Глава 12.
«Эй, парень, с тобой все в порядке?» — раздался сверху чей-то обеспФокоенный голос.
Я приподнял голову, и, обернувшись, увидел прямо перед собой взъерошенного толстяка, одетого в потертую рабочую куртку и неожиданно нарядные и новые брюки. Я на всякий случай сдержанно улыбнулся и со всей любезностью оозвался: «Да, все в порядке, не беспокойтесь», отчаянно вспоминая причину, по которой я встретил утро под садовой скамейкой. Толстяк, покружившись рядом, на всякий случай задал мне какие-то уточняющие вопросы и торопливо засеменил прочь вдоль заросшей аллейки.
Я с усилием поднялся на ноги и уставился на омерзительно-зеленые синтетические штаны и бирюзовые тапки, служащие моим единственным нарядом. Понимание того, что я делал здесь в таком виде, пришло ко мне не сразу. Вначале я выдержал неравный бой с лютой головной болью, преодолел попытки организма избавиться от лишней химической дряни, видимо ставшей моим ужином, и только после этого вспомнил, чем закончился прошлый вечер.
Трое суток подряд мы с Женькой скитались по окраинам городских задворок, пытаясь отыскать место для очередного пристанища. Местные, опасаясь стремительных рейдов групп реагирования и незапланированных визитов диких тварей, наотрез отказывались не только предоставлять нам ночлег, но и просто вести с нами любые беседы. На третий вечер, Женька, падая от голода, рискнул переступить врожденное благородство и временно побыть Варваром. Он приказал мне сидеть тихо и не высовываться, а сам отправился к ближайшему стихийному рынку, в надежде добыть нам пропитание. На то, чтобы проявлять всякого рода активность, у меня попросту не хватало сил, и я послушно присел на ту самую скамейку, под которой утром обнаружил меня обеспокоенный толстяк. Ближе к ночи Женька притащил нам честно украденные концентраты и маленькую бутылочку с алкоголем. Так, во всяком случае, ему сообщил какой-то барыга, обменяв ненужное пойло на одну коробку концентрата. Я подозревал, что алкоголем деляга обозвал разбавленную водой очередную химическую дрянь, призванную туманить мозги. Однако сияющий вид Варвара-Женьки не позволил мне критиковать его добычу. Сам Женька ничего пить не рискнул, благоразумно напомнив мне о его давней особенности выпадать из реальности от любого вида дури и некоторых лекарств. Я же не стал спорить и теперь маялся дичайшими головными болями и временной потерей координации. Сам виновник торжества почему-то отсутствовал, и мне пришлось в одиночку сражаться с космическим похмельем, с непривычки поработившим мое сознание и желудок.
Проблевавшись, я принял светский облик и, присев на скамейку, принялся обдумывать наши с Варваром дальнейшие шаги. Мои первоначальные задумки принять активное участие в разработке и внедрении в жизнь вакцины, возвращающей тварям человеческий облик, разбились о суровую реальность. Слишком много преград вырастало на моем гуманистическом пути к спасению человечества. К тому же я здорово засветился во всех научных центрах, чтобы снова начинать легальную деятельность. Махнув рукой на общее благо, я всерьез озадачился бытовыми проблемами, казавшимися мне ближе и родней. Возвращаться в столицу именно сейчас не имело смысла, как не виделось разумным и наше дальнейшее пребывание в провинции. Самым оптимальным решением я посчитал снова вернуться в горы, однако прежде чем принять окончательное решение, было бы неплохо повидать моего Варвара Женьку.
Мои неторопливые раздумья были прерваны появлением приятеля, вернувшего меня в реальность суетливым требованием немедленно убираться прочь.
«Уходим, Тихон, — испуганно шептал Женька, стягивая меня со скамейки, — или как мне к тебе обращаться? Прохор? Скорее, бежим!»
Не дав мне выяснить подробности, приятель рванул вдоль аллеи, не оборачиваясь и не ожидая моих решений. Я бросился следом, по пути строя самые фантастические гипотезы Женькиного переполоха. Промчавшись весь парк, миновав поросший сорняком склон и вырвавшись, наконец, за пределы города, Женька резко притормозил и, согнулся, восстанавливая дыхание, то и дело, оглядываясь и прислушиваясь.
«В чем дело, Женя? — выдохнул я, стараясь, чтобы в моем голосе прозвучало максимум серьезности и негодования.
Варвар снова замер, и убедившись в безопасности и полном отсутствии погони, потерянно пробормотал.
«Нам больше нельзя здесь оставаться, иначе группа реагирования найдет нас, и кто знает, что случиться с нами на этот раз.»
Эта ремарка ни разу не прояснила ситуацию, заставив меня повторить свои вопросы.
«Я отправился на тот самый рынок, где затарился вчера, — виновато заговорил Варвар, — я рассчитывал, что мне удастся раздобыть нам что-нибудь на завтрак, кто же знал, что именно в это утро солдаты безопасности решат прочесать район»
«Затарился?» — со значением уточнил я, а Женька недовольно скривился.
«У меня нет денег, Прохор, — в тон мне отозвался он, — а если бы они и были, то не принесли бы сейчас пользы. Никто не рассчитывается купюрами, все торговцы предпочитают натуральный обмен. Мне сегодня обменивать было нечего, как, впрочем, и вчера, и я незаметно воспользовался случаем, и коробки были уже у меня в руках, но тут меня заметил тот боец. Он поднял крик, как будто бы я делал что-то незаконное. Прохор, никто не смотрит сейчас на воровство как на страшное преступление. Гораздо опаснее оказаться обращенным или дикой тварью. Но он погнался за мной. Мне удалось оторваться, однако, он запомнил меня, это очевидно. Нужно уходить, Тихон!»
Слушая весьма аргументированное объяснение Варвара, я ловил себя на мысли, что воровство тут, действительно, не при чем. Скорей всего, господин Свиридов, придя в себя после неудавшегося эксперимента, объявил нас в розыск, и теперь нам действительно нужно торопиться.
«Ну вот все и разрешилось, — непонятно проговорил я и неожиданно улыбнулся растерявшемуся Женьке, — мы, разумеется, уйдем, только у меня одна просьба, Женя. Определись, какое из двух моих имен тебе нравиться больше и не выбешивай меня своими разноплановыми обращениями.»
Женька смутился и застенчиво пробормотал.
«Прости меня, Тихон, я снова тебя подвел. Ну кто же знал, что…»
Мне некогда было рассматривать морально-этические составляющие Женькиных проколов. Меня тревожила другая идея — как нам снова добраться до гор, привлекая как можно меньше внимания. Учитывая мое участие в сомнительных экспериментах господина Свиридова, а также его влияние на местные власти, нам очень повезет, если нам удастся без потерь добраться хотя бы до другого населенного пункта.
«В наказание за твое поведение, пойдешь пешком до следующего поселка, — имитируя праведный гнев, заявил я, — если будешь упрямиться, сдам тебя властям. Чтобы уберечь местных от твоего разрушающего влияния, я пойду с тобой, но не рассчитывай на мою поддержку в случае чего!»
Очевидно, неведомый вирус, скосивший однажды Женьку, лишил его обычного восприятия сарказма в речи собеседника. Он грустно потупился и едва слышно пробормотал:
«Как скажешь, Тихон.»
Я только усмехнулся и с отвращением оглядел свои зеленые доспехи.
«Было бы намного эффективнее, если бы ты, мой любезный, вместо омерзительных харчей, раздобыл нам нормальную одежду, — почти искренне проговорил я и неожиданно замер, услышав Женькину реплику.
«Я раздобыл, — прошептал он, отчаянно пытаясь оказаться полезным, — пойдем, Тихон, тут недалеко»
И не дожидаясь аплодисментов, Женька скатился в овраг и нырнул под раскидистый куст. Утренние пробежки не прибавили мне энергии, а раскалывающаяся голова помешала по достоинству оценить Женькины приобретения. Как выяснилось, хозяйственный брат успел не только засветиться на рынке, но и с пользой провел первую часть предрассветного времени. Он, пользуясь сумерками, пробрался на какой-то склад, призванный обеспечивать местных дорожников рабочей формой и стянул оттуда пару комплектов. В нынешних условиях это было лучшим вариантом, поскольку ядовито-зеленая медицинская одежда слишком привлекала внимание.
Комплекты оказались немного не по размеру, но это было все же лучше, чем ничего. Переодевшись, я усмехнулся своим воспоминаниям о времени моего мажорства, когда не в тон подобранные носки рождали во мне эстетическое неудобство. Женька косился на меня, ожидая реакции, вновь превращаясь в зашуганного парня. Я дружески кивнул и пополз обратно наверх, поддергивая сползающие штаны.
Единственным доступным средством передвижения для простых обывателей пока оставался железнодорожный транспорт. Такие услуги, как такси, автобусы и маршрутки давно престали существовать как вид, но даже то, что осталось, было нам с Женькой недоступно. Появление тварей здорово осложнило жизнь, вызвав среди законников и силовиков небывалую тягу к разного рода проверкам. Конечно, оставались частники, но они требовали деньги, про которые так пренебрежительно отзывался мой противоправный друг. Женька выдвинул предложение шлепать до гор пешком, но был резко раскритикован. Сейчас мы еще больше напоминали бродяг, облачившись в серо-коричневую одежку, но к удивлению, никто даже не смотрел в нашу сторону и пальцами не указывал. Большая часть горожан одевалась с подобной небрежной изысканностью и я, вспомнив о приличиях, от души поблагодарил Женьку за хлопоты.
«Ладно, тебе, Тихон, — смиренно отозвался он, — самому тебе не выжить в таких условиях. Удивительно, как ты вообще продержался сотню лет, сорок из которой посвятил бродяжничеству»
Я собирался что-то ответить нахальному брату, но не успел, поскольку был сбит с ног неизвестно откуда появившейся дикой тварью. В этих краях их появление случалось часто, но фиксировалось где-то за пределами города. Твари боялись показываться на глаза суровым бойцам безопасности, и нападали исподтишка по одиночке. От неожиданности я не сразу сообразил, что надо мной нависло слюнявое чудовище, готовое разорвать мне глотку. А когда сообразил, чудовище странно всхрапнуло и тяжело обвалилось сверху, заливая мою новую одежку вонючей кровью. Оцепенение прошло, и отбросив тушу в сторону, я с изумлением увидел ошарашенные глаза Женьки, который сжимал в руках окровавленный кухонный нож. Вероятно, тоже позаимствованный им на местном рынке.
«Поднимайся, Тихон, — пропыхтел он, делая попытки сдвинуть меня с места, — сейчас сюда сбегутся группы реагирования. Тварь появилась близко к крупному городу, и это вызовет интерес властей.»
Я мог бы поспорить с Женькой, вспоминая столичных тварей, свободно разгуливающих по улицам, но не стал, послушно поднимаясь на ноги.
Наш путь, непродуманный и спонтанный, вел нас через какие-то поля, украшенные редкими посадками, в которых мы проводили ночи. Деревушки, то и дело вырастающие на нашем пути, казались заброшенными, но мы не рисковали заходить на их территорию, опасаясь тварей. Женька, правда, предложил как-то заночевать в одном из заброшенных домов, после того, как целый день мы тащились под моросящим дождем, по колено проваливаясь в жидкую грязь. Дом, который мы облюбовали для очередного ночлега, выглядел наиболее добротно, имел крышу, а его стены казались относительно целыми. К нашему удивлению, в доме сохранились некоторые бытовые вещи, довольно целые и годные к употреблению. А возле одной стены были свернуты в рулоны несколько матрасов, которыми мы воспользовались в качестве постели. Впервые за несколько ночей я спал в почти человеческих условиях и на какой-то миг в моей голове родилась идея остаться здесь подольше. Очевидно, Женька обладал уникальной особенностью читать мои мысли, поскольку тут же отозвался из темноты:
«Может, в этом доме все же кто-то живет, как ты думаешь, Тихон? Не может быть, чтобы в нынешних условиях осталось без присмотра хоть что-то, возможное пригодиться в хозяйстве.»
В ответ на Женькины сомнения, во дворе послышался невнятный шорох, а следом до нас донеслись приглушенные голоса. Речь была быстрой, взволнованной, но непонятной из-за расстояния. Потом хлипкая дверь распахнулась, и на пороге единственной комнаты показалась внушительного вида фигура, согнувшаяся под тяжестью ноши, неразличимой в темноте. Женька вцепился в мою руку, призывая молчать, однако, надеяться на скорое исчезновение непрошенных гостей не приходилось. Тот, который пришел первым, по-хозяйски расположился возле стены, с шумным вздохом вытягивая ноги и отваливаясь на спину.
«Захар, — пробормотал он, обращаясь к кому-то, оставленному за дверью, — волоки сюда остальное, вроде бы все тихо. Завтра к рассвету нужно будет рвать когти, пока чертовы вояки не пронюхали!»
Упомянутый Захар послушно загромыхал остальным, чем бы оно не было, с грохотом опуская на пол явно тяжелые коробки.
«Осторожно, чертов сын! — весьма добродушно отозвался первый, — не хватало еще сломать! Тут тонкая техника, нужно довести в целости.»
Мне было удивительно, как в таком невеликом пространстве Захар и его компаньон до сих пор не разглядели нежданных визитеров. Мы с Женькой буквально слышали их кряхтение и ощущали неуловимые потоки воздуха, создаваемые их перемещениями. Правда наши матрасы были уложены в небольшой нише, образованной неким выступом и стеной, и вероятно, занятые хозяева просто не рассчитывали никого тут обнаружить. Наконец, все приготовления к предстоящей поездке были завершены, и неизвестный Захар предложил приятелю перекусить.
Тот удовлетворенно хмыкнул.
«Погляди там, все тихо?» — бормотнул он и принялся чем-то шуршать в принесенном мешке.
