении с полом и стенами. Скитаясь по равнинам, я вряд ли смог бы реализовать даже тысячную часть благих задумок. Мои порошки и склянки сменились доисторическими мешочками с сушеными травами, а научные записи чудом удерживались в мозгах, не имея более прочной основы. Мой спонтанно возникший энтузиазм, постепенно угасал, а вместе с ним таяли остатки энергии, потраченной на сражение с болотными испарениями. Женька, с тревогой поглядывая на мою шатающуюся фигуру, то и дело озвучивал предложения о коротком привале, обещая мне в этот раз обойтись без дополнительных спецэффектов.
«Женя, равнинных тварей еще никто не отменял, — наставительно проговорил я, прислушиваясь к ночной тишине, — они могут обнаружится в любую минуту, а нам нечем их встретить.»
На мои разумные доводы Женька только вздыхал, привычно не вступая со мной в дискуссии, и продолжал плестись рядом. Вскоре перед нами показались неясные очертания железнодорожной платформы, погруженной в, ставшее привычным, мрачное запустение. Женька разочарованно покачал головой, глядя как сквозь ржавые рельсы пробивались молодые побеги диких деревьев.
«Если ты планируешь добраться до цивилизации с комфортом, можешь расстаться с этой идеей,» — пробормотал он, и тут же в ответ на его реплику раздался призывный рев тепловоза, уверенно катящегося к ржавому полустанку. Состав сбавил ход, и мимо нас на малой скорости поползли открытые товарные вагоны, доверху груженые лесом. С комфортом добраться до цивилизации не получалось, однако оставаться в этих краях тоже не входило в наши планы. Мой попутчик выразительно глянул в мою сторону и ловко уцепился за край последней платформы. Я не успел прокомментировать непродуманное Женькино решение и, опасаясь, что вновь обретенный брат уедет без меня, повторил за ним маневр. Нельзя сказать, что путешествие в высоких вагонах, среди плохо закрепленных бревен, вызывало во мне эстетический восторг, но выбора у нас не было. Кое-как разместившись среди качающегося груза, Женька уставился на меня внимательными темными глазищами, и некоторое время с любопытством рассматривал, не произнося ни слова. Спустя несколько минут молчаливого созерцания, он едва слышно хмыкнул и пробормотал:
«Ты мало изменился, Тихон. Когда я впервые увидел тебя там, на склоне, я подумал, что ошибся, настолько невероятной показалась мне наша встреча»
«Ты впервые увидел меня на склоне будучи слюнявой дикой тварью, — усмехнулся я, — неужели даже тогда ты сохранил в себе способность оставаться рассудительным?»
Женька пожал плечами и надолго замолчал, видимо пытаясь воссоздать в памяти давние ощущения. Усилия ни к чему не привели, поскольку он разочарованно пожал плечами и что-то неразборчиво пробубнил. За перестуком колес его речь напоминала слабый писк, украшенный красноречивыми гримасами. Я пересел к нему поближе и только тогда расслышал:
«Я почувствовал твое присутствие, Тихон. Поэтому не причинил тебе вреда, хотя мое тело буквально вопило, требуя разорвать тебе глотку. Я наверно не смогу внятно объяснить то, что испытывал, будучи тварью. Это слишком необычно. И страшно.»
Я прекрасно понимал Женьку, и это только подстегивало меня к осуществлению задуманных планов. Так, за разговорами, мы плавно подкатились к какому-то высокому светлому зданию, очевидно, вокзалу, и попытались определить на слух, где оказались на этот раз. Вагоны вздрогнули, останавливаясь, а на перроне послышались требовательные окрики, призывающие к проверке груза.
«Пора валить, Женька, — прошептал я, неловко поднимаясь на ноги, — сейчас сюда всунутся бойцы безопасности, а я еще не подготовил приветственно-объяснительную речь.»
Женька коротко кивнул и ловко изогнувшись, покинул наше временное пристанище. Я только удивлялся его невероятной гибкости и силе, приходя к выводу, что дикое обличие оставило в братике заметный след. Я и сам больше не чувствовал той усталости, что валила меня с ног после посещения ядовитых оврагов. Мне оказалось достаточным немного просидеть в относительной неподвижности, чтобы вернуть себе утраченные силы.
Товарный состав приволок нас в довольно крупный город, весьма оживленный, по сравнению с горными деревушками и городишками. С недавнего времени все крупные населенные пункты приобрели индивидуальные порядковые номера, навсегда лишившись красивых привычных названий. Первое время это вызывало понятные неудобства, но со временем, граждане привыкли к новшествам и уже без запинки выговаривали трех и пятизначные цифры своих пенат. Мне был незнаком город, где мы вынуждены были сделать очередной привал. К счастью, нам удалось незаметно проскользнуть мимо поста охраны на выходе из светлого здания, и наши персоны не были внесены в список гостей города. Женька только поморщился, когда я решил поделиться с ним своими наблюдениями о собственной везучести.
«Что мы будем тут делать, Тихон? — с явным неудовольствием произнес он, — здесь у нас нет даже возможности снять какую-нибудь ночлежку, не говоря уже о гостиничном номере.»
«Где ты жил до всей этой напасти? — не слишком своевременно поинтересовался я, внезапно понимая, что готов задать Женьке еще пару сотен вопросов. Женька недовольно махнул рукой в ответ на мое любопытство и в свою очередь поинтересовался тоже:
«А ты, Тихон? Что стало с твоей квартирой в Алтуфьево? С твоей хижиной на побережье? Как ты жил все это время?»
Я не думал, что когда-нибудь снова вернусь к этим не очень радостным темам, поскольку сам старался забыть о том счастливом времени, когда я считался успешным, богатым и независимым. Все это в прошлом и никогда не вернется, заявил я Женьке и предложил подумать о более насущных проблемах. Проблемы решились сами собой. Или умножились в разы, стоило нам покинуть территорию вокзала. Мы успели отойти от светлого здания на пару десятков метров, когда возле нас притормозила неприметная иномарка, из которой выскочил высокий тощий парень и уверенно обратился ко мне:
«Моськин Прохор Степанович?» — в его голосе не звучало угрожающих нот, и в целом, интонацию можно было назвать располагающей, однако от одного его появления в груди неприятно заныло. Я машинально кивнул и с запозданием понял, что неведомый гражданин вычислил мое месторасположение по информационному браслету, который я продолжал бездумно таскать на запястье. Вероятно, пока мы тряслись в товарняке, браслет зарядился и теперь очень удачно подсказал, где можно меня поймать.
«Прошу вас, пройдемте со мной,» — продолжал любезничать незнакомец, игнорируя моего спутника. Мне до одури не хотелось снова расставаться с Женькой, и человек в костюме, проникнувшись моими страданиями, вежливо уточнил:
«Ваш попутчик, разумеется, тоже вынужден пройти с нами»
Женька заметно побледнел, но стараясь не слишком демонстрировать охватившую панику, сдержанно кивнул.
В тесной иномарке кроме незнакомца в костюме, находился еще один незнакомец, тоже в костюме, но уже менее любезный. Он вскользь осмотрел новых пассажиров и что-то неразборчиво проговорил своему коллеге. Машина плавно откатилась от тротуара, и мы отправились в неведомое. Женька то и дело оборачивался ко мне, умоляюще корча рожицу и взмахивая рукой. Очевидно, так он пытался поинтересоваться, куда мы едем, и что все это значит. Я не мог удовлетворить его любопытство, поскольку знал еще меньше, чем он. Автомобиль привез нас к высокому серому зданию, с безликими стенами и окнами, и наши сопровождающие жестами попросили нас следовать за ними.
Ночевка под кустами, а также посещение вонючих болот и увеселительные поездки в товарняке, превратили мои и без того непрезентабельные шмотки в совершенные лохмотья, а недельное игнорирование личной гигиены, настоятельно рекомендовало мне и моему спутнику избегать приличного общества. Однако, чрезмерно воспитанные люди в костюмах, будто бы и не замечали отвратительных ароматов, источаемых их новыми гостями. Эти двое привели нас к дверям одного из кабинетов, в строгом порядке расположенных вдоль непроницаемо-мрачного коридора. В кабинете нас ожидал человек, являющий собой собирательный образ всех одержимых ученых — фанатиков вместе взятых.
«Присаживайтесь, — любезно пригласил он и указал на два кресла, стоящих напротив его рабочего стола. — вы наверняка удивлены столь настойчивым вниманием, оказанным вашей персоне, Прохор Степанович? Однако, слава о вас шагает далеко впереди, мой друг. Такие люди, как вы, уважаемый, на вес золота, и именно такими учеными строится наше с вами светлое будущее!»
От удивления я невежливо присвистнул, а Женька только негромко ахнул, впиваясь в меня удивленными глазищами.
«Откуда вам известен род моей деятельности? — почти искренне поинтересовался я, вспоминая, где так наследил в науке, что меня хватают прямо с улицы, чтобы воспеть дифирамбы.