Захар вышмыгнул за порог, и видимо обошел дозором весь периметр разрушенного двора, поскольку вернулся через несколько минут, сообщая обстановку.
«Все тихо, да и кто забредет в эту глушь в здравом уме? Сюда даже твари не рискнут сунуться!» — бодро отрапортовал он и присел рядом с первым. Тот недовольно пробормотал что-то об излишней самонадеянности и предложил включить свет.
«Сидим тут, как в жопе негра, — беззлобно поделился он наблюдениями, — запали фитиль, что ли!»
Фитилем оказалась обычная лампочка без абажура, подвешенная к потолку, и она весьма уверенно осветила небогатое убранство домика, наконец обнаружив наше присутствие.
Глава 13.
«Доброй ночи, — пробормотал Женька ошарашенному хозяину избушки, который в замешательстве уставился на нас»
«Здрасти, — машинально ответил тот и сурово нахмурился. — вы кто такие и чего делаете на частной территории?!»
Добродушная интонация, звучащая в темноте пару минут назад, сменилась гневным раскатистым рыком, если такой вообще можно себе представить. По-другому я никак не мог охарактеризовать тональность, которую решил использовать первый в беседе с нахальными постояльцами. Женька принялся что-то говорить про ненастную погоду, про грязь за окном, но суровый великан не пожелал выслушивать скучные объяснения.
«Выметайтесь отсюда, уроды! — прорычал он, с отвращением пиная Женьку ногой, — нашли место и время предаваться своим… Вы, грязные уроды, способные только предаваться своим…»
Не найдя точного определения нашим занятиям, великан снова отвесил Женьке пинка, и только тут до меня дошло, что Женька до сих пор цепляется за мою ладонь, сидя на моем матрасе.
Стряхнув Женькину руку, я поднялся на ноги и как можно убедительнее проговорил, вкладывая в интонацию всю мужественность, на которую был способен.
«Мы зашли сюда, спасаясь от дождя, а ваши фантазии оставьте при себе, любезный! Мы сейчас уйдем, разумеется, и оставим вас чахнуть над контрабандой. Не тратьте ваши интеллектуальные возможности на всякую ерунду, придумывая определения посторонним людям, о которых вы не имеете никакого представления. Займитесь лучше решением насущных проблем»
Я тоже мог быть грубым и даже мог врезать хаму, однако тот, уловив оттенки, презрительно отвернулся, потеряв к нам интерес. Моя отповедь была услышана Захаром, и тот настороженно пробормотал, обращаясь к компаньону:
«Их никак нельзя отпускать, дядя! Возможно это разведчики или секретные агенты!»
Недалекий Захар, воспитанный на низкопробных шпионских сериалах, сделал свои выводы и посеял сомнения в праведной душе дяди.
«Вообще-то мы космические пираты, — не удержался Женька, прислушиваясь к дискуссии, и тут же отхватил очередного леща от насторожившегося дяди. Тому показались справедливы замечания Захара, и он ловко скрутил Женьку, обращаясь ко мне.
«Вот мы и займемся решением насущных проблем, — прогудел он, подталкивая Варвара к двери, — и прежде всего избавимся от непрошенных любителей совать нос в чужие дела!»
Угрожающая интонация не позволяла сомневаться в озвученных планах, и я сделал попытку отбить Женьку из медвежьих объятий, однако был остановлен невежливым ударом подоспевшего Захара. Некоторое время мы обменивались весьма болезненными пинками, но весовые категории были явно неравны и Захар, умаявшись отражать мои атаки, все же сумел вырубить меня пудовым кулаком.
Я пришел в себя от резких неровных толчков, подбрасывающих меня на жестком железном полу. В первую минуту я никак не мог сообразить, где оказался и почему все вокруг ходит ходуном. Из состояния неопределенности меня выдернул верный Женька, сидевший в шаге от меня.
«Похоже, нас взяли в заложники, — пафосно изрек он и тяжело вздохнул, — сохраняй спокойствие, Тихон и иди на контакт с захватчиками. Не выбешивай их своими умными репликами!»
«Тебя покусал Захар? — на всякий случай поинтересовался я, выслушав версию о заложниках, — только он мог придумать подобное объяснение. Где мы, Женька?»
Мой изрядно побитый друг охотно рассказал мне о скоропалительной загрузке тяжелых коробок в грузовой фургон, о словах первого о необходимости не спускать с нас глаз, о готовности вспыльчивого Захара снова врезать нам за любое отклонение от озвученных правил. Правила гласили сидеть тихо, внимания не привлекать, и если все мы сделаем правильно, то возможно нас отпустят через пару-тройку суток. А прямо сейчас мы сидим в кузове грузовика, который везет нас в неизвестном направлении.
По всему выходило, что мы стали невольными свидетелями чего-то незаконного и крайне опасного, раз доморощенные бандиты взвалили на себя труд присматривать еще и за нами. Рассмотреть, что содержали в себе таинственные коробки не представлялось возможным. Кузов грузовичка был поделен на два отсека, отгороженных друг от друга сеткой. В одном болтались мы с Женькой, а в другом, том, что был поменьше и находился ближе к кабине, аккуратно был сложен драгоценный груз. Коробок было около пятнадцати, или чуть больше, и все они имели размер небольшого лампового телевизора, имеющего популярность в далеких восьмидесятых годах прошлого столетия.
Как нам удавалось проезжать блок посты, не подвергаясь при этом строгому обыску, оставалось загадкой, учитывая в целом чрезмерную активность разных проверяющих структур. Женька то и дело пытался выдвинуть очередную теорию заговора, за что неизменно получал от меня в дыню. С меня было достаточно и того, что его стараниями я был зачислен грозными захватчиками в ломотные ряды нетрадиционных граждан.
«Уймись, Женя, — наконец не выдержал я, — скажи спасибо, что горе-преступники оказались не настолько храбрыми, чтобы сразу не открутить нам бесполезные башни прямо в полузаброшенном домике. Так у нас остается шанс сбежать. А может и раскрыть страшную тайну коробок. Подумай об этом!»
Я не мог с уверенностью сказать, сколько времени мы провели в дороге, поскольку остановок наше путешествие не предполагало, а перерывов на обед запланировано не было. Женька наконец-то затих, кое-как умостившись на жестком полу. Внезапно мне стало жалко бедолагу, выхватившего за последние пару суток больше сотни незаслуженных ударов от всех, кому не лень было отточить на нем мастерство боевых искусств.
Я неловко потянулся к нему, с интересом рассматривая солидную гематому, расползающуюся под глазом, и неосознанно принялся растирать ее холодными пальцами, почуяв в себе врачебное призвание. За этим занятием застал меня Захар, незаметно припарковавшись и распахивая двери кузова.
«Да хватит уже! — рявкнул он, пинками выталкивая пассажиров на улицу. — выметайтесь!»
Стоило нам спрыгнуть на землю, как требовательные стражники приказали перетаскивать коробки в некое подобие катера, мирно качающегося на волнах. Как оказалось, Захар привез нас к заливу, о названии которого я мог только догадываться. Я, понадеявшись, что наша миссия на этом закончилась, бодро раскидал коробки и кивнув Женьке, направился было прочь, однако у Захара на этот счет были другие планы.
«Поторапливайтесь, — прикрикнул он, обращаясь куда-то наверх. — скоро стемнеет. Мы свяжемся с вами, как только будет возможность!»
И тут же обернулся в нашу сторону.
«Думаю, вы согласитесь со мной, Прохор Степанович, что море и свежий воздух предпочтительнее душных подвалов лабораторий. К тому же, там проводят исследования и ставят опыты далеко не всегда на отловленных тварях. Поэтому, я предлагаю вам сделку. Вы присматриваете за нашим товаром, а мы никому не рассказываем, где видели однажды недобросовестного лекаря. Итак, что скажете, Прохор?»
Я хотел было возмутиться, изобразив оскорбление наглой клеветой, однако Захар неуловимо кивнул на мою руку, где все еще был вживлен опознавательный чип.
«Информация о вас, Прохор Степанович передана во многие новостные источники, и за вас полагается неплохая награда. Однако, мы люди справедливые и тоже против массовых опытов. Мы преследуем другие идеи, к тому же нам нужны грамотные помощники. Соглашайтесь, Прохор, на берегу, так сказать.» — безжалостно добавил Захар и, уверенный в моем решении, развернулся, направляясь к грузовичку.
Женька, присутствующий при разговоре, только хлопал глазами, растеряв привычную тягу к фантастическим гипотезам. Хитрец Захар оказался не так уж прост, как увиделось мне в самом начале знакомства. Он весьма ловко надавил на больное и вынудил меня согласиться. Скорей всего, к Свиридову он и его суровый приятель не имеют никакого отношения, однако я рисковать не хотел, поэтому двинулся в сторону сходней, увлекая за собой Женьку.
Катерок, перевозивший секретный груз в неизвестном направлении, был небольшим, но вместительным. Кроме нас, коробок и капитана, на борту маячил матрос, выполняющий все остальные функции полноценной команды. Захар был прав, ночь обрушилась на землю слишком стремительно, чтобы я успел разобраться в выбранном катером направлении. Некоторое время мы плавно раскачивались по волнам под ровное гудение движка, после чего резко сбавили ход и воткнулись в берег, оповещая о завершении путешествия. Все тот же матрос помог нам перегрузить коробки на берег и, махнув нам на прощание, вновь скрылся на палубе. Женька обалдевшим взглядом обозревал оставленный груз, за которым мы якобы, должны были присматривать и неожиданно изрек:
«Какого хрена мы вообще должны нянчиться с этими коробками, Тихон? Давай сложим их куда-нибудь и рванем отсюда подальше. Или ты настолько проникся угрозами Захара?»
Я был склонен согласиться с озвученным предложением, поскольку никаких внятных распоряжений от странного типа мы так и не получили. Недалеко от берега, начисто лишенного причала, высился весьма добротный дом, чем-то отдаленно напоминающий тот, где нам посчастливилось встретиться с нашими невнятными шантажистами. «Интересно, — промелькнуло в голове, — на что рассчитывал горе-шантажист, оставляя нас одних в обществе дорогого груза? Неужели в их недалеких мозгах не возникла простая мысль о нашем бегстве или каком-нибудь другом виде неповиновения? Господин Свиридов может катиться лесом, раз не сумел поймать нас прямо у себя под носом.»
Женька, не дожидаясь моих вердиктов, круто развернулся, и зашагал прочь, оставляя коробки сиротливо валяться у воды. Я догнал его за домом и уже начал строить планы дальнейшего пути, когда мой попутчик резко притормозил, указывая мне на что-то впереди. В наступившей темноте я сумел различить неясные очертания чего-то высокого и круглого, издали напоминающего башню.
«Это не башня, — разочаровал меня Женька, — это маяк. И знаешь, что это значит?»
«То, что впереди маяк, очевидно? — уточнил я, приготовившись выслушать от Женьки очередную страшилку. Ожидания оправдались, и мой фантазийный приятель тут же выдвинул очередную версию очередной жопы, в которую нам удалось попасть.
«Я читал, — рассудительно начал Женька, — что такие маяки чаще всего устанавливают на каком-нибудь острове, и приглашают специально обученного человека присматривать за его работой. Этот человек так и называется, маячносмотритель. Правда, звучит жутковато? Он отрезан от мира и цивилизации на целый год. Сейчас такой нужды нет, чтобы торчать на маяке безвылазно. Человечество придумало особые карты, оснащенные ультразвуком, способным указывать берега и мели.»
Женька замолчал, довольно вывалив на меня потоки ненужной информации, а я двинулся дальше, привычно забывая начало Женькиной истории. Пройдя в темноте довольно длительное расстояние, я предложил сделать привал и продумать дальнейший маршрут. У меня не было под рукой моего браслета, способного указать нам местоположения, а по особенностям роста мха я так и не научился определять стороны горизонта. До рассвета мы просидели под раскидистыми деревьями, выбирая дорогу. По нашим слепым задумкам, нам предполагалось двинуться на юг, учитывая наш свободный бездомный статус. Там мы рассчитывали отыскать себе пристанище и тихо-мирно переждать страсти по моим поискам.
«Возможно, ученые найдут способ локализовать напасть и без твоего участия, — предположил оптимистичный Женька, будучи не в курсе планов великих умов.
С первыми лучами зари мы отправились дальше, но много не прошли, снова оказавшись на берегу. Нельзя сказать, что мы, сбившись с пути, повернули обратно. Обнаруженный ранее маяк высился теперь с другого бока, а вместительный домик у воды отсутствовал. Я не желал мириться с Женькиной версией об острове, однако потратив еще несколько часов на пустые блуждания, был вынужден все же принять ее. Женька встряхнул головой, отгоняя пугающие мысли, и едва слышно проговорил, не отрывая глаз от побережья:
«Чертов Захар, перехитрил…»
Нам ничего не оставалось делать, как вернуться к берегу, где были брошены коробки и дом. Дом, к слову, оказался очень уютным, если сравнивать его с расщелиной в скале и склонами оврагов, где мы ночевали последние месяцы. В нем имелась всего одна комната, поделенная на зоны. Возле окна громоздился рабочий стол, видимо, выполняющий функцию и обеденного тоже. А возле противоположной стены разместилась пара кроватей, накрытых синтетическими пледами. Там же торчала печка, наполовину разобранная и отслужившая свой рабочий срок, поскольку не имела трубы. В целом, при наших скромных запросах, домик мог бы вполне устроить нас обоих, если бы не одно «но». Захар и его приятель, поселив нас на острове, делали нас весьма заманчивой приманкой для господина Свиридова, если тот изъявит желание вернуть меня в свою лабораторию. Ну и, разумеется, если Захар расскажет ему, где нас отыскать.