«Вы начали работу над противоядием, — не отвечая на прямой вопрос, продолжил человек, — но к сожалению, так внезапно исчезли с горизонта, что заставили наших коллег из столичного мед центра изучения чрезвычайных ситуаций проделать совершенно немыслимую работу, чтобы отыскать вас. Что с вами произошло, Прохор Степанович?»
Мне становился понятен алгоритм моего внезапного визита в очередную секретную лабораторию, однако я не до конца понимал, что сейчас хотят от меня научные сотрудники.
«Я сделал все, что было в рамках моих возможностей, — уклончиво объявил я, — и завершил исследования, не добившись нужных результатов»
Мне не хотелось связываться с ученым миром, учитывая появление на горизонте «избранной» программы.
«Вы чрезмерно скромны, мой друг! — вскинулся до ныне неизвестный мой собеседник, — по нашим сведениям, в результате воздействия вашего противоядия дикие твари возвращали себе привычный облик. Это доказано и не обсуждается.»
В голосе незнакомца зазвучали стальные нотки, а я невольно напрягся. Разговор приобретал не слишком радужные очертания и грозил мне неприятностями.
«Так что вы хотите от меня? — как можно нейтральнее поинтересовался я, тщательно скрывая подступающую панику, — для чего вы пригласили меня сюда?»
Представитель науки важно поднялся со своего кресла и сложив на груди руки, со значением произнес:
«Мы хотим, чтобы вы сотрудничали с нами, уважаемый Прохор Степанович. Ваши знания ценны и необходимы, и будет жаль в одночасье лишиться их обладателя. Мы не принуждаем вас, ни в коем случае, однако все же хотим услышать внятный ответ!»
Возможно, случись эта встреча полмесяца назад, я радостно отказался бы от сомнительного сотрудничества и получил бы пулю в лоб. Ну или в спину, что всего вероятнее. Сейчас обстоятельства заставляли меня тщательно обдумать свое решение. Я покосился на сидящего рядом Женьку и сдержанно кивнул.
Научный червь счастливо заулыбался и тут же всунул мне под нос отпечатанные листочки, предлагая скрепить соглашение подписанием документа.
Усталость, неопределенность, внезапность аудиенции, закончившейся откровенными угрозами, а также страх за Женьку, сделали меня сговорчивым, и я без промедления подписал все, что так заботливо подсовывалось мне под руки.
После завершения организационных процедур, нас двоих проводили вдоль темного коридора до невзрачной двери, тщательно спрятавшейся среди бесконечных кабинетов. Вопреки моим предположениям о новой встрече с представителями властных и значимых, за дверью нас ожидали две узкие койки, пара тумбочек и прикрученный к стене телевизор, смотревшийся сейчас совершенным анахронизмом. Плазменные панели давно вышли из употребления и были заменены информационными браслетами, транслирующими новости прямо в мозги. В этой скромной келье нам предстояло теперь проводить свободное от сотрудничества с научным миром время. Какая роль во всем этом отводилась моему Женьке, я не мог даже предположить. Вряд ли его знания как-нибудь пригодятся в разработке нового препарата. Я устало опустился на койку и вопросительно поглядел на брата, ожидая его реакции на происходящее. Тот только молча рассматривал унылые стены и изредка встряхивал отросшими кудрями, отгоняя скорбные мысли.
«Ну теперь у нас есть ночлежка, — невесело усмехнулся он, наконец-то отыскав в ситуации единственный плюс.
Первые несколько дней нашего пребывания в вынужденном заточении нас никто не беспокоил, с расспросами не лез и у нас появилась возможность наконец-то отоспаться в нормальных условиях, не опасаясь нападения и арестов. Я отыскал в комнатушке душевую комнату и сортир, и был почти счастлив, возвратив себе прежний человеческий вид. Взамен наших обгрызенных вонючих лохмотьев, научное сообщество подарило нам зеленые лабораторные костюмы, а тяжелые неудобные ботинки заменили прорезиненные тапки тошнотворного бирюзового цвета. Женька только усмехался, оглядывая свою тощую зеленую фигурку в зеркале душевой.
«Я смотрюсь в этом наряде как маугли, — продемонстрировал он свою начитанность, — я совершенно не имею представления, в качестве кого я выступлю в этой лаборатории. С химией у меня проблемы, биологию я знаю в рамках школьного курса, а с врачебной практикой знаком только по составлению смет для мед оборудования»
Последнее заявление Женька сделал едва слышно и тяжело вздохнул.