«Давай обустраиваться, Женька, — вздохнул я, — что толку мусолить давно понятные факты. Если до сих пор безумный ученый остается в неведении относительно меня, значит, Захар, действительно, рассчитывает на нашу помощь. Так давай поможем ему, раз нет других вариантов.»
Обустройство не заняло много времени, гораздо больше усилий нам пришлось приложить, размещая в тесноте комнаты все коробки, привезенные с большой земли. Любопытный Женька то и дело поглядывал на осторожно расставленный груз, пытаясь угадать, что же скрывается внутри. Все они были герметично залиты прочным пластмассовым покрытием, не позволяющим удовлетворить его любопытство.
Домик, ставший отныне нашим очередным пристанищем, очень отдаленно напомнил мне мою хижину, сорок лет назад навсегда оставленную мной на азовском побережье. Все мои записи, травы и снадобья были утеряны, а мои настойчивые попытки пополнить необходимые запасы прямо на острове, потерпели сокрушительное фиаско. Из всех трав здесь рос лопух и что-то еще, весьма далекое от медицины. Во всяком случае, мне эти сорняки были незнакомы.
Чем заниматься на этом острове, как проводить дни, не имея под рукой даже клочка бумаги, я не мог себе придумать. Женька в первые часы деловито обшарил уголки дома, разыскав внушительные запасы концентрата, но это было все, что припасли для жильцов домика рачительные хозяева. Кроме того, меня угнетало отсутствие прямых указаний относительно груза. Если под фразой «присматривать» Захар имел в виду буквальный процесс, то для чего он так настойчиво вез нас сюда, когда убедился, что мы никому не расскажем про его тайну, будучи в бегах?
Бездействие угнетало меня. Всю неделю после нашего прибытия, я напряженно прислушивался к визиту непрошенных гостей, однако водная гладь оставалась пустынной, а наше настороженное одиночество никто не нарушал. Женька выглядел бодро и постоянно напоминал мне о плюсах, заботливо найденных им в сложившейся ситуации.
«Нам с тобой все равно некуда было податься, Тихон, — справедливо сказал он однажды, в ответ на мое раздраженное молчание, — скоро зима, а ни у тебя, ни у меня нет нормального жилья, да и источников дохода тоже нет. Как мы прожили бы, скитаясь по миру? Это какой-никакой дом. И еще, здесь гарантированно нет диких тварей, а это, согласись, дает сразу десяток плюсов, и к тому же позволяет нормально выспаться по ночам.»
Женька был прав. За всеми хлопотами я и думать забыл про вселенскую катастрофу, разыгрывающуюся на большой земле. Я улыбнулся, соглашаясь с уживчивым соседом, и отправился на прогулку. Теперь, не находя себе практического занятия, я часто гулял по острову, рассматривая небогатую природу окрестностей. Однажды, во время одной такой прогулки, мое внимание привлекли очертания странного силуэта, появившегося на горизонте. Почти три недели мимо не проходила ни одна лодка, не говоря о крупных торговых и пассажирских судах. Странным силуэтом оказался тот самый катер, который привез нас на остров, а сейчас рождавший у меня своим появлением возможные сюжетные ходы. Чаще всего в мои размышления влезал эпизод о возвращении господина Свиридова, решившего довести свой эксперимент до финала. Катер приближался, тревога моя росла, и к моменту, когда посудина бодро воткнулась носом в берег, я почти смирился со своей невеселой участью. С борта, минуя скучные трапы, спрыгнул Захар, и увидев меня, приветливо взмахнул рукой.
«Я знал, что вы примите мое предложение, Прохор Степанович! — вместо приветствия проговорил он, — поверьте, то, что сейчас твориться в мире, гораздо хуже того, что я предлагаю вам. Как ваш друг? Здоров?»
Сейчас Захар ничем не напоминал того придурка, с которым мы познакомились почти месяц назад. Он выглядел так же неотёсанно, но в его словах, а главное в интонации, сквозил интеллект человека, читающего не только смешные комментарии в соц. сетях.
Не тратя время на светские беседы, Захар потянул меня к домику, за три недели заботливо обустроенному хозяйственным Женькой. Захар коротко кивнул моему приятелю, в замешательстве застывшему посредине комнаты при появлении гостя.
«Это Захар, Женя, — напомнил я, — он пока не собирается сдавать нас властям. Во всяком случае, я на это рассчитываю»
Визитер был лишен эмоциональной основы, поэтому на мои реплики реагировал слабо. Первым делом он направился к установленным нами коробкам, тщательно осматривая каждую из них. Видимо, мы все же хорошо присматривали за ними, поскольку никаких гневных реплик со стороны Захара не услышали. Он еще немного покрутился по комнате и наконец заговорил.
«Эту разработку держат в строгом секрете, — непонятно начал он, а Женька, имеющий тягу ко всему необычному, тут же насторожился, — я не имею права обнародовать принцип ее работы, однако вынужден доверить вам весьма ответственное задание. Эти установки необходимо запускать раз в три дня в строго определенное время. Если этого не сделать, то итог всей нашей деятельности может свестись к нулю. Это в самом оптимистичном варианте. О самом негативном финале лучше даже не думать. На вас, Прохор, возлагается несложная, но очень ответственная миссия. Вы справитесь без труда, ваши официально зарегистрированные интеллектуальные показатели превышают общепринятые нормы в разы, и это искренно меня радует, поверьте. Я рассчитываю на вас, Прохор.»
В похожем ключе Захар изъяснялся еще некоторое время, вызывая у Женьки эмоциональный коллапс. Наконец, запасы дифирамб и од в мой адрес закончились, и наш гость решился перейти к практической части нашего вечера. Он переставил коробки в каком-то одному ему известном порядке, и без сожаления расчехлил каждую их них, весьма варварски надрезав по контуру. Нашим глазам открылись прочные прозрачные ящики, внешне напомнившие мне древние аккумуляторы, только вместо электролита в них плескалась разноцветная искрящаяся жидкость, похожая на ртуть. На каждой коробке сбоку был приделан рычажок, который необходимо было повернуть в рабочее положение, чтобы активизировать установку.
«Это безопасно для человека, — опроверг мои не озвученные опасения Захар, — будь он обращенным или незараженным, установка для него не опаснее информационного браслета. Однако для диких тварей она представляет серьезную проблему. Как вы понимаете, Прохор, я и так рассказал вам больше, чем следовало. Запомните главное, пока установка в действии, вам не стоит опасаться диких существ. Их попросту не станет, если они попадут под воздействие всех работающих устройств. Но для ее эффективности необходимо запустить одновременно все пятнадцать устройств. Полная активация должна занять не более полутора минут, именно за это время запустится коллективная система.»
Научив нас работе с хитрыми коробками, немногословный Захар пожелал нам удачи и легко запрыгнул на катер, оставляя нас предаваться раздумьям.
«Получается, наука не стоит на месте? — восторженно заговорил Женька, когда катер скрылся за горизонтом, — возможно, что скоро появится альтернативная возможность вернуть тварям человеческий облик. Так, Прохор Степанович?»
«Не так, Евгений Викторович, — зло пробормотал я, — ты не понял, что эта установка не возвращает тварям их прежний облик, а попросту уничтожает их? Это открытая война, Женька, и в ней нет ничего от гуманизма и высоких целей.»
Руководствуясь оставленной Захаром схемой запуска, мы каждое третье утро, ровно в восемь часов принимались щелкать рычажками, активизируя аппараты. Я мог объяснить себе принцип их работы, но только в том случае, если кроме этих пятнадцати где-то размещены еще несколько таких же. То, чем я занимался, противоречило моим убеждением и вызывало стойкое неприятие, однако выражать протесты открыто я не находил в себе решимости. Женька, смирившись с участью дикарей, принимал деятельное участие во всей этой затее, просыпаясь за пару часов до намеченного времени и тщательно отслеживая минуты. Его, видимо, здорово развлекали подобные досуговые мероприятия. А я часто ловил себя на мысли, что избавившись от одних экспериментов, я тут же вляпался в другие, и было непонятно, что из этого представляло большую опасность. Я, как мог, убеждал себя в необходимости подобных разработок, что остальное человечество только выиграет от стремительного уничтожения неадекватных существ, но убеждения таяли и сменялись досадой. Захар больше не навещал нас, и почти два месяца мы были предоставлены сами себе. Зима все смелее напоминала о своем скором визите. С моря дули ледяные ветра, выстужая и без того промозглый дом, и нам приходилось по ночам забираться под синтетические одеяла прямо в одежде дорожников, от времени превратившейся в изношенные тряпки. Женька делал попытки реанимировать печку, но все, что у него получалось, это разводить огонь в обломках кирпичей и наполнять комнату удушливым смрадом. Я опасался, как бы наши опыты с обогревом дома не помешали слаженной работе установки, но она исправно гудела, искрясь и играя таинственной жидкостью.
Однажды, наблюдая за дружным гудением, я почувствовал знакомую ломоту в суставах и с неудовольствием подумал о том, что домик к зиме совершенно не подготовлен, что скоро придут настоящие холода, и что простуда неминуема. В этот раз я решил пораньше завершить свою околонаучную деятельность и, передав Женьке бразды правления, забрался под одеяло. Печка грела только своими боками, никак не справляясь с ледяным воздухом, и мне пришлось подтянуть койку ближе к нелепому сооружению. Женька с тревогой следил за моими манипуляциями, но комментировать не решался, опасаясь вызвать мое неудовольствие. Когда я наконец, нашел себе максимально удобное положение и закрыл глаза, до меня донесся обеспокоенный голос:
«Что с тобой, Тихон? Не вздумай заболеть.»
Естественно, я болеть не планировал, однако моя голова тяжелела, мысли мешались в густую кашу, и вместо ободряющих реплик, у меня вышел полустон-полувсхип: «Постараюсь, Женя».
Сквозь сон я слушал, как возиться мой приятель, смешивая для меня кипяток, и пытаясь напоить пустой водой. При лучшем раскладе, я несомненно оценил бы заботу и старания, однако сейчас эта возня вызвала у меня только глухое раздражение. Я, дождавшись, пока заботливый братец приволочет мне очередной стакан кипятка, с удовольствием выплеснул его прямо на Женькины ноги и грубо прорычал, закутываясь в одеяло: «Отлепись от меня, тупое животное!»
Женька негромко выругался, стряхивая обжигающую жидкость, и внимательно уставился на меня глубокими темными глазищами.
«Что с тобой, приятель? — снова пробормотал он и, не дождавшись ответа, принялся щелкать рычажками.
На утро я почувствовал прилив сил, но вместе с ним пришло знакомое уже состояние вселенского недовольства. Я с остервенением откинул отвратительную тряпку, служащую мне одеялом, и гневно уставился на проснувшегося Женьку. «Как же достала его рожа, — вертелась мысль, стремительно заполняя всю голову. — я знаю его почти сотню лет. Нет, меньше. Сколько же я его знаю?!»
Почему-то этот вопрос сделался приоритетным, и я, не удержавшись, задал его Женьке. Тот, обрадовавшись возможности поболтать, тут же погрузился в воспоминания, озвучивая самые щемящие подробности нашего знакомства.
«Лучше бы ты сдох прямо тогда, — неожиданно вырвалось у меня, — к чему я возился с тобой столько времени, а, Женька? Для чего? Для того, чтобы ты, через столетие затрахивал меня своим присутствием?! Пошел вон!!!»
Женька подскочил с кровати, уставившись на меня, словно желая убедиться в моей искренности. Я был довольно искренен. Присутствие Женьки раздражало, как раздражало присутствие всего, чего касался мой взгляд.
«Чего ждешь?! — заорал я, хватая обалдевшего брата за плечи. — живо, прочь!!!»
И распахнув дверь, выбросил легкого Женьку на улицу. Это мероприятие не вызвало у меня усилий, и я успел удивиться, насколько невесомым показался мне брат. Едва за ним захлопнулась дверь, я тут же забыл про него, продолжая раскидывать по комнате все, что попадалось мне под руку.
«Чертов стол! — рычал я, выхватывая краем сознания предмет мебели, — старая грубая развалина! К черту!»
С этими словами я приподнял над полом предмет моей ненависти и с грохотом обрушил вниз, разламывая его пополам. Коробки, представляющие собой установку, каким-то чудом остались неповрежденными, и я с почти религиозным благоговением посмотрел на блестящий ряд загадочных устройств.
«Я несу за вас ответственность, — проникновенно поведал я коробкам и в бешенстве пнул одну из них ногой.»
Скорей всего на меня так действовало вынужденное заточение на острове, абсолютная бездеятельность и полная неустроенность. Когда-то я придерживался своим собственным придуманным правилам, гласившим, что если проблема не имеет решений, то это не моя проблема. Я успешно жил с этим убеждением целое столетие, но прямо сейчас готов был отказаться от привычных постулатов. Проблема не имела решений, но продолжала оставаться моей проблемой. «Как мне выбраться из этой задницы?» — тревожила единственная мысль, и я продолжал вымещать злобу на ни в чем не повинных предметах, попадающихся мне под руку. В бешенстве я раскидывал вещи, заботливо сложенные хозяйственным Женькой, и не находил в себе силы обуздать это бешенство. Мне на глаза попалась Женькина койка, уродливая и громоздкая. Я без сожаления подхватил ее и, приподняв над полом, с удовольствием разбил об стену. Откуда во мне бралось столько энергии, оставалось для меня загадкой, которую я, впрочем, не слишком стремился разгадывать. Разрушив все, что оставалось целым, я дернул на себя хлипкую входную дверь, намереваясь продолжить неумеренный вандализм за пределами жилища, но неожиданная мысль остановила меня. «Там, за порогом, меня поджидает обозленный брат, наверняка решивший отомстить мне за все мои проделки» — подумалось мне. Я обернулся и с удивлением оглядел результаты свои трудов. От некогда аккуратной комнатки, так заботливо обустроенной моим братом, остались пугающие руины. «Женька наверняка расстроиться, увидев крушение своих дизайнерских усилий, — пронеслась в голове еще одна мысль, и я раздумал покидать спасительные стены. Возможно, мне стоило бы прямо сейчас заняться наведением порядка, а потом пригласить изгнанного приятеля обратно, дав ему возможность согреться и оценить старания, но из всего задуманного я смог только пихнуть ногой обрывок какой-то тряпки и тяжело обрушиться на пол, погружаясь в неглубокую дремоту.