Через неделю на нашем пороге возник тот самый хозяин кабинета и впервые за все время счел нужным представиться. Как оказалось, звали его Иван Иванович Свиридов, он являлся главным научным сотрудником и как раз руководил разработкой новых препаратов по восстановлению человеческой популяции. Он весьма любезно проводил нас в лабораторию, где отныне мне предстояло трудиться на благо отечества. Никаких денежных вознаграждений сотрудникам не полагалось, научное сообщество обеспечивало их всем необходимым и не пускало даже за порог суперсекретного учреждения. Видимо степень секретности разработок превышала все допустимые нормы, раз ежедневно каждый из лаборантов сканировал свою рожу перед тем, как покинуть рабочее место и отправиться в личный бокс.
Иван Иванович, озадачивая меня должностными поручениями, не забывал воспевать оды в мою честь, однако серьезных заданий не доверял. В мои обязанности входило наблюдение за работой приборов и аккуратное занесение показателей в соответствующий журнал. Всем этим мог без труда заниматься какой-нибудь выпускник биофака, но господин Свиридов упрямо желал видеть только мою персону и настойчиво удерживал меня в лаборатории, щедро ссыпая разного рода необременительные задачи.
В один из таких дней Иван Иванович решил внести приятные перемены в мои однообразные задания и вызвал меня в свой кабинет.
«Присаживайтесь, Прохор Степанович, — предложил он, в этот раз обходясь без привычных хвалебных песен. — у меня к вам серьезный разговор.
«Наконец-то, — пронеслась в голове быстрая мысль, и я приготовился к долгой научной беседе. В ее ходе выяснилось, что влиятельные и значимые люди в костюмах вывели формулу противоядия, приняв за основу мои скоропалительные разработки, с которыми я имел неосторожность засветиться в научном столичном Центре. Однако эта формула показалась сотрудникам центра немного недоработанной, и они не придумали ничего интереснее, как заставить меня ее усовершенствовать.
«Понимаете, — проникновенно растекался мыслью мой научный руководитель, — мы до конца не изучили поведенческие реакции диких тварей и поэтому вынуждены перестраховываться. Необходимо ввести в препарат компонент, притупляющий принятие волевых решений…»
Господин Свиридов еще очень долго рассуждал о обновлении препарата, а меня не покидала мысль о той самой программе избранных, о которой неслось со всех перекрестков.
«По сути, эта программа еще находиться в разработке, — доверительно сообщил Свиридов, наплевав на секретность и конфидециальность, — ее еще нет, но руководство требует немедленного ее введения. Мы зашли в тупик, Прохор. И вы обязаны нам помочь.»
Выслушав сладкоголосого руководителя до конца, я пришел к выводу, что перед научным сообществом стояла задача подколоть тварей противоядием, которое, вернув им человеческий облик, превратит их в послушное быдло, без желаний и воли. Своих мозгов у разработчиков смелых проектов не хватало, а идея нравилась, поэтому они решили привлечь сторонних лиц, то есть меня. Видно начальство жало на все педали и крутило гайки, раз любезный Иван Иванович рискнул пойти ва-банк, раскрывая карты. Это обстоятельство настораживало, но я решил подыграть и прикинулся ура-патриотом.
«Если такая разработка способна вернуть человечество к прежней, спокойной и размеренной жизни, — проникновенно спел я, — я готов, разумеется!»
С этого дня Иван Иванович распахнул передо мной двери самой секретной лаборатории из всех секретных и дал зеленую улицу. Я не разделял его идейные взгляды, считая их варварскими, но старательно делал вид, что полностью погружен в создание нового компонента. Свиридов, видя мое усердие, часто интересовался ходом работы и подгонял меня, требуя конечного результата.
Мне было не по душе ставить массовые эксперименты, и я отчаянно тянул время, пытаясь придумать альтернативное решение. В моей голове возникали идеи создания блокирующих компонентов, временно воздействующих на мозг, и не причиняющих вреда испытуемым. Однако простая проверка тут же раскрыла бы мои хитрости, поскольку руководству требовался надежный результат. От меня бы вновь потребовали ответственной работы и скорей всего выдвинули бы обновленные условия. Я был готов уже вовсе отказаться от сотрудничества, ставя под удар свое и Женькино благополучие. И снова брался за работу, понимая всю безвыходность ситуации. Пока я терзался муками совести, Женька проводил дни в санитарном боксе, и размышлял над своей ролью в мировой истории.
«Я абсолютно совершенно ничем не занимаюсь, — жаловался он, возвращаясь вечером в нашу конуру, — каждое утро Иван Иванович отводит меня в помещение, выложенное синим кафелем, и вручает ржавое ведро, предлагая навести чистоту на вверенном объекте. Там все стерильно, Прохор. Первое время я честно тер и мыл все, до чего мог дотянуться, но для чего я делал все это, по-прежнему осталось для меня загадкой»
Я никак не комментировал Женькины стенания, поскольку догадывался, что хитрый Свиридов, просто придерживает моего друга в качестве гарантии, что я не начну фокусничать, минуя высокие распоряжения.
Однажды утром в мою лабораторию просочился господин руководитель и елейным голосом затянул привычную речевку о трудовых свершениях.
«Прохор, — закончив торжественную часть, серьезно проговорил он, — назавтра назначено начальное тестирование вашего препарата, я прошу как следует подготовиться к процедуре, поскольку к обеду мне нужно оформить отчеты. Действуйте, любезный.»
Понимая, что отсрочить неизбежное, скорей всего, не удастся, я принялся компоновать необходимые препараты, способные вызвать ожидаемый эффект. Это занятие потребовало максимум сосредоточенности и задержало меня на рабочем месте до самого утра. Я рассчитывал, что в случае удачного эксперимента мне позволят остаться трудиться в лаборатории и дальше, а с моим Женькой ничего не случиться. Возможно, центру исследований по-прежнему будут нужны грамотные специалисты.
Иван Иванович сдержал обещание и поутру аккуратно появился в дверях, приглашая на тестирование. Я забрал подготовленные образцы и направился следом за руководителем, ожидая оказаться в каком-нибудь боксе, набитом дикими тварями. Свиридов долго вел меня по полутемным коридорам, пока наконец не остановился возле массивной железной двери, которую открыл при помощи биокода. За дверью скрывалось обычное помещение, ничем не отличающееся от множества остальных в этом здании. Никакие твари, обращенные и отчаянные добровольцы за дверью нас не ждали, и я вопросительно уставился на руководителя, требуя пояснений. Тот не торопился делится планами, сбросив личину добродушного энтузиаста, увлеченного прогрессивными идеями. Его лицо приобрело напряженно-выжидательное выражение, лишенное всяческих эмоций. В коридоре послышались торопливые шаги и вскоре пространство наполнилось такими же без эмоциональными сотрудниками, облаченными в серые халаты. Вошедших было всего пять, они бесшумно рассредоточились вдоль стен и замерли в ожидании. Какова была их роль в предстоящем мероприятии, мне оставалось только гадать. Скорей всего они были приглашены в качестве охраны, поскольку явились налегке. Иван Иванович подошел к железной двери и закрыл ее при помощи все того же биокода, оставляя всю группу изолированной от внешнего мира. Я немного по-другому представлял процедуру тестирования, и поэтому с большим интересом ждал, что еще покажет мне непредсказуемый господин руководитель. Внезапно противоположная стена, казавшаяся мне совершенно непроницаемой, плавно съехала набок, впустив в помещение еще одного участника. Этот персонаж был одет в просторные больничные штаны и выглядел испуганным, хоть и старательно пытался скрыть непрошенную эмоцию.
«Приступайте, любезный, — холодно проговорил мне Свиридов, отходя на полшага.»
Мое лекарство было рассчитано на преображение тварей, и к людям не имело никакого отношения. То, что передо мной был незараженный, я понял это с первого взгляда, и покачал головой, идя в отказ.
«Приступайте! — прикрикнул Свиридов, незаметно кивая присутствующим лаборантам»
Я глубоко вздохнул и ввел препарат вошедшему, перебирая в голове все возможные последствия. Человек безразлично отошел назад, получив дозу и замер, ожидая распоряжений.
«Каково время воздействия вашей разработки? — бросил Свиридов, не сводя глаз с испытуемого.»
«На вторые сутки к нему вернется пропорциональное строение, исчезнет агрессия, а еще через пару дней возможно проявится интеллект, — издевательски произнес я, понимая, что никакого отношения к возрождению человеческой популяции данный эксперимент не имеет.
«Я спрашиваю вас о втором компоненте, внедренном вами дополнительно, — зло уточнил Иван Иванович, уловив мою интонацию.
«Этого я не знаю, — честно признался я, — препарат должен пройти несколько стадий проверки, и прежде всего на тва…»
«Я не спрашивал у вас подробностей, Моськин! — совершенно нехарактерно рявкнул Иван Иванович, обрывая меня на полуслове. Ваше дело состряпать зелье, и не афишировать его назначение!»