Глава 14.
Ледяной ветер, разрывающий в клочья все живое, никак не способствовал долгим прогулкам, однако насквозь замерзший Женька продолжал упрямо бродить вдоль берега. В его растревоженной голове барахтались разные мысли, одной из которых была мысль о том, что их невольное заточение на острове только началось, что сроки их пребывания не оговорены, и если так будет продолжаться дальше, то наступит день, когда невоздержанный Тихон попросту прибьет незлобивого Женьку, привычно посчитав его причиной всех несчастий. Когда-то давно, в прошлой жизни, Женька уже сталкивался с подобным явлением, и был хорошо осведомлен о всех возможных последствиях проявления необузданного характера избалованного брата.
«Годы скитаний и лишений не избавили Тихона от чудовищного эгоизма и стремления к комфорту и удобствам. — раздраженно думал Женька, содрогаясь от холода, — чертов мажор! Пойду, расскажу ему об основных правилах совместного проживания с живыми людьми.
Приняв смелое решение, Женька круто развернулся и направился в сторону их временного жилища, надеясь образумить заигравшегося мажора. В домике царила безмятежная тишина, из-за плотно закрытой двери не доносилось ни звука, и Женька облегченно выдохнул.
«Ну вот все и разрешилось, — подумал он, поднимаясь по ступенькам, — Тихон, сорвав накопившееся раздражение, угомонился и теперь, наверняка, репетирует покаянную речь. Что ж, пойду послушаю!»
С этими мыслями Женька решительно потянул на себя непрочную дверь и шагнул на порог.
Картина, открывшаяся Женьке, заставила того замереть на месте и негромко, но выразительно выматериться. Повсюду были раскиданы обломки мебели, обрывки ткани, клочки неясного происхождения, но не это вызвало у Женьки гамму многих эмоций. Напротив распахнутой настежь двери, вжавшись в угол, сидел Тихон, уткнув лицо в прижатые к груди колени. Его одежда в беспорядке была разорвана и разбросана по всей комнате, а некогда стройное накаченное тело украшали неестественно вывернутые длинные мускулистые ноги и уродливые лапы с острыми кривыми ногтями. Перед Женькой сидела классическая тварь, обладающая всеми характеристиками, присущими этому виду. Завершая образ, тварь должна была вызвать у Женьки страх и отвращение, однако не вызвала ни того, ни другого. Вместо этого, жалостливый Женька только потерянно прошептал, не веря увиденному:
«Тихон, что с тобой?»
То, что сидело перед ним, Тихоном быть не могло, однако в ответ послушно пропищало что-то непонятное и тоскливое. Тварь наконец-то подняла морду от уродливых коленей, и на Женьку глянули ослепительно синие глаза, оставшиеся такими же яркими и неожиданно ласковыми. Подобное сочетание рождало странную эмоцию, дать определение которой Женька затруднялся. В груди противно защемило, и Дергачев, повинуясь порыву, шагнул к непонятному существу, в которое превратился его красавец брат.
Тот с готовностью приподнялся и, вытянувшись в полный рост, заслонил собой значительную часть полезного пространства в комнате. Тварь была огромна, внезапно развившаяся мускулатура и вытянувшиеся конечности, превращали ее в великана, однако, по-прежнему не вызывали страха. Тварь протянула лапу к Женьке, обхватывая когтистыми пальцами его тощую шею, однако на этом проявление агрессии завершилось, толком и не начавшись. Она слегка сдавила Женькино горло и тут же отпустила, отступив на шаг назад. При этом она издала какой-то неясный звук, похожий на взвизгивание. Растерянный Женька не сразу сообразил, что однажды с Тихоном уже происходили подобные превращения, и что такого второй раз произойти больше не может. Ученые всего мира в один голос твердили о спонтанной возможности твари вернуть себе прежний человеческий облик, но такие случаи были крайне редки. О повторных обращениях речи не велось вообще. Во всяком случае, за пять лет не было зафиксировано ни одного случая таких изменений. Пока Женька предавался околонаучным размышлениям, пытаясь объяснить случившееся, Тихон продолжал выжидательно наблюдать за эмоциями своего соседа, то и дело приподнимая уродливую лапу и делая попытки снова ухватить Женьку за горло.
«Что мне со всем этим делать?» — озвучил Женька самую насущную мысль, с отчаянием припоминая, что все снадобья, препараты и прочий инвентарь остался где-то далеко, что на острове, кроме Тихона, тварей не обнаружено, а значит противоядие приготовить не удастся. Тихон, проявляя основы воспитания, тактично отреагировал на заданный вопрос вежливым повизгиванием, при этом продолжая тянуть к собеседнику уродливые клешни. Что он хотел этим сказать, Женька не знал, и на всякий случай отодвинулся подальше от нависающей твари. Обычно высокий Тихон сейчас казался Женьке огромным, хотя на самом деле его нынешний рост ненамного превышал рост Тихона-человека. Пытаясь прийти в себя от обрушившейся катастрофы, Дергачев не придумал ничего лучше, чем начать уборку в разоренном жилище. Он, не обращая внимания на присутствие в комнате самого опасного существа на планете, по уверениям все тех же ученых, разумеется, принялся собирать обломки чужого имущества. Тихон, неловко переминаясь с ноги на ногу, негромко взвизгнул и подхватил с пола обрывок ткани, в котором Женька опознал часть мажорских штанов. Тихон кое-как свернул тряпку и поднял следующую, демонстрируя готовность к сотрудничеству. Женька негромко усмехнулся и включил тварь в рабочую группу. Совместными усилиями к вечеру комната приобрела почти привычные черты, если исключить разломанные пополам кровать и рабочий стол. Тихон с видимым сожалением хрюкнул и объединив обе части стола в единое целое, протянул Женьке, предлагая полюбоваться на результат. За весь период уборки тварь ни разу не проявила и сотой доли той агрессии, которую проявил утром Тихон, ломая мебель. Женьке даже показалось, что без эмоциональное чудовище испытывает подобие раскаяния, осторожно складывая обломки в аккуратную кучу. Стараясь не слишком развивать эту теорию, Женька оттащил собранный мусор за стены дома, и озадачился новой проблемой. Наступало время ужина, и от пережитых волнений в Женьке разыгрался лютый аппетит. Чем угощать тварь, он придумать не мог, припоминая об их особенностях жрать людей. Однако Тихон продолжал вести себя так, как если бы оставался полноценным человеком, никак не демонстрируя желания сожрать своего приятеля или как-то по-другому причинить ему вред. Устав переживать, Женька достал из запасов коробку с концентратом и, прослушав занудные сведения о пользе жратвы, принялся молча поглощать содержимое коробки. Тварь внимательно следила за каждым его движением и неожиданно сама потянулась к коробке, стоящей в ящике.
«Ты проголодался? — уточнил Женька, еще не придумав как ему вести диалоги. Он не воспринимал обратившегося Тихона как чудовище, однако и полноценным человеком считать его было преждевременно. Однако Тихон в ответ коротко кивнул и оскалил вытянувшуюся пасть, пуская тягучие слюни. Вероятно, этим он хотел продемонстрировать высшую степень дружелюбия. Женька кивнул тоже и, стараясь не смотреть на омерзительную картину слюней и торчащих клыков, вернулся к прерванному обеду. Тихон старался как мог, заталкивая в пасть желеобразный концентрат, однако все равно после его трапезы повсюду валялись обслюнявленные ошметки. Женька, морщась от отвращения, принялся снова наводить порядок, однако был прерван Тихоном. Тот, осторожно отвел Женькины руки от отвратительной жижи, и неожиданно аккуратно собрал все сам, после чего насухо вытер остатки обрывком штанов. Поведение твари озадачивало. Так быть не должно, убеждал себя Женька, не вполне осознавая, чего он вообще ожидал от преобразившегося брата. Ему почему-то казалось, что логичнее было бы сейчас в панике метаться по острову, спасаясь от разъяренного монстра, пытающегося его сожрать. Предстоящая ночь тоже не вносила уверенности в полной безопасности. Тихон, не сумев починить Женькину койку, любезно предоставил ему свою, настойчиво придвигая уцелевшее спальное место к самым Женькиным ногам. Обалдевший от происходящего Дергачев послушно улегся, не слишком рассчитывая встретить рассвет в добром здравии. «Будь что будет, — фатально решил он, — я в любом случае, не знаю, как все исправить.»
Тихон решил побить все рекорды по проявлению заботы и участия и неловко набросил на Женьку разорванное пополам покрывало, а сам растянулся на полу. По понятным причинам, эта ночь обещала быть для Женьки бессонной. Вопреки своим первоначальным решениям, Дергачеву отчаянно не хотелось подвергаться нападению злобной твари, тем более среди ночи. Стараясь не производить шума больше, чем это возможно, Женька присел на кровати и уставился на развалившегося на полу Тихона. Обычно беззвучный мажор, негромко всхрапывал во сне, пуская неизменные слюни, но это было единственным проявлением его ночной активности. Он продрых всю ночь, как обычный человек, а на утро, сладко потянувшись, распахнул глаза, уставившись в потолок, после чего резко вскочил на ноги и вытянул перед собой уродливо-длинные конечности. Женька, так и не сомкнувший глаз целую ночь, только удивлялся вполне человеческой реакции Тихона. Тот будто только что обнаружил изменения, произошедшие с его организмом, и сейчас с видимым беспокойством осматривал себя, ворочаясь во все стороны. Убедившись в пугающей реальности, Тихон сел на пол, подтянул к груди ноги и неслышно заскулил. В его мягком повизгивании Женька отчетливо расслышал растерянность, и его сердце затопило небывалой жалостью.
«Все в порядке, Тихон, — глуповато прокомментировал он, не зная, как реагировать, — ты выздоровеешь. Всему свое время.»
На столь невнятное ободрение Тварь совершенно по-человечески усмехнулась, поворачивая к Женьке слюнявую морду. Аккуратно подстриженные волосы странным образом отросли за ночь и теперь лезли в глаза, свешиваясь спутанными прядями. Даже в облике монстра Тихон обладал некоей привлекательностью. «Красавица и чудовище в одном лице,» — невесело заключил Женька и вдруг вспомнил, что сегодня как раз то время, когда нужно запускать чертову установку. Тихон, видимо, тоже об этом вспомнил, но к работе не торопился. Он продолжал сидеть на полу, бросая на свои лапы взгляды, полные отвращения. Коробки терпеливо ожидали участия, призывно выстроившись в ровные ряды. Наконец, Тихон со вздохом поднялся, распрямляясь во весь свой внушительный рост, и сделал шаг к установке. Женька с изумлением наблюдал за явными проявлениями человечности и его разрывало когнитивным диссонансом. Тварь, пытающаяся заняться научной деятельностью, не вписывалась в привычные нормы, тварь, запускающая устройство собственной ликвидации, и вовсе взрывала мозг. Внезапно Женька подскочил на месте, осененный следующей мыслью. Захар говорил, что работающие установки безопасны только для людей, тварям они несут полное уничтожение, а значит и его Тихону грозит опасность. Женька бросился к коробкам, наполовину запущенным ответственным ученым, и с силой оттолкнул коллегу, лишая того возможности продолжить запуск системы. Тихон со снисходительным недоумением оглянулся, снова издав слабый взвизг. Женька, не реагируя на реакцию твари, поворачивал рычажки в нерабочее положение, молясь про себя, чтобы недозапуск никак не отразился на здоровье его персонального чудовища.
Отключив все, Женька обернулся и торопливо забормотал объяснения, которые, впрочем, в озвучке не нуждались. Тихон сам помнил об опасности и только слюняво усмехался, наблюдая Женькину суету.
«Уии, ии, виии,» — низким басом выразил Тихон благодарность приятелю и снова уселся, приваливаясь к стене.
В домике повисла напряженная тишина. Возможно, именно в эту минуту, ученые и представители силовых ведомств подсчитывали убытки от незавершившегося эксперимента по уничтожению диких. Возможно, что в следующие выходные к ним на остров пожалует делегация обозленных граждан и утопит безответственных сотрудников в небывалом презрении. Или просто разорвет на части, вымещая гнев. Дергачеву, в целом, было все равно, как проявит себя научное сообщество. Нарушать планы великих умов и вмешиваться в дела науки стало привычным времяпровождением Тихона и Женьки, и больших сожалений не рождало. Тварь, передохнув от проделанной работы, снова поднялась и размеренно зашагала по комнатке, старательно обходя расставленные коробки. Женька настороженно следил за выверенными движениями, пытаясь уловить малейшие изменения в настроении чудовища, однако, тварь вела себя сдержанно, корректно, и, если бы не уродская морда и не устрашающие конечности, Женька мог бы поклясться, что сейчас перед ним маячит Тихон, решая свою очередную научную головоломку. Женьку немного смущало полное отсутствие одежды у преображенного ученого, но вносить корректировки в его внешний вид Женька откровенно боялся. Несмотря на благодушное настроение, тварь продолжала оставаться тварью и расслабляться не позволяла. Наконец, тварь замерла и, круто развернувшись, что-то забормотала на своем наречии, негромко повизгивая и взмахивая лапами. При этом она не сводила с Женьки ослепительно синих глаз, сохранивших осмысленное выражение. О чем нелепое существо пыталось поведать ошарашенному Дергачеву, можно было только догадываться по неожиданно мягкой, располагающей интонации. В заключении своего выступления, тварь протянула к Женькиному лицу когтистую лапу и провела по шее скрюченными пальцами. Женька, не выдержав подобного испытания, тут же развернулся и скрылся за дверью, оставляя своего соседа в одиночестве.