Я послушно замолчал, наблюдая за испытуемым. По моим подсчетам, она не должна была навредить незараженному, однако всегда присутствует элемент риска. Мужик продолжал стоять неподвижно еще некоторое время, прислушиваясь к внутренним ощущениям, и вдруг резко вытянувшись, протяжно взвизгнул, имитируя крик твари. Свиридов вздрогнул и вопросительно посмотрел в мою сторону. Я пожал плечами, не зная, как прокомментировать увиденное. Возможно, сейчас с ним произойдет обратная реакция, и превратит его в дикую тварь, а возможно, он просто умрет от непроверенного препарата. Мужик решил придерживаться второй версии и, взвизгнув еще раз, тяжело рухнул на пол и затих. Я рванулся к лежащему телу, тщетно отыскивая пульс, однако до конца провести анализ состояния пациента мне не удалось. Озверевший Свиридов грубо отбросил меня ногой и сделав знак лаборантам, распахнул дверь темницы.
«Утилизируйте его! — приказал он и, повернувшись ко мне, отчетливо заявил. — вы убили его, Моськин. Вы сделали это на глазах пятерых свидетелей. И вы за это ответите!»
Глава 11.
Своей вины я не отрицал, поскольку, пойдя на поводу одержимых фанатиков, нарушил все принятые нормы и правила, стремясь доказать свою гениальность.
По окончании страшного опыта, Свиридов вытолкал меня за дверь и уничтожив все следы преступления, поволок меня обратно в лабораторию. Я был уверен, что цугундер неизбежен, однако Иван Иванович и не думал ставить в известность власти и руководство. Его лютая злоба была вызвана моей неумелостью и провальными результатами.
«Отныне Моськин, вы не имеете права покидать эту лабораторию, пока не предоставите мне нормального препарата, способного сохранить популяцию, а не косить ее! — прошипел руководитель и развернувшись, вызывающе хлопнул дверью, закрывая ее на все замки.
Я конечно мог поспорить с любезным миротворцем, что руководствовался прямо поставленными задачами, и придерживался именно тех целей, что озвучил мне господин Свиридов. То, что он решил изменить ход эксперимента, не поставив меня в известность, никак не доказывало мою вину, ту, которую он увидел в моих действиях. Однако все эти соображения я мог сколько угодно повторять самому себе, поскольку господин Свиридов не желал слушать покаянные речи.
Обновив данные, я потерянно уставился на аккуратно расставленные ингредиенты. Создавать преступный препарат в мои планы не входило, и я решительно отказывался принимать участие в чудовищном эксперименте. По всему получалось, что в задачу центра ставилось обеспечить поголовно все население новой суперспособностью выполнять команды, не раздумывая и не анализируя. Под гуманной личиной избавления от напасти процедуре подвергались все, вне зависимости от состояния и настроения. Пока я ставил перед собой высокие задачи саботажа, в проеме двери снова замаячила устрашающая фигура Ивана Ивановича.
«Забыл вас предупредить, — знакомым елейным голоском изрек он, — пока вы работаете над обновленным зельем, ваш маленький друг продолжает трудиться на благо здравоохранения. И не важно, что он не приносит никакой практической пользы и только расходует бюджет. Но как только вы, мой дорогой, сворачиваете научную деятельность, милейший Евгений Викторович навсегда прощается с нами. Не думаю, что эта новость вас слишком шокировала, но я не люблю недосказанностей. Всего доброго, Прохор Степанович, удачной работы!»
Новость меня не шокировала. К чему-то подобному я был готов и хорошо понимал, что все мои революционные мысли останутся всего лишь мыслями.
Мой браслет был надежно спрятан в архивах центра, и лишал меня возможности связаться с Женькой. Впрочем, думаю, что у всех сотрудников был весьма ограниченный доступ к внешнему миру, учитывая специфику заведения. Своему непосредственному руководству я тоже не мог послать весточку, сидя в совершенной изоляции целые дни. К слову, по окончании рабочего дня я продолжал оставаться в лаборатории, получая через небольшое окошко горсть концентрата в качестве суточного пайка. Начальство навещало меня само, причем находило для посещений самое разнообразное время, не придерживаясь графика. Я старательно торчал над пробирками, пытаясь вывести универсальное противоядие, не вызывая настороженности и демонстрируя полную готовность к сотрудничеству. Идиллия длилась до того дня, пока в моей голове не появилась любопытная идея. Сначала я не принял ее всерьез и только посмеивался, озвучивая ее раз за разом и не видя в ней практического смысла. Спустя несколько дней она перестала казаться мне глупой, а еще через сутки я разглядел в ней рациональное зерно.
Все началось с того, когда я обнаружил, что сотрудники лаборатории умеют произносить членораздельные звуки. Один из тех, кто обеспечивал меня обедом, как-то не выдержал и, ссыпая мне в ладонь принесенный корм, поинтересовался.
«Почему ты не уходишь отсюда? Неужели ты настолько заинтересован в успехе своей работы? — голос сотрудника звучал отстраненно, но где-то в оттенках интонации угадывалась заинтересованность.
Я не стал делится своими секретами, вскользь упомянув о поставленных целях и намеченных результатах. Сотрудник едва заметно хмыкнул и снова заговорил.
«Мне больше не кажется вся эта затея продуктивной. Когда-то я думал, что спасаю человечество, теперь и сам в это не верю. Над чем ты работаешь?»
И снова осторожность подняла голову, мешая откровенности, к которой так располагал незримый собеседник. Вполне возможно, что Иван Иванович перестраховывается и теперь проверяет степень моей искренности, подсылая ко мне шпиона. Но еще с большей вероятностью можно было говорить о моей паранойе, подпитывающейся одиночеством и ответственностью. Я не стал отвечать и только неопределенно хмыкнул.
«Я никому не расскажу, — улыбнулся гость, — да и некому в общем-то рассказывать. Тут каждый сам по себе. Только один Свиридов рвет жопу за общее дело, остальным насрать.»
«А кроме Свиридова никто не рвет жопу за общее дело?» — усмехнулся я.
Собеседник неожиданно весело засмеялся, продолжая скрываться за непроницаемой дверью.
«Мне кажется, что он просто не наигрался в секретных агентов, — без затей отозвался он, — хотя ему ежедневно звонят из столичного Центра исследований чрезвычайностей и подробно расспрашивают о чем-то. Возможно, он и правда крутой.»
Голос собеседника внезапно замер и исчез, а где-то в глубине коридора послышались тяжелые уверенные шаги. Рабочий день уже закончился, но это не останавливало вездесущего руководителя наведываться ко мне. Как-то раз он притащился в лабораторию даже ночью, желая поинтересоваться результатами. Шаги остановились возле моей двери и подождав немного двинулись дальше, не пожелав наносить визиты вежливости.
Разговор с кормильцем немного ободрил меня, а та самая мысль снова толкнулась в мозгах, напоминая о своем незримом присутствии. На следующий день я дождался появления Ивана Ивановича и объявил о готовности испытать новое средство. Господин Свиридов настороженно оглядел меня с ног до головы, пытаясь найти подвох и уточнил:
«Все готово? Осечек не будет?»
Я покачал головой, вкладывая в этот жест всю уверенность.
«Отлично, Прохор Степанович, — отстраненно пробормотал он, — просто отлично… Испытания проведем завтра, подготовьтесь.»
До самого утра я переставлял с места на место свои приготовленные пробирки и с сотый раз перечитывал давно выученные наизусть формулы. В этот раз было бы неплохо действительно обойтись без осечек.
Утром на пороге появился Иван Иванович. В этот раз он подготовился к испытаниям основательно и нарядился в костюм химической защиты, преследуя неизвестно какие цели. Повторив все движения в точности до жеста, мы вновь оказались возле тяжелой двери, открывающейся пальцем Ивана Ивановича. Меня уже не удивляла пустая комната и стая дюжих молодцов, заученно рассредоточившихся по помещению. Я некрепко сжимал в руке пробирки и ждал, кто на этот раз предстанет перед нами. Загерметизировав комнату, господин Свиридов усилием воли сдвинул стену, впуская очередного страдальца.
Испытатель вошел в комнату, а я едва сдержал изумленный возглас, поскольку в этот раз на алтарь науки был брошен мой Женька.
«Мне нужны гарантии, — усмехнулся Свиридов, глядя на мою реакцию, — надеюсь, вы все рассчитали так как надо, господин Моськин?»
Вероятно, Женьке не сказали о предстоящем мероприятии, поскольку на его рожице отчетливо читалось изумление, которое могло бы поспорить с моим. Я коротко кивнул, уверенный в своих силах и только невысоко приподнял свои пробирки.
«Приступайте, — привычно озвучил Свиридов знакомую команду и отошел назад.
Я достал приготовленный шприц и показательно медленно набрал в него содержимое одной из пробирок. Я прилагал все усилия, чтобы мои руки не дрожали, а лицо сохраняло отрешенно-равнодушное выражение. Сейчас на карту было поставлено наше благополучие, наше будущее и наша жизнь. Приготовив инструмент, я резко развернулся и изо всей силы всадил иглу в надменную рожу Ивана Ивановича, не успевшего заменить презрительное выражение на какое-то другое. Женька негромко вскрикнул, а дюжие молодцы едва заметно зашевелились, отлипая от стен. Свиридов зашатался, и тяжело рухнул к моим ногам, сраженный ударной дозой моего тщательно скомбинированного препарата.
Лаборанты продолжали ждать команды, тупо созерцая развернувшуюся перед ними картину.