«Если он сейчас надумает разнести дом, — размышлял Женька, направляясь к берегу, — мое присутствие только осложнит ему задачу и снова вызовет гнев. Я не поверю, чтобы откровенно дикое существо проявляло столь открытую симпатию к своей возможной добыче»
Дергачев вспомнил, как в первые месяцы знакомства с мажором, старательно избегал его общества, испытывая необъяснимую робость от одного только присутствия надменного парня. Сейчас тяга к общению тоже стремилась к нулю, но уже по другим причинам. В сумерках Женька вернулся в дом, в глубине души мечтая, что его Тихон, наигравшись в тварь, вновь вернет себе прежние очертания. Ожидания не оправдались. В совершенно темной клетушке Женька едва не наступил на скрюченное тело, привычно вжавшееся в угол. Никаких изменений с тварью не случилось. Она продолжала оставаться нелепой и уродливой, подтягивая к себе страшные лапы и пуская слюни прямо на пол. Появление Женьки вызвало у существа эмоцию, отдаленно напоминавшую радость встречи. Оно подскочило на ноги и протянув к Дергачеву обе лапы, крепко прижало к себе легкую Женькину тушку. Женька смутился проявления откровенно человеческих чувств и неловко вывернулся из весьма внушительных объятий. Тварь с видимым сожалением отпустила Дергачева, при этом издав негромкое урчание, отразившее досаду.
С этого дня между ними установились дружеские отношения, выражавшиеся в частых обнимашках, инициатором которых всегда выступала слюнявая тварь. Женька с нетерпением ждал дня, когда существу надоест проявлять симпатию, и оно решит перейти к той части программы, где обозначит наконец свою дикую сущность. Однако тварь в пугающе узнаваемом образе Тихона продолжала демонстрировать чудеса любви и привязанности, чем вызывала у Дергачева желание хорошенько врезать прилипчивому соседу.
«Когда ты был человеком, — однажды не выдержал Женька, — то демонстрировал меньше дружеских эмоций, чем сейчас»
Тварь внимательно выслушала отповедь и угрожающе зарычала, вскинув вверх обе лапы.
С момента преображения Тихона прошло больше недели, и за все это время секретная установка ни разу не приводилась в действие. После третьего прогула Женька уже не сомневался, что на их пороге вскоре появятся гости. Каждое утро Дергачев выходил на берег, и, ломая глаза, вглядывался в горизонт. Тот оставался девственно чист, никакие гости к ним не спешили, однако, чем дольше длилось ожидание, тем крепче становилась уверенность в неминуемой расплате за самоуправство. Как-то в предрассветных сумерках Женька снова выполз из домика, и застыл возле воды, разглядывая морские просторы. Тварь мирно дрыхла на полу, привычно пуская обязательные слюни, а Женьку терзала бессонница. Дергачев мог смириться с вечной безалаберностью ветреного брата, с его рассеянностью и несдержанностью в эмоциях. Однако смириться с его покладистостью и сговорчивостью Женька был не готов. Тварь не пропускала ни одного случая, чтобы продемонстрировать свое расположение к Дергачеву. Это настораживало и раздражало, но как это прекратить, Женька не имел понятия. Присев на ледяные камни, Дергачев принялся анализировать поведение твари и едва не пропустил появление на горизонте едва заметной точки. Точка приближалась, приобретая очертания знакомого катера и когда ему до берега оставалось считанное расстояние, Женька наконец-то сообразил, что долгожданные гости все же прибыли.
Рванув в дом, Женька изо всех сил принялся трясти тварь за плечи, приводя в чувство.
«Поднимайся, Тихон, — бормотал Дергачев, бесполезно вытрясая из крепко спящей твари всю душу, — беда, Захар решил проведать наше пристанище. Просыпайся, Тихон, не валяй дурака!»
Женька справедливо полагал, что знать Захару о преображении Прохора Степановича вовсе не обязательно. Но для того, чтобы сохранить это в тайне, тварь нужно было надежно спрятать. Наконец, Тихон заворочался, потягиваясь и смешно потирая сонные глаза уродливыми лапами.
«Иии? Уррр, ииий!» — неразборчиво пробормотал он и приподнялся на локтях.
Женька уже слышал размеренный рокот движка, сквозь распахнутое настежь окно до него доносились приглушенные отрывистые голоса команды, и от отчаяния он не знал, как быстро и безболезненно донести до любителя поспать весь масштаб неминуемой трагедии.
«Спасайся, Тихон, пожалуйста, — бормотал Женька, — Захар с минуту на минуту будет здесь. И если он увидит тебя в таком виде, он убьет тебя. Прошу тебя, поторопись!»
«Прохор Степанович! — раздался под окнами раскатистый баритон раннего гостя, — Евгений Викторович! Вы живы?!»
Женька растерянно обернулся на замершего брата, уверенный, что видит его последний раз и едва слышно пробормотав: «Прощай, дружище…», шагнул за порог.
Захар бодро шагал по тропинке, направляясь к их дому, и заметив на пороге Женьку, приветливо взмахнул руками. В его поведении не угадывалось ни капли раздражения или недовольства, и Женька успел подумать, что может все еще обойдется.
«Приветствую, Евгений Викторович! — радостно оповестил Захар, — не ждали? Но сейчас нет никакой возможности наладить бесперебойное общение, поэтому прошу меня извинить за спонтанный визит!»
Женька остановился в паре шагов от двери, с тоской представляя, что будет, когда радостный Захар решит поздороваться с Прохором Степановичем.
«Я к вам с добрыми вестями, Евгений! — тем временем продолжал гость, — наши совместные усилия принесли плоды! Да еще какие! За пару месяцев мы уничтожили гнилое племя, Евгений Викторович! Ни одной твари в радиусе десятков тысяч километров. Это успех. Наши зарубежные коллеги, использующие похожие установки, наравне с нами тоже достигли финальной победы. Все, Евгений Викторович, спешу вас поздравить, мир возвращается в прежнее русло. Тварей больше нет. Это несомненно радует. Научное сообщество разработало препарат, способный блокировать вирус, и сейчас готовится массовая вакцинация.»
Захар говорил что-то еще, но Женька представлял себе его реакцию, когда перед ним предстанет яркое опровержение восторженных речей.
«Мне все же интересно, — никак не мог успокоится Захар, — как вы поняли, что действие установки пора прекратить? Впрочем, учитывая уровень интеллекта Прохора Степановича, это и не удивительно. Такой грамотный ученый может делать все по наитию, не нуждаясь в указаниях. К слову, где же он? Позвольте и с ним поделиться радостными известиями!»
Женька хотел было сказать, что скромняга Прохор может вполне обойтись и без радостных известий, но неугомонный Захар уже распахивал хлипкую дверь домика.
Женьку не могло обмануть восторженное добродушие Захара. За его располагающей интонацией скрывалась готовность безжалостно косить всех, кто посмеет встать на пути к великой цели избавления человечества от дикой напасти. Захар представлял собой еще один вид одержимого фанатика, и у Дергачева не оставалось сомнений, что его несчастного Тихона сейчас постигнет участь всех уничтоженных тварей. Непрошенный гость распахнул дверь и с радостным возгласом шагнул внутрь, неожиданно обрывая себя на полуслове. Женька зажмурился, ожидая неминуемого, однако Захар тут же вновь показался на пороге.
«Где же Прохор Степанович? — игриво поинтересовался он, — ну, признавайтесь, где же он может быть в столь ранний час?»
Дергачев на всякий случай заглянул в комнатку и обнаружил полное отсутствие там дикой твари. Даже сопливые следы на полу волшебным образом куда-то исчезли.
«Могу предположить, — размеренно завел Женька, отчаянно придумывая правдоподобную причину, — что Прохор пошел прогуляться. Да, именно так. Он часто совершает ранние прогулки по острову и возвращается ближе к обеду. Он, знаете ли, ученый и не любит, чтобы в его научные размышления вмешивались посторонние»
Захара вполне устроила такая версия, и он кивнул кому-то, приглашая подойти.
«Мы с коллегами приехали за установкой, — объяснил он присутствие дюжины незнакомцев, — сегодня мы свернем нашу деятельность, а позже вернемся за вами, друзья! Пора возвращаться на большую землю!»
Добры молодцы резво просочились внутрь домика и так же стремительно вернулись назад, утаскивая громоздкие коробки на катер. Пока они занимались погрузкой, Женька молился про себя о чрезмерной занятости Захара, о катастрофической нехватке времени на долгие прогулки по острову, о скорейшем сваливании дружной команды с ледяного острова. Молитвы были услышаны, и благостно настроенный Захар в который раз озвучил свои поздравления и направился к катеру.
«Возможно, где-то и остались единичные особи, но массовые облавы и слаженная работа групп реагирования не оставит им ни малейшего шанса! — объявил он, отчаливая от берега.
Когда суета улеглась, а катер скрылся за горизонтом, Женька обессиленно рухнул на землю, и обхватив руками голову, негромко застонал. То, что поведал ему Захар, можно было принять на веру. У Тихона нет шансов, и эти несколько дней до очередного визита катера, всего лишь отсрочка.
Тварь не появлялась, и вызывала этим у Женьки оправданное беспокойство. Остров был не слишком велик, и, учитывая зимнее время, совершенно лишен всякой буйной зелени. При внимательном осмотре любой желающий мог без труда отыскать не только внушительных размеров тварь, но и обычного некрупного человека. Однако, сколько бы Женька не вглядывался в прозрачные очертания посадок, следов твари не обнаруживал.
Тварь вернулась ближе к обеду, ровно в то время, которое Женька обозначил любопытному Захару.
«Уииий,» — расслышал за спиной Женька и обернувшись, воткнулся взглядом в знакомое уродливое тело, переминавшееся с ноги на ногу в паре шагов.
«Где ты был? — потерянно пробормотал Женька, помня о повторном визите Захара, — тварей больше нет, а те, что остались, безжалостно уничтожаются.»
Тварь кивнула, соглашаясь и снова заурчала, протягивая к Женьке когтистые лапы.
«Хватит, Тихон, — устало выдохнул Женька, — придумай лучше, как нам спастись с острова, не имея лодки, одежды, еды. Как выбраться в условиях ледяного ветра, и не попасть под раздачу? Тихон, Захар считает тебя самым умным из всех ученых современности. Придумай что-нибудь. У тебя есть пара дней.»
Глава 15.
В свое предыдущее воплощение я был лишен возможности по достоинству оценить всю степень уродства моего обновленного облика, поскольку вместе с привычной привлекательностью во мне растворилось умение анализировать и наблюдать. Тогда снисходительная природа оставила в мое распоряжение самые низменные инстинкты и этим, вероятно, спасла меня от полного помешательства. Мое второе преображение позволило мне в полной мере насладиться ситуацией и впасть в безграничное отчаяние. Мой рассудок, аналитические способности, моя память и научные знания остались при мне, я лишился только привычного облика и дара человеческой речи. Кроме явных социальных проблем и бытовых неудобств, мое спонтанное обращение рождало еще одну, саму главную тревогу. Облик твари мог вызвать у Женьки самые разные реакции и стремления, вплоть до желания моего физического уничтожения, поэтому моей первостепенной задачей становилось налаживание дружеских контактов. С этим выходили сложности. Настороженный Дергачев никак не желал мириться со страшным соседом и при первой же возможности сбегал на ледяной ветер, бродя по берегу до самой темноты. Когда это случилось в первый раз после моего обращения, я искренне думал, что уже к следующему утру на острове соберутся все желающие поглазеть на последнего представителя всемирного зла, после чего дружно его уничтожат. От страха я совсем перестал соображать, и даже понимание полной невозможности осуществить данные планы не мешало мне с тревогой прислушиваться к шуму за окном. Женька вернулся один, и я, пользуясь случаем, решил продемонстрировать ему высшую степень дружелюбия. От моих стараний Женька напрягся еще больше, однако открыто тревогу не продемонстрировал и даже попытался сделать вид, что не произошло ничего, выходящего за рамки. Дергачев был прав, мало эмоциональный я редко проявлял участие и расположение, будучи человеком, поэтому мои неловкие потуги сделать это в образе твари, неизменно пугали и настораживали.
Мой новый образ почему-то мешал мне совершать ставшие привычными пешие прогулки по острову. Я панически боялся покидать спасительные стены домика, при этом осознавая, что на пустынном острове некому оценить мою обретенную красоту. Мое добровольное затворничество продолжалось ровно до того дня, когда перепуганный Женька растолкал меня и сообщил о прибытии фанатичного Захара и его коллег. За все время пребывания на острове, ни я, ни Женька ни разу не задавались вопросом, а кто же собственно такой, этот неведомый Захар. У меня, разумеется, рождались некоторые версии, имеющие как откровенно криминальную основу деятельности загадочного парня, так и подчеркивающие его несомненную принадлежность к тайному научному ордену, призванному избавить мир от скверны. Но, по независящим от меня причинам, ни одну из них я внятно озвучить не мог, продолжая визжать и скулить, нагнетая тоску на своего соседа по хижине. Женька своими соображениями не делился, озабоченный более насущными проблемами. Находясь в моем непрезентабельном обществе, несчастный брат совсем перестал спать, целыми ночами вглядываясь во тьму и прислушиваясь к звукам. Я, как мог, внушал Женьке, что совершенно безопасен, а когда однажды утром увидел неподдельное беспокойство на его осунувшейся рожице, мое сердце сделало скачок, и я пообещал себе выполнить любое его требование. От меня требовалось всего ничего — как можно быстрее скрыться с глаз одержимого борца с мне подобными. Остров не баловал изобилием мест, где можно было надежно укрыть мое внушительное тельце, и мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы за пару минут придумать себе убежище. Единственным подходящим местом на всем острове я посчитал старый маяк, давно переставший выполнять свои прямые функции. Ужом выскользнув через крохотное окошко, о назначении которого я мог только догадываться, я опрометью бросился к старинной башне, молясь про себя, чтобы Женька как можно дольше продержал за приветственными речами нетерпеливого Захара. В заброшенной башне было темно и сыро. Мне удалось втиснуть свою монструозную тушу в некое подобие предбанника и замереть в неподвижности, прислушиваясь к внешним звукам. Помимо фантастического уродства, мое тело приобрело по-настоящему звериное чутье, позволяющее на значительном расстоянии расслышать оттенки милой беседы, завязавшейся между хозяином и гостями. О причине появления Захара я догадался уже в момент пробуждения и был несказанно рад, что его визит не продлится слишком долго. Вероятно, революционно настроенного Захара удовлетворил правдоподобный Женькин рассказ о моем досуге, и когда катер скрылся с глаз, я решил приготовить Женьке сюрприз. Проторчав в тесной сырой башне до обеда, я, согласно озвученной версии, появился в поле зрения потерянного приятеля ровно в полдень. Женька действительно, удивился, но только не моей пунктуальности, а моей способности остаться живым после визита столь категорично настроенных вояк. Теперь неоспоримая принадлежность Захара к силовым структурам не вызывала сомнения, но и не радовала. Мне действительно предлагалось мало шансов спастись, как оставшись на острове, так и покинув его пределы. Верный Женька готов был составить мне компанию в любом начинании, однако я не был готов подвергать его очевидному риску. Я мог бы временно «погибнуть», утонув в бушующих волнах, и тогда фанатик Захар увез бы Женьку на большую землю, оставив меня в покое. Я даже попытался донести до приятеля эту самую справедливую мысль, но Женька так ничего и не понял из моего непрерывного пищания. Беспокойный брат до самой ночи бормотал мне о необходимости покинуть остров, о полной неспособности исполнить задуманное, и в каждом его слове звучало отчаяние. Мое обострившееся зрение позволило мне рассмотреть на расстоянии нескольких километров очертания другого похожего острова, по всей вероятности, такого же заброшенного и необитаемого. Я несколько раз протягивал кривую клешню, ставшую моей правой рукой, в направлении новой находки, однако туповатый приятель, только качал головой, тяжело вздыхал и хлопал глазами, выражая полную покорность судьбе и непонимание. Пока сумерки полностью не погрузили остров во тьму, мы с Женькой обменивались тоскливыми взглядами, не находя общего языка и теряя нить беседы. Мое почти звериное обличие обнаружило в себе еще одно преимущество. В отличие от абсолютно продрогшего Женьки, одетого в не продуваемую дорожную робу, я совсем не чувствовал холода. Если бы не вынужденная необходимость спасать приятеля от неминуемого обморожения, я мог бы проторчать на берегу до рассвета. Однако Женька сам предложил мне укрыться в доме.
«Ты совсем замерзнешь, Тихон, — обеспокоенно проговорил он, бросая на меня смущенные взгляды, — тебе нужно подобрать какую-нибудь одежку. Вот только где ее отыскать на чертовом острове? Я мог бы поделиться с тобой хотя бы курткой, но боюсь, она будет тебе маловата.»
Женькины хлопоты вызвали у меня искренний здоровый смех, выразившийся в виде дружеского повизгивания и взрыкивания. Приятель резко замолчал и, не говоря больше ни слова, направился к дому, снова расценив мои эмоции как проявление угрозы.
Захар обещал вернуться на остров через несколько дней, однако с первыми лучами нового дня на горизонте вновь замаячил его приметный катер. Я увидел его первым, поскольку в эту ночь так и не смог сомкнуть глаз, терзаясь нерадостными мыслями. Обострившееся чутье подсказывало мне, что за высокими идеями Захара все же скрывается что-то незаконное, хоть и вполне легальное. Структуры не станут тянуть и уничтожат все следы своей благой деятельности в короткие сроки. Опасения подтвердились скорой встречей. В этот раз пришла моя очередь будить измотанного переживаниями Женьку, чтобы сообщить ту же новость. Женька подскочил, в считанные секунды приходя в себя и горестно закачал головой, сокрушаясь о неминуемом финале.
«Что будем делать, Тихон? — пробормотал он, — Захар одержим, он не станет слушать мои заверения в твоей покладистости и мягкости нрава. Для него не существует злых и добрых тварей, для него они все равны. Думай, Тиша, у нас есть несколько минут.»
Я решил не дразнить одержимого Захара своим грустным видом и спрятался в доме, отправив Женьку встречать надоевших гостей.
В этот раз Захар приехал тоже не один, но прихватил с собой немного поменьше сопровождающих. Вместе с ним на берег сошли двое верзил, одетых с пролетарской небрежностью и щегольским шиком. В первую минуту мне показалось, что они оба обнесли магазин модной одежды, по пути заглянув в бутик «Все для работы на городской свалке». Вдоволь налюбовавшись на стиль и имидж вновь прибывших, я решил все же прислушаться к их беседе. Захар был немногословен и менее любезен, чем в первую встречу, а его сопровождающие и вовсе обошлись невнятными приветственными жестами.
«Собирайтесь, Евгений Викторович, да поживее! — донесся до меня знакомый голос Захара, — у нас к вам несколько вопросов, но их мы зададим вам немного позже. И скажите Прохору Степановичу, чтобы поскорее возвращался со своих утренних прогулок. С ним мы тоже желаем побеседовать!»
Сейчас об интонацию любезного Захара можно было сломать ногу, насколько жестко прозвучали его слова про Прохора Степановича. Женька что-то пробормотал ему в ответ, но мне было все равно, что именно хотел поведать ему мой друг. У меня не было желания вести беседы с Захаром, а в такой тональности особенно. Я подумал, что не нужно никуда ехать, раз можно послушать страшные вопросы прямо сейчас. Не придумав появления торжественней, я без затей вышел на ступеньки и со всей любезностью поклонился ошарашенному гостю. Захар быстро взял себя в руки, но я успел заметить полное смятение, украсившее его перекосившуюся рожу.
«Кто вы? — от неожиданности заговорил с тварью на «Вы» обычно нетолерантный Захар, — что вы делаете на острове и как сюда попали?»
Я с удовольствием удовлетворил бы его любопытство, подробно ответив на каждый из его вопросов, однако из всех слов, доступных мне прямо сейчас, было слово «уууй». Оно не отражало в полной мере моего отношения к Захару и его приспешникам, но немного добавляло оттенки. Им я и воспользовался, пытаясь завести беседу. Женька только ахнул, а Захар изумленно уставился на моего приятеля.
«Что это такое? — едва сдерживая гнев, поинтересовался он, — вы скрыли от нас важную информацию, не поставив в известность о наличии дикой твари на острове. Где Прохор Степанович?! Что тут вообще происходит?! Вы поддерживаете с тварями контакт?!»
Формулировки вопросов наводили на мысль о всемирном заговоре, в котором Захар подозревал растерявшегося Женьку.
Женька покачал головой, видимо собравшись рассказать всю правду, но я опередил его, грозно клацнув зубами. Захар, растеряв весь апломб, рванул к катеру, возможно, чтобы вернуться обратно к нам, прихватив какое-нибудь устрашающее оружие, а возможно, чтобы покинуть опасный остров навсегда. Я не дал возможности довести любую задуманную Захаром идею до финала, рывком запрыгнув ему на плечи и сбив его с ног. Это получилось у меня неосознанно, видимо дремавшие твариные инстинкты все же подняли во мне голову. Сопровождающие только успели невнятно крякнуть, видимо доказывая свою готовность сложить головы за общее дело. И я охотно предоставил им эту возможность, свернув им их бесполезные шеи в считанные мгновения. Таким образом, за последние десять минут у нас с Женькой появилось три трупа, призрачная надежда покинуть ненавистный остров на катере, и абсолютно реальная возможность провести в тюрьме остаток бесконечной жизни.
Мой покойный старший брат всегда осуждал меня за неспособность продумывать до конца свои решения, действия и поступки. Возможно, окажись Филипп сейчас рядом с нами в эту минуту, он в который раз убедился бы в своей правоте. Я растерянно смотрел на учиненный бардак и мучительно долго соображал, как теперь выкрутиться из глубокой жизненной передряги без потерь. На катере, судя по всему, оставалась команда, а с большой земли наверняка отслеживались все перемещения по высокочастотным картам. Беззвучно и незаметно скрыться с места преступления никак не получалось, и я откровенно загрустил.
Замерший в неподвижности Женька, только вращал глазищами, не находя слов. Когда слова все же нашлись, он первым делом негромко выругался, а после пробормотал, не сводя взгляда с валяющихся на берегу борцов за общее дело:
«Тиша, когда я предлагал тебе подумать, я немного не это имел в виду.»
Я не стал дальше выслушивать осуждения чрезмерно правильного брата, галопом рванув к катеру. Мне нужно было убедиться в точном количестве свидетелей моей несдержанности. К моему несказанному удивлению, свидетелей не оказалось вовсе. На борту утлого суденышка не оказалось ни капитана, ни многопрофильного матроса, ни остальных членов группы поддержки. Катер был пуст и необитаем. Я обежал все закоулки, заглянув даже в трюм и сортир, и, не обнаружив никого, с борта сделал Женьке знак рвать когти.
Щепетильный Женька, взобравшись на борт, несколько раз напомнил о моем христианском долге придать земле безвременно почивших, но натолкнувшись на мой суровый взгляд, настороженно примолк. Я без труда оттолкнул небольшую посудину от берега и легко перемахнул невысокий леер, по дороге придумывая, что со всем этим делать дальше. Женька, находясь во власти глубокого психологического коллапса, все еще пялился на меня огромными темными глазами, вероятно впервые столкнувшись с апофеозом моего неадеквата.
Времени на праздные созерцания катастрофически не хватало. Нам нужно было за весьма короткое время продумать маршрут, освоить навыки вождения морских катеров, и по возможности быстро исчезнуть с радаров. Мой опыт управления плав. средствами сводился к нечастым морским прогулкам на арендованных яхтах, и я очень надеялся воскресить в памяти все свои давние умения. Метнувшись в рубку, я в замешательстве уставился на красочную, украшенную разными кнопками приборную доску. Никаких привычных ключей и штурвалов я не обнаружил, но, повинуясь порыву, воткнул кривой палец в ярко красную кнопку, торчащую в центре панели. Катер вздрогнул, затрясся и медленно поплыл вдоль высокого берега. Я принялся нажимать на все рычаги, под неумолчные причитания любопытного Женьки, внимательно наблюдавшего процесс обучения. Наконец, сообразив, как подчинить себе нелепое существо, я победно взвизгнул и гордо выпрямился, демонстрируя собой образ бравого моряка. Женька только ахал, глядя на бурлящие за бортом волны, на невзрачный интерьер присвоенного суденышка и на его страшноватого капитана.
«Ты уверен, что мы движемся в правильном направлении? — обеспокоенно вопрошал он, видно, совершенно забыв о моих речевых способностях. Я не был уверен ни в чем. На всякий случай, начиная знакомство с управлением сложной техники, я первым делом со всей силы хватил по монитору, отражающему движение нашего катера, и теперь не мог с точностью сказать, в какой точке моря мы сейчас находимся.
Катер бодро тарахтел по волнам, оставляя далеко позади наш остров и унося нас в открытое море. Тот клочок суши, что виделся мне с острова, оказался всего лишь отмелью, без признаков растительности, и для длительного проживания был непригоден.
Неожиданно подвернувшаяся возможность покинуть остров дополнилась массой новых проблем, первой из которых, была проблема выбора нашего нового места обитания. Нам бы несказанно повезло отыскать какой-нибудь малонаселенный островок, на котором отсутствуют средства связи и любые признаки цивилизации. Поскольку швартоваться у большой земли грозило нам серьезными неприятностями. Однако на нашем пути не встречалось таких островков. И никаких не встречалось. Кроме того, мы вероятно сбились с курса, поскольку и берега большой земли тоже не желали появляться в поле видимости. Женька, следя за показаниями оставшихся в живых приборов, только хмыкал, горестно покачивая головой. Его знания морского дела стремились к нулю, к тому же моего верного спутника по-прежнему напрягало мое нестабильное общество. Я был готов поклясться, что больше никогда не стану проявлять немотивированную агрессию, но даже если бы мне это и удалось, Женька никогда не поверил бы мне.
Наконец, слева по курсу замаячили неясные очертания береговой линии. Я, радостно взвизгнув, развернул нашу посудину и выжал из нее все возможное, чтобы поскорее оказаться на суше. У меня постоянно выпадало из памяти, что теперь я персона нон грата в любом населенном пункте, а мои недавние прегрешения и вовсе не рассматривались мной как серьезное преступление. Пока я управлялся с неожиданно послушным катером, Женька позволил себе помародерствовать по каютам в поисках пропитания и вещей. Концентраты суровые представители борцов за здоровье нации не употребляли вовсе, предпочитая питаться высокими идеями, а вот к разного рода форменным нарядам были неравнодушны. Женька отыскал в одной из кают весьма годный китель, внушительного размера и парадные легкие штаны. Все это призвано было изображать летнюю морскую парадную форму и было мало пригодно для северных краев в зимний период. На все мои возражения, Женька только ругался и убеждал меня воспользоваться хотя бы тем, что есть.