Я, не дожидаясь оваций, подтащил тяжеленную тушу к запертой двери и приложил кривой палец к красному светящемуся окошку.
Темница распахнулась и я, сделав едва заметный кивок головой, предложил коллегам покинуть мрачные своды. Те отмерли и бодро зашевелились, бросая настороженные взгляды на поверженного кумира.
«Он спит, идиоты, — пояснил я, желая разрядить обстановку, — он продрыхнет до следующего обеда, а пробудившись, не вспомнит ничего. Займитесь обычными делами, может создадите эликсир бессмертия.»
Закончив речь, я схватил обалдевшего Женьку за руку и потащил по мрачным коридорам, молясь про себя, что правильно понял своего недавнего собеседника, таскающего мне химические харчи.
Преодолев значительное расстояние, я достиг какой-то лестницы, ведущей куда-то вверх. Мне было неведомо, сколько сотрудников трудятся в лаборатории, насколько серьезно здание обеспечено охраной, и даже о путях отступления я был осведомлен крайне поверхностно.
«Если мы не будем ломиться через коридоры, как лоси, — переводя дыхание проговорил Женька, — то привлечем меньше внимания. И возможно, нам удастся отыскать входную дверь»
В его словах была изрядная доля истины, однако мой бушующий адреналин не позволял совершать размеренные движения, имитируя неспешные прогулки. В считанные секунды я взлетел по лестнице, увлекая за собой податливого Женьку и оказался на крыше. Отсюда разворачивался весьма живописный вид, наслаждаться которым нам катастрофически не хватало времени.
«Что будем делать, Женя?» — светски проговорил я, прислушиваясь к возможному грохоту погони. За нами никто не гнался, мало того, создавалось впечатление, что кроме тех пятерых лаборантов и дрыхнущего ученого в здании вообще никого нет.
«Главное, успеть свалить отсюда до следующего обеда,» — усмехнулся Женька и, пробежавшись по периметру, призывно замахал мне рукой.
«Смотри, Тихон, тут пожарная лестница, — ткнул он куда-то вниз, — высота тут небольшая, успеем спуститься до того, как нас обнаружат, как ты думаешь?»
Выбор перед нами открывался небольшой, и я, не раздумывая, перелез через невысокое ограждение, нащупывая ногами шаткие ступеньки. Здание было высоким, но мы скатились на землю за считанные секунды, вероятно поставив какой-нибудь мировой рекорд. Пожарная лестница привела нас во внутренний двор, к счастью, огороженный невысоким забором, выполненным в виде острых железных прутьев. Пока мы преодолевали препятствия, скача по крышам и заборам, я никак не мог отделаться от мысли, что за видимой легкостью исполнения задачи кроется подвох. Сейчас мы вырвемся на свободу и тут же будем схвачены борцами за безопасность или какими-нибудь еще представителями силовых организаций. Однако нам везло. Страшное секретное здание осталось позади, а за нами так никто и не погнался.
По случаю напряженной обстановки в городе улицы были почти пусты, и нам без труда удалось добраться до каких-то посадок, призванных исполнять роль городского сада. Только когда наши взмыленные тушки отыскали себе пристанище в виде парковой скамейки, пришло понимание, насколько мы привлекаем внимание в своих ярко-зеленых костюмах.
«Если сотрудники этой сверхсекретной организации всерьез озадачатся нашими поисками, — вздохнул Женька, с отвращением оглядывая свою робу, — то лучше примет и не сыскать. Всякий, способный видеть, в красках расскажет им о наших маршрутах»
Проблема становилась очевидной. В нынешних условиях с одеждой, как, впрочем, и с другими необходимыми предметами быта, возникала напряженность. Магазины и торговые точки больше не работали, а идти на воровство благородный брат позволить себе не мог, оставив это неблагодарное занятие дикарю Варвару. Я стащил с себя отвратительную синтетическую шкуру и с негодованием отбросил в сторону, демонстративно прощаясь с научной деятельностью.
«Штаны придется оставить, — с грустью резюмировал я, а Женька весело заржал.
«Видимо научная деятельность не хочет так просто тебя отпускать, Тихон, — заявил он, выворачивая зеленый кошмар наизнанку и бросая его на землю. — сейчас мы придадим ему вид заношенной страшной одежки, и больше никто и не глянет в нашу сторону.»
Я в который раз подивился Женькиной рассудительности и неожиданно улыбнулся. Я был не один. Больше не один. Нас окружала не самая радостная действительность и никто не мог сказать с уверенностью, что еще припасла нам судьба, однако именно в эту минуту я почувствовал себя неоправданно счастливым.