«Мне надоело пялиться на твой голый зад! — в сердцах бросил он и прибавил несколько непечатных фраз, — Тихон, ты рулишь к цивилизации, как думаешь, что сделают с тобой местные, увидев твое незабываемое уродское тело?»
Я нехотя натянул на вытянутые кривые ноги широкие штаны, оценив преимущества. На какого великана шилась эта форма, сказать было невозможно, потому что при моем внушительном нынешнем росте и развитой мускулатуре, парадные шмотки висели на мне мешком. Изобретательный Женька развил свою дизайнерскую мысль еще дальше и протянул мне широкий синтетический шарф, предлагая замотать вытянутую морду.
«Так ты будешь иметь призрачную возможность дойти до какого-нибудь ночлега прежде, чем тебя разорвут на куски, — справедливо заметил Женька, придирчиво оглядывая мое новое обличие, — разумеется, при условии полного и безоговорочного молчания!»
Последнее его замечание не вызвало во мне много переживаний. За последние пару десятков лет я и вовсе научился обходиться без навязчивого общества себе подобных, и вполне охотно мог провести в одиночестве значительное время. Приближающийся берег казался обитаемым, на это указывали громоздкие постройки, отчетливо различимые на побережье. Вероятно, мы двигались в направлении грузового порта, поскольку самым распространенным видом прибрежной архитектуры являлись крепкие бревенчатые здания, похожие на склады. Женька посоветовал мне держаться подальше от людских скоплений, и я, расслышав в его замечании здравые ноты, развернул катер к утесу, нависшему сбоку от промышленных построек. Один его край уходил далеко в море и создавал собой подобие бухты, где я и рискнул пришвартоваться.
Промозглая северная погода опустошила местные пляжи и позволила нам кинуть якорь в нескольких метрах от берега, не привлекая постороннего внимания. Я не был уверен, что когда-нибудь нам случиться снова воспользоваться услугами безотказной посудины, но на всякий случай, запомнил его координаты, без сожаления покидая гостеприимный борт.
Глава 16.
Берег встретил нас огромными серыми камнями, беспорядочно накиданными вдоль береговой линии, ледяным ветром и полным отсутствием местного населения. Последнее обстоятельство порадовало больше всего, поскольку даже приблизительно никто из нас не мог сказать, куда именно забросило нас провидение на этот раз.
«Не похоже, чтобы это было очередным островом, — со знанием дела заявил Женька, оглядываясь по сторонам. — только странно, что эта набережная выполнена в таком несовременном стиле»
Мне некогда было наблюдать за архитектурными направлениями, поэтому я не сразу сообразил, что наблюдательный Женька имеет в виду. На его настойчивые призывы познакомится с окрестностями, я отозвался неохотно, а когда поднял, наконец голову, то от удивления едва снова не заговорил по-человечески. Прямо передо мной высилась грубо сколоченная лестница, выполненная из цельных неструганных бревен, а по бокам этого нелепого сооружения торчали высокие подпорки с привязанными к ним короткими палками с просмоленной паклей на конце.
«Может, тут у них проходил какой-нибудь праздник?» — растерянно пробормотал Женька, озвучивая мою первую мысль. Мысль не имела под собой прочной основы. Праздники, как и разные другие развлечения давно уже не проводились в городах по причине решения других, более значимых проблем. Женька, пожал плечами и осторожно ступил на первую ступеньку, вопросительно оглядываясь в мою сторону. Я коротко кивнул, давая добро, и ободренный Дергачев бодро потрусил наверх, с любопытством рассматривая примитивные факелы, развешанные по всей длине лестницы. Я последовал за ним, гадая про себя, куда может вести подобное сооружение. Моему воображению рисовались милые беседки, выполненные в похожем стиле и имеющие популярность среди праздных гуляк. Однако никаких беседок я не увидел, добравшись до самой последней ступеньки. Монструозная лестница привела нас на некое подобие городской площади, тоже выложенной из почти плотно подогнанных бревен. В самом ее начале высился довольно просторный помост, видимо призванный служить сценой, а периметр площади был обозначен невысокими деревянными сваями, вбитыми прямо в землю. Женька только хмыкал, с любопытством рассматривая все вокруг и совершенно забывая о грозивших нам неприятностях. Эйфория разрушения и уничтожения к этому моменту окончательно покинула меня, сменившись сокрушающим раскаянием и откровенным страхом неминуемой расплаты. Мне хотелось сказать Женьке, что нам необходимо как можно скорее отыскать менее приметное место и не мозолить глаза любопытным горожанам. Однако любознательный брат никак не желал покидать загадочную площадь, продолжая пялится на страшный помост.
«Куда мы попали?» — наконец прошептал он, и мне стало понятно, что за воспоминания пробудил в моем спутнике открывшейся пейзаж. Почти так же выглядело место той самой показательной казни, чуть не ставшей для Женьки заключительным аккордом. Я, не тратя лишних слов, ухватил Женьку за плечо и поволок прочь, возвращая к действительности. Действительность поражала многими несоответствиями и вызывала много вопросов. Самым приоритетным из которых мог бы стать вопрос о полном отсутствии каких-либо зданий. На всем протяжении нашего пути не встречалось ни одной высотки, ни одного магазинчика, пусть и закрытого. До эпидемии такие торговые точки были чуть ли не самым основным украшением любого населенного пункта. Последние события внесли коррективы в экономику, однако полузаброшенные здания все еще продолжали радовать своими облезлыми стенами местные пейзажи. Во всяком случае, в тех городах и поселках, куда заносила меня злая судьба, первое, что бросалось в глаза, были именно они. Сейчас же нас преследовали разросшиеся деревья, все еще покрытые пожухлой листвой, и деревянные прилавки, рядами выстроившиеся вдоль довольно широкой дороги.
«Я понял, — неразборчиво пропыхтел Женька, все еще находясь в плену моего цепкого захвата, — здесь у них местный рынок, но сегодня не базарный день, поэтому никого нет!»
Я был склонен согласиться с самой очевидной версией увиденного, однако не успел, поскольку прямо из-за очередного прилавка нам навстречу вынырнула местная жительница в компании огромной плетеной корзины. Последнее время становилось все сложнее проследить любые модные направления в одежде, поскольку модным считалось то, что удавалось добыть в честной борьбе на каком-нибудь торжище. Поэтому внешний вид барышни меня удивил не слишком, и ее многослойный наряд, состоящий из бессчетного числа юбок, накидок и платков, вызвал только глухое сожаление о тоскливых временах. Тетка с видимым любопытством уставилась на нас и что-то неразборчиво пробормотала, прижимая к себе неудобную ношу. Любезный Женька тут же воспользовался случаем и, подключив все свое нерастраченное обаяние, обратился к незнакомке.
«Я прошу прощения, — начал он, демонстрируя воспитание, — подскажите нам, уважаемая, как называется ваш городок? Мы с приятелем путешествуем по миру, так сказать, с целью пополнить багаж научных знаний, и немного заблудились и будет очень любезно с вашей стороны оказать нам столь необходимую помощь.»
Видимо вынужденное безмолвие и отсутствие удобного собеседника незримо подкосили моего приятеля и открыли в нем невиданные запасы словоблудия. Тетка обалдело хлопала выцветшими глазками, прислушиваясь к учтивым речам. Наконец, Женька иссяк и выжидательно уставился на незнакомку.
«Так городок наш Нордсвилл, это всякая собака знает, — решила поддержать светскую беседу горожанка, — тут у любого спроси, каждый ответит, что Нордсвилл. Другого тут нет и не придвидится!»
Получив такой исчерпывающий ответ, Женька уставился на меня, припоминая, где мог слышать такое название. Я ничем не мог помочь приятелю, поскольку тоже впервые слышал о Нордсвилле. Женька поблагодарил незнакомку, продолжавшую прожигать нас любопытным взглядом и заговорил снова, боясь упустить приятную собеседницу.
«Станьте нашим добрым ангелом еще раз, уважаемая, — со всей любезностью, на которую был способен, снова запел Женька, — где в вашем милом поселении можно отыскать приличную гостиницу? Или хостел, ну на самый крайний случай, гостевой дом?»
При этом Женька так призывно улыбался и корчил всякие любезные гримасы, что я стал всерьез опасаться за моральную устойчивость грубоватой барышни.
«Так это, — забормотала она, отчаянно краснея, — тут вот недалече постоялый двор, там хромой Гурвин всем заправляет, хотя, как поговаривают, вместо него там Марта все дела решает, а он только для острастки появляется. Ну да и не мудрено, Марта еще с времен первого причастия та еще стрекоза была. Все им крутила как хотела. А Гурвин-то и рад!»
Внезапно разговорившаяся горожанка весьма выгодно отличалась от всех барышень, что приходилось встречать мне до этого. Ее речь, внешний облик, манера держаться в обществе посторонних навевали мысли о махровом средневековье и вызывали недоумение. Возможно, мировые катаклизмы наложили отпечаток на незамутненное сознание провинциалов и превратили их в совершенных недотеп. Женька еще раз поблагодарил добрую фею за своевременную помощь, и поспешил откланяться.
Упомянутый постоялый двор и в самом деле оказался поблизости, всего в паре кварталов от местного рынка. Милая барышня не обманула, временное пристанище напоминало трактир, а его хозяином действительно оказался кривой мужик, облаченный в кожаный камзол.
«Приветствую, дорогие гости! — восторженно прогудел он и широко улыбнулся, демонстрируя ряд совершенно гнилых зубов, — с чем пожаловали в наши края?»
Женька снова поклонился и на всякий случай повторил вступительную речь, правда в этот раз избегая чарующих улыбок.
«Так заходите, чего уж! — гостеприимно раскинул руки огромный хозяин, — три монеты за двоих весьма божеская цена. Не то, что у Гостомысла в его харчевне за пять монет. Там только помои жрать, а у меня и стол приличный, и крыша не дырявая. Проходите, всего три монеты за двоих!»
Женька помотал головой, пытаясь собрать в стройный ряд рассыпающиеся мысли и решительно шагнул на порог, незаметно подталкивая меня за собой. О каких трех монетах велась речь, никто из нас так и не понял, но от голода сводило кишки, а обещанная недырявая крыша рождала весьма заманчивые картины долгожданного отдыха.
Из-за могучей спины Гурвина выглянула вертлявая бабенка, неизвестно, когда оказавшаяся возле дверей.
«Проходите, — пропищала она, сверкая темными глазками, — через пару минут подадут горячее. И всего за три монеты.»
Загадочные три монеты не давали мне покоя, и я сделал Женьке знак разузнать, о какой валюте идет речь.
«Так знамо о какой, — разом включая настороженность, прогудел хозяин, — тута вовсе три валюты, золотая, серебряная, медная. Другой нету. Так вот я, к примеру, завсегда в серебре беру, не то, что жадюга Гостомысл, тот даром, что пять монет требует за постой, так еще и в золотой валюте. Так что, в обиде не останетесь!»
Я невесело усмехнулся и сделал вид, что подсчитываю наличку. Что это за монеты, и где они имеют хождение не возникало даже предположений, поскольку в мире давно все пользовались единой электронной системой расчета. В довольно частых случаях используя ее печатный эквивалент, но и в этом варианте речь всегда шла об электронных деньгах. Ни про какие монеты население не слышало уже несколько десятков лет. Ну, кроме, пожалуй, жителей Нордсвилла.
Решив отложить расчеты на потом, я предложил сначала подкрепиться, а уж после озадачиться проблемой финансов. Я весьма выразительно уставился на Женьку, транслируя ему в мозги очередные задачи, и тот, в который раз продемонстрировав природное обаяние, любезно согласился немедленно приступить к приему пищи. Нашему вниманию всего за три монеты было представлены блюда, с легкостью удовлетворившие бы аппетит роты голодных солдат. На резных деревянных подносах высились куски жареного мяса, а холщовыми полотенцами были стыдливо прикрыты огромные ломти домашнего сыра, свежего хлеба и высокие кувшины темного душистого пива. Вечно голодный Женька только удивленно крякнул, окидывая взглядом поле гастрономического изобилия.
«Тихон, — восторженно прошептал он, — врежь мне так, как ты умеешь. Я, вероятно, сплю, и поэтому, прямо сейчас желаю убедиться, что химические концентраты не исчезли из моей жизни навсегда!»
Я глухо усмехнулся, все еще пряча морду под синтетическим шарфом, и нехотя выполнил щемящую просьбу единственного брата. Женька пискнул и неосознанно дал мне сдачи, все же убедившись в реальности происходящего.
С непривычки мы смогли осилить только едва ли третью часть принесенных харчей, чем вызвали откровенное сожаление хозяйки.
«Вы, что ли хворые? — участливо забеспокоилась она, поглядывая на мою замотанную рожу, — или наши угощения вам не приглянулись?»
Помня об отношении населения к занедужившим, я отчаянно замотал головой, а Женька тут же уверенно отозвался:
«Мы совершенно здоровы, не беспокойтесь. А угощение очень вкусное, просто с дороги хотелось бы немного отдохнуть. Долгий путь и все такое…»
Марта недоверчиво оглядела нас еще раз и остановив на мне внимательный взгляд, все же уточнила:
«А вот этот молчаливый красавчик точно здоров?»
Женька призвал на помощь все свое самообладание и как можно убедительнее заявил, от волнения повышая голос:
«Совершенно здоров, просто устал с дороги. Как, впрочем, и я. Мы будем вам признательны, если вы покажете нам нашу комнату. За три монеты.»
Марта кивнула и нехотя потянулась за полотенцем, смахивая на пол крошки со стола. Я бодро поднялся, тщательно следя за тем, чтобы мои лапы не попадались на глаза насторожившейся хозяйке, и выразил готовность немедленно отправиться спать. Женька повторил мой маневр, в нетерпении сжимая кулаки.
Комната под недырявой крышей оказалась весьма вместительной, но нереально темной, поскольку крошечные окошки были тщательно затянуты мутной пленкой, в последствии оказавшейся обычным бычьим пузырем. В целом, подобные интерьеры вызывали мало недоумения, учитывая полное отсутствие производства промышленных и продовольственных товаров. Последние лет пять многие использовали всякие подручные средства, обустраивая свой быт. Однако, несмотря на весьма правдоподобные объяснения увиденному за последние пару часов, у нас с Женькой продолжали возникать вопросы, которых с каждой минутой становилось все больше.
«Как ты думаешь, Тихон, — негромко заговорил Женька, приподнимаясь на широкой дубовой кровати, — что за странный город, этот Нордсвилл? Здесь даже харчи сохранились. И люди какие-то странные? Когда я жил в горах, там только и разговоров было, что о тварях, обращенных, вакцине и тому подобных проблемах. Здесь же за все время ни слова не было сказано о всемирной напасти. Что не так с этими людьми?»
Женька замолчал, уставившись в потолок, и некоторое время не произносил ни звука. Его настороженные расспросы пробудили в моей голове новые сомнения. А что, если господин Свиридов все же изобрел ту самую сыворотку, подчиняющую сознание и провел очередной опыт. Поведение местных нельзя назвать агрессивным, они слишком доброжелательны для послушных исполнителей чужой воли, однако их общая одинаковость неизменно отсылает к смелым опытам Ивана Ивановича. Под неторопливое течение околонаучных идей мое сознание затуманилось, и я постепенно погрузился в состояние легкой дремоты, превратившейся в крепкий здоровый сон.
Среди ночи нас разбудили заполошные крики, шум сдвигаемой мебели, звон разбившихся глиняных кувшинов. Спросонок я живо представил себе визит групп реагирования, прочесывающих местность в поисках тварей. Внезапно возникшая в голове картина согнала остатки сна и подбросила меня на кровати. Женька давно уже не спал, настороженно прислушиваясь к грохоту и кидая на меня нечитаемые взгляды.
«Что там происходит? — пробормотал он, заметив мое пробуждение, — на облаву вроде не похоже. Что-то случилось, Тихон»
В моей голове, как по команде, возник длинный список причин, по которым мне не следовало бы попадаться на глаза властям, и решение сбежать из гостеприимного трактира обозначилось само собой.
«Уууиии, еаа,» — оповестил я приятеля о своих планах и потянулся к синтетическому шарфу. Наша комната располагалась под самой крышей, и если воспользоваться общей паникой, развернувшийся внизу, можно попробовать уйти через чердак. Женька уже давно научился разбираться в моих невнятных завываниях и без возражений поддержал идею побега. Благодаря моим новым сверх способностям мне без труда удалось преодолеть неровные скаты трактирной крыши, и уже спустя десяток минут мы с Женькой неслись по темным улочкам ночного Нордсвилла. Женька то и дело оборачивался, рискуя свернуть себе шею, и прислушивался к шуму возможной погони. Однако, грозные разборки не торопились покидать пределы ночлежки. Возможно, бравые солдаты безопасности все еще крушат простенький интерьер трактира, отыскивая ненавистных тварей. То, что охота объявлена именно на них, ни у меня, ни у Женьки не вызывало сомнений. По словам ныне покойного Захара, подобные рейды были не редкость даже в таких незамутненных провинциальных городишках. Промчавшись мимо притихших невысоких домов, мы уткнулись в прочный забор, выложенный из камня. Что скрывалось за столь внушительным ограждением, оставалось только догадываться, и возможно было чистым безумием соваться на неизведанную территорию, однако у нас не оставалось выбора. По обеим сторонам узкой улицы толпились частные дома, а страх преследования гнал нас, подталкивая в спину. Женька подпрыгнул, цепляясь за неровный край ограждения, и ловко перебросил свою худую тушку в чужой двор. Я привычно повторил его маневр, с удивлением обнаруживая, что двор, где мы оказались, вовсе не частный, и в целом на двор не похож. То, что открылось нашему взору, скорее являлось местным кладбищем, о чем красноречиво говорили торчащие повсюду каменные силуэты надгробий. Женька с суеверным ужасом засобирался обратно, явно не желая оставаться ночью в таком неприглядном месте. Если бы я умел говорить, то наверняка убедил бы заполошного брата, что круче места для укрытия придумать невозможно, что недалекие вояки, несмотря на внешнюю храбрость, побоятся сунуться на погост, и что до утра мы в полной безопасности. Но говорить я не умел, а мои настойчивые повизгивания звучали крайне неубедительно. Покружившись по местности и еще раз удостоверившись в правильности первоначальных выводов, мы все же рискнули сделать небольшой привал. Тем более, что сразу найти выход из скорбного места у нас не получилось. Женька, утомившись переживать, со вздохом присел на одно из каменных оснований и пристально всматриваясь в мою искаженную морду, проговорил:
«Ты идиот, Тихон. А в образе чудища идиот вдвойне. Начерта ты приволок нас на этот погост? Скорей всего тут где-то поблизости бродит сторож, и сейчас он обязательно сбежится на шум. Как ты объяснишь ему свое нахождение здесь? Скажешь, что пришел навестить дядюшку? Так ты и этого не скажешь. Ну промычи мне, как нам выбраться из очередной жесткой ситуации, а?»
Я с искренним изумлением слушал Женькины откровения, не в состоянии напомнить ему, что он первый перелез через стену, а что касается сторожа, то тот наверняка не станет поднимать панику, поскольку давно привык ко всякого рода явлениям. Вместо долгих объяснений, я присел рядом с приятелем и машинально принялся обрывать растения, украшавшие чей-то вечный приют. Внезапно меня привлек очень знакомый запах, источаемый сорванной травой. Каково было мое изумление, когда в растении я узнал редкую лекарственную траву, способную творить чудеса в области медицины. Я, повинуясь порыву, набил карманы безразмерных штанов ценным растением и на всякий случай огляделся по сторонам. Почти каждое надгробие было обсажено лекарственными травами, которые давно уже считались редкими и имели баснословную ценность в кругах практикующих лекарей. Увидев перед собой благую цель, я богохульно принялся обносить могилы, с жадностью пихая в карманы лекарственные образцы. На все Женькины ошарашенные взгляды и реплики я только многозначительно взрыкивал, предлагая ему заткнуться. Когда мои запасы пополнились, я удовлетворенно выдохнул и снова занял место возле обалдевшего брата.
«Ты чего это, Тихон? — едва слышно проговорил он, — чего ты ползал тут по грязи? Придумай лучше, как нам свалить отсюда. Местные пейзажи вызывают оторопь и романтике не способствуют. Я хочу домой, Тихон. Отвези меня хотя бы в горы. Там, разумеется, у меня и дома-то никакого нет, но там я привык. Знаешь, последние лет пятнадцать я жил на склонах и вполне был доволен жизнью.»
Пока Женька предавался тоскливой ностальгии, позади нас послышались чьи-то размеренные шаги. Мое живое воображение мигом нарисовало пугающие иллюстрации к эпизодам зомби апокалипсиса, сопроводив их разными звуковыми эффектами. Поэтому, когда перед нами возник скрюченный дед, явно живого происхождения, я испытал нечто вроде разочарования.
«Кто вы такие и чего тут делаете? — очень равнодушно прошамкал он, а в моей голове прозвучала Женькина реплика о покойном дядюшке.
«Мы заблудились, — без затей озвучил Женька, — пришли навестить родственников, но не нашли их надгробий. Помогите нам выбраться отсюда.»
Дед еще больше скрючился, видимо так пытаясь четче осознать услышанное и недоверчиво уточнил:
«Они что же, прямо тут проживают?»
«Кто? — озадачился Женька.
«Ну, родственники эти ваши, — охотно проговорил дед, — к которым вы пришли?»
Женька уставился на неясного собеседника и с сомнением повторил:
«Они умерли давно, разумеется.» — в речи Женьки зазвучала неуверенность, а я подумал, насколько точны наши выводы относительно погоста.
Дед с пониманием кивнул и сделал знак следовать за ним. Мы бодро приподнялись с насиженных мест и пошлепали за загадочным проводником, осторожно обходя сровнявшиеся с землей старые могилы. Дед своим совершенно безучастным видом странным образом располагал к разговору и любопытный Женька, не удержавшись, весьма смело поинтересовался:
«А что, в вашем городке справились с эпидемией? Каков процент заболеваемости?»
Женька умело жонглировал привычными фразами, последние пять лет наводнившими все средства массовой информации, однако для деда они прозвучали будто бы впервые.
«Заболеваемости? — переспросил он, — ну было пару случаев, конечно. Прошлой зимой Иннокентьевна слегла, думали все, кранты. Ну да ничего, оклемалась. Сейчас вот бегает, скандалы учиняет. Покоя от нее нет!»
Женька вопросительно оглянулся на меня и ничего уточнять не стал, опасаясь вызвать ненужные вопросы. Дед, погрузившись в события прошлой зимы, принялся перечислять другие напасти, никак не связанные с всемирной эпидемией, подробно останавливаясь на проблемах подвоза питьевой воды и постройке нового склада для леса.
«Совсем от рук отбились, ироды, — сокрушался он, — то у них пьянка, то свадьба, а сарай-то недостроенный стоит. Зима на носу, а куда лес сгружать?!»
«А твари? — пошел ва-банк любопытный Женька, — они у вас появлялись?»
Дед снова хмыкнул, с трудом переключаясь с бытовых реалий на мировые проблемы.
«Ну так и зимы еще не было толком, — рассудительно заявил он, — все твари с наступлением холодов сбегаются, только держись. Прошлой зимой мне корову загрызли, единственная кормилица была. Мужики, те, что помоложе, облаву устраивали, отстреливали целыми выводками, да толку-то. За лето наплодятся и по-новой! Волки звери лютые, но умные. За то и уважаю!»
По всему выходило, ни о каких преображенных тварях, терзающих целый мир, в Нордсвилле не слышали, а самой страшной проблемой для местных жителей являлись стаи волков. Конечно, сделанные выводы требовали подтверждения, и слова старого деда принимать на веру не стоило, но Женька ободрился и тем, что уже услышал. Весь его вид говорил о желании продолжить беседу, но впереди показались очертания кладбищенских ворот и разговор пришлось прервать. Дед кивнул нам, прощаясь, но на минуту задержался и с интересом посмотрел на меня.
«А с тобой что приключилось? — все так же равнодушно пробормотал он, — странный ты какой-то. Зубы болят?»
Я весьма правдоподобно закивал, а дед, загадочно усмехнувшись, знаком приказал подождать его у ворот.
«Что происходит, Тихон? — забормотал Женька, как только дед скрылся за высоким надгробием, — вероятно сюда эпидемия просто не дошла. Если ты прямо сейчас кого-нибудь тут покусаешь, то станешь основателем проблем, поинтересней недостроенного сарая».
Дед вернулся и протянул мне сморщенный пучочек какой-то травы, аккуратно перетянутый толстой шерстяной ниткой.
«Пожуй на больном зубе, боль и отпустит, — напутствовал он, разворачиваясь, чтобы уйти обратно за высокое надгробие. В свете изложенных новостей я без смущения продемонстрировал деду уродливую конечность, забирая угощение, а дед снова притормозил, вспоминая траву от очередного моего недуга. Видно, сразу на ум ничего не пришло, и он наконец-то оставил наше блистательное общество насовсем.
«Пойдем отсюда, — вполне обыденно проговорил Женька, косясь на гербарий, — пожуй, Тихон, хуже не будет.»
Я просунул под широкое забрало сморщенное лекарство и с удивлением обнаружил, что оно состоит из нескольких растений, одно из которых показалось мне знакомым. Именно такую траву я собирал нынче ночью, оскверняя чье-то вечное пристанище.
Торчащие из пасти слюнявые зубы, здоровые и крепкие, мешали мне по достоинству оценить вкус и пользу предложенного угощения. Сожрав пучок, я сыто рыгнул и невнятно прогудел:
«Я скучаю по тому времени, когда мог, не стесняясь, жрать коньяк, заедая его неполезными нарезками.»
После чего испуганно остановился и повторил еще раз:
«Я скучаю по тому времени, когда…»
«Я тебя понял, Тихон, — тут же отозвался Женька, — надеюсь, это не единственная фраза, которую ты научился произносить.»
Осененный внезапной мыслью, я сдернул с морды синтетические вериги, и в то же мгновение откуда-то сбоку раздался испуганный возглас. От неожиданности я повернулся к источнику звука и вызвал истерический припадок у довольно молодой женщины, случайно оказавшейся поблизости.
«Надень шарф обратно, Тихон, — угрожающе прошипел Женька и принялся успокаивать разволновавшуюся мадам. Она не слишком поддавалась Женькиным красочным объяснениям моей сказочной внешности. На все его рассказы о нападении на меня стаи диких волков, женщина только шумно вздыхала и прижимала к лицу дрожащие ладони.
«Ох, вот ведь, горе какое! — повторяла она, не сводя с меня настороженных глаз, — покоя нет от этой напасти. Прошлой зимой целыми стаями приходили из леса, могли и человека загрызть!»
Женька сочувственно кивал и попутно выяснял у милой горожанки, где возможно отыскать недорогой ночлег двум измотанным странствиями путникам.
«У нас нет ни единой монеты, — проникновенно признавался Женька, — но мы можем отплатить за ночлег какой-нибудь работой по дому. Я умею готовить, еще неплохо плотничаю, хорошо считаю, а мой друг разбирается в медицине.»
Разрекламировав наши немногочисленные умения, Женька вызвал у незнакомки искреннее сострадание, и она, немного успокоившись, вполне доброжелательно произнесла:
«Я живу тут неподалеку. И у меня действительно найдется для вас домашняя работа.»